Текст книги "Прогулки по воде (СИ)"

Автор книги: Chat Curieux

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

– Ты злишься? – осторожно спросила Виктория.

– Да, – соврал Пестель, чтобы девушка не считала, что ей можно творить все, что вздумается.

Он обязательно придумает, как отправить ее домой. Но не сейчас. Не случится ничего страшного, если Виктория пробудет здесь еще какое-то время. Он за ней присмотрит. Ничего не случится.

Виктория наклонилась ниже, проводя рукой по его лицу и откидывая со лба непослушную прядь. Пестель открыл глаза и сразу же выхватил из темноты ее взгляд. Виктория молча смотрела на него, а ее рука машинально гладила его волосы. Пестель крепче сжал ее ладонь и, повинуясь внезапному порыву, очертил пальцем выступавшую на ее запястье венку. Почти неосознанно он почувствовал сорвавшийся с ее губ тихий вздох. Виктория быстро отвела взгляд.

За дверью послышалась неясная возня, потом – грохот тяжелых сапог по деревянным половицам и стук в дверь. В комнату на полном ходу влетел молодой офицер Обухов. Виктория тут же выдернула свою ладонь и отпрянула от Пестеля. Тепло и покой, исходящие от девушки, мгновенно испарились, оставив после себя неприятный осадок.

Обухов торопливо отдал честь:

– Господин полковник! Р-разрешите доложить…

И – не дожидаясь разрешения, выпалил:

– Господа офицеры у дома Директории! Хотят Вас видеть, господин полковник!

========== -5– ==========

Морозный воздух обжигал незащищенную кожу, но Виктория была уверена, что причина ее покрасневших щек совсем в другом.

Она выскочила на улицу вслед за Пестелем и вслед за ним пошла, увязая в сугробах, к дому Директории, вокруг которого уже собралась толпа встревоженных людей. Он шел впереди, его широкий шаг не оставлял девушке шансов. Виктория спотыкалась и почти падала на колени в сугробы, каких в Петербурге и не бывает. Утыкалась ладонями в снежный покров, выпрямлялась и шла дальше. Она уже привыкла всюду следовать за Пестелем – его молчаливый, по-мужски суровый силуэт даже внушал доверие.

Виктория споткнулась, запутавшись в намокшей юбке, и на этот раз все-таки упала в снег. Пестель обернулся и, только теперь заметив плетущуюся за ним девушку, вернулся на несколько шагов назад. Молча подхватил ее подмышки и, одним рывком вытащив из снега, поднял на ноги.

– Отведите ее в дом! – приказал он, вверяя Викторию в руки какому-то офицеру.

И ушел, не сказав самой девушке ни слова.

Виктория смотрела ему вслед, ни на шутку напуганная офицерским собранием. Пестель ни разу до этого не говорил, что в Их Деле участвует столько людей, и уж конечно же он даже словом не обмолвился о том, что среди этих людей могут возникнуть разногласия. О последнем Виктория догадывалась сама. Но она даже предположить не могла, что могут возникнуть разногласия таких масштабов.

Чьи-то руки осторожно взяли ее под локти, и, подняв голову, Виктория увидела перед собой того самого молодого офицера, который и пришел к Пестелю с доложением о назревающих возмущениях.

– Пойдемте, я провожу Вас в комнату, – учтиво сказал он, мягко подталкивая девушку назад. Что-то в его интонациях было странное. И улыбка под редкими усами тоже была какая-то наигранная. Может, он пытался таким образом ее успокоить? Виктория не стала в это вникать.

Она позволила себя увести. На ходу обернувшись назад, Виктория увидела Пестеля, который уже поднимался на крыльцо дома с поднятой вверх рукой. Очевидно, он призывал толпу к тишине. Воспользовавшись секундной заминкой девушки, офицер уверенно раскрыл дверь дома и жестом приказал Виктории войти внутрь. Обескураженной, растерянной – ей ничего не оставалось, кроме как подчиниться.

Она вошла в комнату, на ходу стягивая с головы наспех повязанный платок. Волосы свободными локонами упали на плечи. Отыскав где-то на столе заколку, девушка принялась со всей сосредоточенностью, на которую была способна, собирать волосы в узел. Пальцы не слушались. Пряди то и дело выскальзывали из-под заколки, и Виктория с завидным упорством начинала делать прическу заново.

Молодой офицер вытянулся по струнке, стоя у двери, очевидно, ожидая от девушки каких-то слов. Виктория с горем пополам закончила собирать волосы и, обернувшись к своему молчаливому провожатому, в растерянности опустила руки.

– Это очень серьезно? – решившись, задала она вопрос, который давно ее мучал.

Офицер неопределенно пожал плечами.

– Не настолько, чтобы Павел Иванович не мог с этим разобраться.

Виктория кивнула и, скрестив руки на груди, отвернулась к окну. Спиной она чувствовала на себе взгляд молодого человека, и от этого ей было не по себе.

– Поверить трудно, что такая красивая мадемуазель озарила своим присутствием наш скромный лагерь, – не преминул напомнить о себе тот, сделав ей вычурный комплимент. – Простите мне мою наглость, Вы здесь…

– …с Павлом Ивановичем! – поспешно ответила Виктория, опередив опасные слова офицера. Разговор, который он начал, был ей совсем не по душе. Девушка догадывалась, что многим любопытно узнать, кем она доводится Пестелю, и как огня боялась этого вопроса.

Офицер растерянно молчал, видимо, до глубины души потрясенный тем пылом, с которым девушка прервала его речь. Почему он не уходит? – в отчаянии думала Виктория, с напряжением вслушиваясь в каждый звук, доносящийся из-за ее спины.

Чтобы хоть как-то разрядить тяжелое молчание, Виктория обернулась к молодому мужчине и задала один из тех вопросов, которые задают, когда нечего больше сказать:

– Здесь всегда такие холодные зимы?

– О, нет, вовсе нет, – с готовностью поддержал разговор ее собеседник. – Помнится, прошлой зимой было гораздо теплее. Все-таки, это не север… Слава Богу, не север, – поспешно добавил он, снова улыбаясь своей натянутой улыбкой.

Тема была исчерпана, и Виктория снова отвернулась к окну. Из-за морозных узоров, затянувших все стекло, было почти невозможно разглядеть хоть что-то на улице. Зачем-то Виктория приложила к окну ладонь, но тут же снова спрятала ее под руку. Холодно.

Со вздохом она повернулась к офицеру. Последний все так же стоял у двери и смотрел исключительно на девушку, но Виктория готова была поклясться, что секунду назад он жадно осматривал заваленный бумагами и обмундированием стол Пестеля.

– Вам совсем не обязательно караулить меня, – поборов неловкость, заметила Виктория. С каждой секундой этот офицер нравился ей всё меньше. – Я буду ждать Павла Ивановича здесь и никуда не уйду, можете быть спокойны.

Она улыбнулась, смягчая резкость своих слов. Молодой офицер улыбнулся в ответ и, склонив голову в знак прощания, вышел из комнаты. Виктория вздохнула с облегчением.

Оставшись одна, она снова устремила взгляд в окно, вслушиваясь в каждый звук, доносящийся с улицы. Бессознательно Виктория прижала руку к груди и, опустив голову, думала о том, что у Пестеля, наверно, все еще держится температура. Он еще не до конца осознал, что она ослушалась его, поэтому не рассердился – другого объяснения его молчаливому согласию остаться она не находила. Щеки вновь запылали, по коже пробежали мурашки. Должно быть, ему было спокойнее, когда она сидела рядом с ним.

И все-таки жаль, что он думает только о революции, с грустью подумала Виктория, но тут же прогнала эту мысль. Ей нельзя влюбляться в него, это заранее проигрышный вариант. Пестель никогда не посмотрит на нее, как на женщину, потому что в его жизни просто нет места для женщины. Виктория это ясно понимала.

Как и то, что этот факт ее невероятно расстраивал.

***

Пестель долго потом вспоминал лица офицеров, собравшихся у дома Директории, и никак не мог найти ответа на свой вопрос – кто предатель. Потому что им мог оказаться любой из полутора десятка людей. Так же, как им мог не оказаться ни один из них. Они собрались, чтобы задать вопросы. И вопросы были, по сути, верные. Всем хотелось выступить как можно скорее, каждый из них считал, что тянуть нельзя. Люди волновались. Они понимали, как понимал Пестель, что Южному обществу не суждено объединиться с Северным. И боялись, что дело рухнет, так и не начавшись. К тому же слухи, долетавшие из Петербурга, говорили о том, что волнения идут не только на Украине, и Александр уже начинает что-то замечать.

Был уже поздний вечер, когда стихли последние разговоры и расквартированные военные разошлись по домам. Пестель мрачно сидел за столом, разгребая ворох бумаг и писем, работая с удвоенным усердием. Он и без того провел двое суток в постели. Упущенное нужно наверстать.

Письма, жалобы, сообщения, квитанции и указы – все это было прочитано-отвечено-принято-к-сведению уже через три часа напряженной работы, и теперь Пестель просто сидел за столом, машинально перебирая свои записи и документы, заново собирая их в аккуратные стопы. У него всегда все было аккуратно разложено: письма – перевязаны бечевкой, документы и военные карты – сложены в папку. Бумаги Общества и важные записи – завернуты в ткань и убраны в надежное место. Какая-либо переписка с Муравьёвым-Апостолом или кем-то из близкого окружения – давно сожжена. Пестель всегда был готов к любым неожиданностям.

Виктория в этот вечер была необычайно тихая. Она где-то нашла завалявшийся выпуск «Вестника Европы» и теперь читала его, сидя на скамейке в углу комнаты. Колени по-детски подтянуты к груди, пальцы машинально ковыряют шов платья, на лбу – озабоченная складочка. Она не сказала ни слова с того момента, как Пестель вернулся, и вообще как будто старалась не замечать сидевшего с ней в одной комнате мужчину. Это молчание с ее стороны не расстраивало Пестеля, нет. Просто немного беспокоило.

– Что нового пишут? – как бы невзначай спросил он, вызывая Викторию на диалог.

Два внимательных глаза сверкнули над развернутым журналом.

– С 1818 года ничего не изменилось, – ответила девушка, переворачивая потрепанную страницу с нехарактерным для нее шелестом.

Пестель задумчиво повертел в руках выпавший из первой версии «Русской правды» лист. Раскладывая бумаги по местам, он не мог не заметить, что страницы были сложены в обратном порядке.

Он поднял исписанный лист и спросил, как бы между прочим:

– Здесь, конечно, ты нашла что-то новое?

Виктория предательски покраснела и ещё ближе подтянула колени к груди. Она умудрилась сесть так, что юбка полностью скрывала ее ноги, включая носки старых домашних туфель.

– У тебя был жар, и я боялась отойти, а она… Она лежала на столе, – виновато закончила Виктория, ковыряя шов еще усерднее прежнего. – Понимаешь?..

Пестель позволил себе незаметную усмешку.

– Понимаю, – ответил он и с невольно прозвучавшим в голосе любопытством спросил: – И что думаешь?

– Думаю, что в вашем плане нет одного важного пункта, – Виктория отложила журнал и опустила ноги на пол. Ее лицо тут же стало до крайности серьезным и одухотворенным, и Пестель, сам того не замечая, откровенно любовался девушкой, почти не слыша, что она говорит.

– И какого же? – спросил он, поддерживая странный диалог.

Виктория быстро мазнула языком по губам и вся подалась вперед.

– Народ. Он даже не знает, что готовится нечто подобное… А ведь бóльшая часть населения – низшее сословие. Крестьяне. Уверена, они поддержали бы вас, если бы знали.

– Угу, – Пестель кивнул, размышляя над ее словами. – Но, позволь заметить, народ не волен решать что-либо. Власть императорская всегда опиралась на дворянство…

– Не в этом дело, – Виктория тряхнула головой, отчего маленькая прядь упала ей на висок. – Дело в том, что их много…

Пестель снова кивнул. Виктория смотрела на него выжидательно, как смотрит на учителя ученик, ожидающий похвалу или порицание. Пестель не хотел ни хвалить ее, ни ругать. Он хотел вручить ей женский роман или томик с любовными стихами, чтобы ее красивая голова генерировала другие мысли, кроме революционных.

Он наклонился чуть вперёд, жадно ловя взгляд ее больших наивных глаз.

– Ты же красивая девушка, – сказал Пестель очень тихо, словно стыдясь этих своих слов. – Действительно тебе надо все это?

Виктория заметно растерялась. Она явно не привыкла слышать нечто подобное.

Пестель встал из-за стола и подошел ближе. Остановился у скамейки, на которой сидела Виктория, и вся его уверенность тут же сошла на нет. В памяти появлялись давно забытые образы: девушка в богом забытом заснеженном городке. Это было много лет назад, и теперь вспоминалось, как старый сон. А ведь он тогда хотел на ней жениться…

Пестель молчал, глядя в глубь своей памяти. Она была красива и умна, с ней было легко говорить обо всем, но почему же он тогда уехал, не оставив адреса и не написав потом ни одного письма?.. Блестящий офицер и тонкий политик, Пестель попросту пренебрегал тремя пагубными, как он сам считал, вещами: женщинами, спиртным и азартными играми. И если с последними двумя пунктами проблем не возникало, первый уже был под угрозой. Потому что Виктория была не такая, как все женщины. Потому что она была здесь, с ним, и от нее веяло теплом и неизвестным ему уютом.

– Павел? – тихо окликнула его Виктория.

Пестель вздрогнул. Очнувшись от своих мыслей, он только теперь заметил, что девушка уже стоит рядом с ним, глядя на него снизу вверх внимательно и настороженно.

– Тебе плохо? – спросила она, перебегая взглядом от одного его глаза к другому.

Пестель молчал, не находя слов для ответа. Виктория ждала. В свете неяркой лампы ее лицо казалось еще бледнее обычного. Ей здесь не место, отчетливо осознал Пестель. Она не должна сейчас быть здесь, с ним, в этом военном поселении на краю страны, среди клятвоотступников, замысливших преступление против государя. Она должна по-другому прожить эту жизнь, с другим мужчиной, который не будет подвергать ее опасности. Она и так уже натерпелась. Ее отец пострадал за правду, но дети за родителей не в ответе?..

Она не ради меня здесь, напомнил себе Пестель. Конечно, Виктория здесь по совсем иной причине. Ради него одного она бы не поехала сюда. Для нее он вообще не мужчина, а ходячий пример Справедливости. Да, в ее глазах то, чем он занимается – дело благородное, возвышенное. Нет, она не понимает, что для достижения поставленной цели он готов на все.

– Виктория… – Пестель выдохнул ее имя почти неосознанно и замолчал снова, продолжая смотреть ей прямо в глаза. Он не мог не заметить, что теперь они стоят почти вплотную друг к другу – так близко, что можно услышать дыхание друг друга.

– Я не знаю, как правильно, а как нет, – нашел в себе силы продолжить Пестель. Его голос снизился до шепота. – Но я знаю точно, что ты еще можешь выбрать другой путь.

Он сам не знал, что именно вложил в эти слова. Вслепую нащупав руку девушки, он поднял ее к своей груди. На ум почему-то пришел образ Натальи Рылеевой. У нее всегда были печальные глаза и горькая складочка возле губ. Пестель был уверен, что до встречи с Кондратием не было ни этой складочки, ни вечной печали в глазах. Может быть, Наталья была похожа на Викторию – строгую и спокойную, временами беспечную и безрассудную, не вздрагивающую от каждого стука в дверь и не ждущую беды каждую секунду…

Если Виктория останется с ним, рано или поздно и у нее появится такая же покорная улыбка и такой же загнанный взгляд.

– Я уже выбрала. Я хочу остаться, – сказала Виктория, и Пестель невольно отметил, что она не добавила «с тобой».

Он отпустил ее ладонь, и рука девушки безвольно повисла вдоль тела.

– Это твое решение, – отстраняясь от нее на шаг, сухо сказал Пестель. – Но в любом случае, здесь тебе не место.

Так говорил разум.

Сердце считало иначе.

========== -6– ==========

Незаметно прошла неделя.

Пестель поочередно получил письма от матери, Рылеева и Сергея. Эти письма разбередили его душу. И в ответ на каждое он ответил ложью. Рылееву он врал, что Виктория приболела и отправится домой буквально на днях, в ответе матери писал, что с ним все в полном порядке, а навестить родной дом он не может из-за службы, Сергея уверял, что в лагере спокойно и все идет своим чередом.

На самом деле все было совсем не так.

Все стало не так с самого того вечера, когда он по роковому случаю встретился с Викторией. Если так подумать, то этот ряд случайностей уже не казался ему случайным. Совпадение было слишком явным. Виктория приехала в Петербург как раз в то время, как туда вернулся сам Пестель; он оказался рядом с ней как раз в ту минуту, когда за ней пришли, чтобы арестовать; в конце концов, он невероятно удачно заболел, из-за чего Виктория и оказалась здесь – в месте, куда она не могла попасть ни при каком другом раскладе. Теперь уже Пестелю, который отнюдь не был фаталистом, казалось, что встреча с Викторией была предрешена свыше.

В любом случае, он старался об этом не думать.

Виктория быстро нашла общий язык почти со всеми из окружения Пестеля. Жены офицеров обожали ее и постоянно звали в гости; холостые мужчины при виде девушки старались произвести впечатление. Одни поздравляли Пестеля с удачной помолвкой и уверяли его, что он настоящий счастливчик, другие бросали недоуменные, а порой и завистливые взгляды. Все считали, что Пестель вернулся из Петербурга с невестой. Пестель никак не комментировал эти слухи, позволяя всему идти своим чередом.

Как законные жених и невеста, Пестель и Виктория жили в одном доме. Как порядочный мужчина, Пестель ночевал в просторных сенях на топчане. Это не доставляло ему особых трудностей – он привык не спать ночами, либо работая за столом, либо расхаживая из угла в угол в размышлениях. Единственное, что напрягало и в какой-то степени пугало его – это Виктория, которая спала за дверью и к дыханию которой он часто прислушивался.

Девушка спала неспокойно. Она могла проснуться посреди ночи и долго стоять у окна, не зажигая лампы. Пестель не задавал лишних вопросов. Он давно заметил, что Виктория изменилась, и считал, что вся причина в Обухове.

Последний захаживал в дом Пестеля довольно часто, прикрываясь то каким-либо поручением, то передавая новости. Куда бы Пестель ни пошел, везде был Обухов. И в большинстве случаев рядом с ним была Виктория. Преимущественно из-за этого последнего факта Пестель считал молодого офицера самой что ни на есть «лицемерной и крайне неприятной личностью».

Опять он, неизменно думала Виктория каждый раз, когда в поле ее зрения возникал Михаил Обухов. Куда бы она ни шла, везде появлялся он. Обухов ждал ее у дома вечером, случайно заходил к Камышовым, когда она бывала у них в гостях, часто вертелся рядом с сестрой подполковника Якошевича, с которой у Виктории сложились вполне дружеские отношения, но старательно избегал общества Пестеля. Виктория заметила это не сразу. Но, заметив, старалась находиться как можно ближе к Пестелю, одновременно делая всё для того, чтобы он этого не заметил.

К нему она в последнее время испытывала совсем уж странные чувства. Ей казалось, что она знает его всю жизнь, хотя в общей сложности они были знакомы немногим больше двух недель. Кроме доверия к нему она изредка чувствовала что-то, похожее на страх. С каждым днем ей становилось все труднее смотреть ему в глаза, а проснувшаяся паранойя уверяла девушку, что мужчина ее на дух не переносит. Иначе объяснить холодность Пестеля Виктория не могла. Она видела, каким оживленным был он в обществе других мужчин. И с горечью замечала ярко выраженное безразличие по отношению к себе.

Зря я осталась, думала Виктория, в последние дни особенно остро ощущая себя лишней.

Зря я разрешил ей остаться, перекликалась с ее мыслью мысль Пестеля.

Дело во мне, решили оба.

Дни проходили за днями в молчаливом напряжении между ними. Каждый из них знал, что добром это не закончится – обязательно случится что-то, что станет разрядкой в их холодной войне. И это «что-то» произошло под вечер вторника, когда Виктория возвращалась домой.

Стоял уже февраль, но крещенские морозы не отступали, а мороз к вечеру только крепчал. Виктория, которая ушла утром на целый день и забыла варежки, теперь горько об этом жалела. Когда она вернулась в дом, ее руки онемели от холода, и девушка тщетно растирала покрасневшую кожу, пытаясь согреть ее. Тепло комнаты с мороза ощущалось почти болезненно. Виктория скинула с себя шубку и платок, не с первого раза смогла разжечь лампу, чуть не обожгла лицо, наклонившись слишком близко к огню, и лишь отпрянув, заметила, что в комнате кроме нее есть кто-то еще.

Чья-то фигура, сгорбившись, стояла у письменного стола. Замерев, Виктория следила за тем, как распрямляются узкие плечи. Кем бы ни был этот человек, он прекрасно знал, что его заметили. И уж конечно он догадывается, что его визит не выглядит таким уж себе невинным. А значит, он постарается уйти незамеченным. Девушка не знала, какой именно способ он для этого изберет, но на всякий случай поставила лампу на подоконник и, отступив к печи, нащупала рукой кочергу.

Человек развернулся к ней вполоборота, и Виктория в растерянности узнала в нем Обухова.

– Вам не нужно бояться, Виктория, – сказал он, медленно разворачиваясь к ней и выпрямляясь до конца. – Это я.

– Вижу, – холодно ответила Виктория, крепче обхватывая непослушными пальцами свое оружие. – Что Вы здесь делаете?

Обухов остановил заинтересованный взгляд на заведенной за спину руке девушки, и его губы растянулись в усмешке.

– Право же, Вам не о чем беспокоиться, – поспешил он утешить Викторию и даже руки поднял в знак дружбы.

– Что Вы здесь делаете? – повторила Виктория, пристально следя за приближающимся офицером.

Обухов продолжал улыбаться.

– Что Вы изволите ответить, если я признаюсь, что ждал Вас? – вычурно, как умел только он, сказал мужчина, подходя к девушке ближе, но останавливаясь в двух шагах от нее.

Пальцы неуверенно соскользнули с кочерги. Виктория виновато отвела взгляд. Ей было стыдно за свой испуг – в конце концов, Обухова она знает хорошо. Даже слишком, с досадой добавила она про себя, исподтишка наблюдая за мужчиной. С чего она решила, что ей угрожает опасность? Обухов действительно мог ждать ее здесь – в последнее время он сторожил ее повсюду, и Виктория уже не удивлялась ничему.

Вопрос о том, как он вошел в дом, почему-то в ее голове не возник.

Обухов сделал еще один шаг к девушке, и Виктория, машинально отступив, уперлась спиной в стену. Растерянная, все еще напуганная, она думала только о том, что безразличное молчание Пестеля ей нравится гораздо больше навязчивого внимания Обухова. Где же он? – подумала она, метнув взгляд в сторону двери, словно ожидая увидеть мужчину на пороге.

– Я отвечу, что Вы меня ждали зря, – вслух сказала Виктория, избегая смотреть офицеру в лицо.

Странные сомнения стали закрадываться ей в душу. Если он ждал ее, почему не зажег света? Почему стоял у стола? Почему не сразу объявил свое присутствие?

– Я очень устала, – в отчаянной попытке прогнать офицера выдохнула Виктория. – Если Вы не против… Может… Поговорим завтра?

– Как скажете, – слишком легко согласился Обухов и, откланявшись, вышел в сени.

Виктория проводила его рассеянным взглядом и вздохнула с облегчением. Ей не хотелось думать о том, для чего он приходил, она мечтала лишь об одном – чтобы он не возвращался. По правде, такое внимание с его стороны настораживало ее уже давно, и она сказала бы об этом Пестелю, если бы не странная робость, сковывающая ее по рукам и ногам каждый раз, когда она замечала на себе его долгий взгляд.

Рассудив, что Обухов не так уж и опасен, Виктория зачем-то взяла в руки кочергу и взвесила ее, прикидывая, каковы были бы ее шансы, если бы ей пришлось отбиваться подобным образом от мужчины. Кочерга была тяжелая, но не то чтобы очень. Много урона ею Виктория бы не нанесла. Разве что…

Она услышала шаги и шорох прямо за своей спиной, и реакция сработала раньше, чем Виктория успела дать себе отчет в происходящем. Сердце ухнуло куда-то вниз. Конечно, Обухов не мог уйти так легко, если задумал что-то плохое. Он просто хотел застать ее врасплох.

Круто развернувшись назад, Виктория уже готова была обрушить кочергу на голову незадачливого офицера, когда сильные мужские руки перехватили ее запястья на лету. Два внимательных знакомых глаза уперлись в нее острым взглядом. Пестель нарочито медленно забрал у девушки кочергу и, нахмурившись, сложил руки за спиной. Он ждал объяснений.

Все, что смогла выдавить из себя Виктория:

– Павел! Я так рада, что это ты!

– Любопытно узнать, кого ты еще ожидала увидеть, – намеком поинтересовался Пестель, впервые, кажется, за всю неделю снизойдя до разговора с девушкой.

Виктория пораскинула мозгами и решила, что, раз Пестель с Обуховым не встретился, значит, говорить ему о нем вовсе не стоит. Она хорошо помнила испепеляющие взгляды, которые Пестель кидал на молодого офицера, так же хорошо, как она помнила источающие яд фразы о нем.

– Просто… Тут только что был офицер Обухов, – предательски краснея, призналась Виктория. Врала она так же плохо, как скрывала эмоции, а Пестель был слишком умен, чтобы понять, что от него что-то скрывают.

– Обухов? – подозрительно переспросил Пестель, напрягаясь всем телом.

Под его взглядом хотелось съежиться, свернуться клубком, провалиться сквозь землю – да хоть в тар-тарары!.. Виктория стойко выдержала его и, зная, что подписывает себе смертный приговор, убито закончила:

– Он сказал, что хотел меня увидеть…

И – видя, как изменилось лицо Пестеля:

– Но я сразу сказала ему, чтобы он ушел! Понимаешь, Павел, он мне совсем не нравится! Он ходит за мной целыми днями, выслеживает… Куда я не пойду, он оказывается там же… Правда, забавное совпадение? – готовая сгореть со стыда, Виктория издала некое подобие смешка и сконфуженно замолчала.

Пестель был зол. Даже не так. Он был в холодной ярости. В таком состоянии люди обычно идут на преступление и убивают твердой рукой.

– Можно просто лопнуть со смеху, – процедил он сквозь зубы. В его интонациях звенел лед.

Под его взглядом Виктория чувствовала себя ребенком, которого несправедливо наказали. Она была еще совсем девочкой, когда видела отца в последний раз, но это ощущение мужской власти осталось в ее памяти. Отец ее любил. На памяти Виктории было лишь несколько случаев, когда он бранил ее, но сейчас, оказавшись зажатой между стеной и Пестелем, она вдруг явно ощутила себя тем неразумным ребенком, которому отец объяснял, за что ей должно быть стыдно.

Воспоминания об отце больно кольнули Викторию в самое сердце, притупив чувство страха перед Пестелем. Стараясь ничем не выдать своих эмоций, она осторожно отстранилась от стены и, подняв голову, спокойно сказала:

– Я не понимаю, почему ты злишься.

– Конечно, не понимаешь, – ядовито произнес Пестель, даже не думая выпускать девушку из плена. – Ведь так трудно понять, что твое поведение, мягко говоря… Весьма компрометирующее.

Виктория нахмурилась, пытаясь вникнуть в суть сказанных им слов.

– Мое? – наконец переспросила она и, осознав упрек, ахнула. – Я же говорю тебе, что это он мне прохода не дает!

– Ты сама виновата, – жестко оборвал ее Пестель, который и не думал успокаиваться.

Виктория глотала ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Она всю неделю мечтала поговорить с Пестелем хотя бы о чем-нибудь – и вот тебе, пожалуйста!

– Я не виновата! – воскликнула она наконец, не найдя других слов. – И, чтоб ты знал…

Пестель ее не слушал. Он шагнул еще ближе к девушке, вынуждая ее снова вжаться в стену, и поднял руку к ее лицу. В какую-то секунду Виктории показалось, что он ее ударит, и она непроизвольно зажмурилась. Когда она открыла глаза снова, перед ее пальцем трясся указательный палец мужчины.

– Конечно, ты здесь не при чем! – тихо, но от этого не менее грозно рубил слова Пестель. – Ведь это не ты навязала мне свое общество, это не из-за тебя у меня были проблемы! В конце концов, это не ты приехала сюда вопреки моему запрету!

Виктория почувствовала, как задрожали ее губы, и попыталась переключить внимание на что-нибудь постороннее. Выхватив взглядом бьющуюся на виске Пестеля венку, она тщетно старалась не слышать обидных слов.

– Может быть, Кондратий и терпел все это, но я не он. Ты завтра же – слышишь? – уезжаешь отсюда. Мне абсолютно безразлично, как ты это сделаешь, но завтра тебя! здесь! быть! не! должно!

Пестель понял, что перегнул палку, когда увидел слезы. Соленая капля скатилась по щеке к подбородку, оставив после себя мокрую дорожку, и, как Виктория ни старалась это остановить, следом за первой упали еще две слезы. Девушка всхлипнула и закрыла лицо ладонями. Пестель в растерянности опустил руку. Увлеченный своей пламенной речью, он не заметил, что Виктория оказалась зажатой, как в тисках, и не могла даже укрыться от его гнева.

Злость исчезла так же внезапно, как и появилась. Пестель смотрел на Викторию и клял себя всеми ругательствами, какие только знал. Она не виновата в том, что Обухов к ней пристал. И в том, что она оказалась здесь с ним, она тоже, скорее всего, не виновата. Все-таки ехать с незнакомым человеком от границы до дома было страшнее, чем ехать сюда с ним.

Пестель отошел от Виктории и, подойдя к ведру в углу комнаты, кружкой черпнул из него воды.

– Попей, – сказал он, вернувшись обратно и вручив девушке кружку. Виктория обхватила ее обеими ладошками и сделала несколько жадных глотков.

– Прос-ти, – немного успокоившись, сказала она. Пестель забрал кружку и отставил ее в сторону на окно. – Я правда не хо-отела. Я уеду, если ты хо-чешь…

Пестель подошел вплотную к девушке и притянул ее к себе за плечи. Виктория не сопротивлялась.

– Я уже и сам не знаю, чего я хочу, – признался Пестель, обнимая Викторию уже смелее и чувствуя, как она доверчиво прижимается к нему в ответ.

Ложь.

Как раз в эту минуту он больше всего на свете хотел пустить пулю в наглого офицера Михаила Обухова.

Дыхание Виктории постепенно выровнялось, но покидать спокойные объятья Пестеля она вовсе не собиралась. Положив обе ладони ему на грудь, девушка закрыла глаза и вдохнула его запах – пыльного бархата и пороха, но если прислушаться, можно уловить отдаленный аромат воска и сургуча. Пестель впервые за все эти дни не гнал ее от себя, а только легонько гладил по спине, успокаивая. Странная слабость сковала тело девушки.

Пестель растерянно проводил рукой по узкой девичьей спине, не зная, как правильно утешать женщину. Он в принципе не знал, что делать с женщиной. Раньше он не сталкивался с подобной проблемой и, чего уж греха таить, даже не предполагал, что она может когда-нибудь возникнуть.

Он уже собирался отстранить девушку, когда Виктория подняла голову. Слезы на ее щеках уже высохли, и губы больше не дрожали. Зато дрожали ее плечи.

– Замерзла? – спросил Пестель и потянулся было за своим плащом, но девушка перехватила его руку.

– Нет… Постой… Я хотела сказать, что…

Она замолчала, отвела взгляд и, увидев свои руки на груди мужчины, сконфуженно убрала их. Пестель молча смотрел на девушку, испытывая странную неловкость.