Текст книги ""Душа человека" (СИ)"
Автор книги: ellie_hell
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)
Казалось, тюлени смеялись, и Джон так заразительно расхохотался вместе с ними, что Шерлок не смог удержаться и тоже прыснул со смеху. Почти весь день они с Джоном наблюдали за тюленями, и вернулись на берег только тогда, когда стемнело.
В тот день они разговорились так, как никогда еще не разговаривали прежде. Шерлок рассказал ему о своей матери и ее неугомонной натуре, которая заставила ее покинуть Сент-Сесиль. Рассказал об отце, так сильно любившем мать, что эта любовь его сгубила. Рассказал о своей тетушке, ее кратком замужестве и любви к небу. Рассказал, как прошло его детство в Сент-Сесиле, о скрипке, научных книгах, дедукции и проблемах, с которыми из-за них пришлось столкнуться, и о своем первом друге, Грегори Лейстреде. Джон оказался прекрасным слушателем, он расположил Шерлока без всякого чувства неловкости говорить на темы, на которые тот обычно не любил распространяться. Однако, в тот вечер случилось кое-что получше – Джон рассказал и о себе, и его прежняя жизнь была гораздо интереснее, чем предполагал Шерлок.
Джон родился в Лондоне в одной из богатейших семей Англии, был на четыре года моложе Гарри, и они никогда не дружили. Их отец всегда открыто выделял старшего ребенка, и когда Гарри подросла, стал брать ее с собой повсюду. Как и отец, Гарри испытывала настоящую страсть к охоте, и весьма преуспела в этом занятии. Джон не мог понять, как некоторые могут убивать животных ради удовольствия, а сам он в свободное время корпел над книгами и играл в регби с одноклассниками. Жизнь была простой, тихой и спокойной, пока родители не погибли при крушении поезда.
После этого Джон остался вдвоем с Гарри, но у Гарри была Клара. Она повстречала ее, охотясь во Франции, и была очарована ее белой кожей и ярко-рыжими волосами. Но пока Гарри не привезла ее в Лондон, она не замечала ее пышной груди, ни манящих губ, ни того, что она добрая, щедрая и веселая. Оставаясь охотником в любой ситуации, Гарри не видела ничего дальше кожи и волос. Гарри, Клара и Джон поселились в огромной родовой усадьбе, и теперь, когда брат и сестра больше не кричали друг на друга, обстановка в доме стала относительно мирной.
Джон поступил в университет в Лондоне, где получил степень доктора медицины и начал подготовку в качестве военного хирурга. Вскоре он уехал в Индию, поступив помощником хирурга в Пятый Нортумберлендский стрелковый полк. Но как только Джон добрался до Бомбея, началась война с Афганистаном, и его перебросили в Кандагар. Добравшись дотуда, он немедленно приступил к исполнению своих обязанностей, был рад находиться на своем месте и с удовольствием втянулся в ежедневную рабочую рутину. Из Джона получился прекрасный хирург, с умными руками и стальными нервами, но военная кампания, сулившая ему повышение по службе и награды, обернулась катастрофой при Майванде.
Один из солдат полка был ранен, и Джон пытался остановить потерю крови, так сосредоточившись на раненом, что не заметил афганской пули. Она угодила ему между ухом и левым глазом, попутно раздробив скулу. Лицо Джона оказалось сплошным месивом из костей, мышц и кожи и залито таким количеством крови, что его сочли мертвым. К счастью, его ординарец Билл Мюррей понял, что он жив, положил его на вьючную лошадь и вывез с поля боя.
Джон должен был умереть; если бы пуля попала чуть левее или правее, исход был бы роковым; но смерть не шла к нему. Сутками напролет он метался по кровати в госпитале, будто терзаемый дикими зверями. Ему стало еще хуже, когда в рану проникла инфекция. Джон постоянно бредил из-за лихорадки, закатывал глаза, кричал до хрипоты, как раненое животное. Врачи приложили все усилия, чтобы спасти его лицо, но что они могли поделать с инфекцией, каждый день разрушающей мягкие ткани. Чтобы облегчить боль, ему давали морфин и настойку опия, но он все равно кричал от мучений.
Когда Джон достаточно окреп для путешествия, его на военном корабле переправили обратно в Англию. В Лондоне он еще долго лежал в госпитале, потом вышел в отставку и поселился с Гарри и Кларой. Он провел много бессонных ночей, мучительно преодолевая привычку к морфию, потом, наконец, сумел выбраться из своего личного ада, так что стало казаться, будто самое худшее уже позади. Джон смог встать с постели, хотя до полного выздоровления было еще далеко. И все равно, выздоравливало лишь тело, лицо больше никогда не стало прежним, и примириться со своим новым обликом на деле было гораздо труднее, чем в рассуждениях с самим собой.
Однажды прекрасным солнечным утром, когда Джон пил чай с Кларой, в комнату вошла Гарри, вернувшаяся из своего очередного охотничьего вояжа. Джон обернулся, чтобы поздороваться – сестра вскрикнула от отвращения и поспешно вышла. Она первый раз увидела брата без повязки на лице и ужаснулась. Для Джона это было хуже, чем получить пулю, потому что открытая рана приносила физическую боль, а неприятие Гарри – что-то совсем иное, боли не меньше, но вся она досталась только сердцу.
После этого Джон заперся в своей комнате и не выходил оттуда два дня. Клара разговаривала с Гарри, пыталась внушить ей, что младшему брату нужна поддержка, но та отказалась слушать. Она повторяла, что ее брат погиб на войне, а вернувшееся домой чудовище не имеет к ней никакого отношения.
Джон вышел из комнаты уже в маске, скроенной из куска тонкой кожи, купленной Гарри для того, чтобы пошить перчатки. Джон хотел жить, но больше никогда не хотел видеть омерзение и ненависть в глазах других людей. В маске Гарри понемногу привыкала к нему. Но их и без того неважные отношения с братом и вовсе сошли на нет, они даже перестали общаться без надобности.
– Однажды Гарри вернулась из Сент-Сесиль и объявила, что через несколько месяцев мы туда переезжаем. Она никогда не спрашивала моего мнения, но я не возражал, ведь никакой ностальгии по Англии у меня быть не могло, – закончил Джон.
– Тяжело было привыкнуть к маленькому городку после Лондона? – спросил Шерлок, вспоминая свою мать, которая тоже перебралась сюда из Лондона и не смогла долго выносить покой и глушь.
– В Лондоне было весело, пока я был красивым холостяком, там всегда есть что-то новое, чтобы попробовать, что-то интересное, куда пойти. Но потом, когда я перестал выходить из дома, мне казалось, будто я задыхаюсь. Здесь есть большое преимущество – столько мест, которые я могу обойти и ни с кем не столкнуться.
Только теперь Шерлок по-настоящему понял, что Джон не пленник своей сестры. Жизнь в Сент-Сесиль оказалась для него несоизмеримо лучше, чем в Лондоне, и покинуть прежний дом было не так уж страшно. Шерлоку трудно было представить Джона красивым холостяком, с толпою дам у его ног. Трудно представить его на студенческой скамье или смеющимся с однополчанами. Шерлок всего только и знал Джона как Зверя, а ведь он прожил столько жизней, прежде чем переехать сюда. И снова Шерлок слушал, затаив дыхание.
Они сидели на холодном песке на берегу и без теплых одеял, накинутых на плечи, замерзли. И все равно им обоим не хотелось уходить, но было уже очень поздно, так что они встали, и, немного помявшись, разошлись каждый своей дорогой. Шерлок не успел сделать и пары шагов, когда Джон что-то крикнул ему в след.
– Что, Джон? – откликнулся Шерлок, оборачиваясь. В темноте он едва мог различить силуэт своего друга.
– Я не рад, что был ранен. Но рад, что это помогло мне оказаться здесь! – крикнул Джон.
Шерлок помолчал, пропуская через себя эти слова, потом улыбнулся.
– Я тоже рад, что ты здесь.
*
Долго не появлялся шарф между деревьев Западной Березовой Бухты, и Шерлок становился все нетерпеливее, пытаясь угадать, каким же будет следующее сокровище. В это же время Грегори, наконец, набрался храбрости просить руки Сары Сойер, и никто не удивился, когда она согласилась. Но все изумились, когда Шерлок принял предложение Грегори быть его шафером (поскольку на день свадьбы не выпадал так называемый «день шарфа»). Уговорить его оказалось не так уж трудно; Грегори сказал, что между друзьями так полагается, и обещал, что его не заставят танцевать с Молли – подружкой невесты – хоть так и полагалось.
В мае ясное весеннее небо снова наполнили крики чаек, бакланы сушили крылья на скалах, которые обнажил отлив, тюлени ради забавы рычали и покусывали друг друга, а утки с важным видом плавали в морской воде. Все бухты Сент-Сесиль оживились с приходом новой весны, и Шерлок больше чем всегда следил за Западной Березовой Бухтой, он даже видел дерево, к которому раньше был привязан шарф.
С тех пор как Шерлок начал охотиться за сокровищами, Грегори и Марта заметили, как он изменился. Он по-прежнему возился с различными экспериментами, но все его чувства, казалось, обострились, он по-настоящему стал больше внимания обращать на цвета, звуки, образы, запахи окружающего мира. Природа стала не просто источником данных, а чем-то, достойным пристального внимания. Шерлок стал разговорчивее, пусть только и с самыми близкими, но все равно странно было видеть его задумчивым, улыбающимся про себя. Он стал спокойнее, легко мог подолгу сидеть на скале у моря, закрыв глаза и погрузившись в свои мысли, наслаждаясь ощущением морских брызг на коже.
Шерлок прождал до июня, и только тогда красный шарф снова взвился над Западной Березовой Бухтой. Когда он приплыл в лодке к месту встречи, Джон уже отвязывал шарф от ветки. Несмотря на теплую погоду, он обмотал им шею, и молчал, никак не объясняя столь долгое ожидание, так что Шерлок нахмурился.
– Я чуть было не послал тебе новый шарф, думал, что этот ты потерял, – сказал Шерлок тоном обиженного ребенка.
Джон не обратил внимания на эту реплику, и повел Шерлока на Остров Влюбленных по той же самой тропинке, по которой они шли в первый раз, когда приходили сюда. Ветер разносил пух из покинутых гагами гнезд. Джону и Шерлоку удалось понаблюдать за несколькими птенцами гаги, которые, спотыкаясь, взбирались по небольшой насыпи, чтобы догнать своих собратьев, уже прыгнувших в воду. Большинство из птенцов, потрясенные своим первые путешествием, кувыркаясь через голову, плюхнулись в воду, победным кряканьем выразив свою гордость.
За кустами Джон обнаружил самку гаги, слишком слабую, чтобы покинуть гнездо. С помощью Шерлока он накормил ее моллюсками и дал ей воды, а потом обошел остальную часть пляжа, ища таких же ослабленных самок. Они накормили и напоили еще четырех птиц, надеясь, что те со временем окрепнут, чтобы снова вернуться в море.
– Ты делаешь это каждый год? – спросил Шерлок после того, как они закончили.
– Да, – ответил Джон, – самки жертвуют собой ради птенцов, думаю, справедливо помочь тем, кто слишком слаб, чтобы покинуть свое гнездо.
– Жертвуют? Это их инстинкт.
– Если самка покинет гнездо, его разорят чайки, так что гаги месяц морят себя голодом, пока высиживают яйца. Большинство самок за это время теряют половину своего веса. Они могут ненадолго покинуть гнездо, если чаек не видно поблизости, но так как те буквально кишат в небе, гаги обходятся без воды. Я называю это жертвой. Если одна гага слишком слаба, ее птенцы все равно выживают и добираются до воды, где о них заботится другая самка.
Шерлок задумчиво кивнул и помог Джону собрать моллюсков для них самих. Как и в первый раз, Джон открыл их, подогрев на огне, и они поели, с удовольствием болтая. Покончив с едой, Джон поднялся и протянул руку, чтобы помочь Шерлоку встать на ноги.
– Пойдем, я хочу тебе кое-что показать. Думаю, тебе понравится.
Шерлок вслед за Джоном вошел в его хижину, прикрыв за собой дверь. Тут все переменилось. Стол стоял на том же месте, но появилось второе кресло, и Шерлок не смог скрыть улыбку, подумав, что оно принесено сюда ради него. Место скелета дикобраза на столе занял человеческий череп.
Шерлок изучал анатомию человека по книгам, которые хранились у него в комнате и в гостиной тетушкиного дома, но это был первый человеческий череп, который он увидел своими глазами. Шерлок стоял как завороженный. Не дожидаясь приглашения и разрешения, Шерлок сел в «свое» кресло и осторожно взял череп, смотря на него как на самую драгоценную вещь в мире.
– Где ты его нашел? – спросил он.
– В Соленых Болотах. Остального скелета не было, только этот хорошо сохранившийся череп. Наверное, ему много лет, но я не могу точно сказать, сколько. Я принес его сюда и выварил, как и кости животных.
– Он прекрасен. Расскажи мне о нем.
Джон улыбнулся, видя восхищенное лицо Шерлока, и сел рядом с ним. Он положил левую руку на лобную часть черепа и начал перечислять названия различных костей.
– Это лобная кость, – сказал Джон, отодвигая руку назад, – это теменная, а это – затылочная.
Он передвинул руку на боковую часть черепа.
– Височная кость.
Шерлок слушал как завороженный. Он видел много рисунков костей черепа, но это было ничто по сравнению с настоящим. Казалось, будто все его учебники по анатомии ожили, и ему хотелось, чтобы Джон нашел целый скелет. Впрочем, и череп тоже было хорошо. Он держал его, а Джон водил по нему рукой и называл:
– Верхняя челюсть, нижняя челюсть…
Закончив перечислять названия костей, Джон убрал руку, а Шерлок по-прежнему ласково проводил пальцами по черепу.
– А что еще ты можешь про него сказать? – спросил Шерлок.
– Посмотри, какой он гладкий, уже начался облитерирующий процесс, это видно и по швам; скорее всего, этому человеку было лет за шестьдесят, когда он умер. Полагаю, это был мужчина, судя по выступающим надбровным дугам, наклонной лобной кости и квадратной челюсти. Не могу сказать, отчего он умер, но на черепе нет следов повреждений, так что по голове его явно не били.
Шерлок был поражен – Джон тоже обладал дедуктивными способностями. Но Шерлок пользовался действенным способом наблюдения за живыми людьми, а Джон делал выводы, просто глядя на череп.
– Потрясающе! – воскликнул Шерлок.
– Я знал, что тебе понравится, – сказал ему Джон, – я принес его сюда для тебя. Я хочу, чтобы ты взял его себе.
Шерлоку никогда еще не преподносили более ценного подарка. Глаза у него сияли, словно тысячи искр, и редко кто видел у него такую широкую улыбку. Не зная, как выразить свою благодарность, Шерлок положил череп на стол, взял Джона за руки и несколько раз сказал «спасибо». Джон был в восторге от радости Шерлока и ответил ему такой же широкой улыбкой.
Весь остаток дня Шерлок изучал череп, запоминая толщину костей, количество сохранившихся зубов, окружность глазниц, и так далее. Он уже придумал семь экспериментов, которые хотел бы провести с черепом, – но только не разбирать его на части – и приберег их для той поры, когда придется ждать сигнала от Джона, и чтобы ожидание не было столь томительным. Расставаясь, Джон сказал Шерлоку, что даст сигнал в ближайшие дни, и они отправятся на Соляные Болота.
Плывя к Парусной бухте, Шерлок видел, как Джон стоит на берегу, провожая его, и от этого внутри у него что-то встрепенулось.
– Можно я принесу с собой череп? – крикнул Шерлок, и ему показалось, что его друг засмеялся, а может, это просто волны плескались вокруг.
========== Глава 9 ==========
Шерлок открыл глаза – рядом с его кроватью с чарующей улыбкой и блестящими глазами, в шарфе, обмотанном вокруг шеи, стоял Джон. Так же как и в их краткую первую встречу, он прижал указательный палец к губам. Потом Джон забрался на кровать и стал двигаться к Шерлоку, пока не оседлал его бедра. Шерлок почувствовал тепло ног своего друга и затаил дыхание. Сердце у него колотилось так часто, что он почти ничего больше не слышал. Джон нагнулся к нему так, что его губы оказались всего в дюйме от правого уха Шерлока. Потом Джон начал шепотом перечислять названия костей человеческого черепа, а Шерлок зарылся пальцами в волосы друга, нежно массируя кожу его головы.
– Носовая, слёзная, скуловая…
Шерлоку пришлось подавить стон. Что-то опалило низ живота, но не болезненным, а блаженным, почти разрывающим душу жаром. Он положил руку Джону на шею, осторожно поглаживая тонкие завязки маски. Сейчас их можно было легко развязать и как следует рассмотреть изуродованное лицо Джона, но Шерлок не решался. Ведь если Джон доверял ему настолько, что пошел на такую близость, это было гораздо важнее, чем простое удовлетворение любопытства.
– Верхняя челюсть, переносица, нижняя челюсть…
Джон левой рукой ласково провел по краю подбородка Шерлока и нежно поцеловал его в чувствительное место сразу под ухом. Губы у Джона были мягкие и теплые, и Шерлок чувствовал, как горит под ними каждый дюйм его кожи от уха до подбородка.
– Клиновидная, решётчатая…
Губы Джона оказались прямо напротив губ Шерлока, смотревшего на своего друга широко раскрытыми голубыми глазами. Зрачки Джона настолько расширились, что было почти не видно радужки, но сколько можно было прочесть в этих глазах. Шерлок видел желание, доверие, нежность, а потом вообще ничего, когда Джон закрыл глаза, шепча: «Шерлок…» и накрыл его губы своими.
Шерлок проснулся с таким бешено колотящимся сердцем, что его грохот отдавался во всем теле. Он задыхался, хлопчатобумажная ночная сорочка прилипла к груди. Он все еще чувствовал жар внутри и приятное покалывание в чреслах. Он посмотрел под одеяло, закрыл глаза, перекатился набок и сжался в комок. Это была далеко не первая его нежеланная эрекция, но всепоглощающее ощущение одновременно и вины и вожделения было ново. Внутри всё скручивало неприятными спазмами, Шерлок чувствовал, как кровь пульсирует в паху – его тело никогда прежде не откликалось столь противоречиво. Он знал, что для облегчения достаточно пары движений, но такая перспектива казалась холодной и безликой, и потому он сосредоточился на том, чтобы восстановить дыхание, зная, что мучительно-сладкая пытка в конце концов утихнет.
Со столика рядом с кроватью ему усмехался череп и, пытаясь отвлечься, Шерлок вспомнил полный ужаса взгляд своей тетушки, когда он продемонстрировал ей свой подарок. Она категорически отказалась ставить его на каминную полку и угрожала вообще выкинуть, если хоть однажды заметит где-нибудь в доме, кроме спальни Шерлока. Так что череп и Шерлок обретались здесь и глядели друг на друга жаркими летними ночами. Череп и был последним, что видел перед собой Шерлок, снова погружаясь в сон.
На следующий день было воскресенье, и когда Шерлок проснулся, Марта уже ушла в церковь. Шерлок принес череп с собой в кухню и ждал, пока вскипит вода. В ярком утреннем свете больше не казалось, что череп усмехается – он казался осуждающим. Шерлок прищурился. Конечно, череп его осуждал, он ведь видел, в каком состоянии его хозяин проснулся ночью. Первой же ночью после того, как он прибыл сюда в качестве подарка от Джона. Да, Шерлоку есть чего стыдиться.
– Перестань на меня так смотреть, – сказал Шерлок черепу, наливая кипяток в кружку и опуская туда пакетик чая. Ответа он не получил.
– Я взрослый мужчина, это нормальная физиологическая реакция. Ты сам должен это знать, ведь ты был когда-то живым человеком.
Неудивительно, что череп продолжал молчать. Обескураживало то, что Шерлок пытался завязать с ним беседу.
– Это нелепо, – сказал Шерлок и отвернулся от осуждающего взора черепа.
Шерлок допил чай, отнес череп в свою спальню и вышел из дома. Как всегда, он пошел вдоль берега, высматривая красный шарф Джона, но знака-приглашения среди деревьев было не видно. Разочарованный, Шерлок решил прогуляться в деревню. Шерлок знал, что Грегори, как и большинство жителей, наверняка в церкви, но ему надо было кое-что с ним обсудить и очень не хотелось делать это за обедом в присутствии тетушки Марты и всего семейства Лейстредов. Взломать замок и проникнуть в магазин оказалось проще простого – надо будет сказать мистеру Лейстреду, чтобы он предпринял более действенные меры безопасности. Шерлок сел за стол, на котором стояли шахматы, и стал ждать Грегори.
Грегори не заставил себя ждать – вскоре дверь осторожно приоткрылась. Его неуверенные движения говорили сами за себя: он ясно помнил, что перед уходом в церковь запирал дверь и удивился, обнаружив ее приоткрытой. Вероятно, опасаясь, что тот, кто взломал замок, еще находится внутри, Грегори очень осторожно вошел. Он сосредоточился и напрягся, приготовившись бороться с грабителем.
– Понравилась проповедь? – спросил Шерлок, и его гулкий голос эхом разнесся по помещению, отчего Грегори почти подпрыгнул.
– Шерлок! – воскликнул Грегори и тут же расслабился, поняв, что замок действительно взломали, но сам взломщик вовсе не опасен.
– Как я рад тебя видеть, пожалуйста, входи, располагайся, – весело добавил Грегори, сев на свое обычное место в кресло перед белыми фигурами. Почти не задумываясь, он сделал свой любимый ход: переставил пешку на d4.
– Неужели? – спросил Шерлок с полуулыбкой и повторил его ход, переставив свою пешку на d5. Потом, подумав, что нет причин откладывать желанный разговор, он прямо спросил:
– Как у вас дела с Сарой?
Грегори передвинул коня на f3.
– Мы собираемся пожениться, так что всё хорошо. А почему ты спрашиваешь?
Шерлок проигнорировал вопрос и сделал ход пешкой на е6.
– У вас были интимные отношения?
– Шерлок! О чем ты спрашиваешь! Это личное!
– Мне надо знать. Это очень важная информация, не стесняйся.
Грегори откинулся на спинку стула, скрестив пальцы.
– Ну, если тебе так надо знать, мы не зашли дальше поцелуев. Она из старомодной семьи и говорит, что плотские утехи предназначены только для женатых пар.
Шерлок усмехнулся, и Грегори рассмеялся.
– Не смейся, в принципе, это не редкость. Что мне остается? Я люблю Сару, и если ради того, чтобы холить и лелеять ее всю мою оставшуюся жизнь, нужно всего лишь немного подождать, разве оно того не стоит?
Грегори передвинул пешку на е3.
– Серьезно, Шерлок, почему ты спрашиваешь?
– Эксперимент в человеческих отношениях, – уклончиво пробормотал Шерлок, передвигая пешку на с5.
Грегори стал подозревать, что это больше, чем простое исследование. Он посмотрел на своего друга и попытался понять истинную подоплеку вопроса, но даже если она и существовала, по Шерлоку этого было не понять.
– Раньше у тебя были половые связи, – объявил Шерлок. – В большом городе, где люди не суют носы в чужие дела, при твоей всегдашней осторожности, это было сущим пустяком.
– Ты просто разглагольствуешь или спрашиваешь? – спросил Грегори, потому что с Шерлоком порой было трудно разговаривать. Со времен их первой встречи он вел себя так уже не раз: делал выводы и раздражался, когда Грегори начинал отвечать, думая, что его спрашивают.
– Я просто делаю наблюдения, – сказал Шерлок.
– Кто бы сомневался, – ответил Грегори, стараясь казаться раздраженным, хотя на самом деле он был очень удивлен их разговором, и ему было крайне любопытно узнать, почему Шерлок спрашивает о вещах, которые они никогда раньше не обсуждали.
– Ну а ты? У тебя когда-нибудь были… интимные отношения? – спросил Грегори.
– Ты ведь не совсем идиот, так что, я уверен, сам сможешь сделать вывод, – ответил Шерлок, и Грегори захотелось пнуть себя за свою рассеянность. У Шерлока никогда не было настоящих друзей, и он столько раз раньше насмехался над романтическими привязанностями; ясно же, что у него никогда не было подобного опыта.
– Думаешь, ты когда-нибудь женишься?
– Это скучно, – тут же ответил Шерлок.
Потом, казалось, подумав несколько мгновений, он спросил – Тебе когда-нибудь снится Сара?
Грегори кашлянул и покраснел. Ему не нужно было отвечать, Шерлок и так без труда распознал его смущение. Каким облегчением для Шерлока было узнать, что он не единственный, кто краснеет из-за своих чересчур правдоподобных снов. Но ведь Грегори и Сара были влюблены и помолвлены, а они с Джоном просто друзья. Внутренний голос продолжал укоризненно настаивать, что сны, после которых просыпаешься в поту, задыхающийся и с эрекцией не входят в Кодекс Дружбы, и Шерлоку стало еще муторнее, чем ночью.
Теперь Грегори был еще больше заинтригован, чем тогда, когда Шерлок только затронул эту тему. Друг часто задавал ему бесцеремонные вопросы, но это было другое; теперь не казалось, что Шерлок собирает данные ради самого процесса. Похоже, он пытается получить ответ на свой личный вопрос. Вдруг Грегори вспомнил живой интерес Шерлока к одной особенной проблеме, к единственной теме, которую ему не надоедало обсуждать. Он не смог противиться любопытству и сам сделал первый шаг.
– Шерлок, твои сны о Джоне Уотсоне?
– Конечно, нет! – ответил Шерлок, но Грегори это не убедило.
Хотя он знал, что его друга вполне могли привлекать мужчины; в конце концов, однополые пары были не в диковину, и только меньшинство людей считало такие союзы грехом. Гарри Уотсон до переезда в Сент-Сесиль была жената на женщине, и хотя о ней болтали много плохого, ее выбор партнера осуждали редко. Кроме того, любимцы всей деревни – Джим Мориарти и Себастьян Моран жили вместе. Но ведь Шерлок никогда раньше не выказывал влечения ни к мужчинам, ни к женщинам, так что очень непривычно было думать о нем как о человеке, интересующимся такого рода отношениями, какими бы они не были.
– Твой ход.
Настойчивый голос Шерлока резко вывел Грегори из задумчивости, и он секунду смотрел на фигуры, прежде чем передвинуть пешку на с4. Шерлок, предвидевший его ход, возвел глаза к небу и передвинул коня на с6.
– Знаешь, если тебе когда-нибудь понадобится помощь в твоем эксперименте с человеческими отношениями, можешь обратиться ко мне, – предложил Грегори.
– Мне казалось, что я уже обратился, – ответил Шерлок и слегка наклонил голову, растерянно посмотрев на Грегори.
Наконец, Шерлок последним ходом добил Грегори, но тот так привык проигрывать, что не расстроился. Весь день он пытался снова заговорить с Шерлоком о снах, но безуспешно. А потом на ужин пришла миссис Хадсон, и им пришлось оставить игру в шахматы. Как всегда в воскресенье, они сели за стол и наслаждались чудесным ужином, только Шерлок весь вечер казался более рассеянным, чем обычно.
***
Всего два дня спустя Шерлок увидел в Западной Березовой Бухте развевающийся на ветру шарф Джона и, как было условлено, встретился с ним на Солёных Болотах. Джон больше не снился Шерлоку, но при воспоминании о той ночи у него слабели колени, и он не мог избавиться от душившего его чувства вины. Джон доверял ему, он сделал для него исключение, и Шерлоку казалось, что он предал друга и оказался недостойным его доверия. Он понимал, что всё это глупости, ведь вряд ли Джон знал о его сне, но это не умаляло мук совести.
Шерлоку стало неловко, когда Джон помог ему вытащить лодку на берег. К счастью, его смущение как рукой сняло, когда он увидел искрящиеся глаза Джона под кожаной маской и его радостную улыбку. Он наконец-то смог дышать без неприятного чувства, будто что-то огромное застряло у него в легких, а ощущение, что по коже ползут какие-то крошечные насекомые, исчезло. Шерлоку стало лучше, чем в предыдущие дни, не сохранилось и следа от былого чувства вины и стыда – осталось только успокаивающее присутствие Джона. Почувствовав настойчивое желание взять Джона за руку, Шерлок не стал ему сопротивляться. Тетушка часто по самым разным поводам брала его за руку, одним из них была потребность проявить свою радость. Как же еще было выразить радость видеть Джона, если не взять его за руку.
– Куда пойдем сегодня? – спросил Шерлок.
Джон не ответил. Он просто смотрел на их переплетенные пальцы, будто никогда раньше не видел, как люди берут друг друга за руки. У Шерлока были необычайно длинные и тонкие пальцы, у Джона же – смуглее, короче и толще. Шерлоку было трудно отвести взгляд от этого захватывающего зрелища, и он не выпустил руки Джона, когда тот пошел вперед.
Было время отлива, и потому уровень воды на болотах упал, и они без труда прошли по вязкой земле, а камыши мягко цеплялись за их локти. Дойдя до уединенного островка, Джон остановился. Ему не нужно было просить молчать – Шерлок, увидев среди высокой травы стройные силуэты, понял, что ему нужно прикусить язык и не шевелиться. Здесь были важны каждый шорох и каждое движение.
Несколько больших голубых цапель лакомились насекомыми и мелкой рыбешкой, которую принес сюда прилив. Шерлок и Джон долго наблюдали за великолепными птицами: за тем, как они неторопливо вышагивали, за их длинными стройными ногами, то и дело опускающимися клювами, гибкими шеями. Одна цапля, в отличие от собратьев, стояла совершенно неподвижно, притворяясь равнодушной и поджидая жертву. Как только та появилась, птица своим острым клювом с поразительной быстротой схватила насекомое.
Потом ветер переменился. Не было ни звука, ни знака, который бы мог спугнуть цапель. И потому было удивительно, когда птицы одним идеально синхронным движением резко выпрямили шеи. Цапли посмотрели в пустое небо, расправили массивные крылья и одновременно взмыли в небо. Вот так просто всё и закончилось.
– Пятое сокровище, – тихо прошептал Шерлок, не думая, что Джон его услышит.
Джон обернулся к Шерлоку.
– Если бы ты был животным, ты был бы большой цаплей.
– Почему?
– Они невероятно долговязые, – сказал Джон, улыбаясь, – и очень добрые, но, в отличие от некоторых других животных, не осознают этого. Они не кичатся этим, просто они добры от природы.
Он помолчал мгновение, потом снова заговорил.
– В том, как они ведут себя, есть и своего рода высокомерие. Они могут быть сугубо одиночными животными, хотя и не возражают против компании собратьев.
Шерлок важно кивнул. Он никогда не пытался сравнивать себя с животными, но, слушая, как Джон описывает большую цаплю, он вынужден был признать, что это довольно лестное описание. Особенно то, как Джон сказал о его высокомерии – ведь обычно люди это качество не ценили, – сравнивая Шерлока с красивой, грациозной птицей. Джон сказал об этом без сарказма, без насмешки – с нежностью.
Здорово.
– Ну а ты? Каким бы животным хотел быть ты? – спросил Шерлок.
– Пойдем, я тебе покажу, – сказал Джон, потянув Шерлока за руку в сторону места их сегодняшней дневной встречи на Солёных Болотах.
– Шестое сокровище, – сказал он.
Рядом с лодкой Шерлока, на сухом выступе рифа, почти полностью скрытого водой, сидел баклан. Джон опустился на траву, и Шерлок последовал его примеру. Так они просидели почти час, наблюдая за птицей, которая переместилась на самые высокие скалы, подставив свои пропитанные водой крылья солнцу и ветру.
В бакланах для Шерлока не было никакой тайны; он знал, что у этих красивых и величественных птиц есть весьма интересные особенности. Крылья у них частично промокали, это облегчало ныряние, но как только перья напитывались водой, птицы становились тяжелее. Вот потому-то они часто печально сидели на скалах, расправив крылья и терпеливо поджидая, когда к ним снова вернется способность летать.
