Текст книги "Медальон (СИ)"

Автор книги: Элейн Чаротти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

Глава 16

У боли так много сторон. Источник мучений намного глубже, чем кажется на первый взгляд.

Моя же печаль как цветок, с виду безобидна, но корнями уходит глубоко в сердце. Цепляется и врастает в самую глубь.

Каждый раз окунаюсь в воспоминания и они точно скат бьют током напоминая, что нынешняя реальность неизменна.

Меня буквально распирает от желания все переиграть....

Что если бы я не пришла в тот день домой?

Что если бы Мэкхья не нашёл меня?

Что если бы не отвлёкся на мой крик и остался бы жив?

Что если..

Бабушка считала, что судьбы пишутся на тринадцатом небе. Высшими духами. И нет смысла скорбеть о хитросплетениях судеб. Ведь, мы дали согласие на такую жизнь, были в курсе обо всем заранее, ещё до прихода в этот мир.

Разве я могла быть на столько глупа...

«Согласилась на небесах, будь добра исполнять»

Некоторые ее незначительные фразы все чаще всплывают в моем сознании– обретают другой объемный смысл. Ее слова будто ключи к каждой закрытой двери, что передо мной.

Но я решительно отказываюсь верить, что вот так кошмарно сложится моя судьба.

Может быть это всего лишь неблагоприятный случай привёл меня сюда?

Я исподлобья смотрю на тотем племени, он почти скрыт за высокими деревьями, но как изрёк Аскук, он видит нас.

Я чувствую этот властный взгляд всем своим существом и внутри вся содрогаюсь. Нет. Не от страха. А скорее от того, что не смотря на жестокое заявление Точо, о том что черт с два я покину племя, тотем манит к себе.

Зовёт в резервацию, будто старого друга, на которого в обиде за долгое отсутствие. Странное чувство. Необъяснимое. Оно сеет зерно надежды и сомнения, отталкивает и призывает быть смелее.

Стоит признать, происходящее действительно задумано заранее, но интуиция подсказывает, что исполняется все совсем не по сценарию.

– Давайте поторопимся! – встревает в мои мысли нетерпеливый возглас Аскука.

Точо легко, но требовательно толкает меня вперёд, мол « иди, хватит ворон считать».

Аскук все никак не может справится с нахлынувшими чувствами, откуда то выуживает змею, от который меня бьет леденящий ужас, и показывает, что вот они уже почти у цели. Змея безразлично зевает. Разве змеи зевают? Не важно. Я всеми силами стараюсь держаться от него с его питомцем подальше.

– У нас необычный тотем,– продолжает оживлённо индеец обращаясь ко мне, – Голова орла, а туловище волка.

Я с недоумением смотрю на него, Аскук расценивает это, как заинтересованность и продолжает:

– Когда то давно наше племя жило в горных районах,– показывает рукой в направлении от которого мы последние сутки двигаемся,– Мы были сильны свободны и непредсказуемы, как орлы. Но вскоре племени пришлось поменять привычный уклад жизни и перебраться в лес. Для этого нам понадобился новый символ приносящий удачу и изобилие, как в горах так и на равнинах. Нашем Вождем, мир его духу, – произнося эту фразу он прикладывает левую руку ко лбу, после чего поднимает наверх,– был выбран самый подходящий тотем – волк. Теперь и он оберегает и объединяет нас,– вдруг глаза его поникли,– Но со временем некоторые перестали верить в силу тотема, им стало недостаточно его силы и....

– Довольно болтовни, ты что историком заделался? – по обыкновению грубо обрывает его Точо.

Индеец на глазах пуще сник и снова погрузился в свои мысли.

Путь оказался намного короче чем предполагалось.

Вот, буквально пару минут назад тотем еле виднелся, но пройдя пару десятков шагов по извилистой тропе мы нырнули вглубь ущелья, которое будто нарочно было скрыто густым кустарником.

Стоять в темноте жутко. Фантазия рисует мелких насекомых, змей и летучих мышей, что наперебой хотят напасть на меня напугав до смерти.

Пахнет сыростью, воздух густым облаком нависает над нами.

Индейцы поодаль копошатся, шумят, шуршат и все это в кромешной темноте.

И вот на другом конце ущелья появляется луч света, обрисовывается фигуре Точо, который прилагая не малую силу поддевает огромный валун закрывающий нас в ущелье.

Наконец и он поддается. Я разглядываю скалистые стены ущелья на которых нет ни намёка, ни следа угрожающих обитателей.

Аскук раньше всех прошмыгивает на выход. А я намеренно медлю. Руки все так же связаны, но идея сбежать не даёт покоя. Я деловитостей прокручиваю план в голове– пробраться обратно через кусты несложное дело, а после бежать бежать бежать.

Нога судорожно дёргается назад, движение не остаётся незамеченным от цепких глаз Точо.

Он в два шага оказывается подле меня, зло срывает кардиган и кидает его так, что он цепляется о куст прикрывающий вход пещеры, а после больно схватив за волосы тащит на свет все дальше и дальше от единственной надежды на спасение:

– Я кажется предупреждал чтобы без фокусов....

Швыряет на землю. Я приземляюсь на колени, но потеряв равновесие падаю на пыльную землю лицом.

Остатки смелости исчезают будто мел водой смыли с асфальта. Слёзы прыскают из глаз падая на пыльную землю и оставляя грязные следы на лице. Точо грубо тянет за верёвку от боли в лопатках я взвизгиваю.

Все ещё содрогаясь от жалких рыданий я поднимаю глаза на Точо, который с неприязнью пятится назад. Некогда запачканный грязью медальон ослепляет индейца красным светом будто предупреждающе сигнализирует ему, что если тронет вновь ему не поздоровится. Вспышка гаснет так же быстро как и появилась, но нам двоим не по себе. Особенно Точо.

– Вот черт! – смачно ругается он.

К нам подбегает обеспокоенный Аскук, который все это время возился со своей змеей неподалёку. Но Точо не тратит время на объяснения, знаком даёт понять, что нужно двигаться вперёд.

– Развяжи мне руки! – вдруг требую я.

Он резко втягивает воздух, достаёт нож и размашистым движением освобождает мне руки. По нему видно, что он борется с желанием затянуть разорванную верёвку вокруг моей шеи. Его поза, взгляд, поверхностные вдохи—нервы натянуты, как струна, такое чувство, что ещё капля и он взорвется агрессией.

Но я почему то уверенна, что впредь и пальцем тронуть меня не посмеет.

Глава 17

Резервация походила скорее на обычное поселение. Несколько пар вигвамов стояли на приличном расстоянии друг от друга, чем то напоминая жилой комплекс. По убранству—коже, мехам и амулетам, что были щедро навешаны при входе в некоторые индейские жилища создалось впечатление, что в племени существует своего рода иерархия и есть, как богатые так и бедные. Странное заключение с моей стороны, по сути индейцы не работают, скорее всего показавшаяся мне иерархия связана с их происхождением нежели с достатком.

Однако, независимо от «сословия», жители резервации встретили мою скромную персону одинаково сдержанно.

Никто не был удивлён нашему, как мне показалось внезапному появлению, что мягко говоря обескураживает ещё больше.

Индейцы не осмеливаются подойти ни к Точо, ни к Аскуку, ни соотвественно ко мне.

Все лишь скрупулезно заканчивают свои дела и удрученно склоняя голову проходят мимо нас. Атмосфера царит не очень благоприятная, но и не репрессивная. Наверное, это должно радовать...

Добравшись до четвёртого квартала вигвамов Точо резко останавливается.

Полог в один из тесных шатров откинут, индеец мешкается, явно раздираемый желанием влететь в дом без стука. Но все же, не переступает порог, лишь заглядывает чуть подавшись вперёд:

– Бабушка Юна, ты здесь?

Слышится громкое шарканье тяжёлых ног.

На секунду я не узнаю индейца, изуродованное шрамами лицо разглаживаются, на губах играет почти мальчишеская улыбка. Передо мной молодой, добрый мужчина заботливо протягивающий руки крошечной тощей индианке.

Она кряхтя и почти хихикая от счастья медленно плетётся к нему навстречу, пока не замечает меня. Старушка резко меняется в лице. Отдергивает руки, бросая на Точо разочарованный взгляд. Целую минуту длится война глазами, в которой Точо явно проигрывает. Он было раскрывает рот, но так и не найдя, что сказать тупит взор.

Старушка демрнстративно игнорируя существование внука, подходит ко мне щурясь и вглядываясь.

А я и без зеркала понимаю, что выгляжу из ряда вон плохо. Грязная одежда ещё пол беды, а вот слипшиеся от пыли и пота волосы оставляют желать лучшего. Но старая индианка будто не замечает этого:

– Какая ты хорошенькая!

Я не сопротивляюсь когда она берет меня за подбородок и опускает ниже чтобы лучше разглядеть лицо. Ее морщинистые глаза расширяются от ужаса, после чего она грустно опускает глаза и спрашивает Точо:

– Ты?

Глаза индейца бегают, как у нашкодившего ребёнка.

– Ты ее ударил?

Точо нехотя бросает пожимая плечами:

– Погорячился.

Больше не говоря ни слова старушка лаского берет меня за руку и ведёт в вигвам, не забывая при этом громко задёрнуть полог за собой.

Оставив своих похитителей за дверью я наконец выдыхаю. Оказывается все это время каждая мышца моего тела была натянута, как тетева.

В вигваме пахнет костром, кожей и травами. Невероятно уютно, несмотря на скромное убранство.

Я все ещё удивляюсь проницательности старушки, сразу поняла, что внучек не из благородных, пока не подхожу к зеркалу над стареньким кедровым комодом.

– Ого,– не узнавая своего отражения застываю я.

У левого глаза растёкся бардово-коричневый кровоподтёк. При виде крови, мне резко становится дурно. Тошнота накатывает грузной волной. Старушка понимая, что я на грани обморока заботливо усаживает меня на маленькую кровать.

– Приляг, Амо, я дам тебе отвар для восстановления сил. Ты истощена.

– Вы знаете, как меня зовут? – почти в полуобморочном состоянии спрашиваю я.

Индианка не отвечает. Заваривает травы, что-то смешивает, добавляет ещё. Наконец подносит мне и строго проговаривает:

– Пей залпом.

Несмело пью. Горькая противная жидкость растекается по горлу вызывая сначала жуткий кашель, потом жжение в желудке.

– А теперь поспи.

Укладывает меня укрывая толстым пуховым одеялом. Заботливо гладит спутавшиеся волосы.

Я целое долгое мгновение чувствую себя пятилетней девочкой. Подбородок дрожит, глаза закрыты, но слёзы все равно текут на подушку.

Мудрая индианка делает вид, что не замечает, как я отчаянно шмыгаю носом чтобы остановить поток слез. Получается плохо, сердце ноет от тоски, меня сладкой пеленой окутывает родной запах бабушки Мискодит.

****

– Нет, нет, вы не посмеете! – доносятся ужасающие женские возгласы,– Вы не отниметесь ее!

Я со всех ног срываюсь на крик.

Но стоит войти в вигвам, как крики стихают, им на смену приходит истерический детский плач.

Вокруг ни души.

В воздухе витает гнетущий запах опасности от которого волосы на теле встают дыбом. Плач разрывающимся эхом заполняет затхлое жилище, пока я не нахожу знакомый ониксовый медальон, что небрежно валяется в углу.

Я по обыкновению надеваю его на шею, забиваюсь в дальний угол чтобы остаться в тени незамеченной. От сырости и непонятной вони ком в горле. Я безуспешно пытаюсь выровнять дыхание чтобы кишки не вывернуло наружу. Но тяжелая атмосфера свинцом висит над моей головой вынуждая произносить знакомые с детства слова, как по наитию:

– Апэл Лесли Демоне Алаид..... Апэл Лесли Демоне Алаид...

Передо мной тот час возникает образ бабушки Мискодит. Я впервые вижу ее в индейском одеянии и с длинными косами. Моя изящная бабушка протягивает руку в немом приглашении. Я не задумываясь срываюсь с места и послушно вкладываю свою ладонь в ее.

Мы летим окутанные дымкой минуя леса и горы куда то высоко. Оказываясь на самой вершине бабушка широким жестом заставляет обратить внимание на все, что нас окружает:

– Научись черпать силу, она кроется внутри,– и дотрагиваясь указательным пальцем до медальона растворяется в небесах.

«Помни, Амо, человек тоже животное, только умное»– заполняется ее эхом пространство.

Глава 18

На языке горький привкус разочарования. Я несмело открываю один глаз, затем второй. Действительно сон, просто ярче обычного, острее ощущалось присутствие неведомых сил.

Очередное сновидение окончательно сбивает с толку. Если в первый раз я не обращала внимание на игры «младшего брата смерти», то теперь каждый его знак-подсказку нанизываю, как на нитку, с нетерпением ожидая когда получится ожерелье.

Появился своего рода азарт и если бы не постоянные смены декорации вокруг, я бы с удовольствием окунулась с головой во все эти игры духов.

В вигваме никого, только на огне одиноко пыхтит чайник. Я соскакиваю с кровати и лисой крадусь к выходу.

Вот он мой шанс на побег!

Но стоит мне только добраться до треугольного полога, как его откидывает старушка Юна, а следом за ней плетётся Точо.

Взгляд ее тёплый, но лицо выражает серьезность. Она все поняла и ей определенно не понравилась моя импульсивность. Я и сама не в восторге, но быть тут пленницей, последнее, чего хотелось бы.

– Отдохнула? – с хитрым прищуром спрашивает старушка.

– Вполне.

– Что видела? – интересуется, по хозяйски снимая чайник с костра.

Я недоверчиво озираюсь. Неужели все индейцы видят такие сны? Совсем не спят спокойно? Но Мэкхья толком не придал значение моим снам.

Спасая меня от затянувшихся размышлений она поясняет:

– Сонные травы: лакота, шалфей, бузина и корни одуванчика,– кивает в сторону моей кружки,– либо Великий дух сновидений почти сразу забрал тебя, либо ты измоталась вусмерть,– на последних словах она вновь бросила на Точо неодобрительный взгляд.

Он в свою очередь делает как можно более беспечный вид, будто не причастен ко всему происходящему.

– Ва нэта!– приказывает ему Юна.

Точо поняв, что обращаются к нему с тяжелым вздохом покидает вигвам.

Смешно наблюдать за тем, как такой большой серьёзный мужчина, вселяющий, как минимум страх, не в силах противостоять хрупкой старушке.

– Мой внук обидел тебя, дитя. Прости его, у сильного индейца доброе сердце.

Бабушки всегда любят своих внуков, нет смысла переубеждать в обратном.

Она не видела, как он дышал насилием настигнув нас с Мэкхьей после двухдневного преследования.

Не видела, как он бросил израненного индейца погибать в горах. Нет.

Родные зачастую понятия не имеют с какими демонами дружат их близкие. Маски, образы, меняются, как перчатки.

А члены семьи, друзья, знакомые, мало того не догадываются, что любимый носит рубашку лжи и лицемерия, так ещё и своим безграничным принятием и вселюбовью подпитывают на свершение новой подлости. Все они своего рода соучастники.

«Знала бы ты, бабушка Юна, что твой внук не просто пощёчину влепил, а сделал это так смачно, что чуть не выбил мне зубы. Добрый человек способен на такое?»

Я пытаюсь скрыть сожаление, мне действительно жаль старушку.

– Пей, – протягивает очередную порцию своего фирменного варева, – Отвар придаст тебе сил, бодрости и....,– немного помешкав добавляет,– прояснит ум.

Я машинально протягиваю руку. Нет сомнений на счёт искренности старушки Юны.

«Юна...Юна...Юна...»– имя эхом проносится по лабиринтом памяти, но почти поймав воспоминание за хвост, растворяется.

И вдруг я понимаю, что отвар проясняет ум до такой степени, что я толком вспомнить не могу, какой дорогой сюда пришла.

План сбежать разваливается на глазах, как карточный домик. Меня передергивает, резко встаю проливая остатки злосчастного зелья, по другому никак не назовёшь.

– Что ты мне дала выпить? Ты тоже с ними заодно? Я думала, ты благородная женщина, а ты хочешь насильно держать меня здесь?

Я мечусь из стороны в стороны. Уму не постижимо, я только минуту назад помнила, как выбраться отсюда. Был какой то проход. Одолеваемая яростью, я хочу взорваться от гнева и огненным жаром испепелить это племя к чертям!

Я спокойно выпила эту дрянь, комар носа не подточил бы!

– Ты лживая старуха, Юна,– абсолютно игнорируя ее почтенный возраст выпаливаю я.

– Никто не обманывал тебя, Амо. Я проясняю ум, ненужная тебе информация отходит на задний план, – спокойно поясняет она, пытаясь потушить внезапно вспыхнувший огонь,– некоторые знания могут навредить нам, иногда стоит прислушаться к внутренним процессам. Не я выбрала, что ты забудешь, а твоя душа.

Вдруг в комнате стало невыносимо душно, не смотря на раннее утро. Воздух сжался тяжелым облаком.

– Ты обманным путём заставила выпить это,– презрительно показываю на опрокинутый керамический стакан, – не ожидала от тебя,– как лучшей подруге, в которой глубоко разочаровалась говорю я, хотя понимаю знакомы меньше суток.

– Научись слушать, или твой язык оглушит тебя! – настойчиво продолжает старушка.

Я нетерпеливо стаскиваю с себя платье, что противно пропиталось пролитыми ранее травами и мерзко липнет к телу. Зло кидаю его на пол, всем видом давая понять, что у старухи мало шансов вернуть мое доверие.

Глава 19

– Тебя стоит переодеться перед встречей с ним,– хватаясь за спину с трудом поднимается старушка. Семенит в направлении комода.

Некоторое время покопавшись в вещах, она наконец-то находит, что искала. Победоносно показывает находку, трепетно прикладывая ткань к себе, будто проверяя придётся ли вещь ей впору.

Мятое ситцевое платье изрядно выцвело, наверное, бабушка Юна носила его в ранней молодости. Она протягивает его мне. Немного помешкав возвращается к своему вареву, знаком давая понять, что я могу спокойно переодеваться за ширмой.

Зайдя за занавес, понимаю, что будучи среднего роста это подобие ширмы не прикроет даже наполовину. Но выбора нет, поэтому я наскоро переодеваюсь, каждый раз нервно поглядывая на вход. Не хватало ещё чтобы меня застали в неглиже!

Почти монашеский фасон платья приходится мне в пору.

– Ах как ты похожа на Вэнону, дитя! – восхищенно похлопав в ладоши хрипит старушка. Складывается впечатление будто у неё вот-вот начнётся кашель, но она старательно его сдерживает.

– Правда? Я никогда ее не видела, даже на фото. Какой она была?

– Бабушка, верно, рассказывала тебе? Она была совершенна, высокая статная девушка с длинными каштановыми косами. Она была не похожа на остальных и в тоже время вписывалась как нельзя гармонично в индейское бытие. Ни нашлось бы и одного индейца, кто посмел косо посмотреть в ее адрес. Одним словом– мы невероятно ценили ее, многие обожествляли ее – Юна грустно улыбнулась,– в хрупкое тело вложили необычайную мощь, она слишком рано повзрослела.

– Что ты имеешь ввиду?– путаясь в догадках спросила я, как ребёнок с интересом уставившись на старушку.

– Нет ну не дитя ли? – хлопнув себя по коленке захохотала она,– У каждого индейца есть дух покровитель, слышала о таком?

Отрицательно качаю головой.

Старушка вздыхает:

– И чему тебя Мискодит учила?

Виновато пожимаю плечами:

– Бабушка не любила разговоры о прошлом.

– Ее можно понять,– прогнав шуточный пелену продолжила та,– У каждого индейца есть дух покровитель. К примеру, у меня это природный дух. Как ты могла заметить, я тонко чувствую травы, цветы, коренья. Первое время рука сама тянулась к нужному соцветию и я будучи ребёнком уже знала, как именно можно его применять. Конечно, некоторым и за всю жизнь не удаётся восстановить связь с духом покровителем. Однако, если дар не раскрывать, дух отвернётся и жизнь будет наполнена пресным бытием. Каждый из нас ступил на Землю с определённым благословением, не пользоваться им кощунство, – мудро подмечает старушка, снова разливая нам травяной чай,– Но не каждый дар сладкий приз, для кого то, он горькое наказание. Так случилось и с Вэнононой. Твоя мать очень рано поняла своё предназначение, по-другому и быть не могло ведь она Маниту, а их дух насколько силён настолько и опасен. В нем сочетается тьма и свет, и лишь от человека зависит на какую сторону он прильнёт,– Юна многозначительно молчит в ожидании, что я выпью настой пока он горячий. Но мне не до него.

Мне до ужаса неловко признаться, что я понятия не имею о чем рассказывает старушка. И хоть я напрягаю каждую извилину– все тщетно. Прочитав нескрываемое недоумение в моих глазах Юна снова хрипло засмеялась:

– Мискодит думала скрыв правду защитит тебя. Но прошлое никогда нас не отпускает.

– Да-да, именно так она и сказала перед смертью. Прошлое нас никогда не отпускает.

– Пей, дитё, очищай разум.

Я с опаской делаю глоток.

– Быть проводником Маниту, на самом деле, большая удача как для индианки, так и для племени,– продолжает она,—благодаря силе Вэноны мы полностью отделились от племени одживбе, которые ещё со времён твоей бабушки притесняли нас. Плотно обосновались в лесу. Ещё маленькой девочкой, она была проводником и указывала, где вражеское племя расположено, откуда ждать очередной удар.

Я ужаснулась. «Неужели ребёнку можно быть причастным к войне? Разве хрупкой детской психике позволено видеть насилие? Как бабушка могла допустить такое?» Дикость....

Заметив всю гамму обуревавших меня эмоций, Юна кивнула в знак согласия с моими мыслями:

– Да, Амо, война и магия для индейцев неотделимы. Дух войны охотно помогал нашему племени через Вэнону, но вскоре из-за алчности и корысти Высшие Духи надолго отвернулись от нас... – старушка устало вздохнула, было видно, как тяжело дается ей каждое слово,– Лучше об этом не будем.

– Получается, что мама обладала даром, мог ли он передаться мне?

– Мы давно не воюем, как раньше. Луки и стрелы затупились. В них уже нет надобности, они не спасут. Война идёт совсем на другом уровне– незримом.

– Мама она.. – запинаюсь, даже не зная как спросить,—почему ее не стало? Неужели это правда, что она умерла во время родов?

– Вполне возможно, – заговорщически зашептала, будто в комнате кроме нас кто-то есть,– Она жила не в лучших условиях в последние месяцы беременности.

– Почему?

Старушка обжигает подозрительным взглядом что то за спиной. Взгляд прикован то ли к чёткам свободно свисающим с потолка то ли к комоду. Тем не менее она не решается отвечать. Будто у красных бус или у комода есть уши.

Что касается меня, либо трава успокоила до безразличия, либо я привыкла к тому, что все вокруг окутано ослепляющей пылью, поэтому я больше не допытываюсь. Может показаться, что я перестала так рьяно интересоваться своим прошлым. Отнюдь нет.

После злостных обвинений в адрес старушки, она предельно ясно ( в индейском стиле—намёками и завуалированными философскими фразами) дала понять, что на данный момент источник бедствий открыт лишь наполовину и в конечном счете, решать только одному человеку, выпускать всех демонов прошлого или пасть жертвой обстоятельств.

Ну предельно очевидно, не так ли?