Текст книги "Златые горы (СИ)"

Автор книги: ficwriter1922

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

Риддл догнал спутников и пошел замыкающим. Не будь Джагнара, он стал бы лидером. Том всегда стремился подчинять себе других людей. Это было что-то инстинктивное, что-то лежавшее в самой основе его характера. Оно питалось страхом, вырастало из недоверия, и существовало потому, что колдун жил в мире, где все люди делились на две категории: охотники и жертвы. Без контроля – нет безопасности.

Но Клоп и Рэд хотели видеть своим лидером не его, а Джагнара. Том покосился на чужестранца. Высоченный, сильный, покрытый татуировками, загадочными как тени дрюченного Игдрассиля, громила идеально подходил на роль командира. Куда лучше грязного усталого Риддла, исходившего потом и страхом.

Соль шутки заключалась в том, что ни первому ни второму не нужна была сомнительная честь – вести за собой пару жалких отщепенцев. Все здесь упиралось в вопрос принципа. Два хищника сошлись на одной территории. Чародей и охотник шагали по одному пути. Ничем хорошим это закончиться не могло.

Судьба столкнула их лбами при помощи человека незначительного даже по меркам первого, что под руку подвернулось. Его звали Иеримия Бэнк. Заметив незнакомцев, он спрятался за широкой трубой и постарался с ней слиться. Рахитичный, как и все выродки Лютного, он бережно, с нежностью, с какой его мать никогда не прижимала к себе ни одного из своих детей, притиснул к впалому животу тяжелую сумку. Если б мог, Иеримия вдавил бы ее в собственную плоть, лишь бы не отдавать чужакам. Бэнк задержал дыхание, прислушался. Высунуть нос из-за края трубы он не рискнул. Заметят – нападут. Горячий кирпич трубы припудрил пегую бороденку красной пылью, та же пыль лезла в ноздри. Оборотня срань! Иеремия отнял одну руку от драгоценной сумки и зажал нос. Осторожно выдохнул, стараясь не поперхнуться собственным чихом.

Слаженный ритм шагов сбился и смолк.

Как только Джагнар остановился, трое его спутников тут же вытащили револьверы. Клоп и Рэд схватились за оружие в панике, будто вервольфы уже выпрыгнули из укрытия и нацелились на их глотки. Риддл действовал спокойнее и медленнее. По лицу Джагнара он догадался, что серьезная опасность им не грозит. Когда охотник предвкушал настоящую схватку, его каменная морда оживала. Недавно Рэд сострил, конечно, сначала убедившись, что Джагнар не услышит, мол этот псих получает больше удовольствия разодрав вервольфа на две половины, чем раскупорив еще нетронутую шлюшку.

Том бросил взгляд на лицо охотника, ни намека на возбуждение, одно равнодушие, как у безмозглого голема. Потом мотнул головой, приказав Рэду обойти подозрительную трубу. Джагнар же совсем расслабился и вместо того, чтобы вытащить меч из ножен на спине, засунул пальцы за широкий пояс штанов. Ни дать не взять важный рыцарь, снисходительно наблюдающий за игрой детей в войнушку. Рэд выставил перед собой револьвер и маленькими шажками двинулся вперед. Ему не хватило смелости возразить открыто, однако про себя колдун подумал, что Риддл слишком много на себя берет.

Нервы Бэнкса не выдержали. Мародер бросился наутек, скатился с одной крыши, тут же вскочил, запрыгнул на другую. Бегом, не останавливаясь, не обращая внимания на осыпающуюся под ногами черепицу. Главное оторваться, найти щель, забиться в укрытие, исчезнуть с глаз преследователей. Угроза потерять добычу заставила забыть о коварных ловушках. Сбитое бегом дыхание не давало разобрать, что творится за спиной. Пуля просвистела у самого уха, беглец рухнул, перевернулся на спину, как подыхающий вервольф, и заскулил:

– Я свой! Свой! Я человек! Не убивайте!

Три темных силуэта два длинных один короткий будто приплюснутый, четко вырисовывались на фоне голубого неба.

– Падальщик, – выплюнул Том.

– Свезло нам, – Клоп весело скалился. Это его пуля чуть не оставила Иеримию без уха. Он считал себе первоклассным стрелком, и разве тот факт, что коротышка пережил эту ночь, не доказывал его правоту? «Нет», – возразил бы Риддл, поинтересуйся кто его мнением. – Оборотни, хоть и звери, но тоже брезгливые». Любое существо, кроме может голодного гуля, медлило секунду прежде чем вонзить свои зубы в говно, вроде Клопа. Говно же за это время обычно успевало либо выстрелить либо свалить.

– Ну, показывай, что захапал, – Рэд залихватски крутанул револьвер в ладони. Подельники держали жертву на прицеле, и он позволил себе немного покуражиться.

Взгляд Иеремии перескакивал с одной темной фигуры на другую. Лиц было не различить – солнечный свет бил в глаза, но он и так знал, что его ждет. Придется отдать добычу, а потом молить, чтобы жизнь оставили. Бэнкс вырос в Лютном и страх с самого детства плотно угнездился у него в животе. Сейчас холодный вязкий комок набухал внутри, давя на мочевой пузырь. Иеремия затрясся. Темные силуэты колдунов множились и вытягивались, как тени жадных безжалостных гиен. Трое обратились в стаю, которая замкнула круг. Бэнкс тряс головой, глотая рыдания. Это все Шмарксшед. Он сводил его сума. И еще револьверы. Проклятые магловские выдумки из холодного металла. Им было под силу загасить ярость загнанной в угол крысы. А без злости отброс вроде Бэнкса все равно что без хребта.

Рэд и Клоп наслаждались беспомощностью жертвы. Рэд по примеру товарища крутанул свой револьвер и навел на Иеримию, тот всхлипнул и попробовал отползти. Риддл скривился. Они теряли время. Выродки Лютного тоже это понимали, но не могли устоять перед соблазном. В кое то веки сила была на их стороне и они хотели взять от ситуации все. Получить плату за прошлые и будущие унижения. Ведь удача – такая же дура, как единственная пуля в барабане револьвера для русской рулетки. Сегодня она помилует тебя сухим щелчком, завтра разнесет башку.

Жара забралась под одежду, стала еще одной мантией. Во время ночной схватки Том изгваздался в чужой крови, теперь пот намочил засохшие пятна и оживил сладковатый гнилой запах. Тошнота подступала к горлу. Риддл мечтал о передышке, и он ее получил, но не сумел извлечь из внезапной остановки ни капли новых сил. Вернулась тяжесть в затылке. Действие охлаждающих чар сошло на нет. Ни деньги, ни натыренные падальщиком бирюльки больше не казались чем то важным. Нырнуть бы с головой в прохладную воду. Искупаться, смыть с себя грязь бойни, а потом лежать в тени, выбросив из головы все мысли. Если бы он дал этим видениям увлечь себя, увести от мерзкой реальности, то наверняка бы рухнул на раскаленную сковородку крыши и вряд ли сумел бы снова подняться на ноги. Том прикусил щеку, собираясь шагать дальше настолько быстро, насколько позволяли тяжелые колодки ботинок. Только так он мог побороть собственную слабость.

– Забирай мешок и пошли, – приказал он Клопу.

– Господа охотники, – Бэнкс угодливо глядел на них сверху вниз, стискивая сумку. Клоп и Рэд покосились друг на друга. Они оба подумали, что проще будет оторвать мародеру руки, чем заставить расстаться с добычей.

– Господа охотники, – снова заскулил Иеримия, как раз в тот момент, когда Джагнару, единственному настоящему охотнику из всей компании, пришло в голову отойти в сторону и побаловать себя красавкой. Том проследил за ним и прикинул вес красных кубиков, что верзила высыпал на ладонь из потертого кисета. Хватит на две-три минуты сонного кайфа, а потом охотник сплюнет кислый остаток и двинется дальше. И тот, кто хотел остаться под защитой заговоренного меча, должен будет без промедления последовать за ним. Джагнар никого не ждал. Иеримия почувствовал, что его время истекает, и затараторил.

– У меня в мешке мелочь, одно хламишко зачем оно вам… я знаю место, где добра полно. Хорошего добра. Брюлики, золотишко, и по части магии тоже кое что имеется… на всех хватит.

– Думаешь купить нас дешевой заманухой, а там подвести под проклятие? – ствол револьвера в руке Клопа лениво перемещался из стороны в сторону, целясь то в глаз мародера, то в колено, то в плечо. Иеримия прижимал к груди сумку, можно было подумать, он хотел использовать ее как щит. Но обреченная решимость в его глазах говорила о другом – падальщик скорее готов был прикрыть добычу собственным телом, чем подставить под пулю.

– Не, вы чего… я бы никогда…

– Тогда где твои подельники? Падальщики в одиночку не ходят, – рука устала, и Том опустил револьвер.

– Вот, вот, – поддержал его Рэд. – Не бойсь, валяются рядом с твоим добром, покромсанные на части вервольфскими чарами.

– Или самими верами, – вставил Клоп.

Но мысль о возможной наживе уже пристала к ним, как заразная болезнь. Все трое призадумались. Каждый из них в тайне мечтал о том, что однажды ему выпадет шанс сорвать большой куш. Том просчитывал риски. Горы золота, блеск бриллиантов, тайные знания и древнее могущество… слишком все это хорошо, чтобы быть правдой. Во рту пересохло, язык скользнул по шершавым зубам, и колдун усмехнулся. Если бы мародер вдобавок к богатству пообещал им озерцо кристально чистой воды, устоять перед соблазном было бы намного труднее.

– Что случилось с твоими дружками?

– Окаменели, – буркнул Бэнкс.

– Ага, подлянка, – Рэд вскинул острый подбородок. – За дураков нас держишь?

– Нет же! – крикнул Иеримия и вздрогнул от звука собственного голоса. Крыши ответили настороженной тишиной, и он мигом вспомнил на чьей территории находится. – Про ловушки мы знали, у нас был свой вер – колдун. Кажись даже с дипломом. Он вел нас мимо засад и показывал где можно поживиться. Толковый был засранец. Почти как человек…

Мародер точно ухватил суть человеческой натуры. Предавать ближнего своего, а потом наживаться на его беде. Том бы рассмеялся, не высуши жара его глотку.

– Ближе к телу, сказочник, а то мне солнце башку печет, – Клоп провел рукой по короткому ежику волос.

– Это было чудовище! Василиск, мать его.

– Ха! Ты еще скажи, что Мерлина видел, – Рэд харкнул себе под ноги.

– Не видел! Если б видел, я б с вами не базарил. Я отстал от своих, а когда догнал, они уже стояли каменные в таком большом зале, вроде как в храме, но я и рванул оттуда, чтоб оно меня тоже не…

– Тогда откуда ты знаешь, что это был василиск? – спросил Том.

– А что еще? – Иеримия скрючился вокруг своего мешка. – Какая магия обратит тебе в камень пятнадцать человек за раз.

– Существует более 30 заклятий, при помощи которых умелый колдун может превратить в камень толпу идиотов.

– Чё правда? – Клоп не доверчиво посмотрел на Риддла. Выродки Лютного не учились в Хогвартсе.

Том кивнул.

Бэнкс торопливо залопотал: браслеты и монеты, кольца и серебряные ложки, старинные книги, амулеты и редкое колдовское стекло…Он говорил и говорил. И все о золоте, о серебре, о драгоценной драконьей чешуе, о дорогих камнях, да об артефактах, но при этом ни слова о вервольфах, о ловушках и о том, что внутренности Шмарксшеда – это один большой ленточный червь, засунутый магией в спичечный коробок. Бесконечное переплетение коридоров, врастающих друг в друга. Они могли пропустить незваных гостей сквозь себя, с той же скоростью с какой через кишечник пропускает молоко с селедкой, а могли завести в глубокие подземелья, из которых за неделю не выберешься не то что за два часа. Об этом мародер промолчал, но слушатели домыслили сами. Риддл же ко всем очевидным проблемам прибавил еще Джагнара, тот не свернет с пути ради простой наживы. Том обернулся, чтобы проверить здесь ли еще охотник, и чертыхнулся сквозь зубы, обнаружив верзилу за правым плечом. Сукин сын внимательно слушал и в его глазах пробуждался интерес. Колдуны отмахнулись от истории Иеримии, как от старой шлюхи, что просит слишком много денег за свои услуги, но для Джагнара она наоборот с каждой минутой обретала все большую и большую привлекательность.

– Забирай у него сумку и пошли к порталу, там поделим, – резко сказал Том Клопу.

Тощий зад Иеримии елозил по ребристой черепице.

– Нет, не надо! Богатство ведь совсем рядом, я знаю дорогу! Там куча, куча всего…

– И чудовище в придачу, – хохотнул Рэд почти добродушно и наставил дуло револьвера на падальщика.

– Так оно уже уползло. Это ж не его логово. Вер бы не завел нас туда. Он знал безопасную дорогу.

– Хорош трепать, давай сумку, – гаркнул Клоп.

За время разговора Бэнкс притерпелся к игре в гляделки с револьверными дулами. Мало помалу страх выходил наружу вместе с холодным потом, слезами, жадным учащенным дыханием и хотя кишки все еще крутило, а мочевой пузырь раздулся до размеров кегельбанного шара, в голове страха не осталось. Иеремия униженно извивался червяком, зная, что именно этого хотят его враги – поглумиться и заглушить свой страх чужим. Пускай, Бэнксу не жалко. Пока охотники насмешничали, напоказ играя пушками, Иеримия потихоньку отползал к краю крыши. У него не было плана, лишь надежда, что когда он перекатится вниз, там подвернется приоткрытое оконце или хотя бы щель, в которую можно просочиться. Не такой он ценный зверь, чтобы враги полезли следом. О пулях, что пошлют ему вдогонку, Бэнкс старался не думать.

– Отведи меня туда.

Клоп и Рэд бросились в стороны, освобождая путь Джагнару. Верзила остановился, нависнув над Иеримией невозмутимой глыбой, тот не сдержался и напустил в штаны. Охотник без тени отвращения на лице сгреб мародера за шкирку, поставил на ноги и, хотя колени Бэнкса дрожали, он не посмел плюхнуться на задницу.

– Мы идем к порталу, – медленно произнес Том. Его самые худшие опасения подтвердились. Джагнар возжаждал крупной дичи. И бесполезно было объяснять, что министерские колдуны не станут смотреть, все ли наемники вышли из города. В два часа дня Шмарксшед запылает как одна большая адская топка и того, кто окажется в пекле не спасет даже магия.

Охотник не соизволил не то что ответить, обернуться.

– У нас нет времени на твое дерьмо, – прошипел Риддл. Его револьвер смотрел вниз, палец лежал на курке. «Пусть катится, – говорил здравый смысл. – Не дерись с тем, кого не можешь победить». И верно, Риддлу не хотелось вместо холодного взгляда Джагнара наткнуться на его холодный клинок. Но в тот момент заговорила его злоба, верная подруга, коварная шлюха, которая вечно впутывает мужчину в неприятности.

– Пойдешь с нами к порталу, а потом делай что хочешь. Хоть сгори вместе с этим треклятым городом.

– Ты мне не указ, колдун.

Клоп, Рэд отошли чуть подальше. Бэнкс прижался к трубе, чем то Джагнар сумел купить его верность, потому что мародер не воспользовался возможностью под шумок смыться. Все трое приготовились наблюдать за дракой. Том замер, между ним и охотником было не больше десяти шагов, а с этого расстояния он никогда не промахивался. Он чувствовал на себе жадные любопытные взгляды. Кто кого? – вопрошали они. «Неужели я все это затеял, из страха потерять лицо перед троицей отбросов?» – Том облизнул губы. Оборотня…голыми руками…разорвал. Пальцы стали вялыми, и револьвер почти выскользнул из потной ладони.

– Я иду за чудовищем, колдун. Не мешай моей охоте.

– Там нет чудовища, ты, чокнутый урод.

Джагнар развернулся и сказал Бэнксу.

– Веди.

Охотник будто не понимал, чего от него ждут. Иеримия вздрогнул и обвел всех непонимающим взглядом: как? Разве дело не должно закончиться схваткой? Том вскинул револьвер. Адреналин вернул руке силу и твердость. Наполнил сердце безумным восторгом. Шмарксшед давно стал Риддлу поперек горда и в тот момент, он искренне поверил, что одна меткая пуля сможет все изменить, сделать его неуязвимым для этого города, для страха и для смерти. Как сказал бы Зебулон Харт, ты, сынок, узрел истину: человек с револьвером больше, чем просто человек. Но все еще меньше чем Джагнар.

Наблюдая, за тем как тяжело и неторопливо охотник топал по шмарксшедским крышам, его спутники забыли, каким быстрым этот засранец был в бою. Текучим, стремительным. Он дурил врагов, дурил время и саму смерть. Звук выстрела стряхнул тишину с раскаленных крыш. Пуля помчалась к цели, но рассекла воздух впустую. Том выстрелил снова. Джагнар увернулся и оскалил зубы, красные от сока красавки. Улыбка драчуна, которому врезали в челюсть. Ножа охотник не достал, поленился. Он приготовился к прыжку, а Ридлл прицелился. Самоуверенность противника подарила ему еще одну попытку. Говорят третий раз всегда счастливый. Этого Том проверить не смог. Сосредоточившись на охотнике, он забыл первое правило жизни среди шакалов: никогда не показывай им спину. В затылок ударил тяжелый камень, колдун покачнулся вперед, нажал на курок. Не успела пуля выбить фейерверк мелкой крошки из трубы на соседней крыши, а Том уже скорым почтовым унесся в темноту. Прыжок Джагнара, падение, новая боль в затылке, слабая попытка отбиться и удар в челюсть. Тем и закончилась схватка охотника и чародея.

Во рту было солоно от крови. Руки Риддлу не связали, и он не удержался – ощупал челюсть. Болит, но не сломана. Зубы на месте. Удар пришелся в подбородок и Джаганар наверняка придержал кулак, иначе Том бы так легко не отделался. Охотник снова полил его водой из своей фляги. Вода была ледяной и хорошо приводила в чувство, колдун даже вспомнил, что умеет острить. А сукиному сыну в фляжку, будто снежный великан нассал. Веселее от собственной шутки Риддлу не стало. Он заморгал, отбиваясь от яркого солнечного света, что резал слезившиеся глаза.

– Каждой твари своя смерть: серебро для оборотня, осиновый кол для вампира, огонь для колдуна…

Том застонал, попытавшись поднять голову. Она раскалывалась от боли, но нельзя было и дальше валяться на горячей черепице. Правая щека и так уже ощущала себя беконом на медленном огне. Джагнар продолжал распространяться о смерти, монотонный как дятел. Риддл вздохнул слишком резко. Надсадный кашель на пару секунд перекрыл тупое бормотание и растревожил боль. Том сел, сгорбился, прижимая правую руку к животу, сплевывая красную слюну и затягивая приступ кашля. Челюсть дергало, там наливался знатный синяк, в затылке пульсировало. Не было возможности унять боль магией, но страх смерти помогал ничуть не хуже, чем анестезия.

Джагнар не обращал внимания на копошения Риддла и Том использовал снисходительность врага против него. Левая ладонь колдуна легла на раскаленную черепицу, прижалась к ней, погладила, готовясь вступить в сговор. Магия осторожно прощупала керамику, убедилась, что чары дополнительной прочности не станут помехой, и просочилась внутрь.

Том выдавил из себя еще пару сипов и затих: он приметил, все что хотел. Клоп и Рэд маячили за спиной охотника. Коротышка прибрал к рукам кольт и теперь довольно ухмылялся, рассматривая добычу. Бывшего хозяина револьвера он записал в покойники. А вот Рэд, сильно сбледнул с лица, понял уже, что Джагнар не благодарит тех, кто лезет ему помогать. Ничего, Том еще поквитается с предателем. А пока ему нужен был Клоп. Риддл не любил складывать все яйца в одну корзину. Магия копилась под крышей, ожидая приказа взорваться бешеным фонтаном черепицы. Но были еще три пули, три веселые малышки, которые обидятся, если пропустят вечеринку. Взгляд Риддла медленно пополз от ладоней Клопа к его лицу. В голове шумело, и Том не рискнул применить невербальное Империо, не установив перед этим зрительный контакт.

– Выбирай, колдун, как ты умрешь быстро или медленно?

Вот к чему свелась вся нудная болтовня Джагнара. Ради этого точно не стоило напрягать уши, хотя Риддл, честно говоря, не сильно старался уловить смысл. Он бы и последний вопрос пропустил, не сделай охотник долгой паузы. Колдун приоткрыл рот, облизнул губы, его сознание медленно проникало в сознание Клопа, а еще требовалось следить за чарами, и сейчас ему было не до обмена колкостями. Да к черту, пусть за него говорит магия.

Но охотник не дал магии вставить свое слово. Трудно сказать, что его предупредило. Может Риддла выдал злой блеск глаз, тело, которое сжималось не от нутряного страха, а от скрученной пружиной ярости, или магические татуировки просто уловили враждебное колдовство. Не суть.

Огромная рука схватила Риддла за шею и вздернула вверх. Будто мальчишку. Будто котенка. Все что мог колдун, так это беспомощно царапать стальные пальцы, хрипеть и пинаться, в надежде достать ублюдка по колену. Рядом огромной ополоумевшей медузой дергалась его сила: хватала, хлестала, искала любой оружие, но лишь все больше и больше путалась в собственных щупальцах.

Том не понимал, достиг ли хотя бы один из его ударов цели. Мысли заволокло красным туманом, пальцы Джагнара сдавили сонные артерии.

– Ты умрешь медленно.

Это было последнее, что ухватило угасающие сознание Риддла. Темнота отключки приняла его как родного.

========== Глава 9 ==========

Очнувшись снова, Том пожалел, что не остался без головы. Громче всех о себе заявила челюсть, боль в затылке ощущалась как пиявка, разбухающая с каждым ударом сердца. Голова беспомощно свесилась на грудь, сгустки засохшей крови забили ноздри. Из-за того, что приходилось вдыхать жаркий воздух ртом, горло высохло, и вместо стона вырвался едва слышный хрип. Стальная хватка Джаганара оставила на шее темное ожерелье, пародию на связку отбеленных клыков, что носил Клоп. Но шея почти не доставляла беспокойства, разве что затекла и шевелилась с трудом, а вот с руками было хуже. Том их не чувствовал.

Риддл поднял голову, темнота под веками стала красной. Боль вместо того, чтобы прояснить сознание, увязла в жаре путанных лихорадочных мыслей. Глаза удалось разлепить с трудом, и Том почти сразу пожалел об этом. Ничего из увиденного не стоило того, чтобы терпеть боль в глазницах. Высокие стены, густые тени без прохлады, кусок неба над головой, прилепившиеся к обсыпающемуся кирпичу странное растение с большими белыми цветами плоскими, как блюдца. Все это он с трудом различал сквозь навернувшиеся слезы и цветные пятна, скакавшие перед глазами. Каждый поворот головы напоминал о камне брошенным Рэдом, каждый вздох о пальцах Джагнара, стиснувших горло. Попытка выругаться, доказать проклятому миру, что он еще не поимел Тома Риддла, и та обернулась очередным воспоминанием унизительным, как вкус чужого плевка.

Том задышал тяжело и быстро. Мыслям в голове было вязко, топко. Они скакали как с кочки на кочку, промахивались, тонули. Разбитая голова…его Шалтай Балтай, который… вся королевская конница и вся кто? Кто там еще был? Риддл оборвал глупый стишок. Нет, не об этом ему нужно было думать, а о руках. Враги скинули его в один из дворов колодцев, где нечисть сжигала на солнце своих неугодных. Завели руки назад и привязали к тонкому столбу. Том прислонился затылком к гладкому дереву, и тут же снова наклонился вперед, потревоженная рана огрызнулась на прикосновение отрывисто, но резко. Сознание едва не свалилась в темноту. Нет, туда ему нельзя. Ни в коем случае. Колдун замер и попытался скопить немного слюны: смочить горло. Он бы не пожалел десять лет жизни за один глоток воды, а глоток воды не раздумывая отдал бы тому, кто развязал бы ему руки.

Холод волшебной цепочки обхватывал запястья и предплечья. Казалось, при такой жаре это должно было стать облегчением, но нет. Здесь в пыточном дворе-колодце ничего не могло скрасить последние минуты приговоренного. Даже цветок и тот выглядел как издевка. Том шевелил затекшими пальцами, кривился, орал, потом хрипел, глотал горячий воздух, тошнотворный как суп, забытый в термосе. Да, из двора-колодца получился отличный термос, всем чертям на зависть. Ни сквознячка, ни окошка, но Том знал, где-то здесь есть люк. Он потерял терпение, по звериному подался вперед, магия зараженная его яростью, отчаянно забилась в груди… Без толку. Он только зря встряхнул ослабевшее тело. Каждая сраная секунда, что колдун провел, привязанный к столбу, превратилась в острую иголку, воткнувшуюся в мышцы рук. Но за болью он продолжал чувствовать спокойный стальной холод.

В шесть лет его отметелили старшие мальчишки и спихнули в кусты, как мусор. Том плакал, но тихо, так чтобы рыдания не были слышны дальше прижатой к лицу ладони. Он надеялся, что кто-то найдет его, заберет от этой жизни, залечит раны и защитит от нового унижения. Тогда никто не ему не помог, но какое то время спустя, может через месяц, а может через два (в приюте трудно было отличить один день от другого) появилась она. Сначала робкая едва заметная, она проявляла себя мимолетным теплом в ладонях, захлопывала двери, скидывала со стола чернильницы, била посуду. Став сильнее, она защитила его, но не услышала «спасибо». Глупый мальчишка испугался и пожелал, чтобы она исчезла, отвязалась от него, нашла кого-нибудь другого. А чего еще было ждать от того, кто рос среди маглов. Взрослые вокруг не уставали повторять о ненормальности, странности, сумасшествии, а кое-кто упоминал и происки дьявола, но шепотом, все таки подобные разговоры не отвечали духу времени. Хорошо, что она была терпеливой, понимающей, заботливой, как настоящая мать и даже лучше. Она не ушла. Она не оставила его.

Профессора в школе не раз отмечали, как тесно Том Риддл связан со своей силой, кто с удивлением, кто с подозрительностью, а кто с научным любопытством. Но близость была неизбежна, ведь кроме магии у Тома ничего не было.

А теперь она сжалась под солнечным сплетением, будто ощущая за собой вину из-за того, что сначала убедила хозяина в неуязвимости, а потом подвела. Пот тек по лицу, Риддл хотел бы знать, откуда его тело умудрялось брать жидкость. Он спекся. Остатки сил ушли на то, чтобы расшевелить бесполезные пальцы. Впервые за долгое время магия ничем не могла ему помочь.

В шесть лет он усвоил важный урок: не можешь шагать – ковыляй, падаешь – поднимайся, а не можешь подняться – ползи. Но что делать, когда не можешь ползти? Уродливая усмешка растянула губы, раскрыв мелкие ранки, и те тут же выпустили маленькие бисеринки крови. Риддл жадно слизнул их. Язык распух, точно уже начинал гнить и разлагаться. Колдун не забыл о времени, но боялся задать себе роковой вопрос, будто сама мысль о часах и минутах могла поторопить беду. В конце концов слова сложились сами собой: сколько времени у меня осталось? Как долго еще ждать того момента, когда голубизну неба сменит огонь? Снизу маленький квадратик казался куском декорации, намалеванной на дешевой холстине. Вспыхнет на раз два.

Если не можешь ползти…

Сознание медленно поднималось к лоскутку неба, чуть более светлого на фоне теней. Безжизненное тело колдуна сидело внизу, обмякнув, как чучело набитое тряпками. Том выхватил из густеющей серой хмари белое пятнышко – цветок, торчавший из нагрудного кармана мантии. Наверно, трупные шуточки Клопа. Однажды он отстрелил дохлому оборотню нос, чтобы потом сунуть в дырку свой грязный носовой платок.

Цвета блекли, текли и растворялись в потоках серости. Свет померк, больше ненужный там, где не было ни проходов, ни дверей, ни стен. Том не хотел с ним расставаться, как с последним оставшимся другом. Но рано или поздно все друзья уходят.

Серая хмарь скрыла тело Риддла, оставив душу одну, связанную с материальным миром тонкой серебристой нитью. Астральная проекция – слово, подходящее для учебников, но испуганному загнанному в угол сознанию, оно не давало ни крыльев, ни когтей. И Том сказал себе, что он сова. Он на охоте и с ночью у него старый договор. Нерушимый. Он несся вперед, сквозь холод застывших воспоминаний, сквозь старую боль, колючую как песок, сквозь страдания, оставленные мертвецами и сквозь их слабое едва заметное счастье. Он продирался сквозь чердак времени, загроможденный и заброшенный. Избегал водоворотов из кошмаров, вихрей, поднятых несбывшимися мечтами, и влажных топких болот свежей смерти.

Отсюда живые существа воспринимались, как яркие искры, звезды. Том искал их в каждой тени, за каждым воспоминанием, в каждом пятне чернильной тьмы. Серебристая нить становилась все тоньше и тоньше, но пока он еще чувствовал, как где-то на другом конце едва слышно бьется его сердце. Маленькая искорка вспыхнула, поманив к себе колдуна. Том испугался – слишком далеко, не дотянется. Однако выбора не было, оставалось только рискнуть.

Падение и вот вокруг жар и свет и шум, будто Риддл попал в гущу битвы. Под лихорадочную дробь сердца, кровь неслась по венам, рот жадно захватывал в плен воздух, а ненасытные легкие требовали еще и еще. Страх бежал вдоль позвоночника подстегнуть лентяев: работай, работай, дай больше сил рукам. Им ведь нужно поймать врага, сдавать его, убить его. Тело шаталось. Голова крутилась из стороны в сторону, глаза искали врага? Где он? Где?

«Внутри», – Том зло радовался, умудрившись всплыть в потоке ощущений и мыслей. Он все еще был совой с огромными когтями. Темные тени наползали на чужое сознание, вытягивались. Оно дрожало, но сопротивлялось, билось, теснило его. Тело упало на пол, ступни стучали об пол, руки беспорядочно дергались вверх вниз, как у безумца, вообразившего себя птицей. Взмахи становились чаще, сильнее, прекрасная иллюзия полета обернулась падением в пустоту. В пыли на полу проступали контуры крыльев, не ангельских, а уродливых демонических.

Хозяин боролся из последних сил, когти чужака смыкались, срастались, превращались в клетку. Инстинктивно он отдал единственный верный приказ телу – перекинуться. Том в ярости заглушил команду. Никогда! Злость обернулась острыми серебряными лезвиями. Они резали, кололи, без разбора отсекали любую нить, любую связь, что еще оставалась у хозяина с его телом. Из носа потекла кровь, глаза расширились, наливаясь красным, там тоже лопались сосуды, ноги и руки дрожали, между ног расплывалось темное пятно мочи. Горло выплевывало всхлипы, как испорченный фонтанчик плюется водой: беспорядочно, через рваные промежутки.

Том продолжал гнуть чужое сознание под себя, смыкая прутья, опутывая прочной паутиной колючей проволоки. Они уже стояли на той черте, за которой любое действие в битве разумов, могло причинить необратимый вред телу. Но Риддл не мог остановиться, он скорее превратил бы чужие мозги в кашу, чем позволил бы выкинуть себя обратно в небытие.

Враг дрогнул и наконец сломался, тело расслабилось, испытав что-то опасно близкое к смерти, и затихло. Пауза между криками «Король умер!» и «Да, здравствует король!» затягивалась. Чужак не спешил брать власть. Он надеялся, что победа придаст ему сил, но она не задержалась, подарила миг краткого торжества и растаяла, оставив его один на один с неподъемной, неповоротливой ношей. Риддлу ничего не оставалось, как прислушаться к своей злобе и та прошипела “Поднимайся!”

На ногах он держался неуверенно, его качало из стороны в сторону. Пятно на штанах воняло, мокрая ткань липла к коже, что тоже не помогало держать хвост пистолетом. “Если не можешь шагать – ковыляй” – пробормотал Том себе под нос. Он скривился, и кожа на лице натянулась. Живая маска. Следующий шаг едва не закончился падением. Другой человек на его месте вспомнил бы, как впервые сел на велосипед или встал на коньки, но Риддл все свободное время посвящал изучению магии и на глупости не отвлекался. Он сосредоточился и на всякий случай плотнее сдвинул прутья клетки, крепче запирая сознание оборотня. Колдуну повезло, ему попался молодой, неопытный волчонок, который еще не вошел в силу, зато привык подчиняться. Риддл мог бы узнать его имя, проследить его короткий жизненный путь, вытащить на свет причину, заставившую его задержаться в Шмарксшеде, но зачем… Чем меньше знаешь о противнике, тем легче причиняешь ему боль.