Текст книги "Азбука любви (СИ)"

Автор книги: Dziina

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

– Не сочиняю!

– Кто что сочиняет?

Девочки почти подпрыгнули от мужского голоса, а у Усаги внутри всё как будто похолодело. Она резко обернулась и ожидаемо увидела приближающегося к ним Мамору.

– Привет! – махнула ему Рей, а Чиба просто кивнул.

– Оданго, Мотоки сказал, что отдал мою тетрадку тебе, а ты чего трубку не берёшь? – спросил он у Усаги, которая была готова сквозь землю провалиться.

Она чувствовала, что девочки позади неё хитро ухмылялись, мол, не парень, говоришь? Но они с Мамору не были даже друзьями – так полагала Усаги – скорее заклятыми врагами, которые, однако, в последнее время немного примирились. Но вот надолго ли?

– Потому что занята была, – огрызнулась Усаги.

Не глядя на подруг, она быстро собрала вещи и, схватив Мамору за руку, увела его из храма. Так или иначе ей всё равно придётся оправдываться перед девочками, поэтому пусть этот момент придет как можно позже, но только не сейчас. Усаги знала: однажды произошло бы что-то подобное

– И что это было? – спросил после непродолжительного молчания Мамору, когда они уже шли по улице.

– Девочкам о нас знать не обязательно, – недовольно пробурчала Усаги, не глядя на него. – Твоя тетрадка у меня дома, надо её забрать.

Мамору заинтересовано на неё посмотрел. Это было необычно: слышать из уст Оданго такие слова «мы», «нас» или что-то в этом духе. Обычно она воспринимала в штыки все шутки подруг или Мотоки, когда они говорили об Усаги и Мамору во множеством числе, а теперь же – сама говорила это.

– Что? – недовольно буркнула она, обернувшись, когда он замедлил шаг, и тоже остановилась.

– Да так.

Добродушно усмехнувшись, Мамору перевёл взор на их руки, крепко державшие друг друга. Усаги тоже посмотрела на них, потом перевела взгляд обратно на него. Казалось, что произошло что-то загадочное и таинственное, словно через секунду мог начаться конец света, и они должны были успеть попробовать всё в этой жизни. Однако время текло своим чередом, и никаких катаклизмов в округе не предвещалось.

– Ты про это? – негромко спросила Усаги, поднимая их сцепленные в замок пальцы.

Мамору кивнул, неотрывно глядя на неё. Усаги вдруг скромно улыбнулась и смущённо отвела взор. Сглотнув комок в горле, Мамору неожиданно подумал: может, именно так, наконец, начался новый этап их отношений?

Следующим днём они пересеклись в «Короне», когда Усаги принесла ему лекционную тетрадь, до которой вчера дело так не успело зайти, поскольку оба про неё благополучно забыли, прошатавшись по Токио весь остаток дня. И сейчас Оданго, не глядя на Мамору, поскорее всучила нужную вещь и пошла к выходу.

Ошеломлённый таким странным и неожиданным поведением, Чиба быстро достал телефон и набрал уже давно выученный номер. Усаги, которая успела уже дойти до дверей, буквально подскочила от громкого, режущего слух звонка и, вытащив мобильный из кармана, резко развернулась к Мамору. Он отклонил вызов и медленно подошёл к ней.

– Чего тебе? – невежливо буркнула Усаги.

Её интонации были точно такими же, как обычно, словно вчера между ними не произошло чего-то нового. Мамору слегка погрустнел, но виду старался не подавать. Может, она решила не торопить события? Хотя они и так не особо-то спешили.

– У тебя новый рингтон на меня? – будничным тоном поинтересовался Мамору. – Чем тебя тот не устраивал? И ты же вроде говорила, что не можешь их менять.

– Надоел, – глухо откликнулась Усаги, пряча глаза. – Я Шинго попросила…

– А мне вот не надоел, – с вызовом произнёс Мамору и резким движением выхватил телефон из девичьих рук.

Усаги недовольно вскрикнула и с негодованием потянулась к нему, намереваясь отобрать свою вещь. Но Чиба был не умолим, и пока она скакала вокруг него, силясь достать мобильный, он в несколько кликов вернул на свой контакт прежний звонок.

– Зачем ты это сделал? – чуть не плача спросила Усаги.

Она очень сильно старалась не заплакать, однако глаза всё равно покраснели, и на ресницах заблестели слёзы. Мамору протянул руку и осторожно вытер солёную влагу, слегка улыбнувшись расстроенной Усаги, от чего она снова засмущалась. И что вынудило её сменить рингтон на какой-то банальный и невзрачный.

– Почему ты всё переиграла? – вопросом на вопрос ответил Мамору, возвращая телефон.

– Потому что ты странно себя повёл, – Усаги с силой вцепилась в свою технику, как будто бы он опять мог забрать её. – Ничего даже не сказал…

– Как будто ты что-то прояснила мне, – раздражённо произнёс Мамору, передёрнув плечами.

Их неоднозначная ситуация злила его и выбивала почву из-под ног. Однако он был готов поклясться, что вчера между ними точно что-то промелькнуло. Мамору был готов поставить на осознание собственных чувств, однако сегодняшний поступок Усаги обрушился на его голову, словно ушат холодной воды.

Она зло и обиженно на него посмотрела, что у Мамору защемило сердце. Что он сделал не так?

– Уса, пожалуйста, скажи мне… – начал было он, протянув к ней руки, но Усаги оттолкнула его:

– Дурак!

Всхлипнув, она пулей вылетела из «Короны», оставив Мамору в полнейшем недоумении. Сунув руки в карманы джинс, он растерянно смотрел ей вслед, напряженно размышляя, чем он мог её обидеть. Однако ни одной путной мысли в голову так и не пришло, поэтому Мамору, огорчённо махнув рукой, развернулся и пошел к барной стойке, намериваясь залить своё недоумение несколькими литрами кофе. Алкоголь подошёл бы лучше, наверное, однако он не был одним из тех, кто употреблял спиртное в каждом случае неудачи или чрезмерной радости.

Они не виделись целую неделю. То ли Усаги намеренно его избегала, то ли Мамору специально не попадался на её пути, но эти дни обоим казались пустыми и наполненными серой обыденностью, от которой стыло в жилах, а на душе было холодно и промозгло. Возможно, именно потому, что хотелось разогнать этот чёртов иней, Мамору и пошёл на вечеринку по случаю дня рождения Кобаяши. Однако она ни на йоту не подняла его настроения, ещё больше заставив погрузиться в пучину отчаяния.

Поздно вечером Мамору медленно возвращался домой, полностью погружённый в нерадостные думы, что не заметил, как пошёл той дорогой, на которой они чаще всего сталкивались с Усаги, что означало, что где-то неподалёку был особняк Цукино. Когда он осознал это, было слишком поздно сворачивать назад, а от одной только мысли об Оданго больно заныло сердце.

Мамору соскучился, пора уже было признать это. И без лучика солнца под именем «Усаги Цукино» он не мог представить своей жизни: попросту не представлял её без Оданго. Без их каждодневных встреч и долгих телефонных разговоров, без её улыбок и обиженных губ, когда он скажет что-нибудь не того… Мамору не хватало Усаги настолько сильно, что он, не выдержав, всё-таки набрал её номер.

Хвала Аматэрасу, она взяла трубку! Не выдержав, Мамору улыбнулся.

– Привет… – поздоровалась она, затаив дыхание.

– Привет… Как дела?

– Относительно, – негромко отозвалась Усаги. – А… ты как сам?

Голос её словно отдавал эхом, как будто фонил сотовый, или она сама стояла неподалёку и говорила с ним, а он слышал её и так, и так.

Мамору остановился и, сунув свободную руку в карман, поглядел на звёздное небо. Оно было таким далёким, что складывалось ощущение, что проваливаешься в него, особенно когда смотришь, задрав голову, и как будто падаешь, падаешь и падаешь туда, в Млечный Путь, а твоё тело становится невесомым и почти-почти прозрачным.

– Мамору? – осторожно позвала Усаги, и её голос снова фонил.

– Я… Не очень, честно говоря, – тяжело произнёс он, отрываясь от созерцания красот природы.

– Ну… я тоже, – смущенно призналась Усаги.

Мамору удивлённо вскинул бровь.

– Неужели?

– Ужели, – вздохнула она. – И не надо говорить, как последняя язва на свете…

Несколько секунд Усаги молчала, стараясь собраться с мыслями. Она вздохнула, негромко и легко, а потом тихо попросила:

– Обернись.

Мамору затаил дыхание, не веря в то, что сейчас могло произойти. Это казалось чем-то нереальным, сродни фантастике или детским сказкам о наивных мечтах. Может, её просьба была лишь плодом его воображения?

– Зачем? – спросил он, нахмурившись.

– Пожалуйста…

Её голос был таким умоляющим, на миг ему показалось, что Усаги снова вот-вот расплачется, однако это было лишь обманчивое первое впечатление. На самом деле она была спокойна и уверена в том, что говорила.

Мамору обернулся.

Усаги стояла в паре метров от него, кротко улыбаясь, и уверенно смотрела прямо в глаза, не отводя взора. Усмехнувшись, Мамору нажал на красную кнопку и, спрятав телефон, в два шага преодолел расстояние между ними.

– Привет, – выдохнул он, не веря своим глазам.

Она и вправду была здесь, сейчас, когда он так сильно нуждался в ней.

– Привет.

Усаги протянула руку и поправила ему примятый воротник рубашки. Её прикосновения были такими нежными и ласковыми, хотелось стоять вот так вот вечно и наслаждаться осторожными поглаживаниями по щеке. Как зачарованный, словно через какую-то пелену тумана, Мамору наблюдал, как Усаги приподнялась на цыпочки и губами мягко прикоснулась к его губам. Это прикосновение было мимолётным, как во сне, реально нереальным.

– Иди домой, поспи, – Усаги застенчиво отвела взор.

Мамору усмехнулся, словно очнулся, и, скользнув рукой по её талии, крепко прижал Усаги к себе. Она удивленно вскинула на него глаза, пытаясь понять, что он задумал.

– Пойду через пять минут, – пояснил ей свои действия Мамору и страстно поцеловал свою Оданго.

Завтра, завтра они обязательно поговорят и прояснят все недомолвки между ними. А пока – он был рад чувствовать её отклик, ощущать нежные, слегка шершавые губы на своих губах, и наслаждаться моментом под открытым звёздным небом, в которое, казалось, сейчас проваливались они оба…

========== И – Источник снов ==========

Голоса оглушали. Витали над головой, проникая в мысли, заставляя поневоле прислушиваться к ним. Сначала она не понимала слов, всё сливалось в один неудержимый поток непонятного, назойливого гула. Но вскоре она стала различать отдельные фразы и даже предложения. Это был японский, родной японский язык, на котором неумело изъяснялись детские тонкие голоса. Кто бы это мог быть?

В нос ударил запах печенья, вкусный и навязчивый, от которого у неё потекли слюнки. Однако неожиданно к нему прибавились неприятные нотки гари, и она широко открыла глаза.

Усаги, вздохнув, наклонилась и вытащила из духовки противень, предусмотрительно не забыв воспользоваться прихватками. Почти всё печенье, которое она так старательно украшала сладкими съедобными бусинами, подгорело и теперь отвратительно воняло на всю кухню.

Чихнув, Усаги с сожалением бросила противень в раковину и хотела подбежать к окну, чтобы поскорее распахнуть его. Вот только что-то мешало ей двигаться быстро, как она привыкла, а потому Усаги пришлось целую минуту идти до своей цели. Она удивилась ноющей боли в суставах и спине, успев, впрочем, подумать, что с утра забыла их помазать специальным гелем.

Это было странно и непривычно, обычно такие мысли никогда не посещали её голову. Однако Усаги решила поразмышлять над этим позже, когда проветрит кухню: дышать тут было уже практически невозможно.

Она убрала с подоконника аккуратный горшочек с красной розой и потянулась к створкам, чтобы наконец впустить в дом свежий воздух, но не удержала удивлённого вскрика, когда её взор упал на собственные руки.

Это были не молодые нежные, слегка шершавые от ветра, руки четырнадцатилетней девушки, которой она была ещё вчера. Такие же тонкие, но сухие, слегка узловатые от расширенных вен, немного дрожащие, когда она отрешённо разглядывала испещренные сеткой морщин ладони. Это были руки старухи, испуганной и сейчас затравленно смотрящей на собственные пальцы.

Усаги забыла про удушающий дым. Она только и могла делать, как сквозь пелену слёз разглядывать морщинистые руки и задаваться одним единственным вопросом: как так вышло?

Со стороны двери кто-то окликнул её. Задрожав, Усаги замотала головой и всхлипнула, когда краем глаза увидела мелькнувшие поседевшие волосы. Она в самом деле стала старой! Усаги закрыла глаза ладонями и не откликалась на зов.

Некто быстрым, шаркающим шагом пересёк кухню и, слегка отодвинув Усаги в сторону, раскрыл окно. Порыв ветра ворвался в дом с тихим свистом, унося неприятный запах прочь. Дышать стало легче, но Усаги ощущала спирающие грудь рыдания и всё равно чувствовала себя паршиво.

– Усако?

Она замерла, не в силах поверить услышанному. Этот голос был ей знаком, как свой собственный. Да, он тоже изменился, стал надтреснутым и – стоит взглянуть правде в глаза – тоже старческим, однако не утратил сильных волевых ноток; но вместе с тем нотки заботы и обеспокоенности проскальзывали в нём. И вот это – было удивительным. Обычно он никогда так не говорил с ней. Как и не использовал это странное, нежное прозвище.

– Ты в порядке? – упорствовал он, даже обнял её за плечи. – Усако, не молчи, прошу!

Тяжело вздохнув, Усаги отняла подрагивающие ладони от лица и посмотрела на Мамору. Это и вправду оказался он, только вот тоже был стариком, с белыми волосами, сеткой морщин в уголках глаз; на макушке у него блестели очки, а чёрная фланелевая рубашка застегнута на все пуговицы. Летом он всегда мёрз, подумала она, нужно поскорее довязать ему тот свитер из ангорской шерсти.

Мысли были странными, путались, Усаги не понимала происходящего и с удивлением отметила, как вдруг подалась вперёд и крепко обняла Мамору.

– Я опять сожгла печенье, – пожаловалась она дрожащим старческим голосом, и удивилась собственным словам: уж что-что, а этого Усаги говорить не планировала. – Задумалась о чём-то – и опять провал. Лее придётся сказать, что её бабушка та ещё склеротичка, – грустно добавила она.

– Ну-ну, – Мамору ласково погладил её голове, от чего у Усаги сердце пропустило пару ударов. – Давай посмотрим, может, всё-таки не так всё плохо. К тому же Лея ещё спит.

Усаги против воли кивнула, и, Мамору, бережно усадив её на стул, пошёл разбираться с противнем и подгоревшим печеньем. А она тем временем пыталась понять, что же, собственно, сейчас происходило. По-видимому, упомянутая Лея была её внучкой и, похоже, ещё маленькой, раз уж спала днём: Усаги пару минут в упор смотрела на часы, показывающие половину четвёртого. Во-вторых, находились они все не в квартире, а в небольшом уютном особняке в том же самом районе, где в детстве жила она сама: из окон можно было прекрасно увидеть Токийскую телебашню, маячущую на горизонте. В-третьих же…

Неожиданно Усаги смутилась, во все глаза глядя на широкую спину Мамору. Он вдруг обернулся к ней и улыбнулся, показал на тарелку печенья, которое смог отцарапать от противня.

– Всё не так уж и плохо, да? – добродушно усмехнулся он и вернулся к своему занятию.

Заметив странный блеск на его левой руке, Усаги осторожно посмотрела на свою. Золотой ободок обручального кольца, сверкающего на безымянном пальце, был красноречивым доказательством её невозможной, казалось, идеи.

Они были женаты.

И, по-видимому, уже очень давно.

Как это могло случиться? Как все прошедшие годы выпали из памяти Усаги, что она теперь сидела на собственной кухне, в своём же доме растерянная и опустошённая. Или это в порядке вещей, что у неё были такие провалы в памяти? А Мамору?

Она опасливо покосилась на мужа, который уже мыл противень, а печенье привлекательной горкой лежало неподалёку на столе в белой, украшенной узорами цветов, тарелке.

– Ба? – раздался в коридоре детский голосок.

Усаги и Мамору, как по команде, повернулись и увидели на пороге девочку лет трёх-четырёх, которая отчаянно тёрла кулаком глаза, а другой рукой она держала за лапку серого плюшевого зайца. Любимая игрушка Леи, вспомнилось Усаги, они с Мамору подарили её ей на прошлый Новый год, и теперь внучка не расставалась с ним ни на шаг.

– Иди сюда, солнышко, – Усаги снова подивилась собственному голосу и протянула руки.

Лея босыми ногами прошлёпала к ней и забралась рядом на диван, усадила зайца рядом с ней, прижалась детской нежной щёчкой к бабушкиной руке и вздохнула.

– Приснилось что-то, Лея? – спросил Мамору, вытирая руки полотенцем.

Лея замотала головой и хихикнула, спрятавшись за бабушку.

– Ах ты, притворщица, – Усаги пощекотала детскую голую пяточку, и Лея с визгом спрятала ноги под себя. – Будешь молоко?

– Бабушка тебе печенье испекла, – подмигнул Мамору и пошел доставать их кружки из навесного шкафчика.

– С печеньем буду, – согласилась Лея и села ровно, притянув поближе зайца.

Усаги подняла на ноги и пошла к холодильнику, за пачкой молока. В голове послушно вспыхнули отголоски воспоминаний о том, как их с Мамору дочь, тоже Усаги, впервые рассказывала родителям, что Лее нужно пить побольше молока, однако девочка его терпеть не могла. Хныкала и воротила нос, отпихивала стакан в сторону, а то и вовсе заводила истерику, стоило ей только увидеть пенку на поверхности. Только бабушкины печенья спасали от детских капризов.

Втроём они спокойно закончили полдничать и вскоре отправились гулять, чтобы потом отвести Лею к её родителям – уже было воскресенье, и завтра ЧибиУса должна была вести дочь в детский садик. Усаги и Мамору же планировали куда-то поехать, захватив по пути Минако и её мужа.

Усаги не успела спросить о месте назначения: в голове вдруг снова зашумело, она опять наполнилась голосами и невыносимым гулом. Усаги зажмурилась и охнула, начиная падать назад. Как сквозь туман она слышала отдалённый голос Мамору, но уже не разбирала, что он говорил. Тьма вновь поглотила её, но не держала слишком долго, выплюнув на яркий свет.

Вскрикнув, Усаги резко села на постели. Она тяжело дышала и ошалело смотрела на окружающие стены явно не её комнаты. Плечи ныли, а спину ломило, однако не так, как до этого, когда тело Усаги было старым.

Она вздрогнула и резко посмотрела на свои руки. И облегчённо выдохнула, снова увидев гладкую светлую кожу. Ей снова было четырнадцать.

– Слава богу, – пробормотала Усаги. – Это было так странно…

После сна в голове снова звенело, но не так, как до этого, когда ей приснилось кое-что, из ряда вон выходящее. Чтобы она и Мамору были женаты, а у них была внучка и, что самое важное, дочь… Усаги густо покраснела и закрыла лицо ладонями. Все эти мысли смущали и путали её. Разве могла Усаги в здравом уме и памяти выйти за этого противного мальчишку, который вечно насмехался над ней? Да ещё и иметь от него детей! Уму непостижимо. Но то ласковое прозвище, от которого замирало сердце, до сих пор звучало в её голове.

– Всё, хватит, – строго сказала она себе. – Это был всего лишь сон, дурацкий кошмар. Не нужно так близко к сердцу воспринимать его.

Слова немного подействовали на распалённые чувства Усаги. По крайней мере щёки уже не пылали, а ноги не подкашивались, и она смогла наконец выйти на свежий воздух.

Приятный лавандовый аромат ударил Усаги в нос, когда она покинула их с родителями и братом арендованный домик. Пару дней назад они приехали на горячие источники, чтобы отдохнуть и развеяться – папе дали отпуск в эти летние каникулы, и просто грех было не воспользоваться этой возможностью, чтобы куда-нибудь съездить.

Те источники, на которые они обычно ездили, были на ремонте из-за землятресения, поэтому Икуко и Кенджи решили свозить детей на старые, многими забытые, но всё ещё действущие. Домиков рядом с ними было гораздо больше и вопреки тому, что о них якобы никто не знал, в эти дни народу тут было предостаточно. Усаги даже успела вчера сдружиться с дочкой владельца этой небольшой деревушки.

Усаги медленно брела по тропинке, ведущей к одной из купален. С утра тут обычно никого не было, и перед завтраком она уже успевала вдоволь накупаться. Женская часть оказалась закрытой по техническим причинам, но Усаги, не долго думая, отправилась к общей. Всё равно тут никого нет, запоздало подумала она, когда в раздевалке стягивала юкату и заворачивалась в полотенце.

Вода была тёплой и приятной; она так и завлекала погрузиться в неё, отдохнуть и прогнать ненужные мысли о черноволосом вредном красавце. Усаги убрала волосы в кулек на голове и осторожно вошла в воды источника, которое обволокли её тело, наполняя сладким покоем. Тихонечко вздохнув, Усаги закрыла глаза и головой откинулась на бортик, кожей ощущая приятное покалывание пузырьков воздуха.

Она уже почти и думать забыла о необычном сне, но голос – опять тот самый, завораживающий и ехидный – вырвал её из состояния дремоты:

– Не ожидал тут увидеть Оданго – думал, застесняется в общую заходить.

Она резко открыла глаза и с возмущением уставилась на Мамору, который, склонившись над Усаги, заинтересованно поглядывал на неё.

– Ты-то тут что забыл? – недовольно проворчала она, стараясь смотреть только на его лицо. – Думала, в Токио останешься, хоть тут мне покоя дашь. Так нет же!

– А решил проветриться, – неопределённо отозвался он и наконец выпрямился.

Скользнув взглядом по обнажённым плечам и напряжённому торсу, Усаги зарделась и отвернулась. Конечно, он тоже был в полотенце, не расшагивал тут совсем нагишом, но, во-первых, было неприлично так глазеть, а во-вторых снова вспомнился тот сон, в котором они… Усаги не додумала и покраснела ещё больше. В голове назойливо стучала мысль, от которой она никак не могла отвязаться.

Тем временем Мамору тоже погрузился в источник, и Усаги смогла спокойно выдохнуть. Конечно, под водой они оба были без полотенец, которые остались лежать на бортике, но дрожащая поверхность всё скрывала, и наверху были лишь их головы и плечи. Тем не менее, фантазия у Усаги была и очень даже отличная, хотя каких-то слишком интимных частей тела она не могла должным образом представить. И это было облегчением.

– Ты тут с родителями? – спросил Мамору, наверное, только потому, что нужно было хоть что-то спросить.

– Угу, – булькнула Усаги: она успела по нос спрятаться в воде и теперь лишь сверкала глазами в сторону Мамору. Понять её более точные эмоции он никак не мог.

Они ещё немного помолчали. Усаги бросала на него косые взгляды, а Мамору рассеянно разглядывал деревянную стену, ограждающую купальню от остального мира. Усаги не знала, о чем он сейчас думал, но неожиданные эмоции при его появлении всколыхнулись в душе. Как и тогда, во сне.

Вспомнилась Лея, её маленькие яркие глазки, и то, как она доверительно прижималась к её руке. Лея была очень похожа на Мамору, как смутно помнила Усаги: такие же тёмные волосы и хитрые звёздочки во взгляде. Усаги вдруг подумала: ЧибиУса, их с Мамору дочь из сновидений, была точно такой же, напоминающей Чиба, или все же она была блондинкой? Интересно, были ли у них ещё дети, и если да – то как они могли выглядеть?

От этих вопросов Усаги вдруг закашлялась. Поразительно! Как она могла с такой лёгкостью рассуждать, какого цвета волосы или глаза могли быть у их с Мамору возможного сына или дочери. Бог с ними, с детьми. Но с Мамору! И… Она была даже не против! Эта мысль настолько ошеломила Усаги, что она зашлась в хрипах, наглотавшись от возмущения воды.

Мамору оказался рядом в одно мгновение, и только с его помощью Усаги смогла, наконец, откашляться. Она отдышалась и, подняв взор на Мамору, снова покраснела. Он был близко, невыносимо близко, как и в том сне. Вот только сейчас он был молод, подтянут, фланелевой рубашки на нём не было и в помине, и это ещё больше сводило Усаги с ума.

– Ты в порядке? Уса, не молчи, прошу!

Она замерла, услышав те же самые слова, озвученные им когда-то давно. Или это был сон? Или – вдруг – видение далёкого будущего? Усаги не знала, а потому растерянно моргала, глядя прямо в глаза Мамору.

– Я… – начала она и осеклась. Сейчас дело было вовсе не в печенье. – Задумалась просто, – выдохнула Усаги.

– Осторожней будь впредь, пожалуйста, – серьёзно сказал Мамору.

Она видела, что он переживал за неё. Неожиданно Усаги вспомнила, что в критические моменты он всегда волновался за неё: когда нечаянно падала или обливала на себя горячий чай в «Короне». Мамору неизменно оказывался рядом и всегда оказывал помощь. А она отвечала ему жуткой неблагодарностью, огрызаясь и отвергая и его, и собственные чувства.

– Я… Спасибо большое, – тихо проговорила Усаги и робко коснулась его плеча под водой. – Прости меня за… за всё.

Мамору подозрительно на неё посмотрел. Еще бы, подумала Усаги, она же никогда не извинялась перед ним, никогда.

– О чем ты?

Усаги поджала губы, глядя куда-то в сторону. Руки она так и не смогла отнять, чувствуя приятное тепло его кожи. Мамору, в свою очередь, тоже не спешил отстраняться. И это внушало надежду.

– Тебе нравится имя Лея? – словно невпопад рассеянно спросила Усаги.

Она вздрогнула, когда увидела, как расширились его глаза, и услышала, как шумно он выдохнул. Усаги нахмурилась. Он мог что-то знать или… Так звали его маму, погибшую в автокатастрофе? Или… Или что?

– Тебе тоже приснился тот сон? – негромко спросил Мамору, внимательно глядя на неё, не догадываясь, что ответил если не на все, то очень многие вопросы Усаги, что бешеным вихрем крутились в её голове.

– И подгоревшее печенье?

– И плюшевый заяц?

Секунд пять они смотрели друг другу в глаза. А потом, не сговариваясь, одновременно рассмеялись. На душе хоть и стало легче, но ещё больше вопросов возникло в уме Усаги. Как так вышло, что им приснился один и тот же сон? Почему он вообще пришёл к ним? И к чему было всё это? Знак или судьба? Предупреждение или видение будущего?

– Я… Знаешь, Мамору, – вдруг серьёзно сказала Усаги, отсмеявшись; она не смотрела на него, старательно пряча глаза, – я бы хотела, чтобы это было правдой. Нашей правдой.

Мамору замер, не смея даже дышать. Усаги краснела и не смотрела на него, но теперь уже точно знала, что за чувства родились сегодня в её душе. Или это появились давно, задолго до того, как Усаги смогла, наконец, осознать их?

Вода приглушённо мерцала, а пузырьки воздуха весело булькали, щекоча пятки, лопаясь на поверхности и разлетаясь брызгами в разные стороны. Мягкое свечение окутывало тела молодых людей, принося в их души покой и умиротворение. У них всё в самом деле было впереди, нужно было только постараться, пересилить себя, чтобы строить завтрашнее «мы» вместо эгоистичного вчерашнего «я». Но у них было время, и оно позволяло наслаждаться минутами тишины и робко, почти невесомо, касаться чужих, но таких родных губ…

========== Й – Йогуртовый микс ==========

Комментарий к Й – Йогуртовый микс

В задумке было всё совсем другое, если честно)

В прохладном вечернем воздухе остро ощущалось веселье. Оно пахло корицей и шоколадными бананами, кислыми лимонами, посыпанными сахарной крошкой и воздушной ватой, которая так и таяла во рту, стоило только положить её на язык. А ещё оно пахло свежестью и молодостью: мимо их палатки проходили влюбленные парочки и дружеские компании, которые заражали своим безудержным задорным смехом. Хотелось присоединиться к ним, идти дальше, позволяя людскому потоку уносить её всё дальше и дальше, туда, где дрожали тёмные воды Сумиды, одной из рек Токио, на которой проводился фестиваль фейерверков. Но она не могла оставить их ятай, не сейчас, когда посетители с удовольствием покупали прохладительные напитки.

Усаги тяжело вздохнула и одним ловким – за несколько часов пребывания здесь она стала справляться с этим практически безупречно – движением закрыла стаканчик прозрачной крышкой, затем проткнула его пластиковой трубочкой и, улыбаясь, протянула ожидающей её девушке. Покупательница просияла.

– Аригато, – довольно поблагодарила она, высыпала на прилавок несколько звонких монет и отправилась дальше.

Стоящий рядом с Усаги Мамору сгрёб йены в ладонь, быстро пересчитал и высыпал их в кассу.

– У тебя уже неплохо получается, – поддел он Усаги, которая тут же невольно зарделась, и вовсе не от смущения.

– Да уж, спасибочки, – кисло выдавила она и отвернулась от него.

Мамору только усмехнулся, покачав головой.

С каким непередаваемым удовольствием Усаги надела бы на его голову фризер, вот только Мотоки был бы не очень рад такому исходу их совместной с Чиба деятельности. И дёрнул её какой-то чёрт случайно сказать, что родители опять лишили её карманных денег, и чтобы прогуляться между палатками на фестивале ей нужно было где-то подзаработать. Вот Мотоки и предложил Усаги постоять в его палатке и пару часов попродавать молочные коктейли и рожки с мороженым: нынешний август выдался слишком душным, и даже вечер был жарким, хоть и по-вечернему свежим.

Жаль, что Мотоки забыл упомянуть, что её невольным напарником будет Чиба Мамору. Усаги тогда бы в жизнь не согласилась.

Она снова тяжело вздохнула, поглядывая на веселящихся людей. Через полчаса снова начнут запускать фейерверки, и Усаги хотелось бы посмотреть на них также, как и остальные: в безмолвном восхищении, задрав голову, любоваться разноцветными вспышками, держать в руке какое-нибудь лакомство и совсем забыть, что оно может растаять, а потом случайно про него вспомнить и, хихикая, слизывать с руки сладкий липкий след. Вот только…

У неё работа. И всё бы ничего, но… с Мамору. С противным мальчишкой, которому безумно нравилось её донимать.

Усаги скосила на него глаза. Мамору в это время накладывал порцию мороженого для маленькой девочки, во все глаза следящей за его действиями. Как и все прочие, он сегодня тоже надел юкату, тёмно-синую, почти чёрную, которая ему – внезапно – очень и очень шло. Усаги, конечно же, и в будние дни замечала, как он красив, но сейчас Мамору был просто чертовски хорош.

«Некоторым просто категорически нельзя носить юкату», – думала она, прикусив нижнюю губу.

Возможно, именно из-за этих мыслей Усаги сегодня не так сильно ругалась с Мамору: они обескураживали и смущали.

– Чего грустишь, Оданго? – усмехнулся он, повернувшись к Усаги, когда отдал покупательнице сдачу.

– Ничего, – огрызнулась она, стараясь не выдавать одолевающих её эмоций.

Чтобы хоть как-то отвлечься, Усаги стала пересчитывать пластиковые трубочки, подумывая, не нужно ли достать ещё один пучок из коробки.

– Я же вижу, что что-то не то, – отозвался Мамору, неустанно сверля её пристальным взором.

Усаги закатила глаза – он был слишком проницательным. Впрочем, за несколько лет знакомства и она знала его не хуже Мотоки, а в каких-то вещах, пожалуй, даже лучше. Например, если Мамору задерживался и приходил в «Корону» позже обычного, то это значило, что его задержали на работе из-за того, что в написанной программе произошла какая-то ошибка, и они вместе с начальником разбирались в ней. Или же когда Мамору приходил в строгом костюме – настроение у него было отвратительным уже с утра; а вот когда вместо пиджака на нём были рубашка или свитер – Чиба пребывал в более-менее хорошем расположении духа. Мотоки же, напротив, почти всегда был весел, и по его одежде нельзя было определить его настроения.