Текст книги "Златые горы (СИ)"

Автор книги: ficwriter1922

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

– Но вы не бросили принимать морфий, верно? Почему? Ведь боль прошла.

Том вскинул голову. В лице он не изменился, однако рука дрогнула, стакан качнулся, а виски колыхнулось, лизнув стенки. Колдун поставил стакан на пол и положил ладонь на согнутое колено. Странный у них получился разговор, сродни сексу. И вряд ли он смог бы дать однозначный ответ, что сложнее остановиться, начав раздевать женщину, которую хочешь как воду в жаркой пустыне, или замолчать, почувствовав, как старые обманы, тайны, разочарования все меньше и меньше давят на плечи.

– Боль прошла, а страх нет, – произнес он, контролируя каждое слово. – Кошмары не давали спать.

Для прожженого лгуна, сегодня Том был на удивление откровенен. Он честно рассказал про Шмарксшед, не приукрашивая ни себя, ни своих поступков. Про больницу он говорил кратко, даже сухо, на жалость не напрашивался, но и не рисовал себя идеальным героем. Так почему бы не выложить ей правду об огненном человеке. Хозяине его снов, чья тень доставала Риддла в реальности. Сколько раз он бросался прочь, не видя дороги и расталкивая прохожих, потому что краем глаза видел проблеск пламени в толпе, в окне, в темном проулке? Сколько раз он падал в грязь и скрючивался от страха, уверенный, что мир вокруг снова вспыхнет? Сколько раз он думал, что сходит с ума? Как же ему хотелось, чтобы кто-нибудь разделил его страх. Но страх не похож на плохой сон, – расскажешь не сбудется, зато тайны похожи на алкоголь. Выпьешь лишнего и на утро можешь не собрать свою жизнь из осколков, скажешь лишнее и потеряешь женщину, которую только что сумел найти. «Так что заткнись, – приказал себе Том, – ради ее красивых ног и всего того что там выше, ради новых разговоров и ради того, чтобы хоть раз в жизни не быть одному».

– Как вы сейчас?

– Сносно, – Риддл скривился. Ему пришлось бы хорошенько перетряхнуть свою память, чтобы сказать, когда в последний раз кому-то было не все равно, как он. Но это не давало ему повода размякнуть и поддаться соблазну покаяться. – Я выкарабкался. Все в порядке.

«Во всяком случае пока у меня хватает денег на зелье, убивающее сновидения», – добавил он про себя.

– Вы – сильный человек, – теплая ладонь коснулась его щеки, Том накрыл ее своей и прижался теснее. Кожа на пальцах была шершавой, грубоватой. Рабочие ручки.

– На самом деле нет. Я не победил свой страх. Его прижал другой страх. Потерять магию. Морфий ее убивал, и когда я понял это, то испугался сильнее, чем в Шмарксшеде. Дальше все было просто. Я стащил кусок мыла, постирал рубашку. Старуха из хибары напротив обкорнала и побрила меня за пару яблок. Выглядел я не многим лучше помойной крысы. Горбин не взял бы меня, не нуждайся он в помощнике, так же отчаянно как я в работе. С его последним мальчишкой для грязных дел, приключилась скверная история. Даже по меркам дна. И кандидаты на вакантное место не торопились выстраиваться в очередь. Он получил пять лет моей жизни плюс 95 процентов от каждой сделки, я – аванс, которого хватило на новое жилье, приличную одежду и ловлейн. С тех пор живу как-то.

Он чуть повернулся, ощутив щекой тепло ее ноги. Они встретились глазами, взгляды переплелись, как и пальцы. Держа ее ладонь, Том задрал голову, а Хоуп наоборот наклонилась. «Вот он нужный момент», – мелькнуло в голове Риддла. Еще бы левая рука, змея дряхлая, не болталась, как неродная. Тогда бы не пришлось выпускать ее ладонь, чтобы помочь себе подняться. В тот момент, когда их руки разомкнулись, что-то изменилось. Ушло. Было похоже на то, как солнце на секунду осветив мрачный город, снова исчезло за тучами. Без этого неуловимого «солнышка» все, что происходило между ним и Хоуп, казалось, очередной поездкой по накатанной колее. Там и привычные попутчики не заставят себя долго ждать: стыд, отвращение, непонимание «зачем я вообще это делаю», опустошение, злость. «В этот раз хотя бы платить не придется», – мысль должна была бы утешить, а от нее лишь сильнее захотелось напиться.

– Расскажите мне о себе, – едва привстав, он снова сел на пол.

Глаза Хоуп расширились, спина тут же выпрямилась.

– Что, например? – спросила она прохладно.

– Что-нибудь о детстве, о вашей жизни, увлечениях…

Наверно Том никогда не избавится от приютской привычки брать все и сразу. Ему предлагали секс, а он хотел получить любовь. Хотел всю ее целиком и тело и душу и прошлое и будущее. У него было целых два варианта: подождать пока хрупкое доверие между ними станет крепче, а до этого по примеру безнадежных романтиков воздержаться от физической близости или довольствоваться малым. Риддл не выбрал ни один из них. Все и сразу. Только так и никак иначе. Пошел на поводу у прошлого. И теперь мог лишь смотреть, как Хоуп равнодушно уставилась в камин, отстраняясь от него все дальше и дальше.

– Позвольте, – она опустила ноги на пол, Том отодвинулся, давая место. Одну за другой она сунула ноги в туфли и встала. Так близко. Он мог бы обхватить ее бедра и прижаться щекой к животу, бормоча сентиментальную чушь. В лучшем случае на него бы посмотрели с удивлением и насмешкой, как на старика, которому вдруг вздумалось поплясать с малышней. В худшем он получил бы тот же полный жалости взгляд, что однажды достался глупому пятилетке. Мальчишка увязался за женщиной, угостившей его конфетой. Он не знал, что конфета – это просто подачка, а не обещание забрать его, дать ему дом, тепло и любовь. Ребенка извиняет наивность, но что может сказать в свое оправдание взрослый мужчина? Виски. Зелье. Дурман Белтейна.

– У вас можно курить? – Хоуп взяла со стола свою сумочку.

– Здесь, – Том сделал паузу, будто давая слово нагромождению ящиков и коробок с магическим барахлом. – Это не лучшая идея.

– А на лестнице?

– Сколько хотите.

– Мистер Риддл вы в порядке?

– Конечно.

Он был не в порядке, но ей зачем это знать. Когда Хоуп предложила провести в месте ночь, она имела в виду потрахаться, а он не пойми с чего вообразил, что речь зашла о любви на всю жизнь. Его проблемы. Как обычно. Все проблемы только его. Злость сдавила горло, ставя ультиматум: хочешь дышать свободно, сделай какую нибудь глупость. Риддл со всей силы стиснул кулаки. Вдруг пары кровавых полумесяцев хватит, чтобы вернуть себе самообладание. И чудо в этот раз вместе с правой рукой сжалась и левая. «С возвращением, малышка», – колдун скривился. Эра спокойствия закончилась, что ж теперь ему будет на что отвлечься: боль, зуд, судороги.

– Вот и рука ожила.

Хоуп топталась рядом, Том едва удержался, чтобы не прошипеть: «Ну, же уходи, если хочешь».

– Больно? – она опустилась на корточки.

– Терпимо.

Честно говоря, Том не думал о руке. Его больше заботил другой вопрос, если горгона уйдет, исчезнет ли вместе с ней поганое чувство неуверенности. Нечто похожее отравляло ему жизнь после выписки из больницы. До пожара в Шмарсшеде, он верил в то, что неуязвим. До встречи с Хоуп в то, что он – сильный и ни в ком не нуждается. Оба утверждения не выдержали проверку опытом, развеялись как маскировочные чары, попавшие под заклинание разоблачения.

– Вы вроде собирались покурить.

– Составите мне компанию?

Риддл ухватился за ее взгляд, как за соломинку. Он порядком устал барахтаться в собственной тьме, поэтому встал вместе с Хоуп, цепляясь за кресло. Проиграл ей в грациозности и едва не выругался, когда левую руку свело судорогой, короткой и колючей.

– Все нормально, – отрезал он, не дожидаясь вопроса. Горгона вскинула брови.

– Можно позаимствовать стакан? Для пепельницы.

– Об этом не волнуйтесь. У нас здесь есть жабы-пеплоеды. Стоит кому-нибудь в доме закурить, они тут же объявляются по близости, распахивают пасть, как голодные птенцы, и ждут, что ты будешь стряхивать туда пепел. Думаю, их создатель был психом, но он хорошо разбирался в правилах магической конверсии и сумел обойти третий закон Попри…

Риддл знал, в нем черт сидит. Рогатому гаденышу было нужно одно – чтобы его хозяин говорил и говорил о магии, поэтому умный колдун старался внимательно наблюдать за лицами своих собеседников. По ним он легко понимал, когда пора прекратить испытывать занудством чужую вежливость и замолчать. Но сейчас Том первым шел по лабиринту из ящиков, коробок и прочей разномастной тары, и не мог позволить себе оглянуться. Перед тем как приняться за его печень, алкоголь и лекарства хорошенько ударили по координации. Ему приходилось следить за каждым своим движением. Разумнее было при этом еще идти молча, но черт внутри не дремал: потребность говорить о магии пересилила страх расшибить себе лоб.

Они выбрались в холл, проскользнули мимо горгульи и вот тогда до Риддла дошло, что возможно он рассказал о третьем законе Попри намного больше, чем Хоуп хотела знать.

– Простите, вам не слишком интересно, – он открыл дверь, пропуская ее вперед.

– Нет, почему же. Очень познавательный рассказ, – Смит улыбнулась. Плащ она не взяла и колдун счет это хорошим знаком.

Том не побоялся бы поставить пятерку на то, что в этот час они в доме одни. Все жильцы ушли на шабаш. Тем не менее на лестнице ощутимо пахло кишечными газами. Кто-то недавно кушал бобы. Много бобов. Сама лестница тихая и грязная, всегда напоминала Риддлу спуск в ад: не парадный, с кровавой дорожкой и головами на пиках вместо ваз, а боковой, который проходит через убогую серую жизнь.

К счастью створка окна на лестничной площадке была распахнута. Свежий воздух прокрадывался внутрь с осторожностью бродячей кошки. Ночь пахла сиренью, и это немного примиряло с запашком кислой похлебки. Хоуп повесила сумку через плечо и выглянула из окошка. Темнота и шорохи. Дом стоял в стороне от шумных улиц с яркими фонарями. Из тугого узла вылезли три пряди, одна послушная – лежала за ухом, две другие беспокойные – свесились на лицо. Горгона устало откинула их назад, потом достала из сумочки пачку сигарет, протянула одну Риддлу.

– Тонкие, – сказал он, повертев сигарету в пальцах.

– Дамские.

Чиркнула спичка, и перед лицом Риддла заплясал чертик пламени. Он затянулся глубже, чем нужно и закашлялся бы, не будь дым мягким, приятным. Последний раз он курил в приюте, но еще помнил, как драли горло самокрутки с дешевым табаком.

– Дорогие?

– Если хочешь пить вино, пей хорошее вино и смех и грех гореть в аду за то, что ты лакал бурду. – Она прикурила и бросила спички обратно в сумочку. – По моему, это верно для любого порока.

– На Шекспира не похоже, – Риддл выдохнул дым, удивляясь, как легко возвращаются старые привычки.

– Это надпись на стене склада, мимо которого я хожу на работу. Автор не указан, – Хоуп затянулась глубже и с какой то нервной гримасой. По грязному мрамору подоконника пошли круги легкой ряби, из центра высунулась зелено-бурая голова, похожая больше на рыбью, чем на жабью. Существо вытянуло из подоконника толстую шею, выпростало тонкие кривые лапки. Широкая пасть распахнулась, и наружу вывалился скользкий язык. Мрамор застыл, так же как и желеобразная тушка пеплоеда.

– Магия, – Хоуп закатила глаза, но ее предубеждение против колдовства не было настолько сильным, чтобы оставить жабу голодной. Первый столбик пепла упал в жадно раззявленную пасть. Риддл выдохнул дым и скормил несчастному уродцу еще одну порцию пепела. Голова немного кружилась. После двух основательных затяжек захотелось пить.

– Меня воспитала женщина по имени Роуз, – неожиданно сказала горгона. Она зарабатывала шитьем, и я помогала ей немного по выходным. А она дважды в неделю водила меня на гимнастику. Вы бы ей понравились. У Роуз была слабость к мужчинам с амбициями. При этом она часто повторяла, что в молодости ей не везло с дружками, до нее слишком поздно дошло, как отличить хорошего мужчину от простого трепача.

Хоуп замолчала, готовясь продемонстрировать умение передразнивать чужие голоса:

– Золотце, если парень обещает завтра сделать тебя королевой мира, но сегодня весь день торчит в пабе, потому что вся работа вокруг не достойна его великой особы, – бросай паразита и не оглядывайся.

Смит странно растягивала гласные и била по ним ударением, будто кувалдой по камню, дробя каждое слово на осколки. Том хмыкнул, кем бы не была эта Роуз, она точно родилась не в центральных графствах.

– Мне было у нее хорошо, как нигде потом, – Хоуп прервала рассказ и прислушалась к шуршанию деревьев за окном. Потом бросила взгляд на лестницу, будто только сейчас сообразила, что выбрала не самое лучшее место, чтобы делиться секретами. Том прищелкнул пальцами, если хочешь показать себя крутым колдуном, этот жест напрашивается сам собой. Со странным звуком «шурх» магия устремилась во все стороны, накрыв их колпаком тишины.

– Не бойтесь, нас никто не услышит.

– Спасибо за заботу, – между бровями появилась морщинка, которая яснее слов дала понять, что веселая часть ее истории закончилась. – Отец забрал меня, когда мне исполнилось двенадцать лет, перед тем как начались изменения. Месяц я лежала в постели с высокой температурой, настолько слабая, что не могла самостоятельно дойти до ванной. Потом жар спал, но змеи на голове остались. Как оказалось, они не были частью бреда. Сначала, я попробовала их отрезать. Бесполезно. Тогда я поняла, что превратилась в чудовище и решила покончить с собой, но не смогла довести дело до конца. Не хватило смелости.

Том наблюдал, как тает ее сигарета. Затяжки были быстрыми, под четкий ритм торопливой речи с короткими паузами между предложениями. Он не мог посмотреть ей в глаза.

– Вы не обязаны рассказывать мне о…

– Разве вы не этого хотели? – лицо Хоуп стало задумчивым. Она хмурилась, переводя взгляд то на сигарету, догоревшую до фильтра, то на пеплоеда. Весь ее сосредоточенный вид давал понять, что для нее нет проблемы важнее, чем решить: затушить ли сигарету о липкий подоконник или кинуть ее в жабью пасть прямо так. Пеплоед выкатил розовые студенистые глаза, из пасти вылетело нетерпеливое «квуок». Видимо, это следовало понимать, как согласие на «прямо так».

– Вы, женщины, любите заставлять мужчин чувствовать себя виноватыми.

– А что вы не этого хотели? – с неприкрытой издевкой повторила горгона, скрестив руки на груди.

– Нет, я…

– Предполагается, что сегодня мы будем раздеваться, так что мне в любом случае пришлось бы коснуться этого вопроса, – ее губы дрожали, но пальцы, расстегивающие пуговицы на манжетах, действовали уверенно и твердо. Она задрала рукава и выставила руки ладонями вверх.

Том увидел один длинный кривой шрам на правой и два небольших на левой. Он вздрогнул и с сигареты, которая забытая тлела в его правой руке, упал пепел. Жаба тут же оживилась. Леденцово красный язык растекся по подоконнику, поглотил наполовину почерневшую спичку, потом тонкой струйкой устремился к полу. Риддл отступил на шаг. Сигарета выпала из пальцев. Тем временем язык уже извивался по полу тонкой, но быстрой речкой, в которой утонули и крохотные частички пепла и еще дымящаяся сигарета, а заодно и крышка от пивной бутылки. Том и Хоуп оказались по разные стороны извилистой красной линии и смотрели друг на друга не слишком дружелюбно. Они больше походили не на будущих любовников, а на старых врагов, что ищут повод для новой ссоры.

– Как видите, мистер Риддл, шрамы не лучшие друзья девушки, но вы ведь не из брезгливых, – Смит поправила рукава и застегнула манжеты.

Том не стал обращать внимание на то, что она обращается к нему по фамилии. Пусть называет, как хочет, он больше просить не будет.

– Нет. А вы, надеюсь, не настолько глупы, чтобы повторить попытку.

– Не настолько храбра. Я, видите ли, тоже боюсь смерти, но если я совершу нечто совсем…

– Вы себя не убьете. Я вам не позволю.

– Кто вы такой, чтобы лезть в мою жизнь?! – Хоуп, прямая и напряженная, резко зажмурилась. В глаза бросалось ее сходство, но не с человеком и даже не с чудовищем, а с до бела раскаленным железным прутом. Тому точно не стоило дальше ее злить, к сожалению, природа не позаботилась облегчить ему жизнь, наделив терпением.

– Я – ваша чертова судьба.

Издевательский смешок в ответ заставил стиснуть зубы.

– Я не дура и могу представить, чего вы добиваетесь, – Хоуп сжала пальцами переносицу, открыла глаза, но уставилась не на Риддла, а в окно. Еще больше черных прядей вылезло из узла на затылке, теперь они беспокойно терлись о ее щеку, красную то ли от гнева, то ли от смущения.

– Да? Так, поделитесь со мной вашими умными мыслями.

Она шагнула вперед, взгляд опушен в пол. На грязной плитке выделялась кривая полоска чистоты. Жабий язык, оставив этот шрам, вернулся в бездонное брюхо пеплоеда, который все еще торчал в подоконнике, рассчитывая на добавку. Откуда магической несуразице было знать, что если двое взялись выяснять отношения, то ничего хорошего ждать не стоит, лучше сразу убраться подальше.

Хоуп остановилась в нескольких дюймах от Риддла, на расстоянии подходящем для поцелуя или, о чем Том подумал в первую очередь, для удара коленом в пах. Потом она медленно подняла глаза.

– Есть три варианта развития событий: плохой, похуже и самый худший. Плохой заключается в том, что вы затеяли все это, чтобы обманом добиться того, чего не смогли добиться силой. Вы рассказываете красивые сказки, в расчете на то, что я, как последняя глупышка, в них поверю и сама захочу поучаствовать в ваших экспериментах или что вы там задумали.

– Да, конечно, обманешь вас … – Риддл хмыкнул. За иронией скрывалась неуверенность, вызванная ее твердым, острым взглядом. Женщину, которая так смотрела, не хотелось тащить в постель, от нее хотелось убраться подальше. Том остался стоять на месте, а Хоуп, проигнорировав его слова, продолжила:

– Так же я не исключаю возможность того, что вы на самом деле мной увлеклись и собираетесь закрутить интрижку. Когда я вам надоем, вы или бросите меня или опять же постараетесь втянуть в магические опыты, а может продать любому, кто даст хорошую цену. И последний вариант самый худший: ваши слова – правда, вы в меня влюбились. Но если я и дальше буду потворствовать вашим чувствам, то рано или поздно забуду о том, кто я есть. А чудовище, мистер Риддл, всегда должно помнить, что оно – чудовище. Ради собственного выживания и безопасности окружающих.

– Значит, от меня вы ничего хорошего не ждете. Тогда зачем вы пошли со мной?

– В доме, где я снимаю квартиру, тонкие стены. Соседи почти каждую ночь занимаются любовью. Энергично, громко и с большим восторгом, будто обнаружили рай у себя в кровати. Уверена, послушав их, вы бы тоже захотели хотя бы раз в жизни побывать по ту сторону стенки.

– Так все дело в любопытстве?

– Мотив ничем не хуже другого, – взгляд Хоуп больше не колол, его притупила обреченность, которая тоже на свой лад причиняла боль.

– Вы достойны большего.

– Я – чудовище. Смерть – вот все что я заслуживаю. Именно я превратила в камень тех мародеров в Шмаркседе.

– Я догадался, но вряд ли из-за их смерти мир стал хуже.

– Да, я говорю это себе ночью, когда не могу уснуть. Только кроме морали, которую можно вертеть, как угодно, еще есть последствия. Безжалостные, неумолимые факты. О них я думаю тогда, когда мне начинает казаться, что у меня есть право решать, чья смерть сделает мир лучше. Бросая бомбу в конкретного человека, нельзя угадать, кого еще заденет осколками. В тот раз задело вас.

– Вы не виноваты, – Том погладил ее щеку, провел сухими одеревеневшими пальцами по затылку.

– Не трогайте волосы, пожалуйста.

– Хорошо, – Риддл не убрал руку, хотя это было его первым побуждением. Одернуть, отступить, огрызнуться. Но ее глаза… Даже дурак, заглянув в них, понял бы, что бессонных ночей в ее жизни было намного больше чем спокойных. Том согнул пальцы и осторожно провел по линии подбородка, чуть поддел ее голову вверх. – Мы сделали много нехороших вещей, но мы еще можем спастись, если будем держаться друг за друга.

Хоуп печально улыбнулась и взяла его ладонь в свою.

– Рука больше не болит?

– Зудит, как черт, которому не удалось никого сбить с истинного пути. Вы сунули мне в рану ежа?

– Нет, – она хмыкнула. Том почувствовал себя лучше и увереннее. – Мне рассказывать дальше?

– Если вам тяжело, то не нужно…

Хоуп выпустила его руку, потянулась к сумочке, передумала. Риддл не мог просто стоять и смотреть, как прошлое забирает все больше власти над ней. Он привлек горгону к себе, и, наверно, допустил очередной промах. Ее тело было неподатливым, оно будто заледенело. Колдун не удивился, от плохих воспоминаний его тоже бросало в холод. Хоуп согрелась не сразу. Но вот по ее спине пробежала дрожь и напряженные мышцы расслабились. Голова опустилась ему на грудь.

– Мой отец мечтал создать гибридную расу, совершенный биологическим вид, все качества которого имели бы приставку «сверх». Подбирая наилучшее сочетание, он оплодотворял своим семенем разных нелюдей: оборотней, гоблинов, водяных… Большинство попыток закончилось неудачей. Я была его первым по настоящему крупным достижением. Далека от идеала, но вменяема, жизнеспособна и не уродлива. Поверьте, моим единокровным братьям и сестрам повезло намного меньше. До превращения отец не слишком интересовался мной, он платил Роуз, несколько раз в год обедал с ней и выслушивал ее отчеты. Наверно, она считала его порядочным человеком, который по мере сил пытается устроить судьбу внебрачной дочери. Думаю, он ей даже нравился, хотя совсем не походил на мужчину с амбициями. О его планах создать богоподобное сверхсущество она, конечно, ничего не знала.

Хоуп прижалась к нему теснее, теперь Том чувствовал стук ее сердца. Его тоже не отставало, колотилось, будто решило расшибиться о ребра, как сумасшедший об стену. Горгона замолчала. Риддл мог представить, как в ее голове работает перегонный куб: воспоминания бегут через многочисленные трубочки, проходят по спиралям змеевиков, кипят в разогретых колбах, пока боль не превращается в пар, устремляются дальше, а многочисленные фильтры очищают их от крови, грязи и тоски, страх оседает черными кристаллами на стенках пузатых реторт. На выходе же не останется ничего кроме сухих объективных фактов.

“Мое прошлое – монстр, ее – тоже. Мы не знаем, как от них избавиться, зато они всегда могут нас достать” подумал Риддл и обнял Хоуп крепче.

– Когда я оправилась после превращения, отец с удвоенной энергией принялся изучать мои физические и умственные возможности. За одну вещь я должна сказать ему «спасибо» – он заставлял меня много читать. Как и другие его задания, это я выполняла механически. Тогда мне было все равно, что со мной делали. Но однажды я наткнулась в библиотеке на книгу Мэри Джей Клюэтт, – ее голос снова звучал, как у живого человека. – На первой странице я прочитала: «Природа, дает тебе форму, не спрашивая твоих желаний, люди вокруг учат думать и говорят, как жить, но они не всемогущи. Никто не и ни что не может отнять у тебя право менять и меняться». Эти слова меня спасли, и они до сих пор дают мне надежду. А потом был Вандермер и его занимательная математика, Дерхофф с «Основами логики», «Тайны чисел» Примерра и многие другие, как колдуны так и маглы. Пифагор, Евклид, Эйлер, Лейбниц, Коши, мой любимый Иоганн Гаусс… Мистер Риддл, – она подняла на него глаза. Их лица почти соприкоснулись, – каким вы представляете себе рай?

– Не знаю, – голос пресекся. – Честно говоря, я чаще думал об аде, чем о рае.

– А я наоборот. И рай представлялся мне, как реальность, созданная на основе простого математического кода. Реальность – за которой стоит не материя, а цифры и где все подчиняется разуму и законам логики. Книги из отцовской библиотеки многому меня научили. Я начинала с того, что заново открывала для себя законы арифметических действий, а через шесть лет уже сама придумывала задачи. Одну из них я рискнула отправить на конкурс, который проводил «Журнал математического общества магической Британии». И ее опубликовали, выбрали из всех, что им прислали. У читателей была неделя на то, чтобы ее решить. Если бы они не справились, я бы получила пятьдесят галеонов. Конечно, мою задачу решили, но удалось это лишь двум. Всего лишь двум.

Гордость, что скрывалась за нарочито бесстрастным тоном, заставила Риддла улыбнуться. Хоуп поерзала, не пытаясь высвободиться из его объятий, наоборот устраиваясь поудобнее. Ее ладони прошлись по спине и замерли, немного не добравшись до лопаток. Том выдохнул. Он говорил себе, что может простоять рядом с ней всю ночь, и был слишком самонадеян. Тепло чужого тела обнимало его, проникало сквозь кожу, от чего становилось жарко. Риддл наклонился еще ниже. Он мог бы задеть кончиком своего носа ее нос. Вдохнул запах сигарет и сирени. Ее глаза выбивали из равновесия, ему казалось, что он сейчас упадет. Еще секунда и он ее поцелует, не заботясь о правильном моменте. Не сможет не поцеловать. За шумом крови в висках Том не сразу разобрал, что сказала Хоуп.

– Мой отец был доволен моими успехами в математике, но остальные мои результаты, те на которые он возлагал свои главные надежды, не слишком радовали, – она повернула лицо в сторону лестницы. – Я не бессмертна. Я не владею магией. Мои физические возможности не превосходят возможности обычного человека. Я – стерильна. Больше ему нечего было изучать, и я стала ему не нужна.

– Ваш отец жив? – Том должен был задать этот вопрос, не считаясь с ценой, которую придется заплатить за ответ.

– Наверно. Мы больше не виделись. Вы подумали, что я его убила? – Хоуп приподняла бровь. – Зачем? Он хорошо со мной обращался. Дал немного денег, чтобы я смогла начать самостоятельную жизнь. Нужно быть благодарной, когда человек обращается с тобой лучше, чем ты ожидаешь. Ваши законы не считают зло, причиненное нелюди, преступлением. Он мог бы обойтись со мной намного хуже: убить, продать, запереть в подвале, никто бы его не упрекнул. В одном вы, люди, сходитесь всегда: с чудовищами нужно разговаривать на языке силы и жестокости.

Она немного отодвинулась, да и Тому следовало поступить так же, чтобы не смущать ни ее, ни себя. Люди льнут друг к другу не для того, чтобы разговаривать, а чтобы целоваться, ласкаться, трахаться. Его тело это понимало и знало, чего хотело, жаль, что его мозги были устроены не так просто.

– Вы не такая, как вся эта нелюдь. Вы – другая. Поверьте мне.

– Извините, не могу. Я не солдатик, которому достаточно одного слова, чтобы развернуться туда, куда хочет командир. У меня своя жизнь, тихая, незаметная, но в ней есть порядок. Его я создала сама. Не буду врать и говорить, что мне все нравится. Я не могу долго жить на одном месте, найти хорошую работу, заниматься тем, чем хочется, заводить друзей. Надеюсь, скоро я смогу изменить мою жизнь к лучшему. Не думала, что придется касаться этой темы, но есть один человек… Возможно мы поженимся.

– Вы его любите? – Том отпрянул, руки безвольно упали по бокам.

– Какое это имеет значение?

Наверно, на Земле были существа, которым приходилось намного тяжелее, чем ему и Хоуп. Всякие колючие, шипастые создания тоже ведь ищут близости… но в тот момент Риддл даже им готов был позавидовать.

– Вы его любите?

– Нет. Я не считаю брак вопросом любви. Женщина выбирает не мужчину, она выбирает свое будущее. Жизнь, которой она хочет жить. Его жизнь мне подходит. А я подхожу ему. К тому же я наверно единственный человек на свете, который может сладить с его дорогой мамочкой.

– А я значит для жизни не подхожу. Гожусь только на одну ночь, поразвлечься и забыть, так? – Том прошелся по лестничной площадке, не зная, по какой из стен ударить. Все три будто придвинулись к нему, мечтая раздавать. – Как же вы будете смотреть в глаза своему жениху, после того как переспите со мной?

– Мы с ним ни о чем не договаривались, лишь обозначили взаимный интерес. Я не могла ничего обещать, не избавившись сначала от своего убийственного взгляда. Теперь у меня есть нужное средство. Оно решит проблему. Кроме того, мой жених не придает большого значения интимным отношениям. Он будет только рад избежать лишней неловкости. И могу добавить, что не считаю это его качество недостатком.

– Когда вы злитесь, то разговариваете, как вредный стряпчий, – заметил Том. – Но разве человек, который уверен, что все делает правильно, должен злиться?

Он бросил искру ехидства, и пламя не заставило себя ждать.

– Да, что вы обо мне знаете, мистер Риддл?! – впервые за весь разговор Хоуп повысила голос. – Я устала. Устала отказываться от людей, от вещей, от перспектив, от всего интересного и хорошего. Дом, друзья, любимое дело, ласковый питомец, котенок, а может щенок, книги. У меня ничего этого нет. Я не могу даже чайник себе купить. Красивый, темно синий с таким рисунком под звездное небо. Потому что нет смысла тратить на него деньги, через пару месяцев все равно придется уезжать, оставив все, что не влезет в один чемодан. Смеетесь? – Хоуп хмыкнула, тогда как Том и не думал улыбаться. Губы он кривил, потому что ему было трудно слушать ее надтреснутый голос и оставаться спокойным. – Чем дольше сидишь на одном месте, тем больше шансов себя выдать, привязаться к кому нибудь и не устоять перед желанием открыться. Чудовище должно постоянно двигаться, но я так больше не могу. Мне нужна точка опоры, нужна дружба, мне нужен фасад, за которым я могу спрятаться, и мне нужна моя математика. Если ради этого мне придется почти ослепнуть, то я готова рискнуть.

– Очень воодушевляющая речь. Но чтобы сказала на это ваша мисс Клюэтт? – голос Риддла звучал резче обычного. Он пытался представить себе ее жениха, наверняка тот был красивым, милым, ласковым. Не человек, а золотистый ретривер в человеческом облике.

– Мэри Джей – не была чудовищем.

– Вы тоже не чудовище, Хоуп. Вы – пролаза. Хитрая манипуляторша.

– Я?! – возмутилась она. – Я ничего плохого не делаю.

– Согласен. Допускаю даже, что вы делаете много хорошего людям и, конечно, себе, но суть от этого не меняется. Вы – манипуляторша, значит мы с вами должны поладить.

– Как два паука в одной банке, – усмехнулась она и Том против воли, “золотистого ретривера” он ей еще не простил, ответил тем же.

– Если пауки разнополые, в одной банке им будет уютно.

– Да? – ее усмешка стала шире и превратилась в улыбку, – Но вдруг самка окажется черной вдовой, что тогда?

Риддл рассмеялся, разом прощая Хоуп все обиды:

– Признайте, вам нравится со мной спорить.

Они сошлись посередине лестничной площадки.

– А вам нравится меня бесить. Помните, когда я угрожала вам револьвером, вы сказали что-то вроде “многим людям требуются годы, чтобы дойти до такого”. Мы с вами знакомы около пяти часов, но по моим ощущениям эти часы прошли как десять лет супружеской жизни, настолько сильно вы меня раздражаете.

– У меня к этому талант, – Том улыбнулся по мальчишески широко и беззаботно. Чутье говорило, что скоро он избавится и от выматывающего возбуждения и от пустоты внутри. Однако он был слишком осторожен, чтобы первым сделать шаг на встречу, как и Хоуп. Они смерили друг друга внимательными взглядами, оценивая нанесенный урон. Чувство, которое они испытывали, можно было назвать любовью или влечением или проклятием, Том и Хоуп, не раздумывая, выбрали последнее, но сути это не меняло. Правды оно не боялось и как только словесные войны смолкли, снова принялось тянуть двух упрямцев друг к другу, причем с удвоенной силой. Странная смесь страха и надежды будоражила нервы, лишала здравого смысла.