Текст книги "Златые горы (СИ)"

Автор книги: ficwriter1922

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

С каждым годом танцы в огромном, растерявшем прежний лоск бальном зале старушки Европы становились все сложнее. Албании на этом празднике досталась роль простушки, которую никто не замечает и не приглашает. Пока что она стояла у стеночки, одинаково не интересная ни Востоку ни Западу, и старательно напускала на себя гордый вид. Комптон видел в ее оторванности от мировой политики свой шанс отыскать древнее сокровище.

Распробовав суп, Том принялся глотать жадно, забыв об осторожности. Теплая струйка потекла по подбородку. Он не боялся запачкать рубашку, та все равно выглядела как подтирка для чертовой задницы, но пролитый суп было жалко. Риддл облизал губы и вытер лицо. Вместо того, чтобы придать новые силы, еда наоборот забрала последние. Горшок едва не выпал из рук. На донышке осталось немного жирного разваренного гороха, но аппетит вдруг исчез. Ощущения изменились, тепло в желудке и тело Риддла стали врагами, как кусок масла и горячий нож.

Том сжался, будто так он мог помешать телу растаять, растечься по грязным доскам пола. Сгорбился. Кто готовил ему еду? Скорее всего одна из местных старух. Что она туда подмешала? Отчего сердце стучало рвано и быстро, а холодный пот заливал лоб? Приступ паранойи откатился так же резко как нахлынул. Том выпрямился и переел дух. Удрал. Удрал. Насмешки множились в его голове, как звуки эха под сводом собора. Риддл огляделся, будто источник его бредовых мыслей находился где-то в комнате. Скалился из темного угла, сверкая красными глазами. Удрал. Он, правда, чувствовал себя беглецом, едва улизнувшим от погони. В этот раз его преследовали не злые мальчишки, не полисмены или стая бездомных собак, а безумие. Единственный страх, который все еще мог достать Риддла, был не страх кануть в небытие, как старый хозяин яблоневого сада, а страх, что ему никогда больше не вернуть полного контроля над своим телом и магией.

В корзине колдун нашел клубок мыльных чар. Их переплетение холодило кожу и на ощупь напоминало жидкое стекло. Том сдавил шар в пальцах, тот лопнул. По телу побежали крохотные голубые искры, забирая грязь с кожи и одежды, оставляя взамен запах луговых трав. В силу контраста комната завоняла сильнее. Том пошарил в корзине, надеясь найти еще один шар, пальцы наткнулись на клочок бумажки.

Комптон небрежно накарябал «Все без изменений». Его послания, также как и послания Хоуп, не отличались большим разнообразием. Слов было мало, зато они оставляли много простора для догадок. Разум Риддла заметался, как демон внутри магической печати, только в его клетке насчитывалось больше углов, чем в пентаграмме. Сначала – Комптон. Долго ли тот намерен соблюдать договор? Тем более Том первым нарушил свои обязательства. Он должен был прикрывать компаньона в неизбежной драке за артефакт, а вместо этого стал тяжелой обузой. Кто осудит человека, который, пытаясь выплыть из стремнины, сбросит с плеч лишний груз? Не Риддл.

Мысль метнулась в другой угол, к другой проблеме. Местные. Комптон считал их забитыми дураками и презирал. Это кое что говорило о самом чистокровке: золотого мальчика никогда по настоящему не унижали и не ломали. Том же большую часть своей жизни имел дело с людьми загнанными в угол и убедился: от них можно ждать чего угодно. Хоть удара ножом спину, хоть яда в супе, хоть ритуального жертвоприношения. Страх заставляет поступать непредсказуемо, не разумно, часто во вред собственным интересам. Страх внушает человеку, что у того в руках бомба с горящим фитилем и любое действие лучше промедления. Комптон этого не понимал, он опасался Сигурими и ее колдунов, но никак не деревенских магов и ведьм, лишенных палочек и боявшихся применять свою силу. Не станет ли самоуверенность компаньона тем котлом, которым накроются их надежды вернуться домой целыми, невредимыми и бессмертными?

При мысли о родине дурные предчувствия облепили сознание, как слепни больную лошадь. Комптон признал, что купил лояльность албанских властей деньгами и обещаниями. О разглашении государственных тайн, тех самых за неаккуратное обращение с которыми сажают в Азкабан, речи не шло. «Комптон – честный человек, – сказал себе Риддл после того разговора, – Он не предаст свою страну».

– Он – одержим, – откликнулась магия. Ее голос нельзя было перепутать с галлюцинацией. Они отличались в той же степени, что змея и женская рука. – Он на все пойдет ради своей цели. Ты это знаешь, потому что сам такой.

– Не такой, – возразил Риддл. – У меня есть Хоуп и ты. Я вас никогда не предам.

– А я тебя, – преданно отозвалась магия. За Хоуп она говорить не стала.

Том всегда ждал от людей худшего и беспомощность до предала обострила эту черту. Какие бы варианты развития ситуации он не воображал, рано или поздно его размышления превращались в прогулки по битому стеклу. Самое неприятное начиналось, когда Риддл пытался просчитать, что случится, если их возня привлечет внимание русских.

Комптон и прочие министерские называли их «призраками». После семнадцатого года никто не встречал колдунов или ведьм из Советской России, но при этом все считали их невероятно могущественными. Говорили, им не нужны ни палочки, ни заклинания, ни артефакты. Говорили, они отращивают лишние пальцы, чтобы творить магические знаки и накапливают силу, уродуя себя горбами. Кто-то, Риддл уже не помнил кто, даже предположил, что у них получилось обрести бессмертие, так извратив свою магию, что она заменила им физические тела. Над последним слухом Комптон смеялся громче всего:

– Чушь! – бросил он, переведя дыхание. – Эти «призраки» напустили на себя слишком много таинственности, вот нам и кажется, что они полудемоны-полубоги. Но на самом деле они знают и умеют не больше чем все остальные. Нет никакой «одушевленной» магии. Магия не живет, она существует. Она – энергия, которой можно пользоваться, лишь имея нужный инструментарий. Все остальное – глупые сказки.

«Еще один самоуверенный дурак», – подумал тогда Том. «Да, еще один», – тихо подтвердила его сила.

Риддл все больше и больше запутывался в паутине предположений. Химеры множились, окружали, вытесняли из комнаты воздух. А мозг продолжал мучить себя, возводя тревожные ожидания сначала в квадрат, потом в куб, потом в… тетракис или как оно называется. Хоуп наверняка знала. Она дописывала диссертацию, в которой формул было больше чем слов. Обсуждала ее со своими коллегами, половина из которых при этом не сводила с нее влюбленного взгляда. Том не удивлялся, но завидовал, ведь для него работа горгоны оставалась на самой грани понимания. Конечно, ей было интереснее с теми, кто лучше разбирался в теории вероятности и подобных вещах. Он представил, что прямо сейчас она увлечена разговором с одним из своих обожателей, глаза блестят, тело чуть подалось вперед, рука машинально отводит от лица назойливый пряди волос. Нахмурился. «В Англии глубокая ночь», – это возражение не заставило картинку побледнеть и растаять. Ревность обладала иммунитетом к логике и только сильнее распалялась, когда Том пытался ее обуздать.

«По одной проблеме за раз», – сказал себе колдун. Он не мог встать и проверить, что на самом деле происходит за пределами его хлипкого сарая. Не мог узнать, как далеко Комптон продвинулся в поисках, какие союзы заключил, кого разозлил, кому перешел дорогу, зато он мог ответить Хоуп. Ручка нерешительно замерла над тетрадью.

Русские колдуны его пугали. По-хорошему пугали. От этого страха кровь быстрее бежала по венам, а магия скручивалась в тугую плеть, предвкушая драку. Но стоило Риддлу бросить взгляд на раскрытую тетрадь, решимость слезала с него, как обожженная на солнце кожа, и то, что оказывалось под ней, было позорно мягким и ранимым. Том не ждал быстрого ответа. Скорее всего Хоуп прочтет его послание утром и на бегу черканет строчку другую. Обязательно черканет. Где то на краю сознания маячил образ тульпы, разъедаемой темнотой. «Нет», – прошипел Том и написал:

– У меня все хорошо. А у тебя?

– Ты долго не отвечал, – слова выскочили из бумаги, как форель из воды.

Риддл выдохнул и только тогда понял, что задержал дыхание. Он попытался прикинуть, сколько времени прошло после их последнего разговора. Не получилось. Задачка была слишком сложной для его затуманенных мозгов.

– Я был занят.

– Вы что-нибудь нашли?

– Нет.

– Хорошо.

Ее прямота всегда вызвала у Тома кривую усмешку. Этот раз не стал исключением. Хоуп тем временем что-то писала, бумага едва заметно дрожала. Они не в первый раз использовали заколдованную тетрадь. В этих обменах короткими сообщениями разлука пролетала быстрее. Другие предпочитали магические зеркала, но Риддлу не нравилось то, как чары искажали изображение и превращали обычных здоровых людей в покойников с бледными синюшными лицами. Конечно, существовал риск, что переписку прочтут посторонние, поэтому Риддл позаботился спрятать ее, под два слоя ложных записей. Затея должна была прийтись по вкусу любителям матрешек, если конечно они потрудятся сунуть нос в его вещи. Агенты Сигурими там уже рылась. Еще в Тиране. Трудно было сказать, что подстегивало их рвение сильнее: интерес к чужим секретам или желание показать кто здесь хозяин.

– Ты должен вернуться в Англию. Союз ввел войска в Чехословакию, и никто не знает, как этот конфликт отразится на магическом мире. Лучше откажись от поисков не пойми чего и подумай о своей безопасности.

Том стиснул зубы. Он без нее знал, что разумно, а что нет, и не нуждался в пустых словах и лицемерной заботе.

– Ты мне не жена, вот и не указывай, что мне делать, – острый кончик ручки едва не разорвал бумагу.

Тетрадь будто затаила дыхание, и буря не заставила себя ждать.

– Нянчи свою обиду, сколько хочешь, если тебе так нравится. Но не там где тебя могут бросить в тюрьму, пытать или… Хватит уже вести себя, будто у тебя девять жизней в запасе. Тебе нужно было наказать меня, молодец ты своего добился. Возвращайся. Я хочу увидеть тебя живым и здоровым. В мире полно чудес, которые не стерегут злые спецслужбы.

– Ты за меня волнуешься?

– Да.

– Сильно?

– Да.

Том подгреб тетрадь ближе к краю стола. Наклонился над ней, обнял правой рукой, будто пушистое теплое животное.

– Почему ты не пыталась меня отговорить?

– Я пыталась, – Риддлу не нужно было магическое зеркало, чтобы увидеть, как она стиснула ручку и зажмурилась. Давно уже Хоуп не злилась на него так сильно, что готова была превратить в камень. – Разве я не говорила тебе, что затея опасная, разве не привела с десяток разумных причин не ехать?

– Могла бы просто попросить остаться.

– Это не правильно. Просить. Любые важные решения нужно принимать головой. Ты должен был остаться, потому что сам так решил, а не потому что я тебя заставила. Слезами, угрозами, обещаниями не важно. Я не хочу, чтобы потом ты винил меня за то, что упустил свой большой шанс. Я не хочу быть помехой, обузой, не хочу отвечать за чужие жертвы.

Наверно принципы и должны походить на бетонные опоры моста, вот только Риддлу тяжело было ценить чужую принципиальность, раз за разом расшибая об нее свой лоб. От подобных мыслей обычно хотелось испустить долгий усталый стон, но в этот раз из его горла вырвался отрывистый смех. Том чувствовал себя мальчишкой, наконец, разглядевшим в страшном уродливом монстре кучу одежды, им же самим брошенную на стул. Радость с едва заметной горчинкой смущения подбивала вскочить и пройтись по комнате вприпрыжку. Эта идея подействовала, как щекотка, Риддл фыркнул и, все еще улыбаясь, прочитал новое послание.

– Что у тебя происходит?

Ручка покачивалась между пальцами, ее кончик стукнул по краю тетради раз-другой. Том поежился, бросил взгляд на дверь. Она была закрыта, но это не мешало сквознякам ползать по комнате, задевая его ноги, взбираясь на спину, обвивая шею. Одеяло зашуршало по полу, устроилось на плечах, Том вяло отмахнулся, какой толк в тряпке, которая смердела сильно, а грела мало.

– Здесь все живут под страхом. Иногда, кажется, что он имеет собственный вес, как вода. Здесь чтобы выжить, людям надо меняться, быть чуть меньше людьми и чуть больше морскими тварями.

Риддл посмотрел на кривые строчки: буквы вышли дерганными, как перепуганные зверята застигнутые врасплох ступефаем. Не годится. Он смахнул послание в небытие и начал заново, стараясь придать своему ответу бодро-ироничный тон.

– В Градецах все спокойно. Местные колдуны старательно подделываются под маглов и ходят так, будто под ногами у них спят монстры. К нам относятся настороженно и враждебно, но вредить не пытаются. Тайная полиция пока ведет себя вежливо. Они приставили к нам переводчицу и консультанта историка.

– Она красивая, твоя переводчица?

Губы Риддла тронула самодовольная улыбка.

– Она не моя. Скорее Комптона. С первого дня его обхаживает, думаю, не только ради информации. Надеется с его помощью выбраться на Запад. Плохо, что он слишком самоуверенный, считает себя особенным. Думает, он из тех в кого влюбляются, а не используют. Даже прожженные шлюхи.

Том допустил промашку, настолько глупую, что готов был дать себе ручкой по лбу. Но вернуть отправленные слова обратно он не мог.

– Не надо называть ее шлюхой, Том. Это мерзко.

– Но честно. По другому е не назовешь. Поверь, ты отучила меня, клеймить людей без разбору, – он хотел выразиться точнее, но не нашел лучших слов. Пришлось написать как есть, пока мысль еще держалась в голове. – Не все из тех, кто продается и продает других, поступают так, потому что жизнь заставила. Некоторые из нас от природы уроды.

– Но не ты, помни об этом.

– Только потому, что ты – моя совесть на ножках.

Риддл улыбнулся. Без Хоуп он был ничем не лучше подонков из Лютного переулка. Это она видела в нем хорошее, она верила в него, а рядом с ней Том тоже начинал верить в себя. И тогда мир вокруг больше не казался ему одним сплошным куском дерьма.

– Ты что-то не договариваешь.

– Если ты о горбатых шестипалых колдунах, я пока ни одного не встретил.

– Не смешно. С тобой все в порядке?

Том представил, как Хоуп сидит в уголке дивана, притянув ноги к груди. Шаль, расшитая яркими павлиньими перьями, укрывает ее всю, кроме, может, ступней в теплых синих носках. Картинка нарисованная наполовину памятью, наполовину воображением ожила. Хоуп подняла взгляд от лежащей на коленях тетради и с прищуром посмотрела на Риддла, предупреждая, «даже не пытайся отделаться туманными отговорками».

– Более-менее. Заболел красным чихом. Глупая детская болезнь, не опасная. Пью лекарство и через пару дней буду здоров. Чувствую себя сносно, но после еды клонит в сон. Еще руки дрожат.

Дрожали не только руки, холод крепко стиснул колдуна. Ридлла трясло, и никакая сила воли не могла справиться с ознобом. Он позволил одеялу прижаться плотнее. Тяжелая голова опустилась на сгиб локтя, пальцы выпустили ручку, но ее подхватила верная магия.

– Я бы не сказала, что болезнь не опасная. Если ее неправильно лечить, она может дать серьезные осложнения: преждевременное старение сердца, временную амнезию, ранний артрит, ухудшение зрения, проблемы со слухом, а также импотенцию.

– Не знал, что у нас дома есть медицинский справочник, – Том чуть повернул голову, чтобы видеть, как магия водит ручкой.

– Когда дело доходит до книг, ты становишься хуже сороки. Она хотя бы тащит к себе только яркое и блестящие, а ты все что имеет страницы с буквами.

Риддл хмыкнул.

– Признай. Про импотенцию ты придумала. Хочешь, чтобы я пошел к лекарю.

– Нет, не придумала. Ты пойдешь к врачу?

– Обязательно. А пока обойдусь заботами Комптона. Он не самый плохой зельевар и сиделка тоже. Не волнуйся.

– Ты разве не слышал шутку про три самые бесполезные вещи на свете: шубу в Африке, погремушку на похоронах и фразу «не волнуйся».

– Слышал, но в том варианте было больше физиологии.

– Расскажешь.

– Дома. Обещаю.

Больше Том ничего не добавил. Он знал, что Хоуп потянет за кончик ниточки и вытащит из его короткого послания все скрытые смыслы: обещаю не дать себя убить, обещаю вернуться, наконец, обещаю, что буду здоров и в достаточно хорошем настроении, чтобы шутить.

Глаза закрылись. Они устали разбирать мелкие строчки в слабеющем свете заклинания. Все тело устало. Сил почти не осталось, а ему и Хоуп еще стольким хотелось поделиться друг с другом. Риддл постарался отделить важное от второстепенного. Почти растерялся, пусть его мысли не были снежинками, он все равно чувствовал себя так, будто сейчас потеряется в буране. И тогда он сделал то, чего обычно старался избегать, сказал как есть все, что было у него на сердце.

– Я люблю тебя.

Том открыл глаза как раз в тот момент, когда ручка, аккуратно написав эти слова, поставила точку. Он посмотрел на них взглядом матери, которая стоит рядом со взрослым сыном и не может понять, когда мелкий карапуз, цеплявшийся за ее юбку, успел вымахать под шесть футов. Вот и Риддл спросил себя, когда же любовь к Хоуп сумела стать сильнее его страхов, амбиций, старых обид и ненависти ко всему миру?

– Я тоже тебя люблю, Томми. И если ты не появишься через две недели, я отправлюсь тебя искать.

– Тебе не придется никуда ехать. Через две недели я буду дома.

Риддл выпрямился и помассировал солнечное сплетение, магия сжалась в плотный шар, давивший на грудину. Ей как и ее хозяину не понравилась мысль, что тени, кружащие сейчас вокруг них, переметнутся к Хоуп. Она ведь такая, не побоится сюда сунуться. «Мы этого не допустим», – пообещала магия. Ее голос влился в поток сигналов, бегущий по нервам, Том выпрямился, подобрался. Тело впитывало уверенность, которой делилась с ним сила. Губы растянулись в бесшабашной улыбке, не обещавшей ничего хорошего тем, кто попробует встать между ним и его домом. Эффект не продлился долго, но для Риддла это было все равно, что оттепель посреди унылого января. Напоминание о том, что болезнь и слабость – это не навсегда.

После того как они с Хоуп попрощались, Том еще долго сидел за столом. Его шансы добраться до койки на своих двоих неумолимо таяли, ну и пусть. Не смотря на колотивший его озноб, тяжесть в затылке, резь в глазах и боль гвоздем, сидящую в позвоночнике, он впервые за много дней чувствовал себя счастливым.

***

Том не помнил, как отключился, но очнулся он на старой скрипучей койке, а не на полу. Наверняка об этом позаботилась магия. Под веками пестрели яркие точки, мелкие и жгучие, будто перец. Они предупреждали, что наступил день и что его свет не порадует глаза Риддла. Но пульсирующая краснота не подготовила колдуна к встрече с его старым кошмаром. Огненный человек стоял около стола, спиной к окну. Воздух вокруг его тонкой фигуры дрожал и колебался, но пламя не трогало деревянный стол, из-за чего незваного гостя можно было принять за иллюзию. Вместо того, чтобы вскочить с койки, Том прижался к стене, инстинктивно пытаясь увеличить расстояние между собой и угрозой. Магия принялась вытягивать из воздуха влагу, собирая большой водяной кулак.

– Исчезни.

Если бы огненный человек был обычной тульпой, приказ колдуна погасил бы его быстрее воды. Но он оказался чем-то другим: призраком, обретшим материальную форму, демоном или чем черт ни шутит русским колдуном. «Бей, – посоветовала магия, – потом разберешься». Том медлил, ощущая за собой вину тяжелую, как гроб, наполненный камнями. И как всякий виновный он хотел оправдаться.

– Ты зря пришел, мальчишки, который тебя убил, больше нет. Я – уже не он, – Риддл настороженно наблюдал за врагом. Он ждал ответного взгляда, хотя и понимал умом, что это не возможно. У огненного человека не было глаз, не было лица – лишь сгусток пламени, чьи языки дергались, извивались и метались из стороны в сторону. Для Тома они складывались в знакомые черты. Риддл почти видел своего горящего двойника. Не в первый раз он проклял свое сходство с отцом.

– Считаешь, я не сполна расплатился за то преступление? Ладно, хочешь забрать мою жизнь, давай попробуй. Что тянуть, – колдун пытался говорить спокойно, но голос будто превратился в своенравную реку, несущуюся с гор: чем дальше, тем быстрее. Тогда он рассмеялся. Его веселье, хоть и отдавало безумием, было искренним. Враг, наконец, вышел из кошмара в реальность, чем не повод для радости? Ведь теперь Том мог дать ему сдачи. Пусть драка покажет, на чьей стороне правда. Магия горячей волной пробежала по телу, поощряя хозяина, который сумел разобраться в своих тайных желаниях.

Огненный человек покачал головой, повернулся к столу, поднял руку, положил ладонь на раскрытую тетрадь, надавил… Все это он проделал с нарочитой медлительностью, давая Риддлу время осознать: «Нет, я пришел не за тобой. Ты слишком долго избегал наказания, чтобы так легко отделаться». Тетрадь вспыхнула, магия обернулась водой и ударила. Во все стороны полетели брызги: на стены, на потолок, на самого Риддла. Том поспешно вытер лицо и спрыгнул на пол. Покачнулся, упал, выругался больше от отчаяния, чем от боли в неудачно вывернутом запястье. Огненный человек улизнул: расплавил стекло и умчался прочь. Риддл попытался встать, будь его воля, он дал бы пинка своему слабому телу. «Не смей предавать меня сейчас!», – прошипел он сквозь стиснутые зубы.

Что-то прижало Тома к полу и вот он уже не колдун, а мышь под кошачьей лапой. «Тише, тише» – шептала магия, но впервые ее голос не успокаивал, а наоборот пугал еще больше. Риддл крутился, пытаясь высвободится. Тогда она заговорила настойчивее и громче: «Тише, пожалуйста, доверься мне. Ради нее. Ради Хоуп. Это единственный способ ее спасти» И Том смирился, позволил магии менять себя. Как только он сдался, то перестал чувствовать свое тело, руки и ноги парализовало, глаза заволокло серым туманом. Боли не было, а жаль, она бы вытеснила из головы дурные мысли, отравленные страхом и чувством вины. Потом Том Риддл исчез: обратился в обрывочный лихорадочный сон, перемешанный с черным шершавым пеплом.

Темный вихрь не обладал человеческим восприятием, не нуждался в людском знании, в языке, в памяти. На свой лад он был идеален, самое лучшее оружие, чтобы калечить мир. Он рвался вперед, оставляя после себя жуткие раны. Каждая новая брешь в пространстве и времени выкручивала вселенной яйца. Со временем эти вехи его пути приобретут славу аномальных зон, но пока изменения чувствовали лишь звери, которые с визгом и воем спешили убраться подальше.

Существо не оглядывалось назад, не задавалось вопросом, стоило ли причинять миру столько вреда ради спасения одной женщины. Оно знало лишь, что должно спешить и мчалось на пределе всех мыслимых и немыслимых возможностей. И все таки оно опоздало.

Облако пепла ударилось в землю и, как это бывает в сказках, обратилось в человека. Бледного, шатающегося, прижимающего руку к животу. Он не помнил своего имени, но это не имело значения, не помнил, кем он был, и это тоже не имело значения. Перед ним горел дом, каменный двухэтажный, из разбитых окон в сад летели искры, угрожая достать и его. Человек хотел побежать к дому, но будто бы увяз в жарком расплавленном воздухе. Ему не было больно, что-то поглощало его боль. Колдун поблагодарил эту черную дыру за то, что помогала ему верить: все вокруг лишь страшный сон. Без этой веры он бы не смог ни думать, ни действовать.

«Стой, – приказал властный голос, – Смотри». Воздух горчил от дыма, но глаза не заслезились, даже когда колдун широко распахнул их, вбирая то, что открыла ему сила. Он почти не различал пожара за переливами жемчужного света, пронизанного прожилками теней. Магия тянулась к этому свету, она, говорила, давай переплетем узор по своему. Мы сможем. Мы заставим дом стряхнуть с себя языки пламени, и он восстанет из пепла как феникс. Мы войдем внутрь, поднимемся по лестнице, найдем Хоуп живой и невредимой и крепко обнимем.

«Ты ее не заберешь», – прохрипел колдун, сам не зная кому, огню, отцу или судьбе.

Однажды в детстве он увидел паутину, натянутую между веток, роса мелкими бусинами висела на ее нитях и утреннее солнце, наполняло каждую каплю золотым светом. Сейчас его окружало нечто похожее, только в тысячи раз ослепительнее. Красота узора должна была потрясти ошеломить, обезоружить, но колдун испытывал не больше трепета, чем при виде водопроводных труб.

Магия продолжала тянуть, нити подавались с трудом, будто сорняк, вцепившийся в почву цепкими корнями. От этого все живое чувствовало боль, кроме самого чародея. Он застыл, бледное привидение, потерявшееся среди белого дня. Лицо блестело от пота, черты заострились, между костями и кожей будто не осталось плоти. Рот широко открылся в беззвучном крике.

Все закончилось внезапно. Без взрывов, без вспышек, без грохота. Кто-то остановил его, колдун даже не успел понять чем: заклинанием или обычным камнем. Он потерял сознание, магия выпустила нити и мир снова завертелся так как ему положено.

То что ударило Риддла не убило его, но он не спешил возвращаться из спасительной темноты. Ему не к кому было возвращаться, его больше никто не ждал. Кроме магии. Она звала, она согревала, она баюкала его, зализывая мелкие царапины, она пыталась дать ему надежду. Но последние было уже не в ее силах.

Вечная призрачная встречная

Сможет уберечь меня обыденный сюжет всех религий

Преданна мне и мною преданна

И сполна изведала рождение и смерть в каждом миге.

Би-2 – Вечная Призрачная Встречная