Текст книги "Обмен властью (СИ)"

Автор книги: Эш Локи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

– Сабы или Домы… мы просто люди, – тихо бросил Тимур, снова присасываясь к сигарете. Он выкурил за ночь не меньше пачки. – Просто люди.

Я не ответил.

– О чём думаешь?

– Что случилось бы, если бы я медлил, – нехотя отозвался я. – Если бы меня не было на месте, когда Лер…

– Первый подобный случай в твоей жизни?

Тимур завёл машину и выехал на дорогу, а я крепко задумался.

– Я уже терял близких. Не в таком смысле, но ведь мои родные тоже существуют где-то вне зоны доступа. Короче, всё по-другому, да и не жаль. Разве что сестру.

– У тебя есть сестра?

– Да, младшая. Алиса. Ей было четыре, когда я ушёл.

Я замолчал, удручённо ворочая в голове воспоминания. Алисе сейчас уже почти десять?

– Уверен, когда она подрастёт, то захочет тебя отыскать.

– Если переварит то, что я гей и извращенец, возможно. Я бы и сам попробовал с ней связаться. Когда-нибудь, может, через старых знакомых. Это будет непросто.

– Тебе не стоит опускать руки.

Когда мы остались одни, в замкнутом пространстве, кошмары стали почти осязаемыми. Несмотря на усталость, я не мог уснуть, Тимур тоже – привычно, так что какое-то время мы проторчали перед телевизором, потягивая коньяк.

Но ни покой, ни алкоголь, ни отдых не дарили умиротворения.

– Можешь помочь забыться? – спросил я так мягко, как только мог. – Я знаю, что в угнетённом состоянии играть не безопасно, но…

Тимур пристально вгляделся в мои глаза.

– Уверен, что сейчас тебе это нужно?

– …Да. Уверен.

Всё было совсем не так, как в первый раз. Я не просто изнывал – плавился заживо от нетерпения. И, как оказалось, забыться нам обоим было одинаково необходимо.

– Я буду бить сразу в полную силу, – предупредил Ларионов, подводя меня к краю кровати. – Выдержишь?

– Что угодно.

Стянув футболку, я бросил её на кровать. Тимур достал из шкафа кнут и на пробу рассёк воздух. Затем, надавив ладонью на моё плечо, заставил опуститься на колени и прижаться грудью к матрасу.

– Возьмись руками снизу. И держись так крепко, как сможешь.

– Не свяжешь?

– Нет. Я хочу, чтобы ты справлялся сам.

Я кивнул.

– Сколько ударов?

Тимур задумчиво выдохнул, провернув рукоять кнута в руке. Вытянул плетёный кожаный хвост в пальцах, затем тронул шлепком мою поясницу и медленно протащил вверх, по всей длине позвоночника. Будто смычком по струнам скрипки.

Я сжался, но тут же заставил себя расслабить мышцы. Лишнее напряжение сейчас ни к месту. Ведь я сам попросил. Сам начал.

И по-другому просто не мог.

– Тебе будет не до счёта, – тихо сказал Ларионов. – Готов?

– Угу, – я упёрся подбородком в одеяло и закрыл глаза.

Тимур не приукрасил. Сразу, с первых же ударов, он располосовал мои лопатки в липкое саднящее полотно. Я задохнулся и усилием заставил себя держаться за реальность – такое наслаждение слишком настойчиво заявляло права на мой рассудок и сознание поплыло.

Тимур прекрасно знал все чувствительные зоны, так что бил прицельно, без промаха, без задержек, без ошибок. Ощущение было такое, будто плеть выдёргивает из кожи рецепторы и с какой-то стати засевшие внутри гвозди – хвост кнута оставлял огненную полосу, за ним прилетал шлепок и преподносил совсем другую, острую, всепоглощающую боль. Мои пальцы быстро вспотели и начали скользить по краю деревяшки. Чтобы удержаться, пришлось схватиться за ткань. Она даже треснула от натяжения.

И внезапно наступила пауза.

Мы дышали в один такт, одинаково обрывисто, будто наркоманы, тянущие кокаин с общей дорожки. Всё постепенно исчезло: усталость, алый свет, горечь, постель, страх, комната, весь мир.

Остались только мы.

Донор и пожиратель.

Какое-то время по моей спине гулял взгляд, полный мечущихся монстров. Я чувствовал его кожей и ранами, мышцами и даже, наверное, внутренностями. Тимур смотрел, давая мне шанс прийти в себя и сказать стоп-фразу. Остановить – пока он ещё мог проявить какую-то заботу.

Я молчал.

Ни о какой безопасности и разумности мы уже не думали – меня тащило в крайнее отчаяние, Тимура уносило следом. Именно поэтому нельзя играть в подавленном настроении, но что нам, наркоманам, какие-то запреты?..

Во втором заходе боль, усиливающаяся с каждым касанием кнута, уже не вспыхивала, а проливалась лавой на тело, вскипая в одном темпе с загнанным пульсом. Наверное, Тимур расколотил меня до крови – плеть налипала, и почему-то хотелось взглянуть на это со стороны, но сквозь красную пелену в глазах я не смог бы увидеть, даже если бы поднял взгляд на зеркало.

Когда всё прекратилось, первые пару минут я не мог понять кто, где и зачем. Жив или мёртв – тоже. Очухался, почувствовав пылающей раной движение воздуха. Тимур присел, плавно провёл по солёной коже губами и прижался к нетронутому кнутом островку на моём плече.

Очень интимно. Я вспомнил – он впитывает боль. Балансирует. Не хочет срываться, не хочет уничтожать. Он мог забить и до потери сознания. Даже того, кого любит, – ему не впервой.

И всё же… остановился.

Тело я уже не контролировал. Оно просто подстраивалось, сгибалось под собственной тяжестью. Тимур заметил, перехватил в районе шеи, надавил на предплечье, вынуждая разжать, наконец, руки. И повернул меня к себе.

– Выдержишь ещё кое-что?

Я с трудом отклеил язык от нёба. Сам не понял – так сильно сжимал зубы?

– Да.

Тимур медленно подтащил меня к себе. Завёл руку за спину, а потом дал увидеть в раскрытой ладони острый, маленький керамбит.

Он наблюдал за реакцией с жадностью голодного волка. Выждал с минуту, пока я, наконец, не поднял полные решимости глаза.

– Что?

– Клеймо.

– Хорошо, – я даже усмехнулся уголками губ.

Одним рывком, коротким и резким, Тимур поддел лезвием маленькое крест-клеймо на плече и снял его. Вместе с кожей. Острая боль прибила к его предплечью и изогнула тело дугой. Свежая кровь быстрыми каплями потекла по спине и ключицам.

Тимур прижал меня к себе, баюкая и целуя в висок.

Так мы просидели, пока я не перестал трястись и рыдать. Наконец-то. Наконец-то я мог, имел право – в полную силу.

Едва я успокоился, утихло и беспокойное море эмоций, оставив нам лишь сладкое опустошение. Даже когда агония прекратилась, Тимур не выпустил из объятий. Вытащил откуда-то повязку, накрыл подсыхающую рану. Он это запланировал.

И всё продумал, как обычно.

– Будто заново родился, – влажными от слёз губами прошептал я.

Ларионов усмехнулся. Подрагивающими пальцами я коснулся его лба и сдвинул в сторону пряди, слипшиеся в чёрные стрелки.

– Почему ты убрал… клеймо?

– Это знак принадлежности, – Тимур окунул кончики пальцев в подсохший кровавый развод и что-то задумчиво нарисовал на груди. – Ты принадлежишь мне.

– Хороший повод.

Я закрыл глаза и осторожно пошевелился. Спина и плечо онемели.

– Сексуально? – я опустил взгляд на тонкую кровавую дорожку.

Тимур погладил мой бок и подтянул поближе к себе, с усилием сминая мышцы под влажной кожей.

– Не провоцируй.

Он сказал – не провоцируй.

Я раскрыл губы и приглашающе высунул язык.

Так, сцепившись на полу в кровавых разводах, мы узнали, что не умеем останавливаться вовремя.

«Я не садист».

«Я не хочу тебе навредить».

«Я не хочу тебя сломать».

Ложь во спасение всегда самая красивая. Но…

Желания – всё, что на самом деле имеет значение.

========== 16 – Раны ==========

Сперва был сон.

Отвратительный, невнятный сон. В нём не было никакого смысла или подтекста, никакого сюжета или идеи. Один страх… Руки – ледяные пальцы без ногтей, выскальзывающие из пустоты, гуляющие по коже, по изгибам тела и линиям вен. И больше ничего.

Я проснулся от того, что Тимур потряхивал меня за плечи. Гадкие, склизкие пальцы исчезли, скорлупа кошмара раскололась на части. Кое-как сфокусировав взгляд, я наткнулся на серьёзные, обеспокоенные глаза.

– Вова? Вова… эй. Проснулся? Ты кричал.

Я думал, что такое случается только в фильмах. В ужастиках для пущего драматического эффекта, в триллерах для нагнетания обстановки… Вообще, кажется, у меня давно не было снов. И тем более кошмаров.

– Что тебе снилось? – видя, что я никак не могу прийти в себя, поинтересовался Тимур.

– Бред какой-то, – отозвался я. А потом пошевелился и обомлел.

Боль окатила спину, пронзив мышцы насквозь. От неожиданности я рефлекторно выгнулся, и она от этого лишь усилилась. Тимур уверенно придержал меня за шею, позволяя облокотиться и ткнуться носом ему в щёку.

– Тише, расслабься… успокойся, Вова, ты делаешь только хуже.

– Больно…

– Знаю. Знаю, – он поцеловал меня куда-то в волосы. – Не дёргайся резко.

Я стиснул зубы, титаническим усилием заставив себя проглотить стон. Тимур какое-то время удерживал, а потом бережно уложил обратно на кровать. Сначала я судорожно вцепился в его руку и, лишь оказавшись в горизонтальном положении, понял, что лёжа терпеть действительно легче.

– Я переборщил, – серьёзно сказал Ларионов. Прозвучало как приговор – холодно, жёстко, непреклонно. Тимур явно не нуждался в моих успокаивающих речах, но я не смог промолчать.

– Ты ведь остановился…

– Знаешь, насколько это было опасно?

– Могу предположить. Но иначе я бы рехнулся и из двух зол…

– Послушай меня, – Тимур аккуратно сжал моё запястье и нахмурился. – Это не повод для обсуждения, а проблема. Серьёзная проблема, которую надо решить раз и навсегда.

– Почему? – я насторожился.

– Потому что твоё тело – загадка для нас обоих. Вчера я потерял границу допустимого, потому что не мог настроиться на твои реакции. Так нельзя. Больше никогда. Хорошо?

– Но…

Тимур отрицательно помотал головой, даже не собираясь воспринимать мои робкие блеяния всерьёз. Волосы упали ему на глаза. Взгляд, подёрнутый тревогой и раздражением, быстро лишил желания спорить.

Да и что я мог ещё сказать? «Плевать, ведь я выдержу всё?». Он и так это знал.

– Теперь постарайся описать свои ощущения.

– Спина болит. Всё внутри… один большой синяк.

– Я принесу обезболивающее. Лежи спокойно.

Скоро он вернулся с водой и двумя таблетками. Помог проглотить, поставил стакан на пол и снова присел на край кровати.

– Я не хотел, – тихо сказал он. – Точнее, хотел, конечно, но…

– Тимур, всё в порядке.

– Нет, не в порядке. Ты будешь говорить так до тех пор, пока не начнёшь меня бояться. Психику, в отличие от тела, не обманешь, и она точно в курсе, кто – угроза. Психотравматика это не та вещь, с которой пройдут подобные шутки.

– Что поделаешь, если мы оба без тормозов? – я расслабился и положил руку ему на бедро, поверх мягких шёлковых штанов. Хотелось бы, конечно, предложить оправдание посущественнее и обнять, например, но мне казалось, что ещё одно движение и я отключусь от боли. Или улечу, что не лучше. – Я выносливый.

– Ты не знаешь насколько. Нейропатия искажает восприятие боли. К примеру, если я отбил внутренние органы, ты это не почувствуешь. И прямо сейчас у тебя могут происходить необратимые изменения в организме.

– В этом плане всё нормально. Я уверен.

Тимур замолк, разглядывая меня с недоверием и какой-то странной усталостью. В обычное время он поднимался с трудом, а сегодня, видимо, подскочил ни свет ни заря. Может, и совсем не спал.

Мне остро хотелось увести его с этой скользкой темы. Она слишком бездонна, слишком размыта, в ней нет никакого ориентира. В качестве Дома и саба мы с ним будто зеркала, повёрнутые друг к другу. Отражаем бесконечные коридоры… какой смысл обсуждать, куда они ведут?

С другой стороны, я испугался, что у Тимура домдроп, а значит, следовало всё обсудить. После вчерашних переживаний и попытки отгородиться от происходящего… он был подавлен. Вернее даже сказать выжат, вымотан, хотя и старался изо всех сил казаться непоколебимым. Я осторожно взял его за запястье и потянул к себе. Нехотя, но он всё же прилёг рядом.

– Пожалуйста, не забывай, что происходящее между нами – добровольно, ладно?

– Проблема в том, что одна из моих задач – заботиться о тебе. Правильно заботиться. Я не справился, а следующая такая ошибка может стоить в разы дороже, поэтому не будь таким легкомысленным.

– Знаешь… в детстве я мог каждый день возвращаться домой в крови. Такой вот способ познания мира. Это уже не изменится.

Тимур взял мою ладонь и вгляделся в шрамы. Я испытывал дискомфорт, когда он их рассматривал. Все эти белёсые сеточки, полосы, свежий шрам «подарок от Елизара». Их было слишком много, будто говорящих, что я другой, неуклюжий и не понимаю, как правильно обходиться со своим телом.

– Что тебя так сильно тревожит? – спросил я.

– Становится хуже, – шёпотом ответил Тимур. – Ты не понимаешь, что происходит. Мне… нельзя позволять так много.

– Почему?

– Чем дальше, тем быстрее я теряю контроль. Пару раз уже возникала мысль закрыть тебя здесь, привязать к батарее и не выпускать никуда, никуда вообще. Это похоже на временные помешательства. Потом всё проходит, и я думаю о том, что схожу с ума.

– Тебе стоит больше мне доверять.

– Дело не только в доверии. Дело в моём рассудке. Я начал забывать правило отката.

Я попытался коснуться его лица, но Тимур отвёл мою руку. Он явно не собирался продолжать этот разговор, да и вообще не был настроен на беседы, так что сразу же решил уйти, пока мы не начали обсуждать случившееся по кругу.

– Пожалуйста, будь осторожнее и используй стоп-фразу тогда, когда тебе плохо, а не тогда, когда… невыносимо. Не только ради себя. Ради меня тоже.

Его напряжённая спина белела в полумраке. Свет едва-едва пробивался под закрытые жалюзи, воздух был таким тяжёлым, что напоминал густое желе. Наблюдая за Тимуром, я не сразу понял, что из-за боли дышу урывками.

– Ладно. Я буду внимательнее.

Тут я вспомнил о работе и едва не вскочил, благо, вовремя одумался.

– Тимур, а что с клубом?

– Артемий Олегович дал нам два выходных. Так что отдыхай спокойно и ни о чём не думай, а я пойду закажу что-нибудь перекусить. Зови, если тебе что-то понадобится.

Он ушёл. Какое-то время я ещё смотрел вслед, чувствуя, что не сказал что-то важное. Конечно, слова не могли изменить то, что произошло. Мы совершили ошибку, исправить это могло только время.

И казалось, что ничего хуже между нами случиться уже не может.

О да. Я всё ещё был наивен…

Такие моменты называют «как гром среди ясного неба». Хотя, в тот день небо было вовсе не ясное, а скорее предгрозовое и тёмное, затянутое тучами, так что гром стал лишь мрачным дополнением к общей удручающей картине.

Но всё же неожиданным дополнением.

С того дня, как увезли Валеру, прошло две недели. Я так и не смог к нему попасть; по словам врачей, он с трудом держался в сознании и едва избежал комы. Я волновался за него и первое время не мог нормально работать. Впрочем, проблемы возникли не только у меня – Артемий Олегович был в таком раздрае, что отменил все увеселительные мероприятия месяца, включая ВИПку и шоу Эрика.

Вследствие изменений в прайсе, у Тимура уменьшился поток. Ко всему «хорошему», меня терзало тревожное чувство, что я со своей глупой ревностью ухудшаю и без того печальное «моральное» состояние клуба. Но был небольшой просвет – Артемий Олегович, сообразив, по какой причине Тимур внёс существенные коррективы в свой прайс, пообещал найти Доминанта на место Лугашина. Конечно, первые уровни работали прекрасно, но их услуги стоили в разы дешевле. Из-за всех этих перемен казалось, что в жизни наступила чёрная полоса. Даже у моей Катюхи, разрешение на встречи с которой мне пришлось выкупать у Ларионова задницей, возникли нерешаемые проблемы в личной жизни…

В общем, «гром» не нашёл времени лучше, чтобы грянуть.

Когда кто-то вошёл в приёмную, я сразу среагировал на звук. Из-за отмены мероприятий не был нагружен работой и часто сидел в телефоне, пытаясь отвлечься от тревог, так что слегка «попалился», увлёкшись какой-то глупенькой статейкой о судьбе старых, никому не нужных космических спутников. Впрочем, вся почерпнутая информация вылетела из моей головы мгновенно.

Каким-то глубинным чувством я сразу всё понял. Ещё до того, как посетитель подошёл ближе и начал меня разглядывать, до того, как заговорил и назвал себя.

Он был красивый. Именно о такой красоте говорят «роковая». Ради подобного люди готовы на всё. Чтобы стать похожими, чтобы обладать, чтобы приблизиться хотя бы на миллиметр. Существ, подобных ему, готовы боготворить и облизывать с пятки левой ноги до последнего волоска на макушке. До бесконечности. И до бесконечности же – завидовать.

Ухоженные, от природы светло-русые, почти платиновые волосы. Модельное лицо с плавными чертами, очень броское, запоминающееся, скуластое – видно, что худощав до ломкости. Большие глаза нежного, нейтрально-оливкового цвета, белёсые ресницы-плети, сбрасывающие на щёки бесконечные тени…

– Я смотрю, кое-что в нашем гадюшнике изменилось, – сказал он, – хотя, ты смотришься на этом месте лучше, чем Козлов.

Голос был удивительной глубины. С хрипотцой, низкий, но не падающий в бас. Не бархатистый – шершавый. Но, самое интересное, стоило ему начать говорить, первое ошарашивающее впечатление смазалось. И стало ясно – дело дрянь. И человек дрянь. Самая настоящая.

– Простите?

– Проверь-ка, я ещё числюсь в списке клиентов? Селиванов Илья Андреевич.

Я опустил глаза и пару секунд смотрел на клавиатуру. Нет, подтверждение подозрения не удивило – знал же. Сразу понял. Поэтому переключил таблицу на нужную вкладку, забил имя. С преувеличенным спокойствием.

– О, – вновь подал голос Илья, – так ты новый зверёк Ларионова?

Ошейник. Он обратил внимание на ошейник. Ну конечно, это очевидно.

– Я не зверёк, – равнодушно бросил я.

– Как мило, – так же легкомысленно продолжал Илья, но тон голоса изменился. Появились какие-то шипящие, тягучие нотки. – Давно?

– Ваше имя в обновлённой базе отсутствует. И я не собираюсь ни с кем обсуждать мои личные дела, – отрезал я, поворачиваясь.

– Дела-то твои личные, однако мне наплевать. Я спрашиваю – давно сосёшь у Тимура?

Я промолчал, в упор разглядывая красивейшее лицо Селиванова. Он не выглядел глупым, совсем нет. Эта провокация была намеренной и прицельной, поведение – театрально наглым. Илья вёл себя так, будто считал, что имеет полное право задавать подобные вопросы и требовать ответы.

Сложно было представить, как можно любить его, тем более до потери сознания и сумасшествия. Скорее уж боготворить внешность. Но не мне рассуждать о том, что творилось у Тимура в душе много лет назад.

– Сказал же, что не собираюсь отвечать.

– А для замены ты очень высокого мнения о себе, – желчно заулыбался Илья. – Думаешь, это надолго? О, нет. Происходит так – он играется, а потом, когда ты снимаешь табу, пробует по-настоящему интересные ему игры. Ну, знаешь, такие, которые далеки от БДР. И чик…

Илья провёл ребром ладони по горлу.

– И вот он уже хочет твою жизнь. Думаешь, это высокие чувства? Ты его сучечка, потому что многое можешь вытерпеть. Но, поверь, если я позову его назад, тебя выбросят, как использованный гондон. Потому что мою жизнь он так и не заполучил.

Илья выпрямился. Я встал. Но сказать что-то ещё не успел. Потому что на лестнице раздались шаги и появился Тимур.

Он держал в руке сигарету и почти вложил её в губы, но не донёс до рта. Она выпала, и Тимур, натолкнувшись глазами на Илью, сделал шаг назад. Его словно ударили – в глазах зажёгся до боли знакомый сложночитаемый калейдоскоп эмоций. Преимущественно отрицательных.

– А вот и Его Высочество. Представляешь, я и не знал, что ты тут работаешь.

Илья начал храбриться, перешёл в оборону. Секундой назад он был куда увереннее в себе, но теперь в глазах играло опасливое ожидание, а надменная улыбка превратилась в свирепый волчий оскал.

– Что ты тут забыл? – практически по словам спросил Тимур. От его тона меня пробрало до желудка – он был в бешенстве.

– Я не так давно вернулся в город. Ну… с полгодика назад.

Желваки на щеках Тимура плавно перекатились под кожей.

– Птичка нашептала, что Сова чуть не помер. Пришёл проведать Артемия.

– Слухи о Валере слышал, а то, что Тимур тут работает, – нет? – поинтересовался я. – Странно.

Внимание Ильи переключилось на меня. Выглядело так, словно на поле боя появилась жертва, на которую можно спустить ораву разъярённых собак.

– Заявляешь, что я вру? – прищурился Илья. Затем он потянулся и схватил меня за кольцо на ошейнике. С силой дёрнул к себе, заставив почти что уткнуться носом в стойку. – Ты вообще знаешь, с кем разговариваешь, солнышко? Один звонок – и тебя отсюда увезут. В чёрном мусорном мешке.

– Убери от него руки, – Тимур преодолел оставшиеся ступеньки. Илья отпустил меня как раз, когда он подошёл вплотную. – И уходи. Просто уходи, пока я добрый.

Он положил кулак на стойку, слегка перекрывая доступ ко мне. Рука была сжата до полупрозрачной белизны.

– Ты никогда не был добрым, Ларионов, – прошипел Илья, даже не думая отодвигаться. – Я рад, что ты нашёл новую жертву для своих садистских практик. И знай, я уже не тот, что раньше. У меня есть связи. Такой твари, как ты, нечего противопоставить.

– Я тоже уже не тот, – откликнулся Тимур. Чуть наклонившись к лицу Ильи, с дьявольской улыбочкой протянул по словам: – Ты. Мне. Нахрен. Не сдался.

Атмосфера и напряжение были просто чудовищными. Настолько, что у меня пульсировало в висках. Сюда бы Валеру – уверен, он нашёл бы пару неласковых, чтобы разрядить обстановку.

– Вот и чудесно, – улыбнулся Илья. – Правда, верить тебе – всё равно, что жрать собачье дерьмо.

Рука Тимура чуть-чуть двинулась вперёд. Я вздрогнул и вдруг вспомнил момент в манче – как он приложил «лимитовского» придурка об стойку. Только драк клубу сейчас не хватало для полного счастья.

– Тимур, пожалуйста… не мог бы ты уйти?

Он покосился в мою сторону. Глаза были тёмными и жутковатыми, но рука разжалась и соскользнула вниз. Потом Ларионов обошёл Селиванова и двинулся в курилку.

Илья мерзко присвистнул.

– Позволяешь сабу трахать тебе мозг? И вправду мельчают Аспадины в «Алом пути».

– Здесь я в первую очередь администратор, – прохладно отозвался я, не дав Тимуру что-то сказать. – И могу как доложить о нарушениях, так и попросить охрану вывести буйного клиента. Силой.

Илья весело хмыкнул. Посмотрел как-то по-другому, с лёгким интересом.

– О. Яйца-таки есть? Давай, попробуй доложить о нарушениях, – подмигнув, он легко взбежал по ступенькам наверх, к Артемию Олеговичу. Останавливать его было бессмысленно – всё, чего я хотел, чтобы он убрался как можно быстрее и подальше, куда угодно.

Прежде чем уйти в курилку, Тимур обдал меня таким взглядом, что тот раз с разборками показался детским лепетом.

Больше он не сказал ни слова до самого конца смены.

Домой мы ехали в преотвратном настроении. Ощущение было, словно вся тяжесть нескольких недель сгустилась над головой и придавила нас к креслам.

С момента ухода Ильи я думал о многом. О брошенном напоследок: «Не ходи по тёмным переулкам один», о прошлом, о том, что успело измениться за прошедшие годы. Успел доказать себе, что Илья прав насчёт Тимура, успел и найти опровержения его словам. Но одна сказанная фраза лишила меня и без того сомнительного покоя.

Я прекрасно понимал, что всего один вопрос может как закончить наши с Тимуром отношения, так и навсегда их изменить. Перечеркнуть всё, что было «до». Но я должен был его задать.

Поэтому не стал тянуть. Едва мы перешагнули порог, сняли верхнюю одежду, я собрался с духом и поднял глаза.

– Если бы Илья предложил тебе снова быть вместе, как бы ты поступил? – спросил я.

Тимур вздрогнул. Плечи чуть приподнялись, поза стала напряжённой. Я не видел его лица в подробностях, он не успел включить свет, и лишь прохладный отблеск рисовал знакомые упрямые черты.

– Что?

– Ты слышал.

– Считаешь, что я всё ещё могу что-то чувствовать к нему?

– Пожалуйста, просто ответь.

– Что он тебе сказал?

– Это не важно. Я хочу услышать это от тебя.

– Почему?

– Потому что я ему не ровня. Даже близко. Разве что многое могу выдержать…

Это была ошибка. Самый большой промах из всех – сказать вслух то, что вертелось у меня в мыслях. Стоило остановиться на вопросе, и тогда, возможно, всё бы сложилось по-другому. Сгладилось как-нибудь. Временем. Чувствами.

– Многое можешь выдержать, значит? – угроза, перебившая в голосе Тимура все эмоции, заставила меня попятиться.

– Я не…

Он исчез. Просто исчез – беззвучно растворился в проходе в спальню. Затем в глаза ударил красный свет. Совсем рядом раздался какой-то шум. Парализованный плохим предчувствием, я не решился сдвинуться с места или сказать что-то ещё, но Тимур не заставил долго ждать.

Я успел только отпрянуть, приготовившись к чему угодно и рефлекторно закрыв глаза. Но это был не удар – Тимур перехватил мою правую руку и безжалостно прижал к стене. Лёгкая боль обожгла запястье, но я ничего не успел понять – окаменел от страха, с выжидающим неверием вылавливая взгляд в плотном полумраке.

– Что если я захочу отрезать тебе руку? – спросил Тимур.

Я сглотнул. Качнул головой, не веря, что лезвие уже пошло в ход. Заторможенно перевёл взгляд. Красный неоновый блик обрисовал мои пальцы, знакомый керамбит и тонкую ленточку крови. Было почти не больно, а она уже текла, в этом странном свете… чёрная.

Сердце выстукивало ставший с недавних пор очень знакомым панический ритм. Я дёрнулся – неловко, лишь проверяя силу хватки. Лезвие не сдвинулось ни на миллиметр.

Тяжело выдохнув, я медленно повернулся к Тимуру. Алый свет дарил лишь осколки его лица, заледеневшего от гнева.

Возникла пауза. Долгая, мучительная, за которую мы оба почти потеряли дыхание и мысли. Все зацепки за реальность.

А ещё стало смешно. От того, что моё внутреннее, моё честное «я» сказало «ради дьявола, если ты этого хочешь». Я должен был послать его на все четыре стороны, как любой нормальный человек в подобной ситуации, должен был ужаснуться. Но я боялся лишь предстоящей боли. Ни потери конечности, ни ярости, ни последствий.

Это правда смешно. Только рассмеяться не получалось. Куда там – даже вдох был подвигом. Я не был уверен, что не потеряю сознание.

Потому выдавил:

– Можно… мне… кляп?

Невидимая гильотина разрубила слитый в единое организм надвое.

Меня привлекло движение. Но лучше бы не привлекало – я заметил красный блеск на скользящей по щеке Тимура капле.

Лучше бы не замечал. Лучше бы просто закрыл глаза. И вырубился, прежде чем ответить.

– Ты действительно думаешь, что я могу? – на грани слышимости, болезненно спросил Тимур. Нож выскользнул и с неприятным звоном упал куда-то к ногам. В голосе, набравшем силы, сквозило неподдельное изумление. – Ты действительно так думаешь…

Он отступил на шаг.

Я сделал вдох. Всего один вдох.

Всё верно – рассекло. Связи были нарушены. Пропал общий ритм и безграничное доверие.

– Тимур…

– Исчезни.

Развернувшись, Тимур пошёл вглубь квартиры. В отчаянии пару раз стукнувшись о стену затылком, я рванул за ним. Зачем-то тронул за плечо.

– Я неясно сказал? – повысив голос, он резко развернулся и сбросил мою руку, словно налипшую на кожу гадкую водоросль. – Мы закончили. Собирай вещи и сваливай. У тебя полчаса.

Было больно. Очень больно и страшно, но я знал, что ранил глубоко, и не мог уйти, хотя бы не смягчив удар.

– Думаешь, я не знал, о чём говорю, когда соглашался отдать жизнь? Когда ты уже поймёшь, что я тебя не боюсь?

Я сделал шаг вперёд. Тимур – назад. Устало, словно животное, загнанное охотником до изнеможения.

– Чего бы ты ни… если ты хочешь этого, я позволю. Я твой. Разве я не говорил?

– Я не монстр, – отозвался Тимур. – Я не чудовище!

– Со мной ты можешь быть кем угодно. Мне всё равно.

Я зацепился за его плечо и уткнулся лицом в рубашку. Тимур опрокинулся на стену, обхватил меня за шею и утянул на пол. Его дрожь очень быстро стала общей. Теперь, в непроглядной густой темноте, мы могли ориентироваться только на осязание и звуки.

– Если ты этого хочешь, то я уйду, обещаю… – шептал я, потираясь о его щёку, – но только когда ты успокоишься.

Тимур захлебнулся воздухом, пытаясь сдержать стон. Ему было невыносимо. Грудная клетка под рукой вздрагивала, будто в лихорадке.

– Я не монстр… я не монстр, слышишь… я не…

Мы замолчали. Перестали разговаривать, но продолжали друг за друга цепляться, перебирать волосы, одежду, будто открывая новые пути. Я – губами по его ключицам, по лихорадочно бьющейся вене на шее, по солоноватой линии боли, к жёстким ресницам. Он – по плечам, по затылку, по макушке, по вискам…

Успокоились лишь спустя долгие, долгие полчаса. Я ослабел и лежал на его плече, чувствуя, как нежные пальцы скользят в волосах. Отдыхал и не думал ни о чём, списывая усталость на вспышку эмоций.

Тут я совершил вторую ошибку. Забыл о своей ненормальности. В очередной раз упустил напрочь и не вспомнил бы, если бы Тимур не пришёл в себя первым.

А мог отрубиться вот так – у него на руках…

Впрочем, не такой уж плохой расклад. Я был не против. Поэтому, когда Тимур случайно опустил руку на пол, в лужицу крови, натёкшую из моей разрезанной вены, даже не принял проблему всерьёз.

– Что?.. Влад? – он приподнял мою голову, но я вдруг не смог удержать её поднятой.

Почему-то под головой оказалось твёрдое. Вспыхнул свет – я поморщился, пытаясь прикрыться, но тело стало непослушным. Потом осовело осмотрелся и увидел алое. На полу. Рядом со мной. Не так уж и много, ничего страшного.

Я подтянул к себе руку и уставился на запястье. Кожа была рассечена наискосок, в ране виднелось неповреждённое сухожилие, и кровь текла густым вишнёвым потоком. Это случайность – я же сам себе навредил, дёрнувшись в его хватке. И было не больно. Вообще. Тимур даже в приступе ярости не переборщил бы. Я сам виноват.

Он куда-то делся, но быстро вернулся, бледный и потерянный.

– Не засыпай, слышишь меня? Я уже вызвал врачей, не засыпай… – он взял моё запястье и осторожно, но крепко затянул его бинтом, после чего уложил мою голову на сгибе локтя. – Почему ты не сказал, что кровь течёт так сильно?!

– Я не чувствовал…

– Боже…

– Это не ты. Это я виноват, – шепнул я. – Ответишь на вопрос?

– Что? – я был безумно рад наконец-то видеть его глаза. Даже такие, дикие, влажные.

– Ты бы смог снова? С Ильёй… был он когда-нибудь… важен настолько, чтобы простить?

– Ты рехнулся, что ли? Кому вообще сдался… дурак… нет-нет, не спи. Не закрывай глаза. Надо быть в сознании. Всё будет хорошо.

А я почему-то знал – не будет. Хорошо уже не будет. Всё уже не так, как было час назад. Связь между нами никогда не восстановится. Раны, которые мы нанесли, быстро и легко не заживут.

Но было наплевать. Потому что я получил свой ответ.

И больше в ту секунду меня ничто не волновало.

========== 17 – Новорождённый монстр ==========

Я не боялся одиночества.

Как-то так повелось с того момента, как я покинул дом, – да, мой выбор стоил дорого, но эта цена полностью меня устраивала. Я наслаждался свободой и отсутствием необходимости оправдываться перед кем-то, что я гей, извращенец и бог знает кто ещё. Так было проще.