Текст книги "Без тормозов (СИ)"

Автор книги: Джин Соул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

– Я ведь говорил, ты очень фотогеничен, – замечает Ю-Ичи.

А я замечаю, что его рука отправляется гладить моё голое колено. Я ничуть не против совмещать приятное с полезным. Получив от него ответ, что я могу оставить журнал себе, я прячу его в портфель. Ю-Ичи выключает свет, и в машине воцаряется сумрак. Его рука начинает вести себя активнее, елозя по моей ляжке.

– Я лучше сниму, – предлагаю я, выгибаясь животом вверх, чтобы стянуть с себя бриджи.

Пиджак я тоже снимаю и кладу его на спинку сиденья: он легко мнётся. В тишине слышится пыхтение Ю-Ичи. Он гремит поясом на штанах, расстёгивая ширинку одной рукой, а другой по-прежнему шаря по моей ляжке, теперь уже полностью голой. На этот раз у него презерватив, и это в самом деле кстати: мне потом ещё в академию возвращаться. Пока Ю-Ичи возится с презервативом, со скрипом натягивая его на свой член, я пропускаю руку под себя и тру наливающееся прохладцей колечко. Эта похоть предвкушения слишком сильна, и я почти запрыгиваю на мужчину и буквально насилую его. Он не ожидает от меня такого напора и удивлённо вскрикивает, хватая меня за ягодицы и пытаясь вернуть себе инициативу. Но я не собираюсь ему поддаваться и делаю всё, чтобы получить от него по максимуму удовольствия. Я скачу на нём, нисколько не стесняясь вертеть бёдрами и тереться выпирающими через рубашку сосками о лицо Ю-Ичи. Мужчина кусает их прямо через одежду, оставляет мокрые следы на рубашке, и его лицо полыхает. Я меняю темп, приподнимаясь выше и насаживаясь только на головку; член выскальзывает из меня, но я ловко подхватываю его и отправляю обратно, играя мышцами сфинктера по мере его погружения. Ю-Ичи хрипло стонет, запрокидывая голову на сиденье, и смачно тискает меня за зад. Я трусь ягодицами о его мошонку, загоняя член в себя как можно глубже, и отчётливо понимаю, что он кончает прямо в этот самый момент. Меня это подзуживает, и я просовываю руку вниз, хватая его яички и вытворяя с ними такое, что мужчина начинает буквально в голос орать от наслаждения. И всё это, не прекращая настойчивой скачки. Тело мужчины бьёт дрожью, он пытается удержать меня за талию, но я продолжаю прыгать на его члене, пока не понимаю, что сил совершенно не осталось. Тогда я останавливаюсь и медленно ползу по его члену вниз, чтобы вжаться в его мошонку в последний раз. К этому моменту рубашка моя уже совсем мокрая, волосы торчат сосульками, а рот полон сладкой слюной расслабления. Ю-Ичи выглядит не лучше, и его одежда тоже залита пόтом. Я обвисаю на нём, ненадолго кладя подбородок ему на затылок.

– Ох… – говорит Ю-Ичи растерянно, – ты меня трахнул.

– Похоже на то… – отзываюсь я и делаю движение, чтобы слезть с него, но он меня останавливает. – Что?

– Посиди пока так. – Он опять начинает часто дышать и резво шарит по всему моему телу ладонями. – Эй, это же мой член в тебе! Но, чёрт, фактически это ты меня трахнул.

– Не нравится?

– Ха-ха-ха… Да что ты! Не ожидал просто.

Я фыркаю и начинаю потихоньку вертеть бёдрами, Ю-Ичи громко стонет и дробно дёргается вверх членом, но это уже всё так, мелочи, последние всплески оргазма. Я подумываю над тем, чтобы слезть с него и перебраться на заднее сиденье, чтобы остыть немного и одеться, но его руки всё ещё удерживают меня, катаясь по моим округлостям.

– Кстати, редактор хотел бы с тобой встретиться, – потом говорит мужчина, разжимая руки.

– Зачем? – удивляюсь я, слезая с него и перевешиваясь через спинку сиденья, чтобы немного проветрить горящую попу.

– Думаю, он предложит тебе стать штатной моделью. – Ю-Ичи зачем-то опять накрывает ладонью мою ягодицу – ту, что ближе к нему – и начинает с ней играться, плюща её в разные стороны.

– Правда? – Я хлопаю его по руке и переворачиваюсь, чтобы надеть бриджи. – И когда?

– Когда у тебя будет время.

Я прикусываю губу, вспоминая расписание. В четверг у нас сокращённый учебный день, потом собрание совета, так что я освобожусь часа на три раньше. И я думаю, что это как раз подойдёт для встречи с редактором.

– Тогда я за тобой заеду. Куда?

– В академию, разумеется. – Я облачаюсь в пиджак и проверяю, все ли пуговицы застёгнуты на моей мокроватой рубашке. – Часам к двенадцати.

Ю-Ичи хмыкает, как будто что-то приходит ему в голову, но никак не озвучивает это. Я подтягиваю к себе портфель и командую:

– Мне обратно в академию надо.

– Да, да… – Кажется, его немного удивляет мой тон.

Фотограф ёрзает на сиденье, застёгивая штаны, потом поворачивает ключ, и машина пятится назад, чтобы выехать со стоянки. Меня уже мало волнует происходящее. Я думаю над тем, стόит ли похвастаться перед Сугуру журналом, но всё-таки решаю этого не делать. Ю-Ичи почему-то смотрит на меня, я догадываюсь, что он что-то спросил и ждёт ответа, и переспрашиваю:

– Что?

– Я тебе нравлюсь? – повторяет он.

Пожалуй, на этот вопрос я бы отвечать воздержался, потому что про это совсем не думал. Это всё равно, если бы он спросил у меня, нравится ли мне, как выстрижена его бородка: мне до этого нет совершенно никакого дела. Можно было бы ответить, что нет или да, или что мне нравится его член. Но это неизвестный фарватер, так что я ничего не отвечаю и только пожимаю плечами, как бы говоря, что этот вопрос кажется мне неуместным.

– А вот в тебе есть что-то такое… – задумчиво говорит он.

– Что? – всё-таки спрашиваю я.

– Ты чем-то цепляешь, и тебя из головы очень трудно выкинуть, – поясняет он.

«Вот ещё не вздумал бы в меня влюбляться!» – недовольно думаю я. По счастью, дальнейшего развития разговора не происходит, потому что машина уже возле академии, и я тороплюсь из неё выскочить, хлопая зонтиком, чтобы раскрыть его.

– Значит, в четверг? – вдогонку уточняет Ю-Ичи.

Я киваю и бегом бегу к академии, стараясь перепрыгивать через особенно подозрительные лужи, но попа ноет, так что у меня это получается не слишком уж и хорошо.

В четверг всё идёт по плану: Ю-Ичи заезжает за мной, и мы едем в редакцию.

– Мицуру?

– Юка, – напоминаю я, и мне кажется хорошей идеей, чтобы он звал меня именно так.

– Э-э… Юка, потом не хочешь поехать ко мне домой? – предлагает он.

– Для чего?

– А ты как думаешь? – Он берёт мою руку и кладёт себе на ширинку, и я чувствую там напряжение.

– Я подумаю, – уклончиво говорю я, высвобождая руку.

На самом деле сегодня я планирую атаковать Сугуру: как-то в последнее время он от меня отдалился, почти не реагирует на заигрывания, неохотно разговаривает со мной – и мне это не нравится, разумеется! Я не думаю, что дело во мне и моих похождениях, дело в чём-то другом. Может, отец ему выговорил насчёт его вольностей? Как бы то ни было, я намереваюсь сегодня всё выяснить. Он с утра опять в больнице, так что возвращаться я буду самостоятельно, и можно не переживать о времени.

Кажется, Ю-Ичи расстроен моим поведением. Он поджимает губы и спрашивает:

– Я что-то не так сделал?

– Почему ты так думаешь? – Я спохватываюсь: не стόит слишком сурово с ним себя вести, не так уж часто попадаются такие полезные люди, не говоря уже о размере его члена и вообще о его порядочности.

– Ты холоден.

– Мне же разговор с редактором предстоит, – выкручиваюсь я. – Как мне вообще там себя вести?

– Так ты нервничаешь? – восклицает мужчина, и его глаза опять загораются.

Я киваю, хотя это неправда: чтобы я нервничал из-за какого-то там редактора! Может, я и не выгляжу так, словно нервничаю, но, похоже, Ю-Ичи удовлетворяется этим объяснением и начинает меня успокаивать, рассказывая о редакторе какие-то не очень серьёзные вещи. Я делаю вид, что слушаю, а на самом деле опять думаю о Сугуру и о сегодняшнем вечере.

Редакция журнала занимает три этажа в высоченном небоскрёбе в центре Токио. Ю-Ичи выписывает для меня пропуск, вешает его мне на шею, и мы едем на лифте наверх. Собственно редакция не производит на меня никакого впечатления: тут даже грязновато, задымлено и слишком шумно, потому что на телефонах сидит куча народу, и все куда-то звонят и что-то кричат своим невидимым собеседникам. Плюс ко всему по коридорам носятся курьеры с папками и пакетами, из которых то и дело выпадают какие-то разноцветные бумажки; канареечно трещат принтеры, распечатывая отдельные макеты страниц. Не говоря уже о том, что тут нет дресс-кода и сотрудники одеты как с распродажи. Это всё так отличается от офисов Тораямы…

Я спохватываюсь и снимаю пиджак, чтобы скрыть эмблему академии. Впрочем, кажется, что на меня никто не обращает внимания, но осторожность не помешает.

Ю-Ичи по пути показывает мне свой кабинет, хотя его сложно назвать кабинетом: закуток, заваленный журналами и разного формата фотографиями, а так же запчастями от фотоаппаратов. Мужчина вскользь замечает, что никогда не снимает в редакции, хотя для этого выделен отдельный павильон. В отличие от других фотографов журнала, он сам находит подходящий антураж и предпочитает съёмки в городе. «И постели», – мысленно добавляю я.

Редактор, к моему удивлению, оказывается… женщиной. Странно, но я всегда думал, что подобными журналами должны заправлять мужики, ведь там такие вопросы поднимаются, и все эти откровенные фото… «Похоже, извращенка…» – делаю я вывод (и не на голом месте, потому что разглядывает она меня совсем не профессиональным взглядом).

Из дальнейшего разговора я выясняю, что мне предлагают стать штатной моделькой и даже поучаствовать в рейтинговых фотосессиях для тематических страниц. Ю-Ичи отвечает за меня, что я согласен, только при условии, что моим фотографом будет исключительно он. Редактора это устраивает, и разговор окончен. Я иду следом за мужчиной и думаю, что здесь всем наплевать, кто я или сколько мне лет. Но я даже не знаю, радоваться или огорчаться этому обстоятельству. Вроде бы и неприличное занятие – позировать для такого журнала, но и радости мало.

«Нет, точно покажу журнал Сугуру», – решаю я, потому что без этого всё вообще кажется бессмысленным.

– Может, прямо сейчас займёмся съёмками? – предлагает Ю-Ичи. – У меня есть пара отличных идеек.

– Хорошо, – соглашаюсь я, – а какие идейки?

– Секрет, – улыбается он и прикладывает палец к губам. – Поедем ко мне?

Я киваю, и мы спускаемся к машине. Пожалуй, мне интересно взглянуть на его дом. Не так уж и часто я бываю в гостях у других людей (комнаты Сугуру или Ки-Таро – не в счёт, в одном ведь доме живём).

Ю-Ичи, как выясняется, живёт в неплохом районе (не таком, конечно, как наш, но вполне приличном) и занимает двухкомнатную квартиру, которая, как мне кажется, раньше была однокомнатной, но претерпела перепланировку. Её делит пополам перегородка, одну половину занимает жилая комната с диваном, домашним кинотеатром, книжным стеллажом и мини-тренажёром, а другая половина – совсем как настоящая студия, где есть зонтики, софиты, отражатели, треноги с фотокамерами, подключённый ко всей этой аппаратуре широкоформатный ноутбук и довольно просторная тахта, застеленная светлым, но не слишком приятного оттенка покрывалом. Этот оттенок, оказывается, выбран неслучайно: на фотографиях он выглядит не так противно, а совсем наоборот, и хорошо оттеняет природные оттенки кожи модели, но всё это я узнаю уже потом, а пока думаю, что покрывало просто уродское.

Ю-Ичи отводит меня в жилую половину и предлагает раздеться здесь.

– Всё снять? – спрашиваю я, кладя портфель на край дивана.

– Да, – кивает он, но тут же исправляется: – Нет, гольфы можешь оставить.

Я раздеваюсь, складываю одежду на спинку дивана и подтягиваю гольфы. Ю-Ичи между тем тоже раздевается (до трусов), но списать на то, что в квартире жарко, нельзя: кондиционер включён. Я, разумеется, интересуюсь, зачем он разделся, и мужчина говорит, что одежда ему будет только мешать. Я скептически хмыкаю, но он неожиданно говорит правду: когда он начинает фотографировать, то носится по комнате от меня до камеры, чтобы что-нибудь подправить или иначе повернуть, и в одежде он бы давно уже вспотел и выдохся.

Я стою напротив экрана, затянутого ядовито-синей тканью, и послушно верчусь перед фотоаппаратом, который то и дело щёлкает. Ю-Ичи говорит, что потом на этот экран накладывается фон, так и делаются профессиональные фотографии.

Сделав с десяток фотографий, Ю-Ичи задумчиво смотрит поверх меня, потом неожиданно говорит:

– Подрочи немного.

– Зачем? – изумляюсь я.

– Для следующего кадра он должен быть твёрденький, это крупный план, – поясняет он, меняя линзы на камере. – Не волнуйся: как ты дрочишь, я снимать не буду.

Я поворачиваюсь к нему спиной, чтобы он на меня не пялился, и начинаю играть с яичками, потому что это самый эффективный (для меня, я имею в виду) способ вызвать эрекцию вот так с бухты-барахты.

– Готов? – окликает меня Ю-Ичи.

– Нет ещё… – Я, продолжая теребить мошонку, другой рукой накрываю член и поглаживаю головку, сдвигая крайнюю плоть вниз.

Через пару минут эти манипуляции приносят плоды, и я разворачиваюсь к фотографу уже во всеоружии.

– Ух, здорово! – Он щёлкает фотоаппаратом несколько раз. – А теперь залезай на тахту. На четвереньки встань, попой ко мне, – командует он, откладывая фотоаппарат и меняя освещение.

– Но тогда же всё видно будет? – Я чувствую себя несколько неуютно: он, похоже, хочет сфотографировать меня так, чтобы анус оказался в центре внимания.

– Вот именно. Не дёргайся… – В его руках появляется кисточка, и он мажет мне колечко каким-то холодным раствором.

– Ой! Это что? – Я выгибаюсь и вижу, что это блеск с розовым оттенком. – Это для чего?

– Чтобы твоя дырочка выглядела ещё привлекательнее, хотя я считаю, что она и без того супер, и чтобы каждому при взгляде на неё захотелось вздрочнуть. Вот так… – Он с напором мажет кисточкой, это щекотно, и я начинаю хихикать. – Не двигай ягодицами, размажется.

Ю-Ичи снова берёт фотоаппарат и делает несколько снимков. Я полагаю, что выглядеть это будет так, словно бы я себя предлагаю кому-то.

– Так, а теперь финальная серия… – Мужчина снова откладывает фотоаппарат.

– Финальная? – Я кошу на него взглядом, гадая, чем он собирается намазать меня в этот раз.

Но он просто снимает с себя трусы, и член у него уже такой эрегированный, что дрожь забирает.

– Эй, мы тут, надеюсь, не порно снимаем? – на всякий случай спрашиваю я.

– Ну что ты! – Мужчина заходит сзади, дёргает меня за попу к себе и засаживает мне так, что меня ударной волной сносит куда-то в сторону.

Я вцепляюсь руками в тахту, стараясь удержаться на месте, но колени едут, а потом и вовсе подскакивают при каждом новом движении. Его член бьётся внутри, я почти в голос кричу, не в состоянии выносить такой напор молча.

– Вот так, – бормочет он, – вот так, ещё, ещё, вот так…

Я уже весь взмок, и пот падает крупными каплями на тахту, оставляя на покрывале прозрачные следы. Ю-Ичи останавливается, выдёргивает из меня член и опять хватается за камеру. Видимо, ему хотелось заснять, как я выгляжу сразу же после секса. Я думаю, что это будет очень развратный снимок: лицо у меня горит похотью, не говоря уже о состоянии моего ануса.

– Отлично! – рявкает фотограф, отшвыривает камеру и опять набрасывается на меня, на этот раз чтобы просто оттрахать как следует.

Он валит меня ничком на тахту, подминает под себя мой зад и соединяет нас напористым въездом члена. Тахта подпрыгивает и скрипит, раскачиваемая быстрыми движениями его бёдер и ягодиц. С меня уже льётся ручьём, я задыхаюсь от щиплющего колотья внутри и выскакивающего через попу сердца. Мне кажется, что помимо скрипа в комнате слышится ещё и стук наших мошонок друг о друга (это не так, разумеется, просто в ушах отдаётся), так усердно фотограф вколачивается в меня. Это дикая, первобытная похоть, и я понимаю, что такими вещами хочу заниматься как можно реже и что при всём его усердии с Сугуру ему всё равно не сравниться.

При мысли о Сугуру мой член вздёргивается и орошает покрывало подо мной. Это меня немного обескураживает, так что я пропускаю мимо ушей всё, что дальше говорит Ю-Ичи, и ему потом снова приходится повторять.

Он планирует подготовить фотографии к выпуску журнала, который будет в следующем месяце. И разумеется, ему хочется знать, когда мы встретимся снова, потому что до выхода нового номера ещё далеко. Но я твёрдо говорю, что слишком занят, чтобы меня вот так выдёргивали, поэтому прошу его позвонить, когда журнал будет готов. У меня вообще начинается зачётная неделя в академии, так что я буду занят выше крыши. Это всё ложь, разумеется, но я умею врать, так что мужчина безоговорочно верит. Хотя и видно, что он раздосадован.

– Довезти тебя? – предлагает он, глядя, как я одеваюсь.

– Нет, я возьму такси, – возражаю я.

– Ты слишком взрослый для своих лет, – подмечает он.

– Наверное.

И я спускаюсь вниз, по дороге вызывая такси.

А-а, это был такой долгий день!

Ужинаем молча. Даже Ки-Таро, вернувшийся с отдыха, помалкивает. На него не похоже, но потом уже я узнаю, что он попал в неприятности: подвыпившего, его задержали за превышение скорости, и отцу пришлось его вытаскивать, используя связи. Конечно, это репутации тораямовских компаний не поспособствует. В конце ужина отец разражается длинным монологом о правилах приличия, о семейной ответственности и неожиданно даже хвалит меня, сказав, что от меня в этом семействе меньше всего хлопот. Сомнительный комплимент, конечно, но я невольно задумываюсь: так что же, даже идеальный Чизуо не так уж и идеален? Ки-Таро уныло, но торжественно обещает, что такое больше не повторится, и ужин заканчивается. Я спешу покинуть столовую, чтобы неожиданное внимание отца не вышло мне боком. Кто знает, как на это отреагирует Чизуо или остальные братья? Вдруг решат, что я их конкурент на наследство? Нет уж, этого бы мне не хотелось.

…

Наконец дом затихает, и я могу пробраться к Сугуру, чтобы устроить ему допрос с пристрастием.

У него ещё горит свет. Я просовываю голову в дверь и вижу, что он сидит на кровати с ноутбуком на коленях и сосредоточенно щёлкает по клавишам, перекидывая туда-сюда между зубами палочку от чупа-чупса (без чупа-чупса). На нём сейчас только трусы и футболка, а чёлка собрана приколкой и торчит вверх какой-то лохматой пальмой. Похоже, он чем-то сильно занят, раз даже не заметил меня.

– Сугуру, – говорю я, входя, – ты что делаешь?

Он поднимает глаза и морщится, как будто ему моё присутствие неприятно. Это выражение мне не нравится, тем более что он отмахивается от меня:

– Я занят сейчас.

– Чем занят? – Я залезаю на кровать и пытаюсь подлезть ему под локоть, полагая, что он режется в какую-нибудь игрушку, но на мониторе неожиданно какой-то весьма сложный текст на финансовую тему.

– Не мешай мне! – Шофёр отстраняет меня.

– Что ты делаешь? – с восходящей ноткой повторяю я.

– Курсовую, – неохотно отвечает он, понимая, что так просто я от него не отстану, – и мне нужно закончить её как можно скорее. Поэтому уходи, мне не до тебя.

Он очень категоричен, и меня это задевает. Хотя я и удивлён: не знал и не думал, что Сугуру где-то учится.

– Ну и уйду! – Я резко вскакиваю. – Всё равно тебе на меня плевать… всем на меня плевать… И пофиг!

– Эй, эй! – Ему удаётся поймать меня за руку. – Ты что, обиделся?

Похоже, он встревожен моими словами, но это именно то, что я чувствую. То, что всегда чувствовал, живя в этом доме.

– С чего мне обижаться? Нормальное положение вещей в этой семье… – Я выдёргиваю руку и иду к двери. – Так что не переживай, привычен.

Но Сугуру не даёт мне уйти, догнав меня и поставив руку на дверь, чтобы я не смог её открыть. Я по инерции дёргаю ручку, несмотря на то, что он тут же захлопывает дверь обратно, и чувствую себя каким-то сломанным роботом. Сугуру кладёт руки мне на плечи и поворачивает меня к себе лицом. Я не хочу на него смотреть, потому что у меня неожиданно глаза на мокром месте от того, что я себя так накручиваю.

– Ну, что ты? – Шофёр привлекает меня к себе и гладит по голове. – Я совсем не это имел в виду.

– Оправдания… – бурчу я.

– Знаю. Прости. Можешь подождать, пока я закончу. Хочешь?

Я мотаю головой и забиваюсь в угол кровати, обвивая колени руками и косясь на него. Сугуру возвращается к работе и следующие полчаса вообще не обращает на меня никакого внимания. Наконец он отрывисто щёлкает по клавише и вытягивает руки в разные стороны, с удовольствием напрягает их, в суставах щёлкает, а он выдыхает:

– Наконец-то закончил!

Тут же он смотрит на меня и снова вздыхает, на этот раз обречённо, потому что мой сумрачный вид наверняка навевает тоску и депрессию.

– Иди сюда. – Сугуру ставит ноутбук на пол и за руку тянет меня к себе, пока я не оказываюсь у него под мышкой, лицом в его плече. – Хватит дуться, я ведь извинился.

Я только дышу и ничего не отвечаю. Запах его тела меня успокаивает, нужно хорошенько надышаться им, чтобы отойти.

– Почему ты так себя ведёшь? – наконец спрашиваю я.

– В смысле?

– Ты совсем на меня внимания не обращаешь. Это из-за отца? Поэтому ты так себя ведёшь со мной? – Я несильно тыкаю кулаком ему в бок.

Сугуру ёжится и бормочет:

– А сам как себя ведёшь?

– Что это ты имеешь в виду? – удивляюсь я.

– Укоряешь меня в том, что я не обращаю на тебя внимание? Тогда почему бы и тебе самому не перестать пропадать неизвестно с кем неизвестно где, вместо того чтобы как обычно ехать домой?

– Так ты из-за Ю-Ичи так себя ведёшь? – осеняет меня.

– А, у него ещё и имя есть… – бурчит шофёр.

И вот сейчас, я думаю, самое время показать ему журнал, чтобы он не думал, что я действительно увлечён. Хотя немного странно слышать от него это: так на ревность похоже, но у нас ведь совсем не такие отношения, чтобы так себя вести…

– Да ладно! – Я вытаскиваю из-под рубашки журнал и даю ему. – Вот, посмотри и скажи, что ты об этом думаешь.

– Ты что, такие журналы покупаешь?!

– Ты пролистай сначала.

Какое-то время Сугуру молча листает журнал, я с замиранием сердца считаю страницы. Когда он по моим подсчётам должен оказаться на нужном развороте, я нервничаю. Но Сугуру машинально пролистывает разворот, переворачивает несколько страниц… Я разочарован: неужели он не обратил внимания? Но тут его глаза распахиваются, как будто он только что осознал, что проворонил что-то важное, и он перелистывает назад.

– Это ещё что такое? – восклицает он, и я совершенно точно вижу, что он смотрит на разворот с моими фотографиями.

– Как тебе? – Я довольно жмурюсь, прижимаясь щекой к его руке.

– Если отец узнает, он тебя прибьёт! – ужасается шофёр.

– Ну, ты ведь ему меня не сдашь? Ведь не сдашь же?

– Как ты вообще до такого додумался? Это же ведь жутко…

– Неприлично? Я знаю.

– Вовсе нет! Это скользкая дорожка, в таких журналах непременно…

– Да не волнуйся, всё нормально, это Ю-Ичи меня снимал.

– Опять этот Ю-Ичи…

– Ничего такого, честное слово, он фотографировал только.

– Ты не обязан оправдываться.

– Но ты себя ведёшь так, словно я обязан.

– Я просто волнуюсь.

– Ясно… Ну, что скажешь о фотках?

Сугуру вздыхает и долго разглядывает фотографии, потом говорит:

– Ты кажешься слишком взрослым на них. Тебя не беспокоит, что на эти фотки будут дрочить похотливые мужики?

– Если и ты будешь, то не беспокоит, – пожимаю я плечами.

– То есть я, по-твоему, «похотливый мужик»? – уточняет Сугуру не слишком довольно.

– Да ну… Тебя на секс развести – всё равно, что крепость взять. Ты не любишь секс, Сугуру?

Он явно не намерен отвечать, но я пристаю к нему, пока он наконец не говорит:

– Люблю, конечно.

– А со мной секс тебе нравится?

– Мицуру…

– Нравится? Или тебе платят за то, чтобы ты со мной нянчился?

– Если бы всё дело было в деньгах, я бы тебя давно уже сдал, – возражает Сугуру.

– Но не сдал.

– Нет, не сдал.

– Значит, тебе со мной это делать нравится. – Я удовлетворённо вжимаю лицо в его грудь и делаю глубокий вдох.

– Отца бы инфаркт хватил, если бы он узнал хотя бы о тысячной доле твоих похождений, – как бы про себя бормочет шофёр.

Но я прекрасно это слышу и взвизгиваю смехом:

– Как думаешь, что бы он сделал, если бы я ему сказал, что хочу стать моделью?

– Ты ведь это не серьёзно? – с тревогой спрашивает Сугуру.

– Не знаю. Фотографироваться забавно. Мне совсем не кажется, что я хочу учиться в университете. Кстати, Сугуру, а ты где учишься?

Он молчит, но потом всё-таки отвечает, и я удивлённо вскидываю брови, потому что учится он во втором по величине и престижу университете столицы. Я точно знаю, что туда очень сложно поступить даже со связями.

– Так ты такой умный! – не без восхищения говорю я, но Сугуру это комплиментом не кажется.

Он закрывает журнал и говорит:

– Лучше тебе его спрятать подальше, чтобы никто нечаянно не нашёл. Если обнаружат, это будет такой скандал!

Я фыркаю, представляя, что он мне скажет, когда я ему покажу следующий выпуск. Но сбить меня с толку ему не удаётся.

– И когда ты только успеваешь учиться? – удивляюсь я. – Наверное, пока я в академии?

– Разумеется, я перевёлся на заочное после поступления, – сдаётся Сугуру и послушно отвечает на все мои вопросы.

– То есть ты потом хочешь бросить эту работу? – хмурюсь я.

– Мицуру…

– Чтоб тебя отчислили! – бурчу я, втайне боясь, что он подтвердит мои слова.

Ведь, если он исчезнет из моей жизни, во что она тогда превратится? Об этом даже думать страшно. Так что я мотаю головой, стараясь отогнать эти пугающие меня мысли, и с силой вжимаю лоб в его плечо, хватаясь за край его футболки.

– Ну, ну, что ты? – Сугуру встревожен и пытается меня успокоить. – Мне там ещё несколько лет учиться, не переживай. К тому времени, как я уволюсь, у тебя уже сто раз жизнь изменится.

Я ещё не знаю, что он прав, а он не знает, что всё изменится гораздо, гораздо раньше.

В воскресенье я не знаю, чем заняться. В нормальных семьях это время, когда вся семья собирается вместе и едет куда-нибудь за город, захватив с собой корзинку для пикника. Семья Тораяма – это другая вселенная, такого никогда не происходило и никогда не произойдёт, вот уверен на все сто процентов. Все разъехались с самого утра, кто куда: по теннисным клубам, званым обедам, деловым партнёрам. Не считая слуг, я один в этом огромном доме, который в такие моменты кажется особенно чужим.

Я не тороплюсь вставать, переворачиваясь с боку на бок и то и дело сдвигая лицо с нагретого места на прохладное. Можно весь день проиграть в видеоигры, но это так скучно! Тут мне в голову приходит идея, от которой я подскакиваю, загораясь, и едва ли не падаю, запутавшись в одеяле. Если всё удастся, это будут лучшие выходные в моей жизни!

Я пулей лечу в ванную комнату, чтобы умыться, распахиваю шкаф, раздумывая, что бы мне надеть, наконец, делаю выбор и переодеваюсь, стараясь сделать это как можно быстрее. В обычной одежде я мало отличаюсь от сверстников-простолюдинов, значит, особого внимания привлекать не буду. Я ещё захватываю с собой рюкзачок, куда запихиваю деньги и ещё кое-что, что мне непременно пригодится, если дело выгорит, вешаю его на спину и скатываюсь по перилам вниз. Раз никого нет, можно вести себя как угодно, никто не сделает замечания. В столовой меня ждёт завтрак, но я выпиваю только какао, чтобы согреться и взбодриться.

Потом я отправляюсь к Сугуру. У него сегодня выходной, по правилам он никуда меня не обязан везти, но я надеюсь уговорить его. Как я и думаю, он ещё спит: лежит на животе, обняв подушку и зарывшись в неё лицом, и ровно дышит. Я пару минут стою и смотрю на него, удивляясь, что во сне его лицо выглядит детским (если бы не отросшая за ночь щетина). Мне его даже жалко будить, но не хочется терять время, так что я сажусь на кровать рядом с ним и начинаю тормошить его за плечо. Поначалу он не просыпается, потом мычит что-то и приоткрывает один глаз. Увидев меня, он бурчит:

– Хотя бы в выходной мне можно поспать, а?

– Нельзя, – категорично отвечаю я и продолжаю его тормошить, пока он не проснётся настолько, чтобы меня выслушать. – Сугуру… Ну, Сугуру!

– М-м-м… – Он закрывает глаза и впечатывает лицо в подушку. – Что опять?

– Отвези меня в город.

– У меня выходной… – Он протяжно зевает откуда-то из подушки.

– Ну и что? Ты же мой шофёр, а мне срочно нужно в город… Сугуру!!! – Я пихаю мужчину в плечо, раскачивая его в разные стороны.

– Блин, прекрати! – наконец отзывается он, переворачиваясь на спину и зажимая рот ладонью. – Меня стошнит сейчас…

– Отвезёшь или нет?

– Для чего тебе в город понадобилось?

– Нужно кое-что сделать.

– Дай мне пять минут… – Сугуру опять переворачивается на живот и прячет лицо в подушку. – Хоть минутку…

– Сугуру! – Я донимаю его до тех пор, пока он не сдаётся окончательно и не соглашается. – Ну вот, сразу бы так…

Должно быть, шофёр понимает, что лучший способ от меня избавиться – это сделать, как я хочу. Я внутренне улыбаюсь: наивный, если он думает, что всё так просто!

Сугуру выбирается из постели и идёт в ванную. Он всё ещё сонный, так что механически чистит зубы, слегка покачиваясь, и невидяще смотрит на себя в зеркало. На голове у него полный бардак, и он проводит по волосам мокрой ладонью, чтобы пригладить вихры. Я наблюдаю за ним из спальни, мне жутко интересно, ведь я никогда не видел, как он собирается. Обычно, когда я спускаюсь, он уже ждёт у машины. Сейчас, глядя на него, я подозреваю, что ему приходится вставать часа за два до нужного времени, раз он так долго раскачивается. Сугуру между тем трёт лицо полотенцем, и лицо у него становится красным; наверное, это ещё один способ поскорее проснуться. Он возвращается в комнату и открывает шкаф. Я вижу, что он тянется к своему фирменному костюму, и поспешно говорю:

– Можешь обычную надеть, выходной ведь.

Пока он переодевается, я смотрю на него во все глаза: никогда не видел Сугуру без униформы. Как я и думал, в обычной одежде он выглядит гораздо моложе и даже симпатичнее. Он рассовывает по карманам спортивной куртки ключи, бумажник и сигареты, замечает мой взгляд, который истолковывает по-своему, говорит:

– Сейчас, только кофе выпью, – и идёт на кухню, звучно зевая.

Я, разумеется, иду следом. Сугуру делает себе кофе и, морщась, отпивает из чашки: сахара он не положил, так что вкус, наверное, не очень-то, зная пристрастия мужчины. Но это на самом деле помогает ему проснуться, и он стоически допивает кофе до последней капли.

– Раз уж сегодня выходной, я тебя на своей машине довезу, – роняет он мимоходом, когда мы выходим на улицу. – Не хочу отчитываться, куда я на служебной ездил. Только нужно сначала до стоянки добраться.

Я ничуть не против такого поворота событий, и мы идём пешком несколько улиц, пока не приходим к крытому павильону, где стоят машины. У Сугуру, оказывается, крутая тачка: такую на шофёрскую зарплату точно не купишь. Я, конечно, спрашиваю об этом, он морщится, но отвечает, что эту машину ему подарил отец. Мне очень хочется спросить, почему он выдумал работать простым шофёром, если отец у него тоже богатый, как и Тораяма, но я не спрашиваю, потому что Сугуру тогда начнёт сердиться, а это может спутать мои планы.