Текст книги "Заповедник (ЛП)"
Автор книги: DiscontentedWinter
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)
Это мило, но он чувствует себя немного одиноко.
– Питер придёт на ужин? – спрашивает Дерек Талию.
Стайлз замечает пустую тарелку в конце стола.
– Думаю, да, – отвечает Талия и смотрит на Стайлза.
– Привезли книгу, которую он хотел, – говорит Дерек. – Думаю, отнесу её позже.
– Или можешь просто отдать её мне сейчас, – тянет кто-то с порога.
Стайлз поднимает глаза и опускает вилку.
В дверях стоит мужчина. Ему около тридцати, он одет в джинсы и футболку с v-образным вырезом. У него голубые глаза и острый взгляд. На губах играет улыбка, которая почему-то кажется резкой, как осколок стекла.
Он, безусловно, Хейл. Ещё один Хейл, который мог бы красоваться на обложке, если бы не…
Стайлз вдруг понимает, почему никто из Хейлов не спрашивает о его шрамах. Почему они не делают из этого ничего особенного. Почему они не смотрят на него, как на полного урода.
Очевидно, у них была практика.
Потому что правая сторона лица Питера Хейла блестящая, морщинистая и неправильная.
Питер Хейл тоже в шрамах.
Что, чёрт возьми, с ним случилось?
***
Вот на что похоже лицемерие, полагает Стайлз. Это когда сидишь, и ешь, и пытаешься не бросать любопытные взгляды на Питера Хейла, пытаешься не оценивать масштабы его шрамов и не строить догадки. Ему приходится прикусить язык, чтобы не спросить, что, чёрт возьми, случилось с его лицом. Это похоже на чувство больного самооправдания: «Ну, я-то имею право спросить, так?» Хотя он знает, что, конечно, не имеет. Собственные шрамы не повод просто забить на это. Он знает, потому что в реабилитационном центре ненавидел тех, кто без предупреждения рассказывал о своих травмах, а потом сидел сложа руки и ждал, пока он поделится своей историей, как будто это была какая-то сделка, вроде услуга за услугу, а не такое же грубое вторжение в личную жизнь, которое позволяли себе остальные.
Это никого, блядь, не касалось.
Стайлз не показал хороших результатов на групповой терапии.
Он смотрит на тарелку, пока ест, и позволяет разговорам плыть мимо. Он несколько раз смотрит на Питера Хейла, и тот всегда смотрит в ответ. Его взгляд твёрдый, знающий, и у Стайлза мурашки по коже, потому что с чего, чёрт возьми, Питер Хейл считает, что знает Стайлза?
Питер Хейл его не знает.
Никто его не знает.
С чего бы?
Потому что иногда – чаще всего – даже Стайлз не знает самого себя.
***
В жизни Стайлза есть две очень чёткие границы. Первая появилась, когда умерла мама. Вторая – когда он открыл дверь, не проверив, кто это. И человеку, которым он стал, позволено оглядываться назад, изучать себя прежнего и удивляться тому, каким счастливым он был, каким дерзким, каким громким, но он не может переступить эту черту. Не может надеть прежнюю кожу так, будто она всё ещё ему подходит. Это порванная рубашка, потёртая куртка, джинсы с разорванными коленями. Из неё вырвано слишком много кусков, чтобы можно было с уверенностью надеть её снова.
***
Несмотря на пристальный взгляд, Питер почти ни слова не говорит Стайлзу. Когда Стайлз помогает отнести стопку тарелок на кухню, он проходит мимо Питера.
Питер поворачивает голову, чтобы посмотреть на него, его взгляд цепляет взгляд Стайлза и удерживает его.
– Приятно познакомиться, Стайлз.
Что-то в его голосе, взгляде заставляет Стайлза испытывать желание бежать, как кролика, зажатого под лапой хищника. Но одновременно что-то заставляет наклониться ближе. Сделать то, что он хотел сделать месяцами: просто закрыть глаза и остановиться.
Рот Питера Хейла дёргается в слабой улыбке, которая кажется и резко хищной, и странно сожалеющей. Странное сочетание.
– Мне тоже, – говорит Стайлз, радуясь, что стопка тарелок даёт ему повод не пожимать руку.
На этом всё.
***
Стайлз благодарит Хейлов за ужин, обещает вернуться завтра днём и в конце концов идёт к своей машине с половиной пирога на блюде для отца. Уже темно, но свет из дома Хейлов льётся стеной, а луна достаточно яркая, чтобы Стайлз не запнулся о собственные ноги.
Он не удивляется, когда рядом возникает Римус и толкает его в бедро.
– Этот пирог для моего отца, – говорит ему Стайлз.
Римус кусает подол рубашки.
Стайлз немного расслабляется, когда сворачивает. Он видит свой «джип», стоящий на парковке, и, что важнее, не видит дома Хейлов. Появляется тревожное впечатление, что если он обернётся, то увидит в окне силуэт Питера Хейла, который смотрит на него или что-то вроде того, как обезображенный готический герой или сумасшедшая леди на чердаке.
– Думаю, ты – не самое странное в Хейлах, да? – Римус фыркает и обнюхивает дно тарелки с пирогом. – Нет! – Стайлз поднимает её выше. – Я же сказал, это для моего отца.
Они добираются до «джипа», Стайлз открывает дверь и осторожно кладёт пирог на переднее сиденье. Затем закрывает дверь, пока Римус не успел потянуться за пирогом. Стайлз опирается на машину, Римус садится и прислоняется к нему. Стайлз запускает пальцы в шерсть Римуса и откидывает голову назад, чтобы посмотреть на узкую полосу звёзд, вьющихся по верхушкам деревьев.
– Это Большая Медведица, прямо тут, – показывает он, и Римус фыркает. – Пояс Ориона? Нет, подожди. Водолей?
Римус ударяется головой о его бедро.
– Чувак, я городской парень, – говорит ему Стайлз. – Из-за светового загрязнения едва ли Луну увидишь. А ещё обычное загрязнение. Я не привык к чистому небу и свежему воздуху. И знаешь, что действительно странно? Воздух здесь пахнет почти как те маленькие сосны, которые вешают на зеркало заднего вида!
Он опускает взгляд и видит, что Римус смотрит на него испепеляющим взглядом.
– В гляделки ты играешь на высшем уровне, приятель, – говорит Стайлз и щёлкает его по носу. – Действительно исключительный.
Римус равнодушно кусает кончики пальцев, а затем, когда Стайлз смеётся и для верности ещё раз щёлкает его по носу, обходит «джип» и мочится на заднее колесо.
Гавнюк.
***
Когда Стайлз приезжает, отец уже дома, но явно недолго. На нём всё ещё форма и пояс для пистолета. Он копается в холодильнике, когда заходит Стайлз.
– У меня есть яблочный пирог, – объявляет Стайлз и ставит его на стол. – Домашний и ещё тёплый.
– Яблочный пирог? – Лицо отца светится.
– Да, я спас его от голодного волка.
Отец даже тарелку не берёт. Просто хватает ложку и начинает есть.
– Я даже не знаю, шутишь ли ты.
– Я тоже. – Стайлз запрыгивает на стол и болтает ногами. – Как на работе?
Отец кряхтит.
– Что?
– У меня убийство, – наконец говорит отец. – В Бикон-Хиллз не было убийства больше четырёх лет, это моя первая неделя, и тут появляется тело.
– Хреново быть тобой, – говорит Стайлз. – Быть мёртвым парнем хреново ещё больше, думаю.
– Мёртвой женщиной, – поправляет отец.
– Есть какие-нибудь зацепки?
– Нет. – Отец, кажется, не слишком беспокоится. Стайлз знает достаточно, чтобы догадаться почему. В Лос-Анджелесе отец много лет работал детективом убойного отдела. Он знает, что ему не придётся долго искать убийцу. Это муж или парень, правильно? Статистика не врёт.
– Это было, эм, плохо?
Отец знает, о чём он спрашивает. Это было жестоко? Была кровь? Было больно? Он опускает ложку и кладёт руку на его плечо.
– Это всегда очень плохо, парень, да. Её застрелили в собственном доме. Она открыла входную дверь и…
Не открывайте дверь.
Не открывайте дверь.
В глазах Стайлза темнеет.
Не…
Он видит их. Незнакомцев. Незнакомцев с ножами.
Ему не следовало открывать дверь.
Всё так ненадёжно. Стайлза злит, что люди не понимают этого, не видят этого. Они просто живут своей жизнью, глупые и счастливые, и даже не знают, что в любой момент, в любую секунду их могут этого лишить. Их счастья, их жизни, их кожи. Какой-нибудь монстр может всё это просто разрушить.
Стайлз знает.
Он помнит об этом с каждым ударом сердца.
Теперь ты в безопасности, обещает ему отец после каждого кошмара, но это обещание, которое он не может сдержать. Это обещание, которое никто не может сдержать. Знание об этом написано на костях Стайлза, вырезано глубоко, рядом со спицами и скобами, которые удерживают его целым.
– Всё в порядке, – говорит отец, его голос низкий и спокойный, в отличие от растущей паники Стайлза. – Я арестую того, кто это сделал, и засажу его. Никто не причинит тебе вреда, Стайлз, помнишь?
– Да. – Стайлз закрывает глаза и с дрожью вздыхает. Рука отца на плече тёплая, тяжёлая. Твёрдая. Он снова открывает глаза. – Но как ты это делаешь? Как ходишь на работу каждый день и делаешь то, что делаешь?
Отец долго смотрит на него.
– Не знаю, как ответить. Кто-то же должен это делать. Помнишь то время, когда у тебя были кубики? Пластиковые кубики?
Стайлз хмурится.
– Нет?
– Тебе было, наверное, года два или три. – Отец убирает руку с плеча Стайлза и проводит ладонью по волосам. – И ты строил эти башни, почти такие же высокие, как ты сам, а потом ломал и начинал всё сначала. Мне кажется, порой всё именно так и происходит. Я просто ставлю кубики друг на друга и пытаюсь удержать их вместе.
Мгновение Стайлз молчит, а потом смеётся.
– Иисусе. Это похоже на то, что сказала бы Кирстен. Типа, сначала это звучит глубоко и философски, но потом ты думаешь об этом, и это просто чушь. На самом деле, это хуже, чем фигня Кирстен!
Отец смеётся.
– Да, ну а чего ты ждал? У неё докторская степень по фигне. Я в колледж не ходил. Зато моя фигня бесплатная.
– Это видно, – говорит Стайлз, но теперь он снова может дышать.
– С этим не поспоришь, – отвечает отец и протягивает ему ложку. – Теперь помоги мне прикончить этот невероятный пирог.
Да. Это похоже на план, которому Стайлз точно сможет следовать.
Комментарий к
*Десятичная классификация Дьюи – система классификации книг в американских библиотеках.
========== Часть 6 ==========
В субботу Стайлз просыпается поздно утром. Он не привык столько спать, но уже почти девять, когда его будит вибрация от входящего сообщения, и он заставляет себя вылезти из постели. Он и не помнит, когда последний раз ему удавалось поспать, не просыпаясь от кошмара. Он должен чувствовать себя хорошо, но – и это просто несправедливо – он чувствует себя ещё более уставшим, чем когда спит всего несколько часов.
Он хватает телефон. Сообщение от Скотта.
Ты сможешь сегодня позаниматься? Я могу прийти в любое время.
Окей.
Это нормально.
Стайлз делает несколько глубоких вдохов и отвечает: «Как насчёт 11?»
ОК! :)
Стайлз отправляет адрес.
Горячий душ помогает проснуться, а затем, пока он одевается, то замечает переполненную корзину с одеждой и несёт её вниз в прачечную. Раньше он всё время стирал, но за последние восемь месяцев это стало ещё одной обязанностью, которую отцу пришлось взять на себя. И с этой новой работой, а ещё и убийством… что ж, Стайлз может справиться с кучей белья, верно?
Отец уже ушёл на работу. На холодильнике записка, а в телефоне сообщение, и там, и там обещание немедленно вернуться домой, если Стайлзу что-нибудь понадобится. Стайлз знает, что они переехали в Бикон-Хиллз, не только чтобы оставить плохие воспоминания позади. Но и для того, чтобы отец мог управлять шоу, а не быть частью чьей-то команды. Сейчас ему не нужно перед кем-то отчитываться, если понадобится внезапно уйти. На собеседовании он об этом, скорее всего, не упоминал.
Стайлз проверяет холодильник, а потом с надеждой копается в морозилке.
Если Скотт придёт заниматься, ему нужна, по крайней мере, мини-пицца или что-то вроде того, верно?
Он пишет отцу: «У нас есть что-нибудь вредное из еды? Мы со Скоттом будет заниматься».
Отец отвечает мгновенно: «Что тебе нужно?»
Это значит «нет».
Пальцы Стайлза слегка дрожат, когда он печатает следующее сообщение: «Я что-нибудь куплю».
Ответ приходит через несколько минут, и Стайлз удивляется, как долго отцу пришлось думать над тем, что он хочет сказать.
Деньги в банке под раковиной. Ближайший магазин на Пятой. На дороге осторожнее.
***
Поездка в магазин не так ужасна. Кассир косится на Стайлза, когда тот входит, натянув капюшон, но это справедливо. Стайлз выглядит как вооружённый грабитель, ожидающий своего часа. Стайлз кидает в корзину Читос, мини-пиццу и конфеты и идёт к кассе. Когда он подходит, кассир ведёт себя приятно и дружелюбно, что, по мнению Стайлза, либо чрезмерная компенсация за подозрение в ограблении, либо чрезмерная компенсация за то, что шрамы Стайлза шокировали парня, или, может быть, люди в Бикон-Хиллз просто дружелюбнее. Должно быть, это из-за свежего воздуха и отсутствия пробок.
Стайлз расплачивается, а потом возвращается на стоянку. Сегодня ясный день, и он чувствует глупое желание откинуть капюшон и ощутить солнечный свет на лице. Может быть, после занятий со Скоттом он немного посидит на заднем дворе. Помаринуется на солнце.
– Не сходи с ума от власти, – бормочет он себе под нос, выезжая со стоянки, но не может остановить улыбку, растекающуюся по лицу.
Он просто сам сходил в магазин и купил нездоровую пищу так, словно в этом нет ничего особенного.
Может, когда-нибудь и не будет.
***
Скотт приезжает чуть раньше одиннадцати, грохочущий рёв двигателя его мотоцикла слышно с конца улицы. Это хорошо. Это даёт Стайлзу шанс несколько раз вдохнуть и убедить себя, что он знает, кто за дверью, прежде чем Скотт постучится.
– Привет, Стайлз, – говорит Скотт. – Я купил Доритос.
– Круто, – отвечает Стайлз и пытается вспомнить, как это делается. Повседневное дружеское общение. Он отступает в сторону и впускает Скотта. – Ну, это мой дом и всё такое.
– Круто, – говорит Скотт.
Стайлз щурится на коробки на полу гостиной.
– Мы ещё не закончили распаковывать.
Скотт одобрительно указывает на телевизор.
– Но Xbox уже стоит?
– Его я распаковал первым, – отвечает Стайлз. – После еды.
– Приоритеты, чувак! – лучится Скотт.
Вообще-то, первой была его подушка. Не то чтобы её упаковывали. Она оставалась с ним на переднем сиденье отцовской машины по дороге из Лос-Анджелеса до Бикон-Хиллз. Он прижимал её головой к окну, чтобы дремать, пока отец вёл машину. После долгого пребывания в больнице Стайлзу нужна его подушка, иначе он просыпается в панике.
Но после подушки – Xbox и еда.
– Итак, чем хочешь заняться? – спрашивает Стайлз, поднимаясь по лестнице.
– У меня беда с химией и историей, – говорит Скотт, тащась за ним. – О! Подожди! Мама сказала, что я должен быть вежливым и представиться твоим родителям.
– Тут только я и мой отец, – отвечает Стайлз. На стене в коридоре есть крючок, на который, как думает Стайлз, предыдущие владельцы дома, возможно, вешали фотографию. Только крючок и чуть более тёмный участок обоев, где рама защищала их от солнца. – Отец на работе.
– Моя мама тоже работает, – произносит Скотт.
Стайлз смотрит на него, открывая дверь спальни.
– У нас тоже только я и моя мама, – говорит Скотт и делает такое лицо, как будто это не важно. – Мой отец ушёл.
– Да, – произносит Стайлз. Моя мама умерла. Странно, что попытка произнести эти слова до сих пор душит, даже спустя столько лет. Будет проще, если они останутся несказанными и он позволит Скотту строить догадки.
Скотт оглядывает комнату Стайлза. По крайней мере, здесь чисто. Чисто, вероятно, впервые с тех пор, как он начал распаковывать вещи. На данный момент есть определённая система. Всё аккуратно убрано. Стайлз успешно превратил хаос в порядок, но он знает, что это ненадолго, до тех пор пока ему не понадобится снова открыть шкаф.
Скотт бросает рюкзак на пол.
– Итак, чем хочешь заняться в первую очередь?
– Мне без разницы. – Стайлз пожимает плечами. – Эм, ты ешь мини-пиццу?
***
Они вообще не занимаются.
Вместо этого они едят мини-пиццу и играют в Xbox. Стайлз даже не осознаёт, сколько времени прошло, пока не слышит ключ в замке и знакомые шаги отца в коридоре за секунду до того, как он появляется в дверях.
– Как учёба? – спрашивает он с улыбкой.
Скотт выглядит виноватым.
– Возможно, мы отвлеклись, – признаётся Стайлз.
Отец качает головой.
– Не обращайте на меня внимания. Я просто заскочил за зарядкой для телефона, а потом мне нужно вернуться в офис. – Он поднимает брови. – Но если что-то понадобится…
– Если мне что-нибудь понадобится, я позвоню, – заканчивает Стайлз. – Я знаю, пап.
– Всё что угодно, – напоминает отец. – Скотт, уже довольно поздно. Тебе не нужно быть дома?
– О, – говорит Скотт и откладывает джойстик в сторону. – Наверное?
– Чувак, он просто спросил, – отвечает Стайлз. – Скотт может остаться ненадолго, правда, пап?
– Если только его родители не против.
– Мама никогда рано не заканчивает, – заверяет Скотт. – И сегодня выходные, так что комендантский час не раньше десяти.
– Круто, – говорит Стайлз.
Отец смотрит на него с улыбкой, а затем смотрит на Скотта, как будто тот – Второе пришествие. Неужели Стайлз настолько жалкий и одинокий? Да, он бы предпочёл, чтобы никто не отвечал.
Отец достаёт из кармана бумажник и вынимает две двадцатки.
– Закажите что-нибудь.
Стайлз хватает деньги.
– Спасибо, пап!
– Повеселитесь.
– Вау, – говорит Скотт, когда они снова одни. – Твой отец клёвый.
– Он сверхкомпенсирует, – отвечает Стайлз. – Он бы дал в два раза больше, если бы посчитал, что это поможет мне завести друга.
Дерьмо.
Ему не следовало произносить это, верно?
Вот только Скотт, кажется, не возражает. Он только слегка улыбается, и его щёки розовеют.
– У меня тоже нет друзей, чувак.
– Серьёзно? – Стайлз ни на секунду в это не верит.
– Некоторые парни в команде нормальные, – говорит Скотт через некоторое время. – Но большинство из них ведут себя как полные придурки, потому что я не могу играть из-за моей астмы.
– Тогда почему ты остаёшься в команде?
– Мне нравится играть, – объясняет Скотт, морща нос. – Хотя у меня это не очень хорошо получается. – Он светлеет. – Эй! Ты тоже должен попробовать!
– Не-а. – Стайлз пытается улыбнуться: он скорее промахнётся, чем ударит. Он неопределённо показывает на себя. – Всё это? Чувак, я всё ещё целый благодаря титановым спицам; ты можешь подумать, что они делают меня суперсильным, но оказалось, что я чертовски хрупкий. Мне нельзя заниматься контактными видами спорта.
– Отстой, – говорит Скотт, скривив рот.
Стайлз пожимает плечами.
– Так… – Скотт снова морщит нос. – Ты попал в аварию или что-то вроде того? – Затем он вспыхивает. – В смысле, ты не обязан мне ничего говорить.
Стайлз думает о Питере Хейле и том жгучем любопытстве, которое он испытывал, желая узнать, что произошло. То, что Скотт спрашивает, не делает его засранцем. Это делает его человеком.
– На меня напали, – говорит он наконец. – Мой отец участвовал в довольно крупном расследовании, которое сделало меня мишенью. Я имею в виду, это даже не личное, понимаешь? Они порезали меня и сбросили с балкона.
Это больше, чем он рассказывал кому-нибудь, кроме следователей и терапевтов, и он ждёт вспышки паники, которая не приходит.
– Чувак, – произносит Скотт, подняв брови. – Это отстой.
– Да, – соглашается Стайлз и почему-то улыбается. – Это и правда так.
***
Скотт знает лучшее место в городе, где можно заказать китайскую еду, и, когда видит нерешительность Стайлза после звонка в дверь, забирает заказ. Они едят на полу в гостиной, разбрасывая открытые контейнеры вокруг и набивая животы пельменями и яичными рулетами.
Когда телефон Скотта звенит оповещением о сообщении, он стонет и вертится, как выброшенный на берег кит, пытаясь вытащить его из кармана.
– Это от Джексона. Какого чёрта мне пишет Джексон? Я ему даже не нравлюсь. – Затем он фыркает. – Уверен, ему никто не нравится.
Стайлз, улыбаясь, пожимает плечами.
Скотт хмурится, когда читает сообщение. Его рот открывается.
– Срань господня.
– Что? – спрашивает Стайлз.
– Эллисон, – говорит Скотт, поднимая глаза и встречаясь взглядом. – Её мать подстрелили. Она мертва.
Стайлз не знает Эллисон, но помнит, что она та девушка, в которую Скотт беззаветно влюблён. Он даже не знает, как она выглядит, но, кажется, Скотт упоминал глаза как тёмный шоколад, волосы как шёлк – но как кудрявый шёлк? – и ямочки как маленькие сердечки. Это было странное запутанное описание. Скотту никогда не быть поэтом.
– Ох, – говорит он, его сердце колотится. – О.
Скотт прикусывает нижнюю губу, его глаза блестят от внезапных слёз.
– Это просто ужасно.
Стайлз не знает Элисон Арджент. Её разбитое сердце от него отделяют как минимум два шага, и то это очень условная связь. Стайлз может подружиться с парнем, который влюблён в Эллисон Арджент. Но Стайлз помнит, каково это – потерять маму. Он помнит, как его сердце разбилось и так и не исцелилось. Он каждый день ощущает её потерю. И скучает по ней, как по свету в темноте.
– Зачем кому-то стрелять в миссис Арджент? – спрашивает Скотт и внезапно кажется очень юным.
– Не знаю, – тупо отвечает Стайлз.
Скотт один из тех глупых счастливых людей, о которых он думал прошлой ночью, так? Тех, кто чертовски шокирован, когда что-то идёт не так. И Стайлз должен смотреть на этих людей свысока за то, что они наивные дураки, потому что он умнее. Только теперь это не приносит ему никакого удовлетворения.
Наверное, никогда не принесёт, если честно.
Какое-то время было приятно относиться к ним с презрением.
Теперь это не так.
– Бедная Эллисон, – говорит Скотт и вытирает глаза рукавом. – Как думаешь, с ней всё будет в порядке?
– Конечно, – отвечает Стайлз. – Да.
Это ложь, но сказать её сейчас не кажется чем-то неправильным.
***
Скотт уходит как раз вовремя, чтобы успеть до комендантского часа, и Стайлз идёт спать. Он лежит без сна и думает, стоит ли звонить отцу, попросить его вернуться и открыть сейф, чтобы принять снотворное. В конце концов он решает его не беспокоить. Отец работает над убийством, и это важнее, чем бессонница Стайлза. Он в любом случае не сможет спать долго. Иногда таблетки вырубают его, но обычно через несколько часов он снова просыпается, вялый и дезориентированный.
Примерно через час он плюёт на попытки уснуть и снова спускается вниз. В гостиной всё ещё лёгкий беспорядок, поэтому он собирает пустые контейнеры с едой и относит их на кухню. Делает себе кофе, надеясь, что это его усыпит. Из-за СДВГ кофеин для него скорее успокоительное, чем стимулятор. Он возвращается с кофе в гостиную и сворачивается на диване.
Он думает об Эллисон и её маме.
Думает о своей маме.
Думает о голом клочке стены в коридоре наверху, где когда-то висела фотография.
Он вскакивает с дивана и подходит к распакованным коробкам в углу. Срывает с них упаковочную ленту. Он узнаёт фотографию по рамке. Простая белая рамка, которую, как он думает, мама купила в Target. Он медленно вытаскивает фотографию, стекло блестит на свету.
Это не студийная фотография. Маме они никогда не нравились. Она считала, что они странные, с их искусственным фоном, идеально подобранной одеждой и неловкими позами. Ещё она думала, что они до глупого дорогие. Этот снимок, вспоминает Стайлз, сделал на пикнике департамента отца парень, который работал на месте преступлений,. Парень, Стив, таскал свою камеру везде. Когда он не работал, то снимал семьи своих коллег на свадьбах, бар-мицвах и кинсеаньерах*. Он так долго фотографировал места преступлений, думает Стайлз, что ему нужно было фотографировать что-то другое, чтобы это уравновесить.
Он протирает стекло большим пальцем.
Мама и папа сидят на коврике для пикника и смеются, как будто Стив застал их за шуткой. Возможно, так и было. А шести-или семилетний Стайлз сидит между ними с широкой улыбкой на лице. И в кетчупе.
Отец выглядит молодым и счастливым. А мама такая красивая. И у Стайлза нет шрамов.
Его пронзает боль желания, достаточно сильная, чтобы на глазах появились слёзы.
– Я скучаю по вам, – говорит он людям на фотографии.
Он относит фотографию наверх и осторожно вешает её в коридоре.
Комментарий к
*Кинсеаньера – вечеринка в честь 15-летия.
========== Часть 7 ==========
На воскресенье у Стайлза нет планов. С понедельника по пятницу он либо психовал из-за школы, либо избегал её и проводил остаток дня под одеялом. Суббота со Скоттом стала неожиданностью. День оказался более насыщенным, чем любой другой из недавних воспоминаний Стайлза – за исключением, возможно, ужина с Хейлами – и теперь, когда он закончился, воскресенье кажется гораздо более одиноким, чем могло бы быть. Обычно отец старается проводить с ним дома как можно больше времени, и переезд в Бикон-Хиллз, чтобы занять пост шерифа, должен был означать больше выходных дома и меньше сумасшедших смен, но… убийство. Стайлз понимает. Он знает, что работа отца важна.
Он принимает душ и завтракает хлопьями, а затем открывает ноутбук и переходит на страницу Волчьего заповедника Хейлов. График работы в выходные более плотный, чем на неделе. Весь день проходят лекции, кормления и детские мероприятия.
Стайлз взвешивает вероятность того, что придётся иметь дело с людьми, против возможности увидеть Хейлов в действии, и пятнадцать минут спустя он в «джипе» выезжает из города.
На стоянке несколько автомобилей. Ладно, да, люди.
Стайлз выходит из «джипа», натягивает капюшон и идёт к информационной будке.
– Стайлз! Эй! – Кора сидит за прилавком и играет на телефоне. Она машет, когда он достаёт бумажник. – Не будь идиотом. Ты же волонтёр. На самом деле… – Она на мгновение исчезает под прилавком, а затем достаёт шнурок с карточкой, на которой написано «Персонал». – Держи.
– Круто. – Стайлз с улыбкой надевает его на шею. – А если кто-нибудь спросит меня о чём-нибудь?
– Соври, – говорит ему Кора. – Пф.
– Серьёзно, а что, если я скажу, что волки зимой улетают на юг?
– Я, наверное, выйду за тебя замуж, – откровенно отвечает Кора.
Стайлз смеётся и краснеет.
– Буду иметь это в виду.
– Дерек в одиннадцать рассказывает историю, – говорит Кора и проводит его через турникет. – Поверь мне, ты не захочешь это пропустить!
Что?
***
Стайлзу удаётся избегать большей части посетителей заповедника. Он бродит по дорожкам, наблюдая, как за заборами крадутся волки, и удивляется, где Римус. Странно не чувствовать, как волк прижимается носом к руке, шагая рядом. Но, наверное, хорошо, что он не расхаживает вокруг, пугая туристов, верно? Какой бы парой они со Стайлзом стали? Тощий, покрытый шрамами подросток и огромный волк. Стайлзу интересно, должен ли он начать рассказывать людям, что на него напал волк. Кажется, Кора бы это одобрила.
Хотя… Талия бы не особо.
Вместо этого он держится от посетителей на расстоянии.
В одиннадцать он спускается к месту для пикника, чтобы послушать историю.
Лицо Дерека разрисовано красками.
На нём усы и клыки.
Это нелепо.
Его окружает внимательная группа из четырёх или пяти маленьких детей, их лица тоже разрисованы, они сидят на земле, скрестив ноги, и с благоговением смотрят Дерека, пока тот читает какую-то историю о маленьком волчонке. Он пародирует все голоса. Разумеется.
А потом, когда история подходит к концу, появляется Лора, которая несёт в руках извивающегося детёныша, и восхищённые дети по очереди гладят его и фотографируют.
Дерек отходит от группы и подходит к Стайлзу.
– Ни слова.
– Что? – невинно спрашивает Стайлз. – Ты очарователен!
Дерек закатывает глаза, но Стайлз предпочитает представлять, что тот втайне доволен.
– Итак, детёныш, – говорит Стайлз. – А я думал, что вы делаете всё для их реабилитации?
– На самом деле это гибрид, – отвечает Дерек. – Мы думаем, она наполовину немецкая овчарка. Мы не будем знакомить её с дикой природой, потому что пытаемся сохранить чистоту родословной. Так что не имеет большого значения, общается она с людьми или нет, потому что она проведёт всю жизнь здесь, в заповеднике.
– О, круто.
– Ты ведь останешься на обед, да? – спрашивает Дерек.
– Не хочу злоупотреблять вашим гостеприимством. – Стайлз ковыряет носком ботинка грязь.
– Ты не злоупотребляешь, – с улыбкой говорит Дерек. – Слушай, каждое воскресенье у папы возникает желание готовить на гриле. Примерно в это время он поджигает барбекю и торчит там до обеда. А мы все вроде как работаем неподалёку, так что, когда проголодаемся, просто идём к дому, и он кормит нас и отправляет обратно.
– Кормление в шахматном порядке, – произносит Стайлз. – Прямо как у волков.
– За исключением того, что мы предпочитаем приготовленное мясо, – криво отвечает Дерек.
– В самом деле? – спрашивает Стайлз. – Усы и клыки говорят совсем другое.
Дерек фыркает.
– Давай. Пойдём поедим.
***
В Хейлах что-то есть. Нет никаких причин тому, чтобы Стайлз чувствовал себя рядом с ними… не совсем комфортно, но в безопасности, учитывая, что он их не знает. На заднем дворе большого дома Джеймс возится около гриля, как и обещал Дерек, и даже не выглядит удивлённым появлением Стайлза.
– Стайлз, – говорит он. – Дай угадаю. Бургер с красным луком, сыром, шпинатом и айоли. На дрожжевом хлебе.
– Эм… – На самом деле это звучит потрясающе. – Да, пожалуйста. – Стайлз стоит у гриля, пока Джеймс готовит.
– Тебе сегодня нужно увидеться с Талией, прежде чем ты уедешь, – говорит Джеймс. – Она нашла кучу старых рубашек Дерека с логотипом и решила, что в них ты будешь выглядеть соответствующе, пока работаешь
– О. Окей.
– Наверное, нам стоит поговорить и о том, чтобы заплатить тебе, – добавляет Джеймс, для акцента размахивая щипцами. – Волонтерство отлично будет смотреться в заявлении в колледж, но это не заправит твой «джип», я прав?
– Эм, на самом деле всё, что я до сих пор делал, – это менял воду в корытах, – говорит Стайлз. – И ел вашу еду.
– Ты ел еду Талии, – произносит Джеймс. – Ты ещё не ел мою, Стайлз, и она взорвёт твою голову.
Он заканчивает гамбургер и с улыбкой представляет его Стайлзу.
Стайлз откусывает кусочек, и вау. Это хорошо. Действительно хорошо.
– Это невероятно!
– Я же говорил, – отвечает Джеймс. – Дерек. Тебе то же самое?
– Только без лука, – говорит Дерек.
Джеймс вздыхает.
– Обыватель.
Только отойдя от гриля, чтобы поесть, Стайлз понимает, как невероятно легко Джеймс увернулся от темы денег. Тем не менее, если Хейлы полны решимости кормить его и платить ему за то, что он почти ничего не делает, с чего бы такая мелочь, как вина Стайлза, смогла их остановить?
Он слышит скрип двери и, подняв взгляд, видит, как Римус выскальзывает из дома и спускается по ступенькам во двор.
– Привет, приятель, – говорит Стайлз, улыбаясь.
Римус фыркает и садится ему на ноги.
Стайлз держит бургер вне досягаемости.
– Лук вреден для собак. Иди и раздражай Дерека.
Римус ударяется головой о бедро, а затем встаёт и подталкивает его к крыльцу.
– Ладно, – бормочет Стайлз. – Пожалуй, я присяду здесь, а?
Римус снова фыркает, ждёт, пока он сядет, а затем опять падает ему на ноги.
– Идиот, – говорит Стайлз, шевеля пальцами, чтобы заставить волка помучиться. Он ест гамбургер медленно, до сих пор не привыкший к большим порциям, ведь в последнее время часто вообще не ел. Лекарства и, да, депрессия – настоящие убийцы аппетита.
