Текст книги "Златые горы (СИ)"

Автор книги: ficwriter1922

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Риддл выскочил из своей квартиры и чуть не сбил ее с ног. Выглядел он, как человек, от которого сбежала волшебная палочка.

– Эй, по осторожней!

– Отвали, Рэндис! – бросил чернокнижник вместо извинения и помчался вниз. Белль Шарлин скривилась звук, с которым босые ноги шлепали по ступеням, всегда выводил ее из себя.

– Сам отвали, – буркнула она вдогонку хаму и неожиданно добавила. – Да, чтоб ты на стекло напоролся.

От собственного проклятия на душе стало гадко. Хотя самодовольных ублюдков она ненавидела больше чем собственные яйца и член вместе взятые, давать волю злости все же не стоило. Как говорила бабуля, будешь выть по волчьи, не заметишь как сам станешь волком.

Разочарование комом встало в горле. Белль Шарлин захромала быстрее, каблуки били пол, и каждый шаг вонзался в пятку. Она закусила сухую губу. Чарли не дал ей накрасится, и лицо, должно быть, выглядело кошмарно. Оно бы только выиграло, если бы скрылось под толстым слоем голубиного помета, как лица некоторых памятников. Облик роковой красавицы распадался на части, словно ненадежная коалиция. Уже скоро слезы размоют остатки макияжа, грудь скукожится и платье повиснет пошлой тряпкой, а накладные волосы наверняка свалятся на пол. Белль Шарлин устала сдерживать рыдания и остановилась, позволив себе отдышаться. Вытерла глаза и нос.

Она напоминала героиню бульварного детектива, удирающую от маньяка. От тощего, высокого парня лысоватого и с невыразительным лицом. От того, кто убивал ее день за днем. Может, будь она актрисой, ей было бы проще вести двойную жизнь. Да, она бы дорого отдала, чтобы воспринимать свою вторую жизнь как игру или как сон или как бред. Не получалось. Каждая частичка ее образа, ее мечты отделялась с болью: волосы, ресницы, макияж, грудь, одежда украшения, туфли… все то, что давало ей право быть дерзкой, местами вульгарной, кокетливой, шумной, веселой, страстной, влюбчивой, по матерински отзывчивой, нежной, а иногда по пиратски бесстрашной. Тихие всхлипы грозили перерасти в истеричные рыдания и приманить добрых соседей. К черту!

Лучше она будет думать о Золушке, убегающей с бала, и в очередной позавидует тому, как ловко паршивке удалось избавиться от туфельки. В минуту слабости Белль Шарлин почти решилась бросить шпильки на лестнице, но они были слишком хороши, чтобы с ними расстаться. К тому же принцев в «Желтом доме» не водилось.

Шмыгая носом, бедняжка оставила позади площадку третьего этажа и, вцепившись в перила, потащилась наверх. Слезы все еще застилали глаза, поэтому она не сразу заметила невысокую женщину, курившую между этажами. Компанию ей составлял пеплоед. Из за этих уродцев Белль перестала дымить в квартире. Врагу не пожелаешь увидеть такую пакость в собственной кухне. Она сморгнула, выпрямилась и преодолела оставшиеся ступеньки, прикидывая, получится ли стрельнуть сигаретку. Чарли ведь мало того, что снова плюнул ей в душу, так еще прикарманил почти полную пачку «Виктори Слимс».

Внешний вид незнакомки не обнадеживал. Она выглядела как типичная серая мышь: еще молодая, но ни капли не легкомысленная, темные волосы, стянуты в тугой пучок, так что и смотреть больно, милое личико испорчено строгим выражением. Про одежду и говорить нечего: юбка, блузка, мантия-накидка все неприметное и скромное, за исключением чулок, те стоили дорого. Белль хоть и любила принарядиться, и то не каждый раз покупала себе подобную прелесть. Девица подняла глаза, взгляд у нее был острый и совсем не мышиный. Белль Шарлин подобралась, поняв, что ее тоже разбирают по косточкам, и приготовилась защищаться.

– У вас все в порядке? – голос звучал тепло, по доброму.

Пальцы в ответ крепче стиснули перила. Уставшие коленки дрожали, а в горле бился всхлип. Но дым сигарет всегда приносил с собой ощущение спокойствия, так что можно было не боятся, что из левого глаза хлынет Килт Фоллс, а из правого Хай Форс. Ох, уж эти бабушкины присказки в детстве они казались глупостями, а теперь помогали справиться с отчаянием и одиночеством.

– Не очень, но сигарета может меня спасти.

Девушка вытащила из сумочки пачку и протянула Белль Шарлин. Затеплить в пальцах огонек удалось не сразу, наконец, после пары сухих щелчков, вспыхнул крохотный язычок магии.

– Спасибо, – Белль Шарлин жадно затянулась. Незнакомка отвернулась и уставилась в окно. К счастью она была не из тех людей, кто считал, что одна мелкая услуга дает им право лезть в чужую душу и наставлять заблудших овец на путь истинный. Целых пять секунд Белль наслаждалась молчанием, а потом оно начало нервировать.

– Отличные чулки, – похвалила она. Разговоры о шмотках, как и сигаретный дым, успокаивали.

– Это моя слабость, – протянула девушка. Правую руку она держала под грудью, крепко прижав к телу, будто у нее кололо под ребрами. В левой едва заметно дрожала сигарета, не донесенная до рта. Ну, а взгляд был отсутствующим, наверно, тонул в каплях воды, стекающих по стеклу.

– О, понимаю, сама готова убить за красивые туфли.

Любопытство толкнуло Белль Шарлин посмотреть вниз на дорожку, ведущую к дому. Как это часто бывает, на следующий день после шабаша лило как из ведра. Говорили, во всем виновата погодная ворожба, которая оттягивала облака от праздника. В любом случае, Белль не хотела бы сейчас оказаться снаружи, тем более, что непогоду пришлось бы делить с Томом Риддлом. Колдун смотрел перед собой, не делая попыток защититься от дождя. Менее романтичный человек предположил бы, что у бедолаги внезапно отшибло память, Белль же была уверена: причина необычного поведения Риддла сейчас стоит рядом с ней.

– Что это с ним такое? – она покосилась на незнакомку, но та промолчала.

***

Айрис Хоуп Фрост ненавидела дождь. Он имел странную власть над горгоной, обычно несклонной к фантазиям и пустым страхам. Может дело было в том, что струи воды скользили по коже, как змеи. Этого слабого сходства ей хватило, чтобы наделить дождь злым умыслом: украсть у человека душу, как краски с забытой на улице картины.

И конечно дождь мог ее разоблачить, поэтому помимо запаса шпилек и баночки с маскирующей мазью, приходилось носить в сумочке амулет, отводящий глаза, а также выбирать верхнюю одежду с капюшоном и каждый раз, выходя из дому, брать с собой зонт. Предосторожностей много не бывает. С таким отношением к жизни ей бы больше подошло имя Пруденс. Да и надежд с каждым годом становилось все меньше, зато голос предусмотрительности звучал все громче. Но Хоуп по возможности старалась использовать настоящее имя, держалась за последнюю нить, которая связывала ее с детством, единственным более менее счастливым временем.

Зонтик остался дома, а дождь лил стеной и горгона, поддавшись приступу фатализма, решила, что подождет. Вот только чего именно: просвета в непогоде или чокнутого колдуна, решившего ее вернуть? Она не могла сказать.

Том Риддл бросился ее искать, как же иначе, он ведь упрямый черт. Хоуп поняла это с первого взгляда. Упрямый, заносчивый, непредсказуемый чародей. Из тех кто вечно норовит все сделать поперек, вкривь, вкось, зато по своему. Но как убедителен он был, обещая дать ей все, что нужно для счастья. Пустые старания. Айрис Хоуп Фрост доверяла лишь тому, чего добилась сама, и подарков не принимала.

“Ну же, возвращайся домой”, – твердила она. Риддл оставался на месте. Несомненно, его магия шарила вокруг, ища несуществующий след. Горгона не была сильна в телепатии, но попытала счастья, внушая упертому дураку “забудь меня” и почти тут же “найди меня”.

Смотреть, как он мокнет, было неприятнее, чем мокнуть самой. Умом она понимала, дождь не забирает душу, но даже если так, есть еще отчаяние, разочарование, одиночество… от них не защититься, просто встав под крышу. Она бы дорого заплатила, чтобы поменяться с Томом местами, взять на себя его боль, его вину, его страхи. Близость Риддла пробуждала странные желания. Хоуп вспоминала забытые мечты и забывала о принципах выживания. Рядом с ним она чувствовала себя так, словно пыталась удержать закрытой дверь, в которую ломились таинственные ночные гости. Ей захотелось обхватить себя руками.

Сигарета медленно тлела, Хоуп отвела руку от лица, и вместе с тем будто бы отпустила стрелку часов. Жизнь пошла своим чередом. Столбик пепла полетел на подоконник, часть попала на блузку. Том развернулся к дому. Его злость искала выход и нашла: магия стегнула куст, растущий с боку тропинки. Капли воды, листья, обломки веточек полетели в разные стороны. Горгона вздрогнула и выронила сигарету, которую пеплоед ловко поймал на язык.

Самообман никогда не был ее сильной чертой. Тем не менее, Хоуп каким-то образом почти целую ночь убеждала себя, что может в любой момент уйти. Пришло время признать, если бы она могла бросить Риддла, то сделала бы это еще на ярмарке. Но она не могла. Губы тронула легкая улыбка. Она приняла решение и отпустила дверь. Сразу стало легко. Ночные гости закружили ее в танце и подняли в воздух. Рано или поздно она упадет. Скорее всего, через пару минут реальность заявит на нее свои права и останется с носом, потому что Хоуп нечего было терять.

– Мне пора, – сказала она брюнетке, своему контрасту. Они были похожи не больше, чем вода и пламя. Одна старалась, чтобы ее внешний вид не привлекал лишнего внимания, другая жадно охотилась за чужими взглядами, как коллекционер за бабочками. Красота брюнетки была броской, преувеличенной, немного показной. За нарочитой яркостью чувствовалось двойное дно. У горгоны была догадка, которая объясняла в чем подвох, но она ее смущала.

Внизу громко хлопнула дверь.

– Ну, нет, так не пойдет, – женщина энергично затушила сигарету об подоконник и тут же одернула руку, пеплоед тянул язык за новой добычей. Хоуп опешила. Кажется, ее собирались взять под покровительство. – Ты сделаешь большую ошибку, если сейчас дашь слабину и вернешься к Риддлу, – советчица понизила голос до шепота, – Я тебя, конечно, не знаю, но верю, что любая женщина, хоть самая распоследняя стерва, заслуживает кого получше шибанутого Томми. Ему в пару подойдет разве что уродец вроде этого, – она кивком указала на пеплоеда, – Кстати, меня зовут Белль Шарлин Ава, я живу на четвертом этаже, может, ты видела табличку. Давай сейчас поднимемся ко мне, выпьем чаю, и ты спокойно пораскинешь мозгами над своей ситуацией,

Хоуп еще не встречала человека, который испытывал чувство гордости из-за того, что на двери квартиры висела табличка с его именем, с другой стороны мужчину, переодетого женщиной она тоже раньше не встречала. Горгона бросила взгляд вниз на лестницу, ей хотелось перехватить Риддла до того, как он скроется в своей квартире. Но от предложения помощи нельзя было просто так отмахнуться, не важно мужчина его делает или женщина.

– Спасибо, но я не могу. Мне нужно к нему.

– Почему? Это же Риддл!

– Потому что он – мой, – Хоуп усмехнулась. Слышал ли Том обрывки их разговора? Даже если так, сюда он не поднимется. Слишком гордый. Будет караулить внизу. Ничего, она сделает первый шаг и сама придет к нему. А что дальше? Плана не было. Как же долго она не жила свободно. Вдруг, уже поздно что-то менять? Она разучилась действовать, не имея в голове твердого четкого расчета. Импровизация только выглядит простой наукой. Хватит ли ей веры в способность Тома Риддла менять и меняться? а в себя? Ответы ждали ее внизу. Перед тем как уйти Хоуп тепло попрощалась с новой знакомой, та улыбнулась и подмигнула:

– Ну, подруга, удачи тебе, не давай спуску сукину сыну.

***

Белль Шарлин не могла видеть того, что происходило этажом ниже, но воображение заменило глаза, нарисовав концовку романа Шарлоты Йорк «Урожай бури». Она столько раз перечитывала последнюю страницу, что помнила текст наизусть. Оставалось лишь зажмуриться, и в красках представить любимый эпизод, не забывая по ходу вносить необходимые правки.

Когда голубоглазая Анна с волосами, развивающимися как золотое знамя, сбегала по широкой лестнице своего старинного особняка, душа пела от ее красоты. Загадочная незнакомка, торопливо перепрыгивающая через грязные ступеньки «Желтого дома», смотрелась чуть хуже. Волосы у нее не развивались. Намертво сколотый пучок не могла раскрутить никакая фантазия. Скрепя сердце, Белль заменила красавчика Артура… О, Артур! Великолепный, мужественный Артур, наконец, вернувшийся домой, еще не стряхнувший пыль дорог с потрепанной формы солдата Конфедерации. Прости, милый, за то, что тебе придется уступить место Тому Риддлу, мокрому и надутому, как гусак. Да, мрачная рожа Риддла, конечно, портила картину, но в остальном все было как надо.

Взгляды влюбленных встретились, сердца замерли, ноги остановились. Страх встал между ними. Этот глупый, острый страх, что долгожданная встреча окажется лишь сном и развеется, стоит им коснуться друг друга. Сколько дней они провели в разлуке, разделенные бурей, перевернувший привычный мир? Тысяча триста шестнадцать. Теперь одиночество осталось в прошлом. Теперь они снова вместе.

Два взгляда, два дыхания, две души, соединенные друг с другом, еще до того, как их тела появились на свет. Анна и Артур… тьфу, Риддл и его зазнобушка бросились в объятия друг друга… И тут вместо долгожданного поцелуя Белль Шарлин получила свинью. Воображаемые герои обрели собственную волю, повернулись в ее сторону и ткнули вуайеристку взглядами, вопрошавшими: что, мы в самом деле должны изображать эту сентиментальную чушь?

Белль навострила уши, ища новую пищу для своей фантазии. Из лестничного колодца доносились обычные благопристойные звуки. То, что нужно! «Поцелуи страсти говорят громко, поцелуи любви шепчут». Она расчувствовалась: глаза наполнились слезами, а нос соплями. Внизу тихо закрылась дверь. Белль Шарлин шмыгнула, проморгалась. Щипало. Она поостереглась тереть глаза рукой. Физически ей не стало лучше: голова болела, ноги ныли, живот, будто набили осколками льда, но зверской тоски внутри больше не было. Ей на смену пришла надежда. Если уж засранец вроде Риддла нашел себе приличную девушку, то она и подавно отыщет хорошего мужчину. Разгладив платье и тряхнув головой, Белль Шарлин пошла домой. Стаканчик текилы и пара таблеток обезболивающего вырубит ее до вечера, а там она придумает, чем себя порадовать. Жизнь продолжается, и пусть Чарли идет целовать чертов зад!

Под колесами любви:

Это знала Ева, это знал Адам -

Колеса любви едут прямо по нам.

И на каждой спине виден след колеи,

Мы ложимся, как хворост, под колеса любви.

Колеса любви (Наутилус)

========== Эпилог ==========

Лихорадка обвила его как змея. Неправильная змея, горячая. Том метался, скидывая с себя одеяла, под которыми раньше прятался от озноба. Озноб все равно его нашел, вцепился в измученное тело и тряс, а Риддл мог сопротивляться ему не больше чем тряпичная кукла. Он знал, что болезнь обманывала его, что здесь не холодно, но тело не верило. Оно искало все новые способы согреться. Под грудой одеял было трудно дышать. Зубы били друг от друга и, казалось, скоро на них не останется эмали. В какой то момент сознание провалилось в мутный омут. Риддл задыхался, барахтался, выбиваясь из сил, пока его не выкинуло на Берег Скелетов.

Он распластался на узкой койке, слабо радуясь, что в этот раз не валяется на полу. Приятное разнообразие. В остальном все было как обычно: слезы или другая дрянь склеили веки, нижнюю губу покрывали струпья засохшей крови, грудь судорожно поднималась и опускалась под мокрой рубашкой, а штаны липли к ногам. Приступы выжимали Риддла досуха, и первым желанием всегда было выпить воды. Попытка сглотнуть отозвалась болью в горле. Не острой, а шершавой, как если бы внутри катались те самые круглые колючки, которые в фильмах ветер гонял по улицам городов призраков на Диком Западе.

Застоявшийся воздух пропитался запахами рвоты, пота и других выделений, но Том привык и не замечал вони. А если бы и замечал, что толку, у него все равно не хватило бы сил на уборку. Риддл даже не знал, сумеет ли сегодня подняться с постели. Он поерзал, пытаясь оторвать свое тело от сырой простыни, стукнулся макушкой о железные прутья спинки. Металлическая сетка противно дребезжала, лежать на ней было зыбко. В бреду Тому мерещилось, что сетка провисала под ним все глубже, ее края смыкались, и койка превращалась в кокон, где ему предстояло дрожать, жадно хватать ртом остатки воздуха и ждать паука.

Кое как Риддлу удалось прислониться к спинке. В висках колотился пульс. Том представил, как гнилая кровь распирает сосуды, образуя уродливые вздутия, податливые и переполненные, как пара пиявок. Давление становилось сильнее. Колдун задался вопросом, что он почувствует, если дотронется до виска: бьющуюся жилку или настоящую пиявку. После приступа его сознание напоминало ткань реальности, изорванную сильными чарами, и пока прорехи не затянулись, из дыр могло вылезти все что угодно.

Не открывая глаз, Том потянулся за фляжкой, хорошей магической фляжкой, которая, имея карманные размеры, могла вместить в себя до одного галлона. Какой-то остряк прозвал эти штуки верблюжьими горбами. Риддл пил воду мелкими глоточками, делая перерывы. Как только жажда отступила, он завинтил крышку. Трясущимся пальцам потребовалось на это слишком много времени. Снова навалилась усталость.

Он все еще держал глаза закрытыми, хотя темнота под веками, говорила, что наступила ночь, и свет не ударит по зрачкам. Том смахнул засохшие слезки, на пальцах остался неприятный вязкий след. Колдун вспомнил о помойных котах с воспаленными глазами, он где-то слышал, что если у зверя мутнеет взгляд, значит скоро бедняге каюк. Но Риддл не зверь, а красный чих не смертельная болезнь. Большинство магов и ведьм подхватывали эту заразу в детстве, несколько недель ходили с забитыми носами, пачкая все кругом красными соплями, а потом благополучно выздоравливали. Риддлу не повезло, он родился в магловском мире и в свое время болел другими болезнями: свинкой, скарлатиной, ветрянкой… Иммунитета против красного чиха у него не было. А над взрослыми болезнь измывалась так, как сам Том измывался бы над врагом.

На краю кровати кто-то сидел. Темнота колебалась будто вода, глаза колдуна щурились и слезились. Он не боялся, сил на все не хватало, и страх внезапно попал в список неблагонадежных и больше не мог рассчитывать на неограниченный кредит. Усталые глаза уловили что-то знакомое в наклоне головы незнакомки, в общем контуре силуэта. Радость, вспыхнувшая в душе Риддла, была такой же яркой как вспышка фейерверка и так же быстро погасла.

– Хоуп… как ты здесь…– глупые, инстинктивные слова опередили разум, слишком медленно соображавший, что к чему. Но понимание все же пришло хоть и с запозданием. Это не она. Колдун прошептал заклинание, Люмус вышел неправильным: не шар света, а кольцо. Острый профиль попал в светящуюся рамку. Гостья не повернула головы. Риддл яростно моргал, прогоняя слезы, ему хотелось верить, что это всего лишь реакция на яркий свет. Том вытер лицо, короткая щетина кольнула ладони. Он уже достаточно оправился от приступа, чтобы замечать подобные мелочи и стыдиться своей неопрятности. Впрочем, овеществленная иллюзия плевать хотела на то, что ее создатель и выглядит и воняет, как бродяга.

– Посмотри на меня.

Тульпа тут же откликнулась, готовность исполнять любое желание колдуна составляла всю ее суть. Пустые глаза не имели взгляда, а лицо оставалось расслабленным. От Хоуп в ней не было ничего кроме внешности, но все же Том не мог просто так уничтожить свое творение, как он чуть раньше поступил с уродливыми наростами из слизи и гноя, облепившими стены. Опухоли чем-то напоминали карикатурные лица. Может быть, присмотрись Том внимательнее, он сумел бы разобрать послание от собственного подсознания, которое то и дело перехватывало контроль над магической силой.

Что ж в этот раз оно вызвало из небытия его любовницу. Почему? Гадать было не нужно. Риддл скучал по Хоуп, до звериного воя, до боли. Тоска по ней прорывалась сквозь озноб, сквозь забытье, сквозь жар и в своей неугомонности походила на вопящего младенца. Вообразив, что ее пытаются обмануть, всучить фальшивку, она разоралась еще сильнее. Том стиснул зубы.

Магия воссоздала облик любимой с поразительной точностью. Риддл не зря гордился своей памятью на детали. Взгляд, по паучьи быстрый и цепкий, перебегал с одной дорогой ему черты на другую: с морщинки между бровями на вздернутый кончик носа, и дальше вниз на ее губы. Они отличались друг от друга: верхняя – твердая, почти жесткая отвечала за строгое или недовольное выражение лица. Нижняя же была мягкая и пухлая. Она всегда соблазняла Тома на поцелуй. Память, услужливая и расторопная, как хороший бармен, наполняла пустое лицо индивидуальностью. Вот только Риддл никак не мог захмелеть. Воспоминания путались, за восемь лет их набралось никак не меньше тысячи. И все яркие, точные, подробные. Кто-то не мог оторвать взгляд от пламени, кто-то от текущей воды, ну а у Риддла была его Хоуп. Надолго ли? Колдун не был уверен.

Тульпа дышала медленно и ровно. Магия нарядила ее в синее платье с мелкими цветочками, которое настоящая Хоуп любила носить дома. Иногда она не надевала под платье бюстгальтер, и сквозь тонкую ткань проступали соски. Магия этой детали не упустила. Том задержал взгляд на ее груди, а потом посмотрел тульпе в глаза, надеясь поймать лукавые искорки, но увидел все то же безразличие. Тогда он, наконец, осознал, что ведет себя как дурак, прилипший к Зеркалу Желаний: таращится на бездушную иллюзию и ждет, а вдруг она оживет.

– Исчезни.

По лицу тульпы расползлась чернота. Риддлу захотелось отменить приказ, будто уничтожение копии могло причинить вред настоящей Хоуп. Принципы симпатической магии не распространялись на овеществленные иллюзии, это он понимал умом, но на сердце было неспокойно. Желание убедиться, что с любимой все хорошо, дало силы встать с койки. Том чуть не забыл о фляжке, наполовину спрятавшейся в складках смятой простыни. Ее следовало поставить обратно на стул, иначе черта с два потом найдешь.

Под ногами топорщилось сброшенное на пол одеяло. Риддл раздраженно отпихнул его под койку и поковылял к столу. Люмус, так и оставшийся светящимся обручем, последовал за ним. Появилось ощущение, что заклинание приняло его за дрессированную кошку и не отстанет, пока колдун через него не прыгнет. Том нахмурился, еще слишком рано для нового приступа бреда. В прочем у красного чиха была одна закономерность: чем короче перерывы между приступами, тем ближе больной к выздоровлению. Риддл немного приободрился.

В окне, разделенном деревянной рамой на маленькие квадратики, отразилось его бледное лицо. Оно походило на хрупкую пустую скорлупу. Том пошатнулся и оперся ладонями о стол. Уставился на корзину, Комптон принес ее, пока он валялся в отключке. И снова ему надо было испугаться, но страхи скатывались с него, как капли дождя с лысины. Рука потянулась к толстой тетради в коричневой обложке. Учась в школе, он купил себе похожую, чтобы вести дневник. Исписал ее всю, это Том помнил, а вот мысли, которыми он заполнял страницу за страницей, давно вылетели из головы.

Тетрадь распахнулась сама, не дожидаясь прикосновения. Из Англии Риддл уехал месяц назад и каждый день ждал, что Хоуп напишет: прости, я была не права. Я жалею, что отказала тебе, теперь я поняла, что больше всего на свете хочу выйти за тебя замуж и жить вместе долго и счастливо. Возвращайся скорее домой. Его надежды в очередной раз полопались мыльными пузырями, вверху страницы застыл один короткий вопрос: у тебя все в порядке? Руки дрожали – не написать даже скупое: все нормально, а ты как?

Воздух снаружи показался Риддлу чистой проточной водой после гнилого болота. Он замер на пороге сарайчика, наслаждаясь запахами заброшенного сада и стараясь не замечать собственной вони. Ночная прохлада забирала жар, но пока не вызывала мурашек. Том медленно спустился с кривой ступеньки, любое движение правой ноги отзывалось в пояснице. Ощущение не было острым как игла, а скорее напоминало незлой тычок кулаком. Трава мягко стелилась прохладным шелком, под ноги то и дело попадалась жесткая мелкая падалица.

Между войнами здесь поселился один ученый грек: построил деревянный дом, окружил его яблонями, до которых был сам не свой. В сорок третьем дом сожгли, кто, зачем, и что случилось с хозяином, так и осталось тайной. Местные жители предпочитали не вспоминать о том времени. Большая часть сада уцелела, яблони старели, дичали, и с каждым годом их урожай становился все меньше и кислее. Риддл прислонился к засохшему дереву. Отсюда было хорошо видно место, где раньше стоял дом. Теперь пепелище захватило какое то растение, не кустарник, хотя и высотой по грудь взрослому человеку, с большими зелеными листьями и бордовыми стеблями. Комптон, компаньон Риддла в этой рисковой авантюре, наверняка знал, как оно называется. Том в свое время не поинтересовался, и ему не оставалось ничего другого кроме как называть плотные заросли, «эта разлапистая дрянь». Под широкими листьями, пиковой масти, притаилось нечто враждебное, так во всяком случае ему чудилось. И стряхнуть это чувство не получалось. Колдун настороженно огляделся, прикидывая, кто еще прячется в темноте: агенты Сигурими, деревенские жители или более опасные враги. «Черт с ними со всеми», – подумал Том и расстегнул ширинку.

Опорожнять мочевой пузырь пришлось долго. Холод все таки достал Риддла, хуже всего было не телу под влажной одеждой, а пяткам. При этом выдавить из себя удалось всего ничего. Мелькнула мысль, что возможно он обмочился во время приступа. Черт знает, только ли от пота он мокрый. А вонь в последнее время была его постоянной спутницей. «Хорошо, Хоуп сейчас нет рядом, увидела бы она меня таким, сразу же разлюбила», – Том хотел подбодрить себя смешком, но ирония обернулась горечью. Риддл вырос с мыслью, что любовь нужно заслужить, что любят только тех, кто никогда не делает ошибок, не имеет слабостей и не доставляет проблем. Видимо, от этого заблуждения, ему уже никогда не избавиться.

Колдун поковылял обратно к сараю, на пороге спертый воздух остановил его будто стена. Он скривился, но заставил себя войти, ведь другого убежища у него не было. Остаток пути до стола забрал последние силы, Том тяжело опустился на табуретку. Скрип старого рассохшегося дерева прозвучал как возмущенный вскрик. Руки все еще дрожали, и Риддл решил, что сначала выпьет лекарство, а уже потом напишет ответ Хоуп. Лишнее волнение ей ни к чему, она, наверно, и так уже отдраила дом сверху донизу. Уборка была одним из ее способов отогнать страх. Или теперь все по другому? Хоуп надоели его отлучки, увлеченность магией и рисковые затеи, в которые он влезал, гоняясь за бессмертием и чем-то еще, что даже не мог назвать… Короче она устала от него и его дерьма и теперь радовалась свободе.

До злополучного предложения Том в ней не сомневался. Весь день он думал, как придать их свиданию побольше романтики и в тоже время не превратить все в глупый фарс, но так ничего дельного не сообразил, поэтому просто позвал в парк покормить уток. Хоуп любила уток, а утки любили вкусную булку. Они крякали, хлопали крыльями, устроив шумную кучу малу. Риддлу пришлось ждать пока пернатые твари не нажрутся и не отчалят подальше от берега. Но и тогда он не сразу перешел к главному, решив начать издалека.

– Ты меня любишь?

– Да.

– Доверяешь мне?

Хоуп с улыбкой кивнула, ожидая, что будет дальше.

– Хочешь прожить со мной вместе всю жизнь?

Уголок губ чуть дернулся, она хотела отшутиться, но что-то в глазах Риддла предупредило «не надо». Перед тем как снова кивнуть, горгона придвинулась и нему и положила ладонь на предплечье. Над головой шумела ива, весело плескались утки, держась золотой дорожки проложенной заходящим солнцем, но больше тишину ничего не нарушало. Секунды падали одна за другой. Хоуп весело щурилась и покусывала нижнюю губу.

В голову пришла идея опуститься на одно колено, но смущение и так комом стояло в горле. Том решил не усугублять. «Ты выйдешь за меня», – выпалил он на одном дыхании, доставая из кармана коробочку с кольцом. Ее лицо ответило раньше, чем язык. Глаза опустели, лукавая улыбка слетела с губ. Справившись с удивлением, Хоуп мигом стала серьезной. Потом она что-то говорила, пытаясь смягчить отказ. Лучше не стало. С тех пор все шло наперекосяк. Том не мог понять почему «нет». Если она любила его, верила ему, хотела быть вместе, то должна была ответить «да». Значит в чем то она врала. Эта мысль ему покоя ни дома, ни здесь в Градецах, албанской деревне у черта на рогах.

Риддл выпил лекарство и прислушался, как отреагирует желудок: примет ли незваного гостя или вышибет обратно. На всякий случай он отвернулся от стола и чуть согнулся. На полу кроме и грязи и пыли можно было разглядеть следы засохшей рвоты. «А я по этой дряни босиком ходил», – устало подумал Том. Желудок болезненно сжался, колдун закрыл глаза и попробовал дышать ровно и ни о чем не думать. Тошнота отступила, мрачные мысли нет.

Он вытер взмокший лоб полотенцем, которое Комптон набросил на содержимое корзины. Чистая ткань приятно пахла свежестью и травами. Надо было отдать компаньону должное, тот оказался смелым парнем. Хотя и не настолько, чтобы задержаться рядом с Риддлом дольше, чем на минуту. Бесконтрольная магия не различала, что именно она коверкала по капризу хозяйского подсознания: дерево, камень или живую плоть. В очередной раз собственное могущество отделило Тома от остальных людей, оставив в одиночестве. Никто не положит ему на горячий лоб мокрое полотенце, не подоткнет одеяльце, не покормит с ложечки. Ничего. Он справится. Не в первой.

Том вытащил из корзины горшочек с супом, снял крышку и, держа обеими руками, отхлебнул. Он не обратил внимания на вкус, только на тепло, которое медленно растеклось по телу. Перед вторым глотком пришлось помедлить, желудок, своевольная сволочь, мог взбрыкнуть. Том поставил горшок на стол, но рук не отнял. Шершавые стенки согревали пальцы, как же он соскучился по простым незатейливым радостям.

Для чистокровки, Комптон был еще ничего: следовал принципам и не нарушал слова. В министерстве он занимался тем, что неизвестный шутник окрестил территорией теней. Terra inania. После окончания самой страшной, из всех войн что знали люди, мировой порядок изменился. Больше всего новое положение вещей ударило по старой аристократии, она не привыкла жить с оглядкой на то, что творится у маглов. Не всем нравился новый мир двух Европ, где их министр держал постоянную связь с тем другим правительством, которое того и гляди втянет магов в очередную войну. Комптон был не из таких. Он почти пятнадцать лет проработал в отделе Восточной Европы, установил контакты, обзавелся собственными источниками информации, более менее достоверной, бывал в Софии и Праге и разбирался в текущей политической ситуации. Но даже он не мог точно сказать, к чему все идет.