Текст книги "Вот вилка падает...(СИ)"

Автор книги: Галина 55

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

Жданов-младший терпел издевательства над девочкой долго, ему даже показалось, что очень долго, целых семь-восемь минут, потом подошел к толпе, взял Лизу за руку и привел за свою парту.

– Будешь сидеть здесь, я Глеб Жданов, а ты?

– Лизавета Смирнова, – едва слышно прошептала девчушка, – зря ты пошел против класса, они тебе отомстят, а я уже привыкла, что меня никто не любит, – и благодарно посмотрела на него своими огромными карими глазищами поверх чиненых-перечиненных очков.

И все, он поплыл. Он и сам не мог понять, что с ним случилось, столько красивых и самых престижных девчонок в классе предлагали ему свою дружбу, а ему никто не был нужен. А за одну робкую улыбку этой смешной и страшненькой девочки он мог сорвать урок, он мог прыгнуть с моста, он все мог, только бы она улыбнулась.

– Давай будем дружить? – предложил Глеб своей новой знакомой. И сердце его рвануло вверх, куда-то под горло, когда она молча кивнула головой.

После уроков Глеб задержался в раздевалке, переодевал обувь, а когда он вышел в школьный двор, его Лизу уже успели побить и сидела она сейчас на земле, с порванными на колене колготками, с растрепанными косичками и… с ртом, испачканным землей. Лиза не плакала, она только обреченно вытирала рот и сплевывала землю, которую ее заставляли есть, она правда очень крепко сжала зубы, но что-то все-таки попало ей в рот.

Их дом был всего-то метрах в ста и Глеб потащил девочку к себе. Вот там он и уверился, что девочки более злы, чем мальчики. И о папиной любви там же узнал. И все благодаря Лизе.

– Мама, мамочка, – закричал Глеб еще с порога, – нам нужна твоя помощь.

Кира вышла в прихожую, увидела сына и пугало, которое стояло рядом с ним. Губы ее сразу вытянулись в ниточку.

– Глебушка, во-первых, воспитанные дети не кричат. А во-вторых, – мама сделала длинную паузу, словно решала как назвать девочку «кто» или «что», – ты где подобрал эту Пушкареву?

– Какую Пушкареву? Это Лиза Смирнова, моя одноклассница. Ее побили и порвали ей колготки. И нам теперь нужна твоя помощь.

Кира еще не успела ничего ответить, как Лизонька, пробормотав: – Мне пора домой, – скрылась за дверью их квартиры.

У Глеба тогда впервые была истерика, он кричал маме, что она злая, что так гостей не встречают, что девочке нужна была помощь, а мама повела себя, как люди не должны себя вести, и вообще, зачем мама обзывается. Это очень стыдно, обзываться на детей.

Кира сама была не рада, что так все получилось, никогда до этого сын не кричал, не истерил и не плакал.

– Сыночка, ну, что ты такое говоришь? Я никак не обзывала эту девочку.

– Не обзывала? А кто ее Пушкаревой обзывал? Не ты? Какая она тебе Пушкарева, у нее никакой пушки и вовсе нет.

– Что здесь происходит? – раздался спокойный, но строгий голос отца.

Мама сразу как-то побледнела, а Глеб бросился к папе и все ему рассказал. И про то, что к ним в класс пришла новенькая, и про то, что она очень умная, и про то, что ее все обижают потому, что она не такая, как они, и про то, что ее побили, и про то, что мама тоже обидела Лизоньку. И даже про то, что он влюбился. Но про это тихонько, только на ушко и только папе.

– А причем здесь Пушкарева?

– Мама обозвала Лизу Пушкаревой, – Глеб уже готовился заплакать, но папа сказал:

– Глеб, давай пять, ты сегодня поступил, как настоящий мужчина. Я просто горжусь тобой.

– Папа, я уже знаю, каким я буду врачом. Я буду пластическим хирургом, чтобы никто над некрасивыми не смеялся.

– И снова молодец, сын! Давай-ка мыть руки и за стол.

А вечером Глеб услышал, как мама кричала папе:

– Весь в тебя пошел, тоже крокодила в дом приволок, красивых девочек нашего круга ему мало? Да что же это за наказание такое? До каких пор она еще будет нас преследовать, крокодилица твоя.

Глеб, конечно, заткнул уши, но когда папа кричит, то это бесполезно, затыкай, не затыкай, все равно все услышишь. Так он услышал, что папа проклинает тот день, когда смирился с судьбой и женился на маме, что папа любил, любит и всегда будет любить Катю, что если мама еще раз посмеет открыть свой рот для того, чтобы оскорбить Катюшу, то он с ней просто разведется.

После этого мама успокоилась, а папа, наоборот, пошел пить свой коньяк. Глеб не любил, когда папа выпивает, а еще он испугался, что папа и правда разведется с мамой и тогда нужно будет выбирать с кем жить. А выбирать между папой и мамой Глебушка никак не хотел.

Он вышел в кухню, папа сидел на полу и держал в руке большой стакан с коньяком, но мальчик увидел, что папа поспешно вытирает глаза. Подошел и крепко-крепко его обнял.

– Папа, а кто такая Катюша?

– Девочка, над которой тоже все смеялись.

– И она была Пушкарева?

– Да, ты Жданов, она Пушкарева.

– А, так это фамилия?

– Да сынок.

– А ты ее очень любил и любишь, и будешь любить?

– Очень.

– А ты к ней уйдешь?

– Нет, мой хороший. Куда я от тебя уйду? Никуда!

– А где она сейчас?

– Я не знаю, мой маленький. Ты у меня умница, ты заступился за свою девочку. А я над своей смеялся, как все. И она мне этого не простила.

Глеб снова крепко обнял отца.

– Это потомУ, что ты был маленький и глупый?

– Нет, это потому, что я был большой, но дурной. Глеб, а знаешь, что мы с тобой сделаем? Мы твою Лизу на показ возьмем. У нас сейчас как раз выходит детская линия, и демонстрировать ее будут обычные девочки. Самые обычные. Но твоим одноклассницам туда дорога будет заказана, хотя некоторые ваши мамаши меня уже и просили взять их дочушек. Но мы возьмем только Лизу. Стилист над ней поработает, приоденем ее и на подиум. И прессу заставим фотографировать ее. А? Как тебе такая идея?

– Папка! Ты у меня самый лучший!

Лиза оказалась очень фотогенична, после показа и фото в прессе от нее все отстали, завидовали по черному, но задирать не решались. Глеб вытащил тогда счастливый билет, иначе кто бы сейчас гонял его по всем предметам и готовил к поступлению в медицинский. Кто бы сметал все на своем пути, если ее Глебушку кто-то обидеть вздумает? С кем бы он теперь целовался? А целуется Лизка отпадно.

И все это сделал папа, который лежит сейчас с закрытыми глазами на больничной койке и жизни его угрожает опасность. А может все же не в пластические хирурги пойти, а в кардио-хирурги, тем более, что Лизонька выросла и превратилась в красавицу. По крайней мере, в его глазах.

Да, а школу она закончила еще два года назад, теперь уже учится в университете, хоть и младше Глеба на целых два месяца…

========== Часть 6 ==========

– Маргарита Рудольфовна, это все его пьянки, гулянки и бабы. Вот сердце-то и не выдержало.

– Кирюша, я надеюсь, что ты с ним не будешь это сейчас обсуждать? И скандалить тоже не будешь. Договорились? Давай, детка не здесь и не сейчас.

– Правильно, я у вас всегда и во всем виновата. Скажите еще, что это я его довела.

– Кира, не начинай, – Марго видела, что невестка уже садится на своего любимого конька и оттуда ее будет стащить очень сложно. Всегда так было…

Она сама виновата, своими руками разрушила сыну жизнь. Знала ведь, что Андрей любит эту свою Пушкареву, все знала и все сделала, чтобы он, не дай Бог, с нею не встретился, когда она из Египта вернулась, да когда документы на передачу «НикаМоды» на имя Павлуши подписывала. Как же ее звали-то, девочку эту? Пушкарева… Пушкарева… Катя, кажется. Да…

Марго тогда пошла на подлость, даже не на подлость, такое натворила, что всю жизнь боялась, как бы сын об этом не узнал… Если когда-нибудь узнает, то сына она потеряет, это точно. Не простит он ее. Ни за что не простит.

А уж как потом с Кирой план разрабатывала, чтобы удалось затащить Андрюшу в койку к Кирюше, да как претворяли они этот план в жизнь, так и вообще противно вспоминать. И для чего? Для чего все это было? Чтобы сейчас не знать, как утихомирить невестку и не дать ей загнать сына в гроб в расцвете сил?

– Ба, тебя папа зовет, – Глеб высунул голову из палаты Андрея.

– Иду, Глебушка, иду, – Марго повернула голову к внуку.

– Я с вами, – тут же встрепенулась Кира.

– Ма, папа просил чтобы я позвал только бабушку. Давай мы с тобой тут подождем, а потом зайдем.

– Конечно, видеть меня твой отец не жаждет, я понимаю, – голос Киры становился все тоньше, все выше, все громче, – зачем кобелю видеть…

– Не смей! Не смей при сыне. Засуну в психушку, не выберешься, – так, чтобы не услышал Глеб, прошипела Маргарита.

А вот это уже было серьезно. Кира прекрасно знала, что Марго слов на ветер не бросает, прекрасно знала ее возможности, и прекрасно знала, что свекровь давным-давно терпеть ее не может, еще с того показа. Но чтобы так? Чтобы угрожать психушкой? А что и не поможет никто выкарабкаться. Кристина уже восемь лет, как живет в каком-то монастыре и ее совершенно не интересуют дела мирские, Сашка давным-давно с женой в Штатах. Она здесь одна в окружении врагов. И в психушку запихнут, если захотят, и с сыном видеться не дадут.

Значит, пора было менять тактику, что она с успехом и сделала.

– Извините, Маргарита Рудольфовна. Просто я очень волнуюсь за Андрея, вот и сорвалась.

– Ничего, девочка, бывает. Ты просто волнуйся молча и все будет хорошо.

***Катрин позвонила дочери ближе к вечеру. Вообще-то Инесс должна была позвонить сама, она прекрасно знала, что мать волнуется и до сих пор ни разу не игнорировала этот факт. Из любого уголка мира ровно в шесть часов вечера, когда Катрин забиралась с ногами в свое любимое кресло раздавался звонок и мама с дочкой обменивались новостями, советовались друг с другом, беседовали. Затем такой же звонок раздавался в кабинете у Мишеля и дочь беседовала уже с отцом. Во всех контрактах Инесс отдельным пунктом стояло, что время с шести до семи вечера – это личное время мадемуазель Ребель, и оно неприкосновенно.

Сегодня впервые девочка пропустила не только разговор с мамой, но и папу проигнорировала, а это было уже совсем тревожно. Катрин дозвонилась до дочери только около девяти часов вечера. Говорили они на французском, что и вовсе выходило за все рамки допустимого, потому, что мадам Ребель всегда разговаривала с дочерью только по-русски. Лишь последние фразы мать и дочь сказали по-русски.

– Инесс, я перезвоню Юлиане, как только возьму билет. А ты, девочка, подумай над моим предложением.

– Нет, маман, нет! Я подписаля контракт и я его сделяю.

– Выполню, Инесс, выполню. Не сделаю контракт, а выполню.

– О, маман, опять твои поправления. Мсье Андрэ ховорит, шьто мой рюсский хороший.

– Меньше слушай мсье Андрэ, доченька. Целую тебя.

Инесс закружилась по комнате.

– Жюли! маман прыедет, маман прыедет! Мы будем фтроем гулять по Москве! Жюли! Маман мне покашет, где она жиля, где училясь. О, Жюли! Я так рада. – Инесс резко остановилась, – а маман снает мсье Андрэ?

– С чего ты взяла, солнышко? Нет, они не знакомы, – Юлиана опустила глаза, сделав вид, что очень увлечена книжкой.

– Жюли, посмотры на меня. Ну пожалюста. Скаши, где я ошиблясь? Маман говорыт по-французски, это со мной! Маман началя гофорыть по-французски, когда узналя, что мсье Андрэ ф хоспитале. Маман не хотеля ехать в Москву, но она сразу захотеля, как узналя, что он саболел. Но больше фсего маман испугалясь, когда услышаля, как мсье Андрэ сталя плеха, когда приехаля его маман. Я слышаля, что она не волновалалясь, она испугалясь, голёс такой быль. Жюли, хде я ошиблясь?

– Инесс, ты просто Эркюль Пуаро, какой-то. Во всем ты ошиблась. Мы с Катюшей давно планировали сделать тебе сюрприз. Потому мама и не возражала против твоего контракта в Москве, что планировала сама приехать и показать тебе город. Ты же знаешь, как мама занята, разве смогла бы она найти время для поездки, если бы не планировала ее заранее?

– Да, но сдесь не так шьто-то. Я, как сказаль бы папА, попом это снаю.

– Попом! Ну насмешила! Не попом знаю, а попой чую. Поняла? Чудовище ты мое любимое.

– Поняля! Я тоше тебя люблю.

***– Мама, я должен понять что происходит. Не могут двое людей не связанные друг с другом кровно вот так быть похожи друг на друга. Ты это понимаешь?

– Да, сыночка, она ведь не только внешне похожа на меня в молодости как две капли воды. Она и манерой говорить похожа, и голос похож, и еще что-то неуловимое. Знаешь, в какой-то момент я вдруг осознала, что это моя внучка.

– Мама, а у меня точно нет братьев-сестер?

– Андрюша, ты же в кардиологии лежишь, а не в дурке. Может и есть, откуда я знаю. Я только надеяться могу, что папа твой мне не изменял. Но даже если есть – как ребенок ребенка твоего отца мог бы на меня похож быть?

– А у тебя… – осторожно спросил Андрей.

– У меня? – Марго захохотала. – Ну, разве что я девять месяцев и роды под наркозом провела, поэтому и не зафиксировала память такого важного события в моей жизни. Нет, сына, это твои делишки, не мои. Слушай, а может эта девочка дочь твоей Пушкаревой? У вас ведь с ней что-то было. – Маргарита выпалила эту фразу не задумываясь, и похолодела. Если Катя была беременна, когда Марго устроила то, что устроила, то сына она потеряет. Как пить дать потеряет.

– Ма, я прошу тебя, ты посмотри в контракте ее точную дату рождения. И вот еще что, Юлиана знает Инесс, знает давно. Я даже думаю, что Юля знает все и об Инесс, иначе с чего она взялась помочь устроить нам этот контракт. Может стоит с ней поговорить?

– Поговори, если сможешь. Со мной она разговаривать отказывается. С той самой твоей истории с Пушкаревой.

Марго знала, почему Виноградова отказывается не только говорить, но и здоровается-то с трудом, но уж точно не собиралась сообщать об этом Андрею. Сейчас ей очень важно было одно – своими глазами убедиться, что мадемуазель Ребель никак не может быть дочерью той самой Кати, что она своими руками не выгнала из жизни сына и из Москвы вообще, свою внучку.

– Андрюша, а ты помнишь, когда у вас… было… ну, в последний раз.

– Двадцатого января две тысячи шестого года.

– Надо же, сразу и дату сказал. Надо же… Все, Андрюшенька, я поехала в «Зималетто», посмотрю контракт твоей Инесс. И сразу тебе позвоню. Да, там Кира ждет, примешь?

– А куда деваться, – обреченно вздохнул Жданов, – только попроси ее не скандалить. Ну, хотя бы при Глебе.

– Хорошо, сыночка, я пошла. – Маргарита Рудольфовна вышла из палаты Андрея. – Кирюша, он тебя ждет. Только, пожалуйста, прошу тебя, умоляю, не скандаль.

Кира и правда вошла в палату очень спокойной и тихой, но Марго, на всякий случай все же попросила врача, чтобы при первом же крике из палаты, Кирюшу выпроводили. Не зря, как выяснилось, попросила, уже через десять минут мадам Жданову выпроводили из палаты… Тихо и мирно начавшийся визит закончился приступом стенокардии для Андрея, благо врачи были рядом.

А для Кирюши этот визит закончился и вовсе паршиво, и удар нанес сын.

– Мама, я очень люблю и тебя, и папу, но я хочу, чтобы вы развелись. Иначе ты закончишь свою жизнь в сумасшедшем доме, а папы просто не станет. Невозможно жить в таком аду.

Комментарий к

Все, как всегда. Я честно планировала мини. Не получилось. Но… если я не оправдала ваших ожиданий, то я постараюсь как можно быстрее закончить. Ну, хотя бы мини и еще чуть-чуть, а не макси)))

========== Часть 7 ==========

– Я прошу тебя, Мишель, пожалуйста…

– Нет, Кати, я слишком тебя люблю, чтобы мешать тебе жить.

– Мишель…

Но он так и не полетел с ней в Москву. Он слишком ее любил… всегда. С той самой первой встречи в холле каирской гостиницы, когда Юлиана представила их друг другу.

Десятое марта две тысячи шестого года. Египет.

– Юлиана, а в чем заключается моя работа, что я должна буду делать?

– Так, смотри. Мы с тобой приехали работать на финал конкурса «Самая красивая». Сюда будут съезжаться знаменитости, модели, стилисты, звезды. Мы всех их будем пиарить, составлять им расписания, сводить друг с другом и… искать тех, кто станет нашими проектами в будущем.

– А я-то как могу в этом помочь?

– Никто лучше тебя не сможет выполнить всю самую важную и самую незаметную работу.

В это время зазвонил мобильный Юлианы.

– Да, Кирочка, привет. Ты прости, что я бросила тебя накануне свадьбы, но нам пришлось улететь в Египет.

– Нам? А с кем ты?

– С Катюшей. Раз уж вам она не нужна, я решила переманить такого ценного работника.

– С Пушкаревой?

– Да, с Пушкаревой. Ты что-то хотела, Кирочка?

– Да. Хотела сказать, что свадьбы не будет и извиниться за то, что ты так много для нас сделала, но, к сожалению, из этого ничего не вышло.

– Не могу поверить. А что случилось, Кирюша?

– Это не телефонный разговор, но если ты для себя что-то запланируешь, то держи Пушкареву подальше от своих планов, а то и у тебя ничего не выйдет. Твоя «Катюша» умеет разрушать чужие планы.

– Спасибо, что предупредила, – голос Юлианы стал прохладным, – ты держись, Кирюша. Я искренне тебе сочувствую. Прилечу – поговорим.

Юлиана дала отбой и пристально посмотрела на Катю.

– Она вас застукала?

– Нет, хуже. Она обыскала меня при выходе.

– Что сделала? Обыскала?

– Да. И сама прочла все его письма, открытки и записки.

– И отменила свадьбу… Я бы тоже отменила, правда я никогда не позволила бы себе кого-то обыскивать. Ну, что же она искала приключения на свою задницу, она их нашла.

– Юлиана, я хочу вам все рассказать, все-все.

– Хорошо, но потом. Сейчас нам надо работать. О! Иди-ка за мной.

Катя посеменила рядом с Юлианой навстречу высокому, очень красивому, респектабельного вида парню.

– Катюша, это наш будущий проект, Мишель Ребель, собирается открыть сеть ресторанов французской кухни в России. Проект очень выгодный, улыбнись, быстро!

– Если я улыбнусь, – горько сказала Катя, – то проект точно сорвется. Я уж лучше свой оскал припрячу.

– Прекрати говорить глупости. – все это шепотом, и громко, – Мишель, bonsoir, mon cher.

– Добрый вечер, Юлиана. Мы договаривались говорить по-русски, иначе зачем я учил его шесть лет? И как я смогу работать в России?

– Ты прав, мальчик мой, прав. Позволь представить тебе мою помощницу. Это Катя. Она мне помогает на этом проекте, любые вопросы, любые проблемы, которые у тебя появятся, ты будешь решать с ней. А это, Катенька, Мишель, надеюсь, что мой будущий проект. Мишель очень, очень талантливый шеф-повар.

– Добрый вечер, мадемуазель Кати, меня зовут Мишель и вопросов у меня очень много, как и проблем, к сожалению.

– Добрый вечер, я готова отвечать на ваши вопросы и решать ваши проблемы.

Потом Мишель ей рассказывал, что когда они с Юлианой шли к нему, он не мог оторвать взгляда от ее огромных испуганных и больных глаз, глаз раненой газели: – Мне сразу же захотелось защитить тебя от всего мира, залечить твои раны, сделать все, что угодно, только бы твои прекрасные глаза никогда больше не знали печали.

С той самой минуты Мишель, действительно, делал все, чтобы ее глаза «не знали печали».

Двадцатое апреля две тысячи шестого года. Москва.

– Я не смогу больше тебе помогать, Мишель. Дальше ты будешь работать над открытием своего ресторана без меня, надеюсь, что Юлиана найдет мне хорошую замену.

– Кати, что случилось? Я чем-то тебя обидел? Я надоел тебе своими разговорами о любви и предложениями брака? Я даю тебе слово, Катрин, слово дворянина, что никогда больше не стану беспокоить тебя своей любовью, просто молча буду тебя любить. Только не исчезай, sʼil vous plaît, пожалуйста. Я не смогу жить не видя тебя.

– Спасибо, Мишель, за все, что ты для меня сделал, спасибо. Но… дело не в тебе. Правда. Наоборот, я очень тебе благодарна, ты вернул меня к жизни. И все-таки мы расстаемся. Я должна исчезнуть из Москвы. Совсем исчезнуть. Иначе… Но это уже не важно. Я надеюсь прочесть о твоем ресторане. Прочесть только самое лучшее. И я всегда буду тебя помнить. – у Кати на глаза навернулись слезы и они снова стали похожи на больные, испуганные, раненые.

– Кати, это снова Андрей? Ты не можешь быть с ним даже в одном городе?

– Не могу, это правда, но я бегу не от этого. Меня вынуждают уехать. Иначе будет плохо всем, кто мне дорог.

– И куда ты собралась?

– Я пока не знаю, но придумаю, что-нибудь, это не проблема.

Что такое сеть ресторанов французской кухни в России, если у его Кати снова такие печальные глаза? Да ничего! Ни-че-го!

– Юлиана, я не буду открывать рестораны ни в Москве, ни в Санкт Петербурге, ни вообще в России.

– Что? Что ты сказал? Мишель, так серьезные люди не поступают! Ты хоть представляешь, сколько работы мы с Катюшей уже проделали, а какие у нас были затраты, ты представляешь?

– Жюли, я компенсирую все затраты, вдвойне.

– Ты, хотя бы, можешь сказать мне, что произошло?

– А ты знаешь, что твоя помощница больше не может оставаться в Москве?

– Час от часу не легче. Да что случилось-то?

– Я не знаю. Она мне сказала… подожди вспомню точно: – «Я не смогу больше тебе помогать, Мишель. Дальше ты будешь работать над открытием своего ресторана без меня, надеюсь, что Юлиана найдет мне хорошую замену». А мне больше никто не нужен. Никакая замена. Поэтому я буду открывать сеть ресторанов русской кухни во Франции. И прошу тебя, вместе с Кати помочь мне в этом.

– Ты сошел с ума? Тебе нужно французское пиар агентство, а не мы. Иначе тебя ждет провал.

– Вот ты и откроешь агентство во Франции, в помощь тебе я найду лучших французских пиарщиков. И все расходы я тоже беру на себя. Ну, что, по-рукам?

Второе июня две тысячи шестого года. Лион

– Ну, что, Кати, что сказал врач?

– Я беременна, Мишель! Я беременна!

Глаза Кати горели лихорадочным блеском, но это была лихорадка радости и счастья. И он был счастлив ее счастьем…

– Кати, мое предложение в силе. Скажи «да» и я всю жизнь буду любить и тебя и малыша.

– Я не могу. Сказать «да» – это использовать твою любовь ко мне. Это нечестно. Ты ведь прекрасно знаешь, что я…

– Я знаю, что ты меня не любишь. Я даже знаю, что ты любишь его. Но ты не права в одном. Если ты скажешь «да», то это не будет нечестно. Это будет очень честно, потому что ты позволишь мне всегда заботиться о тебе, потому, что твое продолжение будет любить меня, я смогу стать хорошим отцом, я это знаю. И любить твоего ребенка мне тоже будет позволено. О, Кати, если ты скажешь «да» – это я стану счастливым! Я! И я постараюсь сделать счастливой тебя. Скажи «да»!

– Катюха, да скажи ты ему уже «да» и поехали в Париж, нужно посмотреть один чудесный ресторанчик, который продается и он сможет стать нашим! – Юлиана, о которой они напрочь забыли, разрядила обстановку. Все засмеялись. Катя сказала: – Да!

Двадцатое января две тысячи седьмого года. Лион.

Роды были очень тяжелыми. Очень, очень тяжелыми… И для матери и для девочки. Был даже момент, когда врач спросил Мишеля кого спасать? Мать или ребенка? Выбрать он так и не смог… К счастью… Обе его девочки остались жить, но у него появилась седая прядь в его черных, как смоль, волосах.

Первые три месяца жизни Инесс были очень тяжелыми и страшными. Когда они с Кати каждую секунду были готовы к самому ужасному. Но, с Божьей помощью они прошли и это.

В тот день, когда врач сказал, что больше тревожиться не о чем, Кати сама пришла к нему в спальню. В ту ночь она стала его женой по-настоящему. Она хотела еще детей, но он испугался. Он испугался, что снова может выйти врач и предложить ему одну из жизней… на выбор… А еще он испугался, что никогда не сможет полюбить других детей так, как любит Инесс. Или, наоборот, он станет любить Инесс меньше из-за тех, гипотетических. Нет-нет, уж лучше все оставить, как есть…

Двадцать первого января того же года Андрей впервые получил конверт без штемпеля, внутри не было ничего, кроме инструкции Малиновского по соблазнению «нашего монстра»…

========== Часть 8 ==========

– Андрюшенька, ты как себя чувствуешь?

– Нормально, мама. Ты посмотрела контракт? Что там?

– Инесс родилась двадцатого января две тысячи седьмого года. – голос Марго был спокойным и деловым. – Так что давай, сын, вспоминай с кем ты кувыркался в конце апреля две тысячи шестого.

– Ни с кем.

– А май—июнь? Может недоношенная?

– Ни с кем, мама.

– Сынок! Ты меня пугаешь! Три месяца без женщины? Да еще в те годы, когда ты был совсем молодым? Эдак и до простатита не долго.

– Не три месяца, мама, намного больше.

– Ужас! Но хорошо уже то, что Инесс никакая не дочка тебе. Эту тему можно закрывать.

Марго положила трубку и вздохнула с облегчением. Значит можно успокоиться. Да, она совершила подлость, но по крайней мере не по отношению к беременной женщине и не по отношению к своей внучке. И можно поставить на этом точку.

Точка, почему-то, не ставилась, перед глазами стояло лицо девочки, в ушах звенел ее голос…

Андрей позвонил часа через полтора.

– Мама!

– Андрей? Что случилось? Тебе плохо?

– Да нет, мама. Знаешь, я вспомнил, что как раз в середине апреля у меня была случайная связь. Мимолетная, одноразовая, так сказать.

– Сынок, а тебе никто не говорил, что при одноразовых связях нормальные люди используют одноразовые презервативы?

– Ма, ну, прекрати издеваться. Смотри, какая деваха получилась, любо-дорого!

– Да погоди ты, вначале нужно все узнать наверняка, а уж потом признавать или не признавать девочку. Кто ее мать?

– Не знаю.

– Как это? Ты хоть имя-то ее помнишь?

– Я его и не знал.

– Ну, правильно! Разве половая связь – это повод для знакомства? Если Инесс твоя дочь, то имя твоей партнерши Катрин Мишель Ребель.

– Мама, она не была француженкой, говорила совершенно без акцента. Это я помню точно.

– Значит она француженка по мужу, так тоже бывает. А ты хоть помнишь, как она выглядела?

– Нет, Помню только, что очень красивая.

– Ладно, Андрюша, отдыхай, завтра подумаем, что делать.

***

Они стояли тесно прижавшись друг к другу. Казалось бы, ну что такого – жена летит в Москву всего-то на неделю-полторы, но даже если и задержится, то двадцатого января они в любом случае встретятся.

Так было всегда, это было их семейной традицией… Где бы ни были эти трое, в какую бы точку мира не забросила их судьба, но двадцатого января, седьмого августа и двадцать седьмого декабря они обязательно были вместе. И совершенно неважно, как они праздновали свои дни рождения (вон в прошлом году на день рождения Мишеля, у них просто была конная прогулка в окрестностях Лиона, а затем тихий пикничок), главное, что они были в кругу своей семьи.

– Ты прощаешься со мной так, словно мы расстаемся. Мишель, если ты решил, что я просто нашла повод, чтобы увидеть его, то…

– То и это я могу понять, Кати. Я не решил, я это знаю, ma petite fille, и мне кажется, что ты права. Нельзя всю жизнь мучиться вопросами. Когда-то нужно на них получить ответ.

– Ты, правда, считаешь, что нам нужно поговорить и выяснить отношения?

– Кати! Я говорил тебе это еще тогда. Нельзя жить так, как ты живешь. Любить и ненавидеть одновременно. Ты всю свою жизнь несвободна. Так поговорите уже, выясните все и… – дальше Мишелю было очень трудно говорить, но он справился, – и ты, либо уйдешь к нему, либо вернешься ко мне, но уже моей, свободной от него.

– Что значит, уйдешь к нему? Я не собираюсь ни к кому уходить, mon cher! И не надо меня прогонять, я все равно не уйду, понял? – а сама подумала: – «Даже если бы и захотела… У него жена и сын. И я ему не нужна, никогда не была нужна…».

– Катрин! – Мишель очень редко называл ее так, значит хотел сказать, что-то очень важное. – Знаешь, почему я был категорически против нашего венчания? Я люблю тебя, моя маленькая. Очень люблю, всегда любил. И я не хотел, чтобы ты была связана со мной клятвой, данной у алтаря. Если ты вернешься ко мне свободной и стопроцентно моей, мы сразу же обвенчаемся. А до тех пор, пока вы не поговорили, я не позволяю тебе давать мне никаких обещаний и клятв.

– Мишель, ты самый лучший!

– Я знаю. Пока, ma petite fille, – он еще долго махал рукой ей вслед и, когда она скрылась из вида, прибавил, – adieu…

Катерина летела в Москву впервые с двадцать четвертого апреля две тысячи шестого года. Нет, она давным-давно не боялась угроз Маргариты Рудольфовны, она перестала бояться их еще тогда, когда родители переехали жить во Францию, а Николай улетел в США, так удачно женившись по-любви… к красивой жизни. Она не была в Москве потому, что боялась себя. Боялась, что если увидит того, кто кричал отцу, что она украла у него фирму; того, кто не узнал ее; того, кто струсил сказать ей в глаза, что если она не исчезнет из его жизни, то сядет и она, и Коля, и папа; того, кто посчитал ее проституткой и передал ей двести долларов за две ночи, и вместо того, чтобы разрядить в него обойму, поймет, что все еще его любит, то никогда уже она не сможет считать себя человеком.

Катюша, открыла сумочку, достала кошелек. Вот они, те самые двести долларов, которые Маргарита Рудольфовна передала папе со словами: – Передайте своей дочери, она их заработала. – Спасибо, что хоть не рассказала отцу, каким местом Катя заработала эти деньги. Зато ей потом сказала по телефону:

– Андрей просил передать тебе эти деньги. Сказал, что ты их заработала. Правда не сказал как, но я подозреваю как. Да, Пушкарева, вот уж никак не ожидала от тебя, думала, что ты подороже будешь.

«Прав, Мишель, прав! – думала Катюша, – пора расставить все точки над «i», пора, наконец, высказать ему все и освободиться. Пора собирать камни…»

========== Часть 9 ==========

Семнадцатое апреля две тысячи шестого года. Москва. 18.00.

– Ну, как ты не понимаешь, Юлиана? Я должна его увидеть. Должна!

– Зачем?

– Как зачем? Должна!

– Кать, со мной ты можешь играть в эти игры, а вот с собой… не стоит. Если бы ты мне сказала, что ты хочешь его видеть, я бы могла понять. Но должна? Кому должна? Зачем должна? Для чего должна? Ответь хотя бы на один из этих вопросов, ну, или скажи себе честно – я его люблю, несмотря ни на что, я очень хочу его видеть, я его увижу. И иди себе с чистой совестью.

– Юль, я хочу понять, почему он пришел к родителям и сказал, что я украла у него компанию? Почему сказал, что я исчезла и скрываюсь? Ведь Кира прекрасно знала, что я с тобой в Египте и при желании они могли бы меня разыскать.

– Согласна, это стоит выяснить. Только уверяю тебя, что ты услышишь в ответ, что он впервые от тебя слышит, что Кира была в курсе, где тебя искать. Уверена, что она промолчала об этом. Не могла она развенчать миф о тебе, как о воровке, не в ее это интересах было. Но если ты хочешь, чтобы Андрей лично подтвердил тебе мою гипотезу, то позвони ему и спроси. Зачем для этого встречаться.

– Нет, я хочу, чтобы он сказал мне все глядя в глаза.

– Кать, ну, перестань себе врать. Ты просто хочешь, чтобы он увидел тебя, вот такую, красивую до невозможности, гордую и независимую, любимую другим. Ведь так? Ты хочешь, чтобы он бросился к твоим ногам в раскаянии, чтобы полюбил тебя. Ведь так, Катя? И не ври себе.

– А если и так, то что? – голос Катюши зазвенел.