Текст книги ""Душа человека" (СИ)"
Автор книги: ellie_hell
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)
Узнав крики сестры, Джон с горячностью обхватил ладонями лицо Шерлока и посмотрел ему прямо в глаза.
– Пожалуйста, Шерлок, пожалуйста, ничего не делай. Оставайся здесь. Все будет хорошо, – сказал он, а потом вышел, прикрыв за собой дверь в маленькую библиотеку.
Как только Джон ушел, Шерлок встал и прислонил ухо к двери, чтобы услышать, что происходит в соседней комнате. Судя по всему, Гарри была в истерике. Шерлок слышал, как она выкрикивала, что Джон не послушался, обманул ее, выставил дураком самого себя и опозорил доброе имя Уотсонов.
С грохотом опрокинулся стол, Шерлок слышал, как с него со стуком посыпались разные предметы. Подумав о разъяренной охотнице и о том, как много в соседней комнате оружия и как легко его взять, Шерлок вообразил себе самое худшее и, позабыв все наставления Джона, он ворвался в охотничий зал.
Гарри Уотсон барабанила кулаками по груди брата, выкрикивала оскорбления, а он, гораздо выше и сильнее, смотрел на нее непроницаемым взглядом. Вдруг Джон заметил Шерлока, и от открытого предчувствия беды глаза его полыхнули огнем. Гарри заметила это, обернулась и увидела Шерлока.
– Я так и знала! – взревела она, делая несколько шагов к Шерлоку.
Джон отреагировал мгновенно, вышел вперед и стал между Гарри и Шерлоком, устремив на того тяжелый укоряющий взор. Втайне Шерлок всегда мечтал о таком моменте, он надеялся, что ему представится шанс выплеснуть весь свой гнев прямо в лицо жестокой сестры Джона. Он хотел назвать ее тюремщиком и мучительницей, заставить ее оставить брата в покое, разрушить образ зверя, который она сама же в первую очередь и создала, пряча его от всех и осыпая презрением и позором. Но сейчас, в этом огромном зале, где, казалось, на тебя смотрят убитые животные, лицом к лицу с укоризненными глазами Джона, столкнувшись с ненавистью Гарри, Шерлок почувствовал себя невероятно маленьким и беззащитным. От беспомощности он словно прирос к месту.
Гарри не решилась идти наперекор брату и издали с презрением оглядывала Шерлока. Она даже не заметила, какие серые у него, цвета зимнего метельного неба, глаза, какие они молящие и печальные, как они смотрят на ее брата. Но она заметила и прочла в глазах Джона то, чего всегда опасалась.
Ее брат влюбился. Влюбился – это было именно то, чего она боялась с тех самых пор, как его ранили. То, чего она всеми силами пыталась избежать, пряча Джона от всех, то, что по ее мнению, было абсурдно. Ни один мужчина и ни одна женщина никогда не смогли бы полюбить настолько изуродованного человека – уродство и любовь несовместимы.
– Посмотри на него! – рявкнула Гарри, обращаясь к Шерлоку. – Его глаза говорят красноречивее всяких слов, просто посмотри!
Шерлок не мог пошевелиться. За всю жизнь на него бесчисленное количество раз кричали, высмеивали, отпускали по поводу него саркастические, насмешливые и злые замечания, но никто никогда не смотрел на него с такой ненавистью.
– Он тебя любит! – закричала Гарри. – Влюблен в тебя, как дурак. Так же, как твой отец любил твою мать, бесчувственную шлюху! И так же, как ты любил ее. Но ты умный, гораздо умнее ее. Ты соблазнил богача…
Она выкрикивала что-то еще, но Шерлок больше не слышал ее – в шуме стука собственного сердца потонули все остальные звуки. У него закружилась голова, его затошнило, но он понял одно – что Джон любит его, и, натолкнувшись на взгляд голубых глаз друга, не увидел в них опровержения этому.
Джон подошел чуть ближе. Он не мог выносить, что Шерлок так расстроен и потерян, но был не в силах заставить замолчать свою сестру. И он не мог отрицать, что влюблен в Шерлока. Да, он любил его, с тех самых пор, как впервые привел его на Остров Влюбленных, как впервые вызвал улыбку на этих пухлых губах, как узнал этот гениальный ум, услышал глубокий голос и, наконец, почувствовал тепло тысячи солнц на его коже. Джон знал, что влюблен в Шерлока. Он был уверен в этом, как ни в чем другом.
Но ведь Джон обещал себе никогда не влюбляться. Шансы, что кто-нибудь ответит на его чувства, были ничтожно малы. Клара любила его даже изуродованного, но она была родственницей и к тому же полюбила его еще до ранения. Как он мог надеяться, что кто-то ответит ему взаимностью, как мог показаться какому-то незнакомцу, если даже его родная сестра приняла его с отвращением. Он утешался, думая о хитросплетениях событий – радостных и печальных – скрытых на страницах, заключенных в кожаные переплеты. Но чему быть, тому не миновать: Джон был заинтригован после первого столкновения с Шерлоком, когда они прятались от Гарри, а после того, как они обменивались записками, подсовывая их под дверью, он увлекся. А с их первой настоящей встречи он влюбился. Влюбился в странного одинокого молодого человека из Парусной Бухты.
Сначала он пытался убедить себя, что все это не по-настоящему. Шерлок был такой исключительный и уникальный, любить его значило все равно, что любить эльфа. Потом Джон придумал игру, охоту за сокровищами, и отвел на нее десять встреч. Он не мог показать Шерлоку свое лицо, но хотел показать мир своими глазами. Джон мечтал наслаждаться чудесным обществом Шерлока десять встреч, а потом вернуться к обыденной жизни, наполненный воспоминаниями, образами и чувствами, но в какой-то момент он понял, что ему невыносима мысль жить дальше без Шерлока.
Вот так Джон и придумал десятое сокровище, самое совершенное. Если бы Шерлоку не стало скучно с ним, если бы он захотел продолжать дружить, десятое сокровище распахнуло бы двери в бесконечный мир. Джон стал бы читать другу, страницу за страницей. В Пещере Фей, или на границе Солёного Болота, среди гагачьих гнезд, в открытом море, на скалах у Мыса Ярости или на другом конце земли. Теперь у них больше нет выбора, их история закончена, но если он не хотел расставаться вот так, не хотел разбивать Шерлоку сердце, он должен был убедить его не слушать полных ненависти слов Гарри. Потом, когда всё это закончится, он будет нежно шептать Шерлоку на ухо, окружит его любовью, исцелит словами.
– Посмотри на него! Он любит тебя!
Ее голос дрожал от гнева, глаза впились в Шерлока, как кинжалы.
– Посмотри на него и скажи, что ты его любишь. Его, Зверя. Скажи ему, что ты обольстил его не потому, что он так богат, что может купить весь этот городишко!
– Нет, я… – только и сумел выдавить из себя Шерлок.
– Ты ошибаешься! Его наследство больше, чем ты даже можешь себе вообразить. А теперь скажи мне, что тебя интересует лицо моего брата, а не его деньги.
Шерлок попытался снова что-то сказать, но безуспешно. Он чувствовал себя в ловушке, барахтающимся в таком безумии, которого прежде не знал – ему казалось, что он в нем тонет. Он никогда не сталкивался с таким потоком презрения, никогда не представлял, сколько желчи может таиться в женском сердце. Шерлок оцепенел. И пока он пытался понять, чем так сбит с толку, он опять услышал тот же самый настойчивый крик Гарри:
– Посмотри на него!
Шерлок посмотрел на Джона. Гарри Уотсон протянула руку к брату и одним злым движением сорвала с него маску.
Настала ужасающая тишина. Джон смотрел на Шерлока, Шерлок смотрел на Джона. Он видел ямки, развороченную плоть, провал на том месте, где положено быть щеке и изъеденный нос. Все вместе это выглядело даже хуже, чем он себе представлял.
Но посреди такого уродства были глаза. Две великолепные синие сферы, красивые и опустошенные. Над всеми ранами, без заслоняющей их маски, они не просто беспокойно моргали; они все ширились, ширились, пока не затопили всё лицо, пока Шерлок не стал видеть ничего иного, кроме густо-синего шелка, темного бархата и мерцающего моря.
И было слишком много ощущений (Джон), чувств (Джон), и в мозгу Шерлока вертелось только одно (Джон). Гарри истерически хохотала (Джон), охотничьи трофеи глазели на них (Джон), и он почему-то слышал и их хохот (Джон). Это должно было прекратиться, глаза Джона были устремлены на него (Джон), пожирали его (Джон). И он все еще чувствовал, как кровь леденит ненависть Гарри (Джон).
Это слишком.
Шерлок закрыл глаза и опустил голову.
Как только человек, которого он любил, отвел взгляд от его изуродованного лица, мир Джона рухнул. Сердце его было разбито.
– Уходи, – сказал он грубо, его голос по сравнению с воплями Гарри прозвучал как шепот, но это было даже хуже. – Уходи и не возвращайся, я никогда больше не хочу тебя видеть.
Пока Шерлок не опомнился, Гарри схватила его за плечо и развернула, выталкивая из комнаты, дальше в коридор и, наконец, за дверь, которая с грохотом захлопнулась за ним.
========== Глава 16 ==========
Пока на дворе бушевала неистовая вьюга, миссис Тернер, тихо напевая себе под нос, мыла посуду. Это была часть ее ежедневного распорядка, закончив с посудой, она хотела отнести чай Себастьяну и Джиму в гостиную, а после уж готовиться ко сну. Она удивилась, когда-то кто-то постучал в дверь – к ним редко заходили гости, а если и заходили, то никогда так поздно. Положив полотенце для посуды на стол и вытерев руки о передник, миссис Тернер пошла открывать дверь.
Отворив, она изумленно застыла. На крыльце стоял Шерлок, весь в снегу, с бешеными глазами и посиневшими от холода губами. Казалось, будто его принесло сюда самим снежным вихрем.
– Мистер Холмс! – воскликнула миссис Тернер. – На вас нет пальто, что случилось?
Он не ответил. Путь от поместья Уотсонов был не близкий, но он даже не почувствовал ни свирепого ветра, продувающего сквозь одежду, ни льдистого снега, постоянно хлещущего в лицо. Он шел будто в дурном сне, не замечая ничего вокруг, целиком сосредоточившись только на том, чтобы идти вперед, невзирая на боль. Он упорно шел, шаг за шагом, не обращая внимания на то, что все самые кровожадные чудища из всех лесов всего мира навалились на него и грызли его внутренности.
Не зная, что делать, миссис Тернер решила провести молодого человека в гостиную, где недавно растопили камин. Наверное, Джим или Себастьян придумают, как поступить. Она открыла дверь, и оба супруга подняли головы. Они сидели на диване, Себастьян облокотился на подлокотник и обнял Джима, который сидел между его раздвинутых ног, держа в одной руке книгу, а другой поглаживая мужа по бедру. Увидев их, Шерлок издал тихий всхлип, напоминающий рыдание, и упал на пол.
Себастьян, как самый сильный, поднял Шерлока и понес наверх, в спальню для гостей, где осторожно положил на кровать, снял мокрую одежду, чтобы он не заболел, и укрыл его, дрожащего, несколькими одеялами.
Шерлок несколько дней провел в маленькой спальне, борясь с жестокой лихорадкой и невидимыми врагами. Порой он кричал так, будто его заживо клевала стая чаек. Тогда он просыпался и садился в постели – силы у него бралась от тоски и подпитывались тоской.
– Посмотри на него, посмотри на него! – испуганно кричал он одно и то же.
Он отказывался от еды. Грегори, который от Джима узнал о состоянии своего друга, приходил каждый день и приносил любимые лакомства Шерлока, которые специально для него приготовила Сара, но все было впустую. На третий день Моран пригласил доктора, он прописал горчичники и припарки из камфары, но они уже и без того ставили их много раз, и без видимого эффекта.
На четвертый день Шерлок по-прежнему был слаб и вял. Марта, которая только что вернулась из Римоуски, долго сидела у постели племянника. Она понимала, что у Шерлока выбили почву из-под ног, что он чахнет в холодной и мрачной темнице, что весь свет покинул его тело. Потом она встала и подошла к окну, посмотрев в ночное небо.
– Полярная Звезда сегодня бледнее, как и в предыдущие несколько ночей. Думаю, где-то на Еловом Мысе случилось нечто столь ужасное, что даже звезды растеряли часть своего света.
Грегори, Себастьян и Джим пытались успокоить Шерлока, рассказывая ему, что все будет хорошо, что они надеются – скоро он к ним вернется. Марта понимала, что она должна войти в ту келью, в которой прятался Шерлок, и прорубить из нее дорогу к свету. Другого выхода не было.
– Раз такое случилось с самим небом, наверное, это было что-то по-настоящему страшное, да, дорогой? То, отчего больно дышать, то, что лишает всех сил. Я уже переживала такое, я знаю, как это больно. Ты каждый день просыпаешься с развороченной грудной клеткой, раздавленными легкими и лопнувшим сердцем. Я знаю.
Шерлок смотрел на тетю и слушал ее, затаив дыхание. Он впитывал ее слова, как заблудившийся в пустыне припадает к воде.
– Кажется, ничто не сможет утихомирить боль, что ты обречен выносить ее день за днем, и мысль об этом невыносимо ужасна.
Она помолчала мгновение, но Шерлок, не отрываясь, смотрел на ее доброе лицо.
– Для некоторых людей так всё и заканчивается. Но, тем не менее, некоторые обращают лицо к небу. Чудом или по ошибке, неважно. Им кажется, что они уже наполовину завязли в трясине, они молятся, они надеются, чтобы побыстрее засосало и другую половину. А потом внезапно они смотрят вверх и видят, что небо, темное, как волчья пасть, усеяно звездами. Сотнями, сотнями крошечных поблескивающих и мерцающих серебристых глаз.
Она медленно отошла от окна, но не села, как раньше, возле Шерлока. Уходя, она посмотрела на него и улыбнулась ему полной надежды улыбкой.
– Только тебе решать, дорогой. Можешь оставаться на дне или посмотреть вверх. Пока ты думаешь, я буду ждать тебя дома и надеяться, что ты выберешь путь вверх и вернешься ко мне.
В эту ночь Шерлока немного отпустила тревога, мучавшая его изо дня в день. На следующее утро он выпил овощного бульона, принесенного Мориарти, и съел несколько кусочков хлеба. Потом он снова на несколько часов уснул, и лихорадка его отпустила.
На следующий день выпала суббота, у Грегори был выходной, и он весь день провел у постели друга, который в немного сжатом виде изложил ему то, что произошло в усадьбе Уотсонов. Шерлок умолчал о своем желании, о поцелуе, о тепле губ Джона на его губах, потому что не знал, как со всем этим разобраться и как облечь в словах то, что чувствовал. Но он рассказал Грегори всё о ярости Гарри и ее уничтожающих словах.
– Он подумал, что мне противно, – рассказывал Шерлок другу, – что меня напугало его лицо. Но это не так. Я не мог пошевелиться, всё это было слишком. От непрекращающихся криков Гарри и ее полных ненависти слов я просто оцепенел. Меня потрясло, сколько злобы и отвращения было в ее лице, когда она сорвала с него маску.
– Насколько там было всё ужасно? – спросил Грегори.
Он еще не свыкся с тем, насколько Шерлоку было плохо, и потому чувствовал себя немного неловко, но он часто обнаруживал, что разговор о проблеме помогает с ней справиться, и потому старался помочь своему другу и разговорить его.
– Я видел рытвины и зажившие рваные раны, это выглядело по-настоящему ужасно. Но в то же время, всё было не так уж ужасно, потому что я видел только его глаза. Мне казалось, я смотрю на страшное грозовое небо, прямо посреди которого сияет солнце. И я видел только это солнце.
Раньше Шерлок не говорил метафорами. А все из-за Джона и его прекрасных сокровищ. Из-за Джона, который показал ему прежде уже виденные вещи, но научил смотреть на них совершенно другими глазами. Джона, который слышал, как его растоптали, подумал Шерлок, и сглотнул ком в горле.
В тот же день Шерлок вернулся домой, но первые несколько дней он никуда не выходил, лежал, свернувшись калачиком, под пристальным осуждающим взглядом черепа. Через неделю, в следующее воскресенье, Марта убедила его сопровождать ее на воскресный обед к Лейстредам. Сара теперь была официальным членом клана Лейстредов, и Молли тоже, и в первый раз к обеду пригласили Морана и Мориарти, которые так помогли Шерлоку и были так добры к нему.
Обед удался на славу; миссис Лейстред приготовила любимый десерт Шерлока, мистер Лейстред откупорил одну и лучших своих бутылок вина. Велись приятные разговоры, но Шерлок, как всегда, держался особняком, лишь изредка бросая насмешливые взгляды на Молли, болтавшую без умолку, и, причем, такую чепуху, от которой Шерлок всегда был готов съесть собственную голову. Однако в тот вечер, казалось, он слушал Молли. Сара, конечно, заметила это и взволнованно толкнула локтем своего мужа, но Грегори и сам быстро всё понял и обеспокоенно наблюдал за разворачивающейся сценой. Он видел на лице Шерлока то же самое выражение, с которым тот говорил о препарировании животных – было понятно, что его интерес к Молли добром не кончится.
***
На неделе Салли Донован поспешно уехала в Квебек. Поговаривали, что одна из ее тетушек многодетная мать, тяжело заболела, и Салли поехала ей помочь.
– Поездка может затянуться на несколько месяцев, – говорила мать Салли всем, кто попадался под руку, – моя сестрица никогда не отличалась крепким здоровьем, ей повезло иметь такую преданную и отважную племянницу, ибо ее дети невыносимы.
Как только Салли с матерью, которая должна была помочь ей устроиться, уехала, в лавку явился Джонатан Андерсон со своей версией событий.
– Салли беременна, – доверительно сообщил он одному из своих соседей, но достаточно громко, так, чтобы слышали все, кто находился в магазине. – Ее родители не хотят, чтобы люди увидели, как ее разнесет, так что она будет прятаться в Квебеке, пока снова не обретет нормальную фигуру.
Это заявление поразило всех, кто находился в лавке, люди немедленно начали шептаться. Воодушевленный, Андерсон заявил, что когда лодку Салли бурей отнесло в Восточную Березовую Бухту, на нее напал Зверь. Он также утверждал, что первым обнаружил Салли и проводил ее домой.
– Ее юбка была порвана, волосы растрепались, она была вне себя. Зверь настоящий бессердечный дикарь без стыда и совести. Будь я отцом Салли, я бы пожаловался властям, но он, наверное, просто не хочет портить дочери репутацию.
Грегори стало противно. Больше всего ему хотелось уличить Андерсона в наглой лжи, но, сказав хоть слово, он предал бы Шерлока. Потому-то Грегори и оставался внешне спокойным, но не мог не высказать своего мнения.
– Но ведь то, что ты говоришь, уже неизбежно вредит репутации Донован.
Андерсон пожал плечами.
– В конце концов, правда всегда выходит наружу, а я просто ускоряю этот процесс. Я надеюсь, что это убережет других бедных девушек от домогательств Зверя, и, может быть, вдохновит мужчин на то, чтобы покончить с ним раз и навсегда.
– Ты прав только в одном, Андерсон, – сказал напоследок Грегори, – правда всегда выходит наружу.
Грегори пообещал себе, что будет сообщать Шерлоку обо всех сплетнях, которые Андерсон распускает по городу; теперь он просто ждал подходящего момента. Такой момент представился десять дней спустя, когда в лавку пришла Гарри Уотсон. Она возвращалась из поездки, в которую отправилась, чтобы установить деловые контакты с охотниками на тюленей. Ее брат прятался от мира еще тщательнее, чем раньше, а она часто посещала самую оживленную часть города и тут услышала, в чем обвиняют Джона.
Войдя в лавку, она села за шахматный стол, за которым за годы их дружбы сыграли не одну партию Шерлок и Грегори. Из кармана она вытащила флягу с виски и предложила всем, кто был в магазине. Оставалось несколько недель до Рождества, до поста было еще далеко, так что большинство горожан выпили по глотку. Как только фляга вернулась к Гарри, она сделала большой глоток, откашлялась и заговорила.
– Мой брат урод, но не слепец, – с горечью сказала Гарри, – он никогда бы не заинтересовался такой девушкой, как Салли Донован. Если бы он так сильно хотел, то нашел бы себе кого-нибудь на пару ночей. Кое-кого поумнее, чем шлюха, которая сбежала в Квебек, потому что не знала, как трахаться и не забеременеть.
Если бы здесь присутствовал священник, он тут же бы рухнул замертво. Все в магазине были ошеломлены, но не говорили ни слова, желая увидеть, как далеко заведут Гарри ее возмутительные речи. Напряжение почти физически ощутимо висело в воздухе; сам дьявол, реши он сейчас зайти в лавку, вызвал бы меньший переполох.
– Моего брата не в чем обвинять, кроме как в наивности. Он почти угодил в сети жадной до денег вертихвостки, – продолжила Гарри, ее голос был пропитан гневом, будто ядом.
– А есть люди, гораздо более опасные, чем Салли Донован; они чуют богатство, они подбираются к нему, пока не вонзят зубы в свою добычу. Этот ублюдок Холмс сделал все, чтобы обольстить моего брата, но я успела схватить его, пока не стало слишком поздно, и если он еще вздумает виться вокруг брата, я застрелю его быстрее, чем неповоротливого тюленя.
– Успокойся, Гарри, – вскричал лоцман. – То, что ты говоришь, это серьезно! Если с Холмсом что-то случится, первой заподозрят тебя. А вообще это не наше дело, даже если он бродит вокруг твоих земель, хотя я бы очень сильно этому удивился. Всем известно, что Молли Хупер по уши в него влюблена, ему стоит только пальцами щелкнуть, и она тут же примчится. А кроме того, если он похож на свою тетушку, миссис Хадсон, твое богатство его не интересует.
– Правда? – заорала Гарри. – Значит, в тот день, когда я застукала его запертым в маленькой библиотеке с моим братцем, я бредила? И мой самый верный слуга, который, в конце концов, признался, что Холмс тайно виделся с моим братом несколько месяцев, в любое время дня и ночи, тоже псих?
Посетители лавки были шокированы, и Грегори решил, что настало время рассказать Шерлоку все те ужасные вещи, что болтают по городу о нем и Джоне. Лейстреду было противно от мысли, что придется это сделать, но он хотел, чтобы Шерлок услышал это именно от него и только от него. И Грегори отправился в Парусную Бухту, где и обнаружил Шерлока: тот сидел на сугробе, завернувшись в несколько тяжелых шерстяных одеял наистраннейшего оранжевого цвета. Он невидящими глазами смотрел на замерзшее море, полностью погруженный в свои мысли. На губах у него играла легкая улыбка – Грегори не видел, чтобы Шерлок улыбался с тех пор, как его изгнали из поместья Уотсонов. Теперь его серые глаза почти всегда омрачала пустота. Грегори часто пытался разговорить его, помочь выбраться из депрессии, но все усилия были тщетны, и они почти всегда заканчивали играть в шахматы в молчании. Грегори подошел к Шерлоку и молча сел рядом, стараясь не нарушить очарование.
– Я видел большую хищную птицу, похожую на тех, что выкармливал Джон, – вялым голосом произнес Шерлок, не оборачиваясь к другу. – Ты когда-нибудь замечал, что эти птицы летают выше, чем все остальные? И кажутся более уверенными.
Грегори не хотелось говорить ни о чем, кроме птиц, неба и ветра. Но вместо этого он рассказал Шерлоку о сплетнях, которые распускает Андерсон и о том, как на них отреагировала Гарри Уотсон, обвинив Шерлока в покушении на их богатство. Шерлок слушал, не двигаясь. Сначала Грегори испугался, что его друг опять затаился в тайной темной келье, далеко от окружающего мира, но, взглянув на него, он увидел капельку на губе. Шерлок не сказал ни слова, и внешне казался таким же спокойным, каким и был, но он так прикусил нижнюю губу, что пошла кровь.
– Что ты обо всем этом думаешь? – спросил Грегори.
– Гарри кричала: «Посмотри на него! Посмотри!» Я посмотрел, и увидел это в его глазах. Это была правда; он любил меня. Можешь себе представить? Он любил меня, – сказал Шерлок ровным, безразличным тоном.
– А потом он меня возненавидел, – добавил он после некоторого раздумья.
Он на секунду замолчал, глядя в небо. Грегори боялся, что друг больше не станет изливать ему душу. Однако Шерлок снова заговорил.
– Я много об этом думал. Теперь я понял, почему Джон решил слушаться приказаний сестры, почему предпочел жить и прятаться, даже если маска и без того все прячет. Понимаешь, ведь так трудно найти какую-то опору, найти счастье, когда воспоминания о людском отвращении и воплях так свежи. Постепенно он научился не чувствовать себя одиноким среди животных, растений, звезд – так же, как герои, обитающие в его книжках. С ними он, наконец, почувствовал себя человеком, живым. Он забывал о своем изуродованном лице. Так было, пока я все не разрушил.
Грегори хотел что-то возразить, но Шерлок оборвал его.
– Когда я закрыл глаза, то заставил его поверить, что он был никем иным, как отвратительным чудовищем, что даже самая крепкая дружба рухнет от ужаса, который он внушает. Я самым жестоким образом напомнил ему о том, что было под маской, о том, о чем он нашел столько способов забыть до того, как я вторгся в его жизнь и все испортил.
Грегори неуклюже обнял Шерлока за плечи, надеясь его утешить. Но Шерлок, кажется, даже не заметил этого жеста.
– Сестра Джона сравнила меня с моей матерью и была права; все, что делала моя мать – только портила жизнь отцу. Теперь я все понял, и позабочусь о том, чтобы больше никому не досаждать.
Что-то в тоне Шерлока заставило Грегори вздрогнуть, внутренности сжал неприятный спазм. Казалось, Шерлок дал какую-то серьезную клятву, и Грегори задумался, что же это была за клятва. Ясно было одно – она не сулила ничего хорошего.
========== Глава 17 ==========
В Сочельник Шерлок сопровождал свою тетушку в церковь. Согласно их уговору она не докучала ему с религией и посещением церкви весь год, до самого Рождества, а уж в Сочельник он шел с ней к мессе. Шерлок всегда безумно скучал на мессе, но в этот раз он словно оцепенел и радовался такой бесчувственности. По крайней мере, он ни о чем не думал, ему было не больно.
Священник без умолку вещал о том, как важно подготовить свои сердца к великому таинству рождения младенца Иисуса. Он также добавил, что в этот праздничный день каждому надо быть начеку, особенно если он сталкивается с молодыми людьми, сеющими грех.
– Кто из вас знал, что некто, присутствующий здесь, тайно видится с другим мужчиной? – спросил он, вперив безжалостный взгляд в прихожан. – С чужаком, лицо которого отмечено самим Дьяволом? Но мы должны разобраться, чья же тут вина? Зверя, который руководствуется своими инстинктами, или человека, который их разжигает, толкает на путь плотских искушений, похоти и греха?
В церкви повисла ужасающая тишина, а потом по рядам пронесся шепоток одобрения. Неизбежно все как один повернули головы, чтобы посмотреть на Шерлока и миссис Хадсон. Несколько скамеек отсело от них, а Сара сжала руку мужа, предупреждая его не выходить из себя и не устраивать сцен. Марта сначала взяла Шерлока за руку, но потом выпустила ее, встала и пошла сквозь все «ахи» и «охи», издаваемые горожанами. С безупречно прямой спиной, она прошла по центральному проходу к алтарю, преклонила перед ним колена и, не говоря ни слова, вышла из церкви.
Шерлок не двинулся с места. Он вынес слова священника, ничем не выдав того, что творилось в душе, но всё его тело одеревенело, а глаза застилала влага. Когда тетушка ушла, он не пошел за ней. Уход Марты стал ее формой протеста и способом отрицания всех названных священником грехов, но поведение Шерлока в глазах прихожан было похоже на молчаливое признание.
Но Грегори, как никто другой, знал: его друг сломлен.
В этот же вечер Себастьян Моран и Джим Мориарти давали рождественский прием, на который пригласили самых близких друзей. Шерлока после мессы никто не видел, но для него всегда было в порядке исчезать ненадолго, и потому о нем пока не беспокоились. Марта и семейство Лейстредов – теперь в него входила и Сара – собрались в гостиной хозяев, где наслаждались напитками, пока миссис Тернер хлопотала на кухне. Она весь день провела у плиты, и теперь расставляла тарелки со своими фирменными блюдами: очень острым сыром, ароматными пирожками с мясом, приправленными чабером, бисквитами в сахаре с малиновым сиропом и черничным вином.
Все помнили заявление священника, но, казалось, решили не думать о нем – надо было праздновать, а тут еще Шерлок удивил всех, эффектно ввалившись в гостиную. Он явно бежал сюда, потому что тяжело дышал и выглядел так, словно побывал в эпицентре торнадо. Марта, сидевшая подле миссис Лейстред, встала и поспешно и крепко обняла племянника.
– Мой бедный мальчик, где же ты был? А почему ты без пальто? Ты же простудишься до смерти!
Марта суетилась вокруг Шерлока, одновременно пытаясь расправить лацканы его пиджака и разгладить волосы, в которых таял снег. Шерлок попытался оттолкнуть ее руки, но она была упряма.
– У меня нет больше пальто, но зато есть кое-какие новости, – сказал он.
Он помолчал, чтобы убедиться, что все присутствующие обратились в слух.
– Я женюсь, – объявил он, улыбаясь, только глаза его оставались серьезными.
После мессы Шерлок долго бродил и думал о том, что стало с его жизнью после того случая в усадьбе. Внешне она мало изменилась, в конце концов, ведь все друзья ссорятся и перестают общаться. У него по-прежнему были миссис Хадсон, их милый домик, дружба с Грегори Лейстредом, шахматы. У него не стало пальто и скрипки, но это всего лишь материальные вещи, не стоит обращать на них внимания. У Шерлока оставались обеды воскресными вечерами в компании приятных ему людей, которым, кажется, он тоже нравился, так что любой, посмотрев со стороны на его жизнь, нашел бы ее вполне сносной.
Да, ему все еще было невероятно, мучительно больно. О чем бы он ни думал, всякий раз где-то в глубине души воскресали мысли о Джоне и его сокровищах, о его синих глазах и нежных руках. Было так больно, что хотелось кричать. Единственным спасением от боли была скука. Скука усыпляла его мозг и притупляла чувства до такой степени, что он просто не мог ни думать, ни чувствовать. То, от чего он всю жизнь стремился убежать, теперь стало наркотиком. Он жаждал скуки и облегчения, что она несла с собой, они были нужны ему, чтобы выжить в череде бесконечно тянущихся дней.
Днем ему было плохо, но еще хуже – ночами. Каждую ночь его терзали сны о Джоне. У снов было два сценария, оба были ужасны и оба постоянно повторялись. В первом сне Гарри Уотсон срывала с Джона маску, Джон кричал Шерлоку, чтобы тот посмотрел на него, увидел, каков он на самом деле, и Шерлок смотрел, а лицо Джона начинало плавиться, как от огня, из ран хлестала кровь. После таких снов Шерлок просыпался страшно испуганный и порой даже с криком. Во втором сне они с Джоном страстно целовались, потираясь друг о друга и гладя нетерпеливо жаждущую прикосновений кожу. Ощущения были просто божественные, но их всегда не хватало, и Шерлок всегда просыпался в поту, задыхаясь, с болезненной эрекцией. Несмотря на это, он чувствовал такую вину, что не мог заставить себя хотя бы рукой облегчить свои муки. Он их заслуживал.
Сначала он думал, что если перестать работать и просто ничего не делать, скука прочно обоснуется в нем, но оказалось, что так всё слишком спокойно и инертно. И от того думать стало тоже слишком легко, а как только он начал думать, боль вернулась. Он пытался ходить по городку и слушать разговоры на плоские темы, на какое-то время этого хватило, мозг оказался завален такой кучей бесполезной информации, что в нем просто не осталось места ни для чего другого. Это очень помогало прийти в чувство, но вскоре и этого стало мало. Ему нужен был кто-то, кто всегда будет рядом, кто постоянно будет разговаривать с ним – его собственный избавитель от скуки. И у Шерлока созрел простой и ясный план, и теперь пришла пора браться за дело.
