Текст книги "Призвание (СИ)"
Автор книги: Фрея Пириамова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)
Параллельно этому девочке понемногу давали эликсиры, чтобы понять, как они влияют именно на неё. Выяснилось, что из-за особенностей организма Пантее требовались повышенные дозировки, а значит, в будущем ей придётся заготавливать больше ингредиентов на ведьмачьи «усилители». Ламберт на этот факт кривился и выдавал: «Вечно с этими бабами проблемы!» Эскель же отмечал, что раньше такого индивидуального подхода к развитию будущего ведьмака… будущей ведьмачки не бывало. Разве только с Цири, но там был совсем особенный случай.
Эльф продолжал тем временем внимательнее вчитываться в записи Гинэля. В одном из разговоров с Эскелем он упомянул, что эликсиры Гинэля можно усовершенствовать и повысить шансы будущих ведьмаков на выживание, и если бы с Пантеей все этапы Трансмутаций проводились не в спешке, а постепенно, её не пришлось бы поддерживать магией и выхватывать из рук смерти. Эскель внимательно выслушал его и сказал только, что не намерен возрождать цех ведьмаков ценой детских жизней:
– Чтоб я ещё хоть раз здесь ребёнка на тот свет отправил, пытаясь сделать ведьмаком? Нет. Пусть уж лучше мы будем штучным товаром.
========== Призрак Каэр Морхена ==========
В один из вечеров на Пантею накатила такая тоска, что впору было выть. Она вспоминала мать и не могла разрешить внутреннего парадокса: она, та, что когда-то возненавидела ведьмаков через Геральта, теперь сама ведьмачка. В душу тихо прокрадывалось новое, незнакомое чувство, от которого было очень скверно. Девочка не осознавала ещё, что это ненависть к самой себе, заквашенная, как тесто, на отступлении от своих взглядов и невозможности отыграть свой необдуманный поступок назад. Пытаясь разобраться в своих ощущениях, Пантея гуляла по самым заброшенным участкам крепости и радовалась тому, что можно немного побыть в тишине: мутации обострили её слух и зрение, и привыкнуть к этому быстро было нельзя.
Одна из заброшенных комнат удивила девочку количеством паутины. Если бы она не знала, что в крепости не водится чудовищ, она предположила бы, что здесь обосновался арахноморф. Девочка остановилась в дверном проёме и прислонилась к косяку, размышляя над тем, кто здесь раньше мог жить и как так случилось, что из ведьмаков осталась лишь жалкая горсть.
В комнате раздался вздох. Пантея обернулась в сторону, откуда он донёсся. Всё было тихо.
Девочка потёрла лоб. А’рса и ведьмаки предупреждали её, что после изменений организма она будет испытывать много новых ощущений, в том числе очень неприятных, и даже возможны галлюцинации. Воспоминание об этом утешило Пантею: померещилось, значит.
Ещё один вздох. Пантея застыла на месте, всматриваясь в полумрак комнаты. Вздох раздавался со стороны огромного зеркала, покрытого ровным полотном пыли и паутины. Рядом с зеркалом лежало много сушёных мотыльков.
Девочка ждала, что от страха у неё сейчас сильно забьётся сердце, но этого не случилось: ведьмачий организм был сосредоточен и спокоен.
«Неужели мне не страшно?» – спросила девочка саму себя и шагнула к зеркалу.
Паутина оказалась сыпучей: стоило только ведьмачке приложить к ней руку, как гладкое полотно осы́палось вниз подобно песку на бархане.
Из зеркала на неё, помимо неё самой, смотрел бледный мальчик. Девочка сделала осторожный шаг назад и опустила руку на рукоять меча, который остался у неё на поясе после тренировки.
– Ты… кто? – спросила она зеркало.
Мальчик кинулся к ней навстречу и улыбнулся, еле сдерживая слёзы радости и прижавшись ладонями к поверхности зеркала:
– Ты меня видишь? Слышишь? Неужели я дождался! Выпусти меня отсюда, умоляю!
– Как ты здесь оказался?
– Меня папка отдал ведьмаку Весемиру за то, что он спас ему жизнь. Весемир хотел, чтобы из меня тоже получился ведьмак. Он зачем-то привязал меня к столу, дал мне горькую траву. Я больше не хотел её пить, сорвался со стола и убежал. Я заблудился и попал сюда, а выбраться отсюда почему-то не могу! Как будто какое-то стекло перегородило дорогу.
– Конечно стекло – ты же сидишь в зеркале, – полушёпотом ответила ему Пантея, которой было непривычно не бояться такой странной ситуации.
Бледный мальчик перестал улыбаться.
– Ты шутишь? Я сижу тут в тёмной комнате один. Я же видел, как мимо двери проходили другие люди! Только они меня почему-то не видели и не слышали. Выпустишь меня?
– Я бы рада, но не знаю, как… – честно призналась девочка.
– Постой… – мальчик подошёл ближе к зеркалу и прижался носом к стеклу. – У тебя же тоже глаза, как у Весемира. Ты тоже ведьмак?
– Ведьмачка.
– А чего почти лысая? А разве девчонкам разрешают быть ведьмаками?
– Нет… я сама захотела…
– Дура ты, – оценил слова Пантеи пленник зеркала. – Ни за косу не дёрнуть, ничего. А ведьмаки злые, они детей крадут. Я бы убежал отсюда, если мог. К маме хочу.
– Подожди меня, пожалуйста, здесь, – попросила девочка. – Я приведу сюда моих старших товарищей.
– Эскель, Эскель! Я нашла в одной из комнат старое зеркало! В нём сидит мальчик! Он просит его освободить! Ты не знаешь, как это можно сделать?
Ведьмак оторвался от карт и с недоумением посмотрел на прибежавшую Пантею. Ламберт взглянул иначе: с раздражением на то, что прервали интересную партию в гвинт.
– Какой мальчик? Какое зеркало?
– Крайняя справа комната на севере, это там! Давайте ещё позовём А’рсу! Вдруг это магия?
Все четверо спустились в нужную комнату. Там действительно стояло зеркало, только что протёртое от пыли, но никто, кроме Пантеи, не увидел в нём мальчика. Зато Эскель заметил у зеркала много мёртвых мотыльков.
– А был ли мальчик? – Ламберт хмыкнул, скрестил руки на груди и пошёл обратно, продолжая ядовито ворчать. – Совсем, ***, крышу девке от эликсиров снесло! Правильно, ***, что баб не брали в ведьмаки!
– Но я же говорю правду! Вот же он! – Пантея указывала на бледного пленника зазеркалья, он отчаянно махал руками в ответ и кричал: «Я здесь! Я здесь!»
Эскель и А’рса видели только то, как девочка указывает на своё собственное отражение в зеркале. Эльф внимательно поглядел на несчастную, полагая, что процесс обращения в ведьмачку не прошёл для неё бесследно в умственном плане.
Пантея по реакции двоих оставшихся в комнате мужчин поняла, что ей не верят.
– Мальчик рассказал, что отец отдал его Весемиру за то, что тот спас ему жизнь. Весемир хотел превратить мальчика в ведьмака, напоил горькой травой, привязав к столу, но мальчик вырвался и убежал сюда. Он как-то попал в зеркало и не может выбраться!
Мальчик в зеркале закивал, подтверждая её слова.
Эльф на всякий случай начал проверять, не магическое ли зеркало перед ними, а Эскель попытался вспомнить рассказы Весемира. Нет, никто не пропадал в крепости бесследно, иначе это стало бы очередной байкой Каэр Морхена.
А’рса осмотрел зеркало и сказал так:
– Обычный зеркало.
– А может ли… ну, чисто теоретически, туда попасть человек, да так, чтобы его никто не видел?
– Но я же вижу! – вмешалась почти с отчаянием Пантея.
– Так не бывает, – вынес свой вердикт маг.
Девочка села рядом с зеркалом и посмотрела на мальчика:
– Что мне им сказать, чтобы они поверили? – тут ей пришла мысль. – Слушай, а как выглядел Весемир? Сможешь его описать?
– Разумеется, – ответил житель зазеркалья. – Нос картошкой, часто красный, но не из-за пьянства. Волосы до плеч, седые такие. Усы у него такие, что вниз вот свисают, а бороды нет. Она совсем маленькая – колышком под нижней губой… – тут мальчик запнулся и посмотрел на Пантею. – Погоди… а почему ты спрашиваешь «выглядел»?
Пантея передала Эскелю и эльфу всё в точности. Ведьмак удивился и задумался: она сама никогда не видела Весемира, а описание его дала довольно точное. Только тот, кто видел наставника вживую, мог его так описать.
– Всё так, – подтвердил Эскель. – Только Весемира уже давно нет в живых.
Мальчик в зеркале растерялся:
– Погодите, как это? Это сколько же я сижу здесь?
– Видно, давно, – ответила ему Пантея.
– Весемир не рассказывал мне о том, что кто-то когда-нибудь сбегал со стола при Испытании Травами, – сказал ведьмак.
– Что это значит? – спросила девочка, хотя её уже посетила догадка.
– Мальчики или становились ведьмаками, или умирали.
– Как это никто не сбегал? – возмутился мальчишка и стукнул себя в грудь. – Вот же я!
Пантея посмотрела на него с сожалением.
– Мне жаль, но ты не сбежал тогда… Ты… умер.
– Что за чушь ты несёшь! – мальчик начал сердиться и стучать по зеркалу изнутри. – Выпустите вы меня, в конце концов, или нет?
– Это призрак, – сказала ведьмачка, глядя Эскелю в глаза. – И он не верит, что мёртв.
– Я бы почувствовал его присутствие, – возразил ведьмак и погладил подбородок. – Даже если это морок, на что намекают мотыльки, я его не могу видеть. Разве только под отваром сивушки, которая давно уже нигде не растёт. Почему тогда его видишь ты, Пань?
А’рса ходил по комнате задумчивый и вдруг обратил лицо к товарищам.
– Мысль. Если Третье Сопряжение сфер быть, Пантея стала ведьмак после него. Она мочь видеть иначе.
– Не понимаю… – признался Эскель.
– Ты видеть призрака, но призрак может быть разный. Может, она видеть другой призрак, который ты не мочь видеть.
– Ох, чем дальше в лес…
Ведьмак вспомнил о странном поведении жителей Калькара после смерти Гинэля. Что если они с А’рсой просто были неспособны видеть то, что повлияло так на людей?
– Эскель, а как ты расколдовывал призраков? – спросила девочка, отвлекая от воспоминаний.
– Мне часто помогали их вещи. Призраки привязываются к местам, где лежит что-то дорогое для них. Или их держит какое-нибудь незавершённое дело.
– Какой незавершённое дело может быть у мальчик… – сказал маг. – Разве пожить не успел.
– У тебя осталась здесь какая-нибудь твоя вещь? – спросила ведьмачка мальчика.
Тот помотал головой.
– Меня Весемир забрал от папки, как я был, – без всего. Мне папка даже мой любимый деревянный меч не дал с собой взять, – сказав это, мальчик надул губы. – Первым делом, как вернусь, дам ему по шапке!
Несколько дней ходила Паня в комнату и разговаривала с зеркалом. Ей приходили в голову разные идеи, что конкретно может держать мальчика на земле, но ни одна из них самим жителем зазеркалья не подтвердилась. Тогда, рассердившись, девочка решила просто разбить зеркало. Почему бы и нет? Если не будет стекла, мальчик сможет уйти.
Только мальчик не ушёл: зеркало не поддалось ни кулаку, ни ножке стола, ни даже камню, который, давно упав с потолка, лежал в углу. Пантея рассказала об этом Эскелю, и тот заключил, ещё раз осмотрев зеркало:
– Значит, дело в самом мальчике. Скорее, это он держит зеркало, а не оно его: иначе бы оно разбилось. Спроси у него, не обижал ли он кого, когда уходил? Только чтобы честно ответил!
Мальчик сказал Пантее, что это не он, а его обидели: он в ведьмаки не напрашивался, тем более отдал его Весемиру родной отец. А сам он никого не обижал, даже Боженку, с которой играл всё время, – и не глядел, что она девчонка!
Пленник зеркала присел на корточки и улыбнулся, вспомнив про Боженку. Когда его забирали, она вышла его провожать, дала ему на дорогу пирожка и напиться воды из кувшина. Ему это так понравилось, что захотелось совершить для неё какое-нибудь самое настоящее геройство. Поэтому, уходя, он вскинул нос и браво пообещал вернуться в деревню уже знаменитым ведьмаком и с головой водяной бабы, из-за которой никого не пускали купаться ночью на реку. Боженка поставила кувшин на колодец и долго потом махала ему вслед.
Всё это мальчик и рассказал Пантее, а та – Эскелю.
Ведьмак, почесав шрам на щеке, изрёк:
– Сдаётся мне, вот это и есть незавершённое дело призрака. Он обещал стать ведьмаком и убить чудовище, а сам не перенёс Испытания Травами. Только, выходит, если дело не завершено, то потому, что тот, кому его обещали, до сих пор ждёт.
– Столько лет? … – глаза Пантеи погрустнели: она представила себе, каково это – бесплодно ждать столько лет.
– Пань, спроси его, в какой деревне он жил.
Получив через ведьмачку ответ, что деревушка находится к югу от Венгерберга, Эскель пообещал отправиться туда немедленно.
Кот, который дремал на коленях немолодой, но хорошо сохранившейся лицом женщины, поднял голову, зашипел и спрыгнул с колен.
Со стороны дороги, называемой местными «городской», из вересковых зарослей приближалась высокая мужская фигура с двумя мечами за спиной. Женщина, вцепившись взглядом в фигуру, медленно поднялась с завалинки. Её лицо выражало то радость, то сомнение так же быстро, как весной прыгают солнечные зайчики по траве. Окончательно улыбнувшись, она подошла к колодцу, на котором стоял старый кувшин, и зачерпнула им из ведра воды.
Ведьмак шёл к ней, неся в правой руке голову водяной бабы. Вокруг стали собираться деревенские люди, которые считали женщину сумасшедшей: она всем говорила, что ждёт какого-то ведьмака, и не выходила замуж, хотя к ней сватались трижды.
Женщина без слов протянула ему кувшин с водой. Так же, без слов, ведьмак положил голову старой водяной бабы у её ног и принял кувшин. Пока он пил студёную воду, женщина внимательно рассмотрела его, и вокруг её погрустневших глаз мгновенно залегли морщинки.
– Ты всё поняла… – кивнув, сказал гость. – Я выполнил его обещание. Но самого его не жди. Не вернётся он.
Женщина вытерла рукой слезу, побежавшую по морщинкам, и смиренно кивнула в ответ головой. Эскель отдал кувшин хозяйке и поклонился ей в пояс.
Уходил он в гробовой тишине: никто из деревенских жителей не проронил ни звука, поняв, что сейчас завершилась многолетняя печальная история.
Грустные глаза женщины не выходили из головы ведьмака до самого его возвращения в родную крепость.
После этого зеркало в Каэр Морхене разбилось легко. И все, кто присутствовал в этот момент в комнате, готовы были поклясться, что услышали в дребезге осколков настоящий выдох облегчения.
========== Видимо-невидимо ==========
Улучшения «старых» ведьмаков отложили на зиму: пришлось срочно ремонтировать отвалившийся кусок стены крепости.
Эскель и Ламберт перенесли трансформации получше, чем Пантея, хотя бы потому, что их не пришлось возвращать с того света. Эскель пошёл первым, так как телосложением был покрепче, и если бы что-то пошло не так, то у него было бы больше шансов выжить, а у А’рсы появилась бы возможность исправить ошибки. Впрочем, маг, учтя оплошности с Пантеей, теперь всё рассчитал с пропорциями точно.
И всё же ведьмаки некоторое время котырялись в кроватях. Ламберт почти беспробудно проспал около пяти суток без пищи, из-за чего ещё больше осунулся на лицо. Эскель спал меньше и то матерился во сне, как краснолюд, то напевал кусочек песни:
Вот бредут овечки по лугам на солнце.
Пастушка не видно, слышно колокольцы.
А’рса и Пантея, присматривавшие за товарищами, испытали настоящий когнитивный диссонанс от такого соседства ядрёного мата и милой песенки про колокольцы.
Наконец, с наступлением очередной весны Ламберт отправился на поиски работы в сторону бывшей Темерии.
Провожать его вышли все обитатели Каэр Морхена. Эскель напоследок начал речь:
– Мир изменился, Ламберт, и мы изменились ради него…
– ***, Весемир не сказал бы лучше!
– Дай досказать. Мир придётся открывать заново. Так что держи, – ведьмак протянул уезжающему чистую книжку для записей. – Будешь записывать сюда всё, что узнаешь о новых тварях. Встретимся зимой – обсудим.
– Благодарю, – с напускной учтивостью ответил на это Ламберт, взяв книгу. – Первым делом запишу сюда нашу девку.
– Скатертью дорога! – по привычке пробурчала в ответ Пантея, хотя прежней ненависти к Ламберту уже не ощущала.
– Только чур не писать, как брат Адальберт.
Ламберт при упоминании брата Адальберта скукожил всё, что было на лице.
– ***, чтобы я ещё раз заглянул в его бестиарий!
Как только конь товарища скрылся на горизонте, Эскель, Пантея и А’рса сели на ступеньках у входа в крепость и стали обсуждать, что им делать дальше. Ведьмак предложил вернуться в Калькар, где среди местных жителей в прошлый раз случилось непонятное умопомрачение. Маг предложил им телепортироваться, чтобы сэкономить время на перемещение.
На улицах города было тихо. Жители сидели по домам. Видимо, история с внезапным сумасшествием не закончилась…
Вот и больница виднеется вдалеке. Эскель невольно потёр левую щёку, вспомнив о сестре милосердия и о том, как она закидала его сухофруктами.
– Пте-пте-пте-пте.
Ведьмак с Пантеей переглянулись, услышав странные звуки.
– Пте-пте-пте-пте.
Опять. Звуки сливались в унисон за дверями лечебницы.
– Пте-пте-пте-пте.
Девочка сморщилась: звуки были очень неприятные. Не будь она ведьмачкой, может, они даже напугали бы её. Во всяком случае, в них ощущалось что-то ненормальное.
Эскель осторожно открыл дверь лечебницы и вошёл первым.
То, что они с Пантеей увидели, было отвратительным. За столом сидела медсестра, а к её голове присосался бесформенный полупрозрачный-полумолочный сгусток с щупальцами, вылезавшими из глазниц, ушей, ноздрей и рта. Сгусток медленно ёрзал на голове, издавая знакомый противный звук: «Пте-пте-пте-пте».
– А’рса, родненький, ты тоже видишь эту тварь? – выдохнула шёпотом Паня, держась на всякий случай за арбалет.
Маг сказал, что нет: перед ним сидит просто медсестра, только смотрит она в одну точку, опустив руки.
– Похоже на паразита, – сделал первый вывод Эскель, приближаясь к твари.
– Опять вы! – возмутилась медсестра. – Я же говорила вам, чтобы вы сюда не возвращались!
Девушка встала из-за стола и вдруг подняла его над собой. Эскель и Пантея разом округлили глаза: сама девушка этого сделать не могла. Сгусток на её голове заверещал «пте-пте-пте-пте» быстрее, будто испугался, и запустил щупальца поглубже в жертву. Девушка швырнула стол в непрошеных гостей, они уклонились, и стол разлетелся на мелкие щепки. Тогда сестра милосердия кинулась на Пантею с кулаками и больно задела по челюсти, отчего девочка пошатнулась и опустилась на колени, чтобы выплюнуть выбитый зуб.
«Он управляет сознанием», – понял Эскель.
– Фух, молочный, – успокоила себя вслух ведьмачка.
Эскель попробовал смахнуть сгусток мечом, но лезвие только просвистело по воздуху. Это плохо: значит, привычным оружием тварь не одолеть.
А’рса поставил перед девушкой магический барьер, чтобы она не достала кулаками до Пантеи. Сгусток зашипел. Маг, конечно, этого не услышал, но девушка в самом деле не достала до ведьмачки, и тогда он произнес заклинание и окружил агрессора барьером полностью.
– Молодец, А’рса! Держи барьер! Я кое-что попробую! – крикнул Эскель, складывая пальцы в знак Ирден.
Знак парализовал неведомую тварь, которая продолжала всё так же сидеть на голове жертвы. Ведьмак почувствовал, что начинает волноваться: если тварь управляет сознанием человека, то как бы этому сознанию не навредить, пытаясь вытащить паразита.
Аксий, наложенный после некоторого отдыха, на сгусток не подействовал совсем. Оно и понятно: раз тварь сама управляет сознанием, вряд ли можно подействовать на неё так же. Знак Аард чуть вы выбил жертву с паразитом за пределы магического барьера.
– Паскуда, как же ты крепко сидишь, – процедил сквозь зубы Эскель. Он не хотел использовать Игни, так как мог навредить девушке. Только, похоже, выбора не оставалось.
Ведьмак постарался прицелиться так, чтобы поток пламени коснулся только паразита, который начал оправляться от действия Ирдена и шевелиться. Сгусток заверещал своё надоедливое «пте-пте-пте-пте» на очень высоких нотах, покоробив тончайший слух ведьмака и ведьмачки, втянул щупальца в себя и шлёпнулся на пол рядом с жертвой. Девушка без сознания упала тоже. Паразит попробовал, как слизень, выползти за пределы магического барьера, но не смог. Эскель оттащил сестру милосердия подальше и сел рассматривать жалкую неведомую тварь.
– Надо её выкинуть на улицу, пока она не прицепилась к нам! – предложила Пантея.
– Нет, – отрезал Эскель, строго посмотрев на Паню. – Её надо убить: она может оклематься и вновь завладеть кем-то. Огонь ей не нравится? Так пусть получит ещё!
Ведьмак теперь от души направил поток пламени на сгусток. Тот жалко заметался внутри барьера, дрожа, как правильно приготовленный холодец, и вскоре затих.
– Неужто помер?
А’рса, уставший, уже хотел снять барьер, но Эскель резко взмахнул рукой в знак того, что это делать рано. Сгусток пошевелился.
– Вот гад хитрый – хотел притвориться. А’рса, держись. Не отпускай барьер!
Ведьмак подумал… попробовал опять наложить Ирден, а затем поджёг Игни, и сгусток начал покрываться фиолетовыми волдырями, которые лопались и истекали гадкой зелёной слизью. Пантея брезгливо закрыла рукой рот.
Только когда от паразита осталась неприглядная тонкая лужица, ведьмак махнул эльфу, что теперь можно попробовать снять барьер. Маг тоже заметил лужу, что озадачило всех троих товарищей: как это – живой тварь не видна, а её останки видны всем?
Обступили лужу с разных сторон и стали рассуждать вслух.
– Надо зарисовать её! – настаивала Паня. – А’рса, сможешь? Мы тебе её опишем!
– Так.
– Насвежак запишем, что мы выяснили, – сказал Эскель и достал книжицу с куском заточенного уголька. – Первое: тварь невидима для ведьмаков без обновления мутаций. Второе…
– Магическая природа, – вставил эльф, тяжело переводя дух.
– Второе: существо явно магическое по природе. Слабо ощущается магами и не может преодолеть магический барьер.
– Присасывается к голове жертвы, – продолжила Пантея.
– Погибает только при сочетании Ирдена и Игни – значит, как у призрака, у неё основное состояние бестелесное.
Записав всё нужное, Эскель хотел закрыть книжицу, но маг его остановил:
– Надо название.
– Да… надо дать этой твари какое-то рабочее название.
– Мозгач! Она присасывается к голове и действует на мозги, – предложила девочка.
Не придумав ничего лучше, Эскель сказал:
– Ладно, назовём пока так, – и записал в книжку. – Пошли освобождать остальных.
К вечеру удалось избавить от паразитов всех обитателей лечебницы. Сестра милосердия пришла в себя и узнала от ведьмаков с магом о том, что свело с ума жителей города. Поглядев на лужицы на месте гибели тварей, девушка перепугалась:
– Больные есть и в городе: всех в больнице разместить не удалось! Неужели вам придётся обойти весь Калькар?
– Придётся.
– Вы устали – вижу. Вот что: пойдёмте ко мне, я вас хоть накормлю. Поспите – а утром уже пойдёте в город. Только… что с больными делать, которым вы помогли, как мне?
– Они оклемаются нескоро, видно. Запри их пока на ночь здесь. Утром попробуй убедить, что им пока опасно выходить на улицу: твари могут прицепиться опять. Отпустишь их только тогда, когда мы придём и скажем, что управились.
Очистка города от «мозгачей» заняла в общей сложности три дня. Люди, пришедшие в себя, смогли вернуться к прежней жизни, а когда стало известно, что город спасли трое чужаков, глава города распорядился выделить из казны неплохую сумму, чтобы отблагодарить спасителей.
Пока А’рса готовился открывать портал обратно в крепость, Пантея жевала пряник и размышляла вслух:
– Вот А’рса не ведьмак? Не ведьмак. А чудище помог одолеть? Помог. Так кто он тогда?
– Ведьмаг, – улыбнулся Эскель. – Втроём, конечно, охотиться здорово. Только вот о чём надо подумать: в одном Калькаре «мозгачей» было завались, а сколько их теперь везде? И только ли они пришли в наш мир после этого треклятого Сопряжения?
«Как они жить со старый тварь», – подумал ещё про себя маг, предполагая симбиоз старых и новых чудовищ.
– Ты к тому, что нам нужно будет разделяться?
– Не только, Пань. Надо придумать, как нам, ведьмакам, создавать магические барьеры без помощи А’рсы. Его же не порвёшь на всех. Плюс – старое оружие никуда не годится против этих тварей. Надо бы усовершенствовать его.
– М-да… сколько же работы предстоит… – вздохнула девочка, не доев пряник.
– Сколько надо узнать… сколькому научиться… Интересно, как там Ламберт? С чем он встретился?
========== Какого лешего? ==========
Прошло несколько лет жизни в новом мире. Пантея вытянулась, оформилась и стала достаточно миловидной девицей (она пошла больше в Роше, чем в мать). Увы, бесплодной, о чём говорило отсутствие естественного напоминания каждый месяц. Увлёкшаяся ведьмачьими делами, она пока не понимала, что с ней что-то не так. Да и где ей было понимать, когда она сама ни разу ни с чем таким не сталкивалась (ведьмачьи мутации прошли до первого женского «звоночка») и росла в сугубо мужской компании?
Она успешно прошла Испытание Медальона, дойдя до Круга Стихий и наполнив свой ведьмачий медальон магической силой. В каком-то смысле ей было проще это сделать: уже не было в пещере Старого Грота, про которого мальчишки-ведьмаки сочинили стишок: «Чутко дремлет Старый Грот: кто разбудит – тот умрёт», – ведь его убили Ламберт и Геральт. Зато пришлось встретиться с парой вилохвостов и стайкой гарпий.
Изучение новых видов чудищ продвигалось в естественном темпе, естественно текла и жизнь. Только однажды ранней осенью А’рса чуть не погиб от лап лешего, когда пошёл собирать в лес нужные для исследований травы.
– А’рса, да на тебе лица нет! Что стряслось?
Пока Пантея промывала эльфу рану, он рассказал о своей встрече с лесным чудовищем. Выслушав его, Эскель и Ламберт, который вернулся из странствий с очередной порцией сведений о новых тварях, тут же собрались и вдвоём убили лешего.
Спокойная жизнь продлилась ровно неделю: леший неожиданно для всех ожил и даже стал появляться ближе к крепости. Эскель увидел его из окна башни и признал по форме рогов и размеру.
– Ламберт, ты погляди! Этот лешак живой!
– Как это живой? – не поверив, товарищ тоже высунулся в окно. – Какого лешего? ***! И впрямь! Значит, ***, метку на ком-то из нас поставил.
– Помню, Весемир рассказывал мне об одном похожем случае, – сказал Эскель. – Он привёл сюда очередного мальчишку, чтобы сделать из него ведьмака, а его возьми и избери себе леший, который расхаживал по окрестностям. Пришлось нашему старику мальчишку навсегда отпустить домой, и тогда лешего уже можно было убить.
Ламберт фыркнул.
– Что ж меня, ***, никакой леший не избрал!
– Чтобы ты вернулся домой к пьянице-отцу? – устало съязвил Эскель. – Сколько лет уже ворчишь на этот счёт!
– И буду ворчать, ***! Хм… А с нашим стариком редкий случай произошёл. Лешие, ***, баболюбы: чаще на девках метки ставят.
Оба ведьмака посмотрели на Пантею, которая была в башне с ними, и та сглотнула, поняв, что метка поставлена на ней.
– Ого… – только и смогла она сказать. – Но… когда же?
Эскель задумался.
– Я вспомнил: Корвус был вороном лешего. Я видел лешего, когда мы впервые с тобой уезжали из крепости. Холера… Это ж тот самый леший! Получается, оставив ворона в живых, ты показала, что не будешь губить природу просто так, и леший посчитал, что ты сгодишься для его метки.
– Значит, он пометил меня, пока я ещё не была ведьмачкой, – девушка нахмурилась. – Так вот чего меня волки не трогали, когда я бывала в лесу… Это он берёг меня.
– Он не тебя берёг, а свою метку. Чуешь разницу? – вставил Ламберт.
– С чего он вдруг буянить начал? – Пантея почесала правую щёку на месте, где был шрам от когтей кладбищенской бабы. – Столько лет всё нормально было…
– Натура у них, ***, такая, – пояснил Ламберт. – Звериная. Как у кота: сначала ластится, а потом, ***, за ногу кусает – просто потому что зверь.
– От нас же кошки шарахаются, откуда тебе знать?
– По детству помню. Кошак у нас дома жил. Веником звали. ***, сейчас вспоминаю – как не со мной всё было, – Ламберт смачно плюнул на пол.
Пантея опечалилась: она всегда любила кошек, а теперь, выходит, никто никогда на коленях мурчать не будет.
– Что с лешим-то делать будем? – продолжил рассуждать Эскель, почёсывая шрам. – Обычно помеченных людей изгоняют, и тогда его можно убить. Но изгнание должно быть настоящим, а не на время.
Ведьмачка посмотрела на него очень грустно и вместе с тем с решимостью покинуть крепость, если так будет надо.
– Есть у меня ещё одна мысль, – Эскель взглянул на девушку так, что ей стало понятно: второй вариант ему не нравится. – Никогда ещё я не сталкивался с тем, чтобы метку ставили на ведьмака… вернее, на того, кто им сначала не был, а потом стал. Интересно, если бы ты выступила против него сама, то смогла бы его убить окончательно? Но он силён. Иначе бы не освоил искусство метки людей. Поэтому надо порыться в книгах снова: может, я упустил ещё какой способ убийства лешего?
Пока Эскель и Ламберт искали старые записи о леших, Пантея уже приняла самостоятельное решение и, подготовившись, пошла в лес.
Над высокими елями хрипло закаркали вороны. В кустах послышалась волчья возня. Фигура лешего, тощая и длинная, появилась из облака тумана, которого больше нигде в лесу не было.
Пантея посмотрела в глаза монстру, который не собирался на неё нападать.
– Ты знаешь, зачем я пришла, – сказала наконец девушка, вынимая из ножен меч, смазанный маслом против реликтов. – Ты не хочешь уходить. Но ты угрожаешь моим друзьям в их доме. И моём доме.
Леший молча стоял на месте, и был слышен только скрип дерева. Вороны, среди которых, может, был и Корвус, сидели гроздьями на ветках елей и наблюдали за тем, что творилось внизу. В кустах засверкали волчьи глаза.
Пантея наложила на себя Квен и пошла на лешего первой. Тот мощно раздвинул узловатые руки, и вороны полетели на ведьмачку словно стрелы. Щит от Квена стал стремительно разрушаться. Потом подключились волки. Пока девушка отмахивалась мечом от них, леший вырос рядом и занёс руку для удара. Пантея выгадала момент и рубанула по руке – та сухой веткой упала на землю. Леший растаял и стал облаком тумана, которое отползло в сторону. Вновь налетели вороны. Девушка опять наложила Квен, и птицы не достали до неё, наткнувшись на щит.
Из-под земли выросли цепкие корни, которые добили щит и уронили девушку на спину. Сразу же сверху кинулся волк, норовя укусить за лицо. Пантея откатилась вбок и встала на ноги, рубанула по волку – и одним соперником стало меньше. Вороны встрепенулись и закричали, но нападать не стали. Ведьмачка почувствовала, почему: чудовище воплотилось сзади. Пантея резко развернулась и нанесла неплохой удар по груди лешего. Тот рассердился и мощно ударил её по правому плечу, разодрав рукав рубашки и верхний слой кожи. Меч выскочил из хватки. Пантея, стиснув зубы, ответила потоком Игни с левой руки и заставила монстра отпрянуть. Она была сосредоточена и даже почти спокойна: понимала, что её может погубить одно необдуманное движение, тем более при стольких противниках.
Через некоторое время с волками было покончено. Пантея старалась теперь выматывать лешего, так как уже не могла наносить полноценные силовые удары раненой рукой. Монстр и вправду слабел от нанесённых ран – об этом говорило то, что вороны перестали нападать и разлетелись. Увидев улетающих птиц, Пантея почувствовала прилив сил и чуть не пропустила очередной выпад противника…
