Текст книги "Wild Cat (СИ)"
Автор книги: Deserett
Жанры:
Эротика и секс
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)
Просто блеск, я так распсиховался, что оторвал кусок первой страницы у Библии.
– Спокойно. Спокойно! – он стиснул мои руки. – Не надо никуда бежать.
– Я идиот. Как ты меня терпишь?!
– Я терплю тебя прекрасно и с удовольствием. А вот ты себя, похоже, загнал в глухой угол. Стюарт, тебе не стать частью отряда смерти, если ты будешь бояться. Люди, вещи, прошлое или будущее – признайся, что тебя так напрягает? Ты не совершаешь ошибок, ты допускаешь досадные ляпы. Они смешат меня до поры до времени. Но ляп, допущенный на задании, будет стоить жизни. И не мне, а тебе. А я не готов тебя терять, поэтому никуда не пущу. Лучше запру в чулане. Хотя лучше этим не сделаю, так ты только сильнее уверишься в своей никчемности. А это неправда.
– Правда! – я скривился, наконец-то заплакав. Боже мой. Как же долго я сдерживался… – Я ничтожество. Ни на что не способен. Мной никогда не бывали довольны. Ни в школе, хотя я так старался прилежно писать все тесты и контрольные работы, ни дома, где нянчил младших братьев и сестер. Ручки мазали, оставляя кляксы, карандаши ломались, учителя придирались, а я заикался, теорию волшебным образом вышибало из головы, а иногда я тупил от невнимательности. Братья разбегались кто куда, юркие маленькие лисята, со стороны это выглядело трогательно, но мне влетало по первое число за перевернутую мебель, рисунки на стенах и кашу в материной косметичке. Я убегал за город, в лесополосу Аркадии, ища покоя, отдыха от шума и напряжения. Хотел, чтоб за мной не шпионила ни единая пара глаз, чтоб меня не дергали, не издевались… не били. Я ненавижу детей. Я… ненавижу себя. То есть… я снова ненавижу себя. Полгода все было хорошо. Я начал забывать старое и плохое, я начал понимать, что нахожу себя и прихожу в себя, я даже поверил, что гожусь на что-то. А тут…
– Стюарт, бардак не преступление. А маленькое замечание не может быть приравнено к суровому наказанию. Научись воспринимать мир правильно, – Бэл взял меня за плечи и крутанул лицом к себе. Поднял нахмуренные брови. – Ты плачешь… заставляя меня брать на себя вину всех твоих обидчиков. Что ж, я возьму. Я должен быть рядом. И вылечить тебя от болезненного страха.
Он оторвал меня от пола, подхватив на руки, он… поднял меня так высоко, что макушкой я почти достал до потолка комнаты.
– Ты вырос из мальчика, тебе больше не нужна мама. Ни мамины советы, ни мамины побои больше не являются индикатором твоего поведения. Я догадался уже, что отца ты не знал. Стюарт, я не смогу восполнить пробел в твоем воспитании, поэтому ты должен наверстать упущенное сам. Все, что я могу предложить – это повести тебя дальше. С прошлым ты или разделаешься, или застрянешь в нем до гробовой доски. И тогда я верну тебя туда, откуда взял. И, возможно, тебя возьмут помощником бармена во «Freezing point»¹. Каждую пятницу «дикие кошки» устраивают в нем «дикие ночки». Тебе придется смириться с участью обслуживающего персонала тех, одним из которых ты стать не смог. Справишься? О, я вижу, ты не знал, что бар – точка на карте наших дислокаций.
Я стиснул зубы, сдерживая рвущиеся наружу эмоции. Мне нужно совсем немногое, чтобы обуздать себя. Капелька уверенности в собственных силах, капелька гордости и крошечная капля того чувства, которое разбило бы мое ужасное одиночество. Я закрыл и открыл глаза, стряхивая слезы с ресниц. Они шлепнулись на голову Бальтазара, и он поставил меня на твердую землю.
– Ну скажи что-нибудь, Стю. Вычеркнув из блестящей речи чашку, книжку и кресло в таких пятнах, будто ты, читая, не добежал до туалета, – договорив, он поймал мою робкую улыбку и улыбнулся сам. Прикоснулся к губам. Не поцелуй, нет… Будто обмен дыханием. Жаркое и сухое дыхание, выжигающее из меня остатки плача.
Я люблю тебя, Бэл. Я хочу сказать именно это и не могу. Я понял только что. Я начал лечиться от страха, едва открылся тебе. Все, что ты делаешь для меня, бесценно. И мое одиночество уже отступило, просто я не дал себе труда заметить это сразу. Я не нытик. И не хочу больше ныть, никогда.
– Я хочу, чтоб мной гордились. Чтоб ценили. Я знаю, что это неправильно, и оценить себя я должен сам. Но до тех пор, пока у меня такая фиговая самооценка, я нуждаюсь в поддержке извне. Я хочу поехать на новое задание. Я не провалю его ни при каких обстоятельствах. И по окончании я хочу услышать, а не догадываться, что все сделал превосходно. Хочу знать, что ты мной гордишься. Даже если я опять завалю из винтовки какого-нибудь жирного индюка в безвкусных шортах с расстояния в два километра.
– Я не похвалю тебя. И не скажу, что ты молодец. И по голове не поглажу. А потом я и вовсе перестану сопровождать тебя на выезды. Ты будешь делать все самостоятельно, скрипеть мозгами, оценивать риски, не мазать и быстро сматываться. Освоив пистолет, возьмешься за нож. После ножа научишься убивать и выводить из строя голыми руками. И гордиться никто не будет. Более того – знать никто не будет, кроме нас в ELSSAD. Нравится такая жизнь?
– Да.
– Отлично, – он медленно провел языком по мочке моего правого уха. – Я соврал. Местами. Ты будешь моей гордостью. Если сейчас же влезешь в форму, которую я тебе принес.
Комментарий к 8. Бардак
¹ «Точка замерзания» – название бара на нулевом этаже хайер-билдинг, упомянут Винсентом ранее.
========== 9. Книга ==========
Самолет через полчаса, на детали, как всегда, нет времени. Вещь, заставившая меня прыгать от радости, была самой простой из трех видов формы в ELSSAD, выдаваемых бойцам. Я изучал их на втором занятии нашей основной дисциплины.
Форма первого типа, «выходная», имеет средний коэффициент защиты и удобства, зато она самая легкая и в ней можно ходить куда угодно, не снимая. Надев ее и застегнув потайные молнии, я подумал, что бойцы весьма избалованны, ведь если она считается наименее удобной, то страшно подумать, какую степень комфорта обеспечивают другие типы. Я будто голый… Полусинтетическая ткань легла, как вторая кожа, уже через минуту я перестал ее ощущать. Хлопаю себя по карманам, чтобы убедиться в наличии одежды. Бэл посмеивается. Он-то давно привык.
– Я не выгляжу как педик? – сорвалось у меня нечаянно.
– Ты выглядишь как мой напарник. И форма вовсе не обтягивает зад так сильно, как ты думаешь, перестань вертеться. Мы убийцы, а не танцоры балета. И это – наш знак отличия от мирных обывателей. Примеряй обувь, я брал твой размер на глаз, и поехали.
С глазомером у Бальтазара все в порядке. Ботинки «дикой кошки» сели на ноги как влитые и больше не пугали. Мне даже понравилось то, что отразило зеркало. Мой мотоцикл сменил пол, перекрасившись в темно-синий цвет и немного увеличившись в габаритах, а в аэропорту Гонолулу нас пропустили вне очереди, минуя паспортный контроль и проверку багажа. Федеральные удостоверения ELSSAD будут покруче дипломатических паспортов – догадался я, но промолчал, как обычно.
– Твое новое оружие – два простых пистолета SIG-Sauer P226, – мы в самолете, салон бизнес-класса полон. Бэлу нравится давать инструктаж, интимно приблизившись к самому моему лицу и едва шевеля краешком губ. Это шокирует добропорядочных пассажиров и раздражает стюардесс. – Магазин на двенадцать патронов, но так много тебе не понадобится. Будет всего три мишени. В чемодане лежат их анкеты. Изучишь по прилету и размещению в отеле. А сейчас – отдыхай.
Он непринужденно положил руку на мое бедро, пропустив через меня ток. Тело напряглось, я взволнованно задышал, не в состоянии контролировать себя. И только особая анатомическая конструкция штанов не позволила посторонним заметить мою эрекцию. Зачем он это делает? Я и моргнуть не успел, как последовало неожиданное продолжение. Бальтазар припал к моей шее, не то целуя, не то облизывая нервно проступившие вены, а я, как назло, уставился прямо в глаза стюардессе, она подоспела очень вовремя, вручить подушку какому-то заспанному засранцу в кресле через проход, а мы, а мы… Я начал думать ругательствами?
– Расслабься, Стю, – шепчет Бэл, выдохнув струю теплого воздуха на мокрые пятна, оставленные на шее. Я вздрагиваю, с ног до головы покрываясь мурашками. Сжимаю подлокотники сиденья липкими руками. Он целует снова, распахивая воротник моей формы. В голове неприятно звенит голос Винсента-моралиста, но другой я (тот, который Стюарт) показывает ему язык и убегает. – Не надо проваливаться никуда от смущения, под тобой – воздух, и над тобой – тоже воздух. Я с таким трудом тебя добыл… и хочу немного развлечься.
Я открыл рот, не соображая, что возразить на подобное, и Бэл тут же завладел им. Я сполз поглубже в кресло, пытаясь не застонать, ремень безопасности врезался между ног, я расстегнул его и отбросил… Руки нащупали гладкую плечевую мускулатуру Бальтазара и успокоились. Ненадолго.
– Прошу прощения, вы уронили? – это сдавленный голос всё той же стюардессы. Она трясет перед нашими головами тоненькой книжечкой. Я цепко выхватил у нее черный томик и повернул так, чтоб титульная страница открылась, показав мне заглавие. «Part 3 – Underground». Не может быть, следующая часть моего романа. Первые две части были окрашены в красный цвет и назывались «Murder» и «Drugs». Убийство и наркотики. Я предположил, что следующая часть называется «Rockʼn’roll». Как приятно иногда ошибаться.
Я оттолкнул Бэла, понадеявшись, что сделал это не грубо, и, пока он не успел обидеться, плюхнулся на его колени. Ай, больно… стальная пряжка. Я сорвал и с него ремень безопасности и уселся снова, теперь было удобно. Погрузился в чтение. Через минуту он пристегнул нас обоих, не сказав ни слова. Чувствую щекой его улыбку. Мы так сжаты одним ремнем… В заднем ряду кресел пробежал шепоток каких-то дам бальзаковского возраста. Я привстал и оглянулся, окатив наглым прищуром половину салона самолета. Шепоток стих. Сел обратно. Невероятно… Бэл приглушенно ржет, уткнувшись мне в спину. Я начал делать что-то правильно?
На тележке с едой приезжал стюард, предлагал вино, десерт и шлюх (или мне чудилось?), я слушал его невнимательно и отвечал невпопад. Стал обладателем невкусного картофеля фри и остывших куриных грудок. Скормил всё Бэлу, полил страницы романа пепси-колой и залапал жирными пальцами. Не боялся выговора за это в кои-то веки. А когда дочитал, опустил шторку иллюминатора и удовлетворенно разлегся на Бальтазаре. Он отобрал книгу и бросил под сиденье впереди стоящего кресла. Горячо поцеловал меня в висок.
– Мы – пара? – озвучил я вопрос, пойманный из наэлектризованного воздуха. Заметил, как развернулись ушные локаторы стюарда, возвращавшегося с тележкой забрать грязную посуду.
– Можем проверить это в санитарном блоке, Стю, – нарочито двусмысленным голосом ответил Бэл. – Если там хватит места для двоих. На борту посудины American Eagle развернуться негде. Страшно подумать, как решают подобные проблемы пассажиры, летящие эконом-классом.
Уши стюарда густо покраснели. Я осмелел настолько, что медленно прошелся по бедрам Бальтазара, сильно прижимая к ним ладони. Он стиснул меня между своих ног.
– Осторожнее, дружок, – тихо произнес он, беря меня за шаловливые руки и сцепляя их в замок. – Ты не представляешь, что делаешь со мной и как воздействуешь. И еще долго не будешь представлять. Для своего же блага.
Я часто заморгал. Бэл мог бы меня изнасиловать? Прям тут? Но я присмирел и промолчал.
– Зачем ты дал мне читать это? – спросил я немного погодя, когда воздух охладился. – И почему по частям? Я изнываю от любопытства. Надеялся, что во второй книге части III—IV, эпилог или еще что-нибудь. А все оборвалось опять. Питер Стил полетел в ад или нет?
– Я отвечу только на один вопрос из заданных. Выберешь сам, какой, или мне выбрать?
– Зачем я читаю «Jolt»? – переспросил я, понизив голос.
– Мы перекраиваем тебя на новый лад. Перенастраиваем и переписываем содержимое твоей головы, Стю. Но в отличие от каких-нибудь неблагонадежных предпринимателей, мы не зомбируем и не промываем мозги. Все с точностью до наоборот. Мое руководство поставило целью научить тебя думать. Напрягай извилины, Стюарт. Герой романа делает это очень умело. Возьми с него пример. Начни рассуждать вслух. Я не буду перебивать и исправлять.
– Да не о чем вроде… – я запнулся, догадавшись, о чем он. – Есть вещи, которые мне хотелось бы знать. Есть цели, которые хочется достичь. И… да, мне хочется измениться. Только я предпочту сейчас поспать. В сюжете книги тоже фигурировали сны. Все, что увижу, я тебе расскажу. Обещаю не кричать. Если пытать не будут.
– Даже если закричишь, пассажиры не обратят внимание. Напарник, – Бэл ущипнул меня за задницу и откинул спинку нашего сиденья. Я заехал ему по носу и уснул, почти довольный.
*
Стою по горло в ледяной воде на дне колодца. К отвесным стенам прибиты два заостренных околыша, на них надеты головы Фамке и Алехандро. Слышно журчание и плеск. А сверху черное небо в красных факелах. Ночь в разгаре. Где мой палач? И где ампула…
Он вынырнул из воды, подняв тучу брызг. Убрал мокрые волосы, налипшие на мои глаза и мешавшие увидеть его. Сам я убрать не могу, да и пошевелиться не могу, руки связаны и плотно примотаны к моему телу толстым корабельным канатом. Я как в коконе, и холод пронизывает насквозь, я стою голый, даже трусов нет, и босиком. Киллер явился в облегающем костюме, темных очках и бессменных перчатках, полная комплектация. Вода лижет блестящую ткань, но она не промокает. И еще одно.
Он близко, ужасно, непростительно близко. Если бы я не был туго связан канатом, то схватил бы его. Или хотя бы прикоснулся. Но я просто пожираю его глазами. Он прекрасен. Безупречно белая кожа без мучных следов, как мне поначалу казалось, красивые губы, которые не портит кошмарный цвет свернувшейся крови, и волосы, длинные шикарные волосы, уходящие глубоко в воду. Они тоже не намокают. Я не удивлен. Я хочу только одного. Чтобы он снял очки.
Но он придвигает лицо вплотную к моему лицу и приоткрывает губы. На кончике его раздвоенного языка мерцает ампула. Чтобы забрать ее, мне нужно влезть к нему в рот. Ну или… ну… не дури. Ну да. Да…
Поцеловать убийцу. Поцеловать.
Я хочу этого, даже не признаваясь себе, или боясь и ненавидя его, или…
Проклятье! Я помотал головой и отпрянул. Ну почему я всегда отказываюсь?! Кто сказал, что так должно быть?! Вода окрашивается кровью, и я погружаюсь в нее. Оседаю медленно на дно. Красные факелы виднеются в небе очень мутно и недолго, их накрывает черная тень. Боли нет, от холода все тело давно отнялось, конечности онемели. Я должен задохнуться, впустив воду в легкие. Глупая гуманная смерть. Он сегодня слишком добр. Он под водой. А? Что?
Он действительно ушел под воду вместе со мной. Темные волосы напоминают скользких змей, и сам он похож на морскую сирену в блестящей черной коже. Гибкий и обворожительный, я глаз не могу оторвать от хищного оскала – его улыбки. В двойном ряду белоснежных зубов выдаются клыки, а между ними все так же сияет пузырек с противоядием и длинная серебристая цепочка, припаянная к крышечке. Убийца подплыл вплотную, сжимая нож, тусклое широкое лезвие будто продолжение его пальцев. Или перчаток. Или ногтей… Куда он всадит его? В мое сердце? Почки? Может, в лоб?
Он перерезал канат и сделал широкий жест рукой. Издевается? Он отпускает меня. Но куда уплывать? Если я в колодце. Я не выберусь отсюда на волю, только не по скользким стенам без инструментов и веревки. Я слаб и очень замерз. И единственное, что могу сделать – это вцепиться в мучителя и не разжимать онемевшие руки. Но сначала его надо поймать.
Я вынырнул, отплевываясь. Сырой воздух пропитан гнилостными запахами. Головы моих врагов разлагаются, они давненько, видать, посажены на колья. Киллер парит в воде, она доходит ему только до пояса, в черных очках пляшут кровавые отблески факелов и дрожит мое жалкое мокрое отражение. Я сам не свой, я должен сделать неимоверное, нечеловеческое усилие, чтобы не упасть обратно в ледяную воду, не захлебнуться и доползти до него.
Напрасно размечтался. Он исчез. Тихий всплеск. Маленький пузырек начал опускаться на дно колодца. Киллер оставил противоядие, Господи… Но мне никогда его не добыть. На дне только ил, груды костей, коряги и камни. Ампула разбилась, я наступил на нее, пока искал, да мало ли что еще. Я так устал… Лег на воду и уставился в красновато-черный круг, свой прощальный кусочек неба. Я обречен проигрывать в этом поединке. Как остальные жертвы, уже побежденные и убитые. Бывшая жена, бывший лучший друг и мой (учитель? любовник? напарник?) теперешний…
– Бальтазар, – произнес я вслух деревянными губами. – Какой смысл смотреть кошмары из ночи в ночь, если я ничему не учусь. Если я только боюсь и переживаю. Если он смеется надо мной. Играет со мной. Отнимает и возвращает жизнь, легко и небрежно. Она обесценивается для меня все больше и больше. Какой смысл… если он уже убил тебя здесь. А ты – это все, что я хотел бы назвать своим, если бы хватило наглости. У меня сердце вырывается из груди, как безумное, когда ты подкрадываешься и становишься сзади, смеешься, стреляешь колкостями, обнимаешь взглядом, укутываешь в свою мягкость и теплоту. Когда шепчешь пошлые шутки или важные инструкции… Ты так не похож на тех, кого я видел прежде. Люди живут своими страстями, ленью и алчностью, Изменчивые пытаются жить по правилам нового мира, выучить новую мораль и новые ценности, но в нас слишком глубоко засели древние животные инстинкты, главный из которых – страх! И лишь рука умелого кормчего способна вынуть нас из полузвериного состояния и направить к звездам. Ты подталкиваешь меня вперед и вверх. Так зачем он убивает тебя? Он убивает меня! Тебе не место в этом сне. Так почему я о тебе думаю?! Если я должен быть другим Винсентом Ван Дер Гротом, урожденным голландцем, ненавидящим ложь и продажных женщин и приехавшим в США начать новую жизнь. Где она, эта жизнь? И где проклятая ампула?!
Я выкрикивал вопросы без звука. Голосовые связки простужены часовым сидением здесь, в мокрой ледяной могиле, я раздираю горло, я плачу, и слезы скатываются горячими горошинами, прожигая дорожки на моем посиневшем лице. Я ошибся в расчетах своего убийцы, он отменно все продумал. Умен и хладнокровен. Злой гений и ублюдок. Это худшая смерть, которую он мог мне подарить. Смерть в отчаянии, самоубийственная.
Я вдохнул, набирая носом грязную застоявшуюся воду.
Ублюдок. Безукоризненно красивый ублюдок.
*
Легкая тряска. Наверное, самолет начал снижение. Или попал в зону турбулентности. Надо бы открыть глаза и сесть в свое кресло, но мне неохота. Бэл заметит, что я проснулся, вынудит рассказывать. Как я признаюсь, что струсил? Покончил с собой, не выдержав соперничества с убийцей, который даже не существует. Ну… только в моем воображении. Что же я скажу? Солгу, приукрашу сон?
Я открыл один глаз и тут же захлопнул. Ничего не понял, потому что маловато разглядел. Открыл снова, обалдел и раскрыл оба глаза пошире. Мы на твердой земле, а если точнее, Бальтазар на земле. Идет по обыкновенному залитому бетоном аэродрому, а меня несет на руках. Как носят спящих детей, прижав к груди и плечу. Ноги болтаются где-то сбоку.
Пять минут я репетировал возмущенный вопль. Потом пораскинул мозгами и передумал. Тронул его за шею.
– Бэл, почему ты меня не разбудил при посадке?
– Ты улыбался во сне. Я и наяву-то не особо разбалован твоими улыбками. Спи.
Ну вот, теперь я виноват в том, что мало улыбаюсь. Попытался изобразить что-то сейчас, но губы кисло покривились. Я спрятал лицо в его воротнике. Мы сели в автомобиль. Остальных пассажиров забрал аэропортовый автобус.
– В Crown Plaza Amsterdam South, и побыстрее, пожалуйста, – произнес Бэл, уложил меня плашмя на длинное сиденье и начал расстегивать молнии на моих тяжелых ботинках. Это что, лимузин? И у нас есть шофер? Какой ужас. Я проснулся окончательно и сел, чуть не двинув ногой в стекло. – Буянишь?
– Ты объяснишь мне, почему мы не поехали со всеми в терминал? И где багаж?
– Потому что мы «дикие кошки». Багаж лежит там, где ему и место – в багажнике. Грузчики Схипхола были так любезны, что вытащили из чрева самолета наш чемодан отдельно от других сумок. Еще вопросы?
– Да! – неожиданно мне захотелось поорать и поспорить. – Какого черта? Это напоминает сраный медовый месяц! Машина для мажоров, услужливые людишки вокруг и ты, такой милый слащавый напарник, таскаешь меня на ручках, как сраного больного котенка с перебитой лапкой! Какого хрена происходит?! Я на задании! Я на стажировке! Я кровавым потом обливаться должен, стараться вовсю и жопу рвать, чтоб меня приняли в ваши ряды! А ты, блядь, ты… Эй, водила, останови это ведро с болтами!
Лимузин встал посреди муниципального шоссе. Сзади засигналили какие-то туристы на зелено-белом фургоне и с нелепой желтой лодкой на крыше. Клоуны… Мне насрать. Я вышел, оставив дверцу открытой, и побрёл куда глаза глядят через тюльпановое поле. Пройдя пару шагов, шлепнулся, выругался, надел ботинки нормально, застегнул молнии, встал и пошел дальше. Внутри клокотала дикая ярость. Меня используют, мной играют, из меня мастерят хрен знает что. Даже этот костюм, вожделенная форма бойца ELSSAD… Я бы снял ее и потоптал тут же, среди тюльпанов, но тогда я останусь практически нагишом и привлеку внимания больше, чем в одежде. Хотя это как посмотреть. Несколько цветочниц, работавших на границах поля, уже побросали горшки и тачки с землей, собрались в группку и тыкают в меня пальцами. Может, меня арестуют за умышленное вредительство и уничтожение национального богатства Голландии? Я сорвал три тюльпана, белый, фиолетовый и синий. Полагаю, редкие сорта. Несу их, вытянув перед собой, и борюсь с желанием оглянуться. Если Бэл преследует меня – плохо. Но если не преследует – еще хуже.
Услышал тонкий свист. В спину воткнулось что-то. Будто пчела укусила, больно и сразу зазудело. Я пошарил рукой между лопаток и выдернул короткую оперенную иголочку. Мать моя лисица, это же снотворная пуля №9 из каталога оружия ELSSAD, учил на четвертом уроке…
========== 10. Телефон ==========
Спал без сновидений. Слава психотропным препаратам из лаборатории хайер-билдинг. Мое пробуждение осталось незамеченным, тоже круто. Бальтазар разговаривает по телефону. На сей раз я точно уверен, так как он включил громкую связь, я слышу ответные реплики и эхо.
– …не о чем беспокоиться, шеф. Мы благополучно прибыли в отель, Винсент отдыхает.
– Не о чем? Ты же применил оружие.
– Да, шеф. У малыша сдали нервы.
– Разве он еще малыш? Ты не получал приказа помочь ему повзрослеть? Уж постараться, – из телефонного динамика послышался едкий смешок. Меня передернуло от омерзения, аж тошно, я вцепился в одеяло, чтобы не зашуметь. Кто бы ни был мой командир, как он может распоряжаться Бэлом в этом… ну, в этом смысле!
Заставлять его спать со мной? Может быть, еще к чему-то принуждать?
– Все сделано согласно твоим указаниям, шеф, – голос у Бэла усталый и безразличный. Наверное, мне жаль его, но я пока не понимаю, что за кудрявые веночки вокруг меня плетутся. – Но есть проблема. Я самоуверенно отклонился от инструкции и здорово поплатился за это. Вынужден признаться, Винсент не тот, с кем прокатят романтичные штучки. Я изучал подробное досье, я почитал о его матери и о жестокостях, ею учиненных, и подумал, что… поступаю правильно. Но я ошибся. Он очень недоверчивый, ему не пришлась по вкусу внезапная нежность. Он подозревает, что я неискренний. Считает, что я переигрываю. Я не могу больше выказывать истинные чувства, я спугнул его сегодня. Не знаю, что предпринять и какую линию поведения выбрать. Теперь я даже не уверен, что он…
– Гомосексуален? – готов поклясться, что шеф сейчас ухмыляется. – Брось, Бальтазар. Из него получится первоклассная «дикая кошка». Нам понравилась его реакция. Он более мужественный, чем тебе того хотелось бы, только и всего. Не играй с ним в любовь, он не девочка. Выброси из головы бредни со стишками и красными плюшевыми жопами. Из твоих уст ему нужны советы, а не поцелуи, твердая рука, а не объятье, и самое важное – твоя дружба, а не отношения. Прекрати думать о нем, как о долгожданном любовнике, упавшем с неба Марса. Секс – обязательное приложение к службе, но ты же не хочешь коротать ночки на полу в ожидании его милости? Догадавшись обо всем, он начнет вертеть тобой и будет делать это покруче иных женщин-хищниц. Если он не полюбит тебя, то превратит твою жизнь в медленную агонию. И тогда те старые сны покажутся тебе легким райским наслаждением.
– Знаю. Поэтому… – длинный вздох. Похоже, Бэла раздирают противоречивые чувства, – мне нужна твоя помощь. Могу я попросить тебя прилететь?
– Если ты грамотно впишешь меня в свой новый хитроумный план, то почему бы и нет.
– Спасибо!
– Не спеши благодарить, дурачок, – шеф снова ухмыляется, но теперь как-то добродушно, что ли. – Прилечу не я.
– Командир D.? – голос Бэла задрожал. Вот так новость. Интересно, а чем плох командир D.? И почему их все время зовут какими-то дурацкими инициалами? Я осторожно накрылся одеялом, чтобы скрыть свои перемещения по кровати, и выглянул сбоку, посмотреть на своего напарника. – А почему не ты? То есть я не могу настаивать, но…
Оказывается, телефон стоит на прикроватной тумбочке. А Бэл меряет шагами всю комнату и заметно нервничает. Когда он в очередной раз проходил мимо постели, я ухватил его за ногу.
– Настаивай, если хочешь, но Винсенту снюсь не я, – красивый раскатистый смех.
– Шеф, отбой! – Бэл от моего неожиданного нападения сделал пируэт, на лету выхватывая пистолеты, и перебил двумя точными выстрелами телефонный провод. В следующее мгновение дула пистолетов направились на меня, и я машинально поднял руки вверх, раскрывая одеяло. – Давно проснулся, засранец? Всё услышал? Посмаковал, да? Черт возьми, какой идиотский прокол!
Он погрустнел, спрятал пушки и быстрее своих пуль выскочил из номера. Кхм… такого Бальтазара я еще не видел. Такого эмоционально раскрытого. Беззащитного, стало быть. Но что я, в сущности, услышал? Секреты третьего рейха? Планы по захвату мира? Отнюдь. Полупризнание в любви? Ну, отчасти. Грязные подробности о собственной подготовке? Да, если сильно обидеться и не пожелать выслушать от Бэла объяснения. Я выслушаю. Но гораздо интереснее другое.
Мне давно известно, что у «диких кошек» два командира. Один с инициалом A., второй – с инициалом D. Методом несложного умозаключения я прихожу к выводу, что D. не пользуется у бойцов любовью и популярностью. Тем не менее его, а не A., Бальтазар просил меня поискать, когда я нечаянно упал в шкаф. И что это значит? Да ничего это не значит, пока я не увижу начальство собственными глазами. Поскорей бы уже. Надоело быть глупым щенком от недостатка информации, а не от недостатка ума.
Я спал в одежде, поэтому недолго приводил себя в порядок и пошел по следу напарника. Его чудный звериный запах упирался в дверь коктейль-бара отеля. И в недружелюбного охранника.
– Юноша, вам хотя бы шестнадцать есть? – глазки в злые щелочки, руки в боки, одна оглаживает короткую черную дубинку. Недурственный образчик власти микроскопического разлива. Поглядев на дубинку (особенно на то, как он ее гладит), я вдруг решил, что охранник – гей, и все сейчас зависит от моей смекалки и обаяния. – В вашем распоряжении любые безалкогольные напитки в нашем круглосуточном лобби-баре, а сюда вход лицам до восемнадцати лет воспрещен.
– Меня мучает сильная жажда, – вкрадчиво сообщил я и посмотрел в упор в его маленькие поросячьи глазки. – Если мне принесут стаканчик водички, это не будет преступлением?
– Возвращайтесь в номер, минеральная вода и фруктовые соки оставляются в мини-баре при заселении и ежедневно пополняются, – он отчеканил это заученным тоном, однако глазки жадно забегали. Он сбавил обороты на полтона, когда я как бы невзначай коснулся его дубинки. – А какую воду вы предпочитаете?
– Молоко, – медленно протянул я и заставил себя поднять уголки рта. Надеюсь, это хотя бы с натяжкой сошло за «чарующую улыбку». – Ванильное или шоколадное, сладкое, желательно жирное… Меня угостят им в баре?
Получилось. С первой же попытки и с помощью таких грубых намеков! Он облизал свои отвратительные тонкие губы и освободил доступ к двери. Я взялся за медную ручку и чуть не подпрыгнул, когда его потная ладонь встретилась с моим бедром чуть пониже задницы. Целился он, разумеется, в задницу, но, судя по неудачному месту попадания, мой ангел-хранитель сбил ему траекторию. Ну и прекрасно. Быстрее в зал, подальше от его похотливых планов на этот вечер.
Тут темно и накурено, дюжина полированных столов расставлена вокруг высоченной барной стойки, официантки шныряют в одних чулках и белых передниках, атмосфера веселая и бесстыжая. Но очень шумно, и буквально все места заняты. Я бы не нашел Бальтазара, даже облазив и обнюхав каждый стул и диванчик, если бы он не захотел быть найденным. Он поймал меня сам. Схватил за волосы.
– Продолжаешь шпионить? – его вид не сулит мне ничего хорошего. Я с ужасом понял, что не продумывал речь и даже объяснить не в состоянии, зачем пошел за ним. – Радуешься?
– Нечему радоваться. Волосы отпустишь?
Он разжал кулак. Я сел за стол рядом с ним, не дожидаясь приглашения. Бэл заказывал для себя какое-то крепкое пойло, черное и непрозрачное. И все. К нам подошла рослая девушка с чрезвычайно выдающейся грудью, в крохотном треугольном фартучке и вульгарных лаковых ботфортах. Боюсь, я пялился на нее уж очень беззастенчиво.
– Добро пожаловать, – она присела в реверансе. – Чего изволит ваш друг, красивый герр?
– «Секс на пляже» и томатный сэндвич. Спасибо, Хелена.
– Лол, что?! – я даже оторвался от просмотра сисек. Хотя никакая реплика не оторвала бы, а просто Хелена приняла заказ, развернулась и ушла.
– Это название коктейля, Стю. И силикон.
– ?! – если Бэлу хотелось сделать меня дважды дураком, то у него все блестяще получилось.
– Я сказал – силикон. У нее в груди. Ты правда никогда не видел?
– Ну конечно, черт возьми, по Марсу каждый день ходят голые красотки с имплантатами в сиськах, – я спохватился. – Извини. Я слышал о таких операциях, но воочию не заметил различие. У меня была только одна баба, и у нее нулевой размер. Нам обязательно развивать эту тему?
– Нет. Нам и вовсе разговаривать необязательно.
Бэл залпом опрокинул в себя коктейль. Я с тревогой наблюдал, как он разбивает стакан об дубовую ножку стола. Какой это по счету стакан? В зеленых глазах ни намека на опьянение, но я ведь не отличаю хорошие сиськи от поддельных, куда уж мне различить пьяного Бэла и трезвого?
Надо рисковать. Я закусил губу и придвинулся. Положил ладонь на его щеку и повернул, заставив смотреть на себя, а не на бутылки у бармена на полках. Бэл резко сбросил мою руку, я призвал всех древних лесных богов Изменчивых и упрямо вернул ладонь на его лицо. Держу, с ужасом ожидая… сам не знаю чего. Драки, выбитых зубов, штрафов за хулиганское поведение и полицейских протоколов. Лишь бы не ссоры. Как будто мы…
