Текст книги "Горизонтальная война – снимая маски (СИ)"
Автор книги: Есения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)
Три зала клуба отличались обстановкой и музыкой. В одном была спокойная, почти классическая, в другом – попсовая, а в этом зале, где отрабатывал вторую смену подряд Павел, играл тяжёлый рок. Завсегдатаи были под стать интерьеру, и тем сильнее отличался этот почти родной, но такой чужой в своём костюме от Армани чувак. Длинные, бледные пальцы бармена дрогнули, когда он представил в руке пряди чёрных и гладких как шёлк волос, что сейчас висели плетью вдоль спины «Господина Никто». В выборе прозвища клиент не был оригинален, и тем страннее смотрелась маска, закрывающая половину его породистого лица. Иногда, в свете ламп, Павел ловил на себе тёмный взгляд почти чёрных глаз. Но, скорей всего, это были линзы. Этот человек точно не хотел быть узнанным.
– Ваша комната готова, сэр, – слуга в одном переднике, и тонком ошейнике вынырнул из темноты коридора слева и, почтительно склонясь, передал в руки гостя пластиковую карточку.
Павел поморщился. Ещё бы чуть-чуть задержать этого холёного самца здесь, перед ним. Чтобы запомнить сводящий до дури аромат его тела и духов.
– Спасибо.
На барную стойку веером легли пятитысячные купюры. Господин Никто никогда не зажимал денег. Его чаевые превосходили стоимость напитков в несколько раз. Бармен знал почему. Это была плата за молчание, тишину и последующую уборку.
Сделав последний глоток, Борис промокнул губы салфеткой и пошёл в недра клуба, где скрывались «сады похоти и разврата». Здесь он мог сбросить напряжение, негатив и заставить своё тело слушаться ещё одну неделю. Но с каждым днём ему становилось всё тяжелее скрывать болезненную привязанность, которая из раза в раз толкала его на омерзительные, даже по его собственным меркам, поступки.
Длинный коридор был увит свежими цветами, запах которых перебивал все остальные ароматы, присущие этому месту. Последняя комната, в самом конце была обита железом. Здесь не было и не могло быть камер. Звуки не проникали сквозь толщу стен. Взявшись за круглую ручку, он мгновение помедлил и отворил дверь.
– Мой господин, – голый юноша потянулся и раздвинул ноги, – меня зовут...
– Сегодня ты – Глеб, – Борис закрыл дверь на ключ и положил карточку на столик у входа.
– Как пожелаете, господин, – молодой человек прикрыл на миг глаза, растягивая губы в сладострастной улыбке.
Молча стянув с себя костюм, Борис включил музыку и подошёл к стойке с игрушками. Возбуждение захватывало его всё больше. Внизу живота появилось томление, член подрагивал от напряжения, а сердце билось всё чаще, разгоняя по телу адреналин. Пробежавшись по тюбикам со смазкой, Борис выбрал нейтральный и закатил глаза, представляя, что именно сделает с этим суррогатом брата.
Да.
Под пальцами зашуршала обёртка презерватива, и Домогаров склонил голову набок, изучая тело новенького. Похож комплекцией и цветом волос, но и только. Что же, раз получить оригинал невозможно, он будет получать кайф от того, что есть.
В памяти вспыхнула ухмылка брата и вопрос. Определённо, – Борис стянул с крючка плеть и наручники, – он ревнует Глеба. Иногда даже сдохнуть хочется, но каждый раз слыша его голос , он сдаётся и продолжает эту сладкую и мучительную игру.
– Мой господин, – юноша игриво пошевелил бёдрами и приподнял их.
– Зови меня – брат, – склонился над ним Борис и провёл языком по шее.
– Брат...
– На этой неделе ты очень плохо себя вёл, любовь моя. За это тебя следует наказать... – Домогаров сбился и, шумно сглотнув, потянул замену на себя.
Глава 7
Утро понедельника началось с пробки и новостей. Сделав погромче, я сжала пальцами руль и чертыхнулась.
– С вами Марта и это *** новости. Сегодня нам стало известно, что в ночь с воскресенья на понедельник, в третьем реакторе атомной электростанции Фукусима-1 произошёл взрыв. После сильнейшего землетрясения в пятницу и последовавшей серии афтершоков, система охлаждения на Фукусима-1 и Фукусима-2 вышла из строя. Секретарь правительства Японии Юкио Эдано заявил о высокой степени опасности плавления топливных сборок на всех трёх реакторах. Чтобы избежать перегрева стержней, специалисты закачивают в реактор морскую воду.
Новости о погибших и пропавших продолжают поступать. На утро понедельника подтверждена гибель тысячи восьмисот человек, больше двух с половиной тысяч пропали без вести.
На фоне произошедшей катастрофы и новостях о взрывах, индекс Nikkei упал на десять процентов...
– Почему ты выключила? – спросил Ник, смотря в окно.
– Страшно. На фоне беды этих людей, мои собственные проблемы не стоят и выеденного яйца. – Набрав номер Николая Петровича, я повернулась: – Сегодня я заберу Лизу сама.
– Чего так? – Ник вскинул брови.
– Не хочу давать матери лишний повод манипулировать дочкой, – неохотно призналась, кусая губу.
В телефоне щёлкнуло и по машине поплыл мелодичный голос секретарши:
– Офис Николая Петровича Разумовского. Лика слушает.
– Лика, это Мелания Звягинцева. Соедини с шефом.
– Простите... ммм... Мелания Сергеевна, но Николая Петровича ещё нет на месте.
– Где он? – отрывисто бросила я, выруливая на правую полосу и подъезжая к остановке Ника.
– Он не сообщил. С пятницы Николая Петровича никто не видел.
– Ясно. Спасибо.
Отключившись, я остановила машину и поцеловала Никиту:
– С меня ужин, не задерживайся.
– Да брось, Мел, – вздохнул Ник. – Пошли куда-нибудь или закажем. Ты итак устаёшь.
– Нет, – выдохнула ему в губы, отстраняясь и заглядывая в глаза. – Мне это нужно. Просто семейный ужин, как у всех.
– Хорошо, – после некоторой заминки ответил он, чем несколько озадачил. – Я приеду, как только смогу.
– Спасибо. – Ещё раз чмокнув его в щёку, я дождалась пока салон машины опустеет и взвизгнув шинами, помчалась в офис.
Петрович никогда не опаздывает. Никогда.
Добравшись до работы только через полтора часа, я припарковалась и, пройдя сквозь вертушку входа, остановилась перед стойкой охраны:
– Здравствуйте. Пусть Иннокентий Васильевич зайдёт ко мне, кстати, – смерив охранника взглядом, я нахмурилась: – Не помню, чтобы вы у нас работали раньше. Новенький?
– Меня зовут Абдаллах, мем, – мужчина поднялся и неуклюже улыбнулся. – Я работаю вторую неделю.
– Абдаллах, меня зовут Мелания Сергеевна. Я генеральный директор. Вы подписывали внутренний устав?
– Нет ещё, мем, сегодня должен.
– Абдаллах, я понимаю, что ваш внешний вид – это отражение устоев общества, в котором вы выросли, но будьте любезны сбрить бороду. Посетители могут испугаться, – выдавив улыбку, я пошла к лифтам.
О чём только Меркулов думает?!
Нажав кнопку лифта, я прислонилась к противоположной стене, снимая шарф и поправляя причёску. В последний момент, между дверей просунулась мужская рука и задержала лифт.
– Простите.
Нахмурившись, я смотрела, как в лифт заходят двое мужчин в костюмах совершенно невзрачного вида. Обычные лица без каких-либо примечательных черт. Про таких говорят, что пройдёшь мимо и не вспомнишь. Серый цвет кожи, светлые волосы, упрямые подбородки и руки в перчатках. Один встал напротив дверей, закрыв мне обзор, а второй левее, почти вплотную ко мне. Чуть склонив голову, он шепнул:
– Доброе утро, Мелания Сергеевна. В ваших интересах вести себя естественно. Нам нужно многое обсудить.
Вздрогнув, я повернулась:
– Кто вы и что вам нужно?
– Поговорить. Пожалуйста, не создавайте лишних проблем ни себе, ни нам.
Тем временем лифт несся ввысь, мерно отсчитывая этажи. Когда над головой вспыхнула цифра семь, стальная коробка замерла и двери плавно разъехались в стороны. Длинный коридор в конце которого располагался кабинет отца, был пуст, секретарши не было. Вообще никого не было. Будто вымерли все. Ужасное ощущение.
– Я вызову охрану, – предупредила я, выйдя последней.
– Это было бы опрометчиво, Мелания Сергеевна. – Конвоир растянул губы в улыбке и приглашающе взмахнул рукой. – Нам известно, что вы воспитываете дочь. Девочка слишком мала, чтобы нести ответственность за ваши действия, не так ли?..
Шаги гулко разносились по длинной кишке коридора. Стены цвета осеннего неба давили, редкие лучи солнца, пробивающиеся сквозь тучи, светили в окна, разносясь по ним кляксами. Меня пустили вперёд, отставая всего на полшага. Руки давно мелко тряслись, а под тонкой кружевной блузкой стекал холодный пот. Дыхание замирало, в горле встал противный комок. Уже на подходе меня придержали за локоть.
– Сначала мы удостоверимся, что никто не сможет нас подслушать, – молчавший до сих пор незнакомец осторожно открыл дверь и вошёл внутрь, пока мы со вторым остались снаружи.
– Что вам от меня нужно? – снова повторила я вопрос, стараясь, чтобы голос не выдал страха, опутавшего меня липкими сетями.
– Поговорить.
– Чисто. Снял два жучка, – двери распахнулись, приглашая внутрь. Тот, что заходил первым, дождался пока мы войдём и встал в дверях, охраняя.
Кабинет отца остался в том же виде, в каком я оставила его в пятницу. Грубо усадив меня на стул, мужчина прошёл на место отца и сел, небрежно сдвигая бумаги на край. Следом его рука скользнула к выдвижным ящикам.
Проверяя их один за другим, он всё больше хмурился.
Я молчала.
– Где бумага с адресом? – он, наконец, подал голос.
– Какая? Здесь множество разных бумаг, на многих из них есть адреса, – я сцепила руки в замок, и откинулась на спинку. Нельзя показывать страх.
– Мелания Сергеевна, – как-то нервно хмыкнул мужчина, – вы же умная женщина. Давайте мы не будем тратить время на игры.
– Я понятия не имею, о чём вы говорите, – подняв глаза, я упёрлась взглядом в его подбородок.
– Листок бумаги с адресом и цифрами кода, – медленно и чётко проговорил он, поднимаясь. – Ну же, госпожа Звягинцева, вы же не хотите разделить судьбу отца?
Меня будто ледяной водой окатили. Смотря на обходившего стол мерзавца, я следила за его пальцами, которые скользили по столешнице. Он будто проверял, как хорошо выполняет свою работу уборщица. Каждое спокойное и размеренное движение было насквозь фальшивым.
– Это угроза? – вздохнув, я расслабилась и улыбнулась. – Господа, я даже не знаю кто вы, и что вам нужно, а мне уже дважды угрожали.
– Глеб Викторович предупреждал, что вы будете вести себя именно так, – не глядя на меня пробормотал он.
Глеб?
Волосы на затылке зашевелились. Неужели он послал своих псов, чтобы угрозой вынудить меня что-то сделать? Что за листок? Пока мужчина молча разглядывал рисунок дерева стола, я лихорадочно соображала, о чём может идти речь. В пятницу я была здесь с Николаем Петровичем, он ушёл раньше меня. Была ещё Люда, которая отдала мне записку отца, но там не было цифр. Перед глазами встал огрызок бумаги, который я нашла под стопкой бумаг. Но я его не забирала, он точно остался на столе, на самом видном месте.
– Вспомнили? – резко отодвинув меня, мужчина склонился и дыхнул ягодной жвачкой, которую до сих пор лениво перекатывал во рту.
– Если вы о маленьком листочке, то я оставляла его здесь, на столе, когда уходила в пятницу домой, – наконец, призналась я.
– Лжёшь, – рыкнул он, придавливая мои запястья к подлокотникам стула.
– Я не имею привычки лгать, – подняв голову, я встретилась с его глазами, на дне которых был … страх? Он боится? Но кого? Глеба?
– Если ты оставляла его здесь, – едва сдерживаясь, прошипел он, – то я сейчас его нашёл бы. Но на столе его нет. Значит, ты лжёшь. Нехорошо, Мелания Сергеевна, твоя дочь может пострадать.
– Не смейте угрожать Лизе, – медленно проговорила я, чувствуя, как в душе поднимается волна ненависти к Глебу. – Если с её головы упадёт хоть волос, если моя дочь хотя бы незначительно, но пострадает, вы мне за всё ответите. Так и передайте вашему хозяину. Убирайтесь вон, – прошептала я ему в лицо.
– Мы не уйдём, пока не получим бумагу, – мужчина оскалился.
– В таком случае, вы можете меня убить, – я расправила плечи и улыбнулась. – У меня нет вашей бумажки, видимо, кто-то украл её за выходные. – Но убить меня вы не можете, как и покалечить, ваш хозяин не простит этого, ведь так? – зная маниакальную страсть Глеба к контролю, я была уверена в том, что попала в точку.
По виску подонка сбежала капля пота. Сцепив зубы, он ещё несколько секунд вглядывался в моё лицо и выругавшись, отошёл. В этот момент со стороны коридора послышались голоса, среди которых я узнала начальника охраны Иннокентия Васильевича. Тот, что был перед дверью, запустил руку под пиджак.
– Не советую, – выдохнув, громко посоветовала я, благодаря провидение за помощь. – Начальник охраны в прошлом воевал, имеет чёрный пояс по дзюдо, и просто не любит таких как вы. Если не хотите проблем, то сделайте вид, что пришли просто побеседовать.
– Ты зарываешься, – вновь соскочил на ты цепной пёс Глеба. – Я могу заставить тебя пойти с нами.
– Попробуй.
– Твоя дочь...
– Это всё? – я склонила голову набок и облизнула губы. – Вы настолько жалки, что угрожаете ребёнку? Правда? У Глеба что, больше никаких козырей не осталось? Не бывать этому, можешь так и передать.
Трусливые подонки.
Голоса звучали всё ближе, Людочка и Меркулов обсуждали последние новости и смерть генерального. Сжав руку в кулак, тот, что стоял передо мной бросил быстрый взгляд на дверь и схватив меня за шею, привлёк к себе:
– У тебя остался последний шанс, малышка. Жаль портить такую шкурку. После всех своих выходок, ты ещё жива только потому, что до сих пор интересна ему. Как приз. Но стоит Глебу потерять этот интерес, и тобой займусь я.
Задохнувшись от ужаса, я распахнула глаза и открыла рот. Но мужчина уже прошёл к двери, и взялся за ручку:
– Мы скоро встретимся, госпожа Звягинцева. Можете не сомневаться.
Ха... едва они выскочили в коридор, мои ноги потеряли опору и некрасиво разъехались в стороны.
– Мелания Сергеевна! – Люда отвернула голову от спин нежданных гостей, и бросилась ко мне. – С вами всё в порядке? Вызвать охрану?
– Нет, – я мотнула головой и посмотрела на начальника охраны. – Иннокентий Васильевич, узнайте кто был в здании с пятницы по понедельник. Отследите передвижения каждого человека и покажите мне записи с камер этого этажа.
– Что-то случилось? – рука Меркулова, лежащая на ремне, дёрнулась в сторону рации.
– Случилось. Из этого кабинета пропал документ. Я должна знать, кто его украл. Николай Петрович ещё не приехал?
– Нет. – Светло-карие глаза Меркулова прошлись по мне с профессиональной цепкостью и остановились на запястьях.
Опустив голову, я заметила синие следы от пальцев и одёрнула рукава блузки. Не хватало ещё сплетен. Люда стояла рядом, не решаясь спросить, но я видела в больших, круглых карих глазах чуть навыкат неподдельный интерес.
– Люда, почему вы в чёрном? Что за платок на голове?
– Так траур, Мелания Сергеевна, – побледнев, ответила девушка.
– На работе не бывает траура, и вы не вдова, – отрезала я. – Наших клиентов не должны волновать внутренние проблемы компании и чья-то смерть. Мы все должны работать в прежнем режиме, это понятно? – строго спросила я.
– Д-да, – глаза секретарши наполнились слезами. Это грозило перерасти в нескончаемый поток.
– Мне нужны все рабочие планы отца, график встреч, вся деловая переписка. Оповести весь совет о скоропостижной смерти генерального директора, подготовь конференц-зал... – я постучала ногтем по лакированной поверхности стола и кивнула, – скажем, сегодня в пять часов вечера. Потом вспомнив об обещании, вздохнула: – Нет. Пожалуй, завтра в двенадцать будет удобно всем.
– Хорошо, госпожа директор, – всхлипнув, Люда открыла дверь и задержалась, буквально на долю секунды, но мне хватило этого, чтобы увидеть поджатые губы и наморщенный лоб.
Когда дверь тихо закрылась, и шаги секретарши стихли вдали, я встала и прошла к окну:
– Иннокентий Васильевич, что вам известно о Люде и её отношениях с моим отцом?
– Что вы, Мелания Сергеевна, – отвернулся в сторону Меркулов.
И будь я проклята, если он мне не врёт. Сколько ещё мне нужно узнать секретов, сколько змеиных гнёзд разворошить, прежде, чем я смогу нормально вздохнуть?
– Как давно? – просто спросила я, не оборачиваясь. Впрочем, в отражении мне были видны его бегающие глаза и пальцы, нервно теребившие воротник формы.
– Несколько месяцев уже, – наконец, признался Иннокентий.
– Кто ещё знает? – я старалась придать голосу безразличие, но видимо, мне плохо это удавалось, потому Меркулов стремительно подошёл.
– Вы не волнуйтесь, Мелания Сергеевна. Знаю только я, ну и сама Люда. Мария Александровна не в курсе, ваш отец... он не хотел причинять ей боль. – Слова старого вояки звучали по меньшей мере странно.
– Вам-то откуда знать? – устало спросила я, поворачиваясь и задирая голову, чтобы посмотреть ему в глаза.
– Я по долгу службы видел много разных людей, госпожа директор, – усмехнулся Иннокентий. – И поверьте старому человеку, Сергей Владленович был хорошим руководителем и нормальным мужиком. Люда была ему дорога, Мелания Сергеевна, но и жену он обидеть не хотел.
Пройдя к столу, я села в директорское кресло, покрутилась и включила компьютер:
– Вы слишком разговорчивы для своей должности, Иннокентий Васильевич. Иногда, молчание золото. Я надеюсь, что вы столь красноречивы только в моём обществе.
– Я вас понял, – вытянулся Меркулов. – Могу идти?
– Вы свободны, но отчёт мне нужен к обеду. Как только появится финансовый директор, пусть немедленно ко мне зайдёт.
Оставшись в одиночестве, я несколько минут бездумно смотрела на кипу бумаг и фотографию на столе отца.
– Чтоб тебя, старый дурак! О чём ты только думал, вовлекая девчонку в свои игры! – крикнула в сердцах и смахнула стеклянную рамку на пол. Пальцы нащупали кнопку телефона. Утопив пластмассовый кружок в корпус, я дождалась тихого «Да» и прошипела:
– В мой кабинет. Быстро!
Люда появилась через три минуты. Ровно столько потребовалось ей, чтобы открыть соседнюю дверь и доползти до отцовского кабинета. Сквозь матовое стекло я видела, как она нерешительно мнётся, но не утруждала себя тем, чтобы поторопить или подбодрить. Любовница отца, надо же. Да меня наизнанку выворачивало от мысли, что отец позволил себе шашни на работе.
– Можно? – стукнув несколько раз, Люда всё же открыла дверь и просунула голову внутрь, всё ещё страшась переступить порог.
– Проходи, садись, – кивнула я на стул, на котором недавно сидела сама, и нервно стукнула ручкой по столу.
Платок с головы она сняла, но вот это траурное выражение лица... бесит. Как будто она на самом деле что-то к нему чувствовала. Да что там может быть при такой разнице в возрасте и социальном статусе!.. Люда прошла мимо разбитой рамки, переступила через крошки стекла и села, смиренно сложив руки на коленях.
Бледная, едва дышащая от страха овечка. Да что она сможет противопоставить ЕЙ?!
– Как давно ты здесь работаешь? – начала я издалека.
– Второй год, Мелания Сергеевна, – прошелестела Люда.
Ей-богу, мне иногда кажется, что я гораздо старше, чем есть на самом деле. Ну почему все проблемы должна решать я? Чего проще было ноги не раздвигать?
– Как давно ты спишь... спала с отцом?
Поперхнувшись, она вылупила глаза и покраснела. И нечего так на меня смотреть. Сама виновата.
– Я задала вопрос.
– М-мелания Сергеевна, я... – она запнулась и замолчала, следя за движением ручки по бумажке, что попалась мне первой под руку. Кажется, это был договор.
– Я слушаю, Людмила.
– Четыре месяца, – всхлипнула она, вытирая глаза бумажным платочком.
– Совсем дура, да? – прошипела я не сдержавшись.
Так хотелось ей заехать, чтобы она, наконец, перестала таращиться своими коровьими глазами и начала думать головой. Вздрогнув, я сжала до боли ручку и продырявила нажатием бумагу, чиркнув по столу.
– Мелания Сергеевна, я... я правда не хотела, но ваш папа, он так ухаживал, он был таким хорошим, что я не смогла сопротивляться. Вы ведь женщина, должны понять, – расплакалась она.
– Женщина, а не потаскуха, – я скорчила гримасу и отвернулась. – Я никогда не позволяю себе лезть в чужую постель. Неужели, ты надеялась получить его деньги? Или развести его с матерью?
– Н-нет, никогда, – Люда отчаянно замотала головой. – Пожалуйста, Мелания Сергеевна, я никогда бы так не поступила с вами и Марией Александровной.
– И не поступишь. Ты уволена. И только попробуй кому-нибудь рассказать о вашей связи, я сделаю так, что ты не сможешь устроиться на работу ни в одну компанию.
– Пожалуйста, Мелания Сергеевна, – поток слёз усилился. В какой-то момент мне даже стало её жаль, но сцепив зубы, я затолкала это чувство очень глубоко и процедила: – Пошла вон. За расчётом придёшь завтра.
Люда побледнела и едва не упала со стула. Я было дёрнулась ей помочь, но вовремя себя осекла. Нельзя, иначе весь этот цирк окажется пустышкой. Ох, и сглупил отец, найдя утешительницу в лице этого ребёнка. Людке хоть и двадцать три, но в душе все восемнадцать. Сожрёт её мать и не подавится. Да ещё и искалечит самым извращённым способом.
Поёжившись, я вспомнила последнюю любовницу отца, о которой узнала мать. Нет, я конечно, её не выгораживаю, в конце концов, она должна была осознавать опасность ,переходя дорогу Марии Звягинцевой. Но то, как поступила с ней мать... врагу не пожелаешь такой судьбы. А уж этому ребёнку, а Люда мне такой и виделась, и подавно.
Задержав дыхание, я следила за тем, как эта девочка, сгорбившись словно древняя старуха, ползла к выходу. Она едва волочила ноги. Тёмные волосы рассыпались по спине, и солнце заиграло на них золотом. Прелестный ребёнок. Был.
Когда дверь кабинета в очередной раз была закрыта, я сжала виски и тяжело задышала. Мне нужно воздуха, немного воздуха. Никому нельзя верить, шпионы могут быть повсюду, даже Меркулов может им быть! И где этот чёртов Петрович?!
Глава 8
К одиннадцати я всерьёз забеспокоилась отсутствием Разумовского. Рабочий телефон молчал, мобильник был вне зоны действия, к домашнему никто не подходил, что было страннее всего. Жена Петровича домохозяйка, и если детей можно выловить только за пределами особняка, то Лилия почти никогда не выходила за пределы собственной гостиной.
На компьютере отыскались зашифрованные файлы, которые мне не удалось открыть. Вздохнув, я отодвинулась от стола вместе со стулом и поднялась. Большое помещение, служившие отцу многие годы вторым домом, было почти пустым. Несколько стеллажей с папками, большой шкаф с документами, кофейный стол с креслами у окна, и несколько картин на пустых стенах. За одной из них и был сейф.
Заперев кабинет, я прошла к картине и открыла её, уставившись на серую, глянцевую гладь стального короба. Пароль был известен только мне и отцу. В сейфе отец хранил все самые важные документы по фирме, некоторую сумму денег, которая обычно шла на оплату лояльности государственных служб и пистолет. Оружием он никогда не пользовался, но всегда держал его поблизости, как гарант собственной безопасности.
Набрав нужные цифры, я открыла дверцу и уставилась на ворох документов. Перетянутые резинками пачки денег были на месте, как и пистолет, но в документах кто-то рылся. Я оцепенела. Если хоть что-то пропало...
Пароль знали только мы с отцом, ещё в четверг всё было в порядке, я специально перед уходом проверила, в пятницу утром отец умер. Сомневаюсь, что перед этим он беспорядочно рылся в собственном сейфе, где знал каждую заклёпку и букву на документах.
Подушечки пальцев скользили по белым бумагам, испещрённым иероглифами и цифрами, латиницей и французским. Каждый документ нёс в себе баснословные деньги. Я быстро пробегала глазами по названиям и откладывала в сторону очередную стопку. Через несколько минут сердце забилось быстрее, и кровь опалила вены.
Завещание.
Пропало завещание отца. С размаху хлопнув дверцей, я стукнула кулаком по стене и прикрыла глаза. Вытерев тыльной стороной руки пот со лба, убрала всё на место и вернулась за стол. Растянув руки по столешнице, будто собиралась объять необъятное, упёрлась лбом в холодное дерево и завыла.
– Мелания, – в дверь громко постучали.
Мама.
Поднявшись как пьяная, я поправила одежду и спрятала синяки под рукавами. Нетерпеливый стук повторился. Бросив последний взгляд на вскрытый кем-то сейф, я залпом выпила стакан воды и закашлявшись пошла открывать.
– Проходи.
Мама стянула бархатные перчатки и размотав шёлковый шарф, прошла мимо, к кофейному столу. За ней в кабинет вошёл Домогаров. Сглотнув, я посторонилась и малодушно дёрнулась в сторону сейфа, где лежал пистолет. Странная парочка уселась в кресла. Сегодня на маме было тёмно-фиолетое платье с небольшим вырезом, маленькая шляпка в тон и золотая брошка-колибри над левой грудью. На столик лёг внушительный портфель.
– Боря, покажи Мелании наше предложение, – мама ласково потрепала Бориса по плечу, отчего у меня спёрло дыхание. – Не стой истуканом, Мелания, – резко сказала она. – У меня слишком много дел, я не могу тратить на тебя весь день. И где эта сука безродная?
– Какая сука? – нахмурилась я, усаживаясь напротив.
– Секретарша эта, – процедила мать.
Вовремя, значит.
– Я её уволила, мама, – я расслабленно откинулась на спинку, снисходительно наблюдая за Борисом.
Изумлённо вскинув тонкие брови, мама спросила:
– Отчего же?
– Она плохо справлялась со своими обязанностями.
– Молодец, – впервые услышав от неё похвалу, я даже не поверила сначала.
– Так зачем вы явились сюда. Вдвоём? – я всё же повернула разговор в нужное мне русло.
– Не буду ходить вокруг да около, – мама отвернулась к окну и пошевелила указательным пальцем.
Домогаров тут же щёлкнул замком портфеля, поворачивая его ко мне.
– Что это? – я уставилась на перетянутые резинками пачки денег.
– Твоя доля наследства, – маму передёрнуло, но она нашла в себе силы взглянуть на меня. И на том спасибо.
– Я не понимаю, – игнорируя Бориса, я смотрела ей в глаза, ища ответ.
– Понимаешь.
– Нет, мама. Я не понимаю, – раздельно повторила я.
– До чего же ты глупа, – фыркнула она. – Я хочу, чтобы ты взяла эти деньги и официально отказалась от наследства в мою пользу.
– Зачем?
– А это уже не твоё дело.
– Нет, пока ты не объяснишь мне причину столь странного, – я бросила взгляд на Бориса, который сегодня был одет в джинсы и свитер, – поведения. – В левом ухе братца Глеба блеснула серёжка.
– Я не собираюсь отчитываться перед тобой! – взвизгнула мать, враз теряя напускную аристократичность и интеллигентность.
– В таком случае, можешь это забрать, – я поднялась и пошла к рабочему столу. – У меня много работы, мама. Завтра будет внеочередное собрание Совета директоров. Как исполняющему обязанности директора мне предстоит очень много работы. Пожалуйста, уходи.
Подскочив, мама схватила пачку денег и швырнула в меня:
– Это твои единственные деньги, паршивка. Будь благодарной за мою щедрость. А насчёт этого места, – она обвела рукой кабинет и ухмыльнулась: – оно тебе не принадлежит. Я инициировала продажу акций.
– Что? – выронив стакан с водой на пол, который едва только успела взять, я повернулась и замирая от ужаса, прошептала: – Ты не могла так поступить. Эта компания – всё что осталось от отца. Ты не имеешь права, в конце концов. Встреча с адвокатом только в четверг, ты не вступала в права наследования...
– О! – она перешагнула через упавший шарфик и пошла на меня: – Ещё как имею. Видишь ли, дорогая, незадолго до своей весьма удачной смерти, Сергей собирался со мной развестись, в качестве отступных мне были предложены акции «Мерис».
– Нет, – я оперлась рукой на стол тяжело дыша. – Невозможно...
– Его смерть оказалась мне на руку, – хмыкнула мать, вглядываясь в моё лицо. Она будто наслаждалась каждой обронённой слезой. – Развестись мы не успели, как и подать заявление, а это значит, что я по-прежнему хозяйка поместья и наследница первой очереди. Так как ты уже давно совершеннолетняя и не нуждаешься в опеке, то получить свою долю можешь только по завещанию. Именно поэтому я и приехала сегодня. Эти деньги – всё, на что ты можешь рассчитывать.
Где-то между рёбрами закололо. Боль толчками выбивала воздух из лёгких, пожирала единственное усилие – не поддаваться на провокацию. Не дать себя растоптать.
Я слышала собственный пульс ушах. В голове роились сотни вопросов, но главный – как отец мог так поступить? Нет, я не рассчитывала на наследство, но, отдав компанию матери, он закрыл мне путь в директорское кресло. Значит, его записка ложь.
– Ты лжёшь, – сдавленно отрезала я.
Вспотевшая ладонь не давала, как следует опереться. Я качнулась назад, ища опору для спины. На пол слетели ручки с карандашами, которые я зацепила в попытках не упасть.
– Да больно надо, – фыркнула мать, довольная произведённым эффектом.
Опустив голову, я дышала через раз, делая глубокие вдохи. Маленькая туфелька с острым носом надавила на вставший ребром осколок рамки. На моих глазах мать продырявила отцовское фото. Скотский жест. Прямо сейчас она давала понять, что защиты больше нет и не будет.
Моя жизнь в один момент сломалась так же легко, как стеклянная рамка.
– Кому ты продаёшь компанию? – выдавила я, смотря в пол.
– Глебу.
Это конец.
– Милая, – мать вытерла солёную каплю на моей щеке и мягко улыбнулась. – Твой единственный шанс остаться в «Мерис» – выйти за Глеба замуж.
– Зачем ты так со мной, мама?.. – слёзы покатились одна за другой.
– Ну, кто-то же должен ответить за годы моих страданий, – ответила она, увещевая как маленького ребёнка. – Теперь у тебя есть чем заняться, не так ли? – она поправила воротничок моей блузки, слишком сильно натянув ткань. – И Лизоньке нужна спокойная обстановка, а ты слишком нервная, – узкие ладошки скользнули по моим плечам, стряхивая невидимую пыль. – Как женщина женщине – забирай деньги и уезжай. Или выходи за Глеба. Он с ума по тебе сходит уже много лет. А за Лизу не волнуйся, я воспитаю из неё настоящую леди. Прекрасную, умную, независимую женщину.
В этот момент в голове щёлкнуло. Разум затуманила чудовищная волна ненависти и бессилия. Сбросив её руки, я размахнулась и ударила, что было сил. Из-за разницы в росте и комплекции мама упала на пол, прямо на битое стекло. Держась за покрасневшую щеку, она смотрела на меня снизу вверх. Именно в этот момент она перешла ту невидимую черту, что держала её от края, но я этого ещё не знала.
– Ненавижу тебя, лицемерная тварь, – выплюнула я в лицо той, что меня родила. – Лучше бы вместо отца сдохла ты! Ты никогда, никогда не получишь Лизу! Убирайся и деньги свои забери, мне от тебя ничего не нужно!
Молчавший до этого Борис медленно подошёл к матери и помог ей подняться. Отряхнув её юбку от стекла, и вытащив осколок из рукава, он повёл теперь уже чужую мне женщину к выходу, прихватив портфель.
Отдышавшись, я посмотрела на устроенный мной бардак и поёжилась. Бог мой, что на меня нашло? Прижав ладонь ко лбу, я дышала, стараясь забыть взгляд матери. Но получалось паршиво. Никогда прежде я не испытывала такой ненависти к кому бы то ни было. Что ж, сама виновата. Давно пора было признать, что матерью мне Мария Звягинцева быть не хотела. И всё же... какая никакая, а она мать. Но всё внутри сопротивлялось. Нервы сдавали.
