Текст книги "Прогулки по воде (СИ)"

Автор книги: Chat Curieux

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Догадавшись, что на завтрашний вечер у Рылеева запланировано собрание, на котором нежелательно присутствие женщин, Виктория кинула на Наталью Михайловну быстрый взгляд. Она сидела спокойная. Блики от огня свечей играли на ее волосах и золотили падающую на лоб прядку, драгоценная брошь сверкала на платье. На лице – улыбка, но между бровей залегла печальная складочка. Она, конечно, же, тоже об этом знала – Рылеев никогда не скрывал от близких свои мысли, только в последнее время говорил матери меньше, чем нужно, и избегал опасной темы.

Когда ужин был завершен, все встали из-за стола. Наталья Михайловна ушла в комнату дочери, Рылеев и Барятинский уединились в дальнем углу – заканчивать почти забытый спор. Виктория и Пестель остались вдвоем.

Она встала и подошла к окну. Спустя несколько секунд он оказался рядом. Виктория почувствовала движение за спиной, а обернувшись, нос к носу столкнулась с мужчиной.

– Поздравляю с замужеством, Виктория, – сказал Пестель с интонацией, в которой невозможно было разобрать каких-либо чувств.

– Благодарю, – сухо ответила девушка, быстро опуская взгляд. Пестель стоял напротив нее, и уйти она не могла. Впрочем, куда бы она пошла? Рассудив, что в их разговоре нет ничего предосудительного, Виктория немного помялась, но все-таки подняла голову и ответила на испытующий взгляд мужчины.

– Надеюсь, Ваш муж достойный человек, – продолжал тему Пестель. Его губы всего на секунду искривились в усмешке, но этого было достаточно, чтобы Виктория решила, что он над ней насмехается.

– Более чем. Алексей Дмитрич очень хороший человек.

Она демонстративно скрестила руки на груди и поджала губы. Она не могла сказать ему, что вышла замуж от отчаяния, как не могла сказать, что этот брак необычайно ее тяготил. Каждый раз, когда девушка думала об этом, внутри все болезненно холодело, и совесть учтиво напоминала, чем Виктория обязана своему мужу.

– Что ж, – развел руками Пестель. – Очень рад за Вас.

Он внимательно посмотрел на стоявшую перед ним девушку и вдруг узнал в ней ту самую, прежнюю, Викторию. Упрямое выражение вновь появилось на ее лице, глаза смотрели на него, как раньше. С толикой серьезности и напускного безразличия. Наивная и неопытная в таких делах, Виктория действительно считала, что сможет его обмануть своим поведением.

– Я слышала, дела в вашем полку идут отлично, – спустя полминуты молчания проронила девушка, переводя разговор на свою любимую тему – политику. – Говорят, сам император остался доволен его осмотром.

– Совершенно верно, – подтвердил ее слова Пестель и едко добавил: – Еще и три тысячи десятин земли выделил в знак особого расположения.

– Да Вы теперь богач, Павел Иванович, – серьезно заметила Виктория, и Пестель не смог уловить, с иронией она говорила или считала так на самом деле.

– Можно и так выразиться, – согласился с девушкой Пестель.

Он не мог сказать ей, что за короткое время растратил всю полковую казну на подготовку восстания. И уж конечно он не мог ей сказать о том, что единственное, к чему расположен император – это к его аресту. Пусть лучше она заблуждается, считая его простым обывателем и продолжая романтизировать его деятельность. Теперь, когда они уже никогда не сблизятся, нет причин показывать ей всю подноготную в попытке отпугнуть и уберечь.

Разговор не ладился. Виктория хмурилась, прислонясь спиной к деревянному серванту, Пестель угрюмо молчал. Вопросы вертелись на языке. Ему не было никакого дела до личной жизни девушки – это он понимал хорошо. Но ничего не мог с собой поделать.

– А что, Ваш муж такой занятой человек? – все-таки спросил он, не сумев как должно скрыть прозвучавшую в голосе насмешку.

Виктория дернулась, как от удара.

– Алексей Дмитрич доктор, – тихо ответила она. – Он вынужден был остаться в Рязани на какое-то время.

– Значит, спасает жизни? – глядя в окно, подвел итог Пестель. – Очень благородное дело.

– Кто-то больше расположен убивать, кто-то – спасать, – невозмутимо пожала плечами Виктория, и в ее словах он уловил тонкий намек. Усмехнувшись, склонил голову в шутливом поклоне:

– Изящно, Виктория, изящно. Браво!

– В убийстве нет ничего изящного, – оборвала его девушка. В ее интонациях звучал лед. – Убийство невозможно оправдать.

– Я полностью с Вами согласен. И все же я предпочел убить, нежели быть убитым. Помнится, тогда, в Бородинском сражении, когда я, кстати, был тяжело ранен…

– Я имела совсем другое, Павел Иванович, и Вы это знаете…

– …уверен, Ваш отец поступал так же.

– Павел Иванович, прекратите!

Пестель замолчал, задумчиво глядя на Викторию. Она стояла перед ним – покрасневшая, взволнованная. Глаза горят, пальцы по старой привычке мнут несчастную юбку. Она отстранилась от серванта и, подавшись к мужчине, горячо зашептала:

– Я устала от Ваших рассуждений, мне их уже хватило! Я видела, на что Вы способны, и больше не желаю продолжать этот бессмысленный спор! У всех цели правые, только у Вас способы преступные!

Пестель молчал, глядя на самое дно ее огромных глаз. Разгорячившись, Виктория дышала тяжело и прерывисто, губы были приоткрыты и слегка искривлены от избытка эмоций. Пестель отошёл на шаг назад, чтобы ненароком не скомпрометировать девушку – беседовавший с Барятинским Рылеев и без того уже обернулся на них пару раз.

– Если Вы имеете в виду майора Обухова, то он жив-здоров и даже довольно упитан. Будете на Восточной Украине, обязательно поинтересуйтесь о его здравии.

Явно не ожидавшая этих слов, Виктория смутилась. Она отстранилась от Пестеля, возвращаясь на свое излюбленное место у серванта, и отвела взгляд. Весь ее вид говорил о том, что поражение в словесной перепалке она уяснила, но не приняла.

– Вы невозможный человек, – обиженно заявила девушка, и Пестель учтиво подсказал:

– А еще фанатик и женоненавистник.

– Что?

– Какое из слов Вам непонятно?

Обескураженная его грубостью, Виктория открыла и снова закрыла рот. Она не находила слов для внятного ответа. Пестель смотрел серьезно, но его губы кривились, словно в судороге. Как ни старалась, девушка не могла понять причину – Пестель явно над ней насмехался, но, судя по всему, сказанные им слова и его самого глубоко задели. Затянувшаяся пауза начинала угнетать. Так и не вымолвив ни слова, Виктория отвернулась от мужчины, словно ставя в разговоре точку. В любом случае, продолжать этот бессмысленный спор она была не намерена.

…не так она представляла себе эту встречу.

– Пожалуй, мне пора, – сухо заметил Пестель и, откланявшись Виктории, подошел к Рылееву.

Виктория украдкой следила за ним. В ее голове все смешалось, и мысли перескакивали с одного на другое. Глядя на то, как Пестель идет к двери, девушка с опозданием стушевалась, но быстро взяла себя в руки. Она не виновата, что Пестель своими манерами вывел ее из себя. Она переживала из-за этого слишком долго, эмоции просто прорвались наружу.

Пестель ушел, и Виктория в изнеможении опустилась на стул. Она вдруг снова почувствовала себя маленькой девочкой, которую только что отчитали, хотя Пестель, если говорить совсем уж откровенно, даже не кричал на нее. Он даже не разозлился. Просто играл с ней, как с маленьким неразумным ребенком.

– Вы с Павлом поругались? – заботливо спросил Кондратий, и Виктория против воли хмыкнула:

– Нет, отнюдь. Павел Иванович сегодня был особенно любезен.

В том, что у Пестеля такая манера общения, Виктория убедилась еще два года назад.

Но только сейчас она поняла, как сильно скучала по его насмешкам.

========== -11– ==========

– А кто эта женщина? – спросила Виктория, глядя на красивую даму в ложе напротив.

– Это Анна Бельская, – посмотрев в ту сторону, куда указывала девушка, ответила Наталья Рылеева. – Говорят, они с матерью только вчера вернулись из Парижа.

Виктория смотрела на дорогое розовое платье Анны с невольной, неосознанной еще досадой. Богато расшитое, но без лишней вычурности, оно было, без сомнения, самым красивым из всех вечерних платьев, которые Виктории доводилось когда-либо видеть. С трудом отведя взгляд от чужого ложа, она случайно взглянула на свою юбку темно-сиреневого цвета и поспешила взять в руки бинокль. Балет вот-вот должен был начаться, и, чтобы отвлечься от неприятных мыслей, Виктория принялась рассматривать людей в портере.

В театре она была всего два раза, и еще никогда до этого она не сидела в такой высокой ложе, где кроме нее и Натальи не было ни одного человека. Идти в театр без мужа было страшно – Виктория была твердо убеждена, что Алексей Дмитрич осудит ее, если узнает, что она пошла на балет без его сопровождения. Но, узнав о переживаниях юной приятельницы, Наталья развеяла ее сомнения. Мы с тобой уже не девушки на выданье, сказала она с лукавой улыбкой, нет ничего неприличного в том, что наши мужья заняты работой днями напролет. И Виктория понемногу успокоилась.

Весь балет она, не отрываясь, смотрела на сцену. Девушки – легкие, изящные и будто бы невесомые, пленяли ее и завораживали. Чем-то похожие на эфемерных богинь из преданий, о которых рассказывала маленькой Виктории мама, они кружили по сцене, как тени. Но стоило только тяжелой бархатной портьере опуститься, и взгляд девушки тут же обращался к ложе напротив, где, обмахиваясь веером, сидела Анна Бельская. Она весь вечер непринужденно улыбалась. Ее глаза сияли не хуже бриллиантов. Анна Бельская… Это имя Виктория где-то уже слышала…

Заметив ее интерес, Наталья наклонилась к Виктории и прошептала:

– Ходят слухи о помолвке Анны и Сергея Муравьева-Апостола. Но пока что это только слухи. Не думаю, что мать Анны даст свое благословение…

Виктория удивленно вздохнула. Так вот откуда ей знакомо ее имя! Ненароком девушка вновь взглянула на Анну Бельскую. Красивая, с горечью отметила она и отвернулась. Хотя, может быть, если бы и у нее было такое же платье или хотя бы веер…

В театр Пестель женщин привел, но на балет не остался, сославшись на мигрень, которая посещает его неизменно в этом месте. В том, что это была ложь чистой воды, Виктория не испытывала никаких сомнений. Но так же она знала, что на собрание Северного тайного общества Пестеля не звали, да он и не пошел бы из-за принципов. Вывод напрашивался сам собой: он просто не хочет ее видеть. Да и после всего, что они наговорили друг другу вчера, это желание должно было быть обоюдным. Однако Виктория все чаще ловила себя на мысли, что она была бы не прочь выслушать его претензии и накинуть вдобавок свои. Она могла поговорить о чем угодно и в каком угодно тоне. Лишь бы снова услышать его голос. Наверстать упущенное за эти бесконечно долгие два года…

…в памяти вновь возник февральский холодный вечер. Тогда мела такая метель, что не видно было даже дороги. Протоптанную колею занесло снегом за каких-нибудь полчаса, было темно и очень ветрено. А она сидела одна в сумраке маленькой комнаты – беспомощная, жалкая, не знающая, что делать и как жить дальше. Она должна ненавидеть Пестеля хотя бы за то, что его тогда не было рядом. Когда мама умерла. Когда Виктория осталась совсем одна.

– Тебя что-то тревожит, – проницательно заметила Наталья.

За балетом уже давно не следила ни одна из женщин, погруженная каждая в свои мысли.

Виктория передернула плечом.

– Можно задать один вопрос? – робко спросила она, зная, что вопрос этот крайне неприлично задавать, но не в силах справиться с накатившим отчаянием.

– Спрашивай, – серьезно ответила Наталья, и ее лицо вмиг приняло очень строгий вид. Она как будто догадывалась о характере мыслей в голове своей спутницы.

Виктория сглотнула. Опустив руки вниз, незаметно вытерла вспотевшие ладони о подол платья. Ее глаза против воли вернулись к Анне Бельской. Она бы так ни за что не сделала. Чувствуя, что ее провинциальные манеры еще не скоро вытравятся, Виктория с сожалением вздохнула.

– Трудно быть женой… – она на секунду запнулась, но тут же взяла себя в руки: – Революционера?

Наталья смотрела на Викторию никак не меньше минуты. За это время девушка успела несколько раз отчитать себя за нетактичный вопрос, но взгляд выдержала стойко.

Наконец Наталья вздохнула.

– Ты знаешь… Я ни разу не пожалела о том, что вышла замуж за Кондратия. Я люблю его, и он любит меня, и Настеньку, конечно, тоже любит… И если бы у меня была вторая жизнь, я бы тоже провела ее рядом с ним. Ты это хотела услышать?

Виктория растерянно моргнула.

– Да… Наверно. Прости меня, мне не нужно было спрашивать.

– Не извиняйся, – Наталья протянула руку и коснулась запястья девушки. – Меня и саму мучили подобные мысли.

– А потом? – отчего-то напрягшись, спросила Виктория.

– А потом я перестала думать о том, что будет завтра, – ответила женщина, и в ее глазах появилась затаенная печаль. – Жизнь сама по себе короткая и очень непостоянная. Прожить день с любимым человеком – уже много. Ты понимаешь, о чем я?

Виктория кивнула и опустила взгляд. Она чувствовала, как к горлу подступает ком и боролась с одолевавшими ее эмоциями.

– А если я… – ее голос сорвался на хрип, пальцы непроизвольно смяли вечернее платье. – Если я не люблю своего мужа?

Наталья ответила не сразу. Осуждает, решила Виктория. Поднять голову и посмотреть женщине в глаза она не смогла.

– В жизни не все получается так, как мы хотим, – очень тихо сказала женщина, но Виктория ее услышала. – Можно жить с тем, кто не мил, но сердце всегда будет с другим. Ты ничего не сможешь с этим поделать, так стоит ли сопротивляться?

Виктория нашла в себе силы ответить на взгляд собеседницы. Наталья смотрела на нее без тени упрека, и Виктория признательно сжала пальцами ее руку. Она догадалась, поняла девушка, но особого сожаления не испытала. В конце концов, это было ожидаемо. Виктория знала, что так будет. И она знала, что о ее истинных чувствах узнает не Кондратий или Сергей – мужчины в этом вопросе так же слепы, как новорожденные щенки – а именно Наталья. Потому что она женщина.

– Ты давно его любишь? – спросила она, выводя девушку из задумчивого оцепенения. – И не надо делать такие удивленные глаза, – с улыбкой добавила Наталья. – Я видела вас вчера. Еще немного – и гостиная бы воспламенилась. Ты молчишь. Так значит, я права?

– Я не знаю, – Виктория сокрушенно покачала головой. – Два года назад, уезжая из Тульчина, я думала, что все кончено. Но стоило мне только вернуться в Петербург…

Наталья кивнула.

– Понимаю. Тебе нужно с ним поговорить. Но сначала – реши все для себя. Теперь ты мужняя жена, об этом нельзя забывать.

Виктория горько усмехнулась. Хорошая из нее жена – Алексей Дмитрич еще не вернулся, а она уже успела закрутить за его спиной интригу… Но Павел…

Ах, если бы он оказался рядом с ней в ту ночь!..

– Сейчас не время об этом думать, – мягко отвлекла девушку Наталья. – Ты еще успеешь совершить много ошибок. А сейчас, пока еще есть такая возможность, предлагаю насладиться театром. К тому же, балет скоро закончится…

***

Снег таял стремительно, словно Виктория, вернувшись в Петербург, привезла с собой весну.

Пестель стоял напротив Александрийского театра, ожидая женщин. Небо темнело медленно, но верно – на улицы уже опускались ранние весенние сумерки. Чтобы не замерзнуть на холодной свежести, одетый в легкий мундир Пестель ходил от одного дерева к другому. Балет уже должен был закончиться, но ни Виктории, ни Натальи Рылеевой видно не было.

Женщин Пестель решил встретить отчасти по просьбе Кондратия, отчасти по той же самой причине, что побудила его прийти в квартиру Рылеевых на ужин с Викторией. Только на этот раз он хотел увидеть уже не мужа девушки, а ее саму. Всю ночь после их последнего разговора Пестель не мог уснуть. Он и подумать не мог, что эта неожиданная встреча так разбередит его душу. Но он ясно понимал одно: спокойно жить ему не удастся до тех пор, пока в их сложных отношениях с Викторией не будет поставлена окончательная, жирная точка.

Уже совсем стемнело, когда две долгожданные фигурки возникли у входа в театр. Пестель оказался рядом с ними сразу же и, подойдя со спины, невольно напугал женщин:

– Чужой экипаж вам не понадобится, милые дамы!

Виктория вздрогнула от неожиданности, и это не укрылось от внимания Пестеля. Девушка развернулась к нему, нервничая и крепче цепляясь за рукав пальто своей спутницы.

– Павел Иванович, это Кондратий попросил встретить нас? – поприветствовала его Наталья Рылеева. – Я же уже говорила Вам два часа назад, что это лишние хлопоты…

– Вовсе нет, – решительно отмел ее возражения Пестель, изо всех сил избегая прямого взгляда Виктории. – Когда я шел сюда, мною двигали исключительно благородные побуждения!

Он помолчал секунду, сдерживаясь, но язвительная насмешка все-таки сорвалась с его языка:

– В конце концов, у одинокого холостяка немного радостей в жизни.

Виктория уловила его упрек с живостью чуткого зверька. Всю дорогу до синего дома на Мойке она упрямо молчала. Путь был долгий, но вечер – необычайно чистый и свежий – пленял всех троих, и Наталья, с молчаливого согласия спутницы, отказалась взять экипаж.

– Как Ваши неотложные дела? – поинтересовалась она с долей лукавства, присущего каждой женщине. – Надеюсь, Вы провели эти два часа с пользой.

– Можете не сомневаться в этом, – сдержанно ответил Пестель. Он не мог признаться, что, отказавшись от балета, бесцельно бродил по улицам все то время, что женщины были в театре.

Наталья Рылеева вежливо заметила что-то о пользе подобного рода развлечений, но Пестель ее слушал вполуха. Скованный будто по рукам и ногам, он шагал рядом с Викторией и чувствовал, что ей так же неловко, как и ему. Случайно он подумал о том, что ему хотелось бы увидеть Викторию со стороны – в один из таких моментов, когда его самого нет рядом с ней. Кто знает, может быть, в эти минуты девушка ведет себя так же легко и непринужденно, как и вырвавшаяся из плена забот Наталья Рылеева.

Последняя молча улыбалась, вдыхая вечерний воздух и спокойно глядя вдаль. Милая, верная Наталья. Вынужденная жить в постоянном страхе, она ценила каждую безмятежную минуту больше остальных женщин. Она, конечно же, знала о всех потаенных терзаниях своего мужа. Она, конечно, рада была бы спрятать его ото всех, увезти из Петербурга, уберечь! Она, конечно же, никогда бы этого не сделала наяву, только в мыслях. Слишком она верна мужу, слишком его любит.

Когда они дошли до дома, Наталья, прежде чем войти в калитку, предусмотрительно посмотрела на окна. В гостиной света не было – очевидно, заговорщики уже разошлись. Только после этого хозяйка дома вошла внутрь и вместе со своими гостями поднялась на нужный этаж.

– Вы зайдите, Павел Иванович? – спросила она уже у порога квартиры.

– В другой раз, – вежливо отказался Пестель и попросил: – Передайте от меня своему супругу наилучшие пожелания.

– Благодарю Вас, – улыбнулась Наталья и, глянув сначала на Викторию, потом на Павла, скрылась за дверью. Она специально ничего не сказала девушке и оставила входную дверь открытой. Она все понимала и своим молчанием попыталась поддержать Викторию, у которой ладони взмокли от странного волнения. Ей явно хотелось зайти в квартиру вслед за женщиной, но она почему-то продолжала стоять рядом с Павлом, не поднимая на него глаз.

– Я должен извиниться за вчерашнее, – тихо сказал Пестель, но Виктория робко его перебила:

– Не надо. Я и сама вела себя… Неподобающим образом.

Пестель молчал несколько секунд, размышляя над тем, что значит «неподобающий образ». Она имеет в виду грубоватые фразы, которые употребила в разговоре с ним? Или, может, сам разговор? От женщины – тем более, от женщины замужней, – можно было ожидать чего угодно.

– Нам нужно поговорить, – отбросив посторонние мысли прочь, твердо заявил Пестель. – И иначе, чем вчера.

Виктория кивнула. Облизала пересохшие губы и, вздыхая так, словно собираясь прыгнуть в воду с обрыва, выпалила:

– Завтра утром я переезжаю на свою квартиру… Если ты зайдешь…

– Куда приходить? – быстро, словно боясь, что Виктория передумает, спросил Пестель.

– Сейчас.

Она исчезла за дверью и вернулась спустя минуту, держа в руках оторванный уголок газеты, на котором второпях был написан адрес. Пестель свернул его и бережно убрал в карман. Наклонившись и поймав ладонь девушки, поцеловал кончики ее пальцев. Кажется, впервые за все время.

– Я приду, – пообещал он.

– Я буду ждать, – ответила Виктория.

Он ушел, не попрощавшись, не оборачиваясь, чувствуя, как клочок газеты греет его сердце. Виктория проводила его долгим взглядом и, зябко поведя плечами, все-таки вошла в квартиру. Закрыла за собой дверь, прислонилась к ней спиной. Изможденно закрыла глаза. Сердце билось быстро, как у подстреленной птицы. Мысли роились в голове, как пчелы в улье. Ей было страшно, и не хватало воздуха, и совесть ела ее заживо, напоминая о том, что она только что предала своего мужа.

«Прожить день с любимым человеком – уже много», вспомнила Виктория слова Натальи и сразу успокоилась. Странное тепло разлилось по телу, дрожь в ногах прошла.

О принятом решении она уже не жалела.

***

Только к обеду Пестель решился прийти на улицу, где жила Виктория, и теперь стоял внизу, под окнами ее серого дома, не решаясь подняться на третий этаж и постучать в дверь. Он слишком хорошо помнил, чем все закончилось в прошлый раз, чтобы надеяться на что-то хорошее теперь. Но и уйти ему все-таки не давало странное чувство, понять которое он не мог. Снова, как в прошлый раз, он терзался сомнениями. Снова придумывал тысячи причин, чтобы покинуть Викторию и никогда о ней не вспоминать. И снова проигрывал в этой схватке с самим собой.

Третьего шанса судьба не даст, усмехнулся про себя Пестель, трогаясь с места и медленно идя к резной калитке. Он не был фаталистом. Да если бы и был, решил бы, что это даже не шанс, а какое-то его подобие – все-таки Виктория за эти два года вышла замуж. Не смогла дождаться этой встречи. Не надеялась на нее. Впрочем, как и сам Пестель. Но у судьбы – если она есть – отличное чувство юмора.

Пестель уже собирался открыть кованую калитку, когда к дому подъехал экипаж и остановился как раз возле подъезда, где жила Виктория. Внимательно осмотрев лошадей и внушительных размеров багаж, он сразу понял, что ехавший в экипаже человек прибыл в Петербург издалека. Мысль о том, что это приехал муж Виктории, пришла сама. Пристально глядя на дверцу экипажа, Пестель ждал, что из нее вот-вот выйдет какой-нибудь низенький толстый мужчина, и обязательно в пенсне. Тогда он сможет убедиться, что Виктория вышла замуж поневоле, тогда у него будет право вмешаться в её личную жизнь или хотя бы просто найти повод увидеться.

Дверца экипажа распахнулась, и Пестель тут же увидел перед собой высокого и очень статного мужчину лет сорока. Наметанным цепким взглядом он тут же изучил его лицо и аккуратную бороду с проседью, и от его внимания не укрылась трость в руке незнакомца. Хотя бы хромой, саркастически подумал Пестель. Рука, зависшая в нескольких сантиметрах от калитки, безвольно опустилась.

– Добрый день, Ваше Благородие! – заметив Пестеля, улыбнулся мужчина. В званиях, очевидно, он разбирался слабо и, будучи человеком, далеким от военных, принял Пестеля за обыкновенного офицера. – Вы живете в этом доме?

– Нет, не в этом, – хмуро и весьма недружелюбно ответил ему Пестель. – Любовался номером на стене. Вы знали, что в Петербурге номера домов на одной улице могут идти не по порядку?

– Нет, – как будто даже расстроился дружелюбный собеседник. – Я только нынче приехал в этот чудный город…

– Ну, чудным Петербург назвать трудно, – ударившись с горя в язвительность, обронил Пестель. – Кругом один бардак!

– Вы про номера на домах? – полюбопытствовал мужчина.

Пестель хмыкнул. Про номера он все выдумал – ляпнул первое пришедшее в голову, чтобы не выглядеть дураком и ненароком не выдать Викторию.

– Да хоть бы и про них, – согласился Пестель, чтобы не лезть лишний раз в бутылку.

Мужчина кивнул. Подняв голову, посмотрел на ясное небо и вновь перевел взгляд на безлюдную улицу. Переложил трость из одной руки в другую, обернувшись к кучеру, отдал тому какое-то распоряжение. Вновь повернулся к своему внезапному собеседнику. Миновав легким шагом разделявшее их расстояние, протянул руку:

– Чертанов Алексей Дмитриевич, врач. Будете поблизости, заходите на обед! Мы с женой здесь почти никого не знаем, будем рады знакомству.

– Обязательно учту это, – холодно ответил Пестель. Слова «мы с женой» больно резанули слух. Но руку новому знакомому он все-таки пожал; ладонь оказалась теплая и сухая.

Имя свое Пестель не назвал, а Алексей Дмитрич, то ли просто забыв об этом, то ли по рассеянности, так и не спросил. Он легко отворил калитку и быстро пошел к дому. С удивлением и скрытой досадой Пестель понял, что трость мужчина носит, судя по всему, только для солидности – она была нужна ему ровно так же, как собаке пятая нога. Пестель выдохнул сквозь зубы и, развернувшись, пошел прочь от дома.

…Виктория ждала Пестеля с самого утра. Сундуки и другая завернутая в шуршащую бумагу поклажа все еще лежала нераспакованная по всем углам квартиры; мебель закрыта тканями, совсем немного личных вещей Виктории разложены на незастеленной кровати. Несколько раз за это утро девушка порывалась сама разобрать вещи, но из-за волнения и томительного ожидания у нее все валилось из рук. В итоге она попробовала распаковать привезенный с собой сервиз, разбила блюдце и только после этого успокоилась, найдя приют на скамеечке возле двери в гостиную.

Когда наконец раздался долгожданный скрип входной двери, Виктория вскочила со своего места и кинулась в прихожую. Раскрасневшаяся, взволнованная, она оказалась там в одно мгновение и растерянно замерла, увидев на пороге совсем не того, кого ждала увидеть.

– Виктория, душенька моя! – Алексей Дмитрич приставил трость к стене и потянулся к жене за поцелуем. – Как я рад тебя видеть!

Она машинально подала ему руки, подставила щеку.

– Что же Вы, Алексей Дмитрич, так рано? – только и пробормотала она, глядя на него со страхом и разочарованием. – Я Вас раньше четверга и не ждала…

Она внимательнее вгляделась в похудевшее и усталое лицо мужа и, пораженная догадкой, ахнула:

– Пациент, которого Вы лечили… Умер?

– Чахотка. Он таял на глазах… – Алексей Дмитрич развел руками. Хотел сказать что-то еще, но передумал и лишь скорбно покачал головой. – Не могу больше об этом! Смерть неизбежна. Но, пока мы живы, можно постараться вспоминать об этом как можно реже.

Он прошел мимо жены вглубь комнаты. Он что-то еще говорил. Виктория стояла потерянная, вмиг ослабевшая, и чутко вслушивалась в звуки, доносящиеся снаружи квартиры. Алексей Дмитрич что-то спросил у нее, она что-то ответила – невпопад, судя по тому, как изменилось лицо мужчины. Её это нисколько не волновало. Она думала только о Пестеле, который обещал прийти, которого она так ждала…

Он не придет, ясно поняла Виктория. Никогда, никогда не придет…

– Душечка, у тебя что-то случилось? – с искренней тревогой осведомился Алексей Дмитрич.

– Нет, – Виктория высоко подняла голову и отвернулась от входной двери. – Вы, должно быть, устали с дороги. Сейчас будем пить чай.

Комментарий к -11-

Чудесный арт по “Прогулкам” от Алины Есениной: https://www.instagram.com/p/B8JukLnBdom/?igshid=y8nh1l5ftyt

Еще раз спасибо за Вашу отдачу❤ Люблю❤😘

========== -12– ==========

Дни тянулись мучительно долго. Каждый новый был похож на предыдущий, и к концу второй недели Виктория устала считать эти бесконечные безликие будни. Все начиналось и заканчивалось одинаково: утром муж уходил на работу и возвращался домой поздно вечером – усталый, вымотанный, удрученный.

– Ничего, – говорил он. – Через недельку-другую все образуется.

Ему нужно было еще уладить какие-то дела, да и денег по приезду в Петербург оказалось слишком мало. Эта была проблема семьи Чертановых. Общая. У Виктории же была своя проблема, личная.

За все две недели она ни разу больше не виделась с Пестелем. В первые три дня после приезда мужа Виктория еще надеялась, что Пестель придет, искренне верила, что сдержать обещание ему помешало лишь возвращение Алексея Дмитрича, и ждала. Ждала, коротая долгие вечера у окна, надеялась и вздрагивала от каждого шороха, доносящегося с лестничной площадки. А потом устала ждать и разозлилась на него. Её злость была настолько справедлива и искренна, что совсем скоро Виктория уже почти поверила в то, что она его ненавидит.

…прошло уже две недели, как Пестель практически ушел в запой. Если раньше он пренебрегал тремя уже известными вещами, считая их пагубными, то теперь, с появлением Виктории, два пункта из этого списка незаметно исчезли. Бутылка вина неизменно появлялась за его ужином каждый вечер. Под запретом по-прежнему оставались только азартные игры – но Пестель уже не зарекался, не зная, до чего еще его доведет роковое знакомство с родственницей Рылеева.

За все это время Пестель передумал о многом. Он злился на себя и на обстоятельства, все снова начало валиться у него из рук. Это уже было закономерностью. Пестель понял давно: Виктория и работа – вещи несовместимые. Он не мог совмещать эти аспекты одновременно: либо одно, либо другое. Разумом Пестель понимал, что дело важнее, и тщетно пытался сосредоточиться на нем. Не получалось. Виктория вносила в его жизнь хаос, переворачивала все с ног на голову, но отказаться от нее было уже невозможно.

Так проходили дни. Оба мучились разлукой – почему-то теперь, когда их не разделяли тысячи миль, она ощущалась гораздо острее. Жить в одном городе и не иметь возможности увидеться – для обоих это оказалось выше их сил. И Пестель, и Виктория неосознанно искали встречи, но их пути расходились в самый последний момент. То Пестель заворачивал за угол дома раньше, чем на короткую улицу выходила Виктория, то она сама исчезала из вида прежде, чем он мог ее заметить. Время безвозвратно уходило. И Пестель, наверно, уехал бы из Петербурга, так и не попрощавшись с Викторией, если бы в их судьбы снова не вмешался коварный случай.

Март подходил к концу. Наступал вечер, когда в дверь квартиры Чертановых настойчиво постучали. Виктория, сидевшая в эту минуту на кресле с шитьем, вздрогнула и больно укололась иглой.

Она открывала дверь со смутным ощущением тревоги. Пальцы не слушались, и цепь она смогла снять только со второй попытки. На пороге стоял мальчик. Она уже знала его – он пару раз приносил ей из больницы записки от Алексея Дмитрича. Принес он ее и в этот раз. Протянув Виктории сложенный вчетверо лист бумаги, лукаво усмехнулся и убежал, только его и видели.

Виктория наспех прочитала записку мужа. Он писал, что вряд ли вернется к утру и что волноваться не стоит. Такое уже случалось раньше и означало только то, что Алексей Дмитрич снова остался на ночь у постели тяжелобольного.