Текст книги "Холодный воздух подземелий (СИ)"

Автор книги: chandei

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

– Врете, Вуд, – спокойно припечатал я его. – Вам больше было негде взять информацию. Либо вы сами брали этот сборник, либо вам кто-то его дал – третьего не дано!

– Нет, сэр! – в отчаянии закричал гриффиндорец, не на шутку перепугавшись, что может вылететь из школы. – Я не лгу – у меня не было никакой книги. Всю информацию я взял из конспектов, которые мне одолжили!

– Конспектов? – изумился я, представив, как должен выглядеть громадный “Реестр”, переписанный целиком от руки. – Каких конспектов? Чьих? Они еще у вас?

– Да, – нервно и неуверенно ответил Вуд и замялся, словно сожалея о том, что проговорился. – Сегодня я должен вернуть их обратно. Мне сказали никому не давать их.

– Можно ли взглянуть? – нетерпеливо спросил я тоном, не предполагающим отказа. От этого поворота во мне стремительно начало расти неясное волнение.

– Да, конечно, – мальчишка дрожащими руками извлек из сумки небольшую стопку переплетенных листов и положил передо мной на стол.

Я схватил ее и принялся жадно листать. Это была аккуратная рукопись, написанная мелким убористым почерком на обеих сторонах листа; такую по любому из предметов мог иметь прилежный студент, грамотно ведущий конспекты. Только содержание этой рукописи являлось ничем иным, как выборочно переписанными страницами из того самого злополучного “Реестра”! Десятки смертоносных ядов с описанием и технологией изготовления разукрашивали белые листы, многие слова в тексте были подчеркнуты, например, словосочетание “токсический шок” или слово “экзофтальм”. Конечно, здесь были далеко не все рецепты, описанные в исходном трактате, но тот самый яд “точечных зрачков”, необходимый Вуду для домашнего задания, был заботливо переписан.

Я начал внимательно читать.

«…относится к группе нейропаралитических ядов…». Насколько я помню, у маглов имелся замечательный аналог, кажется, назывался “зарин”… Тот же самый механизм действия и клиническая картина – суженные зрачки, непроизвольные слюнотечение, мочеиспускание и дефекация… Смерть от остановки дыхания… Для изготовления магической формы требуется три дня.

Ниже приводился подробный рецепт – не дай Мерлин, кому-либо его знать – и описание готового варева. И еще ниже – комментарии владельца рукописи. Я непонимающе прочел их два раза.

Столбец, озаглавленный словом “Минусы”, содержал в себе такие формулировки:

“Быстрая смерть, есть антидот, опасен для других.”

Я перевел взгляд немного вправо и прочел фразы, которые ассоциировались у автора с плюсом.

“Мучительно, некрасиво, есть улики.”

Я судорожно пролистал несколько страниц, читая только название яда и комментарии к нему. Спустя десять страниц я уловил логику автора, по-прежнему, не понимая точный смысл его пометок.

Везде быстрая смерть, тем более, безболезненная, была минусом таким же, как наличие антидота и отсутствие улик. И наоборот, улики (какие?), долгая мучительная смерть и низкая вероятность спасения отравленного были в плюсе и говорили в пользу ядовитого зелья.

Я не знал, кто и по какой причине принял решение исполнить свой немыслимый замысел, но конечная цель была однозначно ясна: приготовление яда было необходимо владельцу рукописи для совершения убийства.

Я поднял глаза от пергамента и вновь посмотрел на студента, стоящего передо мной. Прошло не более трех минут, пока я изучал попавший ко мне документ, но многое мне и так было понятно.

– Кто дал вам этот конспект, Вуд? – спросил я угрожающе и глухо.

Гриффиндорец на мгновение оробел, а затем ответил:

– Профессор Квирелл, сэр.

***

Моё шпионское прошлое научило меня никогда не бросаться на амбразуру и не действовать против моих врагов в открытую. Но здесь был особый случай.

Конфискованную рукопись я Вуду, разумеется, не вернул, сказав, что сам отдам ее владельцу. И вот теперь я летел по коридору, сжимая бумаги в руке, и надеялся, что еще успею предотвратить один идиотский план, который на этот раз, в отличие от истории с троллем, мог закончиться весьма и весьма плачевно. Наконец-то картина в моей голове более-менее прояснилась.

Мразота Квирелл, судя по всему, решил меня подсидеть. Не знаю, был ли он по-настоящему способен сварить годное зелье и кого-то отравить, но я явно недооценил гниль его подлой мелочной душонки. За то, что я слишком неприкрыто презирал его целый год, он по-видимому, решил мне отомстить и придумал устроить в Хогвартсе скандал с отравлением, чтобы затем подвести под подозрение меня. План был настолько тупой и топорный, что мог прийти в голову только первокурснику.

Бедный Квирелл. Самым большим несчастьем в его жизни было то, что, в отличие от меня, он был полным имбецилом и не умел анализировать свои поступки. Что ж, значит, мне придется ему объяснить, в чем его проблема.

Квирелл сидел в своем кабинете и заваривал какую-то бурду, которую очевидно принимал за чай. Он удивленно хлопнул глазами на мое появление и попытался встать в знак приветствия, но я не дал ему это сделать.

– Нет-нет, сидите, Квиринус, – обманчиво ласково проговорил я, нависая над ним, – вы не сильно заняты сейчас?

– Н-нет, Сев-верус, – проблеял Квирелл. – Я сейчас з-зан-имаюсь под-дготовкой к зав.. завтрашнему уроку.

– О, в таком случае, я вас надолго не задержу, – я изобразил самый угрожающий оскал, на который был способен.

– Сдаётся мне, Квиринус, – проникновенно начал я, – что в этой школе вы занимаетесь совсем не тем, что входит в ваши обязанности.

Я не предполагал, что мои слова произведут такой ошеломляющий эффект. Квирелл сделался белым, как фарфоровая чашка в его руках, в которую он вцепился мертвой хваткой.

– Что вы имеете в виду? – спросил он глухо, совершенно забыв про заикание.

Я хищно втянул носом воздух.

– А вот что! – я помахал злополучной рукописью перед носом идиота в тюрбане. Квирелл смотрел на нее пару секунд, затем его глаза округлились от страха. У меня не осталось сомнений, что он узнал чертовы записи.

Придурка можно было брать тепленьким, что я в принципе и предпочёл сделать.

– Предупреждаю один раз, повторять не буду, – прорычал я и для усиления эффекта своих слов вцепился Квиреллу в мантию спереди. – Если в радиусе десяти миль хоть одна белка заболеет и издохнет не своей смертью, я обещаю – один из этих ядов ты продегустируешь самолично! Так что молись, Квирелл, всемогущему Мерлину, чтобы в округе Хогвартса каждая тварь живущая процветала и здравствовала – особенно твои студенты и коллеги…

Идиот в тюрбане затрясся крупной дрожью и разинул рот, собираясь то ли сказать что-то в свое оправдание, то ли закричать. Впрочем, я не дал ему сделать ни того, ни другого.

– Иначе, – продолжал я, – последним, кто будет ласкать тебя в этой жизни, окажется дементор – пискнуть не успеешь, как окажешься в его нежных радушных объятьях.

Я широко улыбнулся, наблюдая, как после моих слов лицо несостоявшегося интригана и отравителя повело от ужаса. Но насладиться этим зрелищем как следует мне не дали.

Сзади послышался шорох. Я резко обернулся, продолжая держать Квирелла за шиворот.

Тьфу ты, Поттер, дракл тебя раздери!

– Я к профессору Квиреллу… – пролепетал он еле слышно; за очками блеснули большие глаза, вытаращенные от страха и удивления.

– Профессор занят! – рявкнул я. – Вон отсюда!

Я направил палочку в сторону двери и захлопнул ее перед носом у мальчишки, затем вновь повернулся к своему собеседнику, сжавшемуся в кресле в испуганный комок.

– Итак, мой дорогой друг, – я вновь заговорил миролюбивым тоном, – чтобы тебя впредь не посещали странные идеи, я буду следить за тобой денно и нощно. Веди себя хорошо.

Я выпустил мантию Квирелла из рук и в прекрасном расположении духа выплыл из его кабинета.

Переписанные яды я решил оставить себе на память. Вуд что-то объяснил мне про то, что на одном из занятий он помогал Квиреллу чинить какое-то приспособление, а тот в благодарность решил снабдить его материалами по зельям, очевидно, чтобы лишний раз позлить меня. Неизлечимый идиот. Лучше бы он мне просто яду в бокал насыпал или при встрече ударил ножом – кто знает, может я бы его уважать стал больше.

***

Следующие два месяца Квирелл ходил передо мной как цирковая собачка перед дрессировщиком – молчаливо, вежливо, с выражением почтительного подобострастного испуга. Я был удовлетворён: мой кабинет и лабораторию этот крыс обходил теперь как врата преисподни – за полземли, что меня более чем устраивало. Книги в библиотеке тоже перестали исчезать.

Я мог позволить себе немного расслабиться перед предстоящими экзаменами и подумать о менее существенных вещах. Все было относительно ровно, кроме поведения студентов, которые ежегодно перед началом экзаменов потихоньку начинали сходить с ума.

Поттер смотрел на меня с такой жгучей неприкрытой ненавистью, будто мечтал убить. Началось это безошибочно после той сцены в кабинете Квирелла. Преподаватель ЗОТИ по обыкновению стелился перед Поттером и всячески ему потворствовал, за что видимо пользовался благосклонностью Золотого мальчика. А я, судя по всему, имел неосторожность обидеть поттеровского питомца, за что тут же, как и Минерва, впал в немилость у Мальчика-который-по-сути-никто.

Ну, паршивец, давай посмотрим, хватит ли тебе силенок выступить против меня в открытую! Тогда уж я собью с тебя всю спесь!

Не знаю, что он себе возомнил и хотел показать своим вызывающим поведением, выражающимся только в красноречивых, раздраженных взглядах, но я всегда помнил, что Поттер был всего лишь ребенком, слабым и неопытным, в большом жестоком мире взрослых. Он пока еще не мог отличить правды ото лжи, а я не был тем человеком, который должен был научить его этому.

Мне было плевать, что он там думал обо мне – я знал, что спасу ему жизнь, если это потребуется, а если он совершит что-то дурное, я поймаю и накажу его. За Поттером надо было следить – я чувствовал это. Но почему и с какой целью я пока не мог объяснить.

***

К середине июня Квирелл, не выдержав морального давления вкупе со свалившейся на него бумажной волокитой, за неделю до экзаменов в один поздний летний вечер собрал свои пожитки и в лучших традициях подобных прохвостов по-тихому смылся из Хогвартса.

– Сегодня утром я получил письмо от профессора Квирелла, – сообщил на утреннем педсовете Альбус. – Он сообщил мне, что по срочным семейным обстоятельствам вынужден покинуть Хогвартс, и извинялся, что не сможет принять экзамены.

Ни на одном из лиц не возникло эмоции, даже отдаленно похожей на удивление.

– Счастливый, – завистливо хмыкнула Синистра. – Отдыхать отправился поди, а мы тут пиши экзаменационные отчеты до середины июля.

– Ничего, коллеги, мы справимся с этой потерей и будем любить нашего следующего профессора ЗОТИ не менее сильно, – вставила шпильку Минерва, и все захихикали.

– Буду по нему скучать, – я не удержался от ухмылки. – Он был на редкость безобидный.

– Не грусти, Северус, – поддержала меня Спраут. – Уверена, он пришлет нам открытку на Рождество.

– Раз уж такое дело, – резюмировал Дамблдор, – я решил, что за последний месяц по контракту бывшему профессору ЗОТИ можно не платить. Нам как раз в Большой зал были нужны новые скатерти.

Мы понимающе закивали, а на следующий день жизнь в Хогвартсе продолжилась так, словно, Квиринуса Квирелла никогда и не существовало в помине.

***

За несколько дней до первого экзамена в Хогвартсе начался типичный массовый психоз. Особенно сильно он проявлялся у заучек, одержимых своими оценками.

Среди первых курсов Грейнджер с Поттером не сговариваясь, синхронно решили, что они в течение года недостаточно упорно наяривали чары и мало торчали над книгами, и оба вели себя так, словно стремились заполучить путевку в Мунго в отделение нервных расстройств. Только у Грейнджер это выражалось в одержимости учебником: все, что она делала – она делала с книжкой в руках, заучивая вслух каждую букву и знак препинания; Уизли, сопровождавший ее повсюду, сидел рядом с трагическим видом и с тоской наблюдал, как его подруга погружается в пучину безумия, а он был бессилен чем-либо ей помочь.

Поттер ничего не учил. Он просто сидел в гордом одиночестве, белый как мел, и трясся от ужаса. И это было странно: на протяжении года ему было плевать на оценки, а сейчас он ни с того ни с сего о них задумался.

Я следил за ним на зельях весь экзамен. Дрожащими руками Поттер резал флоббер-червей, не видя и не осознавая, где он и что он делает. Глаза остекленевшие, на лбу – холодный пот. Казалось, что мальчишка не просто волнуется, а испытывает настоящий первобытный страх. Его зелье получило «Превосходно», но я знал, что Поттер сварил его на автомате.

Мне почему-то казалось, что за время каникул мальчишка ни разу не соскучится по школе.

Комментарий к Глава 2

Не бечено

Как по-вашему дальше будут развиваться события?

========== Глава 3 ==========

С началом нового учебного года пришло стойкое ощущение, что вскоре произойдет что-то из ряда вон выходящее. С одной это чувство было совершенно неосознанным, я ощущал его больше как тонкий неуловимый запах, нежели чем что-то очевидное.

С другой стороны индикатором моего предчувствуя был приехавший на второй курс Поттер. Взглянув на него в первые дни нового учебного года, я впервые засомневался в своем убеждении, что маглы, с которыми он жил в течение лета, и впрямь такие уж безобидные. Наверное, опасения Минервы все-таки были не беспочвенными.

Потому что, если в прошлом году мальчишка, даже по моему мнению, был явно подавлен, то теперь он был просто убит. Раздавлен, сломлен – именно такие определения я подбирал для того состояния, в котором находился Поттер.

Хогвартс обладал особой магией, но на Поттера она действовала весьма специфически: он ходил вдоль древних каменных стен, как неживой, как маленькое безутешное привидение, и каково же было мое удивление, когда я узнал, что единственными друзьями, которых мальчик завел за это время, оказались мертвые.

Как-то вечером я возвращался в свои покои и услышал голоса в одном из подземных залов. Я наверняка прошел бы мимо (в это время студенты свободно слонялись по замку и шумели), если бы не интонации, достигшие моего слуха, которые показались мне слишком непохожими на обычный студенческий галдёж.

Я замедлил шаг и невольно прислушался.

Беседовали двое: звук тихого женского голоса прерывался низким гортанным рокотом, который волной раскатывался по пустым каменным холлам. Понять, о чем они говорили, с такого расстояния было невозможно, и я, стараясь не шуметь, укрылся за колонной арки и выглянул из-за нее.

У одной из стен съежилась маленькая фигурка, над которой белым жемчужным парусом развевался призрак факультета Слизерин. Я сразу понял, что ошибся: высокий тембр принадлежал вовсе не женщине, а ребенку. Мальчику.

– … Милорд, – услышал я голос мальчика, в котором я неожиданно узнал Поттера; в его обращении слышались мольба и неприкрытое отчаяние, – я прошу Вас сохранить мою тайну, и тогда до конца жизни я буду самым верным Вашим слугой.

– Мне не нужны слуги ни в мире живых, ни в мире мертвых, маленький Поттер, – отвечал ему Кровавый Барон глухим скрипом. – Ваша жизнь – это не та цена, которой вы могли бы оплатить мое молчание.

– Мне больше нечего предложить вам, сэр, – мальчишка безнадежно уронил голову на грудь. – Теперь моя жизнь полностью зависит от вас и остальных призраков Хогвартса.

– Призраки не посещают тех мест, мой юный друг, – привидение плотно запахнулось в мантию, блестящую от серебристой крови, – в них слишком темно и пусто, они не хранят дорогих воспоминаний. Я сам пребывал в неведении, пока вы не посвятили меня, а я никогда не даю обещаний живым и никому не служу в этом замке.

Кровавый Барон поплыл к выходу из зала, больше не смотря на раздавленного мальчишку. Тот опустился на колени на пол и обхватил голову руками.

– Будьте покойны, маленький Поттер, – бросил призрак на прощанье, – я не выдам вашу тайну. Но отныне вы сами слишком мучительно и долго будете искать исповеди. Я не завидую вашей участи.

С этими словами Барон взвился ввысь растаял под сводами холодного подземного зала.

***

Несколько дней я искал встречи с призраком, которого Поттер непонятно каким образом сделал своим конфидентом; но все это время душа покойного аристократа блуждала в каких-то недоступных для меня местах.

Лишь спустя две недели мне повезло.

Прозрачная перламутровая фигура задумчиво проплывала вблизи факультетской гостиной Слизерина. Я направился к ней, слегка робея по старой памяти, как во время учебы в Хогвартсе.

– Милорд, – коротко обратился я к призраку, – прошу прощения за то, что потревожил вас.

Барон медленно повернул ко мне белое лицо.

– Мое почтение декану Северусу Снейпу, – учтиво, но холодно ответил он. – Чем обязан столь возросшим вниманием к моей персоне?

Я думал, как правильно задать вопрос, чтобы не выглядеть вероломным: тяжелый нрав аристократа был единственной вещью, которую после смерти он пронес через века в неизменном виде – Барон мог вполне отказаться со мной разговаривать, если мои слова ему не понравятся.

– Я хотел с вами поговорить, если позволите.

Призрак надменно воззрился на меня, но все же скупо кивнул.

– Извольте.

Я облизнул пересохшие губы.

– Насколько мне известно, – осторожно начал я, – у одного из моих учеников случилось что-то серьезное, но ни один из преподавателей не знает, что именно: мальчик ни с кем не идет на контакт…

Барон бесстрастно смотрел мне в глаза, не выражая никаких эмоций.

– О ком вы говорите? – поинтересовался он.

– О Гарри Поттере.

Призрак молчал несколько мгновений, и затем спросил:

– Что вы хотели узнать, профессор Снейп?

Я набрал побольше воздуха в легкие.

– О том, что случилось с мальчиком, милорд. Я беспокоюсь о нем. Возможно, мальчику нужна помощь.

Слова о беспокойстве за Поттера не были фальшью. Черт знает, во что мальчишка мог впутаться. Поэтому я осмелился спросить напрямую:

– Вам известно, что он скрывает?

Призрак помрачнел и задумчиво молчал некоторое время.

– Да, мне известно. – В конце концов глухо проскрипел он, и его голос отразился от каменных стен.

Я заволновался.

– Вы могли бы рассказать мне, что именно?

На мой вопрос Барон лишь насмешливо покривил призрачные губы.

– При всем моем уважении, профессор Снейп, – он приложил просвечивающуюся ладонь к груди, – это не моя тайна.

Я почувствовал, что упускаю свой шанс.

– Послушайте, милорд, это правда важно. Если бы вы помогли нам узнать…

– Это не моя тайна. – Повторил Барон, давая понять, что не скажет больше ни слова.

Я был разочарован, но умолять упрямца посвятить меня в их общие с Поттером секреты я не собирался.

– Благодарю за уделенное мне время, – сухо проговорил я и отвернулся, собираясь уйти.

Призрак усмехнулся, пробормотав в ответ “Уж чего-чего, а времени у меня – целая вечность.”

Он обогнал меня и замер в воздухе, оказавшись прямо у меня перед глазами.

– Вы ничего не узнаете об этом от меня, профессор, – заявил Барон, – но вы правы. Мальчику нужна ваша помощь.

***

О, Салазар! От предположений, во что мог вляпаться паршивец, мне самому становилось не по себе.

Мне ли было не знать об опасности темной магии, связавшись с которой по дури или неосторожности, человек навсегда становится ее рабом и до конца дней платит свою ужасную цену?

Однако предположить, что проблемы мальчишки были повязаны на проклятии, было немыслимо: Поттер в моих глазах был сосунком (еще не то что усы не начали расти, но даже молоко на губах не обсохло!). По моим представлениям студент младших курсов пока не мог проникнуть в тайны темных искусств слишком глубоко, ибо не зря те назывались «искусствами» и были подвластны лишь взрослым умелым волшебникам, а не детям. Для таких вещей у последних еще по возрасту не могло быть ни ума, ни фантазии.

Но кто, черт возьми, мог надоумить его заключить сделку с призраком и торгануть свою только начавшуюся жизнь?! Он бы еще душу дьяволу продал (или чем там балуются маглы в надежде получить какую-то сомнительную выгоду?).

Тоскливая странность Поттера приобретала мрачный оттенок.

Округа Хогвартса была наводнена самыми разнообразными магическими существами, обитающими здесь веками, и со многими из них шутки были плохи. В прошлом году мальчишка слишком много шатался без присмотра, в чем несомненно было наше упущение, и я не раз раздумывал, мог ли обычный ребенок нажить себе волшебных врагов за пределами школы? За пределами – потому что в школе второй год Поттер ни с кем не общался, не имея никаких внеклассных контактов ни с преподавателями, ни с учениками.

Тем более, Поттер вновь взял привычку бродить где-то по округе по многу часов, и никто не мог отследить, чем он в это время был занят. Я больше не был уверен, что все это время он был один. Мне не давали покоя слова Кровавого Барона, которые я запомнил из их подслушанного разговора – про места, о которых призраки могли знать, но не бывали там. Были ли у этих мест географические координаты или же люди могли попасть туда лишь после смерти? Если второе, то тогда призраки о них точно не могли знать – они обитали в Хогвартсе и, даже будучи мертвыми, не ведали всех тайн загробной жизни.

***

Как-то раз я прогуливался с Филчем по школе после ужина. Был вечер, за окном бушевала непогода: не переставая лил дождь, из открытых дверей главного входа тянуло холодом и сыростью.

– Будь у меня псина, а не кошка – я бы и то ее в такую пору наружу не выпустил, – поежился Филч и глаз у него задергался. – Из-за этой проклятой погоды я наверняка теперь ночь не буду спать – суставы ломит, хоть на стенку лезь!

– Сходите в больничное крыло, Аргус, – предложил я. – У Поппи как раз должен быть запас бальзама на основе змеиного яда, я варил полгода назад.

– У меня на него аллергия, – скорбно скорчился Филч. – Стоит мне нанести одну каплю, как я весь покрываюсь…

Какой разновидностью высыпаний покрывается завхоз я так и не узнал.

Фразу Филча прервал чудовищный душераздирающий крик, раздавшийся откуда-то с улицы. Вопль длился всего несколько секунд, но в нем было столько отчаяния, боли и, как мне показалось, страшной ярости, словно, кто-то жгли каленым железом и одновременно пытали Круциатусом. Крик достиг своей высшей точки, превратившись в хрип, и оборвался.

Мы застыли как от Петрификуса, не смея шелохнуться, и обратились в слух, допуская, что вопль может повториться. Первым отмер Филч.

– Северус, – проговорил он, – что, ради Мерлина, это было?

Я подошел к двери, усиленно вглядываясь в холодный мрак, но ничего не видел за стеной ливня.

– Я не знаю, – честно ответил я.

– Вдруг какой-то зверь вышел из Запретного леса и ходит около школы? – вздрогнул завхоз, опасливо выглядывая из-за огромной обитой железом двери.

– Возможно, но кричал явно не он, – я перебирал в голове варианты, – это был человек. Не знаю, что произошло, но боюсь, нам придётся отправиться на поиски.

– Подождите, – Филч схватил меня за рукав, не давая выйти наружу, – давайте посмотрим минуты две, не произойдет ли еще чего, и тогда пойдем.

Я кивнул, соглашаясь, и мы застыли на входе в замок, ожидая, что произойдет дальше.

Никаких криков больше не повторилось, но и покидать стены школы нам тоже не пришлось.

На расстоянии ста шагов появилась невысокая фигура в плаще, все еще плохо различимая из-за дождя; она неторопливо двигалась в нашу сторону. На всякий случай я достал палочку и начал ждать. Через минуту или две человек в мантии с капюшоном подошел ко входу, и я узнал мальчишку, из-за которого в последнее время и так было слишком много тревоги.

– Поттер! – бросился я нему, едва он зашел в укрытие. – Что произошло? Кто это был? Ты его видел?

– Кого? – поразительно спокойный мальчишка нахмурил лоб. – Я был один, сэр.

– Кого убили? – яростно допытывался Филч. – Кто орал?

– Я ничего не слышал, – паршивец даже не потрудился изобразить удивление на лице.

Он врал вне всяких сомнений. Безумный вопль наверняка слышали даже в Хогсмиде; он был таким пронзительным и жутким, что должно быть перебудил от спячки всех зверей в Запретном лесу.

– Как ты мог не слышать? – дребежал Филч, теряя терпение. – Что ты вообще делал в такую погоду не в школе?!

– Гулял, – лаконично ответил Поттер и вознамерился уйти.

– Избранные должно быть не мокнут под дождем, Аргус, – зло проскрипел я от бессилия узнать правду.

Мы с Филчем оба уставились на Поттера. Мальчишка оказывается умел накладывать водоотталкивающие чары – иначе объяснить, почему он был сухим от ног до головы, было невозможно. При этом его руки и колени оказались вымазаны в грязи, будто он на четвереньках ползал по сырой земле.

– Гуляли, значит, – тихо проговорил я, надеясь, что мои слова звучат достаточно многозначительно и угрожающе.

– Поттер! – я не удержался и несильно тряхнул его за плечо, видит Мерлин, поведение мальчишки раздражало просто в край, – Сколько бы ты ни лгал, сколько бы ни изворачивался, правда все равно однажды вскроется, и тогда тебе не уйти от ответа!

Юнец вспыхнул, но быстро взял себя в руки.

– Не трогайте меня, – с ненавистью процедил он. – Никогда больше не трогайте меня!

– Да перед кем ты тут раскомандовался, щегол! – закипел Филч, как чайник на огне. – Да по тебе, невеже, плетка плач…

Я остановил его нравоучительную тираду взмахом руки.

– Не стоит, Аргус, – притворно умиротворяюще сказал я. – Подождем, пока золотой мальчик наиграется в свою загадочность и привлечет как можно больше внимания – ведь ему так льстит, когда о нем денно и нощно пекутся. Дайте ему почувствовать себя Избранным.

Поттер сжал кулаки, но продолжал молчать. “Давай же, – думал я. – Взорвись, докажи, что я неправ! Выложи все как на духу!”. Я беспокойно следил за ним, раздумывая, сработает ли моя хитрость.

Мальчишка повернулся ко мне спиной.

– Вы ничего не знаете, профессор Снейп, – раздавлено проговорил он.

Я, как гончая при загоне зайца, почувствовал в нем слабость.

– И не горю желанием узнать, – отрезал я, – мне нет дела до ваших глупых секретов. Меня беспокоит лишь ваша дисциплина и поддержание порядка в школе. Если я узнаю, что вы его нарушаете, вы будете наказаны, даю вам слово.

Поттер повернул голову в мою сторону и улыбнулся загадочной потусторонней улыбкой.

– Уверяю вас, сэр, – сказал он неожиданно мягко и вежливо, – это не то, о чем вам следует беспокоиться. Я не доставлю вам проблем.

– Ты и так одна сплошная проблема, Поттер! – в разговор вмешался Филч, который все еще был под впечатлением от поттеровского хамства, но я вновь остановил его взглядом.

– Отправляйтесь спать, – приказал я мальчишке и вдруг ухмыльнулся мысли, неожиданно пришедшей в голову. – Если захотите облегчить вину и смягчить неизбежное наказание, приходите исповедаться.

Глаза под стеклами очков блеснули в темноте болезненно и ярко. Даже через шум дождя мне казалось, что я слышу, как забилось у Поттера сердце.

– Нет! – выпалил он прежде, чем подумал, и убежал по направлению к башне Гриффиндора.

Я стоял, мысленно поражаясь про себя, какими многозначительными и недетскими были у Поттера взгляд и манера говорить. Мои размышления прервал трясущийся от холода и нервозности завхоз.

– Ну, что, профессор, – мрачно клацнул зубами Филч, – мы идем на поиски студента, на которого напало чудовище?

– Нет, – сказал я. – Нет никакой необходимости.

– Как ж так? – медленно соображающий кошатник выпал в осадок. – А если ему помощь нужна и надо срочно бежать его спасать?

– Никого не надо спасать, Аргус, – мягко, но настойчиво сказал я, не испытывая восторга, что мне приходится все ему разжевывать.

– Да почему?! – выпучил глаза Филч, напрочь забыв про свое недавнее нежелание даже высовывать нос в такое ненастье. – А кто ж тогда орал?

Я обреченно вздохнул.

– Кто-кто! – выпалил я, потеряв терпение. – Поттер и орал! И я представить себе не могу, с каким чудовищем можно сравнить то, что творится у этого мальчишки в голове!

***

Все события этого года были не случайными наблюдениями (которые при любом другом раскладе я мог бы назвать совпадениями), а закономерной чередой происшествий, в хронологическом порядке выстраивающимися подобно кадрам магловской киноленты. Если что-то менялось в поведении Поттера, я сразу видел это и подмечал. Картина, складывающаяся у меня перед глазами, казалась очевидной на первый взгляд, но где-то в начале я пропустил несколько ключевых моментов, и теперь суть ускользала от меня – я все видел, но не понимал.

Но как я говорил ни единожды, нельзя вечно совершать что-то противозаконное и ни разу не попасться на этом, особенно если ты глупец или ребенок. Поттера выдал случай.

В этом году с преподавателем по ЗОТИ все было еще хуже, чем прошлом. Гилдерой Локхарт вместо тюрбана носил на голове золотистые кукольные локоны (наверняка, спал в бигудях!), и те похоже магическим образом истощали его и так небогатые умственные ресурсы. А если говорить откровенно, мозги у красавчика были абсолютно куриные и из-за своего размера могли вполне вылететь ненароком через нос при неудачной попытке чихнуть. Порой я искренне скучал по тихому имбецилу Квиреллу, потому что имбецил Локхарт, в отличие от своего незаметного слабоумного предшественника, был вездесущим и деятельным, что делало его особенно невыносимым.

Стоило преподавателям собраться всем составом, не проходило и двух минут, как напыщенный тон Златовласки (как я его прозвал) начинал испытывать наши нервы и уши на прочность своими милыми историями, которые дети обычно перестают сочинять лет в шесть. В первый же день нашей встречи Локхард попал для меня в касту неприкасаемых, поэтому отвечать на его бредни я считал ниже своего достоинства. Вот почему мы никогда не разговаривали, а мой красноречивый игнор в его сторону вполне можно было счесть за отдельный вид отношений.

Единственное, что роднило Златовласку с другими преподавателями, так это то, что ему не нравился Поттер. Странный агрессивный Поттер в принципе не мог нравиться, но в случае с Локхартом даже оглушительная слава мальчишки не могла стать располагающим к нему фактором.

– Ужасно! – трагически вздыхал кудрявый болван, обращаясь, кажется, к Флитвику во время завтрака в Большом зале. – Никакого уважения к моему профессорскому статусу и героическим заслугам!..

Я считал, что роль придворной декоративной болонки подходила Локхарту намного больше, чем профессорская, если бы судьба дражайшего Гилдероя вообще хоть сколько-то меня беспокоила.

– … этот зазнайка Гарри Поттер спорит со мной на занятиях, думая, будто он умнее меня!

Я негромко хмыкнул, невольно слушая этот разговор. Жаба Лонгботтома – и та была умнее Локхарта, не говоря уже о Поттере, который, судя по всему, был тот еще проныра.

– …сколько раз я твердил мальчику, что слава – это еще не все, что сначала – дела, а потом громкие слова, но он не слушает! Вот на последнем занятии я как раз рассказывал о своем знаменитом сражении с толпой инферналов в Алжире, а этот Поттер высмеял мои слова о том, что отряду мертвецов, который я блестяще ликвидировал, было как минимум три тысячи лет!