Текст книги "Обмен властью (СИ)"

Автор книги: Эш Локи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

Наверное, один такой выход полностью изматывал его и морально, и физически. Потому что, как только ступни касались платформы, Эрик снова прятался под личиной невзрачности. Даже со сцены исчезал незаметно, оставляя зрителей в недоумении – что это, мать вашу, только что было?

Едва отгремело первое выступление, ко мне подбежал бармен. Перепуганный, бледный, он показал в дальний угол манча, где разгоралась проблемная ситуация. Двое зажали Андрея – я ещё успел удивиться, что он тут забыл.

В процессе перепалки выяснилось, что шум подняли не просто посетители, а сотрудники клуба-соперника «Лимит», в который ушёл Елизар, если верить слухам. И они пришли, чтобы переманить Андрея, успевшего приобрести в сообществе солидную известность.

– Сколько тебе платят? – прицепился один из парней, не выпуская Лизина из цепкой хватки. – Назови цену и всё.

– Уважаемые, оставьте его в покое, – я вбросил в голос уверенного льда. – Иначе мне придётся позвать охрану.

– Глянь, а это – местный администратор, – с ноткой издёвки сказал второй, с треугольной рыжей бородкой и батареей серёжек в ухе. – Администратор-саб.

– Что мы такого сделали?

Я повернулся к Андрею.

– Ты хочешь с ними разговаривать?

– Нет, – обдав присутствующих злобным взглядом, Андрей всё-таки выдрал руку. И сразу отправился на выход, пока не разгорелся конфликт посерьёзнее: он явно не хотел новых штрафов от Хозяина.

– Мне придётся попросить вас покинуть наше заведение, – отчеканил я, загородив путь к внутреннему выходу для сотрудников и кивая на основной.

– Вообще-то мы разобрались, ага?

Я уже слышал о том, что в «Лимите» творится неладное. Дома слегка заигрались и потеряли уважение к другим тематикам. Этого я не выносил больше всего – когда люди накладывали свои тематические интересы на всех окружающих, ничего о них не зная. Они слишком увлеклись.

– Вообще-то нет, – я чувствовал, что завожусь, и злость эта никак не связана с моими прямыми обязанностями. На их наглое поведение отозвались мои переживания, вторую неделю не находившие выхода. Попросту понесло. – Таким отморозкам, как вы, нечего здесь делать.

– Смотри, какой, блядь, высокомерный сучонок нашёлся, – вспыхнул пирсингованный.

– Ты всё испортил, – ядовито заулыбался первый, наклоняясь. Он был на целую голову выше меня. – Хотя, может быть, сойдёшь в качестве временной замены, саб-администратор?

После этих слов я был готов взорваться.

– Немедленно. Покиньте. Зал.

Бармен пугливо переводил взгляд с дебоширов на меня и обратно. Я глазами показал в сторону дверей, он сообразил и сорвался за охраной.

– Нашёл, кому указывать, – скривился первый.

Едва из поля зрения исчез бармен, я долбанул бородача в солнышко. Подло, исподтишка, острыми костяшками. Так бить меня научила Катюха – одно время нам с ней приходилось думать о самозащите. Мне так и не пришлось испытать удар в драке, но недостаток практики не помешал использовать его сейчас.

Впрочем, едва ярость схлынула, я остолбенел. Что я творю? Что и зачем?

Пока меня окутывал шок, в обратную прилетел открытый удар в лицо от высокого. Я свалился на барный стул и вцепился в сидушку до хруста в пальцах. Хорошо, что никто этого не видел, людей поблизости не было – большая часть посетителей извивалась на танцполе.

Боли не почувствовал. Лицо так же туго реагировало, как и ладони, лишь слегка онемела челюсть. Так что я мог продолжать. Но…

Вмешался Тимур.

Возникнув буквально из темноты и вывернув высокому парню руку, он приложил его виском о барную стойку. Затем выхватил из держателя бокал на тонкой ножке, разбил о край. Посыпалось стекло. Мелкая крошка в голубых бликах.

Ещё никогда за всю свою жизнь я не видел такой беспощадно-точной схемы выведения человека из строя. Наша охрана вела себя в сотню раз гуманнее.

– Тимур!

Острый осколок завис над глазом несчастного «искусителя». За эту паузу я успел полностью успокоиться, миллион раз пожалеть, что ввязался в конфликт, и покрыться холодным потом.

Он не станет бить. Не станет, правда?

– Тимур, не надо…

Осколок бокала Ларионов «воткнул» возле уха парня, лишь слегка оцарапав кожу, но всё равно перепугал всех до такого состояния, что охране попросту не осталось работы. Отступив на шаг, позволил нашим бугаям заняться растерявшими весь запал скандалистами.

А потом Тимур повернулся ко мне.

Его полный бешенства взгляд прошил насквозь – вдруг стало больно и нечем дышать. На миг показалось, что Ларионов сейчас вцепится мне в горло, но он просто отвёл глаза и двинулся прочь, прошипев, когда я попытался его приостановить:

– Не смей ко мне прикасаться.

Инцидент был исчерпан, придурков увели, поэтому я сорвался следом. Волнение накатывало странными рваными волнами, то накрывая с головой, то оставляя каким-то равнодушно-тупым.

Догнать Тимура удалось на втором этаже. Он собирался закрыться в своей комнате, так что я просто перегородил ему дорогу.

– Стой.

– Напрашиваешься?

– Нет. Хочу знать, что с тобой творится.

– Со мной всё прекрасно, – отрезал Тимур. – Отойди. Злить меня сейчас не лучшая идея.

– Нет, я не…

Я тронул языком трещинку на губе. Разбили?

Тимур вдруг подхватил двумя пальцами кольцо ошейника и потянул меня к себе. Распахнув дверь, втащил в комнату. Затем пнул под колено и придавил ногой к полу. Всё это – безболезненно, твёрдыми, точными движениями. Мне не оставалось ничего другого, кроме как послушно прижаться неповреждённой щекой к прохладному паркету.

– Что ты сделал не так?

– Рисковал собой.

– Ты сделал это намеренно? – почти прорычал Тимур. – Потому что я запретил?

– Нет! – испуганно выдохнул я. – Нет, не ради… наказания… я сорвался!

– Почему?

– Разозлился из-за того, что они доставали Андрея и оскорбили… меня. Даже если я саб, я не нанимался им в подчинение!

Недоверие. Недоверие мучило его, словно паразит, плело из нервов причудливые сети. И злость лишь набирала обороты.

Убрав ногу, Тимур опустился на колени и снова прижал, только на этот раз – рукой. Я ощутил лёгкий захват в районе шеи и вздрогнул, но не перестал говорить:

– Поверь мне… я никогда не стал бы… делать такое ради того, чтобы повлиять на тебя.

– А если бы случилось что-то серьёзное? Если бы у них было оружие? У тебя вообще голова включается хоть иногда?!

– Прости… Прости. Пожалуйста.

Отпустив меня, Тимур резко поднялся и отошёл.

До меня, наконец, дошло, почему он был в таком раздрае. Он думал, что я намеренно влез в потасовку, чтобы получить наказание – мазохист-наркоман… не лучше мусора. И если бы ситуация действительно была опасной, если бы я нарвался на отморозков с оружием, то всё вдвойне глупо. Ради жалкой провокации – под нож?

– Почему ты такой недоверчивый? – полушёпотом спросил я. – Разве я давал повод?

– Ты блядский мазохист. Этого достаточно, – в сердцах бросил Тимур.

Я поднялся и неуклюже схватился за дверную ручку. Ларионов вдруг оказался за моей спиной и упёрся ладонью в дверь, не давая выйти.

Впервые рядом с ним я испытал страх. Но не потому, что от Тимура веяло серьёзной опасностью, – я испугался, что ничего не смогу доказать.

Всё было точно так же, как когда-то с моей семьёй. В голове эхом звучали срывающиеся голоса, грохот посуды, оправдания, брошенные в пустоту. Человеку, настолько убеждённому в своей правоте, в том, что вокруг одни подлые твари, ничего не объяснишь, пока он сам не захочет слушать.

Моё сердце болезненно сжалось в ожидании, но Тимур ничего не делал. Просто стоял позади и держал дверь.

– Люблю тебя, – не выдержав давления, сказал я.

Тимур убрал руку.

Я вышел и захлопнул за собой дверь.

– Что-то ты совсем себя не бережёшь, – подколол Валера, водрузив мне на голову холодный компресс. – Не хватало только падений в обморок.

– Где Тимур? – спросил я, стараясь удержать одновременно мешочек со льдом у щеки и ткань на лбу. Губа припухла и неприятно ныла. Идти докладываться в таком виде к Артемию Олеговичу совершенно не хотелось – у него и так море забот с закрытием месяца, а тут ещё всякие неадекватные администраторы со своим геройством.

– Закрылся у себя, – Совушка закатил глаза. – Да не переживай, он сейчас испепелит пачку сигарет и перебесится. Судя по тому, что я услышал от Лизы, ты вовремя вмешался. Только что-то мне подсказывает, что и влетело не просто так.

– Я начал драку, – почти беззвучно признался я. – Только этого не видели, поэтому никому не рассказывай.

– Обижаешь, – лучезарно улыбнулся Валера. В последнее время он был почти такой же, как прежде: глянцевый, ухоженный, только опаздывал на смены. Я боялся думать о причинах, как и о том, что творится у него в душе на самом деле. Просто старался поддерживать прежние непринуждённые отношения. – А Тим… я же говорил, он впечатлительный. Если увидел, как тебя стукнули, то повезло, что все живы-здоровы остались.

– Как он вообще там оказался… – страдальчески взвыл я.

– Бармен ляпнул, что в чёрном какие-то разборки, пока бегал за охраной. Он, дурак, побежал не к тому выходу. Стечение обстоятельств.

– Заебись стечение…

– Вот что странно – как правило, Тим куда спокойнее относится к таким вещам. Что стряслось?

– Он злится не только из-за потасовки. Из-за меня.

– То есть?

– Решил, что я хитрожопый, – со злости я едва не запульнул несчастный ледяной мешочек в стену.

– О, дела… Опять двадцать пять.

– То есть?

– А это, друг мой, подарочки Ильи. Он нарушал правила и запреты специально, чтобы потрепать Тиму нервы и получить наказание. Почти всё время.

А. Вот оно что.

Мне стоило догадаться самому. Вновь уткнулись в прошлое. Наверное, большая часть проблем Тимура так или иначе связана с тем опытом, даже «ты – мой, а не я – твой».

И как я, спрашивается, должен с этим бороться?

– Что случилось? – на лестнице появился Артемий Олегович. Мы с Валерой перевели взгляды и оба виновато заулыбались, не зная, с чего начать.

– Тут из «Лимита» приходили, пытались Лизоньку плюшками и печеньками на тёмную сторону переманить, – в своей идиотской манере расписал Лер. – Наш кудрявый рыцарь вступил в неравный бой с врагами за её честь, потом рыцарь кудрявого рыцаря подъехал и сделал бой совсем уж неравным… а потом охрана прибежала. Таки хэппи энд.

Я сглотнул, пристально разглядывая жёсткое лицо Хозяина.

Честно говоря, раньше я не замечал за ним таких взглядов. В тёмных глазах заиграли тёплые блики, совсем робкие, сдержанные. То ли свет точечный влиял, то ли услышанное и вправду показалось ему забавным.

Теперь, когда я знал, что происходит между этими двумя, было тяжело наблюдать со стороны. Фальшь, осторожность… игра с сохранением дистанции. В каждом жесте. В каждом слове.

– В этом клубе хоть день может пройти без драмы? – вздохнул Валера. – Пойду я, проведаю нашего Бэтмена.

Я проводил его взглядом и убрал полотенце со лба.

– Простите, Артемий Олегович.

– Ты в последнее время сам не свой. Может, возьмёшь парочку выходных?

Моему удивлению не было границ – Хозяин скатился с темы конфликта и решил поддержать. И штраф не влепил. У вселенной совсем поехала крыша.

– Да, пожалуй, вы правы. Но одного дня хватит за глаза.

– Хорошо.

Артемий Олегович двинулся в манч, собирать по крупицам картину произошедшего, а я свалился на свой стол.

Чудовища… Печальные и одинокие. Как я оказался среди них?

Под стать настроению, небо психануло и разразилось мерзким ледяным дождём. Угрожающе рычало, кутаясь в чёрные тучи. Я спрятался под козырьком и разглядывал это буйство добрых десять минут, пытаясь определиться, как начать разговор с Тимуром. Я не ждал извинений, да и сам не собирался извиняться, но и спустить всё случившееся на тормозах не мог.

Но Ларионов не стал нагнетать – проходя мимо, молча прикрыл зонтом. Мы вместе двинулись к парковке. Забрались в салон, включили печь, как ни в чём не бывало. Но едва Тимур разогрел двигатель, я собрался с духом и выпалил:

– Можно завтра я побуду дома?

Мы двинулись в тишине, разрываемой лишь постукиванием капель и эхом далёкого грома. Тимур даже музыку не включил, видимо, тоже полностью погрузившись в себя. Через двадцать минут он остановился возле моего подъезда и положил зонт рядом на сиденье. Заметив это, я тихо фыркнул.

– Не нужно.

Слегка прикрылся полами пальто и прыгнул в дождь.

Я преодолел всего пару метров, как вдруг понял, что не могу сдвинуться с места.

Оказывается, Тимур тоже вышел. Догнал, схватил за локоть, осторожно, без усилия.

Было ужасно холодно, но я чувствовал только его руку – неспешно, убийственно медленно спустившуюся по рукаву вниз и нежно подцепившую мои пальцы.

– Прости, – шепнул Тимур мне в ухо. Холодные капли, текущие с его подбородка, попали под ворот, и я вздрогнул. – Прости меня.

За какие-то секунды мы оба промокли до нитки, а я всё никак не мог подобрать слов. Тимур же, заметив замешательство, притянул меня к себе и обнял.

Так откровенно.

Любовь-безумие не заканчивается «жили долго и счастливо». Она душит, лишает воли, мыслей и желаний. Не может быть так – и долго. Так – и счастливо. Просто не может.

Мы стояли – напряжённые до предела, до ноющей боли в груди, до дрожи… и в тот момент казалось, что не существует ничего болезненнее. Но, как только я поцеловал Тимура в уголок губ, боль ушла.

На этот раз не было игры. Не было правил, рамок, ограничений, Доминанта и сабмиссива. Он отбросил всё – и пропал. А я, кажется, свихнулся.

Мы ввалились в коридор, целуясь на ходу, слизывая друг с друга дождевую воду, вытряхивая неуклюжие, неловкие тела из верхней одежды. Запнулись о мои кроссовки, едва не грохнулись. Тимур успел схватиться за тумбу и поймать меня в полёте. Рассмеялись в губы – мы не могли оторваться друг от друга ни на секунду.

Короткими перебежками от косяка к косяку добрались до спальни. Стянуть с себя мокрые липкие джинсы я не смог, поэтому просто приспустил их. Тимур вдавил меня в одеяло, прижался бёдрами и тихо зашипел от холода.

– Смазка?

– Нет у меня…

– Чёрт.

– Забудь…

Готов поспорить, эта заминка стоила ему миллиона нервных клеток. Однако он дал мне минуту притерпеться и воспользовался слюной.

А затем – поплыло. Всё смешалось, скомкалось, и остались только мы.

Темп толчков, ритм сердец, жар напряжённых тел, влажность, неудобные тиски одежды. Бесконечное множество поцелуев, перебитых рваным дыханием. Скользящие прикосновения чуть дрожащих пальцев.

Следы нашего общего помешательства, пожалуй, слишком яркого для двух коротких жизней. И потому – смертельно опасного.

Тимур управлял моим сознанием и удовольствием без плети, без колючего «ты мой», и я понял, что по-другому быть уже не может. По-другому я не смогу.

Для нас, как для личностей, всё было кончено.

Я сломал его. Разрушил броню, клетку, единственную защиту, и, став настолько уязвимым, Тимур узнал, что существует сила куда мощнее его собственной. Наверное, ему за всю жизнь ни разу не приходилось в этом сомневаться. Я – есть я, и я – отрезан от «мы» непреодолимой преградой, так?

Но…

Невозможно стать с кем-то настолько честным, заперев на сотню замков все возможные и невозможные двери.

Тимур сломал меня. Я думал, что ищу любовь и человека, с которым могу быть собой, но оказалось, что я ищу возможность не быть вообще – разойтись, как невидимый шов, и исчезнуть. Мне осталось посмеяться над своей попыткой это контролировать, но вместо смеха вырывались лишь сиплые стоны, когда он толкался так глубоко, что мои бёдра скользили по одеялу. Так же сильно, как хотелось Не Быть, хотелось кричать – верни меня назад.

Только поздно.

Близость опьянила нас.

…Я был опустошён. По-настоящему, полностью. Не хватало сил не то что шевелиться – дышать. Ещё и Тимур лежал сверху, восстанавливая дыхание. Медленно, словно в слоу-моушн, мой мозг мотал вялые мысли – когда я выпал из реальности, когда всё закончилось?

– Я ревную… – едва ко мне вернулись какие-то силы, прошептал я. – Я ревную тебя ко всем… знаю, что не имею права, но… что теперь делать…

Тимур прижался носом к моему затылку, затем стянул с себя рубашку и обтёр ею моё тело. Молчал очень долго, так долго, что я едва не провалился в полудрёму.

– Почему ты не сказал?

– Разве что-то изменится? Это твоя работа… – я устало усмехнулся, запястьем убирая волосы с лица. – Я не могу требовать от тебя большего.

Погладив мою шею, Тимур медленно перекатился и лёг рядом. Он выглядел так, словно два дня подряд без перерыва работал грузчиком, а не трахался. Весь мокрый, уставший, с налипшими на лицо волосами и затуманенными глазами. Красивый до боли.

– Если я полностью исключу из прайса любой секс, тебе будет спокойнее?

Я нервно сглотнул, до глубины души удивлённый поворотом событий.

– Да… вполне.

– Я хочу рассказать тебе кое-что.

– Что?

– Вряд ли эта история покажется приятной, – он едва-едва улыбнулся, – но никуда уже не деться. Когда увидел впервые, я подумал – ты такой непохожий. Ты всегда держался в стороне от клуба, от манерности Домов и сабов. Мне казалось, что наблюдение со стороны иногда может быть даже лучше отношений. Есть кумир, пусть навсегда им останется…

Тимур повернулся, чтобы видеть моё лицо. Я лежал, не дыша, боясь, что откровенность исчезнет в любой момент. Но он продолжал говорить. А я – таять.

– Но потом я сделал ошибку. Я зацепил то, к чему не имел права прикасаться.

– На корпоративе?

– Да. Когда заставил раскрыться. Я так… разозлился. До сих пор не знал почему. Твой мазохизм это не настолько серьёзная причина. Я так хотел верить, что ты всё тот же. А потом увидел с Артемием, и иллюзия разрушилась.

– Тебе нравилось думать, что я святой?

– Мне нравилось наблюдать. И верить в то, что есть человек, готовый принять мир БДСМ, не погружаясь в него. Ты понимаешь?

– Словно гей, который физически не может спать с мужчинами? Фальшивый идеал?

– Он самый. Ради той борьбы, которую проиграл я сам, когда пришёл в «Алый путь».

– Что потом?

– Потом… Валера был очень точен, когда сказал, что я ненавижу всех за то, что ты не мой. Но дело было не только в этом.

– В чём ещё?

Тимур мягко усмехнулся.

– Всё изменили мелочи. В твоём поведении… так много противоречий.

Ларионов замолчал и уставился в потолок, понимая, что его мысли скачут с темы на тему. Мне даже захотелось его остановить. Но тут он сказал самое важное:

– Дело в том, что я боюсь и боялся тебя потерять.

Я подтянул джинсы и сел. Было неудобно, ужасно хотелось избавиться от одежды и в душ, но я решил довести разговор до конца, пока он ещё клеился.

– Я ничем не заслужил таких чувств. Держался от сообщества подальше, да, но только потому, что не хотел быть экзотической зверюшкой, – я опустил взгляд на свою ладонь, покрытую сеточкой шрамов. – Просто искал того, кому это будет безразлично… но сложилось совсем наоборот.

Тимур тоже сел. Полуобнажённый и мокрый, он быстро перетянул на себя всё моё внимание.

– Дурак ты, Вова. Экзотическая зверюшка…

Я покраснел.

– Сегодня я был готов убить из-за тебя, – очень серьёзно добавил Тимур. – Много ты таких зверюшек знаешь?

Его взгляд ввёл меня в прострацию. И как-то стало наплевать на неудобство и внутренние терзания.

– Прости. Я сделаю всё, чтобы подобного никогда не повторилось.

Тимур поцеловал меня в лоб.

– Это вряд ли. Не обещай ничего. Так нам обоим будет проще.

А потом мы отправились в ванную и долго приходили в себя, не в состоянии больше говорить о чувствах. Моя ревность утихла, ярость Тимура – полностью сошла на нет.

Позади осталась лишь одна из нескольких проблем, но…

Для нас в тот день это было настоящее достижение.

========== 15 – Осколки ==========

Это случилось неожиданно.

Как я ни стремился свыкнуться с мыслью, что над нами нависла беда, как ни старался подготовиться – в итоге всё было тщетно. Наверное, потому, что этот день представлялся мне совсем по-другому.

Я думал, однажды Лер просто не придёт. Будет траур и закрытие клуба на какой-то срок, будет сложный разговор с Тимуром, будет отстранённая холодность Артемия Олеговича. Трусливо хотелось верить, что это случится, не затронув меня напрямую, – и не только потому, что за последние пару месяцев Лер из близкого знакомца стал другом. Дело в том, что я всегда панически боялся смерти…

Но всё же и страх сыграл свою роль.

Смена подходила к концу. Я был рассеян и с трудом собирал своё ползуче-текучее тело в деятельную массу. Артемий Олегович предусмотрительно предлагал полноценный отгул, и я успел сто раз пожалеть, что взял всего один день. Та бессмысленная драка серьёзно потрепала мне нервы.

Впрочем дальнейшие события перебили все недавние яркие впечатления.

Сперва я услышал грохот. Нет, всевозможные громкие звуки в клубе не редкость, но этот шум был странный и бестолковый, не похожий на гул в манче или в комнатах Домов. Я прислушался, привстал, и в тот же момент с лестницы слетел Совушка. Он был в наскоро накинутой на плечи куртке ядовито-белого цвета. И сам почти не отличался от неё, бескровный до синевы. С перекошенным болью лицом. Я ещё не понимал, что происходит нечто ужасное, доходило медленно, через блок, через нежелание верить собственным глазам.

– Лер, – я рванул навстречу скорее от неожиданности, чем с каким-то намерением. – Что?..

Он хохотнул. Так, будто собирался в очередной раз ворваться в мою жизнь с глупой шуткой, но с первой попытки не смог ничего сказать. Только положил руку на грудь и попробовал сделать вдох.

– Вы-тащи ме-ня, – наконец, со второго раза, сквозь сжатые зубы попросил Валера.

Я подцепил его под руку и поволок на улицу, на ходу вытаскивая из кармана телефон и благодаря всех богов, что по рассеянности сунул его в джинсы, а не бросил на стол, как обычно.

Мы выбрались на крыльцо. Валера не мог стоять, поэтому тут же припал к стене, сползая вниз, а я вцепился в его куртку, бормоча диспетчеру, что нужна помощь, срочно, незамедлительно. И только когда сбросил, снова почувствовал себя – тяжесть в руках, дрожь от холода и ужас. Нестерпимый страх.

Сев напротив Валеры, я зачем-то начал растирать его холодные пальцы. Какое-то время он наблюдал за жалкими попытками быть полезным, но ничего не говорил. А потом сжал мои руки и развернул ладонями к небу.

– Снег.

Я поднял голову. И правда. Шёл снег. Мелкий, быстрый, какой-то ненастоящий, игрушечный. Вместо сугробов от него была слякоть и грязь. Но всё-таки снег…

– Как там… пелось-то? – тяжело зашептал Совушка. – «Последний первый снег кружит…» Хе-хе…

– Не умирай, – трусливо попросил я, цепляясь за рукава белоснежной куртки. Больше в голове не было ничего, только несколько слов. Просьба, за несколько долгих минут превратившаяся в заклинание. – Не умирай. Пожалуйста.

– Знаешь, – вздохнул Лер, – я не… не умею прощаться…

Обессиленные этим коротким диалогом, мы затихли. Почему-то я не мог даже заплакать.

Рассеянно-печальные голубые глаза на меловом лице казались невозможно, ненормально яркими. И в них иногда вспыхивал такой же чистый, искренний страх, какой испытывал я, но Валера ни на секунду не расставался с улыбкой. А я не отводил взгляда, с мистической глупостью надеясь на то, что это может как-то удержать Совушку здесь, рядом.

Приехала скорая. Я помог врачам поднять Лера, но быстро оказался отстранён и мог только наблюдать. Звук спасения – звонкий, навязчивый писк – гудел у меня в ушах, не затихая. И едва скорая отъехала на пару метров, из клуба выбежал Артемий Олегович.

Наверное, мне уже никогда не забыть этот момент.

Ни лицо – пустое, испуганное, как у ребенка. Ни болезненные глаза, ни короткое движение-рефлекс, бессмысленную попытку погнаться за отъезжающей машиной.

Он знал. Чувствовал. Наверное, тоже сердцем. Но всё равно спросил:

– Кто?

Я с трудом заставил себя говорить:

– Совушка.

Хозяин, человек, которого я привык считать сильнейшим из сильнейших, обречённо закрыл глаза. На лице отпечаталась боль – но лишь отголоски, весь ад произошёл внутри. Под слоем камня.

– Артемий Олегович, давайте вернёмся? Вы замёрзнете…

Вопреки моим ожиданиям, он ничего не сказал, никак не воспротивился. Развернулся и медленным шагом ведомого на казнь двинулся назад. Пошёл к лестнице. Я – следом, недышащей тенью, сам до конца не понимая зачем.

Так я добрёл вплоть до самого кабинета на третьем этаже. Хозяин оставил дверь открытой и не попросил уйти – кажется, даже не заметил, что не один. Он склонился над столом, упёрся ладонями и пару минут стоял, не шевелясь. Меня, уже вознамеривавшегося уйти, остановил едва слышимый звук падающих на бумагу капель. А потом раздался такой грохот, что я, уже не сомневаясь, ринулся в кабинет.

По полу рассыпались бумаги. В дальнем углу, под осколками чашки, расплывалась кофейная лужа. Недолго думая, я сорвался спасать документы от кофе. Складывал собранное на диван, небольшими пачками, пока не осталось ничего, кроме пятна, нескольких ручек и осколков. Затем осторожно поднял глаза, готовый к чему угодно, но Артемий Олегович просто равнодушно наблюдал за моим мельтешением. Слёзы были скупые, взгляд – невыразимо горький.

Он даже не попытался как-то скрыть свою слабость. Ему было наплевать.

– Я готовился к этому полтора года, – произнёс Артемий Олегович. – Каждый день… каждый чёртов день… ведь ничего не поделаешь, раз так получилось…

– Я понимаю, – пробормотал я, пытаясь заполнить долгую паузу. – Что с ним?

Артемий Олегович обвёл рукой грудную клетку.

– Расслаиваются органы. Помочь может только донорство. Валера стоял в очереди. Двадцать шестой.

Меня передёрнуло. Но я до сих пор не мог заплакать. Как чуял – дам слабину, и всё попросту рухнет.

– Вы должны быть там, – неожиданно жёстко отрезал я.

– Сегодня закупы… звонки. Да и какой…

– Я останусь. Если будет нужно, на несколько смен, до вашего возвращения.

Артемий Олегович меня услышал. Стёр влагу с лица, подобрался, снова стал жёстким, сильным. И лишь в коридоре, на ходу натягивая пальто, позволил себе снова смягчиться:

– Спасибо, Вова.

И только когда его торопливые шаги затихли, я дал волю своим чувствам.

Тимур искал меня, так что, когда я вернулся в приёмную, он был уже на нервах и накрученный. Благо, ему хватило одного-единственного взгляда, чтобы понять – случилось чрезвычайное.

– Что такое?

– Валеру увезли на скорой, – ответил я, обессиленно свалившись на свой стул. Голова трещала по швам. – Артемий Олегович уехал к нему.

– С Лером что-то серьёзное?

Пришлось рассказать. С каждым словом лицо Тимура становилось всё мрачнее, но я выложил историю до конца, умолчав только про эпизод со срывом Артемия Олеговича.

Тимур спрятался за стойкой, сел прямо на пол возле моих ног и закурил. Я не стал гнать его в курилку – сам бы с удовольствием приложился, если бы не кашлял до хрипов от одной затяжки.

– Совсем недавно он был здесь. Живой. И ты говоришь…

Теперь я понял, что Валера имел в виду, когда говорил, что Тимур слишком впечатлительный. Его накрыло с такой силой, что боль вместе с дымом сигареты отравила даже мою душу. Стало очень, очень херово – я был готов лезть на стены от безысходности и отчаяния. Как будто мало мне собственных страданий.

– Он же молодой совсем, – продолжал травиться Ларионов. – Дурак не повзрослевший… ему клоуном работать, а не в БДСМ-клубе… Как же так?

Тимур периодически покачивал головой, как будто не хотел даже предполагать, что это не глупый розыгрыш, а кошмарная реальность. Я уже знал – за грубостью и злостью он всегда скрывает худшее, поэтому чем суровее были слова, тем болезненнее откликалось моё сердце.

– Не устроил, да? Он говорил, что Артемий его не устроил. И ржал. Как придурок последний.

Обнадёживало лишь одно – мы тащили эту лямку вместе, на двух спинах вытягивая ужас, непонимание, неверие. Буквально спасая друг друга.

Ближе к двенадцати я начал шмыгать носом, Тимур завернул меня в одеяло и выдал какие-то жаропонижающие таблетки, даже не сделав выговор по поводу того, что я торчал на улице без верхней одежды добрых двадцать минут.

Это была очень странная ночь.

Я курсировал между кабинетом Артемия Олеговича и приёмной, вдруг превратившись в бьющееся сердце проклятого клуба. Всё во мне переворачивалось, перестраивалось, душа тлела на углях, тишина не дарила ни спасения, ни спокойствия. Я и не знал, что так бывает.

Я и не знал, что иногда наше пыльное небо – совсем мёртвое. Что лица сотрудников могут быть похожи на корчи со старых японских фресок. Неестественно улыбчивые. И бледные.

Я метался, а на другом конце города кто-то умирал. Кто-то – цеплялся за жизнь. Кто-то сидел на крыльце больницы и молился несуществующему богу, прося о невозможном.

Мы – натянутые нервы «Алого пути», больные органы, психи, спрятанные в самую дальнюю коробку мира, в которую с короткими приветами набегают лишь тараканы и пауки, – не бессмертны. И начальники, бизнесмены, политики, руководители и директрисы, жаждущие утолить свою тайную жажду, насытить паутину, так старательно прикрытую костюмами и платьями, что не отличить от Нормальных Людей.

Не бессмертны.

А Тимур был не со мной, хотя и всё время рядом. Он отменил свои встречи, окружил ненавязчивым вниманием, помогал, подменял на посту, пока я общался с закупщиками, но был не со мной. Неизменно в себе, закрытый, как мидия. Я не знал, о чём он думает, и не мог найти в себе сил спросить.

Кажется, что за эти часы я повзрослел на несколько лет. Самым «внушающим» оказалось шоу в красном зале с участием Путёнова и Иры, нашей самой редкой звезды.

Я ведь когда-то мечтал побывать на этой сцене. Сыграть в публичную игру, почувствовать себя по-настоящему никчёмным и покорным чужой воле. Один на один это был спуск в глубокую темницу, но тут, на Красной, – аналогично падению в бездну.

Падению, которое может уничтожить.

Выбравшись из красного зала, я призраком бродил по первому этажу до самого закрытия клуба. Тимур тоже остался, и мы засели в кабинете Артемия Олеговича, надеясь только на то, что однажды этот долгий день закончится.

Хозяин вернулся в шесть сорок утра.

Между рёбер жалюзи пробивалось зимнее утро, в щель форточки влетали крупные снежинки, чтобы бессмысленно истаять на подоконнике. Тимур, услышав шаги в коридоре, привстал. Я – перевёл взгляд.

В глазах Артемия Олеговича горела надежда. Жгучая и какая-то свирепая. Она бальзамом пролилась на мою иссушенную душу.

– Ему сделали операцию, – сообщил Хозяин. – Успели. Из-за срочности он стал в очереди первым. Врач сказал, что счёт шёл на минуты. Вова… ты его спас.

Я поднялся. Всё. Нервная система была истощена настолько, что даже вспышка облегчения не принесла радости. Мы помолчали так – поделив чудо на троих, без слов, без поклонов. Без «спасибо» и «до свидания».

По дороге домой Тимур заехал в какой-то расшикозный магазин элитного алкоголя. Купил коньяк, сунул мне. Я сжал хрупкое стекло в руках, слепым взглядом рассматривая припорошенную снегом улицу.