Текст книги "Необъявленная война (СИ)"

Автор книги: Фрейфея

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

Глава 12. Грехи отцов

Солнце играло яркими бликами на зеркальной поверхности озера. Безоблачное небо сияло, и отсутствие ветра делало этот день просто созданным для полетов. Однако на берегу можно было заметить лишь две одинокие фигуры: в мантиях и с метлами.

Драко Малфой крепко сжимал в руке новенький Нимбус, подаренный отцом к Рождеству, и изучал свою спутницу с видом третейского судьи. А она, с горящими от волнения глазами и легким румянцем, сидя верхом на метле, перебирала ногами.

– Если так дальше пойдет, то тебе лучше сдаться сразу, – констатировал Драко, наблюдая за тщетными попытками Гермионы справиться с эмоциями.

– И не надейся! – осадила она, стараясь выбросить из головы привычный страх перед полетом. – Ты даже не представляешь, как я хочу убрать эту самодовольную улыбку с твоего лица! Поэтому я передумала: давай свою «супер-метлу», – Гермиона выставила руку.

– Тебя это не спасет, – смеясь, протянул требуемое Малфой. – Летаешь ты, мягко выражаясь, неважно.

– Это мы еще посмотрим!

Обхватив кончиками пальцев гладкое древко, Гермиона ощутила азарт и уверенность в себе. Метла, действительно, была потрясающей и казалась продолжением ее самой.

– Ух ты! – воскликнула Грейнджер и бросила на Драко восхищенный взгляд.

– Посмотрим, что ты скажешь после того, как мы… – Малфой специально замолчал и многозначительно цокнул.

Гермиона покраснела и приоткрыла от возмущения рот. Она уже собралась вставить какую-нибудь колкость, как Драко продолжил:

– Поцелуемся, Грейнджер, поцелуемся, – (развлекается, змееныш!) – А на то, что ты подумала, уговорить меня не получится, извини... Не сегодня. Даже не старайся!

Гермиона толкнула его рукой в плечо:

– Залезай, Малфой. Хватит воздух сотрясать.

Они оба оторвались от земли и застыли.

– На счет три, – скомандовала Грейнджер. – Один, два, три!

Необыкновенное ощущение от полета очень быстро захватило её. Волосы порхали по ветру, прохлада ласкала кожу, высота разгоняла кровь, победа манила. Метла была чувствительна к любому лишнему движению, и Гермиона с сожалением признала, что надо было выпросить у Драко пробный полет. Противоположный берег стремительно приближался – еще чуть-чуть... Но девичье сердце неприятно екнуло, когда ближе к финишу Малфой обогнал ее и всего секундой раньше очутился на земле.

Серые глаза блестели от восторга, обычно бледное лицо горело румянцем, и Драко торжествующе улыбался:

– Я же говорил.

– Так нечестно. Я даже не потренировалась, – досада от украденной из-под носа победы царапала уязвленную натуру.

– Честно-нечестно… Исход был бы тот же, – выдал самодовольный победитель.

Он подошел к расстроенной Гермионе, наклонился ближе к лицу и по-малфоевски «утешил»:

– Я выиграл. Смирись. А значит, делаю с тобой, что хочу, а хочу я...

Драко не договорил, её добили эти светящиеся от радости глаза, и Гермиона пустила в ход свое «оружие»: притянула Малфоя к себе и поцеловала. Она, не стесняясь, кусалась от обиды и смело запускала в рот ласковый язычок. Гермиона намеренно оборвала поцелуй, когда почувствовала, как Драко пытается перехватить инициативу.

– И зачем ты это сделала? – он тяжело сглотнул, отгоняя неприличные картинки, заполняющие воображение. – Желание не отдам! Не такой ценой.

– Давай два из трех! – смело предложила Грейнджер.

– Я с тобой не торгуюсь. Одно я уже заслужил.

– Тогда играем на три: всё лучше, чем одно, согласись? Ты много потеряешь...

Лицо Драко озарилось диким огнем. Он вскочил на метлу:

– Считай, что ты полностью в моём распоряжении. Сегодня же, после ужина. И, заметь, не я это предложил, так что не включать потом вредность и прочее-прочее...

Гермиона, окрыленная маленькой победой, подхватила вызов, собралась:

– Один, два, три! – и рванула с места.

В этот раз метла, будто стрела, пролетела от одного берега к другому, оставив Малфоя позади. Совсем немного, но для крика ликования этого хватило. Драко скривился. Он и не предполагал, что Гермиона намеренно не выложилась на полную катушку, стараясь ввести его в заблуждение и повысить свои шансы во время третьей попытки. Он был явно разочарован, когда приземлился на липкий снег вторым, но старался этого не показывать:

– Один – один. Пара желаний тоже ничего.

Напоминать, чем ему придется заплатить за проигрыш, никак не хотелось. Обещала не давить, так будь любезна проявить тактичность.

Драко недооценил Гермиону, и она в третий раз с лихвой обставила его. Оскорбленное выражение лица напомнило о прежнем Малфое с той лишь разницей, что длилось это непривычно недолго.

– Два из трех, значит, – пиная снег носком ботинка, заключил он. – И ты схитрила, не спорь! Ничего, я на тебе и с одним желанием отыграюсь!

– Не расстраивайся,– Гермиона старалась смягчить горечь поражения, – тебе будет где развернуться... Теперь мы будем встречаться только в укромном месте.

В ответ она увидела лишь дерзкое лицо Драко.

И это лучшее из зол!

* * *

В тот же вечер их комната, как и прежде, показалась Гермионе уютной и теплой. Камин горел, а Малфой ждал ее прихода, изучая вид за окном. И даже не повернулся, когда она вошла. Он просто слушал ее шаги, треск дров в огне и разглядывал зимний пейзаж.

Гермиона обняла Драко, прижавшись щекой к спине. Они простояли так несколько минут, пока он не опустил руки, притягивающие его за грудь, и не произнес:

– Лучше нам поговорить здесь, а не в спальне.

– У тебя есть спальня? – с удивлением спросила Грейнджер.

– Ты дверь в углу не заметила?

Гермиона отрицательно покачала головой.

– Но хоть в чем-то ты небезупречна, – вздохнул Малфой. Его прежняя дерзость куда-то исчезла. – Тебе лучше сесть, – он жестом указал на маленький диван.

Грейнджер боялась, что Драко вдруг передумает, поэтому тут же присела и молча ждала откровений с нескрываемым волнением. Однако Малфой нервничал не меньше. Но решив, что ей и так почти все известно, и он ничего не теряет, начал:

– Мой род и прежде не отличался многочисленностью. А когда единственный брат Арахниуса, Нарцисс, окончательно сошел с ума от любви к самому себе и отрекся от жены и дочери, названной им, кстати, в честь собственной персоны, мой предок стал болезненно одержим идеей могущества рода Малфоев.

Но злобный нрав, как и у большинства из нас, долго не позволял Арахниусу жениться. Женщины просто бежали от него, как от чумы. Я не знаю, когда ему пришла в голову столь преступная мысль, и как долго он ее вынашивал, только он сделал то, что сделал. Ты сама всё поняла. Добавить нечего. Он заставил Клариссу наделить его и всех его потомков даром производить на свет только мальчиков, как единственных хранителей крови. Арахниус отчаянно желал сделать их похожими на себя, на истинного Малфоя, и благодаря алхимии у него это получилось. Только ему и в голову не пришло, что почти всем его потомкам придется заплатить.

Сейчас я не могу рассказать тебе всё до конца, только жажда обладать женщиной, используя ее слабую волю, заставила его быть неограниченным в своих желаниях. За семнадцать лет до своей смерти он успел оставить тринадцать детей, законных и даже незаконных, с радостью признавая их перед собственными женами.

Так или иначе, до смерти Арахниуса проклятие давало о себе знать лишь частично и в том, что все мальчики росли, действительно, истинными Малфоями: высокомерными, самоуверенными, расчётливыми, до совершеннолетия любившими только себя и остававшиеся холодными по отношению к слабому полу. Как сам предок и его самовлюбленный брат. Тогда Арахниусу это не показалось подозрительным. Кларисс в точности исполнила его «просьбу» в превосходной степени, оставив – на будущее – некоторую склонность к безумию.

Но со смертью предка проклятье стало проявлять себя в полной мере. Когда старшему из сыновей исполнилось восемнадцать, случайно выяснилось, что он, вроде как, ущербен. Кроме того, было и еще кое-что, о чем я не готов тебе сейчас рассказать. И опять это не показалось странным, пока через сотню лет не приобрело пугающие масштабы.

К тому времени, как Малфоям стало понятно, что дело не в истощенной магии или физическом недуге – мы прокляты, волшебницы уже не было в живых. Лишь она могла отменить заклятье, поэтому Николасу ничего не угрожало, но он, следуя собственным убеждениям, открыл одному из потомков его смысл. Тем более, Кларисс перед своей смертью раскаялась. Воистину, она была умнейшей из женщин! Она хладнокровно отомстила, и эта месть грозила стать особенной. Поэтому все попытки увеличить род за счет рождения мальчиков не приносили желанных результатов. И не все мои предки были склонны заводить детей, как коллекционеры. Так постепенно, учитывая безумие, проклятие, болезни и прочие вещи, лишающие даже обычных волшебников жизни, Малфоев осталось лишь двое.

Драко замолчал. Он отвергал глаза Грейнджер, он видел, он топил в них бурю эмоций. И столько же переживаний.

– Но если Кларисса все-таки раскаялась, она не могла не сказать, как все отменить! – с энтузиазмом предположила Гермиона и, пораженная еще одной догадкой, вскочила с места. – Вот откуда эти руны!

– Твой ум – просто наказание какое-то, – раздраженно заявил Драко и продолжил: – Возможно, Фламель обманула нас. Это не сработало ни разу.

– Это странно, она не была такой…

– Была. Боль, причиненная ее семье, оказалась сильнее раскаяния.

Гермиона изучала красивое, немного измученное лицо, и теперь ничего уже не хотела знать, кроме одного:

– Я прошу тебя, пожалуйста, скажи мне… Что там...

Драко глубоко вздохнул и негромко, срывающимся голосом, признался:

– После смерти паука рожденный по крови сын, через одного, будет проклят, и в каждом поколении не менее одного, поразив тем самым первого и последнего из рода.

– И почему все проклятья такие запутанные?! – возмутилась Гермиона. – Паук это, конечно, Арахниус, только Кларисса сошла с ума. Наказать первенца – расчётливо, тебя – жестоко, каждого второго – смертельно для рода. Драко, я опять не понимаю, ты проклят, но ты не умираешь?

– Нет, – сухо произнес он.

– Так что с тобой не так?

Гермиона подошла к нему совсем близко, боясь упустить самое важное. То, с какой болью и отчаянием он ответил, говорило лишь об одном – это мучает его незаслуженной пыткой:

– Я – пустой.

– Пустой? – Гермиона не уловила смысл.

– Я не могу иметь детей. Я бесплоден.

Наступившая тишина казалась не просто тяжелой – трагичной.

Драко всё пытался понять, о чем думает Грейнджер, почему не уходит, почему так чертовски долго молчит!

Гермиона стерла со щеки внезапно вырвавшуюся слезу, положила руки на поникшие плечи Драко и стала целовать любимые губы, глаза, щеки…

– Это неважно, – шептала она, – я хочу быть с тобой.

Хочу. Быть. С тобой. Единственное, что сейчас стало важным для Малфоя. Стало отражением его собственного желания. Противоположностью его боли.

И страхов.

Со стоном отчаяния он подхватил Гермиону на руки и, целуя в мягкие отзывчивые губы, направился в спальню. Бережно вернул на пол прямо у кровати. Страсть, боль, потребность наполнили комнату вместо воздуха.

Малфой с силой прижал Гермиону к стене и рванул края блузки так, что пуговицы отлетели в стороны, рассыпавшись по паркету маленьким градом. Одним движением Драко с треском разорвал белоснежный бюстгальтер и сильные руки жадно прильнули к груди, пропуская возбужденные соски между пальцев.

– Я хочу быть с тобой, Гермиона…

Опять… Ее имя. Так необъяснимо. Потому что легко. Естественно. Ласково.

И желанно…

Драко впился губами в губы, ощущая вкус каждой секунды их близости. Его рука смело заскользила по внутренней стороне бедра вверх, стараясь дотронуться до скрытой бельем плоти.

Чтобы погладить ее.

Ощутить жар.

Сладкую влагу.

Почувствовать рваные вдохи и выдохи на своих губах.

– Хочу... – повторил Драко шепотом, сталкиваясь дыханием и отдаваясь жгучему нетерпению. Он терялся в ее тепле, растворяясь и замирая от предвкушения.

Всё мигом и разом потоком переливалось в Гермиону, вызывая чувственный всполох – ощутить Драко внутри. Ближе, чем в эти мгновения. Чем раньше. Чем никогда до этого.

Он ласкал ее всю... Он ее целовал. Сладко... Остальное – не существовало.

С покорностью, с упоением Гермиона отдавалась этим минутам, забывая о времени. Приглушенные стоны слетали с губ не по ее воле – по воле Драко. Пока он не перестал. И вот тогда – снова. Уже громче! Из тоски по нему.

Но он хотел Гермиону. И это было выше «нельзя»…

Целуя, он подталкивал её к кровати. Сейчас близость казалась неминуемой. Неумолимой. Внезапной. Но Гермиона хотела этого так сильно, что не могла сопротивляться яростному порыву.

Она сама с силой толкнула Драко на постель и, сломленная желанием, села на него сверху. Расстегивая рубашку, целовала разгоряченное тело, наслаждаясь запахом и вкусом его кожи. Ощущала требовательные прикосновения горячих рук к бедрам, чуть раскачивающих их в такт собственным мыслям. Таким понятным и почти осязаемым.

Опьяненная, Гермиона смело отбросила стыд и расстегнула брюки Драко. Она освободила его возбужденный член и услышала… полухрип. Полурычание. Полустон.

Вот и всё.

Наверное…

Потому что она владела Драко. Потому что заставляла его сердце стучать как сумасшедшее. С каждым движением руки. С каждой каплей удовольствия.

Драко пылал изнутри. Волшебная кровь почти лишала его рассудка, но Малфой цеплялся за остатки разума. За жалкие клочки. Боролся, иногда стискивая зубы, боясь выкрикнуть запретные слова. Выступившая испарина не приносила никакого облегчения, жар на коже Драко не стихал.

И всё потому, что Гермиона смотрела на него. Целовала. И горела вместе с ним. Потому что её голова склонялась все ближе и ближе к члену. И вот её губы целуют его...

Будто потолок рушится…

Стоп!

То, как Драко схватил Гермиону за плечи, причинило ей боль, но не испугало. Подняв голову, она смотрела в искаженное непонятной мукой лицо. Мгновение спустя низким, но отчаянным голосом, он приказал:

– Убирайся! Не сейчас, Гермиона, – и с мольбой: – Прошу тебя. Еще немного, и я…

Она на миг оторопела. Сползла с кровати, подхватила одежду. Гермиона, со слабым пониманием происходящего, послушала Драко, оставив совсем одного. Его бледные руки впились в постель, борясь с диким желанием догнать Гермиону.

Борясь с этой чертовой кровью...

Глава 13. Еще одно признание

Утро последнего выходного дня выдалось пасмурным. И оно в полной мере отражало то, что творилось в душе Малфоя. Вчерашний отказ мог обидеть Гермиону, и сейчас это очень беспокоило.

Какая-то часть Драко обзывала его последним идиотом, а другая – призывала поступить достойно. Как же теперь объяснить, что дело было далеко не в ней? Это неведомое ранее чувство – совесть – настойчиво повторяла «нет», пока не откроется вся правда. Теперь, когда стало известие о проклятии не оттолкнуло Гермиону, тянуть дальше было нельзя. Еще раз справиться с собой Малфою вряд ли удастся.

Он не смог пойти на завтрак, снедаемый сомненьями о принятом решении. Драко корил себя за трусость, но отказаться от «дара» без покаяния был не готов. Не в одиночестве. Не втихую. Он оттягивал этот момент в надежде на взаимность.

Действительно, идиот!

Целое утро он вертел в руке заветную монетку, пытаясь отсрочить разговор, который мог всё изменить. Но вероятность того, что Гермиона не разорвет отношения, переборола страх, и Драко отправил ей послание:

«На том же месте. Через полчаса. Это очень важно».

Когда он оказался в квартире, Грейнджер уже ждала его, стоя у теплого камина. Она обернулась, услышав шаги, и улыбнулась. Пару минут они просто смотрели друг на друга и не двигались. Их лица выдавали мысли: и Драко, и Гермиона вспомнили о вчерашнем безумии.

– Ты сердишься на меня? – начал он.

– Я не умею долго сердиться, я всё понимаю. По крайней мере, стараюсь себя в этом убедить, – нервно ответила Гермиона и отвела взгляд. Следующий вопрос дался нелегко: – Я сделала что-то не то?

– Нет! – резко воскликнул Драко. – Поверь мне, я хотел этого. Выкинь нахрен бредовые мысли из своей головы! Я. Хотел. Тебя. Всё! Других вариантов нет.

– Тогда почему передумал?

– Потому что причин было предостаточно.

Он подошел и взял Гермиону за руку.

– Тогда начни с первой, – ласково произнесла она, следя за тем, как его пальцы гладят ее ладонь.

– Я хотел, чтобы ты еще раз всё взвесила. Ребенок – это важно. К тому же, я бы предпочел близость без примеси жалости, что ли…

– Да, мне было немного жаль тебя, но я хотела тебя не поэтому!

– Грейнджер, такие решения не принимаются на эмоциях. Ты не можешь знать, что будет дальше. Не можешь! И здесь тоже – без вариантов. Поэтому дай себе больше времени.

– Ты так говоришь, как будто жениться собираешься! – сыронизировал Гермиона.

– Не сегодня, конечно, но да… Когда-нибудь.

– Это предложение?! – голос выдавал, скорее, шутку, чем серьезный вопрос.

– Я не для этого тебя позвал, – сосредоточенно сказал Малфой. – Не хочу обсуждать эту тему. И мне не до улыбок!

– А для чего? Если из-за отказа… – Гермиона погладила Драко по щеке. – Я не сержусь, правда.

– Подожди, узнаешь, что я за фрукт, растерзаешь меня на мелкие дольки.

– Ты специально хочешь меня напугать, да? – и, медленно освободив свою руку, она села на диван.

– Помнишь, – судорожно сглотнув, заговорил Малфой, – наш спор?

– Мы же договорились! Там, в башне. Хотя я лучше прибавлю, что именно он нас и свел. Так что спасибо, что поймал меня на слове.

– Так вот, – неровно продолжил Драко. – Я был уверен, что выиграю.

– Я помню, – Гермиона улыбнулась собственным воспоминаниям, – а вышла ничья.

– Не всё так просто, Грейнджер. Я был абсолютно уверен, что выиграю! И это не имеет отношения к моей натуре. Это моя кровь, – голос дрогнул на последнем слове.

– И что с ней не так? Она голубая? – Гермиона подавила смешок. Нервное напряжение сказывалось как-то непривычно, а лицо Малфоя было слишком серьезным для подобного выражения чувств.

– Нет, она волшебная.

– И не один год. Скажу тебе по секрету, что это известно довольно многим, – Гермиона еле сдерживала себя от нового смешка. Эта веселость вследствие стресса уже раздражала и ее саму.

– Грейнджер, перестань! Не до игр!

– Извини, само как-то сорвалось…

– Когда будешь казнить меня в своих глазах, вспомни, что дети не в ответе за грехи отцов.

– Ты хочешь поговорить о проклятии? – Гермиона даже встала. Вот этого она точно сегодня не ожидала – добровольных откровений.

– Нет, скорее, о его причинах.

Грейнджер с немым вопросом вглядывалась во взволнованное лицо. Драко нервно сунул руки в карманы. Он медлил, понимая, что после признания обратной дороги не будет. Но решение было принято, а становиться еще одним из невероятного множества Малфоев, скрывающих правду, не хотелось:

– Арахниус потребовал у Клариссы Фламель не только сыновей, но и особую кровь, способную вызывать у понравившейся ему женщины зависимость, желание, способность ее подавлять, это что-то вроде амортенции, но сильнее и сложнее. Поэтому всем нам так трудно отличить истинное чувство от поддельного. Такая сладкая иллюзия.

– Почему всем вам? – заговорила Гермиона настороженным голосом и чуть приблизилась. Сознание отказывалось впускать страшный смысл.

– Потому что я такой же! И когда соглашался на спор, я думал, что ни за что не проиграю. Грейнджер, я хотел использовать свой дар против тебя.

Какой, к черту, дар?!

– Ты, что?.. – Гермиона потерла виски. – Ты...ты напичкан Амортенцией?

– Если тебе так проще принять, то да, – кивнул Драко и сделал шаг навстречу.

– Но это невозможно… – Гермиона отступила.

– Поверь мне, это вполне реально. И я прямое этому доказательство.

– Доказательство чего? Векового обмана? – она возвела глаза к потолку, задыхаясь от великой несправедливости. – Что вы за род-то такой!

Так Драко играл с ней буквально?..

– Грейнджер, выслушай меня...

– Малфой, это подло! – вспылила Гермиона, покрываясь невидимыми иглами.

– Это не мой выбор, я не могу это контролировать!

Грехи отцов.

– И ты говоришь мне об этом только сейчас?! – ненадолго прикрыв глаза, выпалила она. – Когда я?.. – «...влюбилась». – Да как ты мог столько молчать! Черт, ты же Малфой!

Гермиона невольно сжала кулаки.

– Но ведь говорю! – взорвался Драко.

– Сто баллов Слизерину за смелость!

– Прекрати, – Драко знал, что просто не будет. – Да, я – истинный Малфой, но я решил рассказать тебе об этом, пока дело не зашло слишком далеко.

– А ты считаешь, что это не далеко? Не далеко?! – от высоких нот заложило уши.

Гермиона шагнула навстречу – стремительно и громко. Драко не двигался, ожидая удара.

Но его не было.

– Так зачем же сейчас признался? – злые духи подчинили ее себе без спроса.

– Не поверишь, Грейнджер. Совесть…

– Ты прав, сейчас я тебе не поверю. Как тебе можно верить?! – сердце сжало в дьявольские силки. – Чему, вообще, теперь можно верить?

Гермиона заходила по комнате темным маятником, восклицая:

– Ты хочешь сказать, что всё, что я чувствую рядом, это… любовный бред?!

– Я не знаю, – шепнул Драко, покрываясь холодным потом.

– А что знаешь? – язвила Гермиона. – Нет, я ушам своим не верю! – протестовала она. – Так я околдована с первого дня?

– Я не знаю, – прикрикнул он. – Даже здесь есть исключения! Ты сильная, до тебя ни одна девушка не могла устоять передо мной.

Глаза Гермионы вспыхнули от ярости:

– Ты что, хвастаешься?!

– Нет, нет и нет! Я просто пытаюсь сказать, что ты особенная.

– Кажется, подобное я уже слышала. Так вот в чем дело… И зачем надо было это начинать, я не понимаю? Чтобы всё оказалось ложью?! Говоришь, я – зеркало? Значит, твои эмоции тоже бред?!

– Я и пытаюсь это понять. Это очень важно для меня, – важнее страха расплаты. – Это фамильная черта: не уметь отличать подделку от оригинала.

– А стоит ли?! – в голосе царила обида.

– Для меня стоит, – лицо Драко выражало надежду.

– Но мое сердце – не игрушка, Малфой! Я тебе не подопытный кролик!

– Только ты сама в состоянии различать собственные эмоции, и, скорее всего, моей крови неподвластна.

– А я не хочу никаких «скорее всего»! – Гермионе хотелось сбежать. – Что, прикажешь так и жить, сомневаясь друг в друге? Это же пытка! Сердечная мука… Вы сами себя наказали! Кларисс тут ни при чем.

– Но я этого не просил! И я почти уверен, что единственный, кто на это пошел до того, как… Желание открыть тебе правду до близости – это вторая причина.

– Ну и зачем?! Попользовался бы моей подавленной волей в полной мере! Ты же собирался…

– Черт! Но не сделал ведь! Ты должна решить, что ты чувствуешь. Сама. Как и я. И в этом я не могу тебе помочь.

– И я тебе не могу, Малфой!

– Это я и без тебя знаю!

Они ссорились. И злились. Не в первый раз в жизни, но в первый раз за то время, что были вместе. Призрачный шанс рассыпался вслед за преступной тайной, увлекая их за собой. Им было гораздо больнее, чем раньше. Намного больнее. Особенно – Гермионе.

Малфой ощущал это. Свою боль. Её. И он всё еще чувствовал… страх. Оттого, что это конец всему. И есть только три слова, которые способны собрать их самих по кусочкам. Но если наплевать на родовые запреты, а Гермиона все равно уйдет…

Драко обречен.

Ее слова резали будто ножом:

– Подожди, если мое чувство – настоящее, а я – зеркало из-за вашей проклятой крови, то никто не может дать мне гарантий, что и ты чувствуешь то же самое!

– Не может, – грустно, на выдохе произнес Драко. – Но иногда, чтобы быть счастливым, нужно рискнуть, даже я это понимаю.

– А ты готов хоть чем-то рискнуть? Хоть чем-то… И не моим сердцем!

Этого вопроса Малфой боялся больше всего.

– Ради тебя я готов отказаться от яда, ведь именно так называла это Кларисс.

– Так от него можно избавиться? – глаза Гермионы испепеляли.

– Да, но это может быть опасно.

– Может быть?! А может и нет?! И ты до сих пор этого не сделал? – («Хотя он же Малфой!») – Так почему не сделаешь теперь? – ведь тогда сердце перестало бы ныть. – Немедленно...

– Я боюсь! – стены дрогнули от признания.

Драко побелел больше прежнего.

На несколько секунд оба замерли. Вдохнули надежду... Выдохнули.

– Чего? – с предыханием спросила Гермиона, чувствуя, как ноги становятся ватными.

– Потерять тебя. А еще – сойти с ума. Забыть обо всём, что у нас было! Вариантов – масса.

– Причем тут твой рассудок? Я не понимаю.

– Когда Арахниус умер, первый из сыновей – Кастор – однажды понял, как лишиться силы волшебной крови, но было уже поздно. Он, конечно, успел предупредить остальных, но со временем его рассудок помутился, превратив наследника древнего рода в тень прежнего Кастора. Через несколько лет он – безумный и проклятый – умер, покинутый всеми. То, как быстро нас настигает расплата, зависит от нас самих. Отказываясь от дара, мы обращаем волшебную кровь против себя. Запускаем яд, стремящийся погубить нас в угоду Кларисс Фламель, и более быстрым способом.

– Господи... – ужаснулась Гермиона. – Но почему?

– Это часть наказания, касающаяся каждого. Арахниус хотел особый дар, он его получил. И отказаться так просто… Нет уж, хотели – получите! Сами виноваты. Знаешь, Грейнджер, не все из Малфоев осмеливались любить, но еще меньше – признаться в этом. Ведь нам нельзя ошибаться, в отличие от многих. Отравленные и отвергнутые, мы вкушаем силу этого «дара», ощущая всю его полноту и неотвратимость, превращаясь в одержимых. Тебе нужен маньяк, помешанный на тебе?

– Ты им не станешь, – уверенно заключила Гермиона. – Не станешь, если научишься верить мне.

– Вера должна быть взаимной, Грейнджер. Мы учимся врать с пеленок, мы врём ради выгоды, врём ради спасения, врём и иногда попадаемся на лжи, мы привыкли... Но сильнее всего мы платим за ложь женщине. Яд превращает нас в Нарциссов.

– Так ваша кровь запрещает вам лгать? – Гермиона оторопела.

– Навсегда. И только в одном. Не каждая согласится так жить.

– А твой отец? Он такой же, как ты? – с интересом спросила Гермиона. Почему-то захотелось узнать, обладает ли этим даром Люциус. Хватило ли у него смелости испытать силу яда.

– Нет, он сделал это ради матери, но спустя не один год. Я же говорил, нам сложно видеть истину и чувствовать ее. Это прозвучит банально, но нас спасает настоящая любовь. Ведь лишь немногие, кто умеет сопротивляться волшебной крови, способны защитить Малфоев, и мы летим на них, как на пламя, и стараемся добиться этого чувства.

– И как же это происходит? Отказ…

– Это всего лишь три слова. И какие именно, ты знаешь. Я просто произнесу их, и все кончится. Или начнется, как посмотреть. Кроме того, во мне станет меньше Арахниуса и будет больше меня самого.

Гермиона долго молчала. Она и не представляла, насколько тяжелым окажется разговор.

– И что же ты хочешь услышать сейчас, Малфой? – нет, она знает, но... – Ты посеял во мне сомнение.

– Я не могу говорить за тебя. Не мне это решать.

Грейнджер взяла с камина заколдованную книгу. Агония, которую испытал Драко при виде этого жеста, причинила нестерпимую боль. До зубовного скрежета.

– Я хочу побыть одна, – совсем тихо. Нерешительно. С трудом.

– Гермиона, нет… – Драко молил её, наплевав на гордыню. – Гермиона, не надо...

«Не уходи… Так не легче…»

«Драко, так нельзя…»

Для Гермионы это было нелегко, но она не могла иначе:

– Нет, – без слез выплакала она. – «Нет», – качая головой. И это было настоящим «нет».

Как только Гермиона исчезла, сознание померкло.

«Черт, чёрт, чёрт! Дьвол!..» – Драко пнул резной столик. Пот стал еще холоднее, ноги подкосились, и приговоренный к одиночеству, шатаясь, побрел в спальню.

Часы шли, но Грейнджер так и не приходила. Ожидание убивало. Ведь всё, что было нужно, что могло спасти Драко, она унесла с собой. Он не мог заставить ее остаться, но долго молчать, сдерживая истину, казалось, тоже не сможет. Он был готов прокричать то, что пульсировало в мозгу. Давило. Просилось наружу. Волшебная кровь... Она пыталась приговорить Малфоя. Но тот сопротивлялся, как мог.

Он чувствовал себя полным дураком, идиотом, но решил написать на монете несколько строк. Чтобы Гермиона поняла… Чтобы знала… Ведь если он сорвется, он…

Драко отогнал эту мысль!

Только он и не догадывался, что Гермиона для себя всё решила. Она, пригладив корешок, уже взяла в руку портал, и вдруг ощутила тепло в нагрудном кармане.

Зачарованный сикль светился неровными буквами:

«Раздели биение моего сердца».

И пусть это не звучало признанием, но и таких слов оказалось достаточно, чтобы понять: она нужна Драко.

Без вариантов.