Текст книги "Эта тьма и есть свет (СИ)"

Автор книги: Gierre

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

– Нет, – я помотал головой.

За спиной у меня стоял господин Марк. Он рассмеялся – он оказался очень веселым человеком, совсем не таким угрюмым, каким показался мне, когда убивал славную Анну.

– Разве тебе не интересно? – удивилась Шайни. Ее зеленые глаза округлились, в ярком свете зала Сьюзи они показались кошачьими.

– Мне нельзя знать правду, – ответил я. Чистая правда! – Вам нужно, чтобы я провел вас к той Башне, в Терции. От этого зависит очень много. Люди погибнут, если я не справлюсь.

– Все верно – разве ты не хочешь узнать, для чего? – Шайни бывала очень умной в вещах, которых я не понимал, но совсем ничего не смыслила там, где я знал лучше.

– Мне нужно вести вас к Башне – вот и все, – ответил я. – Узнаю – зачем, начну думать. Буду брать в голову вещи, которые нельзя брать в голову.

– Что если мы тебя обманываем? – спросила Шайни.

Они вечно обсуждали это – когда кто-то кого-то обманывает. Мне бы лучше знать, что бывает, когда обманывают! Славная Анна столько лет кормила меня пустыми обещаниями, заставляла убивать ради себя, забирала себе мои деньги, унесла жизнь моего отца. Что же теперь, податься в отшельники? Однажды меня предали – так? На мою жизнь перепало в избытке. Теперь по всему выходит, что предавать должны других – не меня. Лучше думать так, чем, как господин Марк, вокруг видеть предательство и обман.

Господин Марк тогда снова рассмеялся за моей спиной. Он никому не верил. Ни мне, ни Сьюзи, ни Шайни – нам всем пришлось ему доказывать, что мы из другого теста. Видно, у них в Терции все иначе.

– Пусть обманываете, в конце я все равно узнаю, – ответил я.

Шайни улыбнулась – по-теплому, как могла бы, наверное, улыбаться Сьюзи, если бы умела.

Наш переход через горы прошел быстрее, чем я рассчитывал. Шайни оказалась хорошим попутчиком. Не болтала лишнего, пила мало, старалась останавливаться только к утру – всю ночь, с самого заката, мы с ней брели вперед. Пришлось снять только один патруль – Шайни проверила карманы убитых и убедилась, что они – разведчики терцианцев.

– Надо бежать быстрее, – голос ее был тревожным.

Мы ускорили шаг. Когда дорога была хорошей – бежали. Усталость снимали сладкие конфеты, которые дала с собой Сьюзи. Целый мешочек, у каждого – свой.

– Больше трех за раз нельзя, – сказала Шайни.

Мне стало интересно, откуда она столько знает, и я спросил ее наутро, когда мы укладывались спать на ветвях дуба.

– Меня научил всему Морохир, – сказала она.

– Морохир? – никогда не слышал этого имени. – Кто-нибудь из ваших старейшин?

Шайни рассмеялась и велела мне спать. На следующий день, когда мы миновали узкую речушку и выменяли у охотников тушку зайца на горсть монет, она села у костра и рассказала свою историю.

Она родилась в гетто Терции, в столице. У нее был клан – так эльфы называют свои семьи. В клане была она, другие младшие дети, были послушники, работники и старейшина. Потом начались беспорядки. Короля убили, его злой наследник штурмовал город. Много эльфов погибло в пожарах, организованных этим злодеем. Лицо у Шайни было бледным, когда она рассказывала про него, губы ее дрожали.

Потом эльфы зажгли гетто. Она сказала, так они замаливали свои грехи перед Башнями. Я спросил ее, разве можно согрешить перед камнем? Она рассмеялась и ответила, что эльфы верят, что Башни – это великие божества, которые повелевают всеми силами на земле. В тот день, она сказала, ее спас один гвардеец – человек. Он был щедрым и добрым и удержал ее, когда она хотела кинуться в горящее гетто. И после они увидели, что новый старейшина ее клана выжил. Их стало трое – так она сказала. Трое, а еще – Морохир.

– Он научил тебя всему? – спросил я.

Она сжала губы, нахмурилась и перестала рассказывать, а зайца мы доели и легли спать.

Если в дороге нам попадалась дичь, я готовил ее на костре и просил Шайни рассказать мне дальше. Сначала она отказывалась, а потом, глядя на меня, пока я свежевал тушки, стала говорить.

Дикая утка рассказала мне, что Морохир повел Шайни, гвардейца и старейшину в Башню Туурэ. Рассказала про исход эльфов, когда последний остроухий покинул стены столицы Терции. Никого не послали за ними – королю было все равно. Его не волновал народ элвен.

– Начался голод, – сказала Шайни.

– В такое время нужно спасать свою семью, – ответил я.

Она опять замолчала.

Куропатка была историей о том, как вчетвером они добрались до Башни и вошли внутрь. Морохир пустил их и рассказал о том, как все устроено. Он рассказал, как сделать, чтобы Башня работала, как устроена связь, как работают стены.

– Разве могут стены работать? – спросил я.

– Если говорить с ними на правильном языке – могут, – ответила Шайни.

Я больше не перебивал ее, и когда куропатка валялась косточками в костре, Шайни продолжала говорить. На лице ее были слезы, но я молчал.

– Он объяснил нам, что нужно делать, показал все и велел мне садиться внутрь. Он сказал, у женщины лучше получится управлять Башней. Сказал, мы с детства приучены к тому, чтобы думать о многих вещах. И я пошла вниз, а Роуни остановил меня. Он схватил меня за руку и закричал мне: «Беги!». Он все кричал и кричал, а к нему потянулись иголки. Они достали его, схватили – подвесили в воздухе. А он все кричал!

Пока догорала куропатка, Шайни плакала, закрыв лицо ладонями, а я молчал.

Следующим днем мы ступили на улицы моего родного города. Нант – торговый город. В каждом порту Союза налажена торговля, но Нант – самый крупный из них, так говорил господин Марк, когда мы бежали отсюда. Впервые за четыре года я на знакомых улицах.

– Вот здесь, – говорю я, – убили моего отца. Вот здесь, – показываю пальцем, – лежала голова Анны.

Шайни замирает. Смотрит на меня, прижав ладони к груди, будто впервые видит. Мы не спеша бредем к докам, а по дороге она напевает под нос песню.

– Это колыбельная, – говорит она. – Я пела ее малышам.

Мы плывем на запад в трюме с рыбой три дня. Капитан позволяет нам взять шлюпку, мы гребем в укромную бухту, а оттуда бежим вверх по склону. Нам нужно затеряться в равнинах Терции прежде, чем нас увидит прибрежный патруль.

Вечером Шайни выглядит печальнее обычного. Она смотрит на закат. Сегодня нам нельзя останавливаться ни на минуту, мы едим четвертую конфету – от этого сводит пальцы на руках и ногах, а в голову накатывает туман, словно выпил слишком много кваса.

– Когда я зайду в Башню, – говорит Шайни, – побудь со мной немного, ладно?

– Разве мне не нужно остаться и подождать тебя? – я удивлен.

– Нет, – на губах у Шайни улыбка. – Я уже не вернусь.

– Почему?

– Если ты зашел в Башню и стал использовать ее, ты уже не можешь вернуться, – говорит Шайни. – Однажды туда зашел Морохир, понимаешь? Он зашел туда и больше не может вернуться.

– Но ведь он ходил с тобой, – возражаю я.

– Это совсем другое! – Шайни сердится. – Это ходил не он. Это ходили тела… это… это мертвые ходили вместо него! Так ходят помощники Сьюзи, когда нужно убрать в комнатах или принести воды.

Я молчу – мне нужно понять, что делать после. Господин Марк сказал мне, что я должен проводить Шайни к Башне Туурэ, он не сказал мне, что делать после. Я смотрю на Шайни, а она – смотрит на заходящее солнце. Ее бледная кожа окрашена розовым, а большие зеленые глаза наполнены слезами. Я понимаю, что она с кем-то прощается, но не могу взять в толк – с кем. Однажды, давным-давно, точно так же я попрощался с Анной.

========== 3. Союз Флотилий. Другой берег ==========

Гуннар предлагал умыкнуть одного черныша еще на море, но я не позволил. Тенью бродил за хозяином, ждал удара, спал вполглаза – наказывал Гуннару не отступать ни на шаг. Месяц мы виделись урывками, а высадка оказалась хуже потасовки Арены.

Осаждать порт морских людей – безумие. Хозяин, видно, слишком долго слушал своих эльфийских ворон, раз решился на такое. Тысяча слегла в первый день, корабли тонули на отдалении, пока мы не заметили блеск возле волн. Пришлось отправлять пловцов, но против пудовых цепей те не смогли ничего поделать.

– Нужно возвращаться, хозяин, – сказал я, когда на бухту спустилась ночь, и мы опять оказались вдвоем в темноте каюты.

– Я знаю, – ответил он, тогда-то и стало понятно, что нам с Гуннаром нужно действовать быстро.

Черныш хотел прошмыгнуть за едой, как они делали на закате каждого дня. Питались кое-как, но и те крохи, что исчезали из пайков, мы приметили сразу. Условились встретиться перед дверью, дождались укутанного эльфёнка и скрутили. Он даже не пикнул – так и молчал, пока волокли его к хозяину.

– Вы что наделали?! – это нам вместо «спасибо».

– Надо было сделать это раньше, хозяин, – сгоряча сказал Гуннар. Говорить складно он так и не научился. Прежде я думал, он – самый умный, как раз после Халдора, а вышло так, что я оказался умнее его.

– Хозяин, они знают, как пройти, – я попытался исправить оплошность.

– Знают? – он удивился.

Тогда я понял, что в иных вещах теперь я умнее, чем он.

Черныша развязали, и он заговорил сам, не дожидаясь вопросов. Сказал, что звать его Роуни – паршивое имя – и что прежде он уже разговаривал с королем. Приказ у них был простой – во всем слушаться хозяина, да только тот ни разу не сказал им ни слова, так что пришлось добывать себе еду кражей.

– Что ж ты ко мне не пришел? – разозлился Гуннар. Выходило, что черныш перед хозяином выставляет нас дураками.

– У меня простой приказ – говорить только с королем, – ответил эльфеныш, вроде даже голову задрал к потолку, в такой темноте – поди, пойми.

– Вы знаете, как попасть в бухту? – спросил хозяин.

– Они туда вплавь добирались, – сказал Гуннар, выдавая наш козырь. Я посмотрел на него строго, да что толку – положение у нас было тогда одно, и мою хмурость он оставил без внимания.

– Вплавь? – хозяин разве что не рассмеялся. – Вплавь туда доберусь и я. Как быть с кораблями?

– Разомкнуть цепи, – заявил Роуни. Вроде как ждал этого часа. – Мы устроим, господин, если вы пожелаете.

– Один раз я согласился на помощь Башни, – ответил хозяин. Хоть было темно, а его лицо я все равно разглядел. Уже много недель он не был таким – злым и красивым. – Больше вы не получите от меня даже жалкой монеты.

Когда хозяин говорит так, думаешь, что под его знаменами увидишь много красивых битв. Гуннар долго присматривался к нему, не хотел верить, что чужак поймет нашу кровь, но однажды ночью у костра сказал шепотом, что за хозяина нужно держаться. Если кто и знает, где дорога к небесной битве, – вот он. Гуннар верит в богов и каждый праздник относит им подачки, сжигая в огне самый вкусный кусок. Я в богов не верю. Каждый сам за себя, и только когда видишь, как кто-то сильнее – иди за ним, и он проведет тебя к лучшей жизни.

– Что тут у вас? – это ввалился в тесную каюту хозяина Фредди. Гуннар называет его пьяницей и пропащей душой, но без Фредди я до сих пор служил бы пешим, без титула и хорошего меча. Поэтому я киваю и делаю шаг назад, чтобы Фредди увидел черныша, которого мы поймали.

Черныш смотрит на Фредди зло и плюет ему под ноги, как будто нет возле него двух вестурландцев и короля Терции.

– Эй-эй, чего злишься? – спрашивает Фредди, пьяный и веселый.

За эти ухмылки и отвратительную вонь другие вестурландцы не любят его, потому что пропойцы никогда не попадут на небесное поле, а веселье перед боем доступно лишь тем, кто идет в первых рядах. Им прощают – перед смертью нужно смеяться особенно громко. Но Фредди никогда не ходит в первых рядах. В последний раз он шел в бой четыре года назад, но смеяться и пить стал больше и чаще.

– Убийца, – выплевывает черныш Роуни и плюет еще раз. – Подонок.

Хозяин смотрит на него удивленно, и Гуннар хватает черныша за волосы и ставит на колени.

– Извиняйся, – велит Гуннар, потому что другие не говорят и не делают ничего.

В этом Гуннару нет равных. Когда другие удивлены или напуганы, он остается в спокойствии. Говорит, это после Арен. Сколько он увидел там, не было больше нигде. Ни предательства, ни крови. Оттого, говорит он, люди так боятся вестурландцев. Даже в Терции, а уж в Союзе – того сильнее. Здесь все можно купить и продать: еду, землю, хорошее оружие. Одного нет – воинов, готовых сражаться насмерть. Гуннар говорит, оттого мы выигрываем, а они – проиграют.

Найти бы способ обойти цепи.

– Пусть сначала извинится он, – говорит Роуни.

Хозяин научил думать вперед. Теперь для Роуни пути назад нет. Плюнул под ноги Фредди – умрет, если не скажет такого, что поможет хозяину. Значит, нарочно говорит колкости. Хочет высказать, пока можно. Слушать его – пустая трата времени.

Лучше выйти, вдохнуть морской воздух и поглядеть, как вдали мерцают огни портового городка. Хозяин говорит, если всматриваться в блеск волн долго, можно подметить цепи.

– Выйди, – говорит тем временем хозяин, и мы с Гуннаром дергаемся, гадая, кого из нас он имеет в виду.

– Я? – удивленно спрашивает Фредди. Уже не такой веселый, как прежде.

– Выйди, – повторяет хозяин. Красивый и злой, как нравится вестурландцам.

Фредди выходит, хлопнув дверью, но резкий звук глушит рев волн. За окнами буря. Капитан сказал, ее будто нарочно гнали к нам целый день. Пришлось уйти от берега на много миль.

– Говори, – говорит хозяин стоящему на коленях Роуни.

В этот миг кажется, что мы вернулись на Арену. Вместо других хозяин выбрал нас. И Роуни, в глазах которого не пойми от чего появляются слезы.

– Вы не знаете, что он задумал, – говорит он, шмыгнув носом.

Раз, два, и слезы начинают течь по его щекам ровными ручьями. Вестурландцы не привыкли плакать, но глядя на черныша, стоящего на коленях, я думаю, мы не плакали оттого только что у нас не было дома. Какая разница, где умереть, когда все встретятся на небесах и там опять станут братьями.

– Кто? – спрашивает хозяин. Ему вроде бы все равно, плачет эльф или нет.

– Морохир, – говорит Роуни, и хозяин дергается, как от удара.

– Что он задумал? – спрашивает хозяин.

Когда я слышу ответ Роуни, глаза начинает жечь. Гуннар глядит на меня, открыв рот, и не знает, что делать. Мы застыли, а хозяин, дослушав ответ черныша, сказал только:

– Вы трое плывете со мной.

***

Еды остается на две недели. Воды – на одну. Капитан говорит, еще немного, и плыть будет некому. Болезни, страх. Лучше всех держатся вестурландцы. Те, кто прежде боялся моря, теперь видят в нем лестницу наверх. Они радостно показывают на горизонт и шепчут загадочное. Бальдр объяснил мне, что там, где море сходится с небом, они видят дорогу в рай. В место, где они все встретятся после смерти, чтобы биться в последний раз. Смех вестурландцев громче с каждым днем.

Теперь он позади.

Корабли с заветными номерами, Фредди, черные посланники Морохира – все позади.

Роуни говорит, эльфы не поплывут за ними. Теперь он – сам по себе, и хотя они не решились убить его, он больше не может говорить от их имени.

Эльфы кажутся мне особенно странными в этот день, пропитанный солью насквозь. Затонувшие корабли, крики, рев ветра, волны, достигающие солнца. Возле чужого берега собственный план кажется ничтожеством. Он и был – ничтожеством. Он, и я сам. Король, сидящий в шлюпке с эльфом и парой рабов.

Даже спустить ее на воду было самоубийством, что говорить о том, что ни один из нас толком не умеет грести. Гуннар и Бальдр спорят о чем-то, Роуни – плачет, а я смотрю на горизонт и мечтаю, чтобы мы оказались там раньше тех, кто остался на кораблях. На один час, на минуту – успеть добраться до неба и бежать оттуда.

Мне хочется выпрыгнуть из шлюпки и утонуть, а хохот вестурландцев, кажется, звучит близко-близко. Окунуть пальцы в воду, зачерпнуть немного, выпить и замереть. Горькой воды, от которой на минуту станет хорошо.

Свет маяка приближается, буря уходит дальше, оставляя нас посреди обломков флота. Корабли позади со спущенными парусами готовятся встретить рассвет, а мы возле самого порта, и подступающая чернота пугает своей глубиной. Там – враги. Марк, который не сумел умереть вовремя. Торговцы Союза, еда которых нужна мне, чтобы не умереть с голоду самому.

Всегда воевать – так нас учили. Бальдр говорит, его учили так же. Если не вести войска вперед, остановиться и выращивать пшеницу, умрешь с голоду тут же. Старики винили Башни, а отец – тот говорил, нет хуже правителя, кто не умеет направить народ к нужной судьбе. Эльфы, люди – всё одно, говорил он. Говорил и умер, убитый мятежниками. Вместе с ним мать и все, кто был на их стороне.

Убивай или умри – так меня учили.

Глядя в черноту порта, я надеюсь, что сегодня мне разрешат умереть, потому что убивать – некого. Разве что волны, на которых не вырастет ни пшеницы, ни родников с ключевой водой.

– Сигналят, чтобы остановились, – говорит Роуни.

Он больше не плачет. Только глядит перед собой. Видит что-то, кроме черноты? Видит, конечно, раз разобрал сигналы.

Его слова отдаются эхом в голове. Поверить в них тяжело, но после долгих ночей в море они – все, что кажется разумным. На первый, на второй, даже на третий взгляды. Башни – от них все зло, вот как говорили старики.

Они были правы.

***

Черныш выбирается из шлюпки первым. Бежит по деревянному мостку и машет руками. Его хватает пара воинов в легком доспехе. Гляжу, куда ударить, чтобы не встали – доспех худой, сделан поспешно. Вестурландцы вышли бы голыми, чтоб не стеснять движений, если бы кто предложил такой. В Союзе не умеют сражаться – хозяин был прав. Ошибся он только в одном – никто в Союзе и не хотел сражаться. Оградили себя цепями и решили, что могут одолеть Терцию.

– Где Марк? – спрашивает хозяин, глянув на воинов. Те переглядываются и начинают тараторить. Речь у них такая быстрая, что уловить – нет сил. Стараюсь, вслушиваюсь, а кажется – будто по-эльфийски.

Роуни пытается вырваться, но держат они крепко.

– Где Марк? Я должен его увидеть, – говорит хозяин, подходит к воинам и смотрит на них зло.

Мог бы захватить таким взглядом, да захватывают войском, а его – милостью Фредди – готово только к военным маршам. Если бы не голод, могли бы сделать шлюпки, на манер пиратских, чтоб разобрать цепи у подпорок. Капитан говорил, так делали в прежние времена. Пускали быстрых пловцов, и те разбивали охрану порта, пока готовились мечники.

Теперь – у хозяина одни только взгляды, мы с Гуннаром, да плачущий эльф.

– Иди за нами, – говорит один из воинов, толкает Роуни прочь, а сам идет вглубь порта.

Мы вчетвером идем за ними, а Роуни продолжает плакать. Ему есть от чего, но эти звуки режут слух, и как назло закончилась буря.

***

Марк выглядит уставшим. Постаревшим, раздраженным, но уставшим – прежде всего. Узнать его спустя столько лет тяжело, но все-таки он похож на отца больше, чем я. У него прямой взгляд, массивный подбородок и широкие плечи. Мне бы такие – держал бы в руке вестурландские копья. Тяжелые, как кузнечный молот, и неповоротливые. Вестурланды могут метать их, стоя. Марк тоже смог бы.

Он кивает и говорит, что рад меня видеть.

Я улыбаюсь.

Марк – моя линия горизонта между небом и бурей. Ему достаточно взять в руки вестурландское копье, и решить все одним махом. Все, что не смог решить я сам.

– Вы должны нас выслушать, – говорит Бальдр, и мне кажется, он говорит откуда-то сверху. Бессонная ночь и тишина предрассветного утра отзываются в голове голодным гулом.

– Должен? – Марк хохочет. Выглядит он здоровым, но смех – надрывный, как у вестурландцев, что остались на кораблях. Они бы стоили друг друга, он и бойцы Арены. Он был бы их предводителем, помог бы им уничтожить Башни.

В сущности, именно это ему и предстоит сделать.

– Вас обманули, – говорит Бальдр, а я не могу вспомнить, разрешал ли я ему говорить вперед себя. И, если не разрешал, могу ли теперь назначить сорок ударов плетью?

***

– Нам нужно разрушить Башни, – говорю я, потому что все, даже Гуннар, стоят молча.

Брат хозяина, господин Марк, стоит совсем рядом, а за поясом припрятан кинжал для таких случаев. Убить не успеют – дотянусь, не до шеи, так до живота. Даже в живот – насмерть. Но Гуннар глядит строго, и по его взгляду читаю, что бить нельзя.

Когда нельзя бить, говорил хозяин, говорить можно.

– Для чего разрушать их? – спрашивает Марк.

Хозяин говорил, это называется, что он принял правила игры. Теперь ход за мной.

– С нами эльф, он лучше расскажет, – толкаю черныша вперед.

Марк осматривает его уши и глаза. Спрашивает:

– Как тебя зовут?

– Роуни, – шепчет эльф.

Господин Марк, брат хозяина, делает шаг назад и зажимает рот ладонью. Я читаю на его лице слезы, но не могу их увидеть. Люди, у которых не было дома, не умеют плакать.

========== 4. Терция. Эльф и девочка ==========

На подступах к Башне – тишина. Когда Роуни, Морохир, и тот бродили по лесу, рядом с Башней можно было найти еду. Солонина и зерно долго оставались нетронутыми, так что мы хватали по куску и бежали. Когда хочешь есть – перестаешь бояться.

Потом Морохир сказал, что пустит нас внутрь. В тот день Роуни лежал в бреду, лихорадил. Он часто проваливался в сон после исхода, и Морохир говорил – это из-за болезни, которой он заразился в гетто.

В Башне, говорил он, можно будет найти лекарство. Починить Роуни и дать ему «второй шанс». Я тогда подгадала слова, хотела ответить ему: «У Роуни не было даже первого шанса!». Я тогда была глупая.

Тот глядел на нас испуганно, с каждым днем молчал все дольше. Он был не из народа, потому никто из других кланов не соглашался дать нам ночлег. Но Роуни говорил, нельзя его бросать. Один в лесу с голодными эльфами он не выживет – это все равно что убить.

Роуни всегда был слишком добрым.

В тот день, пока Роуни лежал в бреду, тот пришел к нему и накрыл ладонью рот – я все видела. Приложил к губам палец, а потом прошептал:

– Дай мне забрать ее.

Я помню эти слова, они раздаются в голове бесконечным кошмаром: «Дай мне забрать ее».

Роуни попытался вскочить, но тот держал крепко. Он прошептал еще:

– Я буду растить ее, как дочку. Мы уплывем на восток. Она выживет. Вы оба – мертвецы. Без вас мы пойдем быстрее.

Роуни попытался позвать на помощь, и тогда-то я сделала все, как надо. Прыгнула сзади, повалила его и хотела сказать, что никуда не пойду с ним, а он посмотрел на меня безо всякого интереса и перестал дышать.

Морохир сказал, он неудачно согнул шею и ударился о бревно. Лицо его было удивленным. Тогда я вспомнила, как он схватил меня и не дал мне бежать в огонь.

– Ты не виновата, – сказал Роуни в тот день.

И Морохир открыл для нас ворота Башни, потому что, сказал он, иначе мы все умрем, как этот.

У него было имя, но когда в кошмарах я слышу его голос, это имя исчезает из моей памяти. Голос шепчет: «Дай мне забрать ее». И я с тоской думаю, что Роуни в тот день мог кивнуть.

С тоской, потому что, кивни он, мы жили бы на восточном побережье, и я носила бы рыбу из сетей, а этот мог стать моим новым кланом.

Он был не из народа, но среди остальных один хотел меня защитить.

***

Жан бродит вокруг Башни, не зная, куда деть руки. Он – хороший человек, хоть и понимает мир не так, как другие. В народе его назвали бы глупцом и выгнали за стены гетто. Лишний рот – никому не нужна такая обуза. Люди нашли другой способ использовать Жана, и теперь он может подстрелить птицу на лету лучше любого элвен. Славная Анна – так он называет ту женщину. Она убедила его, что он – ее муж. Когда я спросила, как, он показал на щеку и улыбнулся. Славная Анна поцеловала Жана, а после заставила убивать.

Пока ворота Башни закрыты, заняться нечем. Морохир говорил, ворота откроются сами, нужно только подождать немного. Послушать его, так все проблемы можно решить терпением.

Разговоры с Морохиром были долгими и сложными. Он часто сбивался, и хотя Роуни научил меня читать по лицам, на лице Морохира нельзя было прочесть ничего. Он словно был сразу десятком людей, и каждый внутри него хотел другого. Одному было страшно, другой оставался спокоен, одному я нравилась, другой ненавидел меня. Тогда я думала, что быть Морохиром невероятно сложно.

Сейчас – понимаю, что нет ничего проще. Достаточно посидеть возле Башни и дождаться, пока распахнутся ворота.

Жан смотрит на меня с простодушным беспокойством, но ничего не говорит – это я просила. Рассказывать ему о таких сложных вещах – к чему? Пусть лучше думает, что меня заберут на небо добрые боги.

– Жан?

– Да, Шайни?

– Жан, расскажи мне, в каких богов ты веришь?

***

В тот день, когда Морохир открыл ворота, он изменился. Видно было по его лицу, как тяжело ему зайти в Башню вместе с нами. Он оглядывался по сторонам, точно хотел бежать без оглядки. И я подумала, что лучше всего бежать будет нам.

– Покажись! – сказал он пустоте.

Мы с Роуни держались поодаль.

– Ты должна мне пообещать кое-что, Шайни, – прошептал Роуни, хотя не сказал ни слова с тех пор, как умер тот. Как я его убила.

– Что, старейшина?

Роуни – старейшина. Не важно, сколько ему лет. Не важно, что нас осталось двое от клана. Двое – семья, так говорят люди.

– Если я скажу тебе бежать, ты побежишь, – сказал Роуни.

– Куда? – спросила я.

– Куда угодно, Шайни. Так далеко, как только сможешь.

– За море? – я испугалась.

За море – это казалось выдумкой.

– Да, Шайни, за море.

– Хорошо, старейшина.

И когда в тот день он сказал мне бежать, я побежала. Потому что мы были семьей – так говорят люди.

***

Глубокой ночью становится ясно, что Башня никого не ждала. Ворота закрыты, а как открыть их – не знает никто. Только Морохир, но где найти его посреди темного леса?

– Почему ты не хочешь постучать? – спрашивает Жан.

Он не верит в богов, но думает, что славная Анна после смерти получила свое. Когда я спросила его, почему, он ответил: «Потому что умерла». Наверное, его назвали бы не глупцом, а просветленным. Он понимает лучше, чем многие из народа.

– Это так не работает, – отвечаю я.

– Здесь есть дверь, – возражает Жан.

Спорить с ним сложно. Попробовать? Пусть увидит.

Стучать страшно. Увидеть внутри Роуни – страшно.

Он сказал мне бежать, и я побежала, но напоследок обернулась. Над ним стоял Морохир. Вокруг были трубки и щупальца, как у моллюсков с рыбного рынка. Такие же скользкие.

Морохир говорил, у Башни должен быть пользователь, иначе она не будет работать.

– Туурэ, – говорю вслух, называя Башню.

Стучу.

Никакого звука – Морохир объяснял, что это из-за металла. Он такой плотный, что простого стука недостаточно.

– Видишь?

– Эй! – Жан кричит. – Эй, впустите! Мы хотим есть и пить! Нам надо переночевать! Впустите нас!

Он хлопает ладонью по железу.

Я гляжу на него, широко раскрыв глаза.

Он – человек.

– Постучи еще разок, – прошу.

Стучит.

Он – человек, которому нужна помощь.

Створки ворот начинают разъезжаться. Морохир говорил, Башни созданы для людей. Смешно, говорил он, что им поклоняются эльфы, ведь Башни – для людей. Они нужны, чтобы помогать им. Спасать.

Жан открывает для меня Башню, и я ступаю внутрь. Нужно совсем немного – сделать пару шагов вперед и сказать, как учил Морохир.

– Шайни? – спрашивает Башня.

– Сьюзи? Сьюзи, это ты? – радуется Жан.

Думаю, как лучше объяснить Жану, что Сьюзи он больше никогда не увидит. Четыре тяжелых года – предел. Она попрощалась с ним, хоть он этого и не понял.

Жан обегает просторный зал, первый этаж.

Фойе, говорил Морохир.

Если бы он не сказал мне садиться в кресло, если бы отпустил нас, я считала бы его своей семьей. Роуни говорил, Морохир хотел многое изменить. Я видела их, сидящими рядом, за деревом. Они говорили.

– Шайни? – повторяет Башня.

Голос знакомый, но когда говоришь с Башнями, голос всегда кажется знакомым. Есть в нем что-то из детства. Похожее на истории Йорми.

– Ты меня знаешь? – спрашивать больно.

Знаю, куда идти, – Сьюзи научила меня, где искать тело. Идти страшно.

– Шайни – это я.

– Ты плачешь? – спрашивает Жан.

Я не знаю.

– Шайни, я думал, ты умерла. Как хорошо, что ты здесь.

Слезы, наконец-то, начинают жечь щеки.

– Мне так жаль, старейшина. Мне не нужно было убегать!

Башня молчит.

Долго.

– Старейшина? Нет, Шайни, ты не поняла. Я не Роуни.

В голове мелькает невозможная картина – Морохир?

Я бегу к лестнице, которая ведет вниз.

Ниже.

Ниже.

Жан бесшумной тенью летит за мной. Надеется найти Сьюзи?

В хранилище острый запах. Морохир называл его запахом лекарств, но они не пахли, как травы. Жан бегает от одной пустой колбы к другой. Где-то должно быть тело. Страшно найти Роуни.

Но тело только одно, и когда я смотрю на него, я вспоминаю имя.

– Уильям?

Башня вздыхает.

Повсюду включается свет.

– Я очень рад видеть тебя, Шайни.

Свет дрожит, голос Башни прерывается.

– Доступ к панели администратора разрешен.

========== 5. Терция. Жена, мать и дочь ==========

Мне было пятнадцать, когда я встретил Мэри. У неё были длинные каштановые волосы, которые она заплетала в толстую косу и закручивала вокруг головы. Я называл её королевой и дарил цветы, которыми потом Мэри украшала прическу. Мы гуляли по улицам шумного города, я покупал ей орехи у элвен и рассказывал истории о них, доставшиеся по наследству от словоохотливой бабки.

Мэри была честной, доброй и умной, поэтому я знал, каждый день, на протяжении десяти счастливых лет, что моя история не закончится хорошо. Каждый день, глядя на её улыбку, я знал, что она не навсегда. И когда родилась Дженна, я знал, что конец приближается.

Их забрала болезнь. Тихо и мирно, без печальных сцен и страшных историй о дурных врачах. Они принимали лекарство, часто ходили за город, чтобы посмотреть на зверей, которых обожала Дженна, а к вечеру возвращались и вместе со мной ужинали.

Дженне было шесть, когда это случилось. Я вернулся домой и увидел их спящими на кровати. Они улыбались. Я вышел из дома, закрыл дверь и больше не вернулся в родной город. У каждого из нас в городской страже была такая история. Когда приходил новый человек, мы спрашивали его: «Кто?» или «Что у тебя?». Тогда он садился с нами, пил и рассказывал, кого потерял.

Хорошего в работе стражника было мало, но король платил, а в свободное время можно было ходить по бесконечному городу и разглядывать лица. Не знаю, как было у других, но я искал Мэри и Дженну. Каждый день, с тех пор, как закрыл за ними дверь, до того часа, пока не встретил маленькую девочку с котомкой, где валялись рыбные головы.

От неё пахло бедностью, а в огромных глазах кроме голода и страха была смешная надежда, будто она не видела безнадежного ужаса трущоб гетто и надеялась на лучшее, несмотря ни на что.

Её звали Шайни – Светлячок. И хотя она всегда говорила, что я не из народа, и поэтому не могу стать её семьёй, несмотря ни на что, я верил, что это не так.

***

– Уильям?

– Да, Шайни, это я, – мой голос звучит непривычно. Разговаривать без губ тяжело. Поначалу я думал, что не смогу сделать этого, но всё пришло само, как и обещал Морохир.

– Уильям, как это возможно?