Текст книги "Эта тьма и есть свет (СИ)"

Автор книги: Gierre

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

Пока мы тащим шлюху по улицам, расталкивая прохожих, Марк рассказывает:

– Хороший у вас город, красивый, людный. Чистое гетто, хожу – не нарадуюсь. Слышал, на Востоке гетто убрали?

– Давно еще, – отвечаю коротко. Сам не знаю, отчего на Востоке нет гетто.

– Говорят, это еще с давней войны повелось, – говорит Марк. – Люблю у вас ходить вдоль берега. Жаль только, кожа обгорает. Рыбу у вас готовят отлично. Люблю этих ваших морских длинноусых. Как бишь их?

– Осьминогов? – удивляюсь. Чужеземцы осьминогов не жалуют. Слишком для них непривычно. Боятся, что это черти из глубин поднялись мстить богам.

– Ага! – радостно отвечает Марк. Шлюха на его плече висит безжизненных грузом. Если проходим подъем, ее ноги бьются о поверхность, она тихо стонет и просит бросить ее в тени. – Еще люблю здесь музыкантов. Так красиво на арфе в Терции никто играть не умеет. Сам я из Терции. А ты здесь родился?

– Родился, – киваю. Хоть и не видно за шлюхой. Хочется сесть с терцианцем и поговорить, распивая пиво Анны. Жалко, что придется убить его ночью. Улыбаюсь пошире на прощанье.

– Тут хорошо, парень, – говорит Марк, – я очень рад, что здесь оказался. В Терции погано. Веришь? Одно плохо – отца убили.

На сердце опускается тяжесть. Хуже нет – слушать исповедь перед казнью.

– Тётка, к которой меня сослали, сказала – враги. Черт его знает, враги или нет. Как подумаю, что братец… Тошно! Неугомонный сорванец. Умный, а на губах молоко не обсохло. Куда ему Терция? Сидеть на дворе, да куличи собирать из песочка. Песочка в Терции много, смекаешь?

Дышать становится трудно.

– Если б наверняка знать, что отца прирезали супостаты, прожил бы здесь с чистой совестью. На кой я ему там? Гол, как сокол, никому не нужен. Работу подыскал бы. Я, знаешь, неплохо воюю. В походы ходил, подавлял смуту. Чертовы терцианские вельможи только и делают, что грызутся друг с другом. Не то что в Союзе, тут земель столько, что хватит на весь свет.

Перехватываю шлюху покрепче – ладони потеют.

– Как подумаю, что он сидит там на троне, а сам отца прирезал. И ладно бы, одного отца, а как подумаю – мать! Матушка-то что ему сделала? Мы, уж конечно, с детства не в ладах, но поднять руку на мать? Нет, такого прощать нельзя, верно я говорю? Уж коль у нас один брат – дурень дурнем, съякшался с эльфийской шлюхой, то справедливость теперь на мне, верно?

Киваю, проглатывая ком, застрявший в горле.

– Просплюсь, девку на ноги поставлю и сяду на корабль. Рыбацкий, торговый – какая разница! Доберусь до Терции и узнаю, где правда. Слышал, там гетто в огне полыхает. Остроухих я терпеть не могу, но жечь живых – мерзость. Ты как думаешь, парень?

Сбрасываю шлюху с плеча и бегу прочь. На глазах слезы.

Анна говорит, нельзя думать о том, кого убиваешь. Нельзя помнить, что они еще живы.

Анна говорит, они умирают, когда заплачены деньги.

– Не убьешь ты – найдут другого. Ты ничего не решаешь.

Бегу прочь, а за собой слышу стук подбитых сапог – такие у терцианца.

– Эй, парень, стой! Погоди! Куда?

Неужто не понимает?

Останавливаюсь, оборачиваюсь к нему.

– Думал, нож у тебя не замечу? – спрашивает, а у самого в руках нож – мой. Вытащил, пока тащили шлюху. Прикрылся, значит, ей для отвода глаз. – Стой ты, черт тебя задери! Думаешь, ты первый за мной пришел?

Замираю.

– Деньги тебе заплатили?

Киваю.

– Я тебе, парень, так скажу. Убить ты меня не сможешь. Я вашего брата хоть и уважаю, а поддаваться не стану. Как остальные – в канаву ляжешь. Помоги, и я тебе помогу исчезнуть. Чуешь? От тебя теперь не отстанут, как от меня. Будут слать за тобой других – покрепче.

Стою смирно – Анна велит слушать, что говорят, когда дело дурно.

– Ноги у тебя быстрые, глаз острый. Найдешь мне кораблик, чтоб обогнуть мыс, и я тебе придержу место. Оплачу капитану расход, сядем, отправимся на юг или на север, куда выйдет. Мне все равно, где жить, лишь бы без ножа в сердце. Чуешь?

Киваю, хоть не понять еще, как вырваться из западни. Вернуться с «живым» – хуже не придумать. Анна на порог не пустит. Помочь ему – считай, навсегда распрощаться с семьей.

– Тебе, парень, лет сколько?

Выставляю вперед две ладони, как учит Анна, а потом еще одну. Она говорит, столько мне лет.

– Ничего, должен справиться. Капитанов знаешь?

Кто в портовых городах не знает капитанов?

– Так, – говорю, – нипочем не уйти.

– Доложат своим? – спрашивает терцианец. Глаза у него теперь хитрые, как у Анны, а может – хитрее.

– Нужно по суше, – слова вырываются сами.

– Есть у тебя, кому отправить весточку, что живой? – спрашивает терцианец.

– Анна, – говорю.

– Шепни кому-нибудь, чтоб передали ей.

Машу головой – не пойдет. Нельзя бросать Анну.

Терцианец сплевывает на пыльную брусчатку, шмыгает носом.

– Черт с тобой, веди к твоей Анне, вместе рванем.

Бежим назад, а сам не пойму, для чего показываю незнакомцу дом. Вид у него такой, будто он едва на ногах держится, а сам я едва поспеваю.

Дверь в таверне распахнута. Чую недоброе, а терцианец отшвыривает меня прочь от входа. Вижу, как прямо перед носом у него сверкает стрела.

– Жан? – голос будто бы не Анны. Приторный, сладкий.

Терцианец прикладывает к губам палец, чтоб я молчал, а мне до ужаса хочется попасть внутрь и увидеть, кто так скверно произнес мое имя.

– Хозяйка на месте? – кричит терцианец. Машет рубашкой перед собой, и в дрянную ткань влетает еще одна стрела.

– Жан, не шути так! – кричит незнакомка. Слышу в ее тоне знакомые нотки. Анна так говорила с теми, кто много выпил или пролил помои в отхожем месте.

– Тебе, парень, лучше отсюда бежать, – говорит терцианец, но мои ноги приросли к брусчатке. Городок вокруг шумит, зеваки сбегаются поглазеть. Вижу на крышах знакомые силуэты. Начнут стрелять – считай, мертвый.

– Жан! – не унимается Анна.

Может быть, она объелась этой чудной травы? От нее у всякого портится характер.

– Засела там, как змеюка, – терцианец опять сплевывает. – Тебе туда надо, парень? Позарез?

Чувствую себя дневной шлюхой, которую незнакомец решил спасти. Из-за нас с ней он попал в переплет, а гляди-ка, туда же – помогает. Анна про такого сказала бы, что он сует нос не в свои дела.

– Парень, слышь меня? – отвешивает мне затрещину. – Я за просто так туда лезть не стану!

– Там папка, – голос получается жалостным, будто милостыню у гетто просить вздумал.

– Папка, говоришь? – вздыхает, бросает рубашку вперед себя, дожидается новой стрелы и прыгает внутрь.

Слышу треск разбитого дерева, грохот стекла, потом кричит Анна. Для чего она вздумала стрелять?

Прижимаюсь к брусчатке и понимаю, что давно уже не стою на ногах. Сижу, прижавшись к стене таверны, а надо мной – братья. Смотрят наконечниками стрел с крыш.

Взгляды у них злые, будто у голодных волков. Наконечники направлены прямо в мое сердце.

Щеки мокнут, а глаза начинает резать от боли. Так сильно вглядываюсь в блеск стали.

– Бегите! – слышу, как закричал, а голос будто чужой. – Бегите! Тут повсюду лучники! Бегите!

Крик мой перекрывает шум всего городка. Анна теперь укорила бы меня за то, что я стал, как другие. Слился с толпой, научился шуметь.

– Бе-ги-те! – ору, что есть сил, а наконечники все продолжают нависать сверху.

Терцианец выходит из дверного проема, и в одной руке у него шкатулка со сбережениями Анны, а в другой руке – её голова.

– Всё, расходимся, – говорит он, выбрасывая голову на брусчастку. Улица окрашивается алым, вижу, как перед глазами начинает растворяться день.

Наконечники стрел исчезают в вечернем сумраке.

– Кому нужна будет работа – честная, без дураков, жду завтра на рассвете в порту. Кому нужны деньги – забирайте.

Он выбрасывает на брусчастку шкатулку Анны, а из нее валятся разноцветные камни. Сапфиры, рубины, алмазы – она принимала все.

– Пошли, парень, нечего здесь сидеть, – он протягивает мне руку и поправляет воротник моей куртки. – Надует еще. Пойдем, дел невпроворот.

========== 1. Терция. Копыта и соль ==========

Строительство кораблей заняло почти четыре года. Мы потеряли восточные провинции. Портовый городок на севере, ведущий торговлю с Вестурландом, сожгли мятежники. Фредди утверждал, что среди них были эльфы, но вряд ли он говорил правду – существа из гетто слишком боятся людей после того, что случилось в столице, а Башни никогда бы не разрушили настолько выгодную точку для переброски войск.

Мы постарели, и в первую очередь – я, потому что пять тысяч купленных на фамильные драгоценности вестурландских воинов гибли от голода один за другим. Климат был слишком жарким, еда – слишком скудной, а без вечного запала Арен они начали устраивать потасовки в казармах. Фредди не мог унять их. Днем он приходил к ним, отчитывал, наказывал, кое-кого отдал висельникам, но уже вечером все повторялось.

– Почему вы не слушаете своего генерала? – спросил я у Бальдра, игнорируя послание Морохира о том, что мне нужно оставить мнение рабов рабам.

– Он должен вести нас в бой, – ответил Бальдр. Язык давался ему с трудом, но прошло почти два года – теперь он говорил, как терцианец из провинции. – Мы сидим взаперти, войны нет, боя нет – нужно чем-то занять руки.

– Прежде ты говорил, что твоя жизнь потеряет смысл, если я – погибну, – это было два года назад, я был еще недостаточно стар и говорил глупости.

– Моя жизнь уже потеряла смысл, а вы все еще живы, – ответил Бальдр, за что получил сорок ударов плетью на площади. Вестурландцы пришли смотреть на него, кричали: «Давай!». Я до сих пор не знаю, кого они поддерживали: палача или Бальдра.

После этого разговора я собрал войско и отправил к развалинам портового городка. Тихий Залив? Кажется, так он назывался, пока его не разрушили. Войско повел Фредди, убедив меня, что сделает все «в лучшем виде». Так и сказал:

– Все будет в лучшем виде, – отвесил шутливый поклон и ушел готовиться к бойне.

Тогда я вспомнил, что мятежи в гетто прекратились только после того, как последний эльф ушел из сожженного дотла городка. Но все же Фредди был единственным, кому я мог доверять. Второсортные офицеры из числа преданных домов аристократов не годились даже для того, чтобы доверить им подготовку новобранцев.

Новобранцы! Их было так много в тот год – третий после высадки моих золотых воинов с северного островка. Новобранцы текли рекой, каждый здоровый мужчина мечтал попасть на службу Его Величества. Им давали еду. Голод накатил на Терцию и не выпускал из своих тисков четыре года. Все поставки, которые мы пытались наладить из близлежащих провинций, терялись по дороге. Грабители и солдаты – терцианцы осваивали новые ремесла. Королевство вытекало у меня из рук. Оставался один выход – ускорить подготовку и начать военные походы.

– Если бы я попросил тебя пойти против терцианцев? – я хорошо помню тот вечер, мы стояли недалеко от казармы Бальдра. Он вернулся из похода, украшенный новыми шрамами – один из них пересекал лицо. Мне казалось, его зачеркнула рука неумелого художника.

– Мне все равно, кого убивать, хозяин, – ответил он. Я видел в его глазах, что ему было все равно. Он мог убить мать и ребенка, если бы я сказал ему. В тот вечер возле казармы я понял, что он не считает то, что совершает – убийством. Его и еще четыре тысячи оставшихся в живых вестурландцев ограждает от мира безоговорочная вера в то, что каждая смерть, записанная на их счета, на самом деле записана на мой. Они считали себя инструментами в руках хозяина, и были свободны делать все, что захотят, если хозяин приказывал им сделать это. Пойти против терцианцев? Конечно, он сделает это, ведь на самом деле его совесть останется чиста. Это я пойду против терцианцев, это я буду убивать собственных подданных, своими руками.

– Вот как, – мне было нечего ответить ему. Наверное, мое лицо изменилось, потому что он поклонился и пошел прочь, не спрашивая разрешения, оставив меня наедине с моими мыслями.

Мы организовали новый поход наутро. Взяли три сотни лучших воинов и отправились к ближайшему замку. Там осел дом Веттин. Герцоги, которые были графами в прежнем поколении. Они провернули несколько ловких партий при дворе, выменяли деньги на титул, но остались при достатке. Дом Веттин неоднократно просил поддержки в подавлении восстаний крестьян, но в гвардию прислали десятилетнего мальчишку, который вечно ронял учебный меч. Помощи с продовольствием от них не поступало, а верные люди в прислуге нашептали, что в погребах Веттин россыпи пшеницы, вяленое мясо, моченые фрукты.

Замок не был готов к осаде, а быстрый переход вестурландских отрядов лишил их нужного на подготовку времени. Бальдр провернул все быстрее, чем я понял, что произошло. Небольшая палатка, которую ставили специально для меня два вестурландца, была готова, и я уже хотел заглянуть внутрь и отдохнуть после долгой скачки, когда мне сообщили, что замок взят.

Герцог Веттин сдался без лишних сцен, позволил выгрести из погребов большую часть припасов и даже отправил в знак верности пару незамужних леди второго сорта. Девушки жались друг к другу, окруженные отрядом северян, и перешептывались о своей судьбе. Мы вернулись в столицу тем же вечером, разместили их с комфортом, а сами наслаждались сытной едой, праздновали победу и обсуждали грядущие планы.

Дотянуть до завершения строительства кораблей удалось набегами на собственные земли. Фредди неоднократно убеждал меня принять единую стратегию и придерживаться ее, но это шло вразрез моим планам. Если об атаке узнает Фредди, гвардия и несколько офицеров-северян – она уже не будет внезапной. Мы повторяли все в точности, как в первый день. Летели верхом до нужного места, атаковали, забирали провизию и возвращались назад.

Со временем дома, истощенные неспокойными годами, стали готовить откуп. Порой не приходилось даже пересекать крепостную стену. Эта легкость чуть не довела меня до беды, но на помощь пришли верные рабы. Я начал прислушиваться к их советам чаще, чем слушал Фредди или Морохира.

– У нас достаточно еды, хозяин, – сказал Гуннар. Я выучил его имя после того, как он в одиночку одолел ров и взобрался в башню герцога Ланского без крюков – одной ловкостью.

– Ты перечишь мне? – в голове моей в тот день было слишком много вина. Последний поход принес бочки с фруктовой бражкой и зрелый сыр – совсем неподходящее блюдо в голодные годы.

– Мы можем угодить в ловушку, хозяин, – настаивал Гуннар.

Я не заметил, когда он получил право говорить со мной в таком тоне. На время походов это было само собой разумеющимся, а в тот день, в эйфории, я мечтал поставить его на место.

– Он прав, хозяин, – вмешался Бальдр.

Их согласие так поразило меня, что я протрезвел. Гуннар и Бальдр – вечно враждующие, вдруг согласились в чем-то. Мы отменили поход, а спустя три дня разведчик принес известие, что Йорки отравили всю еду. Они выбросили запасы на улицу, чтобы сжечь, но изголодавшие бедняки дорвались до кучи, наелись и умерли там же. Костер вонял дорогими специями, человеческим жиром, черт знает – чем еще.

Бальдр и Гуннар стали советовать мне чаще Фредди. К исходу четвертого года, когда корабли – худые, посмешище для Востока – были готовы, они оба стали генералами. Четыре тысячи голов северян, да еще десять тысяч терцианцев – переправить такое в земли Союза – безумие.

Первый год Морохир подсказывал чертежи для строительства, но после изгнания эльфов – перестал. Помощь его сводилась к пространным советам, он выжидал начала действий, и когда корабли выстроились на южном побережье, прислал письмо с вороном.

«Со времен сгоревших эльфов ты возмужал, Ваше Величество. Башни отправят к порту Суденхейма своих воинов – прими их, они будут послушны тебе, как рабы вестурланда»

Известие, которое обрадовало бы меня четыре года назад, теперь настораживало. Голод Терции заставил меня избавиться от последних юношеских иллюзий. Я просыпался в своей постели и забывал, что я все еще не старик. Меня толкало вперед только одно – желание увидеть мечту своими глазами. Несмотря на все ужасы последних лет, я верил, что объединение Терции и Союза Флотилий послужит началом грандиозным завоеваниям.

– Для чего ты это делаешь? – спросил меня Фредди ночью перед тем, как мы наметили переброску войск в порт. Была весна, снег растаял, но жара еще не успела ослабить северян. Вот-вот должен был начаться обычный по весне голод перед урожаем, и я хотел подстегнуть войска. Запасы, собранные для этого амбициозного плана, уже грузили в трюмы.

– Хочу, чтобы после моей смерти осталось что-то красивое, – ответил я. На меня снова подействовало вино и сыр. Отдохнуть перед долгим путешествием – вот чего я хотел на самом деле, поэтому говорил нескладно.

– Найди себе жену, – усмехнулся Фредди.

Я вспомнил, что много лет назад он был моим другом и понимал меня лучше, чем мои родители, чем мои братья и учителя, лучше любого при дворе. Теперь между нами была пропасть.

– Я хочу, чтобы это было что-то, способное пережить века, – мне захотелось вернуть детство. Вечер, когда мы вдвоем с Фредди стояли в гетто. Наш доспех был зеленым от крови, а у нас в голове была только одна мысль, и никто не мог бы выразить ее словами. Мы знали, ради чего живем, и ни на минуту не задумывались о том, что делали. Я посмотрел в растерянные глаза Фредди и увидел, что он все еще не задумывается.

– Тебе надо меньше пить, Величество, – усмехнулся мой самый родовитый генерал. Герцог! Прежняя супруга Фредди скончалась при неизвестных обстоятельствах, в природе которых я не сомневался, и новую он потребовал спустя три положенных дня траура. Герцог Фредди – двор сплетничал об этом несколько недель.

Я просыпаюсь рано утром, до того, как служка успевает принести свежий хлеб и масло. Завтраки в большом зале остались в прошлом, а сегодня, перед большим походом глупо рассиживаться в замке. Недалеко от окна разложены мои вещи для поездки. Рассвет окрашивает их розовым – выглядит глупо. Если хорошенько подумать, глупо выглядит весь мой поход, вся идея объединения двух враждующих государств. Земли Союза своевольны. Богатая плодородная почва, удобные бухты, соседство с великими древними Империями. Я никогда не видел рассвета таким, каким видят его жители Союза. Терцианцы видят рассвет началом еще одного дня, полного изнурительным трудом. Пески, пустыни, бесплодные пустоши – вот что есть у Терции. Да еще лошади. Как выжить в пустыне, где единственный клочок земли может возникнуть после скудного дождя? Лететь, стремглав, навстречу ветру. Терцианцы сидят в седле с рождения. Девочки Терции – единственные в мире, насколько мне известно со слов Морохира, сидят в седле с пяти лет.

Я взял горсть северного послушания, лучших рабов Вестурланда, посадил их на терцианских жеребцов, забрал у Башен возможность создать военный флот из скудного прибрежного северного леса, и собираюсь отправить все это навстречу отлаженному механизму Востока. Навстречу людям, которые успешно справлялись с захватчиками сотни лет. Наверное, я пил слишком много вина и ел слишком много сыра.

Солнце поднимается выше, моя рубашка теперь алая. Мне видится кровь, которая будет рекой течь в заливы Союза. Сколько вернется обратно в Терцию после этого похода? Мне нужно меньше девяти тысяч, больше мы не сможем прокормить здесь. Мне нужно, чтобы в походе погибло пять тысяч воинов, иначе Терция захлебнется новым голодом, и тогда не избежать восстаний. Сейчас дома надеются сорвать куш из захваченных земель, но когда воины вернутся, когда не останется шансов на будущие успехи – новая гражданская война захлестнет государство.

Когда-то давно, много веков назад, я заставил Фредди избавиться от его выкормышей. Мне нужно было, чтобы гвардии хватило места в укрытии. Нужно было выиграть время и дождаться безопасного момента для штурма дворца. Теперь я надеюсь, что мне не придется топить корабли. Два фрегата везут бочки с маслом. Они понадобятся для факелов – так я объяснил интендантам. На самом деле, они нужны мне, чтобы я был уверен – домой вернется не больше девяти тысяч.

В моей голове номера кораблей, которые нужно будет сжечь. Я убеждаю себя, что сожгу их на том берегу, но понимаю, как глупа эта отговорка. Если сжечь судно на берегах Союза, генералы предложат мне забрать корабли захваченной земли. Мне придется жечь их в море.

Вот для чего нужны воины Морохира.

Хлеб с маслом, которые приносит служка, не лезет в горло, потому что я вижу перед глазами горящие корабли с номерами: тринадцать, сорок шесть, восемьдесят…

Переход отнимает запланированные четыре дня. Обозы с провизией отправлены заблаговременно, поэтому мы летим вперед, меняя коней. Двое для каждого – не важно, каков их чин. Не важно, произошли они из знатного рода или были куплены на рынке Вестурланда. Сейчас они несутся бок о бок, оставляя после себя растоптанные пашни. Вслед нам несутся проклятья, но что поделать – нельзя по дорогам Терции отправить к порту достаточно лошадей и всадников, это отнимет слишком много времени.

Наш единственный шанс – внезапная атака. Мы должны управиться за неделю. Погрузить воинов на корабли и отплыть на восток. Мой козырь в том, что мы рассчитали маршруты ко всем портам Союза, поэтому, хотя они узнают о нашем отплытии – мир не без добрых людей – они не узнают, куда мы направляемся. Пять крупных заливов западного побережья Союза, один – на севере, один – на юге, и голое побережье востока, готовое принять сколько угодно кораблей. Ни один генерал не сможет рассчитать верно то, что я решу, когда мы уже будем в море. Мы будем действовать так, как действовали с жадными домами – выберем место для атаки в последний момент.

Фредди, Бальдр и Гуннар стоят рядом со мной на флагмане. Эта традиция морских сражений кажется мне глупой. Генералы должны быть невидимы. Убей вражеского лидера – битва захлебнется. Но у моря свои правила. В бурю никакой связи, кроме горящих факелов, быть не может. Налетит шторм, и флагман без лидера окажется бесполезной игрушкой для волн. Мы втроем смотрим на свежие карты Союза. Фредди особенно мрачен – его одолела морская болезнь.

– Нужно выбрать север, – говорит он. – Там хорошие укрепления. Расположимся там, освоимся и пойдем на юг. Никто не сможет ударить нам в спину.

– Это море, Фредди, – возражаю я, – здесь любой может ударить в спину. Они могут обогнуть материк и ударить, куда захотят, как и мы. Нам нужно плыть на восток, к Маяку, который они захватили.

Морохир сообщил мне про захваченную Башню. Он сообщил, что эта Башня, если только мне удастся заполучить ее, станет оружием страшней вестурландцев. Воины, облаченные в черное, которых он прислал, готовы помочь с осадой.

– Нам нужен запад, – возражает Бальдр. Гуннар не может выдавить из себя не слова – только разглядывает раскинувшуюся до горизонта синь.

– Запад нам вовсе не нужен, – отмахиваюсь я.

– На западе земли, охваченные гражданской войной, – говорит Бальдр. Откуда он узнал это? – Мы войдем в бухту и примем одну из сторон, пообещав им независимость. Нужно будет убить половину, а другая половина станет нашей.

Он думает, как думал бы я сам несколько лет назад.

– Позвольте вмешаться? – вперед выступает один из посланных Морохиром воинов.

– Кто ты такой? – огрызается Фредди и хватается за рукоять меча.

– Мое имя – Роуни, – спокойно отвечает воин. Лицо его скрыто черной тканью, видны только серые глаза – такие бывают у эльфов. – Мой господин велел сказать вам этом прежде, чем вы примете решение.

– Говори, – я кладу ладонь на плечо Фредди – тот шатается от сильных волн.

– Возле Восточного Маяка собирается армия Союза.

– Да, я знаю об этом – мятежники, которые хотят захватить власть над страной.

– Среди мятежников – ваш брат, – говорит Роуни.

– Грегор? – в моих глазах неприкрытое удивление. Глупо изображать всезнание, в особенности в такие минуты.

– О вашем брате Грегоре мне ничего неизвестно, – говорит Роуни. – Я говорю о Марке.

Мое сердце начинает биться чаще. Потерянный родственник, которого я убил своим приказом, отданным Морохиру. Он выжил, он собирает армию на востоке. Мне придется сражаться с тем, что произошло по воле Морохира. Я потеряю не только пять тысяч, которые так нужны мне, чтобы Терция вздохнула после голодных лет, я могу потерять все.

– Убирайся вон, – в моих словах горечь. Морохир предал меня, а теперь знает о фрегатах с маслом. Знает обо всем, что я сделал. На флагмане – два десятка его черных воинов, любой из них может убить меня во сне.

Роуни кланяется и уходит. Я вижу в этом усмешку. Послушный до поры до времени убийца. Рука предателя.

– Что-то случилось, хозяин? – спрашивает Бальдр. Он никогда не научится разбираться в политике. Для бойца Арены стать генералом армии – потолок.

– Все в порядке, – говорю я, – с сегодняшнего дня ты будет спать в моей каюте.

По моей спине стекают капли пота. Я чувствую, что оказался в ловушке, которая захлопнулась в тот момент, когда мои воины погрузились на борт. Мне нельзя возвращаться – это придет к гражданской войне, к массовым восстаниям, голоду, болезням. Мы пережили исход эльфов из столицы, но переживем ли исход людей? Если я отправлюсь дальше, я встречусь с наследником терцианцем, который имеет право оспорить мой трон. У меня нет разведчиков, нет советников, нет опытных генералов – они все либо подчиняются Морохиру, либо мертвы из-за моих амбиций.

Мы летим в неизвестность на крыльях попутного ветра. Я сворачиваю карту и ухожу к себе, слыша, как следом идет сбитый с толку, напуганный Бальдр. По крайней мере, я могу чувствовать свое превосходство хотя бы над ним. И надеяться, что Морохир не успел дотянуться до рабов вестурландцев.

========== 2. Союз Флотилий. Вера ==========

Сегодня тяжелый день – нужно расставаться со Сьюзи и Марком. В холщовый мешок складываю продукты из погреба, перекладываю кожей клинки и несколько ножей для метания. Много запасов не потребуется – Ночные Охотники бегают быстро, а теперь, когда Сьюзи так много отдала нам из проклятого Маяка, мы поспеем в Терцию за три недели. Добежать до воды – там залечь поглубже, а после – прямой переход к Башне Туурэ. Сьюзи говорит, нам нужна Туурэ, если хотим выиграть время для господина Марка.

Когда я впервые увидел её три года назад, мне стало жутко. У Ночных Охотников повидаешь всякого – славная Анна не слишком-то заботилась про мое здоровье, но увидеть Сьюзи, распятую в просторной комнате, залитой снадобьями, все равно стало потрясением. Она объяснила мне, что не чувствует боли, а я все разглядывал иглы, пронизывающие ее тело, и пытался поверить глухому голосу – будто из колодца.

Сьюзи сказала, что Маяк разговаривает с ней в голове, а она – слушает советы, но решает все сама. Если хочет кого-то впустить, а Маяк не согласен – дверь все равно откроется. Вот такое мудреное проклятье на нем. Сьюзи впустила нас, дала нам поесть, напиться, а потом принялась расспрашивать, откуда мы. Господин Марк тут же выдал ей, что мы бежали из западного порта в глушь, чтобы нас не убили, а Сьюзи пообещала ему, что защитит его, если он не станет выходить из Маяка. И он остался внутри, сидел там два года, пока я бегал по всему Союзу – искал единомышленников, передавал послания.

У нас получилась новая семья, а теперь опять нужно расставаться. Господин Марк говорит, что добраться до Башни Туурэ – самое важное. Так ему рассказала эта девчонка – зеленоглазая Шайни. Ее смешное имя и зеленые глаза выдают кровь эльфов, но Сьюзи впустила ее внутрь и позволила ночевать в безопасности, а Шайни рассказала господину Марку что-то о Башнях. С тех пор он одержим этими развалинами.

Оружие и еда собраны, фляга наполнена пресной водой – пора уходить. Долгие прощания я не люблю, хоть прежде и не приходилось покидать земли Союза. Увидеть равнины Терции – об этом мы мечтали вместе со славной Анной. Жаль было думать, что она меня предала, но Сьюзи объяснила, что иногда те, кто желают нам добра, не рассказывают всей правды. Господин Марк говорил, Сьюзи болтает всякое из-за того, что ее тоже предали, но я верю ей. Пусть ее предали – теперь-то какая разница. Если все время дуть на ожог, он не заживет. Так и здесь – я бегу в Терцию, потому что верю господину Марку, хоть и не знаю, для чего ему все это.

За последний год произошло столько всего, и к нам вот-вот доберется конница Терции, а я должен бежать, как какой-нибудь трус. Сьюзи говорит, мне доверили самое важное. И я ей верю, потому что иначе – никак. Если никому не верить, все время вспоминать славную Анну, тогда лучше вовсе не жить. Сьюзи тоже так думает, она верит мне, а я – ей. Жаль, что она больше никогда не сможет выйти из Маяка.

Когда я ухожу прочь, я всегда обещаю ей, что принесу что-нибудь из похода. Я принес ей желтые кораллы из северного порта, принес цветного песка с побережья у южных гор. В развалинах, в бухте, где она когда-то жила, я нашел брошенное семейство котов – они промышляли охотой на ящериц и мышей. Взял одного котенка и принес ей – она обрадовалась и пустила меня, посмотреть на свое тело. Тогда я увидел иголки, а господин Марк объяснил мне, что Сьюзи больше никогда не сможет снова стать человеком. Теперь я понимаю, о чем он толковал, а тогда казалось глупостью – ведь как же, вот она, здесь.

У Сьюзи, говорит господин Марк, осталось совсем мало времени, так что мне нужно поспешить. Я отправляюсь в Башню Туурэ, а зеленоглазая Шайни пойдет со мной вместе. Она заступит в Башню и примет управление на себя – так она говорит. У нее эльфийская кровь, так что Башня примет ее, а господину Марку будет легче сдерживать вторжение терцианских всадников. Так они говорят на советах, а я слушаю и пытаюсь понять, что к чему. Сьюзи утверждает, что у меня свое, собственное мышление. Если думать, как я, говорит Сьюзи, можно жить очень счастливо. Это очень хорошо – я всегда мечтал жить счастливо. Хотел вместе со славной Анной попасть в Терцию, и хоть теперь поведу туда зеленоглазую Шайни – пускай. Господин Марк нуждается в нашей помощи, и, как он говорит, не всегда найдешь нужного эльфа в нужный момент.

– Мы выходим через час, – говорю Шайни, а та кивает. Вроде как, она на все согласна. Лицо у нее решительное – как у Сьюзи. Сосредоточена – так говорят. Мне нужно провести Шайни через посты терцианцев, пробраться в порт, а оттуда – сломя голову на побережье Терции. Бежать, бежать, бежать – успеть к Башне прежде, чем сбитые банды господина Марка будут разбиты.

Сьюзи говорит, она сможет сдерживать осаду много дней. У них в головах план, которого я не понимаю. Однажды они усадили меня на стул перед Сьюзи. Шайни сказала, это Сьюзи ее попросила.

– Ты хочешь узнать правду? – спросила Шайни, сложив руки на коленях. Она всегда делала так, если собиралась долго говорить.