Текст книги "Прогулки по воде (СИ)"

Автор книги: Chat Curieux

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

Виктория не заметила, как экипаж подвез их к подъезду дома. Не слышала, как ее окликнул Алексей Дмитрич. Она очнулась только после того, как он распахнул перед ней дверцу и подал руку. Молодая женщина послушно оперлась на нее, спрыгнула со ступеньки на землю.

Когда они вошли в квартиру, Виктория скинула свое пальто и, не мешкая, быстрым шагом пошла в свою спальню.

– Милая, ты куда? – очень тихо спросил Алексей Дмитрич, следя за женой с удивлением и ещё каким-то чувством, понять которое Виктория так и не смогла.

– Я на секунду, – на ходу ответила Виктория. – Сейчас вернусь! Я обещала Наталье Рылеевой найти свою камею, если не сделаю этого сейчас, обязательно забуду…

Виктория врала, уже не краснея. Оставив за спиной и Алексея Дмитрича, и сомнения первых дней, она вошла в комнату и, мягко притворив за собой дверь, прошла к столику у окна. Огарок свечи и спички она нащупала почти вслепую – ночные шторы были задернуты, да и тусклый уличный свет уже не смог бы осветить просторную комнату. Высечь искру у нее получилось не с первого раза. Руки дрожали от волнения и нетерпения. Виктория зажгла свечу, достала конверт и жадно пробежала взглядом по строкам. Так и есть. Пестель писал, что пробудет в Петербурге еще несколько дней и предлагал встретиться завтра вечером на набережной Невы – у излюбленной ими скамейке за высокой оградой.

Виктория прижала конверт к губам, оставляя на нем едва заметный след от помады. Вдохнув знакомый запах пороха – от Пестеля по какой-то непонятной причине всегда им пахло – Виктория бережно убрала конверт в ящик своего трюмо и закрыла его на ключ. Каждое письмо любимого мужчины она берегла, как самое дорогое сокровище.

Когда она вышла из спальни, Алексей Дмитрич сидел в столовой за столом и читал вечернюю газету. Услышав шаги, он поднял на жену взгляд. В этот вечер вместо обычного тепла и благодушия на дне его зрачков затаилась настороженная внимательность.

– Сейчас будем ужинать, – сказал Алексей Дмитрич, сворачивая газету и откладывая ее в сторону.

Виктория села на свое обычное место напротив супруга и безропотно сложила руки на коленях в ожидании прибора. Алексей Дмитрич, который не имел привычки курить, сидел без малейшего движения и смотрел прямо на нее. Впервые за весь вечер у женщины закралось подозрение, что что-то идет не так.

Девушка принесла ужин, и Виктория неуверенно взялась за вилку. Молчание за столом напрягало и заставляло волноваться. Не зная, как завести разговор, Виктория спросила первое, что пришло ей на ум:

– Вы сегодня, наверно, устали на работе…

– Я сегодня не был в больнице, – ровно ответил Алексей Дмитрич. Он уже отвел взгляд от жены и теперь смотрел исключительно в свою тарелку, но Виктории по-прежнему было неловко.

Не зная, куда деть себя от смущения, Виктория отпила глоток воды. Кусок не лез в горло. На ум ей вдруг пришла мысль о том, что Алексей Дмитрич обо всем догадался. Может быть, он видел их вместе? Но его же не было на вечере у Кондратия!.. Он не мог их видеть!..

А что, если он заметил их раньше? Случайно на улице или из окна проезжавшего мимо экипажа? Нет, поверить в это Виктория не хотела! Да и если бы Алексей Дмитрич увидел их, утешала она себя, он бы сразу ей об этом сказал. Ведь так поступают все мужья, заподозрив своих жен в неверности?

О, думать об этом было слишком мучительно!..

– Надеюсь, тебе было весело сегодня, – с прежней мягкой интонацией сказал Алексей Дмитрич, и у Виктории отлегло от сердца.

Она пожала плечами, принимаясь за ужин с явным аппетитом.

– Не сказала бы, что очень, – пожала женщина плечами. – Из всех приглашенных я знала от силы двоих или троих. Кондратия я почти не видела. Перед глазами были одни мундиры – никогда бы не поверила, что встречу в одном месте столько мужчин в форме!..

Сказав неосторожные слова, Виктория тут же пожалела об этом. Невольно она шагнула на опасную дорожку, сама повернула русло реки не в ту сторону. Снова взяв стакан, женщина осушила его и поставила на стол уже пустым.

Но, вопреки ее опасениям, продолжать тему Алексей Дмитрич не стал.

– Ну что ж, в любом случае, ты хотя бы немного развеялась.

Виктория благодарно ему улыбнулась и кивнула.

– Честно говоря, меня беспокоит, что тебе частенько приходится коротать вечера дома в одиночестве, – продолжал Алексей Дмитрич. – Мне хочется это исправить.

Виктория мельком взглянула на мужа и так и замерла, не в силах отвести от него взгляд. Алексей Дмитрич пристально наблюдал за ней, и, судя по всему, уже давно. Неприятное чувство вновь родилось в груди, под ложечкой засосало. Виктория заставила себя не отвести взгляд и как можно более спокойно пожала плечами:

– Я вовсе не жалуюсь. Меня все устраивает.

– А меня не устраивает, что моя жена гуляет вечерами по улицам совсем одна, – спокойно, но твердо заявил Алексей Дмитрич. Виктория только теперь заметила, что он так и не притронулся к еде.

Он что-то знает, снова пронеслось у нее в голове, но Виктория тут же отогнала эту мысль прочь.

Алексей Дмитрич смотрел на нее минуту, потом отодвинул тарелку в сторону и встал из-за стола.

– Завтра я постараюсь достать нам билеты в театр, – он улыбнулся впервые за весь вечер, и взгляд его потеплел. – У меня как раз свободный вечер.

Похолодев, Виктория машинально встала из-за стола вслед за мужем.

– Я… Я не могу завтра… – совсем не убедительно пролепетала она, лихорадочно подбирая правдоподобную отговорку.

Алексей Дмитрич, направлявшийся к двери, остановился и обернулся к ней через плечо:

– Почему же, позволь спросить?

– Мы договорились выпить чаю с Натальей, – услышала Виктория свой голос. – Помнишь, я говорила про серьги…

Даже она сама слышала, как жалко звучат ее слова. Но все, что ей оставалось – это принять беспечный вид и улыбнуться.

– Да-да, – Алексей Дмитрич кивнул, на его лицо упала тень. – Помню.

Он больше ничего не сказал. Просто вышел из столовой, так и не поужинав. Это было на него так не похоже, что Виктория растерянно смотрела на пустой прямоугольник двери и не могла понять, что же с ним произошло. Может быть, он все-таки что-то заподозрил? Или не одобряет ее знакомств? А может, он просто больше ее не любит?..

Виктория вспомнила зимние вечера, которые они проводили вместе, вспомнила разговоры, которые они вели, оставаясь наедине. Алексей Дмитрич всегда уважал ее, не настаивал на своем, относился к ней с трепетом и добротой. Он на многое закрывал глаза, его любовь к ней была такой же чистой и светлой, как у брата к сестре, но – вместе с тем – он боготворил ее, как жену. Сгорая от жгучего стыда, Виктория села за стол и понуро уставилась взглядом в тарелку. Есть больше не хотелось.

========== -17– ==========

Колючий ветер трепал волосы и обжигал незащищенное лицо. От воды веяло холодом, и Виктория сначала не понимала, почему Пестель пригласил её на свидание именно сюда. Но потом, выйдя из-за каменной стены и окинув взглядом пустынную набережную, поняла: он выбрал это место, зная, что здесь их никто не увидит.

Осень в Петербурге всегда наступала рано, и рано она перетекала в холодную и промозглую зиму. Шел последний день ноября, но снег так до сих пор и не выпал, а Нева, против своего обыкновения, еще не покрылась льдом. Такая погода удивляла, но Виктория знала – пройдет неделя, и на улицы ляжет снег. В эту зиму она ждала снега со страхом и тревогой. Молодая женщина самой себе не смогла бы объяснить, почему наступление зимы вызывает в ней такой ужас. Может быть, от того, что с зимой связано столько неприятных воспоминаний, а может, из-за того, что ей не хотелось отпускать самое счастливое лето в её жизни.

Когда она пришла, Пестель уже ждал ее. Он стоял к ней спиной, и Виктория не удержалась от шутки – тихонько подойдя сзади, она встала на цыпочки и закрыла его глаза ладонями. И тут же была повержена его беспринципной честностью:

– Я слышал тебя.

– Мог бы и притвориться, – слегка обиженно поджала губы Виктория.

Пестель развернулся к ней и, перехватив ее руки в перчатках, быстро поцеловал выступавшие из-за рукава запястья. Досада тут же куда-то улетучилась. Виктория улыбнулась.

– Знаешь, как сложно видеть тебя совсем рядом и не иметь возможности поговорить…

– Знаю, – не дал ей закончить Пестель. – Конечно, знаю…

Они стояли молча около минуты, не глядя друг на друга, наслаждаясь близостью и покоем. Виктория смотрела на серую воду, щурилась от ветра и думала о том, что ей совсем не хочется возвращаться домой. Одна мысль о том, что уже вечером она снова увидит мужа и снова почувствует себя виноватой, приводила ее в ужас. В последнее время она старалась всеми силами избегать общества Алексея Дмитрича, чтобы не пришлось придумывать отговорок и оправданий. И с каждым днем это становилось все труднее.

Прошло еще несколько минут, прежде чем Пестель отстранился от нее – Виктория почувствовала, как исходящее от него тепло уходит, и в недоумении подняла голову.

– Думаю, мы больше не увидимся, – безжалостно сообщил ей Пестель, избегая ее взгляда. Он хотел сказать что-то еще, но передумал – лишь цокнул языком и отвернулся.

Старательно отводя взгляд, он смотрел куда угодно, но только не на молодую женщину, оторопевшую и напуганную, стоявшую прямо перед ним. Виктория в первые секунды не поняла весь смысл сказанных им слов. Она просто испугалась, заметив, как изменилось лицо мужчины.

Когда страшная суть его фразы наконец дошла до ее сознания, она отшатнулась назад.

– Боже, Павел! Тебя арестуют?!

– Конечно, арестуют, – оставаясь внешне спокойным, ответил Пестель. – Ты всегда об этом знала, и не говори мне, что это не так.

– Когда? – прижимая пальцы к вискам, чтобы справиться с внезапным головокружением, спросила Виктория.

Пестель тряхнул головой, словно хотел избавиться от навязчивой мысли.

– В любой момент. Это лишь вопрос времени.

Виктория молчала. Десятки мыслей пронеслись в ее сознании, и все они были сразу же забыты. Она знала, что так будет. Она готовилась к этому. Но она даже предположить не могла, что это случится так скоро…

– Вас раскрыли… – глухо произнесла она, отчего-то боясь смотреть Пестелю в лицо.

– Да.

Да.

Одно короткое слово.

Он мог хотя бы объяснить ей, рассказать, как именно это произошло, утешить в конце концов… Но у него не нашлось других слов, кроме этого холодного и безжизненного «да»!..

Виктория почувствовала, как Пестель взял ее руку и положил ее на сгиб своего локтя. Оглушенная и потерянная, она пошла вслед за ним вдоль набережной, не спрашивая, куда они идут, и не возражая. Это больше не имело значения. Это было бы важно, не скажи Пестель своих слов в начале их разговора, а не в конце. Но почему, почему он не сказал ей этого потом? Почему не подарил ей хотя бы час покоя?..

– Я уезжаю сегодня ночью, – словно отвечая на её мысли, тихо заговорил Пестель. – Больше меня не ищи и обо мне не спрашивай. Это опасно. Я не хочу, чтобы ты пострадала. Пообещай мне, что не будешь меня искать. Виктория? Слышишь?..

Виктория кивнула, так и не вникнув в то, что он сказал. Она молча шла за ним, бессознательно подстраиваясь под его широкий шаг, и чувствовала мелкую крупку снега на своем лице. Осознав, что ее ладонь лежит на его руке, она сжала пальцы, судорожно вцепившись в его рукав. Так хотя бы была иллюзия, что он с ней, что она его держит и не отпустит.

Совершенно некстати вернулись мысли о муже. Алексей Дмитрич просто возник перед ее взглядом, как наяву, и Виктория почувствовала, как внутри нее волной поднимается злость на него, и на Пестеля, и на всех мужчин сразу. Если бы не Алексей Дмитрич, она бы провела с Пестелем все время до самого последнего часа. Если бы не Пестель, она бы не мучалась так, как сейчас, и жила бы спокойно. Если бы не все, кто хоть как-то причастен к назревающей революции…

Виктория судорожно вздохнула. Ей не хватало воздуха.

Этих «если бы» было слишком много…

– Ты злишься, – констатировал Пестель, от внимания которого не ускользнули изменения, произошедшие на лице Виктории.

– Какая наблюдательность, – не удержалась от язвительности женщина.

Пестель тихонько сжал ее пальцы.

– Так будет лучше. Лучше сейчас, чем потом.

Виктория так и не поняла, что он имел в виду, говоря эти слова. Она задыхалась от боли, шагая рядом с ним и ни на одну секунду не забывая о том, что это в последний раз. В последний раз она слышит его голос, в последний раз чувствует его тепло, в последний раз вдыхает его запах…

Нет-нет-нет, это не так, это не может быть правдой!.. Что бы он ни говорил, она найдет его! Она не станет сидеть, сложа руки, и покорно ждать, когда его расстреляют!.. Она пойдет за ним и в тюрьму, и на каторгу, она бросит мужа и привычную жизнь, она…

– О чем ты сейчас думаешь? – спросил вдруг Пестель, и Виктория резко остановилась.

Посмотрев на него злобно и яростно, она спросила, с трудом скрывая отчаяние в голосе:

– О чем, как ты думаешь, я могу думать?!

– Догадываюсь, – кособоко усмехнулся Пестель. – Поэтому и спросил.

Виктория посмотрела на него со смешанным чувством. Она уже балансировала на грани удивления и злости. Ярость рождалась в ней медленно, но верно. Она чувствовала – если не уйти сейчас, они рассорятся. Страшно рассорятся.

– Тебе кажется это смешным? – холодно спросила Виктория, и Пестель вновь принял серьезный вид.

– Нисколько.

Повинуясь внезапному порыву, Виктория отняла у него свою руку и бездумно сунула ее себе в карман. Они больше никуда не шли, а просто стояли у перил и смотрели на серую воду.

Пестель молчал. Виктории хотелось растормошить его, заставить говорить, накричать, заявить, что из-за него она потеряла все, но она молчала тоже, в яростном бессилии сжимая и разжимая пальцы.

– Это было неизбежно, – сказал Пестель, нарушая тишину.

Его слова прозвучали, как звук сухих листьев на ветру.

– Не стоило и пытаться, – откликнулась Виктория, в отместку стараясь задеть его посильнее.

Удар попал в цель – она увидела, как на обычно бесстрастном лице Пестеля промелькнула тщательно скрываемая боль. Он вздохнул глубоко и медленно, а потом сказал:

– Наверно, мы попрощаемся здесь.

– Отлично.

Виктория развернулась и, оскальзываясь на обледенелой земле, пошла по пустынной набережной. Не сделав и десяти шагов, она остановилась и обернулась. Женщина знала, что он смотрит ей вслед.

– Не пытайся меня найти! – еще раз напомнил Пестель, доведя Викторию до состояния чистого бешенства.

– И не собираюсь! – процедила она сквозь зубы. В горле стоял ком.

Она развернулась и ушла, больше не оборачиваясь, спиной чувствуя его внимательный взгляд. Она не собиралась говорить ему «прощай». Она не считала эту встречу последней.

Она уже знала, что завтра утром уедет из Петербурга за ним.

Пестелю не обязательно знать об этом сейчас. Виктория ничего ему не скажет. Ни ему, ни мужу. Просто уедет. И все. Все так просто. И ничего страшного не случится, все как-нибудь обойдется. Все же было хорошо до этого времени? Все будет хорошо и впредь. Уже завтра они увидятся снова, Виктория теперь в этом не сомневалась совсем. Они же не сказали друг другу «прощай». Этот – последний – факт Виктория почему-то считала самым важным.

Осталось только вернуться домой и собрать вещи. Она легко договорится с кем-нибудь, чтобы ее довезли до границы. Она делает это уже не в первый раз.

Нужно только вернуться домой.

Нужно только вернуться…

***

Виктория не пошла в свою квартиру сразу. Не смогла. Обогнув улицу и выйдя на проспект с другой стороны, она бесцельно пошла прочь – куда угодно, лишь бы не видеть знакомых окон, за которыми ее ждут холодные неуютные стены и совершенно чужой ей человек, которого она вынуждена называть своим мужем. В том, что Алексей Дмитрич так и остался для нее чужим, виновата была она сама – все-таки он не заставлял ее выходить за него замуж. Она уехала с ним добровольно, от отчаяния. Но от этого было не легче.

Уже стемнело, а Виктория все так же бесцельно бродила по улочкам Петербурга. Ее обувь уже давно противно хлюпала, она вымокла до нитки и теперь дрожала от холода. В глазах было мокро, и Виктория так и не смогла понять, от слез это или от мелкого дождя. Но вернуться домой она не смогла бы. В какую-то секунду ей даже захотелось сесть на одну из мокрых скамеек и умереть. Говорят, когда человек умирает от холода, он всего лишь засыпает. Спокойная, тихая, незаметная смерть. Гораздо легче той, что ждет ее потом – в бессильном одиночестве, под гнетом воспоминаний и сожалений.

Виктория сама не поняла, как она очутилась у знакомого подъезда синего дома у Мойки. В какой-то момент она просто подняла голову и увидела светящийся прямоугольник окна. Продрогшая, вымокшая до нитки, она отдалась инстинктам и пошла на свет, словно заплутавший в ночи путник.

Подниматься по лестнице было тяжело – каждая ступенька казалась непреодолимой преградой. Слоняясь по холодным улицам, Виктория потеряла счет времени. По ее прикидкам прошло не больше часа с тех пор, как они с Пестелем расстались, и женщина была совершенно уверена в том, что она не должна была устать так сильно. Но, списав все на потрясение, она не стала заострять на этом свое внимание. Добравшись наконец до нужной квартиры, Виктория с трудом подняла тяжелую руку и постучала в дверь. Прошла целая вечность, прежде чем ей открыли.

Виктория вошла в квартиру и непослушными пальцами содрала с себя мокрый платок. Только теперь она с удивлением обнаружила, что вся ее одежда вымокла под дождем и стала очень тяжелой. Она так и простояла посреди коридора, глядя на платок – вплоть до самой минуты, пока к ней не вышла Наталья Рылеева.

– Виктория? – воскликнула она с удивлением, глядя на гостью. – Что с тобой стряслось?

Виктория неосознанно отметила, что в голосе Натальи уже не было прежнего изумления – бедная женщина давно привыкла к тому, что к ним в квартиру могли заявиться самые неожиданные люди в самый неподходящий момент, к тому же сама Виктория не раз наведывалась к ним поздно вечером. Но все-таки внешний вид женщины вызывал у Натальи тревогу.

Она подошла к Виктории и помогла ей раздеться. Ее движения были мягкие, но настойчивые, и Виктория не возражала, когда Наталья обняла ее за плечи и провела в гостиную. Словно во сне, Виктория слышала, как в соседней комнате кто-то неуверенно играл на пианино – наверно, Настенька разучивала ноты.

– Присядь.

Наталья подтолкнула Викторию к хорошо знакомой ей софе в углу гостиной и ушла, но скоро вернулась, неся в руках шерстяное одеяло.

– Укрой ноги.

Виктория послушно выполняла ее поручения. Наталья кружила вокруг нее, и от этого движения начала болеть голова. Виктория почувствовала, что ее знобит, и обняла себя за плечи. Платье промокло даже сквозь пальто.

– А где Кондратий? – зачем-то спросила Виктория, рассеянно скользя взглядом по гостиной.

– У себя в кабинете, – быстро ответила Наталья, зажигая еще одну лампу. – Снова кому-то пишет. Весь день там сидит… Опять окно открыл, – досадливо поморщилась Наталья, увидев открытое окно. Быстрыми, ловкими движениями она закрыла его и вернулась к Виктории, качая головой. – Вот всегда он так! Сначала устроит сквозняк, а потом сляжет в постель с простудой! Ей-Богу, как ребенок!

О том, что Кондратий болел каждую зиму, как по традиции, Виктория знала не понаслышке. Она помнила еще в детстве, что он был очень болезненным и очень рассеянным. И помнила, как иногда длинными зимними вечерами приходила к нему и приносила мамин отвар. Как давно это было! Словно в прошлой жизни… Теперь у нее нет ни мамы, ни уверенности в том, что завтрашний день вообще наступит.

– У тебя жар, – мимолетно приложив ладонь к ее горячему лбу, заметила Наталья. – Ты вся горишь!

Виктория грустно покачала головой. Не слыша женщину, она откликалась собственным мыслям.

– Наташенька, Наташа, – зашептала она, в отчаянной попытке ища у нее утешения. – Он уедет сегодня! Он навсегда уедет!..

– Кто уедет? – наклонясь к женщине, спросила Наталья. – Кто, Виктория?

Виктория снова покачала головой. Силуэт Натальи, склоненной к ней, был неясным, расплывчатым.

– Он погиб, Наташенька! Все они погибли! – закричала она, не зная, что на самом деле ее слова звучат тише, чем шепот.

Наталья отпрянула от нее в суеверном ужасе.

– Бог с тобой! – перекрестилась она. Лампа в ее руке дрожала, и от колеблющегося света огня на стене плясали пугающие тени. – Что ты такое говоришь!..

Виктория закрыла лицо ладонями и разрыдалась. И Наталья, поставив лампу прямо на пол, села рядом с женщиной. Так и не поняв до конца, что же все-таки произошло, она принялась утешать подругу. Совсем скоро рыдали уже обе женщины.

========== -18– ==========

На следующий день случилось то, чего никто не мог даже предположить. Первого декабря тысяча восемьсот двадцать пятого года умер император Российской Империи Александр Первый.

Эта новость поразила каждого. Многие отказывались в нее верить и всё отрицали, вспоминая, что Наполеон-де якобы не умер и его гроб был пуст, когда его хоронили. Слухи ползли отовсюду, просачивались сквозь самые узкие улочки Петербурга, но факт оставался фактом: власть в России вот-вот сменится. А значит, для Пестеля и всех, кто делал с ним их общее Дело, настал тот самый момент.

Такая неожиданная перемена фигур на шахматной доске повергла Пестеля в глубочайшее удивление на грани суеверного благоговения. Он никогда не верил в приметы, по большей части был атеистом… Но как не разглядеть в смерти Александра знак, посланный судьбой? Как тут не возникнуть надежде, что, может быть, еще не все потеряно? Примерно так же думал не один Пестель.

Подготовка к восстанию началась.

На собрании назначили дату – первое января. Приехавший из Петербурга в Линчин Муравьёв-Апостол сообщил об этом Пестелю. Он принес и другие новости – такие как положение войск в столице и общая атмосфера среди населения. За короткое время нужно было решить сразу несколько сложных вопросов. Погрузившись в работу с головой, Пестель перестал думать о чем-либо, кроме назначенной даты судного дня.

Прошло несколько дней. Петербург на пороге перемен гудел, словно улей. Началась суета. Пестель уже не мог сдержать нетерпения и ожидания. Невольно он начал ждать перелома. Судьба не дарит подарки, в этом он был убежден. А значит, за выпавший им шанс их ждет расплата.

– Уверен, армия пойдет за нами, – убедительно говорил Юшневский.

– Вы так считаете? – спрашивал Пестель, наученный прежними ошибками и впредь осторожничавший во всем.

Юшневский пожимал плечами.

– Конечно.

– Но во имя чего?

– Против царизма, – был короткий ответ.

Пестель горел идеей свободы и заражал ею всех вокруг. Впервые за долгое время он знал, что и как ему делать. Впервые за много месяцев он чувствовал себя в своей стихии. Линчин-Петербург-Тульчин – вести летели со всех сторон, подготовка шла полным ходом, армии ждали сигнала. Отовсюду, как молитва, слышались обрывки разговоров:

«Править должен Константин…»

«Главное – принятие конституции…»

«Николая не примут. Сенат не присягнет».

Все было выверено до мелочей, согласовано с Северным обществом, оговорено не единожды. Каждый знал свою роль и держал руку на пульсе. Пестель ждал приближающийся день с нарастающим волнением. Вечерами он в лихорадочном возбуждении мерил комнату шагами, снова и снова бросая взгляды на свой письменный стол. Только иногда, отвлекаясь от работы, он вспоминал про Викторию и с тревогой отмечал, что она ни разу не написала ему с момента их последней встречи. Конечно, тогда Пестель ясно дал ей понять, что ей не стоит искать его… Но он, положа руку на сердце, не помнил, чтобы эта женщина послушалась его хотя бы однажды…

– Что ж, это к лучшему, – убеждал он себя, отмечая, что начал говорить с самим собой.

Вопреки своим мыслям он несколько раз порывался написать ей письмо, но каждый раз что-то не давало ему это сделать. Он откладывал в сторону испачканный лист и сломанное перо и, злой и уставший, принимался снова ходить по комнате. Иногда он с сожалением думал о том, что у него нет изображения Виктории, и досадовал на то, что не умеет рисовать. Теперь, когда конечный итог был так близко, он начинал жалеть о том, что почти не оставил себе никаких воспоминаний о женщине, которую любил.

Пестель знал, что они больше не увидятся. Он знал, что его дни сочтены и предполагал любой исход.

Накануне тринадцатого декабря он встретил новость, которую ему принес Юшневский, как должное.

– Значит, капитан Майборода…

Он должен был догадаться. На них уже доносили. Донесли и на этот раз. И Пестель готов был биться об заклад – и в прошлый раз доносчиком был он же, капитан Майборода, тот, на кого никто в армии и подумать не мог.

– Что же делать?

Юшневский выглядел растерянным, напуганным. Силясь побороть новый приступ боли, Пестель не смотрел на него. Все эмоции схлынули разом, все мысли мгновенно исчезли. По вискам била тупая боль, голову сдавливало, словно в тисках.

– Что делать, Павел? – беспомощно повторил Юшневский, почти падая на стул рядом с Пестелем.

Пестель криво усмехнулся сквозь боль. Его пальцы нервно дергали за воротник мундира, силясь ослабить удушающую застежку. Взгляд бесцельно бродил по комнате. Он не думал в эту минуту ни о чем и – одновременно с этим – обо всем сразу.

– Если не получилось с честью выиграть, постараемся с пользой проиграть, – услышал Пестель свой голос и встал.

Он машинально вышел из кабинета в смежное с ним помещение, где в сундуках хранились документы и бумаги. Он совершал свои действия, не задумываясь. Открыть ящик, достать папку, бегло пробежать по ней взглядом, открыть ящик, достать письма, найти среди них те, что могли представлять опасность, открыть ящик…

Сжечь.

Все это нужно сжечь как можно скорее.

Он вернулся в комнату, залпом выпил бокал вина и покосился на груду бумаг, которые предстояло уничтожить. Напряжение долгих дней прошло, оставив место апатии. С горечью он подумал о том, что теперь уж мечтать о встрече с Викторией ему не придется. Он уже принял про себя решение – он вернется в Тульчин, куда его вызвали, чтобы арестовать.

Пестель смотрел на ворох бумаг, среди которых, бережно перевязанные ленточкой, затаились ее письма. Юшневский что-то говорил, Пестель его не слушал, но все равно изредка кивал. Он вспоминал их последний разговор. Почему, ну почему он тогда сказал ей не искать его?.. И как она могла его послушать?..

А вдруг, она в Тульчине?

Вдруг она ждет его там? Ведь уже бывали случаи, когда она приезжала к нему, не отправив перед этим ни письма, но весточки? Вдруг Рылеев сказал ей, что его можно найти здесь – в армии?..

Эта мысль мелькнула где-то на периферии сознания, но тут же ушла. Пестель отбросил ее, не позволяя надежде проникнуть в сердце. Он знал, что Виктория в Петербурге. Догадывался, что она наверняка хотела бы к нему приехать. Понимал, что, раз она этого не сделала, ей что-то помешало. И волновался. Наверно, это было глупо – в эту минуту, узнав о собственном аресте и неминуемой погибели, волноваться из-за женщины, о которой есть кому позаботиться – но Пестель ничего не мог с собой поделать. Его взгляд наконец отыскал уголок голубой ленточки, робко выглядывающий из-под чернового варианта «Русской Правды». В этой связке письма, которые она писала ему летом. Он будет вспоминать их всю дорогу до самого Тульчина.

***

Виктория пролежала в постели почти десять дней. Целую неделю у нее не спадала температура, она металась в бреду и все время кого-то звала. Алексей Дмитрич проводил в спальне жены все время, не отлучаясь от нее ни на минуту. Виктория заметила это только под вечер пятницы, когда жар наконец спал и она впервые за эти дни пришла в себя.

Она открыла глаза и долго лежала на спине, глядя в потолок воспаленными глазами. В спальне рассеивался свет единственной лампы, но даже это тусклое освещение доставляло дискомфорт. Виктория переместила голову на подушке, отыскав прохладное место, и снова прикрыла глаза. Услышав возле себя какое-то движение, она слабо пошевелила рукой, и чьи-то теплые сухие пальцы сжали ее ладонь.

– Душа моя… – прошептал Алексей Дмитрич, и Виктория судорожно выдохнула. Открыть глаза и посмотреть на супруга ей стоило больших трудов.

– Алексей Дмитрич… – прошептала она и не узнала свой голос. Хриплый, надломленный, он был словно чужой. – Который теперь час?.. – переспросила она, откашлявшись.

– Половина восьмого вечера, – ответил мужчина и, взяв с прикроватного столика стакан и приподняв Виктории голову, заставил ее сделать несколько глотков.

Она откинулась на подушки и дрожащей рукой коснулась лба. Кожа была влажной и холодной. Виктория мазнула языком по губам, неуверенно поерзала на постели, устраиваясь поудобнее. Как ни пыталась, она так и не смогла вспомнить, как именно она вернулась домой – то ли пришла сама, то ли ее встретил муж. Последнее, что осталось в её памяти – это встревоженное лицо Натальи Рылеевой. Она, кажется, плакала… Но чем она была так расстроена?

– А где Наталья? – спросила Виктория, отбросив попытки восстановить в памяти хронологию событий.

Алексей Дмитрич встал со своего места и подошел к трюмо у окна. В какую-то секунду Виктория подумала, что он нашел письма Пестеля, которые она так трепетно берегла, и даже испугалась. Но этот мимолетный страх скоро прошел. Алексей Дмитрич не имел обыкновения брать ее вещи и относился снисходительно к ее «женским штучкам» вроде румян или украшений, так что не было никаких опасений, что трюмо его заинтересует.

– Наталья заходила к тебе вчера, – ответил Алексей Дмитрич, возвращаясь к жене с запечатанным конвертом. – Но я не позволил ей тебя беспокоить, и она написала тебе… Вот, возьми. Я обещал передать.

Виктория взяла в руки конверт и в смутном волнении стиснула его пальцами. Она не понимала, зачем ей нужно было писать, если они виделись совсем недавно. Неужели за это время случилось что-то плохое? Какая-то страшная новость или что-то, что Наталья не смогла сказать ей сразу?

Виктория попыталась сесть на постели. Непослушными пальцами она уже разрывала конверт, когда Алексей Дмитрич мягко остановил ее руку:

– Милая, не уверен, что тебе нужно читать его сейчас…

– Почему? – волнуясь еще больше, переспросила Виктория.

Он смотрел на нее несколько секунд, прежде чем ответить. Виктория видела, что он борется с собой – выражение его лица выдавало растерянность и грусть. Виктория судорожно вздохнула. Сердце в груди сначала замерло, а потом забилось с удвоенной силой. Что-то произошло. Что-то страшное.

Шум, донесшийся с улицы, заставил ее вздрогнуть. Кинув затравленный взгляд на окно, Виктория вздрогнула всем телом. Часы в наступившей тишине шли слишком громко, отсчитывая секунды. Что-то произошло. Точно произошло.