Текст книги "Медальон (СИ)"

Автор книги: Элейн Чаротти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Глава 24

Темный вигвам окутан сизым табачным облаком. Мне хорошо знаком запах этого дыма, чего не скажешь о скромном жилище.

Сыро и душно, в целом все, что можно сказать о убранстве. В самом дальнем углу у окна одиноко качается колыбель, в ней сладко кряхтит пухлая малышка.

Я протягиваю к ней руку чтобы раскрыть крохотные ножки, не вооруженным глазом видно, что ей жарко. Но рука моя испуганно отдёргивается на полпути. Разрывающий тишину бас заставляет покрыться мурашками.

– Ты в долгу перед племенем. В первую очередь перед вождем,– слышу угрожающий тон.

– Я бы спокойно заглянула в глаза Великому духу смерти,– женский голос отвечает тускло, почти безразлично.

– Все мы смелые, когда дождь потушил пожар...– издевательски изрекает мужчина.

– Чего тебе надо в такой час?

– Ты и сама прекрасно знаешь! Покажи индейца, который бы не позарился на такое богатство,– громко цокает языком.

– Я на это не пойду,– грубо отрезает женщина,– тем более это невозможно, тебе ли не знать.

– Если тебя смущает, только возможность,– чуть ли не распевает последнее слово мужчина,– я ее организую, но дальше дело за тобой!

– Нет!

– Шуантрова аурив!

– Не нужно пустых угроз, я не боюсь смерти...

– В таком случае по долгам заплатит твоя дочь.

Гулким эхом шаги наступают на меня, и без того крохотная комнатка сжимается, а я мечусь между желанием спасти ребёнка и спрятаться самой, но меня вновь утаскивают зыбучие пески времени....

****

Я распахиваю глаза, а перед ними глубокая пустота. Непонятно, то ли я ослепла, то ли лежу в склепе. Снова моргаю, так что ресницами до бровей достаю. Ощупываю все вокруг, не за что зацепиться. Я и сама двинуться не могу будто гвоздями прибита в пол.

«Бабушка, где я? Что со мной?»

Внезапная тревога окутывает колючим пледом, я в срочном порядке пытаюсь восстановить хронологические события, иначе дорога в самозабвенное сумасшествие мне обеспеченна. Но духота наваливается, прессует воздух в легких, что дышать почти нечем.

Соберись, Амо, не время сдаваться!

И так, я покинула вигвам вождя Вихо с твёрдым намерением бежать, как можно быстрее. Мы так и не пришли к общему знаменателю, поэтому вождь предложил мирно отпраздновать мое возвращение, как он выразился племя ждало меня много лет и так просто не отпустит. Звучит, как угроза, не так ли?

По дороге меня перехватывает Точо:

– Сегодня будем праздновать,– как то нервно, для бесчувственного человека заявляет он.

– Я в курсе,– закатываю глаза, так как порядком надоел этот каламбур.

– Все уже заждались,– выводит меня на пустырь, где огромный костёр пускает едкий дым к небесам, – Только без глупостей,– в очередной раз предупреждает он.

Я смотрю на него в недоумении. Мне любопытно до смерти какую такую глупость я могу выкинуть.

Я касаюсь медальона. Или все же могу?

Вокруг огромного костра чьи клубы дыма заполонили уже все вокруг собралась толпа темнокожих с буйно раскрашенными лицами. Я смотрю на них тщетно пытаясь увернуться от смога– невыносимо больно жжёт глаза и нос.

Взгляд у индейцев безумный, кричащий, глаза подведены будто углём даже у мужчин, что ещё больше завораживает.

Выглядят они, как минимум странно в своих набедренных повязках и непонятных коричневых платьях. По приходу в резервации, я видела несколько индейцев, они выглядели вполне сносно, одеты не по последней моде, но хотя бы были прикрыты. Сейчас же все это напоминает маски-шоу. Про их количество я вообще молчу, они будто тараканы выползли со всех щелей и галдят между собой, как попугаи наперебой.

Однако при виде меня все разом замолкают. За спиной слышится голос вождя:

– Поприветствуйте дочь нашего племени! Амо!

Я невольно вздрагиваю, приветствие звучит угрожающе.

– Каждое странствие подходит к концу. Мы рады тебе! Наконец ты вернулась к нам! Да возрадуются все тринадцать небес и девять подземных миров!

Вокруг вспыхивает радостный гул. Тарабанит странная оглушительная музыка. Ритм пульса подстраивается под неё, и вот мне уже невыносимо сложно дышать от того, как предательски бьется мое сердце. Пространство наполняется воодушевлённой болтовней, следом ребятишки пускаются в пляс. Я сразу примечаю среди них светлоголового мальчишку, охваченная необъяснимой тревогой несусь к нему. Одна мысль крутится в голове– они затопчут его.

Но путь мне перегораживает необыкновенной красоты девушка с дурманящими чёрными глазами, над ними двумя широкими мазками высокие брови будто пара ласточек. Ее волосы собраны в тугие косы и переплетены между собой желтыми бусами. На вид девушка чуть старше меня, но выглядит очень хрупкой, почти беззащитной. На ней такое же коричневое платье, что и на остальных женщинах, но на ней оно смотрится более менее прилично.

– Добро пожаловать,– дружелюбно пролепетав, жестом предлагает присесть рядом.

Я соглашаюсь, а сама судорожно озираюсь по сторонам в надежде найти хоть малейшую возможность спастись из индейского дурдома. Музыка набирает бешенный ритм от чего мое сердце готово взорваться внутри. Я мгновенно покрываюсь испариной, что странно,ведь, на улице прохладная осень.

– Расскажи как ты общаешься с ними?– снова врывается в мои мысли девушка. Она нервно перебирает бусы чёрного браслета на запястье.

Смотрю на неё в недоумении.

– Ты уже обрела щиты? – продолжает допытываться, а глаза гипнотическим дурманом окутывают мое сознание. Я чувствую, что дурею, тону в ее глазах. Девушка будто пробралась в мой мозг и блуждает по воспоминаниям, как по библиотеке в поисках книги.

– Не понимаю о чем вы,– бесцветно отвечаю.

– Щиты необходимы, иначе невозможно будет контролировать силу, – указывает на медальон.

Я нервно вздыхаю. Как же они мне надоели с этим медальоном!

Снова осматриваюсь, чувство, что я могу застрять в богом забытом месте навсегда, в очередной раз царапает душу. Меня ведь никто не будет искать. Какой мрак творится вокруг. Что я здесь делаю?

Не обращая внимания на девушку, я зарываюсь руками в спутавшиеся волосы, отчаянно хватаясь за слабый огонек надежды, что с вождем ещё можно будет договориться. Мне есть, что ему предложить.

« Амо, не вешай нос», слышу голос разума.

Поэтому, я вежливо улыбаюсь своей собеседнице, что терпеливо сидит поодаль и наблюдает за мной. И хоть наше общение состоит из нескончаемых вопросов с ее стороны, я пытаюсь делать вид, что вовлечена не меньше.

Но наш несостоявшийся диалог прерывает Юна. Она тяжело опускается рядом, толкая, как бы невзначай девушку в бок.

– Вона, – обращается она к черноглазой,– не утомляй с первых дней.

Вона недовольно фыркает вставая с колен:

– Будто у неё так много времени!

– Вона,– угрожающе повышает голос старушка, от чего сама удушающе начинает кашлять.

Черноглазая индианка молча удаляется в самую пучину диких плясок.

Юна заговорщически спрашивает оборачиваясь ко мне:

– Чего ей надо было?

– Да, спрашивала про какие щиты.

Старушка в миг прозрела будто вспомнила что-то важное. Смотрит на меня испытующе, а глаза переодически виновато бегают, будто она о чем то забыла рассказать:

– А ты?

– А что я? Понятия не имею о чем она. Что за щиты?

Она ломается, явно в голове прикидывая, как бы подоходчивее обьяснить мне.

– Щиты земли, воды, воздуха и огня,– сдавленно говорит всеми силами сдерживая сухой кашель.

Я непонимающе морщу лоб давая понять, что скупое объяснение ничуть не проясняет ситуацию, если не запутывает ещё больше.

– Дело в медальоне,– еле слышно шепчет она, так, что я это по губам читаю.

Я слабо припоминаю слова Мэкхьи о том, что необходимо поприветствовать духов четырёх стихий чтобы медальон ожил, быть может это и есть щиты.

Старушка слишком сильно для своего почтенного возраста хватает меня за руку:

– Скажи, что ты этого ещё не сделала!

Но не успевает ответ сорвать с губ, как меня хватают подмышками и утаскивают в вихрь весьма пугающих танцев. Безумные разрисованные лица мелькают перед глазами, кружа и передавая мое легкое тельце из рук в руки вокруг обжигающего костра.

Я в смятении пытаюсь сфокусироваться хотя бы на одной жуткой физиономии, но тело не успевает подчиняться импульсам.

В голове только одна навязчивая мысль– не потерять в этом круговороте медальон, что отчаянно запутался на шее и душит тугим узлом.

Тошнота комом стоит в горле, мне дурно, как никогда....Но бесноватые пляски не прекращаются.

Растерянно тону в пространстве и времени.

Сколько они так кружат меня?

Пять минут, час или целую вечность?

Музыка ускоряется до безумия, а мое состояние граничит с обморочным забвением.

Буря гнева и отчаяния за свою беспомощность терзает мое сознание, рвёт душу жарким яростным огнём.

В один момент звуки, лица, движения все сливается в одну кучу и лопается мощной бурей, расщепляется на яркие частички.

Я падаю на пол, скручиваясь и тревожно обхватывая голову руками, словно ёж оказавшийся в чужом саду.

Вот сейчас обезумевшие жители резервации прикончат меня.

Но на удивление, звуки и танцы стремительно угасают.

Индейцы толпятся душным адским кольцом. Сверлят глазами с жутким остервенением.

Я же чувствую себя жалко, очень мерзко.

Думаю лишь обо одном «вот он мой конец».

Какой изощренный способ убийства подскажет им их дикий разум?

Но гнев обезумевших индейцев внезапно обращается на вождя.

Они гулом наперебой тараторят что-то в его адрес будто требуя объяснений, при этом с удивлением жестикулируя в мой адрес.

Я не сразу замечаю, как ко мне пробираются старушка Юна и Вона. Последняя помогает мне подняться.

В ее глазах сочувствие и сожаление. Она неуверенными движениями отряхивает мою пыльную одежду.

Племя двигается на вождя.

Он же усмирив разъярённую толпу одним только взглядом, сам в не меньшем замешательстве.

Вихо по обыкновению даёт знак и откуда не возьмись появляется Точо. Он грубо вырывает меня из рук Воны.

В этот момент индейцы боязливо озираются делясь, как в детском школе на мелкие группы, пока Точо ведёт меня к вождю.

И, как провинившегося ребёнка и кидает к ногам старика. Он нервно перебирает чётки и что-то шепчет под нос.

Сегодня моему унижению нет предела, по венам течёт свирепая ярость. Я, что есть мочи вырываюсь, пытаюсь подняться, но мерзкий индеец удерживает со спины.

Волосы тяжёлой волной падают на лицо, смело отгораживая от вождя, давая мне время сглотнуть наворачивающиеся слёзы:

– Ты не гость, ты часть племени, мы рады тебе,– ядовитым голосом передразниваю его, сдувая непослушные пряди с лица.

Повисла такая гробовая тишина, что казалось слышно, как кишки Точо приветствуют меня голодным урчанием.

– Нельзя разбудить то, что притворяется спящим, – гремит озлобленный голос вождя.

От приветливого старика Вихо не осталось и следа. Зелёные глаза обдаются ледяным холодом, прокалывая мелкими иголками кожу. На секунду я будто оказываюсь в теле хилого индейца из сна, ожидая, когда же широкие ладони мужчины сожмутся на моей шеи.

Перед глазами снова пелена из слез, лицо вождя расплывается, а сердце бьется о рёбра рискуя вырваться наружу. Пальцы дрожат– сжать руки в кулаки кажется невыполнимой задачей.

Вождь тяжело дышит, на его лице читается высокомерие и брезгливость, старик будто осознаёт, что остался ,как минимум, в дураках, но признавать этого определенно не хочет.

По статусу, как минимум, не положенно.

– Запереть ее,– приказывает он, по видимому считая, что это должно удовлетворить собравшихся приматов. Но, вместо рукоплескания по племени снова плывет эхо негодования. Словно они были бы рады, только если бы моя голова отскочив от тела мячиком полетела по рукам.

– Попробуй только и я сотру всех вас,– с вызовом смотрю себе через плечо, и остервенело кричу,– В порошок!

Стоя на коленях блефую, как никогда. В этом вся я.

На удивление это возымело эффект и племя с нервными охами и ахами пятится назад боязливо взирая на вождя, как на единственного спасителя от жуткой холеры, меня.

Но вождь лишь с нескрываемо разочарованным видом уставился на меня и медленно качает головой.

Он пытается меня пристыдить?

Я решительно тянусь к медальону слепо возомнив, что если мне повезёт, то всем вокруг не поздоровится, но Точо оказывается быстрее– ловко перехватывает мою руку и заламывает назад. И конечно же, не забывает заткнуть мне рот чтобы не кричала от боли, которая кинжалом пронзает половину тела.

Глава 25

Кромешная тьма и звенящая тишина– Сочетание, которое ненавистно мне с самого детства. Жили мы далеко от города, рядом только лес, поэтому каждую ночь все замирало. В буквальном смысле.

Плюс ко всему, почти каждую ночь отключался свет из за неполадок на станции.

Два сенсорных чувства для меня имеют важное, неоспоримое значение. Да, я именно о зрение и слухе, без них мир любого человека теряет свои краски.

И если выбирать, я бы лучше лишилась речевой системы.

Полагаю, что если бы я была немой, меня бы не так это удручало, нежели слепой или глухой.

Вру. Удручало бы, но окружающие были бы только рады, например покойный Мэкхья.

При мысли о нем на языке металический привкус крови, а в сердце пустота. Она на протяжении последних пару дней согревает меня изнутри, не даёт сдаться, вселяет надежду, что я не кисельная масса. Ведь пустоту можно и нужно чем то заполнить.

Поэтому я вынашиваю очередной план побега, но на этот раз моей целью является не просто сбежать, а наказать виновных в смерте ни в чем неповинного человека.

Я преисполнена желанием восстановить хрупкую справедливость.

Цели определённо меняются по мере происшествий, но оно того стоит. Даже ценой собственной жизни. Или все же нет?

Стоит ли мне ворошить прошлое? Я конечно, его ворошу, но отнюдь не сама. Все вокруг живут им.

В воздухе витает удручающие ожидание. И мне лично больше интересно, как долго они так ждут.

Обезумевшие индейцы.

Вот бы племя с землей сровнять!

До боли закусываю губу, хочу выть от того, что мои наполеоновские планы в реальности неосуществимы.

Не могу простить себе слабость.

Как обладая такой драгоценностью, я не имею возможности ею пользоваться?

Вновь и вновь возвращаюсь в лес, к Мэкхьи, что лежит бездыханной глыбой, единственный, кто, пожалуй мог спасти меня.

И пора бы смириться, что его нет, но так пугает факт, что ни одна душа на целом свете не знает о моем существовании.

Мне кажется, скоро и я забуду себя.

Бессилие так и не покидает мое истощенное тело. Кажется, что мои голосовые связки тоже отказываются функционировать.

Поэтому я просто молчу не в силах пошевелить шершавым языком. А что сказать? Звать на помощь бесполезно.

Глупо нарушать тишину, что старательно ограждает от жестокого мира. Закрыть бы глаза и оказаться в нашем маленьком доме, и пусть там тесно и периодами не бывает света и воды.

Я скучаю.

Кромешная тьма.

Звенящая тишина.

Слышу, как кровь в ушах шумит, словно волны на берег приливают.

Я, как то вычитала в медицинском журнале, когда неделями тайком от бабушки готовилась к вступительным экзаменам, что человек вполне может сойти с ума от мертвой тишины. Но это в случае полнейшего вакуума, когда человеку слышен шум циркулирующей по венам крови.

И хоть кроме собственного дыхания и гулкого стука крови в ушах в затхлом помещении ни звука, если хорошо прислушаться за несколько миль слышен легкий шелест листьев и завывающий далеко в горах ветер.

Не мой случай. Определенно не мой.

«Сумасшествие в любом случае, отменяется», грустно решаю я.

Вероятно поэтому, мозг цепляется за жизнь и приказывает вставать, но резервы организма будто выкачены до последней капли.

Я все лежу, лежу смирившись, что тело, как испорченный инструмент не смотря на все усилия выдаёт жалкие попытки, но никак не звонкий результат.

Глубоко вдыхаю животом, стараясь отвлекаться на что угодно кроме главной беды.

Казалось бы, куда ещё хуже? Что страшнее того, что уже происходит?

Я в сотый раз прикасаюсь к шее, где так уверенно обосновался увесистый камень, мой талисман. Но чувства эти обманчивы и больше смахивают на игры разума. Главным образом, потому что медальон с шеи пропал.

Я грустно усмехаюсь, но получается что то больше похоже на всхлип. Исчез он отнюдь не магическим образом, а жестоким.

Был украден буквально из под носа и без лишних сопротивлений с моей стороны.

Я плохо помню, каким образом оказалась в этом мрачном царстве, но, как вождь размашистым движением сорвал с меня медальон не забыть.

А потом....

Не успела я и рта открыть, как потеряла сознание.

Пока мое тело неслось в неизвестном направлении, я снова оказалась в тяжелом забвении и душа моя перенеслась в тесный вигвам, где не так давно женщина предупреждала меня о опасности.

« Нуанту па, Амо» все ещё колокольчиком звенит вокруг.

Я хожу из угла в угол. Предчувствие чего то страшного, неизбежного морозом ходит по спине заставляя содрогаться внутри. Стоит мне обернуться, как передо мной возникает образ все той же молодой женщины нежно поглаживая огромное пузо. Я сразу узнаю ее.

Но взгляд ее сквозь меня устремлён на вход в шатёр. Полог откинут, вероятно, она ожидает кого-то.

И вдруг боль, я ощущаю ее каждой клеточкой.

Перед моими глазами яркие вспышки, в голову бьют молнии. Боль бесконечным ударом пробирает меня насквозь. Один горький крик, долгий продолжительный плач, а я все не могу разобрать ничего перед собой, кто то настойчиво мешает мне находиться здесь утаскивая и буквально разрывая на куски сознание.

Не малыми усилиями воли я пытаюсь вернуться, мне чрезвычайно важно находиться там с ней.

Откат.

И перед моим взором открывается леденящая душу картина– молодая индианка в неестественной позе лежит на полу. Я подбегаю к ней, но ее легкое тельце проходит сквозь пальцы. А потом она исчезает.

– Мама, нет,– кричу я навзрыд,– Не уходи прошу.

Глава 26

Понимание, что медальон сейчас в старых трясущихся руках вождя, сжирает меня изнутри, раскалённым шаром будто искра в сухом поле выжигает последнюю веру в высшие силы. Ну как такое в принципе могло произойти?

То все боялись даже смотреть на него, а сейчас камень беспрепятственно сорвался с меня. Мне во чтобы то не стало нужно вернуть его.

Я вся дрожа встаю на колени, держась пальцами за шершавые стены чтобы хоть как то сохранить равновесие. Каждое новое прикосновение даётся с трудом, до смерти боюсь, что какая то живность попадётся под руки. Меня не покидает чувство, что я в пещере или в яме, затхлый старый запах бьет в нос раздражая рецепторы.

Но вот я натыкаюсь на что то под руками. Квадратный коробок напоминает мне... спички? Времени на раздумье нет, поэтому набравшись смелости и мысленно согласившись на весь вероятный ужас который меня может поджидать, я резко чиркаю спичкой разрывая тишину.

Морщусь от искрящегося света. И не успеваю я оглядеться, как в поле зрения бросается свеча предусмотрительно оставленная на низком полу рядом с коробком. Интересно.

Взяв в руки свечу осмотревшись, я вдруг сразу узнаю место, где нахожусь. По спине стекает холодный пот.

– Это то самое место...– говорю я вслух зажимая рот, —то самое где где....

Слова застревают у меня в горле не давая ни дышать, ни глотать, я будто белка позабывшая, как грызть орешки, стою глупо и пусто перевожу взгляд со стен на пол, с пола на свечу, со свечи на одинокий столик в углу, со столика на обшарпанные стены давно пропитавшие сырой плесенью. Я ненавижу это место, возможно с самого детства, на уровне подсознания, место, где умерла моя мать.

Ноги не держат, я снова падаю, предусмотрительно впившись ногтями в свечу чтобы не потухла опрокинувшись. Как же это жестоко запереть меня именно здесь...

Я по-детски нежно ковыряю кончиками пальцев пол, боясь спугнуть воспоминания. Я слишком зла чтобы плакать.

Маму убили в любимом ею племени, она отнюдь не умерла во время родов.

Всю жизнь я тихо ненавидела себя за то, что стала неосознанной убийцей родного человека. Перечитала кучу медицинской литературы пытаясь понять является ли груз вины, что я взвалила себе на плечи справедливым. И хоть я маму в глаза не видела, горечи от ее потери не становилось меньше. Наоборот с годами боль от потери росла. Мама всегда живет в отдельной комнатке моего сердца, глубоко глубоко.

Эту дверцу никогда нельзя было открывать никому, даже мне, за ней печаль, слёзы, одиночество, вина.

В этой комнатке дефицит любви, заботы и нежности, все что я получала сполна, но не от неё.

И вот время затаило дыхание, пространство сжалось в один долгий миг. Я не уйду отсюда, я обязана узнать, кто убил ее и почему бежала бабушка Мискодит.

Тайны окутали меня с ног до головы сплели тесный кокон из которого мне теперь не выбраться самой.

Я усилием воли встаю и плетусь на несгибаемых ногах к столику. Замечаю, что на полу в дальнем углу стеклянный бутыль с водой и еда.

–Не густо, для желанного гостя,—грустно заключаю я. Хотя, сейчас я в официальном статусе пленницы, что уж греха таить.

Еда и вода меня не интересуют, я осматриваю каждый угол обветшалого пыльного жилища в поисках какой нибудь подсказки. Наверное, здесь не было никого с тех пор, как ее не стало.

Подойдя к подобию двери я не решаюсь открыть ее. Понятное дело, я заперта, одна мысль, что у вигвама кто то дежурит приводит меня в дикий ужас. Не хотелось бы мне встретиться лицом к лицу с индейцами, которым я на минуточку угрожала прилюдно.

Теперь я не такая смелая без медальона.

Звук подобия скрежета и шелеста ударяется о вигвам, я боязливо вздрагиваю косясь в сторону звука. Прищуриваясь я вижу, что под дверью письмо.

Меня бьет мелкая дрожь.

Трясущимися руками я хватаюсь за желтый лист бумаги, как за внезапно протянутую лозу будучи на обрыве водопада.

« Сонта аро кристлуу она»– выведено корявыми буквами, что дословно означает —« Не соглашайся, иначе тебя ждёт смерть». Внизу подпись В.

Больше на бумаге ни слова, отправитель пожелал остаться неизвестным. Мне не достаточно подписи чтобы поверить, что вождь ведёт двойную игру, тем самым пытаясь спасти от разъярённого племени.

Но, у двери я вдруг обнаруживаюсь заветный медальон в подтверждение своих подозрений. Он все это время лежал тут?

Я скрупулезно одеваю его на шею и поглаживая приговариваю:

– Я думала без тебя с ума сойду....

Камень будто довольный кот отзывается мягким тёплом наполняя комнату светом.

– Теперь нам нужно подружиться!