Текст книги "Верная Чхунхян: Корейские классические повести XVII—XIX вв."
Автор книги: Автор неизвестен
Соавторы: литература Древневосточная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)
Госпожа Чан, в свою очередь, оторвала лист бумаги, быстро написала что-то и отдала Сим Чхон. Вот что она написала:
Нежданный ночью ураган пронесся,
Сорвал цветок, в волну его швырнул...
Ужели ты, о Небо, не добьешься,
Чтоб дряхлый старец дочь себе вернул?
Сим Чхон взяла стихи и спрятала их на груди. Когда она стала прощаться с госпожой Чан, обе они плакали навзрыд. И все жители Улина от мала до велика сокрушались, глядя на них.
Сим Чхон вернулась домой. Хаккю кинулся к ней, обнял ее и в исступлении заголосил:
– И я с тобой! И я с тобой! Я не пущу тебя одну! Жить – вместе, и погибать – вместе! Ты не оставишь меня одного! Пусть мы пойдем на корм рыбам, но зато вместе!
Сим Чхон, глотая слезы, молвила в ответ:
– Разве по своей воле нарушаю я предопределенные Небом устои? Разве по своей воле покидаю я этот мир? Ведь все несчастья от судьбы; ведь жизни человека есть предел! Ничего не поделаешь – уж такова моя доля! Не думайте, отец, о своей непочтительной дочери! Желаю вам снова открыть глаза и увидеть белый свет. Возьмите себе в жены хорошую женщину, и пусть у вас будет много детей и внуков!
Протестующим жестом Хаккю поднял руку.
– Нет! Нет! Не говори так! Если бы мне суждено было иметь жену, разве случилось бы такое? Нет, ты не можешь уйти от меня!
Тогда Сим Чхон взяла отца за руку, вывела его к жителям Персикового цвета и, плача, взмолилась:
– Почтенные соседи! Мужчины и женщины! Я ухожу на смерть и оставляю вам своего одинокого отца. Прошу вас, позаботьтесь о нем!
С этими словами она поклонилась и направилась к купцам. Все жители селения, мужчины и женщины, старики и дети, провожали ее печальным взглядом.
Заливаясь слезами, Сим Чхон брела за купцами. На лице ее лежала печать глубокого горя, волосы были растрепаны, слезы кровавым дождем лились из глаз, увлажняя одежду. Безжизненным взором оглядела она соседский дом.
– Старшая дочь почтенного Кима! Мы с тобой одних лет и живем по соседству. Я мечтала, что мы вырастем и будем жить дружно, как сестры, до самой старости будем вместе наслаждаться земными радостями, вместе переживать горе. Жаль, что должна я покинуть этот мир. Такова уж моя судьба! Я умру, а мой одинокий отец останется в печали и горе – вот что не даст мне покоя и на том свете! Если я дорога тебе, не забывай о моем несчастном отце! Прошу тебя!
А ты, младшенькая? С кем ты теперь будешь заниматься рукоделием? Помнишь, как в прошлом году, в пятый день пятой луны, в праздник начала лета мы с тобой качались на качелях? А в этот год, в седьмой день седьмой луны, в праздник осенних сумерек мы собирались просить Ткачиху научить нас вышиванию! Всему этому не быть. Ради отца я покидаю этот мир, и если ты любишь меня, то утешь, прошу тебя, моего несчастного родителя, когда он будет в горести оплакивать меня. Ведь когда мы дружили, твоя семья была моей семьей, а моя – твоей. Пока мы обе были живы, я всегда доверяла тебе! Я надеюсь, что, когда батюшка скончается и мы встретимся с ним в загробном мире, он расскажет мне о твоих добрых делах!
Видно, знало Небо о прощании Сим Чхон – солнце скрылось, голубой купол заволокло темными тучами. Дождевые капли падали, словно слезы; прекрасные бутоны цветов завяли и лишились своих красок; уныло качались травы и деревья, покрывшие окрестные холмы, ивы склонились к воде.
– О чем тоскуешь ты, иволга? Я не ведаю твоей тоски! А знаешь ли ты о моей безнадежной печали?
Вдруг закуковала кукушка: «Лучше бы вернуться!»
– Зачем в лунную ночь ты покинула реки и горы? Зачем тревожишь сердце мое тоскливым напутствием? Как ты ни пой, сидя на ветке, свое «Лучше бы вернуться», я продала себя, получила плату сполна и не могу вернуться назад.
К щеке Сим Чхон пристал гонимый ветром лепесток цветка. Она сняла его, осмотрела.
Говорят, весенний ветер,
Как ребенок, неразумен.
Налетает вихрем буйным,
Ломит нежные бутоны...
– Разве цветы опадают потому, что хотят опасть? Нет, их лепестки обрывает ветер! Не душа моя, но горькая судьба подобна этому цветку. Разве я хочу погибнуть?! Но такова уж моя судьба, и ее не изменишь!
Сделает она шаг – слезы польются ручьем, сделает другой – оглянется назад. Так Сим Чхон покинула родные края. С этого времени и начинаются самые горькие дни ее жизни.
Достигнув устья реки, торговцы-мореходы взошли по трапу на корабль, проводили Сим Чхон в каюту, а затем подняли паруса и снялись с якоря. С песнями, под грохот барабанов отплыли они в далекие края.
Корабль вышел в открытое море. В безбрежном просторе гуляют зеленые волны; белоголовые чайки стремятся к берегу, поросшему красной осокой; на прибрежный песок садятся дикие гуси с Трех рек; откуда-то доносится серебристый звук, словно гудит рожок рыболовного судна. Звук умолкает, но людей нигде не видно, лишь зеленеет вокруг вода да жалобно скрипят снасти. «Они печалятся обо мне», – думает Сим Чхон.
Миновали Чанша: куда же делся великий наставник Цзя И?[270] 270
Цзя И (201—169 гг. до н. э.) – государственный деятель и поэт.
[Закрыть]
Взглянули на реку Мило: где душа преданного Цюй Юаня[271] 271
Цюй Юань (340—287 гг. до н. э.) – великий китайский поэт и государственный деятель; оклеветанный, утопился в реке.
[Закрыть], нашедшего приют в брюхе у рыб?
Подплыли к башне Желтого Журавля, вспомнили стихи Цуй Хао[272] 272
Цуй Хао (ум. 754) – известный поэт, цитируется строфа из его стихотворения «Башня желтого журавля».
[Закрыть]:
Солнце скрылось,
В тумане река.
Где моя родина?
В сердце тоска!
Достигли Палаты феникса. Здесь пировал Ли Бо.
А вот и Синьянцзян! Почему же не видно Бо Цзюйи? Отчего умолкла музыка его цитры?
Река под Красною стеной! Разве можно не залюбоваться ею? Здесь все осталось таким, каким было при Су Дунпо! А где-то теперь прославленный герой Цао Мэндэ?
Глубокой ночью, когда уже скрылась луна, закаркали вороны и зазвонили колокола в обители Ханьшань, корабль причалил к стенам Гусу.
Наутро проплыли Цзоухуайшу. Торговки вином на той стороне реки не печалились и не грустили о падении государства – они распевали веселую мелодию «Цветок в женских покоях»:
Над рекой расстилается дым,
А над берегом месяц гуляет...
Корабль вошел в устье рек Сяо и Сян, на берегу которого высится Павильон горного солнца. На юго-восток от него видны горы царства У и реки царства Чу.
Вот орошенный слезами жен императора Шуня крапчатый бамбук; блестит луна над горой Ушань, и синее небо сливается со своим зеленым отражением в водной глади озера Дунтинху[274] 274
Озеро Дунтинху – озеро в системе реки Янцзы; связано с преданиями, воспето многими поэтами.
[Закрыть]. Темным туманом окутала ночь усыпальницу Хуанлин в горах Цанъушань. Ропот волн, шелест ветра, тоскливые крики обезьян, призывающих детенышей... Сколько еще в мире отверженных!
Сим Чхон полюбовалась с корабля восемью достопримечательностями рек Сяо и Сян и хотела было уйти в каюту, но в это время в воздухе разнесся благоуханный аромат, послышался звон нефритовых подвесок, и меж бисерных штор в легком тумане появились две женщины в венцах небожителей и одеяниях цвета солнечных лучей.
– Девочка Сим! Ты не узнаешь нас? Наш мудрый повелитель Шунь почил в горах Цанъушань, объезжая и осматривая Южные владения. Безутешно рыдали мы, проливая горючие слезы на реках Сяо и Сян, и вот на каждом коленце бамбука появились пятна, а листья поникли...
Если рухнет гора Цанъушань,
Если высохнут Сяо и Сян,
И тогда не исчезнуть с бамбука
Нашим горестным вдовьим слезам!
С тех пор прошли тысячи лет, но некому нам было поведать свою печаль. Ты самая любящая и преданная дочь, и тебе мы открылись без страха. А помнишь ли ты песню «Южный ветер», что пел задолго до кончины великий Шунь, играя на пятиструнной цитре? Не забывай ее и будь осторожна – твой путь еще долог!
Сказали – и сразу же исчезли. «Это жены государя Шуня, духи рек Сяо и Сян, – догадалась Сим Чхон. – Право же, странно, что они посоветовали быть осторожной мне, плывущей на гибель!»
Миновав это место, корабль достиг вскоре горы Хуэйцзишань. Внезапно поднялась буря, подул холодный ветер, и перед Сим Чхон предстал человек – глаза его плотно закрыты, тело обернуто собственной кожей, а сам он горько плачет:
– Девочка Сим! Узнаешь ли ты меня? Я – У Цзысюй, бежавший в царство У! Мой повелитель поверил клевете Бай Пи и велел перерезать мне горло острым мечом, а потом, после казни, снять с меня кожу, завернуть в нее мое тело и бросить в эту реку. Не сдержав гнева, я сказал: «Пусть вынут мои глаза и повесят их над Восточными воротами столицы, чтобы я увидел, как властитель Юэ уничтожит царство У». Увидеть-то я увидел, но кто же вдохнет жизнь в мою плоть, кто вернет мне глаза?
Сказал – и тут же исчез. «Это душа У Цзысюя, верного сановника из царства У», – подумала Сим Чхон.
Корабль плыл дальше, и вдруг на поверхности реки появились два человека. Стоявший впереди имел царственную осанку и такие же манеры, хотя и был одет в лохмотья. Видно было, что человек этот претерпел беду. Заливаясь слезами, он проговорил:
– Печаль и гнев одолевают меня – я пленник царства Цинь. Три года обитал я в Угуане, надеясь возвратиться на родину, а теперь обречен умереть на чужбине. Много лет я лелеял желанья, но стал кукушкой, призывающей души умерших. С удовольствием слушал я удары железных палок в Боланша и напрасно кружился в вихре при луне на озере Дунтинху.
Человек, стоявший сзади (мертвенно бледен был лик его, а тело – сухой скелет), сказал:
– Я – Цюй Юань из царства Чу; служил я правителю Хуай-вану, но, оклеветанный Цзыланем[275] 275
Цзылань (Цзинь Шан) – сановник при дворе Хуай-вана, оклеветавший Цюй Юаня.
[Закрыть], бросился в эти воды, чтоб смыть грязь, которой мне облили душу. Я верил: добрый повелитель похоронит меня после смерти. И вот как он меня похоронил – ты видишь!
Сколько на свете талантливых поэтов! Я погиб из-за любви к правителю, а ты, Сим Чхон, погибнешь из-за любви к отцу – ведь преданность государю и преданность отцу одно и то же! Я пришел, чтоб утешить тебя. Счастливого пути тебе в синем море!
«Много лет после смерти люди эти остаются блуждающими душами, – говорила себе Сим Чхон, – разве не удивительно, что они вышли ко мне? Это значит: я наверняка умру!» И она печально вздохнула.
Сколько дней прожито на корабле, сколько ночей проведено на воде! Текли, словно волны, четвертое, пятое новолуния...
Золотой осенний ветер
На закате прошумел,
Широко раскрылось небо,
Где теперь ему предел?
Заря вечерняя летит
Навстречу одинокой птице;
Осенняя волна реки
Зарничным цветом золотится.
Зреют мандарины близ речной волны —
Золотыми слитками берега полны!
Ветер шумит в камышах,
Стаи снежинок кружатся...[277] 277
Золотой осенний ветер... – из стихов Ван Бо.
[Закрыть]
Так пели листья ив в Саньпу, так пел чистый от росы ветер. Горели огни одиноких рыбачьих судов, перекликались песни рыбаков:
Воды морские так глубоки!
Горные пики так высоки!
Солнце зашло в Чанша,
Осени цвет далек.
Где оплакивать мужа?
Что послал ему рок?
О чем сейчас думает Сим Чхон? А вот о чем: «Не здесь ли сложил Сун Юй[278] 278
Сун Юй (ок. 290—223 гг. до н. э.) – автор «Оды Гаотану», где рассказывается о встрече Хуай-вана с феей (см. примеч. 31).
[Закрыть] свою «Оду печальной осени»? Не корабль ли это Цинь Ши-хуана, переполненный молодыми девушками и посланный за снадобьем бессмертия? А может, это судно ханьского императора У-ди, отправившееся на поиски даосских святых? Да нет, здесь ведь не было заклинателей духов! Хотела бы я сейчас умереть, но меня охраняют мореходы! А еще больше мне хочется жить – только не в этом мире, где люди не ведают счастья!»
Наконец судно достигло Имдансу; корабельщики спустили паруса и бросили якорь. Внезапно налетел ураган, вздыбились водяные валы, напоминая схватку драконов. Вдали от берегов снесло мачты, сорвался якорь, поломался руль, корабль сбился с курса. Свистит ветер, бьют волны, все кругом окутано туманом... А впереди еще тысячи ли пути! Вокруг – непроницаемая тьма, небо и земля слились в один сплошной черный круг. Громадные волны бьются о борт корабля, и кажется: вот-вот захлестнут его. Корабельщики в сильном страхе – душа ушла в пятки. Вот они готовят приношение духам, чтобы отвести опасность: варят целый мешок риса, режут большую свинью, разделывают ее. Потом выносят три сорта фруктов и пять сортов сластей, убивают крупного быка, катят бочки с вином. Окончив приготовления, они велели Сим Чхон вымыться и переодеться в чистое платье, а затем усаживают ее на носу корабля. Начинаются молитвы. Мореходы ударяют палочками в барабаны: тун-дун, тун-дун, тури-дун-дун.
– Сюаньюань первый создал лодки и связал то, что не было связано. Потомки переняли его пример и сделали мореплавание промыслом. Сколь велики заслуги Сюаньюаня! Государь Юй, основатель династии Ся, во времена Великого девятилетнего потопа, сев в лодку, обуздал воды. А когда, установив округи пяти повинностей, стал объезжать все девять областей, он также пользовался лодками. Чжугэ Лян своими заклинаниями вызвал северо-восточный ветер, и Чжоу Юй устроил «огневое нападение» на многотысячную армию Цао Цао. Разве можно было в этой битве у Красной стены обойтись без судов?
Вспомните, как в сочинении Тао Юаньмина: «Вот лодку мою качает, качает, легко подымая».
Вспомните «Возвращение в Цзяндунь» Чжан Ханя:
Сегодня в безбрежное море
Уходит п а р у с н и к наш...
А как веселился Су Дунпо, когда
В седьмую Луну года «Жэньсюй»
На воду ч е л н спустил...
Шутят рыбаки, перекликаются, поют, плещут веслами.
Наши л о д к и идут не пустыми —
Лунным светом полны до краев!
Вспомните песню девушек:
Красавицы из У и Юэ
В ч е л н а х резвятся и ликуют,
Рвут лотосы на дремлющей реке.
Украсив весла яркими цветами,
Плывут в тот край, что манит вдалеке
Аира благовонного садами.
А это разве не о купеческих судах поется:
Мне грустно: ваши к о р а б л и
В далекий град Янчэн ушли!
Нас двадцать четыре единоверца, и торговля – наше ремесло. С юношеского возраста, вот уже несколько лет, мы бороздим моря и реки. Сегодня мы приносим в жертву морю Имдансу. Эмэй, владыка Восточного моря! Чжужун, владыка Южного моря! Цзюйчэн, владыка Западного моря! Сюнцзян, владыка Северного моря! Повелитель вод! Духи рек и озер! Примите наши приношения и ниспошлите нам удачу в делах, чтоб вернулись мы с барышами! Дух ветра! Даруй нам попутный ветер! Морской дух! Укажи нам путь! Тун-дун, тун-дун.
Окончив молитвы, купцы заторопили Сим Чхон:
– Бросайся же в воду!
Взгляните на Сим Чхон: она встает на носу корабля и, сложив ладони, начинает молиться Небу:
– Молю! Молю тебя, Небо! Себя мне ничуть не жаль, я умираю лишь затем, чтоб сбылась заветная мечта моего слепого отца. Смилуйся же, Небо! Внемли моим мольбам, сделай ясными глаза батюшки!
Она села на прежнее место и обратила взор в сторону Персикового цвета.
– Батюшка, я погибаю! Да поможет вам Небо прозреть!
Заломив руки, она встала и обратилась к корабельщикам:
– Торговцы! Мореходы! Счастливого вам пути! Прошу вас: когда на обратном пути, уже с барышами, вы будете проплывать эти места, призовите мою душу, чтоб не скитаться ей на чужбине!
Она закрыла свои лучистые глаза и, накинув на голову подол юбки, подошла, пошатываясь, к борту корабля. Еще миг, и в море Имдансу упала дочь слепого Сима Сим Чхон. Цветок, медленно опустившийся в мрачные воды Имдансу, оказался похороненным в брюхе у рыб!
Мореходы задохнулись от горя:
– О! О! Какое несчастье!
Купцы прослезились, а вся корабельная прислуга бросилась на палубу и зарыдала.
– Преданнейшая из преданных и любящая из любящих, Сим Чхон! Какое несчастье! Какое горе! Это ужасней, чем если бы погибли наши родители и братья!..
А в это время вдова вельможи Чана из Улина, расставшись с Сим Чхон, пребывала в глубокой печали. Она положила у изголовья своего ложа портрет девушки и каждый день смотрела на него.
Однажды портрет вдруг потемнел, на нем выступила вода... Госпожа Чан испугалась:
– Она погибла!
Не в силах сдержать горя, госпожа Чан залилась горючими слезами, словно у нее вынули печень, словно грудь ее разрывалась на части. Но вот портрет вновь принял свой обычный вид, и госпожа Чан обрадовалась.
– Видимо, кто-то спас Сим Чхон, и она ожила! Но как узнать, что произошло в синем море, за тысячи ли отсюда?
В ту же ночь, в начале третьей стражи, госпожа Чан приготовила жертвоприношения и, сопровождаемая служанкой, отправилась к реке. На чистом белопесчаном берегу она разложила вино, фрукты, сушеное мясо и, громко прочитав ритуальную молитву, призвала душу «девочки Сим».
Затем госпожа Чан приступила к обряду жертвоприношения, восклицая:
– В прибрежном селении наступает ночь, все кругом тихо. Сим Чхон! Как я скорблю о тебе, Сим Чхон! Всю жизнь ты мечтала вернуть зрение слепому отцу и, любящая дочь, решила наконец гибелью своей помочь ему. И вот ты стала добычей рыб – как тяжело, как больно мне! Почему же Небо позволило погубить тебя? Почему духи не спасли тебя, тонущую? Уж лучше бы ты не рождалась на свет! Уж лучше бы я не знала тебя! Зачем суждено нам было расстаться? Ведь теперь мы никогда уже не увидимся! Луна закатилась до срока. Цветок увял раньше, чем настал конец весны! Плывет на востоке луна, и мне кажется, будто я снова вижу лицо твое! Цветы, влажные от росы, напоминают о тебе! Ласточки, сидящие на каменных столбах, что-то щебечут твоим голосом! С каждым днем все белее волосы у меня на висках!.. Мирское зло погубило тебя, и ты, погибнув, не ведаешь о моей безнадежной печали! Я осталась жить, и горе мое бесконечно! Утешься же хоть чаркой вина! О, как мне жаль тебя, прекрасная душа!
Окончив молитву, госпожа Чан зажгла благовонные курения. А небо в это время низко висело над землей, словно прислушиваясь к ее стенаниям; по реке стлался туман, напоминавший разноцветные облака; тихо журчат волны, и кажется, будто это всхлипывает Дракон; безмолвны зеленые горы в печали сегодняшнего утра; спавшие на белопесчаном берегу чайки в испуге проснулись и подняли головы; остановились рыбачьи суда с зажженными фонарями.
Госпожа Чан бросила свои приношения в воду. Чарку вынесло волной на песок, и ей показалось, будто это душа Сим Чхон выбросила ее на берег...
Бесконечно опечаленная, госпожа Чан вернулась домой. На другой день, взяв с собой множество драгоценностей, она зарыла их на высоком берегу и на этом месте соорудила беседку «Мольба о дочери». Каждый месяц, первого и пятнадцатого числа, три года подряд она приходила сюда молиться и всякий раз, входя в беседку, тосковала по Сим Чхон.
Жители селения Персиковый цвет очень жалели любящую и преданную Сим Чхон, которая пожертвовала жизнью ради слепого отца. Они поставили возле беседки «Мольба о дочери» каменную плиту и высекли на ней:
Отца слепого исцелить желая,
Дочерний долг исполнила она;
Судьба Сим Чхон и жизнь ее младая
Владыке вод – Дракону вручена!
Река темна, покойна, величава,
В седую дымку берег погружен, —
Из года в год здесь зеленеют травы,
Чтоб люди не забыли о Сим Чхон!
Плита уложена в устье реки, и потому все мореходы, проплывавшие мимо, читали эту надпись и не могли при этом сдержать слез.
Суров и безжалостен мир Поднебесной. Бедному и слабому трудно сохранить в нем дарованную Небом душу и рожденное матерью тело. Даже такая любящая и преданная дочь, как Сим Чхон, в конце концов оросила горючими слезами море Имдансу. Но тот мир, куда она ушла, расставшись со всем живым, – божественный мир, в котором властвуют божественные силы. Ослепленные алчностью люди и безмолвный Будда не могли спасти Сим Чхон, но могли разве оставаться равнодушными духи моря Имдансу?
Нефритовый владыка обращается к владыкам четырех морей:
– Завтра в первую четверть послеполуденного часа в море Имдансу будет брошена преданнейшая дочь своего отца – Сим Чхон. Вы должны встретить ее, препроводить в Хрустальный дворец и, дождавшись моих велений, вернуть обратно в мир людей. Ни одному из духов четырех морей не уйти от моей кары, если приказ не будет исполнен!
Напуганные грозным повелением, драконы – повелители четырех морей – собирают своих сановников и придворных, полководцев многотысячных войск и неисчислимых прислужниц, велят им готовить белонефритовый паланкин и ждать. Как только настала первая четверть послеполуденного часа, в море упала красавица девушка. Феи окружили ее, подхватили и хотели было усадить в паланкин, но тут Сим Чхон пришла в себя и запротестовала:
– Смею ли я, ничтожная, сесть в паланкин морского владыки?
Божественные девы в один голос объясняют ей:
– Такова воля Небесного повелителя. Если же мы не исполним ее, царству четырех морей грозит гибель. Не медлите, садитесь!
Не смея больше отказываться, Сим Чхон села в паланкин и, сопровождаемая феями, направилась в подводный дворец. Там ей была приготовлена пышная встреча. Взглянуть на девушку Сим вышли все феи и духи: Тайи[279] 279
Тайи – одно из верховных даосских божеств.
[Закрыть] на журавле, Ань Цишэн на фениксе, Чи Сунцзы на облаке, бессмертный старец Гэ[280] 280
Гэ (Гэ Сюань) – известный даос периода Троецарствия.
[Закрыть] на льве; по обеим сторонам дороги, ведущей в замок, выстроились попарно духи в голубых и пурпурных одеждах; здесь были Чанъэ из Лунного дворца и богиня Сиванму, небожительница Магу[281] 281
Магу – фея трав и цветов.
[Закрыть], феи реки Ло и повелительница восьми фей[282] 282
Повелительница восьми фей. – См. примеч. 93.
[Закрыть] с Южных гор. Их одежды украшены красивейшими драгоценностями; воздух напоен ароматом, гремит оркестр: флейта царевича Цяо, барабан затворника Го[283] 283
Го (Го Пу, 276—324) – ученый и литератор, в конце жизни стал даосским отшельником; славился игрой на барабане.
[Закрыть], флейта Лунюй, рожок Юань Цзи[284] 284
Юань Цзи (210—263) – поэт-отшельник, один из группы «Семеро мудрых из бамбуковой рощи».
[Закрыть] и цитра Цинь Гао[285] 285
Цинь Гао – музыкант, мастер игры на цитре (период Чжоу, XII—III вв. до н. э.).
[Закрыть]. От громкой музыки сотрясаются стены подводного дворца.
Сим Чхон вошла в Хрустальный дворец. Какое великолепное убранство! Янтарные колонны на пьедесталах из белого нефрита, перила из черепаховых панцирей, коралловые и жемчужные занавеси – все сверкает ярким блеском. Сам дворец – из разноцветных ракушек, словно три небесных светила[286] 286
Три небесных светила – солнце, луна, звезды.
[Закрыть], сообразующиеся с небом. Словно олицетворение пяти счастливых даров у людей. Сим Чхон взглянула на восток – там на ветке китайской розы висит багряный диск солнца. Она взглянула на юг – там парят огромные грифы цвета индиго. Она посмотрела на запад – там, призывая детей и указывая перстом вдаль, шествует повелительница фей, Сиванму, а ее сопровождает пара синих птиц. Она повернулась к северу:
Она взглянула вверх:
Исполнились заветные желанья —
Народ от бед освобожден!
Она глянула вниз:
Прозрачным утром выхожу из дома
И слышу шум каких-то церемоний —
То духи вод – больших и малых рек —
На утреннем приеме у Дракона!
Сим Чхон сажают за стол из зеленой яшмы. На блюдах из китайской ивы ей подают невиданные яства. На янтарных подносах – коралловые кубки с нектаром и лотосовым настоем, чтоб запивать сушеное мясо единорога; кувшины в виде тыквы-горлянки, наполненные кипячеными сливками и вином-росой, а на алмазном блюде – китайские финики, пища отшельника Ань Цишэна. Небожительницы прислуживали Сим Чхон справа и слева (как можно ослушаться веления Нефритового владыки?), повелители четырех морей утром и вечером посылали фей справиться о здоровье Сим Чхон, неоднократно посещали ее и всячески заботились о девушке. Каждый третий день в подводном замке устраивался в ее честь малый пир, каждый пятый день – большое пиршество.
Так проводила дни свои Сим Чхон в подводном царстве. Но вот однажды пронесся слух, что во дворец прибывает небесная фея – Юйчжэнь[288] 288
Юйчжэнь – Нефритовая дева, служанка небожителей.
[Закрыть]. Не ведая, кто это, Сим Чхон вышла взглянуть на нее. Внезапно откуда-то появилось пятицветное облако, в замке громко заиграла музыка, и вот уже с облака торжественно спускается Юйчжэнь, держа в правой руке красный цветок корицы, а в левой – лазоревый цветок персика. Ее сопровождают синие и белые журавли и танцующие павлины – вестники ее появления. Открывают шествие Юйчжэнь феи Небесного царства, позади – феи царства подводного. Сим Чхон впервые видела подобное!
Спустившись с облака, Юйчжэнь села в паланкин и прибыла во дворец. Здесь она обратилась к Сим Чхон:
– Сим Чхон! Это я, твоя матушка!
Когда девушка увидела, что перед ней ее мать, она радостно воскликнула:
– Ой, матушка!
Подбежала к ней, обняла за шею, прижалась к ее груди и запричитала то печально, то радостно:
– Матушка! Вы покинули меня на седьмой день после рождения, и только благодаря неусыпным заботам отца я не погибла. До пятнадцати лет я не видела самого дорогого мне лица – лица матери. Все дни я мечтала встретиться с вами, и вот вы со мной, и радость моя беспредельна! Как жаль, что отец далеко и не может порадоваться вместе с нами!
Радостная и возбужденная, взволнованная и растроганная, Сим Чхон от счастья потеряла голову. Она поднялась с матерью в башню дворца и там села рядом, прижавшись к ней, и, то касаясь лица матери, то поглаживая ее руки, все повторяла:
– Наконец-то я могу обнять свою матушку! Как я рада! Как я счастлива!
И она плакала от счастья. Растроганная ее слезами, богиня опечалилась и, гладя девушку по плечам, промолвила:
– Не плачь, дитя мое! По воле Неба я покинула мир людей после твоего рождения и чем больше думала о тяжелой жизни твоего слепого отца, тем горше мне было. Могла ли я надеяться, что ты, мой грибок, моя росинка, останешься в живых? Но Небо явило тебе милость, и вот ты, живая, предо мной! Так и хочется взять тебя на руки. Или посадить на спину. Доченька ты моя родная! Лицом и манерой смеяться – ты в отца, а вот изящные руки и ноги – это мое! Откуда знать тебе, как ты росла в детстве? Я-то догадываюсь, как трудно было твоему отцу, он, наверно, ходил по дворам и просил молока у чужих матерей! Я думаю, он сильно постарел от такой жизни! Ну, а жива ли мамаша Квидок? Она была так добра к тебе!
– Батюшка рассказывал мне об этом. Разве могу я забыть все, что он претерпел?
И она поведала матери, как трудно было отцу, как сама она семи лет от роду начала ходить за милостыней, как шитьем зарабатывала на жизнь себе и отцу. Она рассказала и о том, что госпожа Чан, вдова сановника, позвала ее к себе и предложила стать ее приемной дочерью, о милостях госпожи Чан и о портрете, который та велела написать. (Мать была тронута поступками вдовы.) Рассказала Сим Чхон и о том, как заботилась о ней Квидок.
Шли дни. Сим Чхон по-прежнему жила с матерью в подводном дворце. Но вот однажды мать обратилась к ней:
– Я свиделась с тобой, и радость моя бесконечна. Но у меня много поручений от Нефритового владыки, и я не могу дольше оставаться здесь. Сегодня ты расстанешься со мной и, может быть, встретишься когда-нибудь со своим батюшкой. Еще придет время нашего свидания!
Она попрощалась с дочерью и встала. У Сим Чхон сжалось сердце:
– Ой, матушка! Я думала, мы теперь долго-долго будем вместе, а вы говорите про разлуку...
Но как ни тяжело было им обеим, они не могли противиться воле Неба. Юйчжэнь поднялась, еще раз обняла дочь и вознеслась на небо. Сим Чхон ничего не оставалось, как со слезами на глазах смотреть ей вслед. Нефритовый владыка, глубоко тронутый ее дочерней любовью и преданностью, не в силах был оставлять девушку надолго в подводном дворце и потому вновь повелел владыкам четырех морей:
– Посадите великолюбящую дочь в чистый, как яшма, цветок лотоса и вынесите ее туда, откуда она пришла, – в море Имдансу.
Выслушав волю Неба, повелители морей бережно усадили девушку в белояшмовый лотос и приготовились к выходу в море. Небожительницы всех четырех морей и восемь фей по очереди прощались с Сим Чхон, напутствуя ее:
– Пусть ожидают вас в мире людей богатство, знатность и вечное благополучие! Живите много-много лет, преданнейшая из дочерей!
Сим Чхон отвечала им с благодарностью.
– Умершая, я снова ожила и по вашей милости возвращаюсь в мир людей. Будьте счастливы!
Сказала – и все вдруг исчезло бесследно. Сим Чхон сидела в лотосовом цветке и плыла... Куда – ей было неизвестно. Миновав ворота Хрустального дворца, она очутилась в открытом море. Кругом все тихо – ни шороха ветра, ни шума дождя. Мерно плещутся волны, в воде цветут весенние морские розы, а на берегу, где, овеваемые легким восточным ветерком, склоняют к воде свои ветви зеленые ивы, беззаботно сидит старый рыбак... Она плыла в открывающийся простор, туда, где ярче играют солнечные блики. Сим Чхон огляделась вокруг: да это море Имдансу, из которого она попала в подводный дворец! О горе! Неужели это опять не сон?
Как раз в это время возвращались из плавания купцы-мореходы. Совершив жертвоприношение, они удачно закончили свои торговые дела, и теперь на мачте их корабля развевался большой флаг, а сами они весело балагурили и плясали... Войдя в море Имдансу, купцы зарезали большого быка, выкатили бочки с вином, приготовили разные фрукты и под бой барабанов начали творить молитвы. Но вот барабанный бой стихает, и старшина купцов громким голосом обращается к душе погибшей Сим Чхон:
– О преданнейшая из преданных дочерей, Сим Чхон! Ты стала духом морской пучины, и у нас нет слов, чтоб выразить печаль и горе наше. Благодаря тебе мы возвращаемся на родину с большими барышами, но вернется ли когда-нибудь на землю твоя душа? Мы обещаем тебе заехать по пути в селение Персиковый цвет и справиться о благополучии твоего отца!
Старшина оросил щеки слезами, и все торговцы тоже прослезились. Когда же они взглянули на море, то увидели, что на воде откуда ни возьмись появился бутон цветка! С криками подплыли они к нему:
– Ой, что это за цветок? Лавр ли это благородный, что цветет лишь на небе, или это земной лазоревый персик? Нет, это не небесный цветок и не земной, раз он плывет по морю: значит, это дух девушки Сим Чхон!
Они начали оживленно спорить, но в это время небо заволокло белыми облаками, среди которых парил на журавле небесный посланец. В вышине прозвучал его громкий глас:
– Торговцы-мореходы! Не спорьте о том, что вы увидели, – это небесный цветок! Не говорите о нем никому, бережно возьмите его на корабль и отвезите Сыну Неба. Если посмеете ослушаться, гром небесный поразит вас и молнии испепелят вас!
Дрожа от страха, купцы осторожно вытащили цветок из воды и положили его в свободную каюту, отгородив ее от других помещений зеленой занавеской. Затем торговцы снялись с якоря и подняли паруса. Тут налетел попутный ветер и вмиг домчал их до столицы, где они и причалили.
В третью луну года «Кёнджин» скончалась императрица. Тысячи людей были охвачены горем. Сын Неба, скорбя душой, собирал всевозможные травы и цветы и заполнял ими свой дворцовый парк. Множество цветов посадил он и перед своими покоями. В скором времени все они буйно разрослись:
Легкая поступь красавицы
Нежит зеркальную гладь;
Осенью а л о м у л о т о с у
Время пришло расцветать!
Цвет з и м н е й с л и в ы, наполняя сад,
Несет волнующие вести;
Витает скрытый аромат,
Блестит рождающийся месяц!
Сановников дети играют
Под пышно цветущею кроной;
Вокруг без конца и без края —
Пурпурное поле п и о н о в!
Возле покоев императрицы
Землю покрыли г р у ш и цветы,
Сколько их здесь – целые горы!
Легкую дверь не откроешь ты!
Властитель государства Шу
Кукушкой стал, покинув белый свет;
Теперь он смотрит на к у к у ш к и н ц в е т
И вспоминает царство Шу!
Еще в его саду росли белые, желтые и красные хризантемы, индийская сирень, орхидеи, банановые, гранатовые и помелоновые деревья, амурский виноград, смородина, японские и корейские рододендроны, бальзамины и прочие цветы, травы и деревья. Среди всего этого великолепия, радуясь цветам, парами порхали бабочки. Сад услаждал скорбящую душу Сына Неба, цветы напоминали ему о любви...
