Текст книги "Эта тьма и есть свет (СИ)"

Автор книги: Gierre

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

========== 1. Терция. Гражданская война ==========

Фредди вытягивает клинок из груди эльфийской бродяжки, и я с замиранием сердца слежу за тем, как стекает по лезвию мутно-зелёная жижа – её кровь. Рыцарь поднимает меч вверх, и в свете заката эльфийская кровь полыхает грязно-бордовым. На лице Фредди мрачная улыбка, а его взгляд шарит по площади в поисках очередной жертвы. Мне хочется снять шлем и улыбнуться ему в ответ, но если я сделаю это, весь городской сброд бросится на нас, и Фредди придётся перебить целый квартал. Когда я думаю об этом, желание усиливается. Наверное, ему придется рубить до рассвета, но, когда взойдет новое солнце, Терция будет свободна.

Чиста.

– Нужно уходить, – говорит он безо всякой охоты, и я жалею, что не успел снять шлем.

Фредди учили драться в казармах гвардии. Он управлялся с мечом лучше всех сверстников и, когда ему везло, превосходил наставников на турнирах. Тогда я заметил его и попросил мать перевести баронета поближе ко двору. Ему выдали второсортную подержанную графиню, а к ней в придачу почти три сотни акров земли, учителя танцев и великое множество деревенских ребятишек, которые мечтали о военной славе.

Отец не разрешал мне играть в солдатиков, но мать – я с пелёнок был её любимцем. Мои родные братья, Грегор и Марк, не вышли ни умом, ни красотой, и хотя отец возился с их обучением, особого толка не выходило. Я пользовался отсутствием внимания со стороны Его Величества и потихоньку пробивал себе дорогу меж Их Высочеств.

Жизнь была непростой, но интересной, и к пятнадцати годам я отыскал Фредди, которому тогда стукнул двадцать один, обеспечил ему прекрасное будущее и раздобыл отвратительную тайну, из-за которой бедный Фредди стал самым преданным во всем Королевстве существом.

Вдвоем мы собирали охоту, приносили отцу оленей, разбивали шайки головорезов на дорогах и устраивали пирушки для гвардейцев после турниров. Я пробивал себе путь к сердцам простых вояк, а Фредди тщательно следил за тем, чтобы его страшный секрет остался не тронут.

Матушка Фредди, да будет земля ей пухом, перед своей последней хворью успела сообщить мне, что отец Фредди нагулял его у какой-то пастушки, и что жалкий титул баронета Фредди получил из-за маменькиной преданности своему супружнику. То, как скоропостижно скончалась вдовая Люсильда, и то, какими огромными глазами смотрел на меня стоящий возле ее смертного одра Фредди, подсказало мне, что он – мой с потрохами.

В стране, где правление каждого второго монарха прерывают ударом кинжала в спину, очень важно найти преданных сторонников до того, как это сделают твои братья. Фредди устроился с комфортом в своем здоровенном графстве, натаскал деревенских простофиль сражаться мечом, и теперь сопровождал меня всюду, мечтая о том, чтобы я молчал.

В старой заброшенной казарме, где Фредди прячет меня вот уже второй день, отвратительная смесь запахов: дешёвый табак, ещё более дешёвый самогон, старая одежда, пот, запекшаяся, разлагающаяся кровь. Я делаю вдох поглубже, отстегиваю забрало и, наконец, снимаю шлем. Фредди внимательно следит за мной.

– Они могут зайти сюда.

– Тогда ты убьешь их, – я уверен, что так и будет.

Я уверен, что он убьет даже ребёнка, если тот зайдёт в казарму и узнает моё лицо.

Он убил мачеху, которая стояла у него на пути.

Я подозреваю, что он убил и своего отца. Слишком нелепо скончался старый баронет.

Фредди смотрит на меня внимательно, пристально, и я говорю ему:

– Скоро это закончится. Гвардии нужен ещё один день.

Я говорю ему правду. Я всегда говорю ему правду.

Я уверен, что он убьет даже меня, если поймет, что я стою у него на пути.

Гвардия успевает к закату следующего дня. Деревенские простофили под командованием Фредди удерживают квартал остроухих, и я в их рядах выгляжу просто еще одним бесполезным воителем. Сброд эльфийского гетто волнами накатывает на нас, и мы убиваем их, сталкивая трупы в канал. Вода сверкает зеленым. Никому нет дела до наследника престола, облаченного в старый, проржавевший доспех.

Представляю себе лицо матушки, заметь она меня в таком виде. Морщины у нее на лбу, презрительную усмешку. Но это гораздо лучше широко раскрытого от удушья рта, намного приятнее посиневшей кожи. Я пытаюсь представить её живой, но память снова и снова подбрасывает застывшее лицо трупа.

Фредди оттаскивает меня от тела очередного бунтовщика и кричит на ухо:

– Придите в себя!

Забавно, но даже сейчас он не решается обратиться ко мне на «ты», без чинов. Его деревенские дурни охотно проглотили сказку о том, что Его Высочество изволит шутить. Они слишком тупы для того, чтобы понять, что участвуют в гражданской войне.

Спустя два года после того, как Фредди научился танцевать полонез, я понял, что мои братья лишились последнего шанса на престол.

Хуже всего были городские эльфы. Один заезжий звездочет подсказал Грегору нелепую идею – жениться на эльфийской аристократке из гетто. Мой старший братец купился на сказочку о том, что породнившись с нашей семьей, эльфы в гетто начнут вести себя по-человечески. На свадьбу я подарил ему нож с украшенной дорогими камнями рукоятью и посоветовал воспользоваться им, когда жена набросится на него и попытается убить в постели.

К сожалению, она не набросилась. Прошло всего два месяца, и Грегор начал молиться эльфийским богам, перестал есть мясо, а потом ушел жить во дворец своей супружницы, прямо в гетто, где раздал все драгоценности, включая мой свадебный подарок, бедным.

Марк, хоть и не отличился настолько же грандиозной глупостью, ушел не так уж далеко от Грегора. На одном из пиров в честь нашего общего отца он имел оплошность заявить, что собирается «править столь же мудро». Поперхнувшийся от неожиданности король изгнал его и велел набираться мудрости за океаном.

Поэтому, когда Его Величество усилиями бунтовщиков отправился в мир иной, один наследный принц облизывал пятки эльфиек, другой – побирался в портах на противоположном побережье Великого Океана.

Бунтовщики пришли во дворец не с пустыми руками. У них был подходящий герцог пяти лет и его мамаша с замашками гулящей девицы в окружении трех кавалеров разной степени родовитости. В таком составе они планировали занять престол и дожидаться, пока какая-нибудь заморская королевна согласится помочь молодому герцогу с титулом.

Фредди вывел меня из дворца ночью.

Волоком.

Когда я вспоминаю об этом, мне стыдно, но перед моими глазами было лицо мёртвой матери, и я хотел вцепиться в шею той мрази, что посмела убить её. Я кричал и не хотел спасать собственную жизнь, так что Фредди пришлось заткнуть мне рот и протащить по тайным туннелям дворца.

Разглядывая взволнованные лица офицеров гвардии, я испытываю облегчение. Наши пиры, охота, турниры окупаются. Гвардейцы смотрят с надеждой, временами я вижу их улыбки. Они поспешно отворачиваются от меня, когда замечают, что я поймал их на горяченьком. Обстановка становится почти праздничной.

– Расскажите, как умер король, – говорю я, возвращая их обратно в реальность.

Расслабляться слишком рано. Предстоит самое сложное и страшное – осада дворцовой части. За три полных дня бунтовщики, если только у них есть хоть капля мозгов, должны были запечатать все запасные туннели.

По рядам гвардейцев проходит шелест ропота. Они смотрят на своего командира, а тот – я стараюсь скрыть ликование – смотрит на Фредди.

Мой козырь кивает, и командир гвардейцев, фон Ветберг, рассказывает о славной смерти моего предшественника.

– Числом превосходящим… – говорит фон Ветберг, но я прерываю его подготовленную тираду, уловив многозначительный взгляд Фредди.

– Говори правду.

Фон Ветберг отводит взгляд. Я вижу перед собой вышколенного офицера гвардии, готового сожрать собственный язык.

– Говори правду, – повторяю строго, и Ветберг пробегает взглядом по моему простому наряду и начинает рассказ.

Его Величество нахлебался дрянного винишка, валялся в походном шатре с парой деревенских девиц, и пал от случайной стрелы бунтовщиков. Стрела поразила его, когда государь вышел из палатки отлить под ближайшее деревце.

Фредди кладет мне ладонь на плечо, и это возвращает мои ноги на землю. Я ловлю себя на мысли, что радуюсь смерти матушки. Расскажи фон Ветберг эту историю ей, она бы скончалась в муках, а перед смертью нагрешила перед своими любимыми богами нечестивыми мыслями.

– У нас не хватит людей, Ваше Величество, – заканчивает рассказ фон Ветберг. Моё тщеславие растет до небес – впервые я слышу Ваше Величество по отношению к самому себе. Моё благоразумие заталкивает тщеславие на место – если нам не хватит людей, я стану королем без королевства.

– Найдите ворона, – говорю я, и рука Фредди соскальзывает с моего плеча. Я вижу, что глаза фон Ветберга расширяются от ужаса.

Как все-таки просто испугать людей.

К семнадцати годам я понял: чтобы счастливо править доставшимся по наследству государством, хватит верного Фредди за спиной и нескольких извилин в собственной голове. Наше славное, но бедное королевство было окружено подходящей грядой гор с одной стороны и отвесными скалами над океаном – с другой. Захватчики забыли о нас еще тысячу лет назад, и мы варились в междоусобных войнах, разделяя между собой акры песка и тундры.

Но, как только мои амбиции вышли за пределы планов обойти братьев в борьбе за престол, я обратил взгляд к Башням.

Поселившиеся в городских гетто эльфы не шли ни в какое сравнение с обитателями хранилищ магии. Голубоглазые пришельцы с другого континента, внешне ничем не отличающиеся от своих бедных и глупых городских сородичей, заняли древние руины и возродили магические ордена, которых людские короли старались не касаться. Из казны ордена получали ежегодные «пожертвования» – почти неприкрытая дань, а городские эльфы устраивали раз в десятилетие торжественные паломничества и оставляли у подножия каждой башни тухнущие там неделями дары – монеты, драгоценности, одежду. Подачек из гетто жители башен не забирали.

Мы с Фредди добрались до ближайшей к столице башни, но дальше мой бравый защитник идти отказался. Его руки, сжимающие меч, дрожали так сильно, что я сумел увидеть это.

И отправился наверх один.

– Сколько будет стоить ваша помощь? – спросил я у остроухого, что вышел встретить меня. На нем был балахон из простого льна, и он выглядел отшельником.

– Чем мы можем помочь Его Высочеству?

Остроухий знал, кто я, хоть поблизости не было герольда, чтобы объявить мой титул.

– Сколько стоит ваша помощь? – мне было семнадцать, и я был достаточно глуп, чтобы настаивать на своём.

– Люди, – остроухий безразлично пожал плечами.

– Много людей? – теперь я сам удивляюсь, каким глупым был.

– Количество зависит от услуги, которая требуется Его Высочеству, – остроухий улыбнулся премерзкой улыбкой.

Я принял её на свой счет, но оказался не прав. Через год Морохир рассказал, что мой дражайший предок однажды явился в ту же самую башню с недвусмысленной просьбой увеличить его мужское достоинство.

Каждый месяц я возвращался к башне, приносил богатые дары – камни, золото, обученную прислугу. Мы с Морохиром и другими эльфами садились в Саду Гостей и говорили о том, что можно изменить в жизни королевства с посильной помощью жителей башен.

Они научили меня отправлять ворона.

Фредди провожает взглядом птицу, хмурясь, сцепив зубы.

– У нас не хватит людей, – говорю ему я, хотя ему это известно даже лучше фон Ветберга. Он говорил мне об этом минувшей ночью, когда мы расчерчивали несколько планов возможной атаки.

Возвращается разведка. Люди измотаны, я вижу, что двое держат ладони на новых повязках.

– Пропасть сожри этих зеленокровых! – кричит фон Ветберг. Я узнаю, что двое разведчиков не вернулось – эльфы из гетто набросились на них и разорвали на части до того, как их соратники успели покинуть квартал. Вернувшиеся необычайно бледны и молчаливы. Они докладывают скупо, точно и стараются не смотреть на других.

– Дайте им вина, – говорю я и увожу в сторону Фредди. – Нам придется остаться в казарме.

– Не хватит места, – возражает он.

– Хватит, если твои ребятишки исчезнут, – я говорю ему честно обо всем, что думаю. Когда он услышит ложь в моих словах, я почувствую жжение между лопаток.

Фредди кривится и сплевывает. Он выращивал своих деревенских вояк почти пять лет. Для него они как собственные дети.

– Выдвигаемся, парни! – кричит он, хлопая меня по плечу. – Есть работенка!

– Я пойду с тобой.

– Не мели ерунды, – впервые он обращается ко мне на «ты», без чинов. Фон Ветберг назвал меня королем, а Фредди, кажется, понизил до купчишки.

– Фредди, – я хватаю его за локоть прежде, чем он успевает улизнуть в казарму. Мы по-прежнему одни на тесном пятачке. – Я отдам тебе их, – я киваю в сторону гвардейцев. Фон Ветберг помогает разведчикам сменить повязки. – Обещаю.

Фредди смотрит в сторону фон Ветберга недоверчиво, но прежде чем фигура графа скрывается в проеме старой казармы, я замечаю улыбку. Ему всё ещё плевать на всех, кроме себя.

Я надеюсь, что так будет и дальше.

Ворон возвращается ночью.

В гетто не замолкают крики. Я знаю, что Фредди внизу, и что он не вернется обратно до тех пор, пока рядом с ним будет хотя бы один живой соратник.

Нам не хватает места. Гвардейцам нужно где-то спрятаться, нужно что-то есть и пить. Я повторяю это про себя, прислушиваясь к крикам, и когда они становятся особенно громкими, вызываю в памяти лицо матери.

Она умерла. Она, отец, и, скорее всего, Грегор. Марк, наверняка, спился где-нибудь за Океаном. Остался только я сам, и если настала пора задуматься о благополучии короны, то лучше сделать это с умом. Спасать людей нужно будет позже, а пока стоит спасти самого себя.

Фон Ветберг стоит рядом со мной и смотрит вдаль, на всполохи огня в гетто. Он молчит, но я знаю, что он не одобряет моего поступка. Такие, как фон Ветберг, считают кодекс чести смыслом жизни. Веди себя в соответствии с перечисленным списком неоднозначных моральных качеств, и можешь считать себя достойным человеком. Такие, как Фредди, считают это бредом выжившей из ума аристократии. Признаюсь, в этой негласной войне я на стороне Фредди.

– Что ответили Башни? – спрашивает фон Ветберг, когда волна криков в очередной раз подкатывает к стене, на которой мы стоим.

– Нам нужно продержаться еще два дня, – говорю я.

Сущая правда – Морохир написал очень определенно, без обычных эльфийских уверток.

– Не будут ли они рассержены тем, что происходит в гетто? – дипломатично спрашивает фон Ветберг, имея в виду действия Фредди и его деревенских самоучек.

– Думаю, они будут только рады, – говорю я. Люди, не знакомые с жизнью внутри башен, считают, что зеленая кровь объединяет эльфов, но, на самом деле, Морохир ненавидит обитателей гетто гораздо сильней любого человека.

Отправляя ворона, я опасался, что Башни потребуют в обмен на помощь в подавлении восстания уничтожение гетто. Но ворон принес хорошие вести.

– Чего они хотят взамен? – спрашивает фон Ветберг.

Его взгляд всё ещё направлен вперед, и он не замечает кинжал, который я вытягиваю из рукава.

– Они хотят войну, – говорю я.

Фон Ветберг ошарашен. Он разворачивается ко мне, чтобы задать вопрос, и боковая щель в его доспехе пропускает лезвие. Я делаю шаг назад и подталкиваю командира гвардии вниз.

Гетто проглатывает его мгновенно.

========== 2. Союз Флотилий. Восточный маяк ==========

Рейви злится на меня из-за того, что я снова опаздываю на вечернюю перекличку. Она кричит в окно моей комнаты, что собирается зажечь Бурьян-Траву нечистому. Мол, я тогда перестану опаздывать, и ей не придется краснеть за меня перед родителями. На самом деле, она моя лучшая подруга. Даже если она грозится страшным предательством – это просто шутка. Я запихиваю в котомку пару самых крупных моллюсков, прикрываю сверху листьями, натягиваю мамины башмаки и выбегаю на улицу.

Вдвоем с Рейви, хохоча, обгоняя друг друга, мы бежим на площадь, к перекличке. Сегодня должны выбирать девушек на корабль до восточного маяка, и мне до ужаса интересно, кого назначит городничий. Рейви рассказывает, что Нейара собирается поднести старосте акулий плавник! От хохота я зажимаю рот ладошкой.

– Мы уже взрослые, а ведем себя, как малые дети! – мой голос звучит строго.

Акулий плавник, тоже выдумала!

На площади почти пусто. Мы замираем в центре и оглядываемся в поисках подруг. Рейви обеспокоенно смотрит в сторону стоящих на якоре кораблей. Вечерняя бухта кажется горящей от факелов, полыхающих на пришвартованных судах.

– Где все?

Мы оглядываемся, но из знакомых лиц поблизости я нахожу только Нейару. Ее глаза заплаканы, а в руках я не вижу котомки.

– Мама! – кричит Нейара. Прекрасные светлые волосы, ее гордость, растрепаны, испачканы в крови и воняют протухшей рыбой.

– Что случилось? – спрашивает Рейви.

– Мама! – Нейара бросается к нам, обнимает Рейви и принимается рыдать у нее на плече.

Я ничего не понимаю.

Откладываю котомку на мощеную булыжником поверхность площади. Остальные – те, кто пришел вместе с нами на перекличку – выглядят такими же растерянными, как я.

– Они убили маму! – слова вырываются изо рта Нейары, а толпа подхватывает их и растаскивает вокруг. Люди начинают шептаться о смерти женщины.

– Что случилось, Нейри? – Рейви гладит Нейару по растрепанным волосам. Я замечаю городничего и бегу к нему, чтобы задать вопросы, но тот останавливает меня жестом, заметив издалека, трубит в рожок, а потом, дождавшись тишины, кричит на всю площадь:

– Война! Война! Война с остроухими! Восточные земли в огне! Восстание! На заре объявлен общий сбор!

Слова городничего не укладываются у меня в голове. Старый Сэм выглядит безумцем, и остальные на площади заваливают его вопросами. Он отмахивается от них и говорит, что обо всем расскажут на утро. Я не могу ждать – мой брат, мой отец, даже мама – все они сейчас на якоре. Моллюски заполняют их трюм, они ждут назначения. Я должна буду отправить им голубя, и я не могу ждать утра.

Нейара визжит. Её голос заводит толпу, люди начинают толкаться, бегут обратно – на улицы.

– Сьюзи! – Рейви кричит, трясет меня за плечи, и я прихожу в себя. Понимаю, что уже далеко ушла от своей котомки. Вокруг нас снуют туда-сюда горожане. – Сьюзи, слышишь меня? Беги!

Я гляжу в её глаза, переполненные ужасом, и не могу понять, чего она хочет. Для чего мне бежать? Завтра с утра нам дадут назначения, вот бы только найти городничего пораньше…

– Беги! – Рейви переходит на визг, я чувствую пощечину, которую она, наверное, влепила мне.

Людей на площади становится больше.

– Умоляю тебя, Сьюзи! Ради меня!

Я провожаю её взглядом – толпа подхватывает её и уносит прочь. Я оглядываюсь еще раз, но вокруг меня незнакомые люди.

– Ради меня!

Голос Рейви пропадает, его место занимает бешеный рев прибоя. Я понимаю – буря. Вместе с волнами на площадь накатывают потоки тел незнакомцев.

Ищу взглядом подходящее место, свободное, хотя бы временно, и замечаю небольшой участок пространства возле столба для факелов. Если перекличка затягивается, мы зажигаем их, чтоб не сидеть в потемках. Сейчас вокруг достаточно светло, чтобы не нужно было ничего зажигать. Мои глаза шарят дальше, пока я стою в отдалении, наблюдая за происходящим. Люди снуют по причалу, по площади, они, как и я, кажется, не понимают, что происходит.

– Рейви! – визг Нейары оглушает меня. Я помню, как красиво она пела на последнем вече. – Рейви, на помощь!

Зажимаю уши руками, чтоб отрешиться от звуков. Перед глазами испуганное лицо Рейви, которая поняла всё раньше меня, и я пытаюсь представить себе площадь ее глазами.

Она увидела испуганную Нейри, увидела городничего, услышала то, что он сказал, и

она

все

поняла.

С зажатыми ушами я слышу стук собственного сердца и перевожу взгляд на линию горизонта. Он пылает. Корабли, стоящие на якорях – они кажутся высокими поминальными кострами. Я вспоминаю, что там мой брат.

«Ради меня!» – голос Рейви в моих ушах.

Она

все

поняла.

Ноги подгибаются, я прячусь за бочкой, развязываю широкий платяной пояс, повязываю чурбан поверх коротко остриженных волос.

Мне шестнадцать – вот в чем дело. Вот почему Рейви просила за себя. Молодой бог позвал меня всего год назад, и я еще не встретила своего суженного. Моя фигура похожа на мальчишескую, мои волосы острижены из-за вшей, которых боится матушка, и

они

не

поняли.

Я облизываю ладонь, провожу ей по пропитанной городом поверхности брусчатки, а потом протираю лицо. Грязь въедается в кожу, вонь ударяет в нос. Торговцы рыбой почти никогда не выглядят привлекательно, неудивительно, что

они

не

поняли.

Мое сердце бьется, как будто я бежала вдоль всего побережья. Я выскакиваю из-за бочки и заставляю себя не слышать криков Нейары. У неё всегда был громкий, красивый голос.

– Ей, парень, ну-ка погоди! – доносится в спину.

Я бегу быстрей. Они могли бы погнаться за мной, если бы увидели такую, как Нейара, но низкорослый мальчишка-замарашка им не нужен. Сейчас, пока они не соображают, что делают, они оставят меня в покое.

Я понимаю, что плачу, только когда глаза начинает жечь, будто чистила лук. Вытираю слезы рукавом и продолжаю бежать, сворачивая в подворотни, куда матушка велела не соваться ни под каким предлогом.

Возле борделя свалка. Здесь уже разлили масло от ламп, бушует пламя, но им все равно. Они приходят и уходят, берут то, что могут, а остальное сжигают, и, хоть я прилежно молилась целый год Молодому богу, тот не уберег Рейви, Нейару, родителей.

Городничий не выходит у меня из головы, когда я выбегаю к воротам. Там слышно скрежет металла – должно быть, идет бой. Я гадаю, почему городничий вышел к нам и сказал, что на утро будет сбор.

Вспоминаю слова отца: «Если война, Сьюзи, беги к любому паромщику, беги хоть к старому Джону, беги как можно дальше, но потом… потом, Сьюзи, тебе нужно будет вернуться на Восточный Маяк».

Я спрашивала его, почему нужно возвращаться на Восточный Маяк, но не сумела добиться никакого ответа. Он замолкал, точно рыба на столе для разделки. Становился грустным и уходил пить. И я боялась, что когда-нибудь мне придется узнать, что ждет нас на Восточном Маяке.

Стражники не замечают меня. Я оглядываюсь, покидая город, и замечаю, что налетчики одерживают верх. Из десятка постовых в живых двое, и те измотаны, им не выстоять дольше пары минут.

Я шепчу молитву Молодому богу и надеюсь, что тот примет их в свое царство.

Ноги несут дальше, прочь от города, я снова смахиваю слезы. Когда к горлу подкатывает тошнота, воспоминания о крике Рейви приводят меня в чувство. Я проглатываю слюну и бегу дальше.

На Нижнем Сходе видно лодочника. Он торопливо погружает на плот свертки вещей.

– Дядюшка Филипп! – кричу сорванным от долгого бега голосом. Задыхаюсь.

– Сьюзи? – судя по голосу, он рад видеть меня. – Детка, скорей, прыгай! Я уже отплываю.

– Дядюшка Филипп, кто это?

Ни о чем не думаю, прыгаю на плот и слежу за тем, как он отталкивает кусок дерева шестом.

– Спасайся, Сьюзи!

Руки старого Филиппа роняют шест. Он разворачивается и бежит прочь, туда, откуда прибежала я.

– Дядюшка Филипп, куда вы?

– Спасайся!

Я ступаю вперед, повинуясь порыву, понимая, что старик побежал прочь ради меня, нога скользит по мокрой древесине, я едва могу удержать равновесие.

– Ради меня, Сьюзи! – голос Филиппа тонет в темноте Схода.

Слышу свист стрел – ничком бросаюсь на плот, снова зажимаю уши руками. Вспоминаю, что иных стрелков обучали следить за дымкой над водой. Убираю ладони от ушей и зажимаю рот. Плот неспешно плывет к бухте. Я понимаю, что течение вынесет меня точно к горящим кораблям. Там никому не удастся преследовать меня.

Перед глазами лица Рейви и старого Филиппа.

Я не понимаю, почему они кричали: «Ради меня».

Возле моего лица погружается в дерево стрела. Я вижу это, будто меня наделили колдовским зрением. Взгляд сам собой начинает шарить по кустам, по деревьям.

И я замечаю его – стрелка. Он сидит на ветке дерева, поджав под себя ноги. Ему, кажется, это совсем не трудно. Пламя из города освещает его лицо и длинные уши.

Эльф.

Я вижу, как он прикладывает к губам указательный палец, а потом слышу его крик:

– Мёртвый!

«Ради меня, Сьюзи» – я закрываю глаза и представляю себе, что умерла, потому что только это сейчас может спасти мне жизнь.

Плот несет дальше, я слышу крики, которые обрывками доносит ветер со стороны бухты. Тело начинает замерзать. Я понимаю, что промокла, чувствую, как холод сковывает пальцы ног, рук, потом перетекает к спине. Когда пламя остается позади меня, я чувствую, что стала камнем.

«Мёртвый», – это про меня.

Я не знаю, стоит ли спрыгнуть с плота и добраться до побережья вплавь, или подождать еще. Я никогда не плавала по потокам Нижнего Схода. Моя семья промышляла моллюсками, и поэтому лучше я ощущаю себя на океанской глади. Бухта опасна, здесь могут быть отмели, камни.

Поглядывая в сторону оставшегося за спиной порта, я вспоминаю эльфа. Его лицо, длинные уши и жест: рот, прикрытый указательным пальцем.

Совсем по-человечески.

Почему он оставил меня в живых? Из жалости? Потому что хотел помочь?

Я злюсь на него. Чувствую, что в груди просыпается волна ярости. Она захлестывает меня с головой, как первая волна шторма, и я сама ныряю под воду. Плыву до берега, щупая дно ладонями. Мне холодно, мокро, но спокойно. Под водой мне свободней, чем на берегу.

Земля кажется вязкой. Я выползаю на берег, провожаю взглядом плот, который спас мне жизнь, и вижу перед собой

Восточный

Маяк.

Место, куда нужно добраться, если началась война.

За спиной я слышу треск сломанных веток.

Он

выходит.

– Не бойся меня, – его голос совсем человеческий. Он стоит вдалеке.

Я понимаю, что он следил за мной. Бежал от самого Схода, приглядывался к плоту. Ждал, пока терпение покинет меня. И добрался до Маяка.

– Не бойся меня, человек, я… хочу помочь, – он бросает что-то. Наверное, думает, что я увижу в такой темноте. – У меня нет оружия, – догадываюсь, что он выбросил лук. – Я не причиню вреда. Я хочу помочь!

– Зачем?

Ветки ломаются, снова и снова – ближе. Я не вижу, его, но слышу дыхание совсем рядом.

– Ради них, – он кладет ладонь мне на плечо.

– Ради них? – не понимаю, кого он имеет в виду.

– Ради тех, кто умер там, человек. Мы должны закончить это ради них.

– Закончить? – отступаю дальше. Слышу дыхание эльфа и чувствую, что он идет следом за мной.

– Восточный Маяк, – говорит он. Совсем по-человечески. – Тебе нужно войти.

Мы взбираемся по крутому склону. Он помогает мне лезть вверх и называет свое имя:

– Морохир.

– Сьюзи, – чувствую, как улыбаются губы. Слышу крик Рейви, но ничего не могу с собой поделать. Впервые в жизни я познакомилась с эльфом.

– Тебе нужно зайти внутрь, – говорит Морохир.

– Откуда ты знаешь?

– Раньше в этой башне жили мои предки, – он усмехается. – Потом здесь поселились вы.

– Что там?

– В башне?

– Да.

Он говорит, что в башне возможность все исправить. Говорит, когда я зайду внутрь, я все пойму сама.

Говорит, что ради них я должна сделать это.

Ради

них.

– Будь смелой, Сьюзи, – говорит Морохир.

Я познакомилась с Рейви, когда мне было три года. Хорошо помню этот день: она стояла в бухте и бросала блинчики. У нее получалось ужасно, и я научила ее запускать сразу два.

У Рейви всегда были веснушки, а рыжие кудряшки делали ее похожей на иноземку. Матушка говорила – это оттого, что в семье Рейви было много лихих людей.

Мы с Рейви старались держаться друг друга. Были месяцы, когда их семья подкармливала меня, а несколько раз я крала ради нее хлеб из погреба отца.

– Когда мы вырастем, мы выйдем замуж за братьев, построим огромный корабль и уплывем за океан, на Восток, – говорила Рейви.

Нам казалось, что на Востоке нас ждет совершенно другая жизнь. Нужно только переплыть океан, а потом настанет блаженство. Бескрайние акры суши. Земля, которую не нужно отвоевывать у воды.

– Молодой бог присмотрит за нами там, – говорила Рейви.

Я

верила

ей.

Свет Маяка проходит сквозь мою грудь, и теплом обжигает сердце. Я слышу крики Рейви, они приближаются, становятся воспоминанием, потом обретают плоть, и вот я стою возле Рейви в бухте.

Вижу городничего. Он идет к нам, чтобы объявить о том, что на утро назначен сбор.

Дядюшка Филипп кричит – я лечу к нему, и вижу, как он собирает последние свертки на плот. Он отталкивает меня шестом, я тяну руку в его сторону, а потом его фигура растворяется в Сходе.

Морохир кричит мне:

– Ради них!

Я иду дальше, а Маяк погружается в меня, и я чувствую, как тепло замещает холод. Пальцы на ногах потихоньку оживают. Я вытягиваю руку и смотрю на то, как исчезает в бесконечном свете Маяка моя кожа.

Я

все

поняла.

========== 3. Вестурланд. Новые копья ==========

Когда батюшка приносит новые копья – быть беде. В прочие дни на них не тратят медяков, но если приезжает кто-нибудь из заморья, выпускают всех. Даже Хромого Джея выпустили две луны назад. Он издох возле входа – не выдержал грохота на трибуне.

Новые копья означают много крови. Я потираю мозоль на ладони и надеюсь, что ее не прорвет

там.

Неприятно колоть, если руки саднит от сукровицы.

Халдор смотрит на меня с беспокойством, и я знаю, что он тоже слышал про копья. Вчера его выпустили одного на пару буйволов. Пустяк, но он неловко поставил ногу под камень, потянул её, и теперь она болит. С новыми копьями для иноземцев – ему не потянуть.

– Каждый сам за себя, помнишь? – сквозь зубы шепчет мне, хотя оба знаем, что влетит от надсмотрщика.

Гуннар проходит мимо, отвешивает нам подзатыльники, но тем ограничивается. Дело совсем плохо – видать, батюшка наказал ему беречь товар. Значит, будут покупать. Помрешь – плохо, выживешь – еще хуже. Шесть лун назад из заморья приплыли чернорожие ироды, забрали Гудрун. Гуннар сказал, она сделалась наложницей чернорожего царька. Хуже не придумать для Гудрун – с двадцати шагов попадала в мишень копьем.

Женщин забирают в наложницы, мужчин – на мясо, в бой. Чтоб поберечь своих. Гуннар говорит, помрешь в первый же бой. А не помрешь, добьют свои же, чтоб не кормить лишний рот. Халдор верит ему, плачет ночами, что его заберут.

– Каждый сам за себя, да, Бальдр? – он смотрит с надеждой, а я знаю, что Гуннар зайдет еще раз. Что ему? Еще подзатыльники – только в радость.

– Молчи ты! – шепчу зло, сквозь зубы. Когда ж уймется?

Новые копья, и без его слез забот хватает. Хорошо заточены, одна рана – считай, сразу на корм червям. Если батюшка смазал их чем, так и вовсе прощаться с жизнью пора, а дурень этот снова заладил свою песню.

Надеется, что я прикрою его.

Дурак дураком! Что мне, нечего больше делать? Сколько раз Гуннар бил меня за него. Сколько раз я выдавал его выходки за собственные. Нет, пора заканчивать. Он верно говорит, что каждый сам за себя. Только он говорит это, чтоб я опять прикрыл его спину. Как в тот раз, когда нам на пару спустили тигра. Красавец, с полосами в кулак толщиной. Бросался на Халдора, пугал его, а тот обделался от страха. Пришлось проткнуть дыру в черепе зверюги, а батюшка разгневался, что попортили шкуру. Гуннар сказал: «Дурак ты, Бальдр, кому он нужен без целой головы?».