Текст книги "Горизонтальная война – снимая маски (СИ)"
Автор книги: Есения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)
– Вы в своём уме?!
– Это для вашего блага, – начала частить она, – вам нужно успокоиться.
– А я спокойна, – прошипела отодвигаясь. – Я очень спокойна, по мне, разве, не видно?
– Пожалуйста, дайте сделать вам укол, – бледное, напряжённое лицо девушки исказила гримаса.
– Разбежалась, – ужас от потери отца помог организму встряхнуться. Если я буду не в состоянии соображать, то эти двое уйдут от наказания. А я была уверена в том, что виновны именно они. – Не надо мне никаких уколов, – я поднялась и прошла к столу. – Эти двое, Глеб и Борис Домогаровы отказались вызывать скорую, когда это пыталась сделать секретарша. Так и запишите. Это они виновны в смерти моего отца.
– Эй, полегче, детка, – Борис сломал карандаш, который держал до этого. – Успокойся.
– Успокоюсь, как только вы окажетесь за решёткой, – бросила зло. – Дмитрий слышал, как вы здесь орали, и Люда подтвердит, что ты выгнал её, когда она хотела помочь. Так что это вы виновны! Что, вообще, вы здесь забыли сегодня?!
– Мелания, – Глеб дёрнул меня за плечо, разворачивая к себе лицом. – Мы с Сергеем заключали сделку...
– Достаточно, – перебила врач. – Виновных накажут по суду. В данный момент они свидетели, а не подозреваемые. Причина смерти ещё не установлена. Вы, двое из ларца, что было до того, как покойного вырвало?
– Ну, у него голова закружилась, – бросил Борис, катая по столу сломанные куски карандаша. – Потом пожаловался на то, что трудно дышать, его вырвало и он потерял сознание.
– Он болел? – спросила меня врач.
– Были проблемы с печенью несколько лет назад, но всё прошло. До сегодняшнего дня он даже не простужался, – я ходила взад-вперёд по переговорной, чувствуя себя загнанным зверем.
Всё пошло наперекосяк. Я знала, что отец работает с Домогаровыми над каким-то проектом, но он держал меня подальше от всего этого. А теперь мне придётся вникать и разрывать договоры.
С улицы послышалась сирена.
Нестройные шаги с ударами тяжёлых ботинок по полу подсказали, что те самые ребята уже прибыли.
– Ну вот и приехали, – врач по фамилии Рогова поднялась, и встала рядом со мной.
С лёгким дребезжанием двери распахнулись, впуская нескольких мужчин в униформе.
– Где труп? – спросил дородный мужчина, снимая фуражку и садясь за стол.
После того как тело отца снова осмотрели, составили протокол и записали показания, близнецов отпустили, попросив задержаться меня.
– Мелания Сергеевна, – начала дознаватель, молодая женщина с выбеленными волосами и светлыми, невыразительными глазами, – какие отношения были у вас с покойным?
– Нормальные, – выдавила я, стараясь не смотреть на синие пальцы, выглядывающие из-под простыни. – Как у всех.
– Как ваш отец вёл себя накануне? – дознаватель чиркнула в блокноте, и снова уставилась на меня.
– На работе как обычно. У него был назначен поздний обед в четыре часа, мы не виделись с тех пор, как он уехал. Я готовилась к встрече с японской делегацией: сегодня в одиннадцать должны были состояться переговоры.
Смяв руками край юбки, посмотрела на ногти и зажмурилась. Дурной сон. Просто дурной сон.
– Мелания Сергеевна? Вы меня слышите?
– А? – я подняла голову, стараясь сфокусировать взгляд. – Вы что-то сказали?
– У вашего отца были враги?
– Враги? Не-ет, – помотала головой. – Конкурентов много, но всё решалось в пределах сделок. – Ему никто не угрожал, если вы об этом.
– Вы уверены? – женщина вздохнула, почесав лоб ручкой.
– Конечно, – кивнула я. – А что?
– Ничего. Спасибо, мы закончили. Пока что вы свободны, но не покидайте город. У нас ещё появятся вопросы к вам.
– Подождите! А как же братья Домогаровы? Почему их отпустили, ведь именно они отказались вызвать вовремя скорую!
– Девушка, – дознаватель устало выдохнула, – идёт следствие. Мы работаем.
Когда тело унесли и все разъехались, я прислонилась головой к спинке дивана. Перед глазами вспыхнуло отстранённое лицо Глеба тогда, в ресторане. Он обещал, что кто-то умрёт. Неужели, ему хватило духа убить отца? Но зачем? Какая выгода?
Пока я, сглатывая слёзы, предавалась воспоминаниям, в дверь аккуратно постучали:
– Мелания Сергеевна? – в переговорную заглянула Люда. – Можно к вам?
– Проходи, – махнула я.
– Мелания Сергеевна, – Люда села рядом и спрятала руки под бёдрами. – Меня уже допрашивали, но я не сказала этим полицейским главного, – секретарша смотрела вперёд, не поворачивая головы.
– Чего же? – я повернула, спрятанное в ладонях лицо.
– Сергей Владленович не назначал встречи Домогаровым. Он оставил для вас записку, перед тем как всё случилось.
– Что? – ахнула я. – Почему ты не сказала об этом полиции?
– Потому что директор взял с меня слово отдать её только вам в руки. И больше никому, – она понизила голос. – И вчера у него был обед с Глебом Домогаровым. Я им столик заказывала.
– Люда.
– Да?
– Где записка?
– Вот, – она вытащила смятый листок из декольте. – Спрятала там, где никто не найдёт.
Понизив голос до шёпота и воровато оглядываясь, она передала мне записку и сделала большие глаза, будто боялась слежки.
– Людочка, ты пересмотрела детективов, – покачала я головой.
Но через несколько секунд пожалела о том, что в этом кабинете не было камер.
Мелания, прости меня. Из-за меня, девочка ты попала в огромную опасность. К сожалению, я не смог убедить Глеба, и теперь он сделает всё, чтобы добраться до тебя и Лизоньки. Теперь только твоё упрямство отделяет его от холдинга. Вчера за обедом я разорвал партнёрство. Не позволяй Домогарову до тебя добраться и никому не верь. Его шпионы могут быть кем угодно.
Дочитав, я повернула ошалевшее лицо к секретарше:
– Ты читала?
– Нет! – возмутилась она. – Как можно, Мелания Сергеевна!
– Прости, ты права, – понурила я голову. Ступай, Люда. И передай персоналу, что на сегодня все свободны.
– А вы?
– А мне надо побыть одной. Ступай.
Когда она была уже у дверей, я окликнула:
– Люда!
– Да, Мелания Сергеевна?
– Спасибо.
– Не за что, госпожа директор.
Вздрогнув, я заплакала.
Глава 3
– Да!
Усталость навалилась одновременно с апатией. Мысли роились в голове как осы в погожий день над гнездом. Трубка рабочего телефона всё ещё лежала на столе, взрывая мозг короткими гудками. Звонил Глеб, требовал встречи. На мой резонный ответ: – нет, зло уточнил уверена ли я в этой глупости и швырнул трубку.
Бездумно листая записную книжку, остановилась на номере финансового директора и друга отца:
– Николай Петрович, вы ещё в офисе?
– Да, как раз домой собирался, Мелания. Я сейчас зайду, ты у себя?
– Нет. У отца.
– Сейчас буду. – Грубый голос мало подходил для этого милого, с виду, человека.
Николай Петрович Разумовский был хорошим другом семьи, и сколько себя помню, всегда был на стороне отца. Но в последнее время, где-то с полгода, они как с цепи сорвались, я часто становилась невольной свидетельницей ярких баталий. За пределы собственных кабинетов это, конечно же, не выносилось, но перебежавшая между старыми друзьями чёрная кошка давно дразнила пушистым хвостом.
Однажды я слышала, как Петрович сказал отцу, что тот себя в гроб загонит «этими» проектами. И теперь, мне хотелось бы знать, о каких именно проектах шла тогда речь.
– Мелания? – дверь неслышно отворилась, впуская того, кого я ждала. – Прими мои соболезнования, милая. – Николай Петрович вытер платком залысину и нахмурился.
– Спасибо, вы проходите, – я показала на место напротив, наливая в чистый стакан текилу. – Выпейте со мной. Пожалуйста.
– Хорошо. – Мужчина, больше похожий на сказочного Страшилу, чем на воротилу бизнеса сел в кресло, и бросил взгляд на заваленный бумагами стол: – Кто-то рылся?
– Не думаю, – качнула я головой, глядя сквозь стакан. – Здесь со вчерашнего дня мало что изменилось. До отъезда на деловой ужин отец искал какие-то бумаги и перевернул весь кабинет вверх тормашками.
– Не могу поверить, что Сергея нет. – Петрович сделал глоток и откинулся на спинку. – Только утром говорили об отчёте и нате вам.
– Николай Петрович, – я решила не тянуть резину, – помните, вы как-то сказали папе, что эти проекты сведут его в могилу? О чём тогда шла речь?
Отвернувшись, он поджал сухие, бледные губы с едва заметной синей каймой и задумался, постукивая пальцем по подлокотнику. Моё внимание невольно привлёк толстый, массивный перстень с чёрными бриллиантами и вязью по краям. Не помню, чтобы Петрович раньше носил такие украшения. Он, вообще, старался избегать любых печаток, да ещё таких крупных, почти на полпальца.
– Ну хорошо, – подал он, наконец, голос. – В конце концов, наследница именно ты, тебе и разгребать. С моей помощью, разумеется. – Белесые глаза, такие светлые, что едва можно было разглядеть радужку, остановились на мне. – Год назад Сергей открыл новое направление, практически секретное. До управления были допущены лишь несколько человек: я, сам Сергей и Глеб Домогаров в качестве основного партнёра.
– Ничего не понимаю, я бы знала об этом! – резко перебила я.
– В том-то и дело, что это именно от тебя и скрывалось, – скривился он. – Сергей не хотел тебя беспокоить и втягивать, хотя я и был против этого.
– Втягивания во что? – прошептала, чувствуя, как волосы на руках встают дыбом.
– Оружие, Мелания. Производство и поставка высокотехнологичного оружия нашим войскам. Но... – Николай Петрович залпом осушил стакан и продолжил: – Запросы оказались непомерными.
– У кого? – я уже начала понимать, что отец ввязался в какую-то авантюру.
– У Глеба. После того как поставки пошли за границу, я отказался участвовать в этом напрямую. Это было полгода назад, а три месяца назад Сергей пожаловался, что Глеб ведёт себя странно.
– Помимо обычных странностей, вроде завышенного самомнения? – вяло усмехнулась я.
– Да. Домогаров нанял трёх личных охранников, понатыкал камеры по всему офису и дому, и ко всему прочему, вывел мониторы в свой кабинет.
– Зачем? – поперхнулась я. – Это даже для него слишком.
– Возможно, – кивнул Петрович. – Он сказал Сергею, что за ним кто-то охотится.
– Что за бред? – скривилась я, – совсем из ума выжил.
– Это полбеды, Мелания, – тяжело вздохнул Николай Петрович. – На одной из личных встреч, Глеб пожаловался, что ты ему изменяешь с Никитой.
– Чего? – открыла я рот. – Я никогда ему не изменяла! – накатила такая злость, что будь сейчас Глеб здесь – разбила бы ему бутылку об голову. – Не изменяла, потому что никогда ему не принадлежала. Уж вы-то должны знать, Николай Петрович.
– Тише, – поднял он руку. – Сергей заподозрил у него расстройство, возможно, всё на фоне стресса.
– Но это не помешало ему продолжить сотрудничество с Домогаровым и продавать оружие, – прошипела я. – Кому они его продавали? Частным лицам?
– Даже не знаю, что хуже, – Николай Петрович положил ногу на ногу и качнул носком дорогой туфли. – Последняя поставка была в Гонконг.
– Ч-что?! – у меня перехватило дыхание. – Это же государственная измена!
– То-то и оно, девочка, – отвёл он глаза. – Поэтому я и отказался.
– Почему вы никому не сказали?!
– Кому? – искренне удивился Николай Петрович.
– Мне, например! – крикнула зло. – Я бы поговорила с ним, заставила отказаться от этой идеи! Это же преступление, о чём отец, вообще, думал?!
– Не надо, Мелания, не кричи. Сергей мёртв, и теперь тебе нужно разорвать контракты и закрыть все каналы сбыта. Не доведёт это до добра. Таким, как мы прощают многое, но не измену, – сказал он куда-то вбок.
Апатию как рукой сняло. Во что отец ввязался и втянул меня?! Подскочив, я зашагала по кабинету, лихорадочно соображая, что же делать. В кармане брюк зашуршала записка. Отец написал, что разорвал сотрудничество с Глебом вчера за обедом. Если это так, то мне будет проще и одновременно сложнее, потому что Домогаров так просто не отстанет.
– Николай Петрович, мне нужны все документы по этому направлению. Вы знаете, кто ещё мог об этом знать?
– Никто. Сергей держал всё в строжайшем секрете. Даже Мария не в курсе.
– Хорошо, – мой взгляд прошёлся по бумагам. – Николай Петрович, когда отец заметил эти заскоки Глеба, он не захотел, случаем, расторгнуть сделки? Не знаете?
– Возможно, – кивнул он. – Сергей тогда что-то говорил что-то о том, что тебя и Лизу надо защитить от Домогаровых.
– Так и знала! – смахнула степлер со стола и сжала кулаки: – Это они его убили!
– Кто? – вытаращил глаза Петрович.
– Глеб и Борис. Они Люду не пустили, когда ему плохо стало. Наверняка не хотели, чтобы ему помогли. Да и потом, – скрипнула зубами, – у только что умершего человека пальцы рук и уши не синеют. Уж насколько я далека от медицины, но это точно знаю.
– Это серьёзное обвинение, Мелания, – качнул он головой. – С чего ты взяла?
– Я просто уверена, что близнецы отравили отца, но доказать не могу. Нужно нанять частного детектива, Николай Петрович, – в этот момент моё лицо наверняка исказилось от горя и ярости. – Я хочу найти управу на этих мерзавцев. Так просто убийцы моего отца не отделаются. Со свету сживу! – мой крик заставил вздрогнуть ещё моложавого директора.
– Я... не думаю, что это хоть что-то даст, – медленно сказал он. – Мне надо домой, Мелания, сейчас половина третьего, Марии уже сказали?
– Нет. Я просила следователя не звонить. Сама скажу. Вы правы, надо выдвигаться. До понедельника, Николай Петрович, и не забудьте о бумагах.
– Всего хорошего, – он оттянул узел галстука и вытер испарину. – Сообщи, когда будут похороны.
– Да, конечно, – пробормотала, не поднимая головы. – Всего хорошего, Николай Петрович.
Когда дверь кабинета закрылась, я сжала виски, чтобы унять пульсирующую боль. Отец подложил мне большую свинью: Гонконг, Домогаровы, оружие...
– Ох, папа, – выдвинула ящик стола, бездумно смотря на папки. – Что же за наследство ты мне оставил?
Помнится, у него был сейф в кабинете. Может быть, там лежат нужные бумаги? Не мог же он их домой отвезти. И почему отец так небрежно отнёсся к документам, разбросанным по столу? Мои пальцы пробежались по острым уголкам листов. Контракты, запланированные встречи, текущие бумаги, – ничего интересного. Всё это я сама подготовила.
На самом дне этого хаоса лежал листок с адресом. Неровным почерком отца были выведены цифры и название улицы.
– Что это?.. – повертев в пальцах листок, перевела взгляд на фотографию. Мы с отцом встречаем делегацию из Японии. В первый раз. – Кошмар! – схватилась я за голову. Во всей этой суматохе я так и не выяснила, почему сегодняшняя встреча была отменена в одностороннем порядке.
Лежащий на столе телефон замигал беззвучным вызовом:
– Да, Никит.
– Твоя мать сама приехала за Лизой, – начал он. – Она собрала ей небольшой чемодан. Что-то произошло?
– Какой чемодан? – похолодела я. – Мы ни о чём таком не договаривались!
– Очень странно, – задумчиво ответил Ник. – Мария была какой-то дёрганой.
– Значит, сказали, – выдохнула, зажимая переносицу пальцами. В носу защипало. – Папа умер три часа назад.
– Как это умер? – рявкнул неожиданно Ник, и тут же сменил тон: – В смысле, как такое возможно?
– Я думаю, что это близнецы. Помнишь встречу в ресторане? Глеб мне тогда угрожал и обещал, что кто-то умрёт. Но у меня нет записи того разговора, и никаких доказательств.
– Я сейчас приеду, собирайся.
– Не надо, – закусила губу. – Встретимся вечером, я поеду сейчас в родительский дом. Наверное, мама забрала Лизу, чтобы не так остро чувствовать утрату папы.
Вызвав такси, медленно пошла на выход. Пиджак болтался на плече, сумка почти волочилась по полу. Только половина третьего, а я уже пьяная. И как мне ребёнка в таком состоянии забирать?
Спустившись в холл, нашла Дмитрия на своём месте. Перегнувшись через стойку, заметила охранника с книгой на английском и удивлённо подняла брови:
– Дима, вы учите языки?
– Да, Мелания Сергеевна, – покраснел мужчина. – В отпуск хочу зимой поехать, вот и учу английский, чтобы не позориться в Европе. Закрыв учебник, он вздохнул испросил: – Как вы?
– Сносно, – отвернулась, запахивая пальто. – У вас сегодня сутки или смена придёт?
– Нет, сегодня я дежурю.
– Хорошо. Дмитрий, с сегодняшнего дня ты отчитываешься только мне. Ни правлению, ни директорам, только мне. По всем вопросам звони в любое время. Если что-то покажется странным – сразу сообщай, я приеду. Все сотрудники покинули здание?
– Понял, Мелания Сергеевна. Простите, госпожа директор, – спохватился он. – Перед вами уехал Николай Петрович. Персонал покинул территорию ещё час назад.
Покачав головой, я накинула на голову платок и надела перчатки.
– Всего хорошего, Дмитрий.
– До свидания, – крикнул он вдогонку.
Выйдя на улицу, я прошла к подъехавшему автомобилю.
Пятница, 14:55
Компания «Штэрн»
Кабинет руководителя IT-отдела
В полупустом кабинете, где из мебели был только стол да два стула, раздался щелчок. Тонкая женская рука потянулась к телефону и, замерев, быстро дёрнулась обратно. Её хозяйка нервно облизнула губы и зажмурилась. Через два глубоких вздоха, женщина всё же сняла трубку:
– Слушаю, – густой, бархатный голос слегка подрагивал. В нём сквозили нотки паники.
– Звягинцев мёртв.
– Как? Когда?!
– Сегодня утром. Подробностей ещё не знаю. Ты что-нибудь нашла?
– Н-нет, – запнулась женщина, – то есть да. Один из братьев, по всей видимости, болен.
– Мне плевать, – резко ответил мужчина на другом конце провода. – По нашему вопросу что-нибудь есть?
– Пока – нет.
– Ищи. Возможно, документы лежат в сейфе Сергея. Сегодня ночью можно попробовать.
– Ты сможешь уйти? – женщина щёлкнула ручкой, и бросила быстрый взгляд на стеклянную дверь, за которой туда-сюда сновали сотрудники.
– Да. Я позвоню.
– Будь осторожен, тебя не должны ни в чём заподозрить.
– Знаю, – недовольно буркнул мужчина и отключился.
В этот момент к двери кто-то подошёл. Едва хозяйка кабинета успела положить трубку и повернуться, как ручка наклонилась и дверь распахнулась...
– Марина? С кем вы говорили?
– С поставщиком, Глеб Викторович, – внутренне съёжилась она. Никогда не любила общаться с генеральным напрямую. От него за километр несло опасностью и психозом. – Вы что-то хотели? – она улыбнулась, напряжённо следя, как директор идёт к её столу.
– О чём ты говорила с поставщиком?
– Одна из камер перестала работать – нужно заменить, и программисты просили новый сервер.
– Для чего? – отрывисто бросил он, прищурив синие, холодные глаза.
«Как рыба мороженая», – пронеслось у Марины в голове.
– Для увеличения мощностей.
– Хорошо, – помедлив, ответил он. – Я хочу, чтобы ты проверила мой компьютер. Кажется, кто-то в нём копался...
– Это невозможно, Глеб Викторович, – широко улыбнулась она. – Я сама кодировала ваши файлы.
– Я об этом и говорю, – он склонил голову набок, сдвигая указательным пальцем маленькую фигурку на столе. Единственное украшение почти мёртвого и бездушного кабинета.
– Вы же не хотите сказать, что я... – покраснела Марина. Если он узнает – убьёт.
– Не хочу, – взгляд исподлобья не сулил ничего хорошего. Марина сразу поняла, что Глеб играет, но зачем? – Зайди ко мне после шести, и не планируй никаких дел на эту ночь.
– З-зачем? – шокировано просипела она.
– Работать будем, Мариночка. Работать. – Красноречивый взгляд Глеба Викторовича прошёлся по её блузке, сквозь тонкую ткань которой просвечивало кружевное бельё.
Густо покраснев, она кивнула и натянула улыбку. Впрочем, та всё равно получилась вымученной и жалкой. В карих глазах женщины метались и не находили выхода искры гнева.
– Вот и ладненько, – довольно улыбнулся директор и быстро встал, откидывая длинный хвост назад. Волосы были гордостью братьев, и лишь один мастер удостоился чести за ними ухаживать.
Когда дверь за Домогаровым закрылась, и размытая фигура скрылась за спинами других сотрудников, Марина от души пнула корзину для мусора и прошипела:
– Сволочь мерзостная. Бабник проклятый, ну погоди, найду я на вас управу. Дайте только время.
Глава 4
«Я люблю тебя больше жизни и ещё чуть-чуть».
Ворота беззвучно распахнулись, повинуясь кнопке пульта. Где-то здесь рос дуб, на котором Ромка вырезал эту фразу.
Я нечасто заезжала в особняк. Прошлое не спрашивало разрешения, чтобы заполонить мои мысли. Перед глазами вереницей кадров скользили улыбки, смех, плач, сгорбленный профиль друга и первый робкий поцелуй, на который я отказалась отвечать. Гордая и самовлюблённая, я полагала, что достойна большего, чем рыжий паренёк, отец которого работал в «Штэрне». Жизнь научила ценить тех, кого уже давно не было рядом.
Приподняв голову, я смотрела в пасмурное небо, затянутое свинцовой массой облаков. Скоро пойдёт снег. Алкогольный дурман оставил после себя неприятное послевкусие. Думать на больную голову отнюдь не тоже самое, что на здоровую. Сегодня пятница, одиннадцатое марта. Ещё два дня назад я отмечала десятую годовщину смерти Белоярцевых и своё двадцатипятилетие, там же, на кладбище. По иронии судьбы, их смерть и моё рождение совпали в одном дне. И вот, два дня спустя я лишилась отца. Пускай и не самого любимого, но отца.
Родители, вообще, были для меня чем-то эфемерным. Слово «мама» я произносила без должного уважения и любви, а «папа» – скорее, с благодарностью, потому что он был неким буфером между мной и матерью. В детстве, в мою голову зачастую лезли вопросы об их отношении ко мне. В особенности матери. Отчего-то, я ощущала себя приёмышем, ну, или мне так казалось на фоне бесконечных ругательств и столкновений. И поддерживали меня Ромка и его старшая сестра Саша. Рыжая фурия, но такая классная. Вечно вытаскивала нас из передряг, чтобы от родителей не досталось.
Ноги сами понесли на боковую дорожку, в обход дома. Припорошенная снегом, она едва выглядывала, смущённо демонстрируя то один красный бок плитки, то другой. Оголённые кусты вдоль сонного палисадника вытягивали узловатые ветви, норовя ухватиться за брюки. На часах было чуть больше трёх, но из-за нависших облаков, казалось, что уже вечереет. Добравшись до рощи, я переступила ограничитель и пошла вглубь. Сама не знаю на кой чёрт.
Мы нередко носились здесь, устраивали засады и строили коварные планы по захвату домработниц, не дающих лишнего сладкого. Вот и оно. Старое дерево, ствол которого едва ли можно было обхватить одному человеку, нависало, раскинув ветви как плети. Летом оно очень красивое, а сейчас смотрелось скорее ловушкой, чем уютным, потайным местом. Обойдя его по кругу, я отыскала заветную надпись и прижалась пальцами к рубцу на коре.
«Я люблю тебя больше жизни и ещё чуть-чуть», – неровные буквы, вырезанные обыкновенным перочинным ножом скакали то вверх, то вниз. И подпись: Рома Б. На глаза набежали слёзы, в груди защемило, закололо.
– Ромка, – всхлипнула я, гладя буквы. – Мне тебя так не хватает... так больно, Ромочка. Сил никаких нет, никто не сможет тебя заменить. Никто и никогда, – зашумевший в кронах ветер, вторил моему отчаянию.
Лить слезы на холоде не очень хорошая идея, но я даже не пыталась остановить солёный поток. Глухая тоска снедала душу, и сколько бы ни миновало лет, в моей памяти был жив образ лучшего друга. Единственного человека, которому я вверяла все свои тайны и страхи. И пусть он погиб десять лет назад, я так и не смогла впустить в своё сердце кого-то ещё. Даже Ника, смирившись с тем, что я смогу дать ему только отголосок той любви, что он заслуживает, потому что самая сильная, и самая болезненная любовь навеки вечные заперта в изъеденный ржавчиной сундук.
Простояв некоторое время, я смахнула слёзы и двинулась в обратную сторону. Лиза, Лизонька, моя девочка, моя отрада. И пускай её папаша самый худший человек на земле, она моя яркая звезда, помогающая идти вперёд даже тогда, когда есть силы только ползти.
Остановившись перед входом, я постучала ботинками друг об друга, и нажала кнопку. Страшно подумать, в каком сейчас состоянии мама. Из-за двери донёсся смех.
Смех?!
Округлив глаза, я следила за тем, как медленно и нехотя поворачивается массивная ручка, как взмахивает крыльями металлическая птичка над глазком. Смеялась не дочь.
– Да? – из-за двери высунулась довольная мама и тут же скисла. – Что ты здесь делаешь?
– Мам, – я прочистила горло и перевела дыхание: – Тебе звонили?
– Мне много, кто звонит, – сощурилась она, отчего под глазами побежали тоненькие морщинки. – Я забрала Лизу на выходные, хотела съездить на лыжную базу. Так зачем ты здесь?
– Мы так и будем стоять на пороге? – начала издалека я.
Наклонив по-птичьи голову набок, мама ухмыльнулась и распахнула дверь. Ну надо же. Думала, до вечера продержит на улице. Шум голосов из гостиной подсказал, что у мамы гости. Они-то и смеялись. Один из голосов был смутно знаком, где-то я его уже слышала.
– Мам, – стряхнув с пальто белые крупинки, я села на софу и сцепила руки в замок. – Папа умер.
Голос дрогнул, как будто только сейчас я осознала весь ужас нового положения. Не смея поднять на мать глаза, чтобы не столкнуться с истерикой, я поджала губы и отвернулась.
Через несколько секунд, поняла, что плакать и рыдать мама не собирается. В недоумении посмотрев на неё, я заметила тень усмешки, которую она попыталась спрятать, да не успела.
– Мам, ты слышала, что я сказала?
– Слышала, – невозмутимо ответила она. – Сергей умер. Мне звонили два часа назад. Ты за этим приехала? Так могла не торопиться.
Ни единый мускул не дрогнул на застывшем фарфорово-кукольном лице. В глазах мамы была усталость и... брезгливость? Она держалась спокойно, сложив на груди руки и, поигрывая тонкими пальцами по плечу.
– Мам? – в голову закрались сомнения в её адекватности. Разве нормально никак не реагировать на смерть супруга?
– Мелания, – вздохнула она, поправляя безупречное каре, – поезжай домой. Видимо, теперь у тебя будет очень много работы. Лиза поживёт пока у меня.
– Нет, – я поднялась, снимая ботинки. – Лиза поедет со мной домой. Никакой поездки на базу и проживания с тобой.
– Ты не имеешь права запрещать нам видеться, – задрала она подбородок.
– Я не запрещаю. Я говорю о том, что жить с тобой она не будет. Мы проходили это уже не один раз. Где она? – я высунулась в коридор, разматывая шарф.
Мама цыкнула и подбежав, перегородила собой проход:
– Лиза останется здесь. Ты ничего не можешь ей дать. Такая же как отец – помешанная на работе. Оставь ребёнка в покое! – она выталкивала слова сквозь сжатые зубы, шипела, едва ли только ядом не плевалась.
– Благодаря этому помешательству, – напомнила я, – ты сейчас имеешь всё, что хочешь. Отец из кожи вон лез, лишь бы угодить твоим капризам. Совесть поимела бы.
Молча отодвинув её в сторону, я пошла на голоса и у дверей в зал остановилась как вкопанная. Гостями матери оказались Домогаровы. Мать и отец близнецов, Лариса и Виктор.
– Мелания? – подняла тонкую, смоляную бровь Лариса Витальевна. – Что ты здесь делаешь?
Гостья держала высокий бокал за ножку, в котором плескалась соломенная жидкость. Пригубив вина, Домогарова растянула ядовито-красные губы в улыбке и кивнула.
– Папа скончался, – ровно откликнулась я, скользя взглядом по комнате и ища дочь. – Я приехала сообщить об этом матери и помочь. Но, видимо, в моей поддержке она вовсе не нуждается.
– Прими мои соболезнования, – густой бас Виктора Домогарова привлёк моё внимание.
Как необычно, а ведь они абсолютно не похожи, впрочем, как и я с родителями. Домогаров Виктор был высок, хорошо сложен для своего возраста, глаза у него были зелёные, а волосы светлые, практически белые. Этакий русский богатырь в костюме. Тогда как братья были жгучими брюнетами с синими глазами и чудились мне прямыми потомками Кощея. Да даже Лариса Витальевна была светлее, чем они. Высокий свитер крупной вязки прикрывал Виктору горло, ноги с броскими носками апельсинового цвета были поджаты. Очень тепло и по-домашнему, но что-то здесь не так. Где слёзы матери? Почему они веселятся, если узнали, что отец умер?
– Я уже ей сказала, что Лиза останется здесь, – вмешалась мама. – Витя, освежи мой бокал. Не видишь, что ли, он совершенно пуст.
Пройдя мимо, мать опустилась в кресло перед зажжённым камином и сложила одну ногу на другую, поигрывая носком туфли. Надменная, как и всегда. Нос кверху, широкая бровь приподнята, тонкие губы поджаты и растянуты в ухмылке. Даже ямочки на щеках не скрашивали общего впечатления. Мать была стервой, и ничуть не стыдилась своего поведения и нрава.
– Цирк какой-то, – прошептала я, выходя. – Лиза! Лиза, ты где?
– Сучка маленькая, – шикнула громко мать, привставая. – Сказала же, что она останется со мной!
– Обойдёшься, – не поворачиваясь, обронила я. – Лиза моя дочь. Не устраивай скандал при гостях.
– Они мои родственники будущие – осклабилась мать.
– С какого перепугу? – я даже застыла. – Присмотрела себе одного из братьев? Старовата ты для них, не находишь?..
– Вырвать бы тебе поганый язык, – поморщилась она. – Не я, а ты выйдешь замуж за Глеба. Я твоя мать, я так сказала, и так будет!
– Ха. Ха-ха-ха, – согнулась я пополам от истеричного хохота. – Милая матушка, крепостное право давным-давно отменили. Мне двадцать пять лет, и я не намерена связывать свою жизнь с этой семьёй. Без обид, Виктор. Но ваши сыновья исчадия ада, да я под страхом смерти не выйду ни за одного из них! – выпалив последнюю фразу, выскочила в коридор и помчалась искать дочь.
У матери явно что-то с головой не то. Отец уже сетовал на её перепады настроения и постоянные придирки, но это было и раньше. Но вот так... она что, серьёзно считает, что я соглашусь выйти за Глеба замуж только из ее прихоти? Ненормальная, – машинально покачала головой и проскочив мимо кухни, медленно вернулась.
– Это что? – выдохнула ахнув. – Лизок, что это?
– А меня бабушка подстригла! – гордо выпалила дочь, потряхивая таким же каре, как у матери. – Бабуля сказала, что мы теперь как мама с дочкой. Правда, весело?
– Оч-чень весело, – прошептала я, медленно подходя к Лизе.
И если бы это была только стрижка, но мать её ещё и покрасила. Пропустив между пальцами короткие прядки, от которых несло краской, я прижала дочь к себе и зажмурилась.
– Мам, ты чего? – спросила она.
Конечно, ребёнку было не понять моих страхов. Что я ей скажу, как я ей скажу? Чтомне, вообще, теперь делать.
– Лиз, – я зарылась носом в её волосы, – поехали домой, а?
– Нет, скоро дедушка вернётся. И бабушка сказала, что мы все поедем на лыжную базу. Мам, я хочу остаться с бабушкой и дедушкой, можно?
На глаза навернулись слёзы. С трудом успокоившись, я погладила дочь по спине, и сообщила ужасную новость:
– Лиз, дедушка сегодня утром умер.
– Не-ет. Мам, ну как ты такие вещи говоришь страшные? Конечно же, нет. С дедушкой всё хорошо, он приедет сегодня вечером, и мы будем кататься на лыжах. Мне бабушка обещала!
