355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Foxy Fry » Никто. Просто фанатка (СИ) » Текст книги (страница 1)
Никто. Просто фанатка (СИ)
  • Текст добавлен: 9 июня 2021, 17:32

Текст книги "Никто. Просто фанатка (СИ)"


Автор книги: Foxy Fry



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

========== Глава 1 ==========

Знаете, я – фанатка. Хоть и не люблю себя так называть. Многие думают: если ты фанат, то ничего путного в твоей голове нет и быть не может. Нас называют ненормальными, когда мы надрывно кричим, чтобы обратить на себя внимание, нас осуждают, когда видят бегущими к заветному кафе сломя голову. Люди, обычные люди, нас не понимают. Они не знают, каково это – жить от фотосета к фотосету, от интервью к интервью, от видеорепортажа к видеорепортажу. Они не понимают, какое это счастье – встречать знакомые до боли черты в каком-нибудь журнале и телекадре. Они никогда не смогут угадать настроение по движению губ и мимике. Они никогда достоверно не поймут слов «Осталось несколько дней до премьеры», не поймут радости от очередного «нужного» выпуска новостей, не ощутят этот странный восторг, когда случайно натыкаешься на тот-самый-фильм, что знаешь уже наизусть. Эти люди не знают, что такое улыбаться, глядя на фото, и знать, что, возможно, ты этого человека никогда и не увидишь.

Есть любовь и одержимость. Фанатская любовь – это середина. Мы любим кумира по-другому: немного крепче, немного нежнее, немного страннее. Этот человек становится частью семьи, самым дорогим в жизни и, сам того не зная, порой спасает нас. Обычные люди не поймут – что такое таить в толпе улыбку и держать за зубами язык, когда слышишь заветное имя. Они не почувствуют то сердцебиение, когда пересматриваешь кучу информации, услышав краем уха о чём-то важном. Они не поймут, никогда не поймут, что такое – жить одним человеком. Я живу Джонни Деппом.

Прежде чем не одобрять – поймите. Это очень тонкая грань – между поклонением и одержимостью, – но я на ней балансирую. Вполне удачно. Пока. Много лет моим внутренним миром правит один человек – Джонни Депп. Я никак иначе его не называю: без званий, профессий, наград. Как друга. И мне, кажется, всё равно, что он не знает о моем существовании и что я вряд ли его смогу увидеть: поначалу это жутко угнетает, зависть бьёт через край, но постепенно ты смиряешься и тихонько радуешься тому, что живёшь с ним на одной планете. Нет, мне не нужно мелькнуть в толпе орущих фанатов с плакатом «I love you». Я всю жизнь, всю фанатскую жизнь, жила с мечтой – побеседовать с Джонни. Просто поговорить. Поблагодарить. Не надо ни фото, ни автографов. Мне нужен он – как человек. И вроде бы что сложного? Лос-Анджелес, Нью-Йорк, Париж – стоит попытаться, и встретишь его. Правда, есть одна загвоздка: когда живёшь в России в «семье со средним достатком» смотаться хотя бы одним днём на европейский кинофестиваль и попытать счастья – воистину, наполеоновский план. План, средств на который хватает, только чтобы жить с мечтой, но не более.

В какой-то момент в голове будто выключатель щёлкнул: мечта мечтой, а время-то идёт и, возможно, где-то уже летит кирпич по мою душу. Наверное, этому поспособствовало совершеннолетие и гадский подарок от родителей: они развелись через полгода после моего дня рождения. Вообще родители у меня лучшие, мировые!.. Когда не вместе. Они как два одинаковых полюса: сами по себе мирно существуют, а вместе – никак. А потом где-то среди переживаний поры поступления потонуло и это волшебное в своей внезапности воодушевление. Жизнь меж тем постепенно утрясалась, учёба в вузе дарила ощущение большей свободы (да, именно ощущение), а после окончания первого курса я с удовольствием признала, что не ошиблась с будущей профессией фотожурналиста. И не переставала то ли витать в облаках, то ли строить злодейские планы, как стану Самой-Самой и Джонни уделит мне хоть пару (десятков) минут, не клеймя позорным «папарацци». Но пока все успехи сводились к уникальному умению из любого креативного задания вытащить повод, чтобы доказать, насколько Джонни хорош.

Шёл 2011 год. Вся Москва и заинтересованная часть Интернета кишмя кишела сообщениями о приезде мировой звезды. Как же, премьера новой долгожданной части пиратской франшизы! Премьера, что обошлась без моего участия. Весьма легко, стоит отметить. И дело было даже не в необходимости проводить в дороге времени раза в три больше, чем в столице, нет. Просто это не то, что было мне нужно. Хотя… пару дней спустя моя зависть достигла того уровня, что я умудрилась обидеться на саму себя за чересчур завышенные требования. Счастливые деппоманы, пиратоманы и просто случайные равнодушные прохожие делились фотографиями, видео, морем эмоций и чувством эйфории момента, когда Джонни дарил им улыбку и приветливо махал рукой, а я – вела философский, но весьма «водянистый» диалог с его плакатом.

Потом Великий День миновал, Джонни уехал, и словно бы ничего и не произошло. Кроме того, что «внезапное воодушевление» трансформировалось в какую-то «полезную злость». На банковском счёте стала медленно, но верно увеличиваться некая сумма, взращивая возможность поездки в Штаты: приносили свои плоды вечерние подработки официанткой в ресторане. И всё же жизнь порой взимала пошлину, накопленного было явно недостаточно, чтобы отправиться навстречу приключениям, и порой думалось, что вся затея так и не возымеет успеха, останется просто цифрами на карточке. Пока в один прекрасный день Судьба не решилась добить меня.

В тот прекрасный день я неслась в университет со скоростью улепётывающего от аборигенов капитана Воробья, но всё равно сильно опоздала и, что хуже, столкнулась с замдекана: и эта женщина именно тот человек, кого хочешь видеть в последнюю очередь опаздывающим утром. К нашей группе она питала какую-то особую, немного садистскую слабость: то ли принципиально не хотела признавать наше равноправие и человеческую сущность, то ли в истязании студентов заключался смысл её жизни, то ли имя оправдывало себя…

– Здрасте, Глафира Альфредовна! – чуть ли не вскрикнула я, чесанув подбородком по её идеально выглаженному плечику пиджака.

– Здравствуйте. – Сухо и слегка презрительно. А личными обращениями она себя никогда не утруждала. – Вы опоздали. Снова.

– Извините… – пробормотала я, крабиком пытаясь отползти к аудитории.

– Мне ни к чему ваши извинения, поскольку… – Я выпала из реальности, ибо всё пошло по известному сценарию. Я привыкла. Все привыкли. Получасовая лекция касательно моей успеваемости, внешнего вида, отношения к учёбе и будущей профессии и, конечно же, «внеучебных занятий», что, будем откровенны, было совершенно не её ума дело, – пожалуй, не лучшее начало дня. И никуда не деться. Эта суровая, как закоренелый дэт-металлист, женщина знала обо мне едва ли не больше, чем я сама. Но, увы, не понимала. – …Ваша безответственность просто поражает. И это на выпускном курсе! Вам следует быть серьёзней, и вместо того, чтобы сходить с ума по посредственным американским фильмам с такими же посредственными актёрами, лучше бы…

– Чего?! – выпалила я, и пустой коридор пятого этажа разнёс мощное возмущённое эхо. – Да вы даже отрезанного ногтя Джонни Деппа не стоите!

Так я вылетела из университета.

Тёмные улицы города. Не помню, что было в голове, пока я брела домой, сбивая несчастных прохожих. О чём вообще можно думать, когда день не задался с утра, а в наушниках на бесконечном повторе звучит «Wake me up when September ends»? Жалеть себя я не привыкла, ибо это никогда не приносило нужных результатов. Чему быть – того не миновать, что случилось – того не изменить. Относительно меня: Церберша, которая Глафира Альфредовна, мстительная женщина, ни за что не допустит моего восстановления в вузе.

Весь день я провела в любимом парке у фонтана, и настроение штормило от чрезмерно позитивного оптимизма до упаднической паники апокалиптичного масштаба. При этом мысль даже не зацепилась за осознание, что меня выперли из университета. Я искренне сожалела лишь о том, что исполнение заветной мечты откладывается. Снова. А ведь какие были планы! Может, несколько самоуверенные, но не прям-таки неосуществимые. Я думала, что, собрав достаточно денег, смогу поехать в Штаты, устроиться фотокорреспондентом и в один прекрасный день сделать бесценный (как минимум для меня) репортаж «Джонни Депп на красной дорожке…». А теперь?.. Пришлось бежать домой под внезапным дождём, хлюпая по лужам и забрызгивая белые бриджи.

Мокрая, усталая, с выражением секундной готовности «отпираться» я протиснулась на кухню и тут же поняла, что вся конспирация через пару минут разлетится в пух и прах. За столом, попивая чай и мирно беседуя, сидели родители. Двое. Надо ли говорить, что я сильно удивилась, увидев у нас дома папу, который работал в другом городе. Моя и без того неуверенная улыбка впала в кому, неестественно застыв на лице, как у фарфоровой куклы. Я и в обычной ситуации не отличалась разнообразием мимики, а теперь просто окаменела, словно лицо заморозили, как челюсть на приёме у стоматолога. Папа – он человек жутко весёлый: да, именно «жутко», потому что от его шуток иногда становится страшно. Может, и поэтому тоже мама с ним развелась.

– Кать, тебя что, под катком протащили? – вместо приветствия хохотнул он. Я только моргнула, то ли подтвердив, то ли опровергнув. – Привет, дочка! – Папа накинулся на меня с объятьями, и я не без удовольствия вдохнула запах «адидасовского» лосьона после бритья и автомобильного ароматизатора. Значит, пришёл совсем недавно.

– Привет, пап, – ответила я, чмокая его в щеку. – Привет, мам.

– Иди переоденься, – строго приказала мама, и я, радуясь, ретировалась с кухни на добрые полтора часа. А что? Как положено тянула время: в горячей ванне отмокала, штаны застирала, даже успела почту проверить. Но всё же выйти на кухню пришлось.

Настроение провалилось ниже всяких границ «терпимого», вместо него появился ощутимый страх: ведь не каждый же день родителям сообщаю, что вылетела из вуза!

Да и папа тут, как всегда кстати, просиял:

– Ну-ка, покажи отцу свою зачётку! – Я побледнела, наверное, благо на распаренной, покрасневшей коже это не было заметно, и медленно подняла на отца глаза. Их взгляд можно было охарактеризовать как попытку спародировать Эдварда Руки-Ножницы, Кота в Сапогах и самых милых героев аниме. – Что, троек нахватала? – подозрительно сощурился отец. – Вся в своего дядьку пошла!

Эх, если бы! Нет, правда. Мой дядька, папин брат, всегда слыл закоренелым троечником, однако сейчас живёт в Португалии и регулярно шлёт нам фотки с очередного сказочного отпуска… Невольно задумаешься.

– Катюш, ты чего? – забеспокоилась мама, когда я добавила в чай пятую ложку сахара.

– Ой! Задумалась…

– Задумалась она! О парнях что ли? – тут же подключился папа.

– Ну пап… – протянула я, надеясь хорошенько задеть эту тему.

– Что, пап? Умница и красавица выросла, а ведёшь себя как принцесса-недотрога, вечно отшиваешь всех парней! – Да, мне ещё долго будут припоминать неудачную попытку родственников сосватать меня с сыном начальника отца, настолько плоского персонажа, что лист пищевой фольги в сравнении с ним – произведение искусства. – Нельзя так, дочка. Нельзя. А то останешься старой девой, как… – папа прикусил язык, поймав на себе красноречивый взгляд мамы. Он хотел сказать: «Как Ольга Олеговна», то бишь, бабушка моя. Маму она родила рано, а потом замуж так и не вышла, руководствуясь правилом, что «не родился ещё тот красавец…».

– Ты знаешь мои идеалы… – произнесла я, наливая новую чашку чая.

– Ах, ну да! Кристофер твой!

И вы не поверите. Кристофер – это значило Джонни Депп. Когда я впервые озвучила папе полное имя своего кумира, он запомнил только эту его часть, с тех пор так и называл, а переучить его уже было невозможно. Я закатила глаза и победно улыбнулась, но всё же поспешила с этим. Папа пустился пространные рассуждения о пригодности Кристофера в качестве идеала для его дочери, потом в его монолог вклинилась мама, мол, вспомни, по ком ты «фанател» в молодости. Я молча попивала чаёк, слушая забавный диспут родителей, но, когда они добрались до того, что меня срочно нужно отучать от «голливудского разврата», даже для самой себя неожиданно, выпалила:

– Меня отчислили из универа!

– Вот видишь! – сразу же воскликнул папа, а потом ошарашено замолк.

Родители молча уставились на меня, и в жизни ещё не было столь мучительных секунд.

– Да, – поставила я точку, а с ней чашку на стол, – так и есть. И всё в порядке. Правда. Мир не рухнул. МММ не возродилось. А минимаркет за углом по-прежнему круглосуточный. Просто. Я. Теперь. Не. Студентка. Пойду работать… – Я заулыбалась: хороший ход, чтобы успокоить собственные нервы.

– Как же так, Катя?.. – дрожащим голосом произнесла мама, разводя руками. Я пожала плечами, ибо понятия не имела, как объяснить, по сути, для «серьёзных людей» необъяснимое.

В общем-то этот день закончился довольно спокойно для подобных новостей, хоть традиционный кухонный разговор завершился далеко за полночь. Родители, видя, что дочь не думает впадать в панику или прокрастинацию, не стали протестовать ни против моих планов идти работать, ни против попытки восстановления на следующий год. Я, правда, не ожидала. Жизнь даже стала немного цветастей, раз моё отчисление, на деле, не оказалось катастрофой. Теперь банковский счёт пополнялся быстрее, работала больше. На ум всё чаще просилось пресловутое «Что ни делается, всё к лучшему», пока однажды мне не позвонила одногруппница.

Мы мило болтали, как она вдруг сообщила, что в вуз приезжает американская делегация: будут набирать инициативную группу для обучающей поездки в Штаты. Все проклятья, какие только знала, я послала на тот день, когда на моём пути в коридоре возникла Церберша. Это было уже не просто разочарование. Это была истерика. Отчаянная истерика.

– А скольких заберут? – спросила я в надежде, что огромный конкурс вроде тысячи человек на место и мои в принципе мизерные шансы даже в статусе студентки помогут успокоиться.

– Десять человек с нашего потока. Кроме таланта и крутого портфолио, нужна готовая виза и загранпаспорт. – Эти слова разрушили последние надежды. Виза, загранпаспорт… Минимум месяц оформления! Но и это было ещё не всё. – Конференция завтра будет, у нас в актовом. И как всегда Альфред на входе. Даже просто поглазеть не пропустит, – пожаловалась Машка, добив меня. Если Церберша стоит на входе, даже если просто стоит, она и самого Президента не пропустит, не то что бывшую студентку. Но фанат Джонни не фанат, если в его натуре нет хоть толики безумства.По всем канонам эпичных фильмов, почти под звучание пафосной музыки на фоне, пришло Осознание. Это мой шанс. И, похоже, второго не будет.

Прижимая сотовый к уху, я бросилась к столу и с энтузиазмом бомжа принялась рыться в ящике. Нашла! Я нашла его, моё студенческое удостоверение, так легкомысленно оставленное действительным. Осталось только…

– Машка, нужно будет отвлечь Цербершу!

– Что? О нет, ты же не…

– Да! Понимаешь, я всю жизнь ждала этого! Это мой шанс!

– Но… в чём смысл? Нужно было готовить работы, писать материалы! – пыталась образумить она, но меня уже было не остановить.

– Я придумаю что-нибудь, буду импровизировать! Только проведи меня в зал! Маша! – Голос дрожал то ли от восторга, то ли от осознания чуда. Машка сдалась. Мы обо всём договорились.

Всю ночь я не спала. Просто не могла уснуть. Думала, думала, как же произвести впечатление на американцев, да так, чтобы стать одиннадцатой в той десятке. И выход нашёлся сам собой.

Следующим утром я бодро шагала по аллее к университету при полном фотокорреспондентском параде. У небольшой площади перед входом пришлось затормозить: раздражающе громко зацокали каблуки, и объявилась Глафира Альфредовна во всём своём непоколебимом великолепии. Недолго думая, я юркнула в кусты сирени, что шли вдоль аллеи. Церберша взошла по ступеням, окинула видимое пространство придирчивым взглядом и застыла у входа, подобно терминатору, ещё на добрых сорок минут. И я всё это время, как маньячка, просидела в засаде и от скуки устроила на неё небольшую фотоохоту. Десяти кадров ей хватит.

Лиха беда начало. Едва замдекана скрылась в здании, а радость ещё не успела подобраться к горлу, подкатил микроавтобус, и из университета повалили ректоры, лекторы и почти весь преподавательский состав нашего факультета. Россия радушно привечала Америку. Руки сами потянулись к фотоаппарату. Ракурс был идеален, кадры выходили просто замечательные, и именно в этот момент я поняла, что это и станет моей визитной карточкой. Гости зашли в здание, я вылезла из кустов и беззастенчиво покралась следом, не забывая нажимать на затвор.

В фойе перед актовым залом пришлось ретироваться, ибо «вышибала» всё ещё стоял на фейс-контроле, разгоняя желающих свалить с пары «безбилетников». Я отправила SMS, и вскоре по коридору пронеслось нечто пищаще-визжаще-орущее – моя группа поддержки. На весь этаж раздался крик: «Стоять!», да такой, что у меня аж засосало под ложечкой, а потом вслед за этим «нечто» поспешил громкий и частый стук каблуков. Я рысью кинулась к двери, сунула под нос свою «корочку» новому контролёру и беспрепятственно проникла в зал.

Само мероприятие прошло довольно интересно, фотографировать вообще было одно удовольствие, благо по залу кружила целая дружина с объективами. В конце начался отбор кандидатов. Точнее, они уже были отобраны, просто называли их имена, и счастливые, сияющие улыбкой студенты выходили и получали свои удостоверения, пока я остервенело жала на кнопку затвора. После раздались традиционные напутственные слова, и публика двинулась к выходу.

Я бросилась к сцене, где гости делали фото со счастливчиками. Каблуки – страшная сила, ужасная до невозможности, а самое главное – подлая. Я взбиралась на сцену, как вдруг изящный каблук, гордость моих туфель, проткнул лежащий на ступеньке линолеум и застрял между досками. Я застыла, прислушиваясь к скрежету несчастного каблука. Дёрнула раз, дёрнула другой. Безрезультатно. И тут я увидела, как делегация, а главное, тот самый человек, отбирающий студентов, уходят. Секунда, и я сняла туфель. Да, именно туфель. Поэтому чертовски хромая, как Долговязый Джон Сильвер, поскакала вдогонку.

– Сэр! – Профессор Хоппс обернулся. Я мысленно похвалила себя за то, что, по крайней мере, английский не забыла. – Здравствуйте, вот! – без обиняков выпалила я и сунула ему в руки свою камеру.

Он сначала не понял, но, когда увидел на снимке себя, начал листать фотографии, при этом странно причмокивая.

– О, впечатляет, мисс. Весьма впечатляет. Я вас не видел, где вы были?

– Ракурс удачный нашла, – коварно улыбнулась я. И тут подумала: а что, если он похвалит, да этим и ограничится?

Но профессор словно прочёл мои мысли или просто увидел безумный блеск в глазах от неоновой вывески «Ну возьмите меня!», достал из дипломата заветную золотистую бумажку и протянул со словами:

– Будете одиннадцатой.

Я захихикала. Правда, как ненормальная – безудержно, через подступающий писк. Хоппс, видимо, понял мой шок, потому что тоже рассмеялся, а потом кивнул на мои ноги:

– Русская Золушка? Мне нравится!

========== Глава 2 ==========

– Маааам! – Я влетела в квартиру с полувизгом-полукриком на губах и, аки фурия, пронеслась по всем комнатам. – Мам! Мама! Ты не поверишь! – Я, как десятилетняя школьница, прыгала вокруг, а мама держала половник и никак не могла понять степень моего безумия. – Я уезжаю! Уезжаю! Представь! Я была в универе, а там эти – американцы, я в кустах сидела, а потом на сцене каблуком застряла, а он сказал, что я русская Золушка и буду одиннадцатой! А визу и очередь, там потом! Ему они понравились, а я ведь не знала, как доказать! Я еду, мама! – Я стиснула ошарашенную женщину в объятьях и со звериным кличем унеслась к себе в комнату.

Рухнув на кровать лицом в подушку, я начала перебирать в голове всевозможные благодарности небесам. Вскоре пришлось опомниться, что, если я как можно скорее не разберусь с бюрократическими жертвоприношениями, то мои маленькие заковырки перерастут в неприятные неприятности. Тогда будет очень обидно.

Я уже хотела рывком подняться с кровати, как услышала топот, поэтому завернулась в плед, ожидая… На меня навалилась туша, именуемая Трикстер. Слюни, лапы, шерсть, язык – и это всё мой пёс. Знаете, кто такие лабрадоры? Да, такие милые золотоволосые собаки-ангелы. Я тоже так думала, пока Трик был щенком и забавно копошился в коробке, но, когда его лапы окрепли, а зубы начали не на шутку чесаться, настало время узреть его тёмную сторону. За эти полгода, что мы вместе, я уже на автомате научилась убирать вещи на высоту выше «зуболинии». Теперь это чудо, моё любимое чудо, стаскивало с меня покрывало, нещадно топчась по спине. Стоило сдаться, и тут же его морда врезалась в мой нос, а язык облизал всё лицо в одну секунду. Я легонько потянула его за ухо, чтобы он вспомнил о приличиях. И тут же Трикстер куда-то унёсся, молотя хвостом по стенам. Я села на кровати, поправляя волосы, и уже решила, что день так и есть – идеальный, ни больше ни меньше, – как в комнату влетел Трик, что-то теребя в зубах.

– Трик! Трики! Кому сказала: иди сюда! – Лабрадор на секунду замер, а потом продолжил рвать то, что было в зубах. Пришлось встать. – Трикстер! – строго прикрикнула я, выдёргивая «жертву» из собачьей пасти. Я оцепенела и рухнула на колени, не веря своим глазам. Минуту я сидела, словно меня по голове ударили, а потом, всхлипывая, начала лепетать: – Трики, ну как же так… Я же… Мне же… Где ты только взял его?.. – Я разрыдалась, так горько, как могла. И ведь было из-за чего: Трикстер в клочья разорвал мой загранпаспорт – ту единственную вещь, о которой не надо было беспокоиться.

Я закрыла лицо руками, как назло, угодив в глаз углом странички паспорта. Всё рухнуло. Так просто. Потому что в порыве радости я бросила рюкзак с паспортом на пол. Трикстер улёгся на колени, тарабаня по мне хвостом. После истерики не осталось сил злиться на него или на себя, я просто поняла, что все старания пали прахом. Так, наверное, нужно специально – когда всё хорошо, какой-то Рок обязательно подсунет какую-нибудь гадость: «Чтоб жизнь мёдом не казалась». Сквозь стенания в голове вдруг всплыли слова: «Слишком просто обвинять других и обстоятельства в прошлом за твою собственную ненависть к себе». Джонни прав как никогда. Этим я и занималась – вешала неудачные ярлыки вместо того, чтобы действовать. А это следовало прекратить.

На полувдохе я сорвалась с места, хватая остатки загранпаспорта, рюкзак и камеру, и понеслась со всех ног в лучший отель города. Да, идея бредовая, но кто-то во мне с чего-то решил, что профессор Хоппс сможет помочь в такой ситуации. Хоть чем-то. Глупо, но с конференцией всё удалось, а там о взвешенных рассуждениях и речи не было…

– А, Золушка! – Я подпрыгнула и замерла, перестав наконец работников ресепшена нервировать метаниями по холлу. Профессор спускался мне навстречу лёгкой пружинистой походкой. – Чем могу помочь? – по-доброму улыбнулся он.

– Профессор… – Вытаращив на Хоппса глаза, я беззвучно хлопала губами и, чтобы уж довести ситуацию до абсурда, молча протянула ему ошмётки паспорта.

Профессор не сразу понял, в чём дело, затем покрутил в руках драную книжицу, посмотрела на меня, потом на паспорт и вернул его мне.

– Это ваш заграничный паспорт, мисс, верно? – Я кивнула, боясь поднять взгляд. – Боюсь, это не совсем тот вид, в котором он должен быть. И что же вы хотите от меня?

– Я… Меня ведь с ним не пропустят, – пробормотала я под нос.

– О, да. Так восстанавливайте, – сообщил он очевидное.

– Это займёт больше месяца.

Хоппс развёл руками.

– Дорогая моя, я же не дипломат, я только профессор.

Я склонила голову ещё ниже и побрела прочь с чувством, будто проворонила последний «Золотой билет» на фабрику Вилли Вонки.

– Постойте! – Я обернулась с такой скоростью, что аж позвонки хрустнули. Глядя в мои ожидающие взмаха волшебной палочки глаза, профессор Хоппс смягчился. – Ваше место для стажировки я сохраню. Приезжайте, посмотрим, что потом можно будет сделать. – По-хорошему стоило бы носиться по лобби с дикими криками счастья или накидываться на Хоппса с горячими объятиями, но я умудрилась отделаться элегантным кивком благодарности и даже не застрять в дверях на выходе.

Обнадёжил. Спасибо. По крайней мере, мне пообещали место, а стремиться к чему-то менее абстрактному гораздо легче.

Потянулись недели оформления документов. Это время оказалось ужасно выматывающим. Бюрократия в нашей стране не знает границ, извечная истина. Но в каждой инстанции приходилось объяснять причину утраты загранпаспорта, а потом выслушивать, «как это нехорошо, милочка». Прошло полтора месяца, и я, распрощавшись со всеми, пусть и не совсем с лёгким сердцем, полетела за океан. Полетела с тем спокойствием, будто это всего лишь поездка на дачу к бабушке за вареньем и солнечными ваннами в траве. При посадке тут же вспомнилась фраза, мол, все мы атеисты до первого полёта на самолёте. Турбулентность – это та штука, которую я теперь боялась больше всего в жизни, так же, как и все пассажиры того рейса теперь боялись русских девушек. При каждом «прыжке» лайнера я чуть ли не на весь салон восклицала: «Мать моя Хелена!» или «Упаси Джонни!», причём это было неконтролируемо, ибо бал правил страх. Полет вышел весёлым, и, боюсь, как бы меня не занесли после такого веселья в «чёрный список» пассажиров.

Едва я вышла из здания нью-йоркского аэропорта, как сразу же забыла весь словарный запас английских слов. Прошлась туда-сюда по стоянке, напоминая себе, что таксисты и водители общественного транспорта с вероятностью в девяносто девять процентов не знают банального русского «Вперёд». Наконец ко мне подошёл загорелый американец в индийском тюрбане и предложил авто. Сделано это было в манере льстиво-услужливой, приятной даже. Мало того, он, не дожидаясь согласия, схватил мои чемоданы и понёс к машине. Благодаря этому я вспомнила английский и со словами: «Чёрт, куда ты это потащил?!», побежала за ним, как собачонка. Выбор, куда ехать, был небольшим – либо в университет, либо в гостиницу. Самоуверенная русская душа понадеялась на комнату в общежитии, поэтому мы взяли курс на университет.

Покинув такси со всей своей поклажей, я и сориентироваться не успела, как оказалась в эпицентре назойливого внимания двух парней с дредами и на скейтах. Пришлось громко и на русском ляпнуть, что я не понимаю, они дружно протянули многозначительное «О-о-о» и укатили дальше. Я ободряюще шмыгнула носом и поплелась к зданию. Вид, конечно, у меня был весьма презентабельный: помятая футболка, драные джинсы, запылённые кеды с разноцветными шнурками, тащу за собой два немаленьких прыгающих по плитам чемодана и постоянно поправляю сползающий с плеча рюкзак. Неудивительно, что охрана упорно не хотела меня пропускать. Администрацию искать долго не пришлось: какая-то приятного вида женщина окликнула меня, когда я впала в ступор у дверей одной из аудиторий.

– Здравствуйте. Могу вам чем-то помочь? – спросила она, с любопытством обводя меня взглядом.

– О, да. Добрый день. Мне нужен профессор Хоппс.

– Профессор?.. Кажется, его сейчас нет на месте. А вы по какому вопросу?

– Эм, я из России прилетела. – Это, видимо, было недостаточным резоном, раз тонкие брови американки удивлённо взлетели к чёлке. – Вхожу в группу стажёров по фотожурналистике.

– Да? – Она нахмурилась. – Но группа набрана, разве нет?

Я немного смутилась, но продолжила:

– Да, мэм, но профессор сказал, что для меня найдётся место. – Это прозвучало так жалко, что я сама устыдилась. Но хорошо хоть не сказала что-то вроде: «Ага, ну а я – приятное дополнение!». Женщина на минуту задумалась, а потом всё-таки решила отвести меня на кафедру, где я могла подождать профессора. Внутреннее «Я» довольно потирало ручонки, я в волнительном трепете ёрзала на сиденье и уже представляла, как буду смело посещать это место с повседневными задачами… А потом я проснулась. Нет, конечно, но лучше бы так, ибо за время напрасного ожидания выяснилось, что, к огромному сожалению сердобольной секретарши, нет для меня никакого места, ведь квота строга ограничена, что на мой адрес было выслано письмо с уведомлением об этом и что здесь меня никто не ждёт и не ждал.

Чудно! Всё так прекрасно складывалось! Нет, что такого, погуляю по Нью-Йорку несколько месяцев, пока есть виза, а потом обратно в Россию, хорошего понемногу. В голове не укладывалось, как я могла разминуться с письмом и почему мне никто…

От безрадостных мыслей оторвал совсем недружелюбный толчок в спину, поток ругани и кто-то, навалившийся на меня всем весом. Размышляя над ситуацией, я сидела на ступенях храма науки, и, видимо, какой-то нерасторопный и невнимательный студент решил пройти сквозь меня, но не рассчитал. Теперь, стоя чуть ли не на четвереньках и потирая ушибленный локоть, я смотрела на темнокожего парня, который рукавом рубашки утирал кровь с расшибленной губы.

– Чего сидишь на дороге, – буркнул он.

– А у тебя что, глаз нет? – в ответ бросила я, подбирая со ступенек разбросанные вещи.

– Ага, – сказал он скорее самому себе и протянул мне отскочившую в сторону расчёску. – Познакомились. Майк.

– Ка… Кэтрин.

Я резко выхватила у него из рук свою вещь и злобно сунула в сумку. Мимо нас, сидящих и стоящих на коленях на ступеньке, проходили студенты, даже не обращая внимания. Все куда-то спешили, а мне некуда было идти. Денег для гостиницы не хватило бы надолго, а возвращаться с поражением очень не хотелось. Не глядя по сторонам, я сгребла скарб и пошла прочь – просто прямо. Но стоило пройти около сотни футов, как меня догнал тот самый Майк и зашагал рядом. Я искоса глянула на него и продолжила путь, словно не замечая. Его, казалось, это тоже не волновало: он шёл вприпрыжку, размашисто, в общем, явно не чувствовал ни малейшего неудобства. Наконец, когда меня его присутствие, мягко говоря, стало настораживать, я резко остановилась и спросила:

– Чего тебе?

– Ты потеряла кое-что, – невозмутимо сообщил он, внимательно глядя куда-то поверх меня. Я невольно обернулась назад, но предмета заинтересованности так и не заметила.

– Ну? – я протянула руку.

– А что ты потеряла? Может, это не твоё.

Вот это да! Словно бы это я за ним шла и упрашивала отдать это что-то!

– Ты издеваешься? – возмутилась я, ибо совсем не обрадовалась такому общению. – Отдавай или проваливай.

Он посмотрел на меня, потом на свою невидимую цель и, преспокойно развернувшись, пошёл прочь. Я провожала его взглядом, даже для порядка окликнула банальным «Эй», но он удалился, всё так же вприпрыжку. «Странный тип, – подумала я, – весьма странный». Пришлось покопаться в рюкзаке, чтобы найти пропавший предмет. Вроде всё на месте. Я мысленно скорчила недовольную рожицу и направилась к ближайшей остановке, чтобы добраться до хостела. Тащить все вещи, даже проклиная и чертыхаясь почём зря, было жутко неудобно и это действовало на нервы, но и деваться некуда. Я ведь даже предполагать не могла, что всё сложится столь нелицеприятным образом, а потому и не подумала оставить багаж в камере хранения.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю