Текст книги "Наследство Броуди (СИ)"

Автор книги: Cliffordina

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

– Мы просили пригласить того из представителей нашей семьи, кто в данный момент владеет силой, но агент Байерли сказал, что это невозможно, – Мануэль не сводил с него глаз. – Почему?

Роджер задался вопросом, не стоит ли ему на всякий случай сослаться на пятую поправку… В этом возрасте Мануэль как никогда раньше напоминал ему Николаса Броуди, а тот одной фразой мог поставить на место любого представителя совета, включая Мортона. Интересно, сказывается закалка Таламаски или все-таки гены?.. Роджер и сам толком не знал, чего ждал от этих двоих. Может быть, вполне понятной в таких обстоятельствах просьбы… хотя бы намека на просьбу о помощи. Ведь воспользовались же они сигналом бедствия. Но, как и всегда, им нужна была не помощь, а только информация.

– Ситуация не совсем обычная, мистер Броуди. Ваш прапра…внучатый племянник вступил в права только сегодня. Боюсь, он мало чем сможет вам помочь.

Братья переглянулись. Знакомый, совершенно не изменившийся жест. Взросление не отдалило их друг от друга…

– Тогда нам остается положиться на вас? – Феб смерил его подчеркнуто оценивающим взглядом. – Не слишком ли вы молоды для куратора?

– А вы – для профессора? – не остался в долгу Роджер. – Кстати, мне казалось, поспешность суждений не слишком приличествует истинному ученому. Нет?

Феб улыбнулся.

– Туше, – признал он. – Я-то рассчитывал остаться вечным студентом. И чуть не остался, судя по тому, что поведал нам достопочтенный агент Байерли. Что ж, лучше иметь дело с вами, чем с кем-то из совета… хотя бы именно в силу возраста. И вашего, и нашего. Как я вижу, вы неплохо нас знали?

– Это настолько заметно? – Роджер поднял брови, умение буквально парой слов достать собеседника у мальчишки… господина профессора, видимо, врожденное. Как и самонадеянность. – Что, у меня снова нервный тик появился? Или я машинально ищу пистолет? Обычная реакция на ваше общество, не обращайте внимания.

В глазах Феба запрыгали озорные искорки. Черт, надо же вести себя официально…

– Вы не просто глазеете, а ищете «десять отличий». И находите. Тем, предыдущим, вероятно, сравнивать было не с чем.

– Три часа назад вы были младше на двенадцать лет, – Роджер пожал плечами с самым невозмутимым видом. – А один из вас вообще был девчонкой. Это впечатляет, знаете ли.

– Три часа назад на дворе еще был девятнадцатый век. Так что, позволю себе заметить, мы тоже под впечатлением… Чем же вы заслужили подобную немилость?

– Немилость?

– Это дело. Нас, – Феб обвел рукой себя и брата. – Из несколько бессвязного рассказа агента Байерли трудно сделать вывод, что престижнее задания было не найти. Спорный статус, темное заклинание светлого мага, двое подростков с не самыми ангельскими характерами… Я еще помню себя в пятнадцать… врагу такого счастья не пожелаешь, – он усмехнулся.

Это будет даже еще сложнее, чем казалось, с веселой обреченностью понял Темплтон. Обаяние Фокса в пятнадцать умножить на два – и то мало… В аудиториях на его лекциях наверняка яблоку упасть было негде…

– Так что вы натворили, если вас и теперь послали на амбразуру?

– Мое мнение слишком часто расходится с мнением начальства, – заявил Роджер, глядя ему прямо в глаза. – Удовлетворены? Поверите мне на слово или потребуете выдержку из личного дела?.. – он вздохнул. – Знаете, многоуважаемый господин профессор, в пятнадцать вы были занозой в заднице, но что-то я сомневаюсь, что характер с тех пор у вас сильно изменился к лучшему.

– Что за детский сад? – не выдержав, с укоризной спросил Мануэль. – Феб? Мистер Темплтон? Угомонитесь. Ста пятидесяти лет переходного возраста мне хватит за глаза, помню я их или нет.

И как все время так получается, хотел бы он знать… Роджер помнил, что плюнул на кураторскую объективность через неделю после знакомства с ними. Слава Богу, его треккерские посиделки с подопечным… подопечными начальство принимало за достойное похвалы стремление быть в курсе событий…

– У нас нет оснований сомневаться в вас, – продолжил Мануэль. – И мне хотелось бы понять, что это за история с наследниками? Боюсь, я не совсем уловил суть. Почему вокруг нашей семьи такая кутерьма? Зачем Аллену вообще понадобилось превращать нас… в оружие?

Роджер помолчал. Да. Хороший вопрос.

– Потому что он не собирался отдавать силу Мортону. Нарушил слово. А тот пошел на принцип.

Броуди снова переглянулись. Феб не то успокаивающе, не то предупреждающе положил брату руку на плечо.

– Иными словами, все это время ситуация оставалась в подвешенном состоянии? Никто из потомков Аллена не стал магом?

– Да, – просто ответил Роджер. – До сегодняшнего дня.

– И Мортон, надо полагать, позаботился о том, чтобы каждый получил свой комфортабельный уголок в аду?

– Да, – снова согласился Роджер. И добавил, цитируя определение Фокса: – Это был бег по кругу.

– Прелестно, – резюмировал Феб. – Что тут еще сказать… Оказывается, мой характер и то, что Мануэль стал девчонкой, были отнюдь не худшей стороной дела… То-то развлекся весь совет.

– Аллен не… – начал было Мануэль и смолк. Начал заново: – То есть каждый из них… из наследников попадал под… атаку? И последний – сегодня?

– А вы были щитом, – Роджер кивнул. Посвящать их в подробности он не собирался.

– И поскольку Алленова гениальная идея нарушала кодекс, никто не вмешивался, – утверждающим тоном сказал Мануэль. Роджер опустил глаза. Чувство беспомощности и вины и так было для него лейтмотивом дела Броуди, но сейчас просто обжигало. – Он все рассчитал…

– Мир изменился меньше, чем я предполагал, – сказал наконец Феб. – Не знаю только, к лучшему ли это… Мортон, как я понимаю, еще жив? Если последний наследник стал магом только сегодня.

Вот уж к кому Роджер не собирался и близко их подпускать, так это к Мортону. Пусть все тридцать раз закончилось – незачем искушать судьбу. Пусть Эйвен с ним разбирается.

– Вам не кажется, что стоит сначала хоть немного адаптироваться в этом времени, а потом уже делать выводы?

– Мне? Кажется. Я стараюсь не лезть в воду, не зная брода, но… Эм? – Феб повернулся к брату. – Решать тебе.

Это еще что за новости? Роджер открыл было рот, собираясь решительно запротестовать, но Мануэль его опередил.

– Я хочу все прояснить, – без тени сомнения сказал он. – Раз уж так далеко зашло.

Феб помолчал, изучающе глядя на него, потом пожал плечами.

– Как скажешь. Вы можете помочь нам связаться с Мортоном? – спокойно спросил он у Роджера.

– Я вам запрещаю, – Темплтон не узнал собственного голоса, – даже близко к нему подходить. Черт побери, Феб, всякого я от вас натерпелся, но за один день умереть, воскреснуть, вырасти на двенадцать лет, забыть полтора столетия и снова лезть на рожон – это слишком даже для вас! Старший брат у вас был идиотом, но вы-то нет!

– Я Бэт-костюм одену, – рассеяно отозвался Феб, не сводя с него пытливого задумчивого взгляда. – И световой меч возьму, для страховки…

– Что?! – Роджер, кажется, ослышался.

– А? Извините. Глупая шутка, – слишком быстро для искренности покаялся Феб. Байерли им тут что, и обзор современного кино успел сделать? – Но нам в самом деле нужно разобраться… А потом уж… адаптироваться. Кстати, люди и правда высадились на Луне? – вдруг спросил он.

– Абсолютно, – радостно подтвердил Роджер. Вот уж о чем он мог рассказывать безо всякой опаски… – Космический туризм входит в моду…

– Одно это стоило всей кутерьмы, – мечтательно протянул Феб, словно читая его мысли. – А пришельцев у вас нет, таких…? – он изобразил пальцами над головой не то антенны, не то рожки.

– Инопланетяне – это в «Стар Треке», – несмотря на всю неимоверную сложность ситуации, Роджеру стало весело. – Вам понравится, обещаю.

Телефонный звонок прозвучал неожиданно некстати, Темплтон нехотя вытащил мобильный.

– Да?

– Вы бы не могли оторваться на минуту? – голос Байерли на сей раз отражал очевидную нервозность. – Сейчас.

Когда Роджер с извинениями вышел в общую комнату, его поразила неестественная, вибрирующая от напряжения тишина. А ведь народу только прибавилось… Среди присутствующих он заметил даже несколько лысин из числа собственного начальства и пару-тройку теоретиков-фундаменталистов. А затишье-то как перед бурей…

Когда в комнату вошел Мортон, собственной персоной, Темплтон почти не удивился. Его только помяни… Присутствующие старательно отводили взгляд, усиленно изображая крайнюю занятость. Целая комната невидимок.

К Мортону подскочил было какой-то толстяк и почтительно, но крайне взволновано принялся что-то втолковывать, но тот просто отодвинул его в сторону – что ни говори, а у положения известного чернокнижника есть свои преимущества.

– Еще раз здравствуйте, Роджер, – Мортон остановился прямо перед ним со знакомой понимающей усмешкой. – Ваши полчаса истекли.

– Полчаса?.. – недоуменно переспросил Темплтон. – В каком смысле? Мы же только начали…

– Сэр, – как из под земли вырос смятенный Байерли. Сегодня явно был не его день – попасть в эпицентр этой истории, со всеми ее особенностями, включая Мортона… – При всем уважении, не могли бы вы сообщить цель вашего… визита… в данных обстоятельствах…

Роджер тоже очень хотел бы знать.

– Что вы уже выяснили? – вместо ответа поинтересовался Мортон. – Остаточные явления, резонансы, смещения? Психологическая нестабильность? После заклинания, включающего изменение личности, побочные эффекты более чем вероятны. Да не мнитесь вы, Роджер, к ним у меня претензий нет.

– А что, если бы они стали сгустками шизоидной протоплазмы? – протянул Темплтон в притворной задумчивости. – Интереснейший побочный эффект…

– След затухает, – поспешно перебил его Байерли, видимо, получив инструкции. – Помимо этого, никаких изменений… сэр, они… просто люди.

– Вот именно, – Роджер так и не отошел от двери. – Что сейчас-то вам от них нужно?

Брошенный на него взгляд Байерли был просто страшен. К своим бывшим ученикам Мортон относился лояльнее, чем к кому бы то ни было, но ведь до определенной черты! Дипломатичность, дипломатичность и еще раз дипломатичность – на лице коллеги просто-таки читалась бегущая строка. С высшими темными магами не ссорятся.

– Полагаю, то же, что и вам, – усмехнулся Мортон. Тени в комнате уже напоминали бездонные колодцы – не слишком благоприятный признак. Правда, щупальца они еще не отрастили… Потянуло холодом. – Господа, я ни в коем случае не подвергаю сомнению необходимость бюрократической возни, однако прежде чем допрашивать моего спутника жизни и его брата, вам все же следовало посоветоваться со мной.

Вечер не то, что «не закончился», отчетливо понял Роджер, он только начинается… Байерли смотрел на некроманта с вполне понятным выражением паники. Общедоступная версия биографии Мортона, конечно, пестрела пробелами и неточностями, но чтоб настолько…

– Вы позволите? – директор кивнул на дверь. Роджер не пошевелился. Броуди сейчас беззащитнее, чем когда-либо, и лично препровождать к ним под каким бы то ни было предлогом одного из сильнейших темных магов на планете он не собирался.

Дверь распахнулась сама. Изнутри.

– Здравствуйте, Эндрю, – спокойно сказал Феб с порога. – Что-то вы задержались, – и он за плечи отодвинул Роджера в сторону, освобождая дорогу. – Заходите… раз уж пришли. Мануэль ждет.

Психологическая нестабильность? Сейчас Роджер не был уже так уверен в обратном… Ради всего святого… Но Феб был совершенно серьезен.

Мортон помедлил еще одно мгновение.

– Спасибо, – сказал он старшему из ныне здравствующих Броуди и переступил порог. Дверь закрылась.

Роджер посмотрел на Феба. Озадаченный, даже какой-то растерянный взгляд. Тот в ответ посмотрел на него. Пожал плечами.

– Думаете, это все правда? – некстати прошипел Байерли Роджеру в самое ухо.

– А вы попросите у Мортона документальное подтверждение, – не удержался тот от сарказма.

Комната понемногу оживала, зашевелились соляные столпы, зашелестели бумаги, кто-то уже с кем-то спорил…

– Теперь только хоровода в сочельник вокруг елки и не хватает! – едко заметил Байерли. – Даже для него как-то… слишком.

– Это еще что, – не менее ядовито отозвался Роджер, – вот спать с правнучатыми племянниками своего любовника – точно моветон…

Феб бросил на него взгляд, полный искреннего недоумения. Байерли глубоко вздохнул, очевидно, признавая непостижимость бытия, и наконец оторвался от созерцания дверей. Теперь охранные знаки впору рисовать по всей комнате…

– Я уж думал, на сегодня сюрпризы закончились, – бросил Роджер Фебу едва ли не со злостью. – Но у вас всегда… туз в рукаве.

– Они не слишком стремились к огласке… – отозвался тот, словно извиняясь.

– Я так и понял, – Роджер вздохнул. – Иногда мне кажется, что Аллен был прав… Так и хочется превратить вас во что-то… этакое. Мануэль вообще в своем уме?! И куда смотрели вы?

– Издержки демократии, – как-то слишком легкомысленно пояснил Феб, оглядываясь по сторонам. – Дай человеку право выбирать… так он как выберет… А мы можем отсюда выйти, а? Или я в карантине?

Роджер развернулся и пошел к двери. Чем он в самом деле заслужил все это?..

Шаг двадцатый

Сидя за столиком кафе в аэропорту, Эйвен вглядывался в горизонт и пил кофе. Чашку за чашкой. Саманта спала, положив голову ему на колени.

Чувство было странным. За столько лет он сжился со страхом и с темнотой. В том числе и собственной. С тем, что безопасности не существует.

Он смог. Он не просто выжил, но и… победил. Себя. Все прочее было не так уж важно. Что такое перспектива неминуемого поражения по сравнению с возможностью прервать этот порочный круг…

Диспетчер объявила рейс на Денвер. Эйвен расплатился, взял дочь на руки и пошел к самолету. В мире сейчас было только одно место, где он мог почувствовать себя как дома.

Когда такси остановилось у особняка Николаса, была уже глубокая ночь, и Эйвен с запозданием спохватился, что не мешало бы предупредить о своем приезде. Желание поскорее очутиться здесь гнало его вперед, как и… вчера? позавчера?.. он не мог вспомнить. Не так уж часто он имел возможность воспользоваться официальным предлогом, чтобы хоть ненадолго войти в этот дом.

Саманта сонно моргала, глядя по сторонам и ежась от ночной сырости.

– Пап? – протянула она вопросительно. Фокс и Дана привозили ее сюда прошлым летом, на каникулы. Тогда они прогостили у дяди Никки месяц, не меньше, один из лучших месяцев в ее жизни.

Эйвен набросил ей на плечи свою куртку и повел вверх по старым, выщербленным ступенькам. В высоких окнах было темно. И снова, как в детстве, как в юности, у него ускорился пульс, когда он нажимал на кнопку звонка… Даже в мире изменчивых непостоянностей есть то, с чем мы рождаемся и с чем умираем…

– Добрый вечер, дядя Никки, – с усталой вежливостью сказала Саманта, прикрывая зевок ладонью.

– Это мы, – Эйвен сам чувствовал, насколько неуверенной была его улыбка. – Ты не против?

– Жизнь в последнее время становится все интереснее, – усмехнулся Николас ему в ответ, пропуская их в дом.

Знакомый скрип половиц успокаивал лучше всяких заклинаний… Эти стены были просто пропитаны покоем и теплом… Эйвен сам не заметил, как оказался на диване с чашкой чая, а Саманта – в кресле со стаканом горячего молока, когда успел разгореться огонь в камине…

– Ты извини, что я что-то слишком зачастил, – покаянным тоном сказал он, шурша оберткой от конфеты. – Просто…

– Ну, это лучше, чем видеться раз в десять лет, – Николас укутал Саманту в плед и сел в кресло напротив. – Так что же случилось? Вы оба в порядке?

– Я принял наследство, – прямо сказал Эйвен. Помедлил. – Лучше я, чем Сэм. Или ее дети. Или дети ее детей… – он посмотрел на засыпающую дочь и почему-то вздрогнул. Поспешно отпил обжигающего чая.

– Сражение? – вполголоса спросил Николас.

Эйвен напряженно кивнул, обратив взгляд к ковру на полу.

– Не думал, что такое можно пережить дважды, – сказал он наконец. – Как Джону и Джеки удавалось…

– У них не было выбора, – мягко напомнил Николас. – Но зато теперь он есть у всех...

– Неужели? – с горечью спросил Эйвен. – Какой выбор, когда их самих больше нет?.. Я не слишком любил их, как ты знаешь, но… Наша семья действительно не очень-то ласкова к своим…

Николас поднялся, поворошил дрова в камине, переставил посуду на столе, а Эйвен ждал ответа, не решаясь нарушить молчание. Печаль, окутывавшая кузена, была куда более пронзительной, чем его собственная.

– Безумное чаепитие, – сказал тот наконец со вздохом, остановившись перед Самантой. – Не хочешь вынуть Соню из чайника?.. Тут не слишком-то удобно.

Вдвоем они внесли девочку по лестнице наверх, в знакомую Эйвену до мелочей гостевую спальню, уложили в постель.

– Оставь лампу, – сказал Эйвен, развязывая шнурки на кроссовках дочери. – Ей сейчас нельзя быть в темноте… я помню. И дверь не закрывай.

Николас молча кивнул, бросив краткий взгляд на бледное лицо девочки. Нахмурился.

– Мы услышим снизу, если она проснется, – пообещал он, выводя кузена на лестницу. – Я тоже помню… Ровно сорок секунд, чтобы добежать, когда кому-то снятся кошмары…

Эйвен снова устроился поближе к камину, притих, глядя в огонь.

– Джеки в любом случае предпочла бы закончить эту эстафету, – сказал вдруг Николас. – Как и Джон… Они устали, Эйвен. Как они устали… Но мне будет так их не хватать…

– Тебе? – переспросил Эйвен. В его сознании стражи и кузен располагались в не сообщающихся уголках вселенной.

– Мы с Джеки дружили тридцать лет, – сумрачно улыбнулся Николас. – Два семейных историка… Два архивных маньяка. Наверное, это где-то в генах. Или «системное переплетение» по Хеллингеру, как говорит Джон.

– Тридцать лет? – удивленным эхом повторил Эйвен. Для него та история на уровне событий тогда же и закончилась, остались лишь лоскутки чувств и ощущений, подавляемая память. Стражи пришли из ниоткуда, ушли в никуда, чтобы появиться снова, когда в них будет нужда. Из той коробки, где они хранятся между сражениями… А они, оказывается, реальны не только во внутренней темноте, но и на свету обыденной жизни.

Два мира столкнулись в этот момент между собой, затрещав по всем швам.

– Ты бы видел, сколько всего они оставили после себя... Результаты исследований, экспериментов, поисков… Там хватит на энциклопедию. Все задокументировано. Джеки всегда была тщательна. Думаю, Мануэль быстро разберется.

– Но как… когда вы подружились? – Эйвена интересовала сейчас отнюдь не резервная копия памяти своих бывших стражей.

– Когда пытались вытащить тебя из твоих… кошмаров, – честно признался кузен. – После сражения… Помню, мы сидели тут, в гостиной, и советовались…

Жар от камина вдруг стал нестерпимым, и Эйвен машинально отодвинулся дальше, с величайшей осторожностью поставив чашку на стол.

Хорошо, что в комнате было полутемно.

– И к чему вы пришли? – спросил он наконец.

– Учитывая, каким образом тебя заставили сражаться, мы с Джеки согласились, что без фрейдистских методов не обойтись… Джон нам тут же прочитал лекцию…

– Ты знал? – голос у Эйвена чуть не сорвался. Волна ужаса вставала перед ним, как цунами.

– Эйви, я, конечно, был подростком, но ведь не идиотом же, – Николас пожал плечами.

Разговоры с Джоном Эйвен пусть и смутно, но помнил. Обычно в сумерках, где-то подальше от дома. Из всего этого осталось убеждение, что ничьей вины тут нет, а есть просто недосмотр человеческой природы… хотя Джон вовсе не считал это недосмотром… Впрочем, из Джона был тот еще моральный авторитет. Но Эйвену не приходило тогда в голову, что еще кто-то может быть посвящен в тайну, что вокруг него заговор молчания…

– И Джеки… – начал он. Правильная, рассудительная Джеки… Как и правильный, рассудительный Никки…

– Джеки успокаивала меня, – не глядя на кузена, ответил Николас. – Потому что я мог и убить кого-то. Аллена тоже можно понять… Жаль, что я не маг. Пришлось искать иной путь…

Аллен Эйвена сейчас не занимал. Пугающая картина стояла перед его внутренним взором. С тех далеких времен, когда он со всей очевидностью понял, что его обожание кузена не столь уж незамутненное, как ему казалось, умолчание стало для него первой директивой. Ни в коем случае не проявлять своей порицаемой привязанности, не дать повода для разрыва этой необходимой ему для жизни дружбы. Даже если для этого придется саму дружбу свести к общению рождественскими открытками… Лучше так, чем никак вообще. Эйвен защищал Никки от себя, как мог. Как защищал и дочь от сверхъестественного тем, что старался держаться от нее подальше… Оказалось, что в обоих случаях все было напрасно. Крушение неизбежно.

– Им не стоило… – с усилием выговорил он наконец, – втягивать в это тебя…

– Втягивать? – переспросил Николас. – Эйви, ты серьезно думаешь, что меня можно во что-то втянуть?.. Что исключительно по просьбе Джона я на год отложил поступление в колледж, чтобы читать тебе на ночь Жюля Верна, когда у тебя была бессонница?

– Но… – Эйвен смотрел на него удивленными, недоверчивыми глазами, боясь не то, что делать выводы, а и просто думать. – Ведь ты же не…

Он никогда толком не знал, как же относится к нему Никки. Роль «психа в своем поколении» не слишком располагает к искренности окружающих, заботливо мирящихся со странностями родственников. Когда не можешь рассчитывать на большее, привыкаешь и к тому, что есть. Эйвен слишком долго учился контролировать свое мышление, безжалостной цензурой вычеркивая все «лишнее».

– Мне только было интересно, – сказал Николас, – почему ты пошел к нему? Почему не ко мне?.. Потом я перестал себя спрашивать. Доверие и желание настолько субъективны…

– Да не в этом ведь дело! – Эйвен вскочил, чуть не перевернув стол, и замер, ошарашенный собственным порывом. – Ну не в этом же! Как я мог сказать тебе… проще было умереть, честное слово.

– Почему? Не помню, чтобы я был когда-либо ревнителем пуританской морали...

– Да потому! Потому, что в те года в нашем кругу не принято было любить других мальчишек! А уж родственников так тем более! Твоя мать утопила бы меня в ближайшем пруду!

– Так и спрашивал бы меня, а не ее!

– Да? А ты бы не утопил меня в том же пруду?

– Нет. Живьем ты нравишься мне больше… Кроме тех моментов, когда тебя в самом деле хочется придушить.

– Это был слишком большой риск, – глухо сказал Эйвен, не замечая, как ногти впиваются в собственные ладони. – А тот… тот прочел мои мысли, наверное… ненавижу! – отлетевший к стене стол зазвенел осколками разбившейся посуды. – Я не хотел замарать и тебя… – шепотом закончил он. И поднял наконец глаза. – А ты что подумал?

– Лучше тебе не знать… – Николас тоже поднялся. – Это не делает мне чести. Ревность, знаешь ли, плохой толкователь…

Эйвен просто молча обнял его, уткнувшись лбом в плечо. Предел мечтаний, не изменившийся лет с двенадцати. Недоступное блаженство. Вся темнота, включая и ту, тридцать лет назад, отступала перед этим теплом. Судорожный вздох отозвался дрожью, и Николас крепче прижал его к себе, тоже совершенно по-детски целуя волосы на макушке. Можно вырасти – повзрослеть куда сложнее… когда нет возможности тратить нежность, и заботу, и ласку, и любовь наконец… Только хранить. Чужим не отдашь того, что им не принадлежит, даже если захочешь. А никто из них не хотел. Эта часть души неприкосновенно и мучительно просто ждала, без надежды, без отчаяния. И теперь оглушала.

– Пошли, – мягко сказал Николас, увлекая Эйвена за собой.

– Но Саманта… – вдруг вспомнил тот, виновато оглядываясь.

– Мы услышим, – снова заверил его кузен. – У меня норматив по одеванию меньше минуты… а ты вполне можешь и в футболке прибежать…

И с дружным смехом они ввалились в дверь спальни.

***

Лифт поднял Роджера и его бывшего подопечного на крышу – в этот час там не было никого, даже заядлых курильщиков. Феб присел на парапет, с интересом рассматривая урбанистический пейзаж, высоты он определенно не боялся. Сияющие со стен соседних домов рекламы бросали феерические отблески на взъерошенные рыжие волосы и более чем старомодный костюм. Что за странная ночь…

– Думаю, стоит озвучить мое видение ситуации, – сказал наконец Феб со вздохом. – Хотя бы той части, о которой я имею более-менее ясное представление. Начнем с простого.

– И? – поинтересовался Роджер с вызовом, остановившись прямо перед ним.

– Не могу сказать, что я в восторге от выбора брата, – сказал Феб прямо. Да уж, самое простое… – Но Эндрю делает его счастливым, а для меня это, скажу вам честно, главное. Мне плевать на соображения морали, фамильной чести и всего прочего.

В этом Роджер нисколько не сомневался. Там, где дело касалось Мануэля, Феб готов был бросить вызов всему миру. И, по всей вероятности, собственному старшему брату в первую очередь.

– А вот теперь сложное, – Феб пожал плечами. – Аллен. Ему попустительство чьим-то капризам свойственно не было… Аллену вообще с нами крайне не повезло. Он так старался воспитать из нас личностей, достойных нашей фамилии, – он усмехнулся. – А мы никогда не оправдывали его ожиданий. Противоречили. Бунтовали.

– Мне кажется, в воспитании он преуспел, – заметил Роджер вполголоса.

– Не по его критериям… – Феб покачал головой. – Думаю, вы знаете: Аллен с детства был вундеркиндом. Сильнейший маг. Талантливейший теоретик. Лидер всегда и во всем. Отец вложил в него все, что знал и умел… Родители умерли рано, так что мы были всецело на его попечении… Как писал Норберт Винер, те, кто решается вырезать человеческую душу по размеру собственной, должны быть уверены, что их образ заслуживает того, чтобы по нему создавать новый. Аллен был уверен в своей безупречности абсолютно.

Очередной анахронизм в его речи объяснить было труднее, чем предыдущие, Роджер это понимал. И объяснять пока не пытался.

– Так что сначала ушел я. Потом Мануэль. Две паршивых овцы в одном поколении. Аллен был Старшим Братом, а мы – виновными в мысле– и не только преступлениях. Тут к Адлеру не ходи – затяжной конфликт, – Феб помолчал.

– Адлеру? – все-таки переспросил Роджер. У него были огромные сомнения, что Байерли успел дать краткую сводку о развитии психологии в ХХ веке.

– Он не мог нас принять. Никак. Таламаска Мануэля. Мой университет. Наши нравственно сомнительные предпочтения в личной жизни. Одно к одному. Иногда мне казалось, что он ненавидел нас так же сильно, как любил… А Мортон… Мортон просто стал последним звеном в череде наших преступлений против Алленовых законов бытия. Не знаю, чего он хотел больше: спасти Мануэля от порока и тьмы или свою честь от последствий скандала, – Феб проводил глазами огни самолета и фыркнул. – Такого ему бы не простили… А он не простил нас. Мануэля за такой выбор, и меня за то, что встал на его сторону, когда он призвал нас к ответу. Я не находил, что Мануэль достоин алой буквы, ибо считал и считаю: свобода выбора – высшее достижение человеческой мысли. Но последняя выдумка Аллена… Снимаю шляпу. Оставить силу в семье, при этом отомстив всем нам… Лишить Мортона любовника: девчонка-подросток – это было гениальное решение. Близок локоток, да не укусишь… бедняга Эндрю… У нас с Мануэлем отнять наши жизни, все, чего мы достигли. Даже память. Обязать нас преданно служить семье. И в придачу заставить Мортона сражаться с нами… Отличная моральная компенсация. Вот только не думаю, что в планы Аллена входила прореха в сто пятьдесят лет шириной… Он обожал своего сына как самого себя. И все оставлял ему, включая нас. Самое логичное для него решение перед перспективой поражения. Полагаю, он был уверен, что Джеймс победит. А тот просто отказался. Забавно. В самом деле забавно.

Роджер знал всю историю вдоль и поперек, и рассматривать ее под новым углом зрения было как пользоваться ключом вместо привычной отмычки. Аллен был не последним светлым магом, но отнюдь не ставил во главу угла борьбу с тьмой. Его интересы были в основном академическими. Для такого прагматика, как он, рискнуть всем ради призрачного шанса победить некроманта было не то что нехарактерно, это отдавало помешательством. Официальная версия, правда, предпочитала не вдаваться в психологические детали. Так что в светлых кругах Аллен Броуди считался героем-одиночкой, чей образ был бы иконописным, если б не выбор средств противодействия. И ладно бы наложил заклинание на слуг, так ведь на своих же братьев! Магия на крови в раздел светлой испокон веков не входила. Впрочем, последние лет сто на моральную сторону этого и без того сложного дела все тактично закрывали глаза. Ну, в самом деле, предсмертная слабость достойного во всех прочих отношениях человека… Феб и Эммануэль, правда, были как бельмо на глазу. Поставленные вне закона самим фактом своего существования; скорее антропоморфные артефакты, чем люди; с разумом и памятью подростков; обреченные рисковать собой вновь и вновь…

– И в виде оправдания хочу сказать, что Мортон мне нравится. Как личность. Как преподаватель преподавателю, – Феб усмехнулся. – Единственным злом он искренне считает невежество. Вполне понятное заблуждение для человека, чьи взгляды формировались в эпоху Просвещения. Интереснейшее сочетание темной стороны мироздания и светлых идей человечества, вы не находите?

– Вижу, вы хорошо знакомы, – с затаенной ревностью отметил Роджер. Кто этих Броуди знает… За сто с лишним лет мало кто из них устоял.

– Я три года входил в состав археологической экспедиции Мискатоника, исследовавшей древние обсерватории на его землях в Европе, – пожал плечами Феб. – Как и Мануэль от Таламаски. Так что время познакомиться у нас имелось. Кто-то же должен был блюсти репутацию моего младшего брата…

Он улыбнулся. Обвел глазами мерцающую панораму.

– Но, должен признать, все могло обернуться куда хуже. Я могу и ошибаться, но этот век кажется мне сносным.

– К тому же вы живы, в здравом рассудке, и с вами Мануэль? – продолжил Роджер.

– Именно, – Феб кивнул. – Интересно, сколько времени займет моя профессиональная переподготовка?..

– А вы сейчас какую область имеете в виду? – со смешком уточнил Роджер. – Астрономию? Психологию?

– Хм… Обе, я полагаю. До звезд ведь сейчас, как я понял, рукой подать…

Роджер от души посочувствовал НАСА. Феб улыбнулся, похлопал по парапету рядом с собой.

– Да сядьте вы уже, я не кусаюсь… Вот, я во всем признался. Искренне и чистосердечно. Теперь ваша очередь.

Что? С запоздалым озарением Роджер спохватился, что ночные бдения наедине с этим воплощением любознательности были не лучшей идеей. Стоило предположить, что просто так Феб Броуди не стал бы делать экскурс в семейную историю. Нормальные люди, обнаружив себя в другом времени, нервничают, теряются, пытаются переосмыслить действительность… А Броуди нужна информация, причем из первых рук. Надо ж было так подставиться… и даже Мануэля нет, чтобы его притормозить.

– И что же вам рассказать? – спросил Роджер осторожно.