Текст книги "Заповедник (ЛП)"
Автор книги: DiscontentedWinter
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)
– Странно, – говорит Скотт. – Как будто мистер Арджент сейчас работает над кучей всяких вещей, и я не могу понять, нравлюсь ему или нет. Иногда я не знаю, он хочет меня обнять или задушить.
– Это потому, что ты оборотень, или потому, что встречаешься с его дочкой?
Скотт становится ярко-красным.
– Эм, может, и то, и другое?
Стайлз смеётся.
– Знаешь, я думаю, что Эллисон – моя пара.
– Ты теперь пират? Или британец?
– Это волчьи дела, – говорит Скотт и машет брошюрой перед его лицом. – У нас есть пара. Типа она не просто девушка, которую я люблю. Волчья часть меня как будто заявляет на неё права или типа того. – Он корчит лицо. – Звучит жутковато.
– Немного.
– Как будто… – Скотт морщится. – Волк следует инстинктам, так? Он чувствует притяжение луны. Вот на что это похоже. Эллисон как притяжение луны. Она – это сила природы, и волк понимает это и просто следует за ней.
Стайлз сглатывает.
– У всех волков есть пара?
– Понятия не имею. – Выражение лица Скотта становится немного виноватым. – Эм, ты можешь спросить его?
– Что? Кого? Что?
– Чувак, – вздыхает Скотт. – Питер. Можешь спросить у него.
– Да, нет, эм. – Стайлз перекладывает брошюры. – Возможно.
Несколько минут спустя, когда Питер появляется в волчьем обличье, чтобы забрать его, Стайлз выбрасывает вопрос из головы. Он машет Скотту на прощание, идёт с Питером к дому и думает, что, может быть, ему даже не нужно спрашивать, потому что, может быть, как и с я люблю тебя, Стайлз уже знает. Может быть, он тоже по-своему следовал за притяжением луны несколько недель.
***
Отцу Стайлза требуется около двух месяцев, чтобы понять, что он практически живёт с Хейлами. Стайлз думает, что это случается, когда он нужен в участке, а Пэрриш звонит на домашний телефон Хейлов, даже не потрудившись позвонить Джону.
– Ох, чёрт, – говорит отец, когда осознание захлёстывает его, и Стайлз смеётся так сильно, что становится больно.
***
В ночь перед полнолунием Стайлз перенапрягается. Он помогает Лоре и Ариель расширить один из вольеров в заповеднике: какой-то ветеринар из Орегона связался с ними по поводу двух волчат, которых привезли к нему после того, как их мать погибла в дорожной аварии, и, если они выживут, он хочет отправить их к Хейлам. Их нельзя просто выпустить к сформировавшейся стае, а нужно вводить медленно, в то же время отлучая от кормления из бутылочки, поэтому Ариель посчитала, что нужно сделать им собственный загон за основным ограждением, чтобы они могли видеть других волков и взаимодействовать с ними из-за безопасного забора. Стайлз помогает удерживать столбы на месте, пока Лора и Ариель собирают забор. Это не должно требовать таких уж больших усилий, но, когда они только на полпути, ему приходится остановиться.
– Стайлз? – встревоженно спрашивает Лора и помогает вернуться в дом, когда понимает, что он не может выпрямиться.
Питер набирает ему горячую ванну, затем опускается на колени рядом и забирает его боль, пока горячая вода расслабляет сведённые судорогой мышцы и ноющую спину.
– Тот факт, что тебе больше не больно, не значит, что ты не причиняешь себе вреда, – говорит ему Питер.
– Я понимаю. – Он хочет плакать, и это не имеет никакого отношения к боли. Он просто чувствует себя бесполезным. – Папа разозлится, потому что я не делаю упражнения.
Питер помогает ему вылезти из ванны, вытирает полотенцем и ведёт к кровати. Стайлз тянется за одеждой, но Питер рычит.
– Ложись. Я сделаю тебе массаж.
Стайлз привык к прикосновениям Питера, но в животе всё ещё сжимается. Потому что прикосновения – это одно, но прикосновения и изучение? Стайлз не уверен, что готов.
– Закрой глаза, – говорит Питер. – Просто отдыхай.
Да, потому что это так просто. Но он ложится на живот в полотенце, всё ещё обёрнутом вокруг бёдер, и слегка дрожит от холода.
Руки Питера на его плечах такие тёплые. Стайлз зажмуривается, когда руки Питера мягко скользят вниз по позвоночнику, задевая хирургические шрамы на пояснице. Ему кажется странным, что Питер совсем не стесняется прикасаться к ним. Затем он опускается ниже, впиваясь большими и указательными пальцами в бёдра Стайлза, а потом в икры. Стайлз слегка ёрзает, кровь приливает к члену, и дыхание перехватывает.
– Просто расслабься, – бормочет Питер, обходя узлы и завитки шрамов на коленях. Конечно, это не больно, но тело Стайлза напрягается в ожидании. Так раньше к нему прикасались только врачи и медсёстры, и эти ассоциации полны воспоминаний о боли.
Питер медленно снимает напряжение, и Стайлз тает.
Питер возвращается к плечам, его пальцы впиваются в мышцы, и Стайлз стонет, почти позорно. Питер прижимается поцелуем к затылку, и Стайлз изо всех сил старается не толкаться членом в кровать.
– Повернись ко мне, лапушка.
Стайлз замирает.
– Питер, я не…
– Что, по-твоему, я увижу? – тихо спрашивает Питер. – Твои шрамы? Твою эрекцию? Твои глаза?
Его глаза, да, и всё, что он пытается в них скрыть. В основном, каким чертовски уязвимым Питер заставляет его чувствовать себя, каким слабым и нуждающимся. Сердце колотится, Стайлз переворачивается.
Питер выдерживает его взгляд.
– Ты прекрасен, дорогой. От меня тебе нечего скрывать.
Он кладёт ладонь на сердце Стайлза, а затем начинает прослеживать шрамы на груди, на грудине, на бедре. Все места, которые Стайлз обычно прячет под слоями мешковатой одежды. Лоскутное одеяло, в которое его собрали хирурги после того, как он сломал столько костей, что все думали, что он вообще не сможет выжить. Выжить, или ходить, или однажды обнажить своё тело под взглядом того, кого любит. Страх быть отвергнутым всё ещё с ним, хотя Стайлз знает, что это иррационально.
Он закрывает глаза, когда взгляд Питера становится слишком пристальным, и концентрируется на дыхании, пока Питер ведёт руками по его телу, выискивая каждый шрам, чтобы нежно прикоснуться к нему, нарисовать карту кончиками пальцев, изучить.
Когда пальцы Питера скользят под край полотенца, у Стайлза перехватывает дыхание.
– Всё хорошо? – спрашивает Питер.
Стайлз кивает и не открывает глаз, пока Питер развязывает полотенце.
Питер проводит пальцами по толстому шраму чуть выше паха. Единственная любезность его раздробленного таза.
– Прекрасен, – тихо произносит он и обхватывает тёплыми пальцами член Стайлза.
Глаза Стайлза распахиваются, он едва не подпрыгивает на кровати, когда Питер склоняется над ним и вопросительно встречает его потрясённый взгляд.
– Пожалуйста, – говорит Стайлз. – Да, Питер, пожалуйста.
Питер улыбается, облизывает губы и опускается.
Твою же мать.
Всё становится белым.
***
– Ну, это было неловко, – бормочет Стайлз, голый и расслабленный, сидя на коленях Питера.
– Что именно? – спрашивает Питер, дразня его поцелуями в подбородок.
Стайлз запускает пальцы в волосы Питера и оттягивает его голову назад, чтобы хмуро взглянуть на него.
– То, как я кончил через секунд пять?
– Ты слишком строг к себе, – ухмыляется Питер. – Прошло секунд десять.
Лицо Стайлза вспыхивает.
– Засранец.
Питер смеётся.
Стайлз подаётся вперёд и прижимается губами к губам Питера. Проводит языком по его нижней губе и дрожит.
– Я люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю, – с лёгкостью отвечает Питер.
Стайлз снова вздрагивает.
– Хм, значит, теперь мы сидим и ждём, что случится что-то плохое, верно? – Питер поднимает брови.
– Ты смотришь слишком много фильмов ужасов.
– Это точно.
– Я люблю тебя, – говорит Питер. – Ты любишь меня. Мы любим друг друга, и смотри, небо не падает. – Стайлз наклоняется для ещё одного быстрого поцелуя.
– Питер, ты моя пара? – Питер выдерживает его взгляд.
– Эта мысль тебя пугает?
– Нет, – говорит Стайлз. – Небо не падает.
– Хорошо. – Питер улыбается. – Тогда да, ты моя пара, а я твоя.
И даже если бы небо падало, Стайлз знает, Питер всё равно нашёл бы способ защитить его.
========== Часть 22 ==========
– Это не то, что я имел в виду, ребёнок, – говорит отец, когда они идут по тропе через лес. Питер в волчьем обличье бежит впереди них, рядом с ним – Кора. Рыжевато-коричневая волчица, быстрая и элегантная. Впереди Стайлз слышит детский смех.
Стайлз улыбается отцу.
– Когда мы уезжали из Лос-Анджелеса, я думал, что привезу тебя в какое-нибудь тихое местечко, – говорит отец. – Куда-нибудь, где мы оба могли бы перевести дух. Думал, что куплю дом, на этот раз с двором. – Он фыркает. – Может, даже куплю тебе собаку.
Стайлз смеётся, а Питер возмущённо взмахивает хвостом.
– Я никогда не представлял себе ничего подобного, – говорит отец, когда тропа заканчивается на берегу озера.
День солнечный, но воздух холодный. Оборотням на это наплевать. Дети визжат и плещутся в воде. И не только дети. Стайлз видит, как Джеймс выныривает из воды, рычит на Мэтти и тащит его, брыкающегося, под воду. Секундой позже он появляется снова, швыряя смеющегося Мэтти глубже в озеро.
– Господи, – говорит отец Стайлза. – Оборотни играют грубо.
Это редкий выходной для всей стаи. Лора провозилась с реестром заповедника, так что сегодня Хейлам там быть не нужно. Поэтому они взяли с собой еды для пикника – достаточно, чтобы накормить целую армию, – и отправились к озеру.
– Стайлз! – кричит Скотт с мелководья, где его, кажется, пытается утопить одна из близняшек. – Иди сюда!
– Ни за что, чувак! – кричит в ответ Стайлз. – Я отсюда вижу, что вода ледяная!
Питер сжимает челюсти вокруг запястья Стайлза и тянет немного дальше вдоль берега, где его ждёт гнездо из одеял и подушек. У всех остальных по одному одеялу, но сидеть на земле без какой-либо поддержки – это путь к катастрофе.
Стайлз опускается, щурясь от солнечного света, а Питер вытягивается вдоль его бока.
Стайлз быстро впитывает солнечное тепло, расстёгивает молнию на толстовке и снимает её.
Питер кладёт подбородок ему на живот, на мгновение прислонившись носом к тонкой ткани футболки с длинными рукавами.
Стайлз подкладывает под голову подушку, впивается пальцами в загривок Питера и дремлет, ослеплённый солнцем, под звуки смеха и плеска.
***
Ему немного снятся сны, думает он, в тот странный момент между бодрствованием и сном, когда мысли уплывают в какое-то место, где фантастическое может стать реальным, а сознание немного размывается. Он греется на солнце, слышит детский смех, отталкивает голову Питера, чтобы снять футболку, и бросает её поверх толстовки.
Так приятно ощущать солнечный свет на коже.
Питер одобрительно облизывает кончики пальцев.
Стайлз снова дремлет.
***
В кино секс получается органичным. Зрительный контакт, поцелуй, а затем музыка нарастает, в то время как красивые люди сжимают простыни и задыхаются, и камера отъезжает. Даже в порно – а Стайлз смотрел много порно – нет неловкого момента между желанием и действием. Нет необходимости стягивать штаны, и они не путаются вокруг лодыжек, и не нужно просить партнёра снять их совсем, потому что ты не можешь наклониться и сделать это самостоятельно. Стайлз никогда в жизни не чувствовал себя менее сексуальным, менее желанным, чем когда он сидит на краю кровати, а Питер стоит перед ним на коленях, чтобы распутать его брюки и нижнее бельё.
Стайлз хочет, чтобы это закончилось, что не лучший подход к делу, но это не прелюдия. Это, блядь, проживание с уходом, и он это ненавидит.
Они с Питером говорили об этом. Чёрт, они с отцом говорили об этом. Отец даже заставил его наконец собраться с мыслями, сходить к физиотерапевту из Бикон-Хиллз, которого им порекомендовали ещё в Лос-Анджелесе, и сидел на первой консультации, чтобы убедиться, что Стайлз упомянул о намерении начать сексуальную жизнь.
– То, что он может забрать твою боль, ещё не значит, что ты не можешь получить травму, – напомнил ему отец по дороге в больницу. – Так что да, ребёнок, если ты не спросишь, какие позы тебе подойдут, то я, чёрт возьми, спрошу сам.
И он, чёрт возьми, это сделал.
Глупо тратить всё это смущение впустую, правда?
Стайлз глубоко вздыхает и стаскивает футболку.
Питер встаёт, и Стайлзу требуется мгновение, чтобы вспомнить, что ему не нужно отводить глаза. Ему можно смотреть, как Питер раздевается. У него отвисает челюсть, когда Питер стягивает рубашку и его пресс буквально пульсирует. Когда Питер расстёгивает ширинку своих джинсов, Стайлз не знает, на что смотрит больше: на сильные, крепкие руки Питера и то, как двигаются сухожилия, или на то, что предстаёт перед глазами, когда он снимает джинсы.
Срань господня, это прекрасный член. Большой, необрезанный и чертовски пугающий даже наполовину вставший. Стайлзу всегда нравились парни с большими членами в порно. Оказывается, идея и вполовину не такая захватывающая, когда один из них оказывается перед ним и Стайлз должен как-то засунуть эту штуку в себя.
– Просто расслабься, – говорит Питер. – Ничего не будет, если ты не захочешь.
Стайлз это знает. Он доверяет Питеру. Просто желание не превращается автоматически в мужество.
Он делает глубокий вдох и, закрыв глаза, ложится на спину, ногами всё ещё касаясь пола.
Они говорили об этом. О том, что сделает Питер. И всё же, когда Стайлз слышит, как Питер открывает ящик прикроватной тумбочки, а потом слышит щелчок открываемой смазки, он не может удержаться от того, чтобы не вздрогнуть.
– Ш-ш-ш, – говорит Питер, кладя руки на колени Стайлза и опускаясь между ними. – Я никогда не сделаю тебе больно, Стайлз.
– Я знаю, – шепчет он на выдохе.
Питер раздвигает его колени.
Первое прикосновение смазки к отверстию холодное. И неловкое, и Питер что, смотрит на него там? Стайлз морщится, а затем быстро берёт себя в руки на случай, если Питер смотрит на его лицо, и пытается вспомнить, как дышать. Питер осторожно вводит палец, и это не больно, но и не приятно. Просто странно, скользко и мерзко.
Блять. Стайлз хочет, чтобы был какой-то способ вылезти из собственной головы прямо сейчас. Может, он всё-таки не готов, потому что это не…
И тут Питер сгибает палец и касается простаты.
Стайлз загорается, его глаза вспыхивают, а член возвращается к жизни, и миллионы крошечных пузырьков удовольствия поднимаются из глубины тела.
– Ох, вот так, – самодовольно говорит Питер, и Стайлзу даже не нужно смотреть на него, чтобы понять, что он гордо ухмыляется.
Стайлзу нужно не забыть позже назвать его мудаком, когда он не будет занят, пытаясь понять, как насадиться на палец. А потом на пальцы, потому что Питер добавляет ещё один. Растянутый вход жжёт, но только на долю секунды, и Стайлз не уверен, Питер забрал лёгкое жжение или просто его тело привыкло.
Стайлз стонет, глаза снова закрываются, когда его пронзает удовольствие. Он тянется, чтобы обхватить свой член, и сжимает пальцы. Дразнит себя, потому что не хочет кончить так рано. Только когда член Питера окажется внутри. Теперь он в этом уверен.
Питер добавляет ещё смазки и продолжает толкаться пальцами внутрь, растягивать и готовить его. Стайлз не знает, сколько времени проходит, прежде чем Питер добавляет третий палец. На этот раз жжение не такое острое. Он приподнимает бёдра, желая большего.
Он чувствует себя свободным. Он хочет этого.
– Я готов, – говорит он, открывая глаза. – Готов.
Питер улыбается и медленно вынимает пальцы. Помогает Стайлзу сесть и забирается на кровать. Складывает подушки за спиной и откидывается на изголовье кровати. Стайлз устраивается на бёдрах Питера, упираясь коленями в матрас.
– Уверен? – спрашивает Питер.
Стайлз краснеет и кивает.
– Хочешь подготовить меня, лапушка? – Питер вкладывает тюбик смазки в дрожащие пальцы.
Окей. Ладно. Он может это сделать. Стайлз прикусывает губу и выдавливает смазку на пальцы. Затем, всё ещё дрожа, опускает руку между ними и обхватывает пальцами член Питера. Питер резко втягивает воздух, и его глаза прикрываются от удовольствия. Стайлз, осмелев, крепче сжимает руку Питера и проводит по его члену.
– Блять, – тянет Питер и стонет. Он обхватывает лицо Стайлза и притягивает к себе для поцелуя. – Мы можем закончить вот так или можем продолжить.
– Я хочу больше, – шепчет Стайлз.
Питер ухмыляется и прикусывает его нижнюю губу.
– Тогда подготовь меня.
Стайлз добавляет ещё немного смазки на пальцы и накрывает член Питера. Он понятия не имеет, достаточно смазки или слишком много, но Питер накрывает своей рукой его ладонь, чтобы остановить.
– Готов? – спрашивает он.
Стайлз чувствует себя гимнастом, который впервые в жизни пытается выполнить какое-то мудрёное упражнение и почти ожидает, что оно закончится раздробленными костями и кровью. Он кивает и поднимается на колени. Подаётся вперёд, пока руки Питера на бёдрах направляют его. А затем Питер раскрывает его задницу и тянет вниз, и большая горячая головка его члена толкается внутрь.
– Срань господня, – стонет Стайлз, откидываясь назад, и Питер медленно наполняет его. Он чувствует давление, но боли нет, и он оборачивается, насколько может, и видит чёрные завитки, поднимающиеся по венам на руках Питера.
– Ты такой тугой, – шипит Питер и снова целует его.
Хорошо.
Так чертовски хорошо.
Удовольствие внутри скручивается всё туже и туже, пока он медленно раскачивается на члене Питера. Руки Питера под его задницей принимают большую часть его веса и помогают ему расслабиться в нежном ритме, который не навредит сейчас и не принесёт агонии позже. Сила оборотня – единственное, о чём он не мог рассказать физиотерапевту. Питер не вбивается в него. Он позволяет Стайлзу задавать темп.
Стайлз обнимает Питера за плечи и впивается пальцами, когда ему кажется, что он вот-вот расползётся по швам. Член пульсирует, яйца напряжены, и он на грани оргазма.
– Такой красивый, – говорит ему Питер, и его глаза сверкают золотом. – Ты такой красивый, лапушка.
Стайлз снова опускается на него, глубже, сильнее, и дрожит. В глазах щиплет, но не боль или страдание переполняют его. Он подаётся вперёд, чтобы почувствовать необходимое ему трение на члене, когда их тела плотно прижимаются, и Питер целует его.
– Я близко, – шепчет Стайлз. – Боже, Питер, так близко.
– Давай, дорогой, – говорит Питер. – Возьми всё, что тебе нужно.
Стайлз кончает, задыхаясь и содрогаясь, всё его тело светится от удовольствия. Он сжимает Питера в объятиях и падает вперёд, едва замечая, что Питер тоже кончает, и, возможно, всё прекрасно.
– Я люблю тебя, – шепчет Питер, целуя его в лицо. – Моя прекрасная пара.
Стайлз, затаив дыхание, повторяет эти слова, его дрожащие пальцы мягко касаются шрамов на лице Питера.
***
Проходят месяцы.
Месяцы, прежде чем Стайлз набирается смелости задать вопрос, который горел в нём с той ночи в старом санатории. Он знает, что Питер может рассказать. Как и остальные Хейлы. Стайлз много чего спрашивает об оборотнях: на что они способны, как происходит превращение, каково это, но он ни разу не задавал тот самый вопрос. Он думает, что боится. Боится, что, возможно, спрашивает не по той причине. Боится, что он не имеет права спрашивать. Боится, что Талия откажется.
И боится, что она скажет «да».
Полотенце, что он повесил на зеркало в ванной, которую делит с Питером, однажды скользит вниз, но Стайлз его не возвращает на место.
Он смотрит на своё тело в отражении – худое, бледное, покрытое шрамами. Он встречает собственный взгляд. Поднимает пальцы, чтобы коснуться шрамов на лице, и внезапно понимает, что уродство означает не то, что он думал. Он не обязан видеть в зеркале жертву. Не тогда, когда он может увидеть выжившего. Возможно, это менее драматичное осознание, чем вся эта история с оборотнями, но оно так же фундаментально меняет его мировоззрение. Он поднимает подбородок и внимательно себя оглядывает. Ждёт, когда в решимости появятся трещины, которые отразят шрамы на его лице.
Ничего не происходит.
Он одевается и спускается вниз. Слышит, как где-то в доме играют дети. Слышит, как смеётся Кора. Слышит, как Дерек что-то тихо ей говорит. Слышит, как на кухне напевает Лора. Слышит, как отец разговаривает с Питером, и Стайлз тянется к их голосам, как цветок к солнцу, а потом направляется в библиотеку.
Он тихо стучится и открывает дверь.
Джеймс и Талия сидят на удобном старом диване, небрежно переплетя пальцы, и читают.
– Можно с тобой поговорить? – спрашивает Стайлз, и его сердце учащённо бьётся.
Джеймс встаёт и, прежде чем уйти, мягко сжимает плечо Стайлза.
Талия улыбается и указывает на место рядом с собой.
Стайлз садится и мгновение вертит пальцами на коленях. Он смотрит себе под ноги, на выцветший турецкий ковёр, и требуется всё мужество, чтобы поднять взгляд и посмотреть в глаза Талии.
– Стайлз, – тихо говорит она. – Просто спроси меня.
Он краснеет, потому что она, конечно, знает.
– Я просто… – Он сглатывает. – Я просто хотел узнать, что случится, если ты меня укусишь. Я имею в виду, если бы ты это сделала, если я попрошу тебя. Я знаю, что не умираю, и знаю, что я не настоящая семья, но…
– Конечно, ты семья, – говорит она. – Ты – стая, Стайлз. Я думаю, ты был стаей с тех пор, как Питер нашёл тебя в лесу и привёл домой.
Стайлз снова краснеет, и его охватывает тепло.
– Но я не знаю, могу ли об этом просить.
– Стайлз. – Талия берёт его за руки. – Укус не бывает без риска. Ты молод и здоров. – Она поднимает руку, чтобы предотвратить любые возражения, которые он может высказать по этому поводу. – Здоровее, чем Скотт, когда я его укусила. Так что нет причин думать, что твоё тело отвергнет укус.
Сердце Стайлза громко стучит.
– Стайлз, ты знаешь, что происходит, когда мы оборачиваемся? – Выражение её лица становится серьёзным. – Каждая кость в нашем теле ломается и изменяется. Думаю, это чрезвычайно осложнит твоё первое обращение.
Стайлза тошнит от мысли, как его кости ломаются. Он думает обо всех спицах, болтах и кусках металла, скрепляющих его кости. Им нужно будет куда-то деться, верно?
Он кивает.
– Но после этого…
– После этого ты станешь сильнее, чем когда-либо.
Стайлз кивает.
– Поговори с отцом, – говорит ему Талия. – Поговори с Питером. Реши, хочешь ли этого. И помни: каким бы ни было твоё решение, ты всегда семья. Ты всегда стая.
– Спасибо, – говорит Стайлз. – Спасибо, альфа.
Этой ночью, свернувшись калачиком возле Питера, он видит сон, в котором он достаточно сильный, чтобы бежать со своей стаей под полной луной.
========== Часть 23 ==========
Боль мучительна. Она прожигает кровь кислотой, и Стайлз в последний опаляющий момент ясности думает: «Не надо было этого делать».
***
– Звучит рискованно, ребёнок, – говорит отец, когда Стайлз сообщает ему о своём решении. В его глазах тревога, но не осуждение.
– Я знаю, – отвечает Стайлз, сидя на кровати отца и глядя на фотографию матери на тумбочке. Их семейный портрет – тот, что Стайлз повесил в коридоре дома в Бикон-Хиллз, – сейчас висит на стене гостиной внизу, трое улыбающихся Стилински в окружении Хейлов. Стайлз знает, что маме они бы понравились. – Это большой риск, но для меня это шанс быть сильным, пап. Жить без хронической боли.
– Питер может…
– Я знаю, что Питер может забирать мою боль, – говорит Стайлз. – Дело не только в этом. Знаешь, как внимательно я должен держаться? Всё время? Знаешь, сколько времени мне нужно, чтобы подняться и спуститься по лестнице, потому что я не могу доверить своему телу двигаться так, как мне нужно? Я не могу прокатить Бу на спине. Я не могу играть в лакросс со Скоттом. Бывают дни, когда я даже не могу надеть грёбаный рюкзак, потому что у меня прихватило плечи и не поднимаются руки.
Отец садится рядом и обнимает его.
– Помнишь, что сказали врачи? – спрашивает Стайлз. – Речь о том, чтобы научиться управлять своими ожиданиями и жить с ограничениями. На это ушло некоторое время, пап, но думаю, что именно этим я и занимаюсь.
Отец обнимает его крепче.
– Да, и я так горжусь тобой.
– Да, но теперь у меня другие ограничения, – говорит Стайлз. – Мои ожидания не оправдались. Если есть шанс, что я снова буду здоров, разве я не должен попробовать? Или я прошу слишком многого? Что, если, желая этого, я искушаю судьбу?
– Я не могу указывать тебе, что делать, – фыркает отец. – Видит бог, я мог бы попытаться, но это ничего не изменит. Ненавижу рисковать. Я ненавижу мысль потерять тебя, ребёнок. Но на твоём месте? – Он на мгновение закрывает глаза. Когда он снова их открывает, они блестят от слёз. – Ребёнок, на твоём месте я бы тоже ухватился за этот шанс.
***
– Ты справишься, Стилински, – говорит Кора и легонько толкает его в плечо.
Дерек кивает и ерошит его волосы.
***
Алан Дитон – эмиссар стаи Хейлов, а ещё местный ветеринар. Стайлз изо всех сил старается не рассмеяться, но близок к этому. Но, как только Дитон рассказывает, как именно всё будет происходить, если он решится на укус, смех – последнее, о чём он может думать.
***
– Я люблю тебя таким, какой ты есть, – говорит Питер и бросает карту в стопку.
– Я знаю, – твёрдо отвечает Стайлз. Он натягивает одеяло на плечи и бросает свою карту в стопку. – Но ещё мне нужно знать, что ты поддержишь меня, попрошу я укус или нет.
– Несправедливо, – говорит Питер.
Стайлз поднимает брови.
– Я поддержу тебя, что бы ты ни решил, – говорит ему Питер. – Если бы ты захотел бросить всё и жить в юрте в Монголии, я бы оседлал яка в мгновение ока. – Он улыбается. – Если ты ищешь беспристрастное мнение о том, что тебе делать, то ты обратился не по адресу. Но если тебе нужна моя поддержка, то да, всегда и во всём.
Стайлз кивает и кладёт карты на стол. Честно говоря, он даже не помнит, в какую игру они играют.
– Скажи мне, почему я не должен этого делать.
– Ты прекрасно знаешь почему.
Укус, сказала ему Талия, в редких случаях может оказаться смертельным.
– А теперь скажи, почему я должен.
Питер тянется и накрывает ладонью его щёку. Наклоняет голову для поцелуя.
– Потому что, лапушка, из тебя получится великолепный волк.
***
В подвале лежит матрас. Он накрыт толстым удобным одеялом.
– Всё в порядке, Стайлз, – говорит ему Лора. – Мы с мамой будем с тобой всё время, хорошо?
– Хорошо. – В горле сухо, когда он глотает.
Талия обхватывает его лицо своими тёплыми руками и выдерживает его взгляд.
– Никто не станет думать о тебе хуже, если ты захочешь вернуться наверх.
– Нет. Я хочу. – Стайлз снова сглатывает и смотрит туда, где его ждёт Дитон. Перед ним лежит папка с рентгеновскими снимками Стайлза и список того, какие именно части титана, стали и пластика – спицы, болты и имплантаты – нужно извлечь.
Стайлз стягивает рубашку, джинсы и нижнее бельё.
В подвале холодно.
Лора садится рядом с ним на матрас и берёт его холодные руки в свои.
– Помнишь, как Питер нашёл тебя в тот день? – спрашивает она. – И привёл к нам?
Он кивает.
– Он будет ждать тебя, Стайлз. Не забывай об этом.
***
Всё горит. Его кости выкручивает и ломает, и Стайлз кричит. В глазах расплывается, а когда он снова может видеть, мир становится красным, Лора и Талия удерживают его, а Дитон вонзает скальпель ему в бедро. Всё воняет кровью. Стайлз кричит снова, когда кожа расходится и Дитон ковыряется пальцами, пытаясь достать два титановых болта, которые удерживали его бедро на месте.
Он падает на матрас, плачет, стенает и пытается вырваться.
Два, подсказывает ему мозг.
Два.
Осталось ещё семнадцать.
***
Он думает, что умрёт. Он недостаточно силён для этого. Дитон предупреждал его. Он сказал, что первое обращение занимает не больше минуты, но обращение Стайлза займёт гораздо больше времени. Волк будет бороться, чтобы вырваться на волю, но тело не сможет этого сделать, пока не выйдет всё железо. Дитон работает так быстро, как только может, но Стайлз не уверен, что сможет продержаться достаточно долго.
Он не хочет умирать в подвале Хейлов.
Он сжимает пальцами запястье Лоры и моргает, когда когти – его когти – впиваются в её кожу.
– Передай папе, что мне очень жаль.
– Стайлз. – Талия склоняется ближе. – Не смей уходить сейчас.
Волк внутри него карабкается, чтобы подчиниться альфе.
Мальчик внутри него не может держаться.
***
Первое, что он слышит, – это биение сердца.
Бух-бух. Бух-бух. Бух-бух.
Всё кажется ярче, громче. Всё пахнет намного сильнее.
Кровь. Пот. Соль. Спёртый воздух. Лора. Талия.
Стайлз моргает, глядя в потолок, и дёргается, когда Лора вытирает ему лицо влажной салфеткой.
– Я живой.
– Хорошая работа, – говорит она с улыбкой.
Стайлз проводит пальцами по груди, животу и бёдрам. Он чувствует старые хирургические шрамы, но новых нет. Ничего там, где Дитон резал его, чтобы вытащить спицы и болты.
– Я исцелился, – говорит он. – Лора, я исцелился.
– Да, – отвечает она, и её улыбка становится ослепительной
***
Стайлз поднимается по ступенькам из подвала, по привычке проводя пальцами по стене. Он не упадёт. Он ещё не знаком с этим телом, но доверяет ему больше, чем тому, которое держалось на швах и молитвах.
Уже поздно, думает он. Трудно сказать, потому что Стайлз никогда не видел такого света. Кажется, должно быть темнее, чем есть на самом деле. Его глаза, понимает он. Охуеть. Он может видеть в темноте. Это его нормальные глаза или волчьи? Они будут жёлтые, как у Питера?
Стайлз чувствует, как его тянет к Питеру. Он может слышать биение его сердца, которое перекрывает сердцебиение всех остальных в доме. Они исчезают в фоновом шуме, когда он концентрируется – везение, или он сходит с ума? – но он всё ещё слышит единственное биение сердца. Оно бьётся в том же ритме, что и сердце Стайлза.
Стайлз помнит, что Скотт сказал об Эллисон. О притяжении луны.
Теперь он это понимает.
Но сначала…
Отец спит в кресле в гостиной, потому что, конечно, он никогда не ложится в кровать. Не тогда, когда волнуется. Сколько ночей Стайлз просыпался и видел, как он спит рядом с кроватью в больнице, когда Стайлзу уже не угрожала опасность? Потому что отец должен был быть там.
Стайлз опускается перед ним на пол и кладёт руку ему на колено.
– Папа? – Отец начинает просыпаться.
– Стайлз?
Стайлз слышит, как скрипят колени отца, когда тот опускается рядом. Слышит, как колотится его сердце. Царапающуюся о щёку Стайлза щетину, когда отец обнимает его, громкую, как скомканный целлофан.
– Господи Иисусе! Стайлз.
– Я в порядке, пап. – Он смеётся, потому что сам не может в это поверить. – Я в порядке.
– Ты в порядке, – повторяет отец снова и снова, и Стайлз не знает, кого из них он пытается успокоить.
***
Стайлз открывает дверь комнаты, которую делит с Питером. Он видит путь до кровати и недовольно ворчит, потому что одеяло под лунным светом выглядит нетронутым.
– Питер? – зовёт он и идёт в спальню.
Он чувствует Питера ещё до того, как видит его. Может быть, даже до того, как успевает почуять? Всё в новинку, и Стайлз до сих пор не понимает, как справиться с сенсорной перегрузкой новых способностей. Всё на грани того, чтобы стать чересчур, и Стайлз понимает, что впивается когтями в ладони. Его когти. Он шипит от боли и вытаскивает когти. Запах медной крови ошеломляет, но к тому времени, как Стайлз начинает паниковать, кожа на ладонях уже срастается. А потом он чувствует горячее дыхание на затылке и слышит бух-бух сердца, которое в точности совпадает с его собственным биением.
