Текст книги "Ловушка для ходящей (СИ)"

Автор книги: Fallenfromgrace

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 29 страниц)

Глава 9. Встреча

 – Жива? Здорова? Он надругался над твоей честью?! – ураган по имени Хани захватывает меня в эпицентр разбушевавшейся стихии, стоит только выйти из кабинета Тео.

 Я только загадочно улыбаюсь в ответ – душу до сих пор греют родные объятия некроманта – чем повергаю блондинку в смятение:

 – Неужели на мне за что-то отыгрались? – обиженно спрашивает она, смотря на дверь, за которой мужчина в белом халате, наверняка, наскоро записывает результаты моего обследования.

 – Ты можешь пойти и спросить об этом непосредственно автора, – искренне предлагаю я, но Хани шарахается от этого, как от чумы:

 – Ни за какие деньги и обещания Творца я туда больше не сунусь! И попрошу вернуть Сури обратно...

 – Дерзай, – согласно киваю я, – можешь хоть сейчас в Совет Магов к Кельвину Джонсу. А мы с Сури пойдем к Доминику, ведь так? – смотрю на нашего бывшего целителя и вижу ее осторожный кивок.

 – Ах, так? – театрально мотнув головой и посвятив нас, таким образом, в свои далеко идущие планы, блонди величественно проплывает мимо, успевая почти у самого выхода на этаж услышать мое напутствие:

 – Жду вечером на ужин!

 Не оборачиваясь и небрежно махнув поднятой рукой, воин дает согласие и скрывается за поворотом, а мы с Сури идем к медицинскому центру. Дорога занимает от силы минут пять, и, очутившись внутри и поднявшись на нужный этаж, Сури превращается в профессионала, сухо переговариваясь с коллегами, встречающимися на пути, и постепенно приближаясь к палате Доминика.

 – Когда вы собираетесь его выписывать? – интересуюсь я. – Он кажется абсолютно здоровым, если не брать во внимание амнезию.

 – Ох, Рен, с этим не все так просто... – туманно отвечает Сури. – Пока Доминик должен оставаться на обследовании.

 Она, наконец, подходит к боксу, превращенному в комфортную комнату для проживания, в которой содержат Доминика, и осторожно толкает дверь, чтобы не помешать читающему внутри пациенту. Я знаю, что за книга в руках у ириса. История мира со времен сотворения по наши дни. Тезисная и донельзя обобщенная книга, открывающая, однако, основные этапы формирования изнанки и живого пространства. Ну и пару слов о зарождении Грани. Но это не так интересно, на самом деле.

 Однако поражает меня не закономерное стремление мужчины восполнить пробелы в памяти, а то, с какой нежностью тянется к нему Сури и как ласково целует его в висок. Что между этими двоими происходит? Или, может, это у всех целителей манера такая для излечивания пациентов?

 – Голова не болит больше? – улыбаясь, спрашивает Сури.

 Доминик в ответ мотает головой и переводит взгляд на меня:

 – Здравствуйте, Рен.

 – Добрый день, – я киваю головой, приготовившись ждать, когда соберется маг.

 Но Доминик, к моему удивлению, просто откладывает книгу и тянется к ящику стола, перегибаясь через сидящую рядом Сури и доставая альбом достаточно большого формата и простой карандаш.

 – Дом рисует графику, – с улыбкой поясняет Сури, наблюдая, как поднимается и идет ко мне ирис.

 Мужчина, тем временем поравнявшись со мной, берет за руку, словно мы давно знакомы, потом вдруг осекается и растерянно смотрит на меня:

 – Рен, простите, само получилось...

 – Ничего, – примирительно улыбаюсь я, но кисть все-таки освобождаю. – Вы готовы?

 – Да, – кивает ирис, и мы покидаем бывшую лабораторию.

 Перед уходом задерживаюсь и интересуюсь у Сури, сколько времени на прогулку у нас есть сегодня, и, получая информацию о трех-четырех часах, нагоняю ушедшего вперед мужчину.

 Почему-то после его прикосновения вспоминается песочница и ворчливые упреки ириса в том, что я разрушаю все, что он строит. Хм, а ведь и правда – даже возвращенное им зрение было отвергнуто моим организмом. Неужели у нас такая судьба – всю жизнь находиться в противостоянии?..

 Мы не спеша бредем по улицам, где Доминик с широко открытыми глазами продолжает усваивать новую информацию о мире, в который его возвратили. Если не считать интуитивного желания взять меня за руку, ничего нового за прошедшие сутки он не вспомнил. Поэтому просит вернуться в тот самый парк с прудом, где мы побывали вчера. Я не возражаю – собеседник из меня никудышный, тем более, когда в голове роится слишком много мыслей – поэтому просто киваю и отвожу ириса до места. Там он деловито располагается на той же самой скамейке и молча принимается рисовать, я же, пользуясь тем, что с меня не требуют разговора, пристраиваюсь рядом и откидываюсь на спинку.

 В какой-то момент понимаю, что не совсем присутствовала рядом, когда на плечо ложится ладонь Доминика. Заснула, надо же... Открываю глаза и встречаюсь с пытливым взглядом брюнета. Он явно что-то хочет рассказать...

 Нет, не то, но близко к правде, понимаю через несколько минут, когда он молча протягивает мне свой рисунок в карандаше, а я изумленно ахаю на изображенную там картину.

 Он нарисовал меня. На фоне постепенно увядающей перед зимой природы. Как удивительно гармонично я вписалась в окружающее пространство благодаря талантивым рукам Доминика. Даже черный костюм смотрится на общем фоне, словно специально для него сделанный. Я, конечно, могу попытаться объяснить это графической подачей рисунка. Но это было бы совершенно глупо, потому что любой, увидевший творение, вышедшее из-под рук ириса, с уверенностью скажет: девушка, изображенная там, является частью окружающего мира. Совсем не оторванным куском, которым я чувствую себя с момента осознания в темном переулке по соседству с открытой Гранью. А неделимым с реальностью элементом. Доминик не подозревает, какой сейчас сделал мне подарок...

 Я сижу, наклонившись вперед и устроив сцепленные в замок руки на коленях. Странно, что он решил использовать именно эту позу, поскольку все время, что Дом рисовал, я, кажется, позорно проспала, откинувшись на спинку скамейки. Здесь я словно напряженная, застывшая во времени и пространстве пружина, готовая сорваться в любой момент по малейшему дуновению ветра. Смотрю вдаль, на не отраженный рисунком прудик, так, словно впереди бескрайнее неспокойное море. Словно в ожидании бури... Собранность, выраженная в каждой черточке карандаша, словно отражает мое нынешнее состояние. Когда стоишь словно на распутье. Когда не знаешь, у кого просить помощи, потому что за ближайшим поворотом тебя, возможно, ожидает последняя встреча с Гранью, могущая обернуться билетом на ту сторону в один конец, без права возвращения. Когда внезапно прерванная жизнь, вполне возможно, способна оказаться началом желанной встречи с той стороной, которую ты подсознательно ожидаешь на протяжении всего своего существования...

 Я отрываю глаза от рисунка и задумчиво смотрю на Доминика. Откуда он увидел столько, толком не общаясь со мной?

 – У вас талант, – уголки губ непроизвольно приподнимаются, когда я вижу, как ирис от похвалы начинает светиться.

 Он смущенно забирает рисунок себе и польщено отвечает:

 – На самом деле, я просто задумался, вот оно и получилось. А показать я хотел вот это, – Дом вынимает другой рисунок и снова протягивает мне, и изображенное там заставляет сердце пропустить удар. – Я подумал, может, вы когда-нибудь их видели и сможете мне помочь с объяснением?

 Сердце, остановившись на мгновение, начинает свой неспешный ход снова. Словно ожившая из сна картинка предстает перед глазами в тех же красках, которые я видела когда-то. На рисунке вместо раскинувшегося впереди нас прудика изображена небольшая песочница, в которой неспешно сидят двое детей. Мальчик и девочка. При этом на лице мальчугана изображено неподдельное негодование оттого, что рука девочки застыла на вершине замка, который пацан совсем недавно построил. А в ушах раздается до боли знакомое "ты рождена для того, чтобы лишать жизни все, чему я ее даю, лилия...", произнесенное обиженным детским голоском.

 Он вспомнил. Возможно, неосознанно, возможно, что-то действительно всплыло в мозгу, но это та самая картинка из сна, которая снится мне каждую ночь после вызволения ириса из-за Грани. Эта мысль не приносит ни ужаса, ни радости. Просто на душе поселяется ощущение безысходности, словно жизнь идет по ранее отведенному сценарию. Вот и еще один пазл – воспоминания ириса – скоро уложится в изначальную головоломку...

 Размышляю над тем, стоит ли подталкивать его на пути возвращения утраченного знания. Мелькает и гаснет предположение, что этим я могу только ускорить гибель мира. Какое мне, впрочем, до этого дело, думается в последнюю секунду перед тем, как я отрываю взгляд от картинки и встречаюсь с немым вопросом Доминика:

 – Это – вы, – палец упирается в фигурку оскорбленного мальчика, и Дом неожиданно вздрагивает, видимо, догадываясь, что последует дальше. – А это...

 – Вы, – выдыхает брюнет, и я согласно киваю, серьезно глядя на него. – Вы все время ломали то, что я строил...

 Его замечание порождает горькую улыбку на губах, но я снова утвердительно киваю:

 – Собственно, вы сейчас нарисовали то, что является мне о сне каждую ночь с того момента, как я вас вытащила, Доминик. Я вряд ли смогу сказать вам больше, но мы, скорее всего, как-то между собой связаны. А это... – палец, оторвавшись от застывших в песочнице детей, отклоняется влево, туда, где на скамейке сидит пара без лиц.

 – Наши родители? – предполагает Доминик. – Мы с вами родственники?

 – Не думаю, – улыбаюсь я. – Магия Жизни и Смерти никогда не сможет объединиться между собой так, чтобы дать потомство, подобное нам с вами. Мы связаны как-то по-другому.

 – И вы не пытались выяснить природу этой связи? – удивленно вскидывает брови ирис. – Вы не производите впечатление человека, готового мириться с нежелательными для него обстоятельствами, Рен.

 – А вы думаете, что так хорошо меня знаете? – меня почему-то начинает веселить ситуация, в особенности – та непосредственность, с которой ирис впитывает новую информацию.

 – Я, наверное, воспринимаю вас на интуитивном уровне, – серьезно отвечает он, и мое хорошее настроение вмиг улетучивается.

 Вот и я точно также...все пропускаю через чувственное восприятие.

 – Пыталась, Дом, – нехотя признаю правду. – Но в истории нет ничего интересного, а те, кто может поделиться правдой, не желают этого делать, поскольку одной из аксиом нашего мира является свобода воли и выбора.

 – Сури что-то рассказывала про это, – взгляд мага затуманивается. – Но я не сильно вникал в детали. Похоже, свой выбор я когда-то сделал...

 – Быть может, вы вспомните все и поможете мне сделать свой, – невесело улыбаюсь я, и тут глаза ириса вспыхивают:

 – Мы обязательно докопаемся до правды, Рен, я вам обещаю! – мои ладони оказываются в плену его рук, и мне бы испугаться фанатичного блеска глаз, но я сейчас не могу думать ни о чем, кроме тепла, исходящего от Доминика.

 Поэтому никак не реагирую на то, что его лицо вдруг начинает приближаться к моему...

 Неужели он откликнулся на мой зов? Неужели перестал закрываться и готов, наконец-то, быть рядом, несмотря ни на что? А ведь теперь я понимаю, что все это время тянулась к его свету. Не к силе. Не к ловкости и постоянным попыткам защитить от чего-то неведомого и оттого устрашающего. К свету, который увидела совсем недавно, хотя – вот дура – уже тысячу раз могла бы разглядеть. И как хочется сейчас окунуться в этот свет и наяву воскресить все воспоминания, теперь кажущиеся произошедшими словно в прошлой жизни. Запутаться в мягких кудрях. Ощутить на губах забытый вкус его поцелуев. Прижаться к сильному телу и снова почувствовать себя дома...

 Только вот волосы у него намного короче. И губы целуют совсем не так. И руки...не обращаются с тобой, словно с музыкальным инструментом... Не он, отзываются мысли волной разочарования, поднимающейся из глубин души, не он... Тогда почему же я так неистово обнимаю? Почему позволяю себя целовать и разрешаю чужим рукам оказываться там, где до этого мог находиться только он?.. Почему я сама нахожусь в каком-то странном состоянии и наблюдаю за своими действиями будто со стороны? Ведь вижу же: сижу на скамейке, на коленях у длинноволосого брюнета и позволяю, позволяю ему творить со мной это! И отрываюсь от его губ, только чтобы заглянуть в светлые глаза, которые сейчас от страсти кажутся почти черными от заволакивающего радужку зрачка.

 Только ведь не быть им никогда глазами самой тьмы. Потому что она всегда смотрит на меня из зеркал его души и улыбается. И лелеет. И заботится. И я ведь к нему хочу, а не к брюнету, что сейчас обнимает. Прийти в себя. Надо прийти в себя. Пока снова не стала с ним единым целым. Приди в себя, я сказала!

 Осознанность возвращается вместе с первым ударом грома над нами. А дождя нет, странно, но я не обращаю на это внимания, потому что рывком слетаю с колен Доминика, неудачно приземляясь на выложенную гравием дорожку вокруг прудика, и больно ушибаю колени, оступившись и падая вперед. Потом молча смотрю в ошарашенные глаза брюнета, из которых потихоньку исчезает страсть. Что это было? Что, черт возьми, сейчас произошло?

 – Рен, – заикаясь, произносит маг, и я понимаю: потрясен не меньше моего и тоже пытается разобраться в ситуации. – Простите, я не знаю, что на меня нашло...

 – Теперь вы верите, что мы как-то связаны, Доминик? – поднимаясь с колен благодаря его помощи, отряхиваю комбинезон.

 – Да... – удрученно отзывается мужчина. – Но мне совсем не нравится то, что нельзя никак объяснить происходящие между нами вещи.

 – Давайте так, – придется брать ситуацию в свои руки, потому что наш маг Жизни, похоже, от потрясения нескоро из ступора выйдет. – Будем собирать информацию всеми доступными способами, а потом соединим и сделаем выводы, идет?

 Он неуверенно кивает, и я оставляю себе запасную дорогу для отступления:

 – Только давайте впредь не проводить столько времени вместе. Честно говоря, – я мешкаю, не знаю, как бы поделикатнее выразить свои опасения, – я боюсь того, что могло бы произойти, окажись мы с вами в менее людном месте...

 В его глазах мелькает понимание. Доминик молча кивает, предлагая покинуть парк. Я смотрю на часы и соглашаюсь с ним, потому что время прогулки за его рисованием и моим наглым просыпанием как раз подходит к концу. Обратно идем молча, не касаясь друг друга и словно опасаясь повторения ситуации в парке, каждый погружен в свои размышления. Кода в зоне досягаемости оказывается вчерашнее кафе, я останавливаюсь и тихо прошу Доминика:

 – Вы сможете меня простить, если сегодня я не стану вашей провожатой до центра? Хочется немного побыть одной, если позволите.

 – Конечно, Рен, – соглашается ирис и, простившись, покидает меня.

 А я устало бреду в сторону одного из незанятых столиков на улице и со стоном опускаюсь на стул, вытягивая ноги.

 Что, черт возьми, творится в этом странном мире? Почему я, словно так и должно быть, седлаю малознакомого мужчину посреди бела дня в общественном месте и испытываю от этого огромное удовольствие? Неужели таким странным образом выливается неудовлетворенность от встреч с Тео? И почему именно мысли о нем возвращают трезвость рассудка, которой я чуть было не помахала ручкой, оставшись наедине с Домиником?

 А потом вдруг наступает такое безразличие ко всему, что я расстаюсь с мыслями и целиком сосредотачиваюсь на принесенном официантом меню. На корочку с блюдами внезапно падает тень, и я, не выдержав, ворчу в пустоту:

 – Черт знает, что происходит в этом странном мире!

 – Быть может, я смогу разрешить некоторые интересующие вас вопросы, Рен? – раздается вкрадчивый голос сверху, и я поднимаю глаза на обладателя тени, мешающей мне сейчас сделать заказ:

 – Признайтесь, вы что-то сделали для того, чтобы я перестала волноваться и смогла отвлечься на... – глаза опускаются на часы. – Поздний обед?

 – О, извините, это некоторая особенность моего дара, – улыбается одними глазами мой внезапно возникший на пути лучей солнца собеседник. – Рядом со мной людей покидают чувства, остается только голая рассудочность, позволяющая смотреть на вещи исключительно объективно. Равновесие мыслей, так сказать, – теперь он позволяет и лицу расслабиться, медленно поднимая уголки губ кверху.

 – А что у вас за дар такой? – не на шутку заинтересовываюсь я, совершенно не думая о том, что когда-то старалась держаться подальше от этого человека.

 – На самом деле, ничего особенного, – мужчина тяжело опирается руками на стул, стоящий напротив меня, и я мельком думаю о том, что неплохо было бы пригласить его составить мне компанию. – Просто я жду удобного момента и помогаю свершиться справедливости. Но вы же не об этом хотели поговорить, не так ли, Рен? Я получил ваше послание.

 – Все верно, – киваю я. – Здравствуйте, мистер Бенуа. Присядете? В ногах правды нет...

 – С удовольствием и спасибо за приглашение, – улыбается мужчина, занимая место.

 Я замечаю облегчение, которое выражает его расслабленная поза, и мысленно соглашаюсь со своими выводами: Констанс действительно устал перед тем, как со мной встретиться.

 – Так о чем же вы хотели поговорить? – приблизившись и опираясь локтями на стол, с любопытством смотрит на меня маг неизвестной направленности.

 – Например, о том, – а ведь и правда – абсолютная ясность мыслей, позволяющая видеть самую суть проблемы, – почему в городском парке вместо бывшей песочницы вырыли котлован и соорудили небольшой прудик. Где теперь прикажете играть детям?

 – Вам не кажется, Рен, – понимающе улыбается маг, – что те дети выросли и уже не смогут копаться в песочке, как раньше? – он склоняет голову набок и ждет моей ответной реакции.

 – Что вы имеете в виду? – нахмурившись, ковыряю вилкой в салате, только что принесенном официантом.

 Есть не хочется, но это незамысловатое копание хоть немного отвлекает от мыслей о не торопящемся сообщать так мне необходимые сведения маге напротив.

 – То, что вам, наконец-то, предстоит исполнить свое предназначение, – загадочно добавляет Бенуа, размешивая ложкой несуществующий сахар в своей чашке с чаем.

 – Какое предназначение? – я точно сойду с ума с этими гениальными людьми, которые знают все и не торопятся сообщать об этом мне.

 – То, что уготовано каждому созданию Творца, – взгляд Констанса скользит в самую душу, но я не чувствую неприятного осадка от нахождения чужого сознания внутри.

 Рядом с Бенуа вообще никаких чувств не ощущается. Только голый научный интерес.

 – Вы должны сделать свой выбор, Рен, – продолжает тем временем мужчина, – потому что вы единственная из ныне живущих существ, которая была этого лишена.

 – Но ведь...все делают выбор! – возражаю я.

 – А вас этого лишили, – разводит руками Бенуа. – И то, что происходит с реальностью сейчас, есть результат именно этого упущения.

 – И между чем я должна буду выбрать?

 – Боюсь, именно сейчас я не смогу ответить на ваш вопрос, – внезапно смеется Констанс и в ответ на мой непонимающий взгляд поясняет:

 – Сейчас сюда примчится один недовольный моим присутствием некромант, и наша милая беседа прервется...

 – Уже прервалась, – раздается позади меня раздраженный голос Тео. – И я надеюсь впредь не видеть вас рядом с Рен, мистер Бенуа.

 То, с какой интонацией мой телохранитель произносит имя сидящего напротив мага, дает мне понять, что они были знакомы раньше. Только вот в каком качестве? Не понимаю...

 – Полноте, Теодор. Столько лет прошло. Сотен лет, я бы даже сказал, – ядовито улыбается Бенуа, и меня впервые в жизни передергивает от его близкого присутствия. – Столько воды утекло...

 – Сколько? – не оборачиваясь на некроманта и решая, что терять все равно нечего, вступаю в разговор, надеясь понять, откуда берет начало знакомство Тео и старого мага.

 – Лет эдак триста, – прищурившись, прикидывает седовласый джокер.

 Да, он определенно самая загадочная карта в колоде, разыгрывающей нашу реальность, потому что после этих слов не только я начинаю сопоставлять события. Триста лет назад Тео заточили на изнанке... Судя по словам Кларис, он и еще один неизвестный маг решили провести ритуал призыва Творца, но что-то пошло не так... Судя по словам Кельвина Джонса, Тео не позволил этому второму магу попытаться изменить правила какой-то устоявшейся игры... А сама я совершенно точно знаю, что Тео при переходе астрального тела через Грань лишился всех – теперь я уверена в этом – своих сил, за исключением дара некроманта с уровнем Проводника. Еще бы, настолько сильные способности просто так не отнимешь, для этого нужно определенное умение.

 Бенуа не слишком сильный, судя по его словам, маг. Однако отчего-то одно время он состоял в Совете. Интересно, сколько лет его уже не привечают сторонники Кельвина Джонса? И он знает Тео... И знал его триста лет назад...а что, если... Что, если?..

 Я встаю из-за стола, так и не притронувшись к салату, и оборачиваюсь так, чтобы в поле зрения попали и старый маг, и Теодор. Желваки на скулах некроманта с каждым мгновением ходят все сильнее. И я решаюсь на отчаянный шаг, который может помочь пролить свет на не связанные, казалось бы, между собой события.

 – Сколько лет назад вы покинули Совет Магов, мистер Бенуа?..

 – Триста, – короткий ответ не заставляет себя ждать.

 Все сходится. Это Бенуа – именно тот маг, что заточил Тео на той стороне Грани. Но тогда выходит, что он не так слаб, как хочет показаться. Не зря же он был среди верхушки одаренного сообщества города Ангелов. Вот только непонятно, какое отношение это имеет ко мне. Неужели...

 – Вам нужно, чтобы я вернула седьмого нефилима, – в ужасе выдыхаю я, глядя, как загорается победный огонек в глазах Констанса.

 – Вам нужно, чтобы я вернула седьмого нефилима, – в ужасе выдыхаю я, глядя, как загорается победный огонек в глазах Констанса. – И вам нужно было, чтобы триста лет назад Тео перестал мешать осуществлению вашего плана... Неужели вы собственными руками отправляли детей на мучительную смерть только ради того, чтобы сделать меня участницей какого-то дикого некромантского ритуала?!

 В то же мгновение Тео молниеносно оказывается рядом, притягивая к себе и даря успокоение. После напряженного дня и поистине фееричного действа с Домиником в парке я наконец-то чувствую, как потихоньку отпускает мышцы. Однако тихий смех Бенуа мешает сосредоточиться на этом чувстве, врываясь в сознание фальшиво звучащей нотой:

 – Рен, вы думаете, я настолько коварен, что способен собственную внучку нейтрализовать ради какой-то там высокой цели? Нет, дорогая, поверьте, я не так могуч и опасен, как вам кажется.

 – Довольно, – холодно произносит Тео, и пространство кафе вокруг меня тает, но в ушах все еще отдается насмешливое окончание слов Бенуа:

 – Я всего лишь раб равновесия...

 Некромант переносит меня домой. Мелкая дрожь после встречи с Констансом сотрясает тело, и Тео продолжает обнимать одной рукой, тогда как другой тянется к телефону, набирая чей-то номер:

 – Ты нужна мне. Сейчас. Приезжай к Рен и глаз с нее не спускай. И никого – слышишь, никого! – не должно быть с ней рядом, кроме тебя... – кладет трубку и обхватывает меня изо всех сил.

 Сквозь дрожь чувствую, как от него исходит долгожданное тепло, и понимаю, что больше всего на свете сейчас хочу увидеть его прекрасный свет. Но нельзя...тогда он поймет, что я догадываюсь о его природе, и просто исчезнет, оставив меня с невысказанными вопросами наедине. Поэтому я решаю попытаться узнать кое-что, что также не давало покоя все время после знакомства в Теодором.

 – На изнанке, – шепчу еле слышно, но по его напрягшимся мышцам понимаю, что он все до конца улавливает, – ты был седым, как лунь, Тео. И волосы не вились...я еще тогда подумала о том, что кто-то мог выпить твои жизненные силы настолько, чтобы отправить за Грань без права на возвращение. Потом поговорила с Джонсом...увидела тебя настоящего и была в шоке оттого, что с тобой сделали...это устроил Бенуа? – отстраняюсь от мужчины и мучительно долго ожидаю ответа.

 Сердце колотится так, словно хочет выскочить из груди.

 – И да, и нет, – хмуро отзывается некромант. – Он действительно выпил меня досуха, но причиной этому был не сам Бенуа, а мое нежелание уступать течению Равновесия в мире.

 – И теперь он хочет то же сотворить и со мной, поэтому ты меня защищаешь? – вывод кажется мне вполне логичным, однако Тео качает головой, не соглашаясь:

 – И тогда, и сейчас я преследую только одну цель: не дать совершиться несправедливости, которую Бенуа считает установлением равновесия. Ничего не изменилось за прошедшие три столетия, просто все мы немного подросли... – он ласково захватывает прядь моих волос и отводит назад, а меня пронзает внезапная загадка:

 – Тео, сколько мне лет?

 – Какой некрасивый вопрос по отношению к женщине, – лукаво улыбаясь, замечает мужчина, но я непреклонна в своем желании добраться до истины:

 – Тео!

 Он сдается, на миг прикрывает глаза, а потом тихо отвечает:

 – Двадцать шесть, Рен.

 – Как долго мне двадцать шесть лет?

 Тео вымученно вздыхает, оставляя в покое мои волосы и медленно перемещая руку на шею. Но даже мягкое тепло, растекающееся от его ладони, массирующей затекшие мышцы, не способно сейчас сбить меня с пути истины. Поняв это, мужчина, наконец, признается:

 – Бенуа поспособствовал моему заточению из-за того, что я не дал ему пробудить тебя триста лет назад. Двадцать лет назад ему это удалось, и я узнал об этом по твоему первому спонтанному переходу за Грань, когда уничтожил черепа в одной из пещер изнанки. Ты попала в мир людей в возрасте шести лет. Дальше ты и сама все помнишь.

 Какой-то странный треск раздается в ушах. Потом догадываюсь – расползаются по швам все мои представления о счастливом детстве до потери памяти...

 – Что я такое? – прорезает установившуюся тишину лишенный эмоций голос.

 – Ты знаешь, – Тео смотрит в глаза, не отрываясь. – Но не любишь, когда тебя называют этим именем.

 Черт! Кто такая эта цветущая лилия Смерти?!