Текст книги "Медальон (СИ)"

Автор книги: Элейн Чаротти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Глава 27

Утром следующего дня в вигваме раздаётся вежливый стук. Тень от свечи пляшет причудливыми узорами стенах в такт моему нервно бьющемуся сердцу. Я обескураженно оглядываюсь в надежде найти что то увесистое на случай внезапной атаки. Поиски не приносят результаты, жилище словно темница– пустое и холодное.

Поэтому я лишь неуверенно выдавливаю:

– Ддда, войдите....– при этом отдавая отчёт на сколько глупо выглядит все происходящее. Держа человека в плену индейцы умудряются придерживаться норм приличия.

Какого же мое удивление, когда в вигвам уверенным шагом входит старик сверху до низу обмотанный тёмной рясой. Глаза мои удивленно распахиваются, но изумление в миг сменяется гневом– передо мной стоит вождь собственной персоной.

«Что за карнавал?», чуть было не вырывается у меня, но Вихо перебивает мои мысли.

–Нашла!– утвердительно щурится на поблескивающий камень у меня на шее.

Молчание. Долгое, густое хватающее за горло.

Вихо явно недовольный столь радушным приемом пытается смягчить и без того запутанное положение:

– Я понимаю ты зла, но это было необходимо.

– Что именно?– вырывается мой холодный возглас. Он режет холодную тишину, – Унижать меня?

– О чем ты, дитя.... Присаживайся я все разъясню.

«Не шелохнусь, подлый старик».

Вождь нетерпеливо восклицает и виновато разводит руками:

– Приветствие Бога огня должно было пройти зрелищно. Но что– то пошло не так,– недоумение на его лицо вызвало бы в любое другое время улыбку, но не сегодня. Однако, стоит признать, что его поведение обескураживает.

Мало того воровато пробирается ночью, так ещё и медальон вернул тайком от племени. Может быть у них принято, таким образом навещать пленников, но медальон….

– Зачем?

– Что?– переспрашивает, как у полоумной.

– Зачем нужно это приветствие?– чеканю каждое слово.

Вождь устало вздыхает и присаживается на сырую землю:

– Это длинная история....

– А мне нечем заняться,– скрестив руки на груди делаю, как можно более незаинтересованный вид.

Вихо снова вздыхает, как человек, которому надоело рассказывать одно и тоже по сто раз:

– Медальон,– надломано-хриплым голосом произносит он,– он должен снять проклятие с нашего племени.

– Проклятие?– несмело уточняю почти шепотом. Почему то во мне само это слово вызывает дрожь словно колокол отдает вибрацией по каждой стеночке души запуская давно уснувшие механизмы.

Я перестаю дышать вся превращаясь в слух, сама не веря тому, что сейчас настанет легендарный момент– он выложит тайны прошлого на стол и назад пути не будет.

Но он как не торопится продолжать, смотрит на меня изучающе...

– Я был уверен, что ты ничего не знаешь о прошлом...

– Так оно и есть,– еле скрывая грусть соглашаюсь.

– В таком случае, как получилось так, что медальон не сработал? Аскук кровью поклялся, что видел его пробуждение.

– Не понимаю о чем он.

Вождь устало проводит рукой по полу будто гладит воспоминания, лицо его при этом непроницаемо:

– Здесь убили Вэнону.

От неожиданности я лишь гмурюсь. Запоздало пытаясь понять смысл слов, они словно громом разразили каждую клеточку моего и без того слабого тела.

Вперив в вождя пустой взгляд я прокручиваю снова и снова фрагменты душераздирающей картины, что мне недавно привиделась, теперь она будет высечена в сердце навеки.

–Мама...– впервые пробую это слово на вкус.

В нашей маленькой семье не было не принято вспоминать, а тем более говорить о ней. Каждая моя попытка узнать о моих родителях буквально физической болью отзывалась у бабушки Мискодит.

«Великий дух гневается на тех, кто проливает кровь невинных»– лишь говорила она. И в этом простом утверждении крылся такой горький смысл.

«Почему»– допытывалась маленькая я.

«У мироздания строгие законы, нарушив один, цепочкой тянется второй выстилая дорогу в ад. Людям кажется они все попадут на тринадцатое небо, независимо от того, что вершат. Но духи не дремлят, Амо».

Бабушка не пережила горе потери, она даже уходя на небеса была в трауре.

– Как это произошло? – безжизненно спрашиваю я возвращаясь из воспоминаний.

– Одним Духам только известно,– подносит руку ко лбу, а после возносит к небесам,– Мы обнаружили ее утром без сознания. Ты скорее всего заметила, пока тебя вели сюда, что вигвам находится на приличном расстоянии от резервации?

Утвердительности Киваю, просто так, но вспомнить никак не могу.

– В шошонском племени часто практикуют удаление беременной подальше от племени пока она вынашивает потомство.

– При чем тут шошонское племя? Мама уже не считалась шошонкой!

– Внимательная. Ладно,– делает многозначительную паузу и смотрит на меня исподлобья,– Не хотел тебе этого рассказывать, но видимо придётся на чистоту.

В конец запутавшись я не нахожу, что ответить.

– У нас с Вэноной были очень доверительные отношения. Когда случилась беда, она не раздумывая пришла именно ко мне за помощью,– снова долгая пауза, за ней следует вопрос шёпотом,– Ты наверное заметила, что ты светлее обычных индейцев?

Вопрос обескураживает меня настолько, что я, как рыба лишь ловлю ртом воздух совершенно сбитая с толку. Хотя в пору смеяться учитывая с каким заговорщически лицом он это спрашивает. Но нет, я чувствую себя будто голая, аж кожу изрядно покалывает:

– Это то тут при чем?

– Ох вы молодёжь! Недогадливые пошли, все вам на блюдечке подноси, да разжевывай.

– Какое отношение цвет моей кожи имеет ко всему происходящему?– пытаюсь подавить бушующие эмоции, но это очень плохо выходит и пальцы сами по себе начинают предательских трястись.

Я резко встаю отпить воды, силясь с желанием разбить стеклянный бутыль в дребезги о голову старика, но мой взгляд вдруг привлекает острый край чего то блестящего за пологом, будто кто-то нарочно обернул фантиком какой нибудь камешек и спрятал, чтобы посмеяться над тем кто найдёт.

Вчера этого здесь не было, я детально все осмотрела.

А старик все продолжает:

– Она пришла ко мне в слезах моля о помощи. Через пол года после смерти ммммм.... твоего отца, нет, не так,– он прерывается пытаясь получше подобрать слова,– после смерти мужа, она узнала, что ждёт ребёнка.

Глаза мои округляются все рискуя покинуть орбиты.

–Тебя,– чуть повышает голос в надежде привлечь мое внимание, —Срок был маленький. Никто в племени не знал о ее положении и я долго думал, как можно помочь ей.

Я медленно отрываюсь от фантика, что настойчиво манит к себе, чутьё которым я живу последнее время подсказывает, что там что то важное и точно не камень.

Терпение не самая сильная моя сторона. Я пытаюсь сосредоточиться на словах вождя, организм борется, между желанием не слушать его и уже поскорее узнать правду.

И Вихо тщательно подбирая слова наконец изрекает:

– В итоге я придумал,– брови горделиво взлетают,– чтобы избежать позора можно позаимствовать опыт вынашивания детей у шошонских племён. Те отсылали беременных в самый дальний из вигвамов и запрещали общаться с кем либо из племени, кроме мужа и вождя, пока не родится дитя и полностью не окрепнет– около десяти лун. Под прикрытием возрождения древних традиций и возвращения тем самым благосклонности духов, я пошёл на риск и обманул племя.

Они конечно же приняли новость очень тяжело, ведь на протяжении всей беременности индианке придётся самой добывать себе еду и в основном это будут травы и коренья. Женщины боялись продолжать род, перспектива жить в изоляции пугала их. Тем не менее после кончины твоей матери, племя больше не практиковало этот печальный опыт.

Я все так же плохо разбираю его бормотания, в полном шоке и непонимании нервно пробегаюсь глазами по крошечному вигваму.

«Здесь ты мучалась все эти месяцы, одна вдали от родных. Только чтобы скрыться от позора?»

Не такой правды я ожидала.

– Это ваша вина, Вихо!– выпаливаю я.

Вождь резко меняется в лице, глазе чернеют, а тяжелая челюсть сводится в замок.

Глава 28

– Да! Это вы виноваты. Как вы могли оставить ее здесь? Кто угодно мог напасть на беззащитную женщину! И этот убийца все ещё среди вас.

Вождь шумно выдахает. И будто каясь опускает голову вниз:

– Мы и подумать не могли что ей грозит опасность, мы с ней вместе проработали план и перешли к действиям, все казалось, как нельзя идеальным. Вэнона всем, пожертвовала, во благо,– заботливо хлопает по руке,– Во благо твоего рождени, Амо.

Прикосновение старого вождя неприятно обжигает меня, я аккуратно отдергиваю руку.

Марширую из угла в угол, тщетно пытаясь переварить услышанное.

У любви невероятно крепкие объятия и несмотря на то, что мамы никогда не было рядом, я чувствовала ее присутствие. Всегда.

«Любовь сочетает в себе все сезоны, Амо. Весной проноситься легким дуновением, оставляя шлейфом запах цветущей магнолии. Летом созревает сладким плодом. Осенью отдаётся тихим шелестом сухой травы. А зимой окутывает уютным пледом у камина».

«Каждый раз, когда бабушка Мискодит произносила эти строки, я думала о тебе, мама.»

Ведь, у всех есть на свете мама.

На время Отгоняю грустные воспоминания, я обязательно сложу и этот пазл. И вдруг меня осеняет, Вихо так и не обмолвился о медальоне. Оборачиваясь, я вижу, как он снова перебирает большим пальцем чётки и с пугающим остервенением нашептывает звуки, больше напоминающие заикания.

– Медальон,– надломанным хриплым голосом произносит, словно читая мои мысли,– Он принадлежит племени.

– В каком это смысле? Как один медальон может принадлежать всему племени?

Старый индеец открывает глаза цвета изумруда, могу поклясться, что вижу в них пляшущих демонов.

– Как ты уже могла догадаться, медальон обладает силой.

Для чего то, я деланно почти беззаботно машу рукой, мол и не тайна это вовсе.

Вождь слегла приподнимая уголки губ и кивает то ли мне, то ли своим мыслям.

– Ты его уже разбудила сама. Во все стихийные щиты вдохнула жизнь? – не дожидаясь ответа он произносит,– Бабушка, хорошо тебя подготовила, ничего не скажешь!

Нос сам по себе взлетает так высоко, что я и вождя не вижу. Любому понравилось бы, если о нем думали чуть лучше, чем есть на самом деле.

– Предлагаю сделку,– будто кости кидает проговаривает Вихо.

– Никаких сделок,– слишком высокомерно отвечаю, а мысленно отгрызаю себе язык за необдуманные выпады.

– Эта сделка тебе понравится. Предлагаю свободу в обмен на медальон.

От удивления мои глаза расширяются, а по венам импульсами бьется кровь. Даю голову на отсечение, что вождь и без ответа понимает, что я согласна. Голову кружит от запаха долгожданной свободы, первым делом побегу в резервацию Мэкхьи покаюсь перед его семьей, а потом заживу припеваюче подальше от неадекватных диких существ в набедренных повязках. И никогда не будет в моем доме предмета кожи, ненавижу этот мерзкий запах. Понятно же почему.

– Гарантии? – нехотя спускаюсь с небес на землю.

– Духи мне свидетели,—поднимает руку взывая к небесам,– я вождь и словом дорожу. Каждый ветер, возвращается рано или поздно, и сносит с ног.

– В таком случае,как в цивилизованном мире будет достаточно рукопожатия. Только у меня вопрос.

Вихо вежливо приглашает задать его.

– Почему вы вернули мне медальон?

– Сейчас он принадлежит тебе. Вернуть его нужно добровольно. Законы тринадцати небес нерушимы. Здесь, на земле мы можем лгать друг другу, но но в мире духов все прозрачно и наказуемо.

– И все же,– допытываюсь я.

– Много лет мы живём под небесным гнетом. Духи не слышат нас. Но сегодня ты при свидетелях соглашаешься вернуть его. Медальон поможет наладить связь с ними и вернуть былую мощь племени. Украв камень, твоя бабушка навлекла беды на всех нас. Племя жаждет расправы, а именно крови, что смоет проклятие.

– Она его украла?

– Как тебе уже известно, она нас недолюбливала. Ситуация с Вэноной обострила ситуацию и она покинула племя прихватив талисман с собой.

Чуть погодя, добавляет:

– Я понимаю ее чувства. Потеря единственной дочери свела ее с ума и она пошла на отчаянный шаг. Но племя винит ее в происходящем. Великий дух гневается на тех, кто проливает кровь невинных, рано или поздно убийца Вэноны был или будет наказан, ничто не ускользнёт от глаз всевидящих.

Что-то тут не вяжется. Пока не могу нащупать, что именно, но вождь явно чего то не договаривает.

С чего бабушке красть медальон? Чтобы досадить племени? Нет.

И Точно не ради силы, иначе она бы ей воспользовалась и скрылась, как следует, вместо того чтобы дрожа, как осиновый лист всю жизнь оглядываться.

Тем не менее у меня нет выхода, и придётся согласиться на щедрое предложение вождя. Второго такого шанса не будет.

Правда не всегда нужна.

– Передача медальона пройдёт в полнолуние. Обряд будет закрытым, ни к чему остальным знать. Они не позволят тебе уйти отсюда живой. Сразу после ритуала Точо избавиться от твоих следов и мы навсегда попрощаемся.

На этих словах вождь вновь обернувшись в подобие рясы уходит не оглядываясь. Оставляет так сказать переваривать кладезь информации.

«Да, что за фантик там торчит?»

Глава 29

– Полно. Не всем планам суждено осуществляться.

– Я не понимаю. Вы так просто бросите это дело?

– Ветер доносит ее дыхание – значит жива. Духи подсказывают, она на верном пути.

– Она в опасности!

– Что переменилось в тебе? Не так давно ты и слышать не хотел о ней.

Ответа на этот вопрос у него нет.

– Бери только то, что тебе нужно и оставь Землю такой, какой ты ее нашёл. Мы пришли в этот мир не для того чтобы переписывать историю.

Сдержанный кивок.

И мужчину цепкими лапами поглощает ночная глушь.

*****

Вот уже минут десять я невидящим взглядом смотрю перед собой, до конца не понимая совершила ошибку или нет.

Я так обрадовалась щедрому предложению вождя—свобода в обмен на медальон, который, если объективно заметить доставляет мне массу проблем, что у меня все напрочь вылетело из головы.

Снова аккуратно разворачиваю послание.

«Sonta аро kristulu ona» В.

И на кой черт, простите, он отправил мне эту записку?

Быть может, речь идёт о событиях ближайшего будущего. Так почему же не сказать об этом с глазу на глаз? Он и словом не обмолвился о записке, а я и забыла спросить.

С другой стороны, судя по всему он тайком пробирался ко мне, и обряд передачи медальона вождь тоже предлагает совершать тайно.

Причина ясна—Племя жаждет отмщения.

Судя по всему и предатель, чья рука не дрогнула при виде женщины в самом ее уязвимом положении, все еще часть племени. Не удивлюсь, если Точо причастен к маминой смерте. Он, как и остальные индейцы свирепо ненавидит нас, презирает.

Даже старушка Юна, несмотря на искреннюю заботу, доброту и дружбу с бабушкой, о которой она с благоговением рассказывает, все же против моего побега.

Резервация окутана тайнами, словно тысяча шаманов выкурили трубки одновременно.

Даже непроглядная дымка рассеивается, когда яркий луч солнца разрывает мутные объятия , но здесь, тьма утаскивает все глубже и глубже, путами сковывая запястья, лишая возможности выбирать....

Я слабо хожу из угла в угол, мысленно утрамбовывая по папкам все собранные крупицы информации, стараясь не упустить и секунды разговора. Разочарованное племя, от которых отвернулись духи, и пленница с медальоном на шее, то бишь я….

Вдруг меня, как током бьет.

«Забыла про поблескивающую обёртку у входа».

На негнущихся ногах плетусь в сторону полога готовая посмеяться над собственной подозрительностью. Тяну за фантик, а он не поддаётся, плотно зажат дверью. Любопытство растекается по венам тотчас. Я снова тяну, но с моим везением я скорее порву ее так и не прочитав. Минут пятнадцать я медленно оттягиваю злосчастный фантик кончиками ногтей.

Зло выдохнув, я решаюсь на отчаянный шаг, приоткрываю тяжелый кожаный полог.

Через щель вижу, что нахожусь глубоко в лесу. Вокруг ни души, даже птицы и те не щебечут.

Внезапно одним яростным движением полог откидывается, от неожиданности я отлетаю назад. Блестящая бумажка предательски вылетает из своего укромного места, вальсируя легко крутится вокруг своей оси, после чего мягко приземляется у моих ног.

– Тебе было велено не высовываться!– угрожающе чеканит Точо.

Так вот кто дежурит у вигвама день и ночь. Как я не догадаюсь раньше, разве кому то доверят такое ответственное задание кроме него.

– Я хотела впустить воздух. Дышать нечем,– язвительно отвечаю я.

– Дыши тем, что есть,– громко захлопывает перед моим носом полог.

Я сгребаю фантик и подношу к свече, чтобы лучше разглядеть. Клочок бумаги не несёт толком никакой дельной информации. На обороте непонятный орнамент поблёскивающий на свету.

А внизу корявой рукой послание:

« Nunavuue» .

У надписи нет перевода, по крайней мере мне он не известен. Но бабушка Мискодит, когда ещё была в силах гулять по лесу, всегда приговаривала—« Нунавуу постарался». Может быть это имя? Я была слишком мала чтобы задавать правильные вопросы.

Обрывки фраз, мудрые замечания и строгие запреты обретают смысл только сейчас. Иногда просто необходимо научиться читать между строк. Я же хотела чтобы бабушка выложила мне все, как на духу. Стыдно за свою избалованность. И невероятно Грустно, что не пыталась найди к ней подход. Мне казалось мы были близкими людьми, но на самом деле нас разделяла пропасть величиной в жизнь.

Я снова робко пробую на слух незнакомое слово:

–Nunavuue...

Медальон мгновенно отозвавшись освещает вигвам тёплым светом. Меня вдруг осеняет—щиты.

Я ловко снимаю камень с шеи.

Мною управляет неведомая сила, тихо нашептывая разуму, что нужно делать. Сгребаю в углу пыль и глину, проклюнувшуюся траву и плесень.

Я мысленно в сотый раз поражаюсь– разве это по-божески чтобы беременная женщина жила в таких условиях? Пол даже не застелен, представляю, как здесь должно быть холодно зимой. Я ёжусь, совсем не от озноба, больше от щемящей грусти.

Ведь фактически я тоже жила здесь, только окутанная теплом родного тела. А кто грел ее?

Смахивая соленые слёзы, я строго делаю себе замечание, мол шибко плаксивой стала.

Сконцентрировавшись на ощущениях, я большой горстью всего найденного засыпаю медальон. Повторяя все громче и громче:

–Nunavuue …. Nunavuue... Nunavuue…

Медальон начинает вращаться, создавая пыльную воронку. Она уходит глубоко за пределы земли, будто открывает врата райских садов. Вигвам наполняется лучами тёплого солнца и запахом свежей травы.

Я заглядываю в это окно с любопытством вспоминая, как однажды мы с Мэкхьей проделывали похожий ритуал, но на озере.

Вдруг в райском саду сгущаются тучи и налетает шумный ветер, он сносит деревья с корнем, бурей проносясь вокруг. В середине всего оглушающего хаоса скромно сидит старый шаман облачённый в разноцветную одежду, в голове длинное чёрное перо, следом среднее серое и совсем маленькое белое. Длинные серебристые волосы раскинуты по плечам. Он тихо молится.

Над ним не подвластна ни одна сила природы, он будто в коконе спрятался и просит небеса смиловаться над миром.

Он поднимает голову и я встречаюсь с ним глазами. Целое мгновение я не дышу и не мигаю, а он будто выворачивает мою душу наизнанку смотрит со всех сторон, сжимает разжимает…. Наконец убедившись в чем то, шаман вытаскивает из за пазухи медальон, в точности, как мой чёрный ониксовый, он залитым ярким мерцанием.

– Sonintra Done, Амо,– произносит он, вовсе и не шевеля губами, но звук его голоса громким эхом наполняет пространство вокруг.

– Sonitra Done, – повторяет, протягивая медальон. Не решаюсь протягивать руку, он не настаивает, лишь смиренно ждёт. А я нервно прикидываю в голове видение проверочный мираж, как в прошлый раз или нет?

Заминка стоит мне дорого, врата захлопываются и меня отбрасывает в стенку мощным толчком.

Я громко приземляюсь на землю. Но я не замечаю боли.

«Он принадлежит тебе», крутятся в голове слова шамана, как заезжающая пластинка.

Глава 30

«Надо же, а Мэкхья говорил, что стоит непременно начинать с приветствия духа Воды. По мне, так с духом Земли куда меньше хлопот».

Смутили только густые тучи и вихрь сметающий все на своём пути.

Но я прихлопываю пугающие мысли, как назойливую мошкару в летний день. И без того полно хлопот.

Я оглядываюсь вокруг, сверкающая надпись исчезла. Вместе с ней и медальон. Нет!

Проблемы, словно тот самый вихрь сносят меня с ног.

Ещё раз внимательно, низко наклоняя свечу к темным углам обхожу каждый миллиметр игрушечного по размерам жилища.

«Они буквально сквозь землю провалилось!»

Очень подобающее сравнение.

Я не верю.

Колени встречаются с землей. Гулящая волна боли от ступней до ягодиц заставляет сжаться. Одной рукой вожу по сырой шероховатой земле в надежде, что глаза меня обманывают.

Но нет, ничего кроме пыли и крошек глины под руки не попадается.

Мечты ломаются, как сухие еловые ветки с хрустом и болью.

– Амо, ты неудачница, признай это….

Грустный смешок бьет по ушам.

Ну я хотя бы нахожусь в дали от обезумевшего племени. Чем не причина для радости?

Судя по всему, даже вождь Вихо не очень хочет связываться с ними. Как смириться с тем, что Медальон снова выскользнул из моих рук?

Прозрачные алмазы сами катятся по щекам, оставляя мокрые точки на тонкой ткани платья.

Я планировала, что камень вождей станет разменной монетой– билетом в обратную жизнь. И ведь удалось договориться, не сегодня, завтра я бы вдохнула сладкий запах свободы.

Руки дрожат от обиды и боли, зубы стучат от бессильной злобы.

Ставлю свечу на стол и безжизненно впиваюсь взглядом в пляшущий язычок.

– Прости. Я так легко согласилась расстаться с тобой, что ты сам решил покинуть меня. Прости…

Пламя вдруг трещит яркими искрами, они летят обжигая чернотой деревянный стол. На стене отражая незатейливые фигуры.

Вперёд -назад. Вперёд– назад, словно маятник.

Я сгорбившись, будто не молодая девушка, а старуха, что одной ногой в могиле – встаю. На другом конце стола, за угол уцепился шнурок. Отцепляю.

Да и не шнурок это вовсе, а медальон!

Камень молчаливо покачивается, как бы насмехаясь надо мной.

Он давно утратил свой магический блеск, но как оказался подвешенным на столе, остаётся загадкой.

Я прижимаю оникс к губам, он как всегда отвечает тёплом.

–Прости,– ещё раз шепчу ему.

Закрепляя на ходу медальон, я делаю последнюю попытку отыскать злосчастный «фантик».

Пропал.

Я плюхаюсь на землю.

Невероятно греет душу мысль, что кто-то в неразумном племени печётся обо мне не меньше бабушки Мискодит—записка с ритуальной подсказкой, гениально.

И правда, Когда есть малейшая поддержка извне, человек перестаёт чувствовать себя безнадежно одиноким, я не исключение.

Возможно, я не владею силой медальона полностью, но теперь нас с ним связывает ещё одно звено– щит.

– Как, скажи на милость, мне с тобой расстаться после этого?

Сдержанный стук отвлекает от мук выбора. Я несмело покосившись на дверь замираю в ожидании..

Немного погодя постукивание повторяется, на сей раз более требовательно, словно пришедший теряет последние капли терпения.

– Да?– отзываюсь, заранее подозревая, кто мой «незванный» гость.

В шатёр входит хмурый Точо, с видом прискорбным, как никогда.

Нехотя цедит:

– Бабушка просила передать!

– Как у такого бездушного человека, может быть такая милая, заботливая бабушка? Признайся, тебя подкинули? – невинно хлопаю глазами.

Точо в недоумении приподнимает бровь, наверное, до глубины души ошарашен внезапным вниманием к своей скромной персоне.

– Ешь,—как можно жёстче произносит.

Я откровенно разглядываю его с ног до головы, все тот же неотесанный хам. Тем не менее, меня восхищает с каким почтением индейцы относятся к старшему поколению, даже этот изуродованный головорез ропщет перед хрупкой старушкой.

«Что это? Трепет? Любовь? Уважение? Что заставляет напрочь прогнивших людей, так круто перевоплощаться, когда речь идёт о близких?»

Скорее всего, ответы на эти вопросы я ищу не в том месте.

Не злому и насилием пропитанному индейцу же их задавать. У него это скорее инстинктивно происходит, на любовь такие типы не способны.

Устав от моего откровенного молчания Точо, ставит маленький глиняный горшочек с вытянутой крышкой на пол, и захлопывает за собой полог, вновь ограждая меня от остального мира.

Я только завидев Точо с «передачкой» на пороге приняла решение отказаться пробовать что бы там ни было внутри, но ноздри дразняще щекочет невероятно аппетитное благоухание. Тёплое. Густое.

Аромат притягивает и отдаётся в каждой клеточке мозга опьяняющими удовольствием.

Обещая взглянуть лишь глазком, я приоткрываю содержимое горшочка наполовину.

– Оленина,– громко восторгаюсь.

Желудок о существовании, которого я подчистую забыла издаёт громкий раскатистый рокот, приказывая вылизать содержимое до чиста. Сопротивление бесполезно.

Я впиваюсь в сочный кусочек мяса, невоспитанно чавкая от удовольствия. Жир течёт по пальцам.Понимаю, что со стороны выгляжу, как жалкая шавка у миски с едой, но мне так вкусно, что эта визуально непотребная мелочь меня не заботит.

Замечаю рядом крошечный кувшин размером с ладонь.

Быстро закончив с мясом, словом, порцией, которого не наелся бы и пятилетний ребёнок, я откупориваю кувшин и сразу брезгливо отворачиваюсь. Нос опаляет пьянящий душок, ничто иное, как перебродившей вино. Откладываю подальше сию непригодную для питья смесь, не решаясь удивлять свой организм новыми кулинарными шедеврами. И принимаюсь думать, что же делать дальше.

Не найдя решения я вновь подхожу к кувшину. Принюхиваюсь. Теперь это больше напоминает Горькие травы, почти такими же меня поила Юна в первую нашу встречу.

Долго не думая, а залпом осушаю кувшин. Противная горечь, кажется закрадывается в каждый уголок тела, от неё не избавиться.

Меня внезапно начинает мутить. Земля кружится. Борясь с желанием вывернуть кишки наружу я, как дохлая туша тяжелым мешком падаю на пол.

И вот время задержало дыхание. Пульс замер. Меня словно парализовало, как и весь остальной мир.