Текст книги "Exciter (СИ)"
Автор книги: Deserett
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)
Я не помню, что или. Я вырубился, так и не встав из-за стола. Мне снился Клайд, он задавал мне трудные вопросы.
– На что ты готов ради денег? Бедный аристократ. Ты не знал, что всем срать на твое происхождение, – он бродил по комнате, пачкая паркет огромными ботинками, а его ирокез во сне был ядовито-синего цвета. – Пустозвон. Много ли проку от благородной крови? Чувствуешь ли ты себя продажным ублюдком? Как насчет продажного секса? Нравятся ли тебе парни? Не важно. Парням ты нравишься. Плевать, что нравится тебе. Готов ли ты переспать с самым отвратительным из них? Мужланом толстым и вонючим, липким от похоти. Он зальет тебя слюной, Ла Нуи. Его трясущиеся в нетерпении руки ты найдешь у себя в самых неожиданных местах. А потом он засунет в тебя свой дряблый, дурно пахнущий…
– Довольно! Заткнись.
– Подумай, Ла, – вкрадчивый, уговаривающий голос, которым настоящий Клайд никогда не заговорил бы. – Подумай об американце. Подумай о трех «B».
– Что?
– Bloody. Beautiful. Beast.
– Почему ты думаешь, что он чудовище?
– Потому что ТЫ так думаешь. Это твой сон. И твой американец. Он манит тебя. Он хочет тебя, Ла. И ты тоже хочешь… то, что он предложил тебе.
– Ничего я не хочу!
– Подумай. Он предложил тебе секс. У него вдоволь денег. У него сильное тело… и красивое лицо. У него власть над людьми. У него есть все.
– Это ниже любого унижения.
– Не спеши. Если ты способен продать хотя бы маленькую часть себя, значит, сможешь продать и все целиком.
– Клайд, я не понимаю тебя! Я хочу проснуться!
– Подаришь ли ты мне свой поцелуй?
– Ну… да.
– А ему?
– При чем тут он?!
– А ему?
– Ни за что. Прекрати.
– Ты захочешь впиться в его губы…
– Прекрати!
– Ты умрешь от желания прикасаться к нему…
– Да прекрати же!
– Ла, – серые глаза Клайда приблизились, – ты никогда больше не захочешь женщину. Демон заберет тебя. Неужели ты ещё не понял? Я поселил тебя в этот дом, потому что ему нужно…
– Что ему нужно, черт подери?!
– Твоя нагая плоть. Кровь, которой ты не гордишься. Твои крики. Твои слезы. И твои стоны. Твои ноги, крепко обвитые вокруг его тела…
Я задохнулся, вскрикивая и просыпаясь. Холодный пот и нервная дрожь, ну как иначе. Я повернулся набок, подставив мокрую спину под струи холодного кондиционированного воздуха. Уснул я в гостиной, одетый, а проснулся тут, в кровати… обнаженный по пояс. Демон возвращался и, должно быть, позабавился, глядя на мой неспокойный сон. Наверное, я кричал. Черт, теперь никогда уже не узнаю. Демон… у меня ничего нет, кроме себя.
Но почему я должен отдавать тебе последнее?
*
Дэз сообщил, что деньги поступили на наш счет, и я вернулся в дом заказчика, завершить охоту. Две пташки уже запорхнули в ловушку и ждали меня на полу кухни, раненые. Лезвийные бечевки, которые я протянул поперек дверей, отрезали им ноги. Не сильно, чуть выше ступней. Но лежать полдня, думая о том, что никогда не сможешь ходить, наверное, было неприятно. Они поприветствовали меня сдавленным мычанием. Одежда была порвана, они сделали из рукавов лонгсливов перевязку, неумело и неэффективно, но зато не истекли кровью и остались живы для итальянского трибунала.
Я набрал Сантиса, сообщил об улове, потом набрал медиков и уселся уплетать пончики из хозяйских запасов. Спорю на шоколадную глазурь, карабинеры приедут первыми. Вот только с кем я спорю? Карабинеры действительно прибыли через пятнадцать минут.
– Лейтенант, вы что, в кустах этого поместья таились? Неотложка ещё в пути.
– Синьор Инститорис, это моя работа, – Эммануэль даже не поморщился, но его ребятам, выносившим пострадавших воров на свежий воздух, пришлось несладко. – В некотором роде я за вами присматриваю. Чтобы лишнего не натворили на моей территории.
– Сантис, а вы точно лейтенант? Территория надсмотра уж очень велика, – я поднялся, держа в руке целый пончик в розовой глазури. Непринужденно протянул, поднеся практически к его рту. Эммануэль рефлекторно отпрянул, поднимая брови, но затем передумал отказываться от такого странного предложения и осторожно надкусил. Жевал, неотрывно глядя в мое лицо. Я улыбался, чувствуя черт знает что. Мне совсем не нравится этот коп. Но он итальянец, и, видя его перед собой, я невольно представляю нежные черты Ла Нуи. Непроизвольно глотаю слюну. И хочу вернуться во Флоренцию, как можно скорее. – Берите еще.
Сантис вздрогнул, потянувшись за моей рукой, как дрессированный тюлень. Примечательно, что забрать у меня пончик он так и не захотел. Я привык не обращать внимания на мистические детали, связанные с Анджело и его мощным влиянием на людей, любых без разбору. Но этот раз болезненно напомнил прошлое.
– Грабителями пожертвовали, они обычные пешки. И ничего не знают. Сантис, я выясню, кто заказчик металла. А вам я поручаю другое дело. Жертва нападения не поладил со старым другом. Друг работает в полиции. Им можете быть даже вы. Раздобудьте мне этого оборотня.
– Благодарю вас за тонкое оскорбление, синьор, – лейтенант вытер розовые крошки вокруг рта. – Как скоро вам нужен предатель?
– Сроку неделя, не больше. Работайте, не смею больше отвлекать. До встречи завтра в управлении. И не забудьте прихватить вашу лабораторную крысу, Сантис. Калифорний должен вернуться в Калифорнию.
Эммануэль отрывисто посмеялся каламбуру и отпустил меня восвояси. Из уважения к нему я включил в Феррари атомные турбины, чтобы не дымить физическим топливом на полквартала. Хорошо бы совсем отказаться от двигателя внутреннего сгорания, но Хэлл не готов резать и перекраивать кишки драгоценного автомобиля настолько.
Дома я обнаружил уставшего и объевшегося сожителя в гостиной. Он почти съехал со стула и спал, свесившись на пол. Я разложил его на постели, даже раздел. Навис над ним, не сдержавшись. И провел несколько раз языком по его приоткрытым во сне губам. Ла Нуи слабо дергался и шептал что-то, но, в целом, был только за. Я положил на себя его ноги и около часа наблюдал за тем, как беспокойно он спит. Чистый, прекрасный… и зараженный мной. Сегодня между нами что-то произойдет.
Я решил не тратить свои скупые предчувствия зря и снова позвонил серафиму.
– Я рехнулся, – спокойно сообщил я Дезерэтту. – Можешь сделать расчеты и рассказать, что мне за это будет?
– В конкретно данную минуту я очень пьян и обкурен. Чего и тебе советую. Пропусти бутылочку-другую спирта и подожги себя. Рисунок пепла предскажет будущее.
– Я не горю в огне, – терпеливо отрезал я, по опыту зная, что с каждым новым словом, произнесенным мной, серафим неумолимо трезвеет. – Ты в курсе, из чего я сделан. Ещё варианты?
– Если ты о том белокуром парне без рубашки, спящем за стенкой, то ты принесешь ему столько боли, сколько не приносил даже мне.
– Отказом или согласием?
– Вот бллин, а со мной ты не сомневался, что выбрать и в какую стратегию играть…
– Дэз, ответь мне! Я должен поддаться безумию или нет?
Дезерэтт зло расхохотался и повесил трубку. Я обнял стенку, изнывая от желания бросить все, сдаться и вызвать Ангела. Что бы я ни выбрал, я причиню боль. Согласие хуже отказа, но я устал отказываться. И все, что мне остается – выключить чувства и совесть. Они твои, Анджи, не мои. У меня только одна минута слабости в месяц, я израсходовал лимит на полгода вперед.
Я пошарил в баре, достал черный ром и попробовал забыть, кто я и как меня звать.
========== Capitolo ottavo. Продажа ==========
Еще один день в университете прошел впустую, вспоминать противно. Мне хотелось забиться в дальний угол аудитории и оттуда завидовать беззаботности людей, не нуждавшихся ни в чем… кроме мозгов, пожалуй. Я узнал по поводу льгот. Все, что мне светило – сниженный процент студенческого займа, если я буду получать исключительно высокие оценки, A и B. Но о каких успехах в учебе может идти речь… если я поломал мольберт, уронил на себя банку олифы и испачкал дорогущий паркет в студио. Мне не хватает злости и сил на ругательства. Я не могу есть, все ещё ощущая тяжесть в желудке со вчера. Я не могу пить, даже простую воду. Я сам себя ненавижу. Но мне нужно получить финальную пощечину от судьбы, чтобы сдаться и покончить с собой.
Я пришел к нему в спальню. Руки дрожали, их пришлось спрятать в карманы. Американец лежал, вытянувшись по диагонали кровати, даже ботинки не снял. Огромные, на толстой платформе, с металлическими вставками… они были страшнее, чем ботинки Клайда. Странно, что я заметил это только сейчас.
В глубине души я надеялся, что он спит. Я молча развернусь и уйду. Проживу, быть может, днем дольше. Не задам свой постыдный вопрос. Но мне не повезло. Демон не спал, его ледяные глаза скользнули по мне без малейшего интереса, затем вернулись к просмотру потолка. Скучал ли он в одиночестве? Или наслаждался покоем, который я нагло нарушил? Я топтался на месте, язык костенел, не желая ничего произносить, я сгорал от неминуемого позора, от всего, чем успел себя заклеймить, ещё не совершив, я услышал скрип собственных зубов… а потом увидел его тонкую усмешку. Коварный дьявол, конечно, он знает, зачем я приполз. Он ждет. Неужели я скажу это?
– Сколько ты дашь.
Я отчаянно закусил губу и попытался не потупиться в пол. Во сне Клайд сказал, что всем до лампочки мое происхождение, но я должен переживать свое унижение с высоко поднятой головой. Или провалиться сквозь землю.
Демон медленно встал с кровати и обошел меня. Остановился сзади. Что он делает? Он все ещё не дал ответа. Господи, нет…
– Тысячу. Наличкой. Сейчас, – он обжег меня, шепотом в ухо, тихим и шипящим. Каким-то особенно ужасным. Противной интонацией, грязью в голосе. Я хотел отшатнуться, но не смог. Ощутил что-то непонятное, дразнящее… он касался кончиками пальцев моей ладони. Я судорожно выдохнул, так как боялся грубых приставаний, но в следующую секунду его холодный язык ткнулся мне в шею. Я чуть не рванул оттуда, послав все нахрен, по спине побежали мурашки. Я идиот, я раскаиваюсь, это была ошибка, отпусти! Но я стоял, не двигаясь, стиснув зубы. И он крепко обвил мое левое бедро. – Ещё тысячу – после. Если мне понравится.
– Я ничего не умею, я никогда этого не делал раньше. И если ты думаешь…
– Заткнись. Я без тебя решу все, а от тебя требуется лишь одно – покорность. Я сделаю это так, как сам хочу.
– Надругаешься надо мной по всякому?!
– Я же сказал – заткнись. Вытяни руки.
Я заткнулся. Закрыл глаза. Потому что он начал меня раздевать. Быстро и умело… Я ненавидел себя теперь за пунцовые щеки и за жар, метавшийся по телу, из груди вниз, туда, где сердце ушло в пятки. В ушах шумело, внутри что-то ныло, я едва держался на ногах. И совсем не понимал, что происходит. Ну, почти…
Он раздел меня наполовину. И прижал к стене.
– Так вот, значит, как ты это любишь…
Рот был зажат жестко и без комментариев. Я задохнулся, когда Демон стянул мои джинсы, спустил трусы, схватил меня всего так бесцеремонно, как родная мать не хватала. Я едва подавил всхлип, мне было страшно, будто ребенку перед ужасным наказанием, только это хуже, хуже любого наказания. Я задрожал, так сильно, что Демон успокаивающе провел губами по моим плечам. Щеки все ещё пылали, к горлу подступила тошнота и смешалась с томительным и горьким ожиданием. Он трогал меня там… раздвинул ягодицы. Я не мог расслабиться, я хотел кричать, криком, застывшим в груди. Не тяни, я не могу больше! Не тяни… Я хочу переступить эту черту. Он совсем немного размял узенькое отверстие длинными пальцами и резко вошел в меня.
Сначала была только боль, не то режущая, не то саднящая. Он что, насилует меня, несмотря на согласие?.. Поиграть в негодяя, смять и разорвать мне мышцы, зачем вдруг, я же не сопротивляюсь, Господи! Я не сдержал крик.
Затем усилилась тошнота и головокружение. Мысли, кричащие как через рупор и оглушающие меня, уже оглушенного, изнеможение и бессилие от чувства внутреннего повреждения, с которым я весь вдруг становился поломанным и бракованным, но ничего не мог исправить, равно как и совладать с диким стыдом… Я начал падать, но Демон очень быстро насадил меня на себя полностью. Проник довольно глубоко, заставив отвлечься от мук совести и испытать совсем другие муки: пройти через арку убитого воображения и представить себе всё это со стороны… как он сжал моё тело крепко меж двух холодных рук и поставил меня ровно, носом в миллиметре от стены. Я, он, стена. И его член, лишающий меня последнего, что я имел.
Что происходило потом, я запомнил почему-то очень плохо. Отрывками. Боль, волнообразно доходившая до поясницы, начала понемногу стихать, режущие ощущения притупились и стали приносить непонятное удовольствие, которое мне, в общем-то, не с чем было сравнить. Пока я не обнаружил, что комнату наполняют громкие блаженные стоны, и с ужасом понял, кто именно стонет в ответ на каждое грубое движение внутри расслабившегося тела, а еще – кто задыхается, прижимаясь к своему, конечно, не насильнику, не точно не бескорыстному спасителю. Как я мог? Ни с того ни с сего оттолкнуть совесть, отползти от морали, от… Боже, я вспомнил. Его безучастный шепот, звучавший не вслух, не голосом, а хриплым шипением сразу в нескольких точках моей головы:
«Хватит визжать и казнить себя. Нашелся целомудренной самочкой на выданье. В спине прогнись и насладись своим первым сексом. Бери, пока дают, слушайся меня. Благодарности не жду».
Я не думал, что мне чудилось, я ведь не мог думать, и моя голова мне вовсе не принадлежала, как всё моё тело. Я просто слушался. Упивался теснотой его близости, принимал ее непрошеным подарочком, даже радовался ей! А еще почти свихнулся от запаха прижимавшейся сзади плоти, лихорадочно накрывал чужие ладони своими, вцеплялся, всерьез не желая отпускать. И всё, что должно было казаться мне отвратительным – манило, сладко припекало в пах, зудело страшным предвкушением. Я, наверное, продолжал стонать, но не слышал себя, извиваясь в его железных объятьях, подавался назад, опадал на его ритмично двигающееся тело и требовал еще. Еще тела, еще ритма, еще глоток экстаза. Мне было и хорошо, и дурно: без тошноты, но как-то по-особенному томительно дурно. Собственное тело лениво терлось об другое, покрывалось потом и обмякало, будто всех костей лишившись. Приоткрытым ртом я кое-как ловил воздух, боролся с закрывающимися глазами, если они у меня еще были… и боролся с желанием не отлипать от его члена, всаженного в меня до почек. Но тщетно, я не знал, на что подписался. Вздрогнул от ледяной руки, во второй раз за последние сорок восемь часов коснувшейся моего члена. Конечно, у меня в паху всё колом стояло до сильной ноющей боли, во время мастурбации никогда так не стояло, как тогда, и огнем никогда так не полыхало, я упирался горящим членом в стену, пачкал ее чем-то прозрачным… и ежесекундно готов был кончить. Я хотел… Господи, ну почему это так трудно произносить?! Я хотел чудовище, трахавшее меня уже неизвестно сколько времени, я хотел всего, что он делал и еще только собирался делать. И конец наступил слишком резко.
Демон оторвал меня от стены, выгнув с хрустом и заставив в точности повторить изгибы его тела. Я охнул, когда он вынул член, поводил им по моим мокрым ягодицам и резко пронзил меня опять, до точечного взрыва боли и трещин, разошедшихся перед зажмуренными глазами. Закричать и заплакать я не успел, он схватил меня за волосы, поворачивая головой к себе, и жадно впился в мой рот, так жадно, будто хотел сожрать. То есть уже… забирал и пожирал. Я задушенно застонал, не понимая, что он делает, но моему рассудку его грубость предназначена и не была, только моему истомленному телу. А я… просто был не в силах что-либо контролировать. Из меня безудержно полилось, из глаз тоже брызнули слёзы, я… я ненавидел его, рыдал и кончал. И от такой острой мешанины чувств немудрено, что сдохнуть хотел и всё забыть. Но просто откинулся на его тело, насаживаясь тем самым еще больше. Плевать. Думал, что хуже уже не будет. Ага, конечно. Он крепко сжал мой излившийся орган, не давая и секунды передышки, в три толчка размазал меня по стене и кончил сам, кончил всё в меня, коротко обжигая мои внутренние раны. Правда, выбрызнул совсем немного спермы, совсем не… столько, не так обильно, как запачкал пол я. И вскрикивать от новой боли не хотелось, только замереть неподвижно, чтобы внутри ничего не царапало и не саднило. А потом опять вспышки памяти на фоне глубоких беспросветных провалов. Одиночные вспышки чувств. Там осязание, тут подслеповатое зрение, здесь… а здесь – ноль. Пустота. Финиш.
Легкий внутренний ожог, почти сразу пропавший. Ни царапин, ни ссадин. Ощущение свежего воздуха, озноб. Я тяжело дышал, не понимая, что Демон уже отпустил меня. Под горячим лбом была стенка. А между ног все ещё бился горячий пульс.
Ему не понравилось? Дикая мысль. Несуразная…
– Вот вторая штука, – холодный, ничего не выражающий голос. Стыд пропал без следа и намека, но я очнулся, кое-как выполз из теплого озера близости и готов был разрыдаться. Какая, нахрен, близость?! Меня использовали! Ещё и самым отстойным образом. Правда… теперь у меня есть деньги для того, чтобы успешно сдать первую сессию в университете. Деньги на сытую жизнь, на всё, чего мне так не хватало во Флоренции. Но что это? Я продался ради планшета? Ради пыльной альма-матер, ради загнивающего образования? Ради куска сыра и глотка дорогого вина?
Демон. Будь ты проклят. Я продан, как бессловесная баран или теленок. Теперь я чувствую клеймо внутри. Так глубоко меня не очистят. Ни одна молитва. Ни один Бог. Я все ещё возбужден. И ненавижу себя, ненавижу по-настоящему.
*
Я отошел, оставив его лежать у стены, и застегнул ширинку. Заставил себя не оглядываться. Я знаю, что деньги валяются рядом с ним на полу, я знаю, что ему больно от раны, кровоточащей внутри, я знаю, что я мерзавец. Я знаю, что Андж накажет меня. Я знаю… и пытаюсь не впускать в себя ничью душу. Надо выпить ещё рома. У него горьковато-отвратный вкус. Примерно, как у меня самого сейчас.
Выпил и зажег сигарету, но уже после второй затяжки я крепко зажал её в зубах, вернулся и перенес Ла Нуи в ванну.
Всё, мальчик, дальше сам. Банкноты намокли, ничего страшного, высохнут. Скажи спасибо, что я не бросил их сверху на твое неподвижное тело. И не засунул никуда. Как это иногда бывало…
Я раздраженно выкинул ворох мыслей из головы. Беспорядочный секс. Идиотская привычка, не более того. Я никого не люблю и любить не собираюсь. Некоторые за свою девственность ни шиша не получали. Блядь, да кого я обманываю?
Зеркало, висящее над умывальником, отразило Ангела и его темные глаза, наполненные грозой. Я остановился, засмотревшись на него, как всегда. Диалога сегодня не будет. Разреши мне творить мерзости дальше, дорогой. Вдруг это единственное, что приносит мне радость в пресной жизни, где я устал быть рентгеном, пронизывающим всё и вся до костей.
Андж кивнул и исчез. В зеркале снова никого. Я допил ром и принялся за бренди. Медленно прокрутил сегодняшний день, постукивая по квадратному стаканчику с объемистыми стенками.
Первая грань – утро. Полицейское управление, Сантис, лабораторный эксперт, забравший калифорний и обещавший результаты не позже завтра. Вторая грань – ланч с мафией, с ними в кои-то веки работала моя фамилия, а не обольстительная улыбка. Они обещали добыть информацию о местонахождении заказчика. Я все ещё прикидываюсь, что не знаю Джованни Грассо, а он – меня. Надолго ли затянется этот фарс, неизвестно. Скорее всего, придется ехать за ним в сельскую местность, доставать из какого-нибудь винного погреба. Ну не суть. Третья грань – прогулка по набережной Арно, высматривание жертвы на обед. Нашел под мостом отчаянную девчонку, убежавшую из дому. Забеременела и испугалась, что родители узнают и убьют. Убил я, а узнал – по ходу трапезы. Кровь вокруг шестинедельного плода была особенно нежна и насыщенна. Я напился до такой степени, что стала возможной четвертая грань – Ла Нуи… Когда я вижу твои ноги, мне хочется их раздвинуть. К сожалению, больше я себе ничего не позволю. После нашего контакта я выжег в тебе темные отпечатки, которые видел в кончиках пальцев, теперь ты чистый до последней клетки. И если я не продолжу, ты таким и останешься.
Я малость ошибся, не рассчитав силу притяжения. Послушал с часик плеск и сдавленные стоны из ванной комнаты, затем проводил взглядом длинное стройное тело. Парнишку немного шатало, зато уснул он как убитый. Я позвонил в кейтеринг здесь же, на Виа Граццио, заказал в пентхауз ещё рома и вина. Перезвонил и добавил к заказу мартини. Было около трех часов ночи, когда курьер занес ящики. Одну бутылку я оставил Ла на ночном столике, вторую – на балконе. И думал, что ухожу. Хотя уже сидел на кровати, нависнув над его лицом. Снова.
Я облизываю твои губы, мне безумно нравится их вкус. Я съедаю твои вздохи, жадно ловлю каждый… своих у меня нет. Я целую тебя, мальчик, пока ты спишь. И целую тебя внутри твоего страшного сна. Видел, как сокращались нервные окончания и сжимались кулаки. Я разжал их, забрал твои ладони и развел твои руки, крепко прижимая к постели. Я все ещё не сошел с ума, но я не мог остановиться. Я оторвался от твоего послушного рта, только когда рассвело. И я уходил дважды, возвращаясь и в последний раз проводя языком по твоим горячим губам. Обстановка выходит за пределы секса и денег.
Бред какой-то. Но я должен остановиться.
========== Capitolo nono. Покупки ==========
Наутро болело все тело. И задница – не сильнее прочих органов. А ещё почему-то нестерпимо жгло губы, будто я приложился ими к разогретой электроплитке. Я проторчал в ванной полдня, сидя в нелепой позе, спиной к умывальнику, и свесившись назад… чтобы холодная вода омывала лицо, изредка попадая в рот. Я глотал ее, хоть она и была на вкус как помои.
Я не пошел на занятия, и пропуск был мне до одного места. Того самого. Безразлично размышлял, как теперь смотреть в глаза Соланж. Потом понял, что тяжелее будет смотреть в глаза Клайду. Он обещал навестить меня в ближайшее время, точнее, завтра. А ещё я не придумал, на какую сделку с совестью пойти. Пока голова заполнена возмущением, громкой манифестацией и транспарантами с разнообразными надписями. Самая скромная из них – Vendita Feccia¹. Может, я плохой человек? Совершил в прошлом преступление, и теперь справедливо за него наказан… Я обязан смириться с этим и забрать деньги, живописно разбросанные по кровати.
Кое-как приведя себя в порядок, я вплотную занялся покупками. Из мстительности пришел опять в MediaMarkt и там выбрал ноутбук, графический планшет и новый сенсорный телефон. Ещё двадцать четыре часа назад меня бросило бы в холодный пот от выбитой на чеке суммы. Девушка-кассир меня узнала и сначала посмотрела с презрением. Дура. Я заработал, а не украл. Заработал… тьфу.
Охранник внимательно осмотрел коробки, сверил с чеком, злобно оскалился, но придраться не смог. Не сказал ни слова, даже не попрощался. Как же я всех их ненавижу. Я хотел пропить сдачу в каком-нибудь баре, но при свете дня никто не захотел пускать меня, несовершеннолетнего, за стойку. Пришлось вернуться домой и, к своей горькой радости, найти в студио две бутылки мартини. Хренов американец, откуда ты знаешь, что я люблю именно это бабье пойло? И откуда знаешь, что я позарез хочу выпить? Хотя о втором догадаться несложно, пожалуй.
Я опустошил одну бутылку и не заметил, как наступил вечер. Настроение оставалось препаршивым, желание сделать хоть что-нибудь полезное так и не появилось. Дьявол пришел после полуночи, много ходил за стеной, много говорил по телефону, монотонно, ни разу не повысив голос. Время от времени его шаги приближались к комнате… или мне так казалось.
Я постараюсь не показываться Демону на глаза. Слава богу, что ему плевать. Если бы мог, я бы сам себе не показывался на глаза. Как сделать так, чтоб мне тоже было плевать? Ну что я совершил? Просто переспал с… с ним. За деньги. Господи, ну почему именно с ним?
Опустошил вторую бутылку мартини и лег спать, пьяный и очень несчастный. Видел сны, гадкие и противные. Они усугублялись длинными поцелуями в обожженные губы, он терзал мой рот, медленно и осторожно, только долго, безумно долго, не давая опомниться и подышать нормально. Это будто часами продолжалось. Я стонал и пытался обнять его во сне, но то ли он ускользал, то ли руки не слушались. Как будто были привязаны, они почти не двигались. И я выгибался вперед всем телом, пробуя достать его, а Демон обхватывал меня под талией, прижимая к себе крепко, и сосал мои губы дальше, обводил по контуру, проникал поглубже в рот, приводя в безумное возбуждение. Я хотел и не хотел просыпаться, проклиная его за мягкость и нежность прикосновений. Наяву он таким не был. Наяву я ненавидел его за все. За грубость, бесцеремонность… манеру унижать даже мимолетным взглядом.
Проснувшись поутру от этих сладких кошмаров, я вопреки здравому смыслу почувствовал себя гораздо лучше. Открыл тетради, нашел задание. Дурацкие геометрические фигуры, из которых нужно было собрать кувшин, сложились в пистолет. Проклятый киллер, ты не даешь мне покоя даже тут. Но я начал рисовать на планшете с остервенением, похожим на злое вдохновение, и у меня все получилось. А потом я сходил в университет и даже показался руководителю. Тот похвалил, велел продолжать и не пропускать пары.
На обратном пути меня практически отпустила злоба и горечь, события позапрошлой ночи немного потускнели, а в голове прояснилось. Я заходил в пентхауз с улыбкой… которая стерлась при виде Клайда. Опять я забыл о его визите. Он сидел за столом в гостевой комнате, напротив него располагался Демон, ленивый и развязный, как всегда. Мне показалось, они напряженно разговаривали о чем-то до моего прихода. По крайней мере, тишина была внезапной и неестественной. Но о чем мой друг мог общаться с ним, вечно молчащим и всех презирающим?
Я не поздоровался, напряженно переводя взгляд с одного, бледного, лица на второе, загорелое, и обратно. Демон выдавил свою обычную ухмылку, насмешливую и пронизывающую. Потом встал и подошел ко мне, медленно взял за подбородок. Я хотел отпрянуть, но не мог. Желание поцеловать его тяжелые кровавые губы боролось в душе с остатками чести и достоинства. То, что знают двое, может навсегда остаться в тайне. Но если узнает третий… я сглотнул и заставил себя отвести взгляд от его туманных глаз. Я ненавижу тебя, киллер. За дьявольское обаяние и за беспощадность, с которой ты применяешь его, особенно тогда, когда не надо.
Пытка окончена. Мы остались в гостиной вдвоем с Клайдом. Я тяжело рухнул в кресло, и оно было холодным после Демона. Отдышался, отгоняя от себя вопросительные жесты. Яростная мимика Клайда в другой ситуации позабавила бы меня. Конечно, он ни черта не понял. А что, собственно, произошло?
– Ты надолго приехал? Я бы перекусил чего-нибудь. Может, разогреешь пиццу? В морозилке её полно, – я болтал скороговоркой, надеясь хоть немного его отвлечь. Клайд отсутствовал на кухне минут пять, принес мне тарелку, полную еды, и снова настойчиво насел с вопросом в глазах. Я запихнул в рот кусок горячей пиццы и принялся сосредоточенно жевать. Не помогло. – Бллин, да отстань от меня! Чего ты так смотришь?
– Ты совсем ничего не хочешь мне сказать, Ла?
– Мой сожитель работает в Интерполе, – ляпнул я первое, что пришло в голову. – Под кроватью у него оружейный арсенал, в шкафу гниет гора трупов, а на крыше бессменно дежурит вертолет. И по ночам его ублажает целый взвод проституток. Ну а я нечаянно затесался к нему в квартирку за компанию. Тебе легче?
– Да как-то не особо, – Клайд походил вокруг меня, прислушиваясь к чему-то, но за пределами комнаты было тихо как в могиле. – А мне он говорил другое.
– Например? – я непроизвольно вцепился в подлокотники руками, жирными от пиццы. Неужели Демон выдал ему эту постыдную тайну?!
*
Я снова встретился с мафией. Мне пообещали выдать Джованни Грассо в обмен на какого-то карабинера. Я без малейшего интереса спросил, кого именно они желают заполучить. Услышал фамилию лейтенанта Эммануэля, хотел удивиться, но не получилось. Решил ничего пока не предпринимать, договорился ещё об одной встрече и неохотно позвонил серафиму. Идиотизм ситуации заставил его долго ржать.
– А чем твой итальянский полицай так допек им?
– Посадил за решетку много гнусных рож, я полагаю. Он злой и неподкупный, сошедший прямиком со страниц уголовного кодекса. Я уже предлагал ему всякое разное, Сантис отказался.
– Деньги – ерунда полная, – Дэз гаденько хохотнул в трубку. – Да и властью он не обделен, судя по твоему описанию. А себя ты ему не предложил?
– Предложил, – я выдержал паузу, но наркоман не спешил переспрашивать. – Результаты неизвестны. Он думает.
– Над чем?! Ты плохо предлагал, осмелюсь предположить. Попробуй ещё раз.
– Не паясничай. Какие варианты действий?
– Ты со мной советуешься!? Я не ослышался? – впрочем, Дезерэтт уже прекратил хохотать и вкрадчиво зашептал: – Хочешь, я прилечу. Сделаю тебе массаж, разомну спину… М-м-м, Юлиус, без тебя в офисе тоска зеленая, даже трахать некого…
– Я вырежу твое сердце, суну в морозильник и сожру охлажденным, в тонкой ледяной корочке. Соленой и хрустящей, – я хищно улыбнулся, ясно представив себе эту картину. Дэз вздрогнул, получив от меня полную гамму эмоций и ощущений. – Все ещё хочешь прилететь?
– Пожалуй, нет, – я с наслаждением услышал, как он чешет затылок. – Сделай вот что. Явись на следующую встречу со своим карабинером. Только изобрази из него барана поубедительнее. Будто он попал в засаду, а ты его подло подставил. Впрочем, в изменщика тебе играть не впервой. Мафиози охотно поверят и отдадут тебе Пианиста. Ну а дальше как по нотам…
– Хорошо. Даже прекрасно. Но есть в твоем плане один изъян. Итальянцы – ребята знойные, могут пристрелить мне лейтенанта, сгоряча и на радостях, так сказать. Как быть?
– Надень на него бронежилет.
– Исключено. Опасно. И возможен выстрел в голову.
– Ну придумай что-нибудь, ты же цветок дьявола. Оживи его своим холодным поцелуем.
– Это по части Анджело. Я могу только убивать.
– Фу, какой ты однозадачный, – Дэз снова захохотал, и я досадливо закончил наш разговор.
Да, я мало что умею. Но ни малейшего желания переучиваться у меня нет.
Я ушел в ванную и поцеловал зеркало, в тщетной надежде вызвать брата-близнеца. Похоже, Энджи всерьез на меня взъелся за совращение мальца. Я не в первый раз в таком положении, дальше придется продолжить в одиночку.
Запретил себе заглядывать в студио и насильно вогнал сознание в сон. Хватило меня только на три часа. Голод моей тьмы остался неутоленным, я не нашел подходящей жертвы (пьяный дворник не считается). Рано утром я уже торчал в центре Флоренции, подпирая стенку полицейского управления. Сантис приехал ровно в восемь, на черной служебной машине в сопровождении двух карабинеров.
