Текст книги "Безликий и Чудовище (СИ)"

Автор книги: Atyra Rommant

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)

И тут в тишине раздались хлопки. Размеренные, с большим интервалом, они эхом прокатывались по помещению, будто призывали Звёздочку поднять опущенную голову. Она и подняла, и ту же секунду всё в мире под тонкий писк в ушах превратилось в одну серую кашу, обрамлявшую, словно круглая рамка, силуэт высокого мужчины с до боли знакомым лицом, на котором застыло театральное восхищение.

Всё тело затрясло. Жирный пузырь в горле отнял способность дышать. На мгновение всё в глазах стало красным. Но тут же в голове всплыли мысли о самом важном.

Без команды умершего на мгновение мозга неощутимые ноги сами понесли её за сцену.

Мужчина, сложив руки на груди, непринуждённо вздохнул.

– Догнать.

Тут же из ровных рядов зрителей, словно туча шершней из потревоженного гнезда, вырвалась целая туча разодетых королевских гвардейцев, которые, однако, не сразу найдут потайную дверь внизу сцены, которая плотно зажалась меж ржавым креплением и полом от мощного рывка Звёздочки, которая уже неслась по низкому коридору, сошвыривая с себя лохмотья, чтобы как можно быстрее добежать до заветной двери и увидеть то, что надо было ожидать.

Эта жирная свинья на пару с рыжим и тощим пьяницей Фредом выносили корзину. Да как они..? Да что они вообще?!

Дыхание спёрлось, сердце перестало биться, а вся кровь моментом оказалась в голове, превратившись в разряд сотен тысяч молний, который швырнул столь малое и слабое для такого животного гнева тело на подлецов.

– А ты что тут..? Почему не на сце… Да что там происходит?!!

– Да отцепись ты, зараза!

Фред, отчаянно пытаясь скинуть с себя озверевшую девчонку, всеми силами пытавшуюся добраться до удерживаемой в одной из рук мужика корзины, с надрывом плюнул в её сторону, но промахнулся. Тем временем толстяк выхватил корзинку и во всю прыть понёсся по коридору. С бранью Жолдыз рванулась за ним, но костлявые пальцы вцепились в её короткую шевелюру и чуть не сняли с неё скальп, потянув назад.

– А с тобой я ещё поговорю, невинность ты наша ходячая. – Пронеслось над ухом противное хихиканье, пропитанное спиртом.

С новым ударом волны адреналина Жолдыз взревела, извернулась и зубами отодрала твари половину уха. Тот пронзительно заверещал и секундное послабление дало девушке шанс вновь вскочить на ноги и с нечленораздельными криками погнаться за вторым мерзавцем, но тут ей прямо в спину прилетел раскладной нож, заставив несчастную упасть на колени.

За спиной послышались шаги. И когда Звёздочка была готова уже вновь устремиться в погоню хоть на ногах, хоть на четвереньках, хоть вообще ползком, продирая изъеденными хлоркой пальцами себе путь к заветному сокровищу и к изощрённому убийству всех этих сволочей, раздался хлопок. Директор кубарем выкатился из-за угла и, прижимая к себе корзину, застыл в полулежащем состоянии. Его правое плечо кровоточило. Оттуда же вышел знакомый силуэт.

Полный мужчина отпихнул корзину, поднял руки, начал сбивчиво оправдываться, но тут же неизвестный направил на него нечто, что было у него в руке, и от чего спустя мгновение вместе ещё одним оглушительным хлопком вырвалась струйка зловонного дыма. Директор упал на спину с дырой во лбу.

Тем временем сзади уже слышались отчаянные возмущения Фреда, с яростью пытавшегося вырваться из хватки гвардейцев. Хлопок. Из дыры в голове хлынула кровь, тощее тело задрожало, лицо перекосило, мутные глаза закатились. Фред обмяк.

Высокий человек, оглядев деловитым взглядом художника плоды своего «творчества», убрал оружие за пояс.

– Уберитесь тут по быстрому, возвращайтесь на улицу и ждите меня там.

После этого покорные прислужники занялись переносом застреленных. Куда? Жолдыз это волновало тогда меньше всего. Почти потеряв способность дышать, девушка не меняя положения, стёрла дрожавшей рукой со щеки каплю крови ещё минуту назад живого человека. Слегка опомнившись, она тут же быстро подобралась к корзинке и с замирающим сердцем проверила её содержимое. Хорошо… Боже, всё хорошо! Не верится даже, но всё..!

Острая боль от со свистом вынутого из спины девушки ножа заставили последнюю громко вскрикнуть и рефлекторно развернуться, чтобы в ту же секунду её приоткрытые губы накрыли чужие в грубом, глубоком и пошлом поцелуе.

Твёрдая рука в железной перчатке с силой прижала хрупкое тело к торсу своего хозяина, будто желавшего всем своим существом прочувствовать тепло столь желанного человека. С огромным трудом, но Звёздочка всё-таки вырвалась из грязной хватки, но особо далеко ей уйти не дали.

«Ну подожди же ты! Ну я же так по тебе соскучился! Ну так же я тебя давно не видел!..» – Приговаривал старый знакомый, прижимаясь и ластясь к девушке. В конец рассвирепев, она со всей силы пнула мужчину в солнечное сплетение, вырвалась из навязчивых объятий и уже хотела пуститься наутёк, забрав с собой и корзину, но рука в железной перчатке схватила плетёную ручку первой.

– А это что тут у нас? Воровством промышляешь?

– А ну верни! – Взвизгнула Звёздочка, ломанувшись к корзинке, но та была тут же поднята вверх.

– Да ладно тебе, я что, осуждаю?

– Верни!!!

– Я понесу, хорошо? Мы сейчас…

И тут содержимое корзины наконец-то… закричало. Протяжно, тонко, по-детски…

Выпученные глаза Бальтазара, в которых отразилась полная потеря понимания происходящего, обескураженно смотрели то на застывшую над головой корзинку, то на Жолдыз…

«… а потом я как понял… Меня аж пот прошиб. В глазах помутнело, в голове что-то щёлкнуло, думал прямо там и сяду. Чёрт, если так подумать – сколько там времени прошло? Полгода? Да, где-то так. И все эти полгода, и ещё несколько месяцев до этого, я был папой»

Они сидели за столом. Молчали. Перед Жолдыз остывала тарелка супа. Свежего, горячего, полностью из съедобных продуктов. На коленях у Жолдыз мирно лежит и глядит на мрачные стены их маленький кареглазый сын.

Сильно пышную трапезу Бальтазар решил не устраивать, так как опасался, что сидевший такой приличный отрезок времени на столь экстремальной диете желудок подруги просто скрутит судорогой, если его так сразу набить едой. Да и сама Звёздочка особого возражения не выказывала. Она вообще ничего не делала.

Всё это было странно и даже немного смешно. Он ведь столько раз представлял их встречу в самых мельчайших деталях, так мечтал наконец-то найти её… Но, как это часто бывает, в реальности всё намного сложнее. Жолдыз сильно изменилась, и дело тут вовсе было не в печальном облике этой исхудалой, грязной и измождённой женщины. Что-то внутри её самой было безвозвратно утеряно. Та робкая, нежная и, невзирая на все невзгоды, с улыбкой шедшая по жизни девчонка исчезла, уступив своё место загнанному зверьку, который теперь жался в комок перед взором некогда самого любимого человека.

– Можно посмотреть? – Спустя двадцать минут бездействия, король резко поддался вперёд, вытянув руку в маленькому свёртку.

Жолдыз испуганно втянула воздух и поддалась назад, прижав малыша к себе.

Тишина.

– М-Можно?

– Снимай эту хрень. – Широко раскрытые глаза женщины на мгновение устремили взгляд на железную перчатку, которая словно грозный зверь, ждущий команды хозяина, покоилась на его руке.

– Я…

– Снимай!!! – Надрывный вопль эхом отразился от стен.

Бальтазар тяжело вздохнул и под бдительным взглядом почти немигающих глаз Звёздочки ослабил крепления и через несколько секунд стряхнув непривычно лёгкую руку, страшный «наездник» которой был отложен на дальний край стола.

– Теперь-то можно? – Шёпотом (сам не зная почему) спросил мужчина.

Жолдыз с полминуты колебалась, но всё-таки на дрожащих руках вновь опустила сына на колени, при этом пребывая в полной готовности снова прижать его к себе и кинуться прочь в любой момент.

Расправил ладонь. Медленно-медленно приблизился к глазевшему на него изучающим взглядом мальчику и осторожно похолодевшими от волнения кончиками пальцев погладил последнего по макушке. Расслабился. Не по-детски умные и в то же время невероятно милые глазки продолжали непрерывно следить за криво сросшейся кистью руки, которая уже более смело теребила мягкие тёмные волосы.

По душе блаженным млеком растекалась нежность. Лицо невольно расплылось в улыбке.

– Так ты об этом хотела мне рассказать тогда, у реки? – Бальтазар поднял взгляд на Звёздочку и вся беззаботная радость внутри тут же притихла.

– Да. Но не успела.

– И из-за этого на тебя так орал отец? Ну, в смысле, я несколько минут находился под окном и…

– Да. – Она кивнула и, сделав глубокий вдох, будто сдерживая плач, продолжила:

– Меня повели прежде всего к повитухе чтобы выяснить, смогу ли я родить будущему мужу ребёнка. Там-то всё и вскрылось.

– Но теперь-то волноваться не о чем! Вы… – Бальтазар вновь был готов улыбнуться, но остававшееся безрадостным лицо любимой приостановило его ликование.

– Ну да. Слышала о твоих геройствованиях. Мне лично рассказали. Подруга, у которой родственники в столице жили.

Жолдыз всё запомнила, ибо именно тогда у неё начались преждевременные роды. На мгновение из самых глубинных закромов памяти выплыло, сопровождаемое чудовищным коктейлем из запаха залежавшейся ткани, мокрых тряпок, крови и пота, воспоминание о том, как она в душной коморке с чулком во рту, находясь на грани жизни и смерти, три часа выдавливала из себя ребёнка, молясь, чтобы никто её не услышал.

Бальтазар после этих слов почувствовал себя как минимум приниженным.

– Нет, ты серьёзно? – Лицо короля перекосило. – Ты мне прямо сейчас предъявляешь за то, что я избавил Землю от урода, который хотел продать тебя за скотину дряхлому извращенцу, а потом ещё и отрёкся от тебя?

– Ты убил не только его. Обычные, хорошие люди, дети – ты всех порешил, Бальтазар! Да ещё как!

– Большинство из этих детей, – как я, кстати, подметил, – были девочки, которых твои «обычные, хорошие люди» в своё время аналогично отдали на растерзание богатеньким мужьям. Так что особо не волнуйся, не многое потеряли.

– Да ты..?!

Жолдыз резко вскочила на ноги и, повалив стул, отступила назад, продолжая с презрением смотреть на мужчину, который уже неспешно вставал с пола.

– Что «я»? Вот просто – что?! Я – Бальтазар, приятно познакомиться!

– Чёрт подери, да ты просто вокруг посмотри!

– Ну и что в этом «округе» такого плохого?

– Да что-ж..! – Жолдыз затрясло, она гневно зарычала. На руках у неё уже надрывался перепуганный малыш. – Посмотри! Посмотри, что там творится, грёбаный ты кретин! Разбой, нищета, проституция – это ты хотел, Бальтазар? Этого?

– Я…

– Я ведь помню тебя! Помню, каким ты был! Помню, как мы ходили, планировали, предлагали людям твои изобретения! Ты же хотел сделать этот мир лучше, Бальтазар! Хотел направить свои изобретения во благо! Что изменилось?

– Если ты действительно всё это помнишь, то в твоей голове явно есть воспоминания о том, что ни-хер-та из всего того, что я в этих тоннах бумаг начиркал, никому не было нужно. Ни простым жителям, ни королю с королевой – никому! Так что в том, что я перестал сильно замораживаться из-за других, я особой проблемы не вижу.

– Настоящий Бальтазар так бы не сказал.

– Ой-ой-ой, это-ж откуда мы знаем?

– Я знаю, потому что люблю тебя!

– Ах, теперь выясняется, что ты меня любила. Ну, и почему же тогда свиснулась, даже не попрощавшись?

– Так было лучше.

– Для кого?

– Для всех. В первую очередь для тебя.

Бальтазар замолчал. Склонил голову, сжал кулаки. Дыхание дрожало. В конце-концов он зацепил сапогом ножку стула, придвинул его к себе, рухнул на седушку и впёрся лбом в спинку.

– Я сидел в снегу, я рвал на себе волосы, я орал так, что… – С глубоким вздохом он поднял глаза. – А тебе не приходило в голову, что именно ты меня добила? Ты… Ты не могла хотя бы записку оставить, что я… Мы… У нас есть он?

– Чтобы ты бросился нас искать и нажил себе ещё больше проблем? Бальтазар, твой отец совершенно не возражал, когда мой был готов забить тебя до смерти. Я ужасно боялась, что выкинь ты ещё хоть что-нибудь, и они тебя вообще казнят. Я так надеялась, что Зигмунд за тебя заступятся и они оставят тебя в покое.

Бальтазар болезненно рассмеялся, растянув рот в грустной ухмылке.

– Я отказался оставаться с Зигмундом. Хотел посмотреть, как они себя будут вести. Меня бросили в тюрьму. Почти не кормили. Собирались отправить куда-нибудь в самые дремучие закрома королевства, лес валить. Хотели окончательно и бесповоротно стереть факт моего существования из истории. Я не собирался этого дожидаться, хотел покончить с этим быстро. Даже острый осколок бутылки раздобыл. Но знаешь, в последний момент подумал: блин, а почему я? Почему я, а не они? Ты… Ты сама подумай: я создал все эти вещи. Я создал то, что люди ещё даже осознать человек, а они хотят усадить на трон того, кто даже самую ничтожную реформу будет боятся провести, тем самым останавливая и без того почти не двигавшееся ещё незапамятных времён развитие этого проклятого государства ещё лет на сорок как минимум. И я избавился от них. Сначала от старших, потом и от остальных, чтобы меньше хлопот было. И я действительно по-началу пытался что-то менять. Образование, торговля, там, политические отношения… Но кому это было нужно? Как оказалось, всем этим свиньям, – и знати, и тем, кто пониже, – было вполне комфортно в их свинарниках. В самом начале я не придавал особого значения их постоянным протестам, думал, побесятся и успокоятся. Но нет. Потом осознал, что хоть как-то изменить этих людей – дело гиблое. От поколения к поколению, сын за отцом, а мать за дочерью – они проделывали ряд одинаковых, ничем не примечательных действий, и они не планировали выходить из этого ещё долгие и долгие столетия. Я задумался и пришел к выводу, что самое лучшее решение – это уничтожить всё. Сделать так, чтобы они никак не смогли продолжать ход по этому замкнутому кругу, поместить их в стрессовые условия, заставившие бы их явить для всего мира их истинную сущность. Всё сработало так, как я и предполагал – на свет явилась куча невежественных обезьян, которые готовы друг другу глотки перегрызть.

– Ну, и?

Бальтазар недоумённо поднял брови.

– Что?

– Ты, вот такой весь замечательный, явил этому прогнившему миру его истинную сущность – и что?

– Я… Я надеялся, что они тем самым придут к выводу, что надо двигаться дальше. Даже активно распространял пропаганду этого.

– Я слышала. Вот только знаешь, что ты не договариваешь, Бальтазар? – Король уставился на Звёздочку. – Ты всё разрушил в первую очередь потому, что хотел отыграться таким способом. Нет, ты сам посуди – ты хоть понимаешь, насколько абсурден весь твой план? Если все люди этого королевства реально настолько тупые, как ты говоришь, то подобный подход лишь уничтожит в них последние капли рассудка, и я просто не поверю, что ты этого не осознавал, если вообще был в те минуты в своём уме. Насчёт убийства твоей семьи – в том есть и моя вина, признаю, потому я и не берусь тебя судить. Возможно, мне действительно надо было поступить как-то по-другому, нежели просто уйти. Но все твои остальные действия, начиная с вот этой твоей «гениальной» задумки – это лишь упоение властью, а не желание помочь. Ты не смог их убедить в том, что твои изобретения могут им помочь, и верх взял эгоизм. Желание управлять, ущемлять и тем самым культивировать своё «Я». Ты так много обвиняешь этих, как ты выразился, «обезьян», которые так и жаждут испортить тебе жизнь, и совсем не замечаешь, что ты не слишком-то далеко от них ушёл. Посмотри на себя, Бальтазар. Посмотри, в кого ты превратился. Я вот лично перед собой вижу не гениального страдальца, которого так старательно рисует тебе твоё ущемлённое самолюбие, а самовлюблённого, озлобленного и переполненного жалостью к себе… человека. Знаешь, я всё ещё хочу верить, что тебе осталось ещё хоть что-то с тех времён, когда мы могли выехать на твоём драндулете за горных хребет, рухнуть мордой в снег и часами пялиться на звёзды. Я не хочу уходить так же, как и тогда, в неизвестность, оставив тебя одного. Уверена, что это вновь не приведёт ни к чему хорошему. Я хочу тебе помочь. Сама даже не знаю как, но хочу привести тебя в чувства. И не надо смеяться.

– Наивно.

– Возможно.

– А вот что ты скажешь на моё заявление о том, что меняться я особо не стремлюсь. Мне и так хорошо… Подожди, подожди, не перебивай! Послушай, я ведь и вам могу устроить жизнь со всеми благами! Только подумай…

Звёздочка, с лицом еле сдерживавшего плач ребёнка, сглотнула тугой комок в горле. Король тем временем всё продолжал уже совершенно безразличный для девушки монолог:

– … я же всё вам могу дать! Всё! Еду, жильё, да ещё какое! Целый дворец в полном вашем распоряжении! Да что там дворец, весь мир скоро будет у ваших ног! У твоих ног, Жолдыз! Забудешь ты все эти швабры, мётлы и тряпки, как страшный сон! Ты – актриса, которой скоро будет восхищаться каждый в этом королевстве, все сцены которого сейчас под моей рукой. Помнишь, как ты мне говорила, что ужасно хочешь сыграть эту, ну, как её там? Элисию-Шалисию… Н-Не важно! Сыграешь, да и не только её! Все главные роли всех театров на земле отныне твои, слышишь? Да и мальчик наш – представь, как ему здесь хорошо будет! Я же вас на руках носить буду, а ему вообще всё на свете отдам! Выращу, все мои знания передам, я…

– Нет. – Звёздочка прикрыла свободной рукой опущенное лицо. Голос у неё был как у вековой старухи.

– Ч-Что, прости.

– Нет. – С нажимом на каждую букву повторила женщина, будто вовсе не могла сказать больше ничего.

– Что «нет»?

– Сына здесь не будет, Бальтазар. Прости, но это моё окончательное решение. Однажды ты поймёшь. У него не должен быть такой отец.

– Какой «такой»? – Голос короля еле заметно дрогнул.

Жолдыз прекрасно понимала, что он вот-вот взорвётся. Надо уходить.

– Чего? Чего отворачиваешься? Давай, договаривай!

Мужчина начал повышать голос.

Ответа ему не последовало.

БАБАХ! – рухнул на пол перевёрнутый дубовый стол. Словно зверь из засады Бальтазар рванулся в сторону Звёздочки, вцепился мёртвой хваткой в воротник и резко притянул её к себе.

– Что ты..? Пусти!

Женщина под истошный плач своего чада начала предпринимать яростные попытки вырваться, но железная хватка удерживала её на месте, пока Бальтазар в сопровождении оглушительного эха рвал в кровь связки прямо перед её лицом.

– Что такое?! Опять решила смотаться, да? «Моя хата с краю, нихрена не знаю» – так?! Нет уж, золото моё, теперь-то не прокатит! Теперь в несчастную не поиграешь! Теперь-то я тебя из-под земли достану, все кости тебе, дряни, пересчитаю! А теперь – давай! Давай, договаривай! Какой я? Какой?!

– Псих!

– Чего? – Бальтазар чуть не задохнулся. Истерический смех на пару с тучей брани вели ожесточённый бой за право вылететь из лёгких короля быстрее соперника.

– Псих! Больной урод – вот ты кто! Что, теперь доволен?!

– Ах, я псих, да?

– Да!

– А это псих, чтоб ты знала, подгрёб под себя всё королевство! Ни одна зараза мне слово поперёк здесь не скажет! Захочу – вообще всё здесь с землёй сравняю! И тебя в первую очередь, скотина безмозглая!

– А ты попробуй сначала! Попробуй!

– Да ты же по рукам пойдёшь, дура! Продаваться будешь за копейки и сгниёшь в грязи вместе с выродком своим!

– Да уж лучше так, – обгрызенные ногти на покрытых волдырями пальцах впились в глотку короля, раздирая кожу до крови; Жолдыз с полными ненависти глазами шипела через зубы прямо в лицо Бальтазара, – чем выращу из него ещё одну такую же озлобленную тварь, как и ты!

– Ну, собачья дочь, тогда уж!..

Мужчина вырвал у Жолдыз из рук вопящий свёрток, с силой пнул Жолдыз на пол и уже замахнулся, чтобы со всей дури шарахнуть его об пол, но Звёздочка уже чрез мгновение оказалась на ногах и с нечленораздельным криком бросилась на Бальтазара, и тут…

Тонкий жужжащий звук.

Бальтазар застыл на месте.

Жолдыз упала.

Глаза женщины широко раскрыты, на руке можно было разглядеть потрёпанное медное кольцо с подвеской – деталь от того самого браслета, сделанного самим горе-изобретателем своей новоиспечённой супруге.

Так и не смогла от него избавиться…

Оно-то и задело мелкий трансформатор у Бальтазара на запястье, который невозможно было снять вместе с перчаткой.

Совсем мелкий.

Секундное прикосновение.

Но этого было достаточно.

Бальтазар осел на пол. Под одиноко разносившийся по залу крик раскрасневшегося от плача ребёнка, король беззвучно открывал род, силясь вымолвить хоть что-то.

Пересилил себя. Дрожащими пальцами дотронулся до запястья женщины. Пульса нет.

Нет?

Нет.

Всё.

С секунду, казалось, он не чувствовал ничего, словно все эмоции в один момент превратились в белый шум, либо же сознание просто отказывалось воспринимать всё это, как реальность. Это просто сон. Просто сон, такого просто не может быть! Не может! Нет, нет, нет – только всё было ДА.

В разуме отчётливо росла мысль о том, что что-то утеряно безвозвратно. Что какая-то маленькая ниточка, на которой держалось всё, тихо лопнула и вся жизнь рухнула в беспросветную тьму.

Горло больно сдавило, дышать стало сложно. Всё внутри сжалось.

Бальтазар закрыл рот, а потом и всё лицо ладонью и сделал судорожный вздох, вдохнув неприятный запах металла, которым была пропитана кожаная перчатка. Потом ещё раз. И ещё…

Зажмуренные глаза намокли.

«Как-то вот так.

Не помню, сколько я так просидел. Через какое-то время, однако, разум стал ко мне возвращаться, и я понял, что нужно что-то делать.

Закрыл ей глаза. Тело завернул в скатерть и унёс в погреб.

Хоронить просто закопав в землю я её не решился. Я знал, что из раза в раз буду возвращаться к ней. Навязчивые мысли о том, что она всё ещё существует и находится прямо рядом со мной сведут меня с ума, заставляя каждый раз вновь и вновь находить её и созерцать то, что сделало с ней время. Да и она бы этого не хотела. Я решил, что нас надо разделить раз и навсегда. Разделить так, чтобы даже то, что от неё осталось, оказалось совершенно в иной плоскости.

Сделать всё по-быстрому не вышло. Казалось бы – что тут такого? Вынес в сад, залил горючим и поджог. Но нет. Я не могу. От одной лишь мысли, как огонь будет пожирать то, что некогда представляло собой столь многое и грандиозное, меня передёргивает. Решился на самообман. Порылся в груде старых вещей, разломал х в щепки и не слишком толстым слоем накрыл тело.

Только после этого поджёг. Горело долго, но я ждал. Правда, мелкий начал замерзать и пришлось ненадолго вернуться в замок. Не дай бог ещё простынет.

Выехал потом тайком за город и развеял там прах. Как раз был не слишком сильный ветер.

Красивая была сцена.

Всё хорошо, Звёздочка. Так ведь? Больше не надо переживать за тех, кто этого не достоин. Больше не надо думать о завтрашнем дне. Больше не надо трудиться денно и ношно. Больше ничего не надо.

Потому что больше ничего нет.

Ничего нет»

Орландо перелистнул страницу и, видимо, наткнувшись на дополнительную приписку к только что зачитанной записи, прочёл следующее:

«И да, кстати о мелком – следующие три дня он яростно не давал мне спать. Что ж, его можно понять. Он хочет на ручки к маме, а не к какому-то непонятному мужику. В один момент я просто не вынес, уложил его в колыбельку (Её я откапал в старом хламе. Предназначалась для моего несуществующего брата или сестры), рухнул на кровать и, совершенно не обращая внимания на не прекращавшиеся крики ребёнка, уснул. Нет, даже не уснул, просто потерял сознание.

Проспал двенадцать часов.

Просыпаюсь, окидываю взглядом стену передо мной и тут понимаю, что пацан замолк. Меня будто водой окатили – тут же подскочил на кровати, выпрямился и вижу следующую картину: малец лежит в кроватке, на лице вселенское спокойствие, а рядом стоит и поглаживает его по голове нянечка Фресси, напевая при этом какую-то незамысловатую детскую песенку, больше похожую на набор звуков, лишь имитировавший речь. Совсем забыл об этой старухе… Честное слово – идёшь-идёшь так по коридору, все по всем щелям разбежаться, а этой хоть бы хны. Я уже молчу о том, что она без задней мысли не побоялась ко мне зайти. Хотя… Способна ли она вообще ныне соображать? Может ли её мозг, которому один лишь Господь Бог знает сколько лет, выдать хоть что-то на подобии рассуждения? Живо ли хоть что-нибудь в её черепной коробке, либо же она действует теперь лишь на одних инстинктах, отточенных многими годами и десятилетиями службы няней?

Что ж, в любом случае, мне надо быть с этим всем повнимательнее. О ребёнке не должно знать слишком много людей – из этого не выйдет ничего хорошего, нутром чую.

Ну, и да, у меня теперь есть новое развлечение – рассматривать себя со своей маленькой копией в зеркале. Серьёзно, он очень на меня похож. Будто на прошлого себя смотрю.

Надо ему имя придумать»

Далее пошли какие-то бытовые записи, не отличавшиеся особой масштабностью. Лучше всего Агний сумел расслышать только две из них:

«Сегодня было особенно плохое настроение. Ничего не хотелось делать. По самый вечер вдруг в голову забрела идея навестить погреб. Нет, ну, а что? Столько же легенд ходит про целебные силы хмеля, почему бы и мне их на себе не испытать?

Последний раз невзначай выпил лет в четырнадцать. Такой гадости я не пробовал за всю свою жизнь. Тогда просто не представлял, как некоторые люди вообще могут подсесть на такую дрянь.

Как уже говорилось, спустился в погреб, отрыл там целую и полную бутылку, вернулся с ней в комнату. Открыл. Спустя минуту терзаний отхлебнул. Ничего не изменилось. Всё такая же гадость. Отложил её и продолжил записи.

Тем не менее, в какой-то момент почувствовал навязчиво желание сделать ещё один глоток. Потом ещё. И ещё. И ещё… Пока сидел на стуле даже не ощущал особой разницы, только в глазах мутнеть стало. Только когда поднялся, чтобы немного размять спину, торс на пару с головой вдруг неожиданно потяжелели килограмм на десять, и я грохнулся на пол. Голова загудела, руки ослабли. Так и провалялся с минуту, пока наконец-то не смог приподняться.

Вперёд посмотрел – мелкий сидит в кроватке и на меня смотрит. Внимательно так, непонимающе. И в тот момент думаю: «Ну ё-моё, как же я сейчас, наверное, противно выгляжу. И он на это вынужден смотреть»

«У мелкого появилась новая тема – раньше он начинал орать, когда я его брал, теперь он орёт, когда я его оставляю.

Делать нечего. Принёс его в мастерскую, придвинул к рабочему столу стул, примотал к нему парня ремнём, чтоб не свалился, и начал работать. Только вот и тут сердце моего друга затребовало открытий. Сижу, собираю что-то, одним глазом на разработку, а другим – пацана, поскольку он каждую секунду что-то хватал со стола и начинал рассматривать. В конце концов пришлось стул немного отодвинуть, а то, не дай Божэ, ещё что-нибудь себе в рот засунет.

А вообще, признаться честно, я реально вдохновился идеей всё ему показать и рассказать. Лет через пять займусь этим

И да, надо бы почаще вести записи. Сегодня заметил, что у меня начинает отшибать память. Только с нескольких попыток сумел вспомнить, как звали моих родителей. Может, это из-за алкоголя? Но разве такие фундаментальные знания могут пропасть из-за двух выпитых мною за всю жизнь бутылок? А хотя, откуда мне знать?»

Тем временем разговор между Бальтазаром и Алисой и не думал останавливаться, несмотря на то, что бывший король уже изрядно утомился.

– Слушай, давай уже расходиться. Я устал, да и ты, я уверен, уже ждёшь не дождёшься чтобы увидеть мой труп. Хотя, подожди, об одном лишь я хотел попросить. Я же имею права на последнюю волю? Да не бойся, не бойся. Ничего сверхъестественного. Алис, пожалуйста, отстаньте от парня. Поверь, вот эти вот все заискивания ни к чему не приведут, он далеко не идиот. Пусть идёт своей дорогой.

– А ты вообще чего так сильно о нём печёшься, а?

– А это уже, сестра моя, не твоё собачье дело. Твоё дело выполнить то, о чём я тебя попросил, повесить меня преспокойно и наконец-то за ум взяться в плане управления королевством. На мой взгляд ничего сложного.

Наконец, Орландо дошёл до последней записи, и по его наморщившемуся от напряжения лбу (Агний уже к тому времени совершенно неосознанно начал смотреть краем глаза в небольшое углубление, где находилось окно, и наблюдать за тем, что творилось в помещении) там была написана какая-то околесица. Эта догадка подтвердилась, стоило только будущему королю начать читать. Он часто прерывался, путался и с трудом выговаривал написанное в некоторых местах, так как, по заключению Агния, в тексте было целое море ошибок, предложения были склеены кое-как, а некоторые слова и вовсе писались слитно, превращаясь в одну огромную мешанину из букв. Всё это заставляло мальчика всё ближе и ближе тесниться к окну, чтобы лучше расслышать читаемое. Из того, что получилось разобрать, можно было составить следующее:

«Вечер. Темно. Темно. Уже ночь? А, да, ночь. Только сейчас понял, что мальчик кричит. Кричит. Кричит. Кричит. Всё днём было серое. Надоело серое. Глаза бы выколоть. Сейчас нет. Всё чёрное. Пишу. За спину смотреть страшно. Из-за лампы страшно. И ему тоже страшно. Представил себя на лампе. Чёрт. Пересилился. Странно ощущать себя вне стула. Сложно. Взял на руки. Я осязаем. Я есть. Я есть. И он тоже получается есть? Он сейчас думает. Или нет? Да, думает. Я знаю. Знаю. Хочу знать. Хорошенький. Особенно в свете лампы. Жмётся. Не кричит. Хорошенький. Глаза умненькие. Я о чём? Послушайте. Хоть кто-нибудь послушайте. Не хочу чтобы это оставалось во мне. Хотя ладно. Лист слушает. Я так уже решил. Всё хватит. Думаю. Уже устал думать. Разбил себе лоб. Ещё больнее сейчас. Уже высовывался в окно. Ветер. Раньше было легче. Тут душно. Но тут есть он. Сейчас он смотрит так. А потом? Она тоже так смотрела. А потом нет. Никогда бы не смотрела по-другому. Больше нет. Чёрт. Дрянь. Все они. Пусть исчезнут. Но он-то остался. Он потом тоже не будет так смотреть. Так. Ну вот так. Хочется исчезнуть. Хочется проснуться. Хочется всё это разломал. Что-то разломал. Кровь была. И сейчас треснула и течёт. Он смотрит так. Рукой тянется. Пальцы пачкает. Показывает. Я занервничал и вытер. Надо смотреть реалистично. Блин. Чёрт. Но ладно. Это же может быть? Может? Я жду. Минуту. Час. Больше не могу. Я душусь. Стены страшные. От лампы страшные. Хочу чтобы снова было солнце. Трава. Луга. Реки. Убежать бы куда-нибудь далеко. И умереть. Освободиться. Но не могу. Этого не будет. Никогда не будет. Мы будем здесь. Но он. Он не обязан. Что мне делать? Он не должен здесь быть. Он не должен это видеть. Я должен это прекратить. Говорил себе. Пытался. Не смог. Тогда решил по-другому. Нашёл потом бутылёк от Зигмунда. Остался. Красивый. Прямо тепло идёт. Как память. Бес с ним. Думал долго. Опять думал. Потом решил. К чёрту. Был дождь. В небе гремело. Гремело. Земля аж тряслась. Он испугался. Начал плакать. Это. Скалы страшные. Большие. Живые. Нет, не живые. Что там? Будто выглядывает. Будто бросится сейчас. Брёл. Шёл. Следы вижу. Раздвоенные. Сначала не понял. Потом разобрал. Копытца. Пасутся. Уже забыл. Но вспомнил. Пора. Долго думал. Думал. Думал. Думал. Оставил. Не плачь. Прошу. Не плачь. Не кричи. Я уйду. Я не могу. Прости. Прости. Прости. Прости. Прости…»