Текст книги "Наш величайший дар (СИ)"
Автор книги: AnnyKa
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)
– Уж поверь. Есть, – заверил его Питер, и выглядел непривычно серьезным и напряженным.
– Он связался со мной через телепата. Очень сильного телепата, которому, я знаю, можно доверять, – пояснил Саммерс, но было видно, что Питеру этого мало.
– Где он. Я должен знать. Я хочу сам увидеть его, – Питер чувствовал, как безумно бьется сердце в груди, и никак не мог понять, как вообще все свелось к этому. Но уже бросил попытки разобраться. Он пришел в братство, чтобы быть с отцом, чтобы узнать его, чтобы помочь ему, чтобы …
И он просто не мог сидеть взаперти!
– Он скоро сам прибудет. Он не оставит нас. Не Эрик. Сейчас он договаривается с Ксавьером…
– Что? – Питер даже отвлекся от собственных сбившихся в безумный комок мыслей. – Ксавьером? Чарльзом Ксавьером? – уточнил Максимов, уже чувствуя покалывание в ногах, готовый сорваться с места в любой момент.
– Ну да. Ах, да, ты же не знаешь, – нахмурившись вздохнул Алекс и неспешно направился к выходу из тренировочного зала, и теперь уже Питер шел рядом. Но чего же ему стоило двигаться так медленно, когда все тело готово разогнаться до скорости звука.
– Я был их первым учеником. Одним из первых. Тогда еще эти двое работали вместе и… – Алекс осекся и как-то странно усмехнулся.
– Что? – тут же спросил Питер. – Что? Что между ними случилось? – Он помнил Ксавьера. Да как забыть агрессивного хиппи, который просит вытащить человека из тюрьмы под Пентагоном. Тюрьмы, которую он же и спроектировал. Для человека, с которым он был знаком и которому даже был другом. Это не состыковывалось. Не складывалось в правильную картину и рассыпалось на части.
– Ладно. Просто, я могу тебя заверить, что они … Близкие друзья, – Алекс слегка запнулся в конце фразы, но внезапно среагировал быстрее шустрого Питера, который уже хотел уточнить. – Друзья. Все. Это то, что я могу тебе сказать. И то, что Эрик у него, означает, что все в порядке.
– В порядке? – уточнил Максимов и задумчиво поджал губы. – Что нормально, что мой от… Наш предводитель, – опомнился Питер, – сейчас зависает в той заброшенной школе?
– Что? – теперь уже была очередь Алекса теряться в догадках.
– Я знаю Ксавьера, он и просил меня освободить Магнито. И он точно не выглядел как тот, кому можно спокойно довериться.
– Тогда почему ты ему помог?
– Пентагон. Это весело, – пожал плечами Питер, но внутри только сильнее напрягся. Он примерно помнил, где находится та школа. Он бы смог туда добраться.
– Нет. Я… Чарльз, которого я знаю, совсем другой человек, – хмыкнул Алекс, припоминая заботливого профессора, который направлял его, вел за собой и помог взять под контроль способности, которые до этого лишь превращали жизнь в сущий ад. Этот человек… ему Алекс доверил бы и свою жизнь.
– Я должен убедиться…
– Стой. Эрик приказал нам быть здесь. Ты собираешься ослушаться его приказа? Сейчас, когда всем нам нужен каждый, кто может сражаться? – в одно мгновение Саммерс забыл о профессоре и строго посмотрел на юношу, который собирался дезертировать. – Ты с ума сошел? Если нас найдут военные, думаешь, сколько мы продержимся? Я и Тодд Алек и Гейл, пока мы будем сдерживать их, если сможем делать это долго. Твои способности нужны нам здесь для защиты. Эрик выбрал тебя не просто так.
До самой последней фразы Питеру было все равно, он даже не слушал Алекса и пытался вспомнить нужные повороты и дорогу. Но его слова… Он с сомнением посмотрел на Саммерса. Не ему он служит. Он никому не подчиняется. Нет уж, ни здесь, ни где либо еще. Никогда. Свободен как ветер, сейчас и всегда. Но… Но расстраивать отца, нарушив его прямой приказ, вряд ли это поможет их отношениям. А Питер уже заметил, каким строгим может быть Эрик, если его что-то не устраивает. Может, таким и должен быть лидер. Ведь просто рядом с ним казалось, что нет ничего невозможного. Питер чувствовал его силу и уверенность и хотел идти за ним. Рядом с ним. Все еще хотел привести его в свой дом.
Стоило сказать ему об этом раньше. Ведь был шанс. И что теперь?! Какая-то база, военные планы, плененные мутанты, задания и сражения, приказы и неизвестность.
– Че-ее-ерт, – Питер крутанулся на месте слишком быстро, закрутив вокруг себя резкий порыв ветра, но ему нужно было ускориться, сбросить напряжение, развеять мысли. Успокоиться.
– Я осмотрю периметр и окрестности, – и, не дождавшись разрешения или одобрения, он сорвался с места.
***
Класс был тих как никогда. Никаких записочек на задних партах, никаких незаметных игр со способностями, даже никаких рисунков на полях конспектов. Никогда еще на уроке истории не царила такая напряженная и сосредоточенная обстановка. Каждый из студентов безмолвно слушал лекцию Ксавьера и делал нужные пометки, но то и дело кто-нибудь не выдерживал и косился в конец класса, где у стены тихо стоял Эрик, скрестив руки на груди и внимательно наблюдая за лекцией директора, который рассказывал про коалицию первых штатов США при войне за независимость.
– В том же 1765 году в Нью-Йорке собрался «Конгресс против штемпельного сбора», представлявший собой большую часть колоний; он выработал Декларацию прав колоний…
– Ты не считаешь, что им стоило бы знать современную историю вместо того, чтобы повторять школьную программу? – перебил его Эрик, спустя полчаса напряженного урока, и Чарльз невольно нахмурился от давления взволнованных мыслей студентов.
– Занятия проходят по программе, и историю мы изучаем последовательно, – спокойно ответил Ксавьер, словно его перебил не Эрик, а один из учеников.
– Они уже не дети, которым нужно повторять про сражения с красными мундирами, когда на пороге уже идет совершенно другая война.
«Эрик», – предупреждающе прозвучало в голове Леншерра. В то время, как в головах студентов начали роиться взволнованные мысли, подпитанные живым любопытством и энтузиазмом, и теперь они уже не так боялись смотреть на Магнито.
– Историю нужно знать, чтобы не совершать прежних ошибок. Истории свойственно повторяться, – наставительным тоном произнес Чарльз, указывая на Эрика мелом, и только после этого понял, что он именно этого и добивался.
– Так давай поговорим с ними об истории, друг мой, – Эрик отошел от стены и неспешно двинулся по кабинету, под пристальными взглядами учеников, которые никогда прежде не были так внимательны на уроке истории.
– Хочешь поговорить о Вашингтоне? – хмыкнул Чарльз и изогнул бровь, напоминая Эрику, что этой темы он не должен касаться. Но Леншерр помнил.
– Это же урок истории, – заметил он и окинул холодным взглядом учеников, которые словно примерзли к своим стульям. – Как насчет недавней истории? Второй мировой войны? Ты же не будешь против реальных фактов.
– Мы еще не дошли до этой темы, – спокойно заметил Чарльз и махнул рукой на доску.
– Но ведь именно та история сейчас повторяется, – не согласился Эрик, прохаживаясь между рядов.
– И это дает нам шанс избежать ошибок и решить все мирным путем, – все еще спокойно говорил Чарльз, а сам шипел в голове Эрика «Хватит, здесь не нужна твоя провокация, эти дети могут изменить все наше будущее, они сделают его лучше»
«Тогда дай им выбор. Пусть видят этот мир»
– Разве? В нацисткой Германии люди клеймили себе подобных лишь из-за того, что они были евреями. Они сами выбирали, кто из людей низший и недостоин жизни.
– Ты хочешь обсудить действия нацистской Германии? – вступился в спор Ксавьер, – весь мир осудил и признал их преступления против мира и человечества. Люди тоже способны учиться на своей истории.
– Они уничтожали себе подобных, намеренно находили повод найти тех, кто отличается от остальных в человеческом роду хоть чем-то. Что, по-твоему, они будут делать с теми, кто даже не относится к их биологическому виду? Просто вести переговоры?
– И ты этому так способствовал. Ты сам знаешь, на что способен страх, и твои действия не помогли улучшить наши позиции.
– Мы же не обсуждаем Вашингтон, – напомнил Леншерр.
«Эрик, прекрати немедленно»
«Мы же просто говорим об истории»
– Не говорим, – подтвердил Ксавьер, но дети уже взволнованно заерзали.
– Расскажи им. Расскажи им, Чарльз. Ведь то, что было в тот день в новостях, было правдой. Сколько бы лживых выпусков с опровержением потом ни показывали. Они создали эти машины, чтобы начать с нами войну…
– И прекратили их производство.
– Старых прототипов – возможно. Но на военной базе на нас напала парочка из новой сборки. Это нас ждет.
Дети замерли, и Чарльз отложил мел.
– Хватит. Я сказал, никакой агитации к военным действиям в моей школе.
– Я не агитирую, я хочу, чтобы у твоих детей был выбор.
– Выбор? Да ты не дал выбора даже своему собственному сыну, и, думаешь, я поверю, что ты не видишь в них всех солдат?
– Я без шлема. Прочти мои мысли, – с вызовом произнес Эрик, и Чарльз едва не зарычал на него.
– Я не собираюсь лезть в твою голову, никогда снова!
– Хорошо. Но ты не можешь осуждать меня за то, что я хочу рассказать правду на уроке истории.
– Свою правду с твоим безумным взглядом. Я хочу, чтобы они воспитывались на фактах и принимали решения осознанно, а не поддавшись твоей энергетике и властному голосу.
– Я могу говорить спокойнее, если тебе от этого станет легче.
– Лучше помолчи. Давай не будем спорить на занятиях, – устало попросил Ксавьер и провел рукой по волосам.
– Хорошо. Но я не буду молчать.
***
Пусть даже Эрик не хотел спорить с Чарльзом, он все равно чувствовал свою победу, и дело было не в том, что он смог начать разговор с его учениками. Профессор все еще мог все это остановить или изменить. С его силой все так легко исправить, всего лишь подправив память детям.
Но и это стало бы победой. Сейчас Эрик был в лучшей позиции, загнав белого короля в безвыходную ситуацию, где все, что он может – переходить с клетки на клетку и возвращаться на место, бегать, зная, что мат уже поставлен.
Что бы он ни сделал. Даст поговорить с детьми – шах и мат. Нужны лишь здравые мысли для будущего поколения мутантов, готовых сражаться. Сотрет им память – шах и мат. Чем тогда Чарльз лучше остальных тиранов, диктующих свою волю. Остановит занятие или заставит Эрика молчать, это все не важно, любое его действие – заведомый проигрыш реальности, которая вторглась в его уютную школу вместе с Магнито.
– Ты все же решился? – Эрик привалился к косяку двери просторной, хорошо освещенной ванной, где наконец-то смог найти пропавшего после урока-ссоры Чарльза.
– Они мешают, – коротко произнес Ксавьер, не глядя на Эрика, а молодая девушка позади него едва не выронила ножницы, заметив Леншерра.
– Не отвлекайся. Давно пора привести его голову в порядок, – посоветовал Эрик, и девушка с улыбкой кивнула. Эрик помнил ее по братству и был рад, что Чарльз последовал его совету, пусть сам он вряд ли будет готов это признать.
– Из-за тебя они напуганы, – обвинил Чарльз своего друга и гневно на него посмотрел.
– Это нормально – бояться, когда идет война, – спокойно произнес Эрик.
– Этой войны нет. Не в том виде, в каком ты ее изображаешь, а они еще просто дети. Ты не понимаешь, упускаешь саму суть этой школы!
– Так просвети меня, – Эрик прошел в ванную и встал рядом с Ксавьером, привалился к тумбочке. Он внимательно смотрел за тем, как девушка состригает длинные пряди Чарльза, оставляя ту привычную длину волос, какая была у Ксавьера лет одиннадцать назад. И с каждой остриженной прядью его лицо выглядело моложе.
– В том, чтобы научить их этому миру, сформировать собственное мнение. А не навязывать наше с тобой. Я хочу дать им образование и выбор того, как они хотят прожить эту жизнь. Как люди, скрывая способности, как мутанты в этой школе. Боже, да я даже не стану их останавливать, если они примкнут к тебе. Но это должно быть осознанное и взвешенное решение, а ты просто давишь на эмоции детей. Я не закончил. Они все еще подростки, необычные, но подростки. Их нужно воспитывать, учить и наставлять.
– Профессор, прошу, не трясите головой, – попросила девушка, и Чарльз неохотно замер, но не сводил взгляда с Эрика.
– Я закончу, Кладин, – внезапно попросил Эрик у девушки и подошел к ней, забрал расческу и ножницы. – Не переживай, Чарльз, я умею обращаться с острыми предметами.
– Хорошо, мистер Леншерр, – улыбнулась девушка и уступила свое место, и Эрик подождал, пока она выйдет, чтобы взяться за оставшиеся неподстриженными пряди Чарльза.
– Эй, ты уверен, что знаешь, как это делать? – насторожился профессор и попытался посмотреть на Леншерра.
– Вполне. Не крутись, – заверил его Эрик и состриг еще немного волос. – Я знаю, что ты хочешь сделать с этими детьми, – серьезно произнес Магнито. – И понимаю твои идеи. Друг мой, мы столько их обсуждали прежде, играя в шахматы в этом самом доме, – Эрик стряхнул волосы с плеч Чарльза, заканчивая стрижку. – Но сейчас ты тоже должен понимать, что им нужна подготовка. Не просто чтобы управлять своими способностями, но уметь защитить себя.
– Я учу их, – возмутился Чарльз.
– Ты жалеешь их, – не согласился Эрик. – И это им навредит. Они должны знать, с чем могут столкнуться. И поэтому здесь я, – он бережно положил руки на плечи Ксавьера и наклонился к нему, коснулся губами чистой открытой шеи, которую больше не скрывали сухие лохматые волосы.
– Завтра приходи на практическую тренировку, – уже спокойнее произнес Чарльз, сжимая подлокотники своего кресла.
***
– Я не говорил, что ты можешь остаться у меня и этой ночью, – строго сообщил Ксавьер, все еще не смягчившись после утреннего урока. Он холодно смотрел на Эрика, который бесшумно переступил порог его спальни и запер за собой дверь.
– Я думал, это не требует разрешения, – пояснил Эрик, хищно глядя на Чарльза, который был все еще мокрым после душа – вытереться полностью самостоятельно было сложно, и он просто махнул на это рукой, не обращая внимания на то, что пижама прилипает к мокрой коже. – С этой стрижкой тебе гораздо лучше, – заметил Эрик, и Чарльз удивленно хмыкнул.
– Это что, только что был комплимент?
– Возможно, – пожал плечами Эрик, неспешно приближаясь к телепату. – Хотя, мне нравился твой лохматый хвостик, – он осторожно прикоснулся к влажным остриженным волосам Ксавьера, медленно погладил его, чувствуя, как напрягся профессор, и все же решил спросить. – Чарльз, – пальцы Леншерра скользнули от влажных тяжелых прядей к обнаженной шее, невесомо провели линию до плеча профессора, который сейчас казался совсем уставшим и вымученным в своем инвалидном кресле и совсем не похожим на того сильного несгибаемого лидера, каким его здесь все считают. – Могу я остаться у тебя этой ночью? – он все же просил разрешения, не желая уходить. Это его дом. Их дом. И Эрик был готов усмирить свою гордыню и просто послушаться Ксавьера, пусть не в вопросах будущего их расы, но хотя бы в их личных отношениях, которые все больше напоминали противостояние.
– Да, – почти неслышно произнес Ксавьер и судорожно выдохнул, чувствуя, как в этой запертой комнате вместе и за ласковыми прикосновениями отступает напряжение и злость на Эрика, оставаясь за стенами этой спальни. – Останься, Эрик…
Повторять дважды не было нужды, но Чарльз все же возмущенно покосился на Эрика, когда тот встал позади и покатил инвалидное кресло к кровати.
– Я сам, – сразу же предупредил Ксавьер, когда Эрик хотел ему помочь забраться в кровать.
– Уверен? – как можно почтительнее, но, тем не менее, с сомнением спросил Леншерр, за что получил убийственный взгляд голубых глаз, который словно пробивал насквозь.
Чарльз пристроился вплотную к краю кровати и зафиксировал колеса кресла, уперся в подлокотники и приподнялся на руках, чуть ли не выбросил свое тело из кресла в кровать, неспешно сел и по одной затянул бесчувственные ноги на мягкое покрывало. Эрик смотрел на него, не сказав и слова, и не отвел взгляд, хотя от этого зрелища все внутри переворачивалось, разрывалось и истекало кровью. Хотелось что-то сделать. Хоть как-то помочь. Но Чарльз дал понять, что не нуждается в его помощи, всегда смотрел на него с агрессивной болью каждый раз, когда Эрик старался хоть что-то сделать. И определенно специально заставлял его сейчас смотреть, каких трудов теперь Чарльзу стоит даже просто лечь в кровать без посторонней помощи. Но вновь извиняться Леншерр не собирался. Он уже достаточно извинялся перед Чарльзом и ничего не изменится, если он скажет это снова.
Он небрежно махнул рукой, заставляя кресло отъехать в сторону, и неторопливо стал расстегивать свою рубашку под внимательным и каким-то затуманенным взглядом Ксавьера.
Сердце сдавило болезненной судорогой.
Так это теперь будет? Чарльз будет забираться в кровать и просто молча позволять Эрику быть с собой, чтобы затем так же без слов заснуть рядом, повернувшись к нему спиной? Это казалось настолько неправильным, что самому Леншерру все происходящее больше напоминало насилие, нежели взаимное проявление чувств. Или это все, что между ними осталось теперь?
В тюрьме он представлял себе это иначе.
Там он всегда видел своего лукавого Чарльза. Приличного юношу-профессора, в голубых глазах которого плясали чертенята. И этого взгляда было достаточно, чтобы у Эрика перехватывало дыхание. Он столько раз встречался с этим многозначительным взглядом, когда они были с учениками, когда выбирались в дорогу, когда оставались с агентами ЦРУ. Да каждый раз, когда было неподходящее время и место. Этот взгляд даже без телепатического голоса в голове словно шептал «Когда мы останемся вдвоем, Эрик…»
Леншерр кинул свою рубашку на инвалидное кресло Чарльза и все под тем же внимательным взглядом продолжил раздеваться, чувствуя себя на приеме у военного врача в лагере, а не в спальне своего возлюбленного, и это только сбивало легкое возбуждение, с которым Эрик переступил порог комнаты.
– Чарльз, – серьезно и слегка встревоженно позвал Леншерр, забираясь к нему в постель и занимая свое законное место рядом с ним, не понимая, почему Ксавьер сам разрешил остаться, если выглядит таким отстраненным.
– Да. Все хорошо, Эрик, – отвлекшись от собственных мыслей, произнес профессор и улыбнулся, хотя глаза его оставались все такими же мрачными. Но он не отстранился, когда Эрик бережно коснулся его подбородка и прижался к губам, даже ответил на поцелуй, касаясь холодной ладонью обнаженной талии Леншерра, придвигая его ближе.
Может, это для него еще слишком? И именно для этого Чарльз не позволил Эрику помочь ему и сам забрался в кровать? Может, это было немой просьбой остаться. Просто остаться рядом и более ничего? Но одиннадцать лет разлуки тяжелым молотом стучали в сердце Эрика. Он не мог не прикасаться к Чарльзу, не мог не хотеть его, не мог просто смотреть, когда он рядом, когда все его существо тянулось к этому человеку, желая снова объединиться. Он хотел, чтобы все было как прежде, и по моменту, по каждому светлому воспоминанию старался собрать разбитую вдребезги жизнь, которая могла бы у них быть, если бы не та проклятая пуля на Кубе.
И если Чарльз намеренно отказывался читать его мысли, Эрик хотел, чтобы он хотя бы почувствовал их, и оттого в поцелуе вместе с разгорающейся страстью ощущался привкус отчаяния.
– Если ты не хочешь… – выдохнул Эрик, пылко глядя в глаза Чарльза, и зная, что сейчас он сможет себя остановить. Но профессор лишь странно усмехнулся, и это отчего-то больше напоминало всхлип.
– Ох, друг мой, поверь, я хочу этого не меньше тебя, – заверил телепат и уже сам припал к приоткрытым губам Эрика.
Леншерр крепко сжал короткие пряди Ксавьера, прижимая его к себе ближе, жарко вздыхая сквозь поцелуй, наконец-то чувствуя нужный ответ и знакомый напор, с которым он часто боролся за лидерство в поцелуе прежде. Чарльз расстегнул пару пуговиц на своей пижаме и отстранился от Эрика, только затем, чтобы стянуть ее и отложить, и, пока он устраивался на спине, Леншерр, неровно дыша, стягивал по его ногам пижамные штаны вместе с бельем, игнорируя тихое «это не обязательно, Эрик».
– Я хочу тебя чувствовать. Всего тебя, – пояснил Леншерр, наваливаясь сверху, упираясь вставшим членом Чарльзу в бедро, не сразу поняв, почему профессор нахмурился и закусил губу.
– Я тоже, – выдохнул он, не дав Эрику вновь себя поцеловать. – Думаешь я не хочу того же? – его голос надломился, и он не мигая смотрел в глаза Леншерра, пытаясь понять, как он не видит очевидного.
– Чарльз, я не хотел… – попытался оправдаться Эрик. Общение с Чарльзом для него превратилось в настоящее блуждание по минному полю в тумане, стоит сделать один неверный шаг, сказать не то слово – и телепат готов был разорваться от боли, переполнявшей его все эти годы и которую он так старательно прятал ото всех последнее время, притворяясь, что все еще может быть таким же, как прежде.
– Нет, – коротко выдохнул Эрик, когда Чарльз потянул руки к его лицу.
– Не бойся, – усмехнулся Чарльз и, казалось, всего на секунду ему правда было весело видеть страх на лице старого друга, который настолько боялся пустить его в свою голову, что так и не избавился от того ужасного шлема.
– Я же говорил. Я не хочу, чтобы это была иллюзия, – напомнил Леншерр, слегка ерзая на обнаженном Чарльзе, ощущая, как отступает возбуждение, уступая место напряжению.
– Позволь мне, – было что-то в надломленном голосе Чарльза такое, что заставило Эрика замереть и затаить дыхание. Он задумчиво поправил темную прядку волос Ксавьера, боролся с собственным сознанием, в котором вновь поднял голову хищный зверь, каким Эрик становился во время опасности. Добровольно оказаться в иллюзии Чарльза, утратить контроль над происходящим, отдаться его власти, быть беспомощным под влиянием его способностей. Все внутри противилось этому, видело лишь угрозу, даже понимая, что это Чарльз.
– Ты не доверяешь мне? – пораженно понял Ксавьер, и на его губах внезапно появилась улыбка, в которой была такая смесь эмоций, какую Эрик прежде некогда не видел. Он замер, на мгновение потеряв дар речи, но быстро взял себя в руки, но телепат уже обмяк под ним и больше не смотрел на него, безвольно опустил руки и только тихо смеялся.
– Ох, друг мой. Даже мне… Ты даже мне не можешь…
– Я доверяю тебе, – искренне выдохнул Эрик и коснулся лица Чарльза, поворачивая его к себе.
– О, да неужели? – с сомнением спросил Чарльз и снова горько хмыкнул. – Я знаю тебя, Эрик, и видел, как ты только что смотрел на меня. Ты можешь мне доверить видеть твои мысли, но не себя самого. Для тебя невозможна одна мысль потерять контроль, все должно быть только в твоих руках и в твоей власти, слабость недопустима. Но доверие не слабость.
– Я в жизни видел обратное, – не согласился Леншерр, занимая оборонительную позицию, но глядя на Чарльза, не хотел спорить, чтобы еще сильнее увеличить ту пропасть, что образовалась между ними. – Но тебе я доверяю, – решительно произнес Эрик, коснувшись сомкнутых мягких губ Ксавьера, давая ему немое разрешение.
Чарльз двинулся не сразу, несколько секунд рассматривал решительное, серьезное лицо Эрика, освещенное мягким искусственным светом, пытаясь понять его мысли, не читая их. И только после этого коснулся его лица, бережно поглаживая такие знакомые жесткие черты, лаская безжалостного монстра, которого он когда-то смог усмирить и однажды не смог удержать.
Эрик дышал глубоко, смотрел на Чарльза, не мигая, и профессор чувствовал его напряжение. Теплые губы коснулись запястья телепата, и Эрик коротко кивнул, давая свое разрешение, открывая для него свой и без того беззащитный разум.
Так же, как и в прошлый раз переход от реальности к иллюзии был незаметным, и ничего вокруг не изменилось, разве что свет стал не таким ярким, а Чарльз стал чувствовать себя увереннее. Он потянул Эрика на себя, вновь целуя, давая привыкнуть, расслабиться, но так и чувствовал его напряжение. Он словно был готов сражаться и ждал, что мир вокруг развалится и заполнится любыми другими образами.
Теперь не слышать его мыслей было невозможно, и Чарльз едва не задохнулся, окунувшись в темный омут сознания Эрика, но старался не концентрироваться на его мыслях, позволял им холодным потоком проходить через себя, не рассыпая иллюзию на части и даже делая ее еще реальнее, пусть даже края комнаты потонули в темноте, смазались, и четкой была лишь часть с кроватью.
– Расслабься, – выдохнул Ксавьер, обрывая поцелуй и обнимая Эрика, провел ладонью по его шее и затылку, прижался губами к щеке. – Я просто хочу быть с тобой, – Чарльз медленно согнул ноги в коленях, поерзал под напряженным Леншерром, с блаженством устраиваясь удобнее, чувствуя каждый мускул своего здорового тела, позволяя себе самому забыть, что это иллюзия.
– Чарльз… – возбужденно выдохнул Леншерр, с трудом сдерживаясь и неспешно целуя его шею, оглаживая его подвижное тело. Но стоило Эрику шире раздвинуть ноги Чарльза, как профессор напрягся, и коснулся груди друга, останавливая, взволнованно облизнул алые припухшие губы.
Эрик непонимающе оторвался от него и поднял вопросительный взгляд.
– Нет, друг мой, – со странной улыбкой и блеском в глазах произнес Чарльз и усмехнулся, усаживаясь в постели.
– Что? – Леншерр дышал глубоко, и Чарльз видел, что он успел возбудиться и явно не хотел останавливаться, а в глазах телепата снова появился странный болезненный блеск.
– Ты хочешь этого? – внезапно спросил Чарльз, словно ответ не казался ему очевидным. И Эрик не стал отвечать, лишь посмотрел на своего возлюбленного друга, одним взглядом говоря «не вздумай играть со мной». – Все эти годы, думаешь, они были простыми для меня? С того самого дня, как ты ушел! – Чарльз рывком перевернул Эрика и оказался сверху, крепко прижал друга к кровати и не дал ему сказать и слова в свою защиту, поцеловал его так отчаянно и стремительно, что стало невозможно дышать, а от наплывшей страсти по телу прошла дрожь. Эрик обхватил Чарльза, сжал его плечи, и запустил пальцы в короткие волосы, чувствовал, как двигается Чарльз, как крепко прижимается к нему, вновь обретя былую гибкость.
– Я тоже хочу вновь чувствовать тебя, – выдохнул Ксавьер и медленно провел ладонью по вздымающейся груди Эрика, приподнялся, чтобы лучше его рассмотреть. – Ты ведь знаешь, что я всегда хотел этого? – спросил Ксавьер, будто был не уверен, как ответит Леншерр.
– Меня устраивало все, как было, – Эрик сжал запястье Чарльза и потянул его на себя, не отрывая взгляда от его блестящих ярких глаз, вновь коснулся его лица. – И тебя ведь тоже, – напомнил Леншерр, усаживаясь в постели и вновь целуя своего Чарльза, поглаживая его спину, прижимая его ближе к себе. Но Ксавьер вновь оборвал поцелуй.
– Друг мой, – почти шепотом проговорил Чарльз, глядя в серые, как жидкая сталь, глаза Эрика. – Доверься мне хотя бы сейчас, – он дышал неровно, и каждое слово срывалось с припухших влажных губ вместе с тихим вздохом, и Чарльз не переставал касаться сильного тела Эрика, завороженно лаская его, крепче прижимаясь к нему.
– Я… Чарльз, я не думаю, что…
– Прошу, – выдохнул Ксавьер и обхватил лицо Эрика руками, вновь целуя его, задыхаясь, взволнованно вздыхая от каждого движения языка и прикосновения. – Ты никогда не позволял мне, – с упреком продолжал Чарльз, ласкаясь к Леншерру, жарко целуя его шею и плечи.
А Эрик вновь напрягся, неровно дышал, как наяву ощущая каждое прикосновение. Наслаждаясь ими. Нуждаясь в них. Нуждаясь в своем Чарльзе, но не зная, как позволить ему то, что он требует.
И все равно позволил вновь повалить себя на спину, разрешая Чарльзу быть сверху, чувствуя, как он благодарно улыбается, вновь прижимаясь к его губам.
Это Чарльз и лишь ему одному он мог так довериться. Пойти против своей природы. Подчиниться власти пронзительных голубых глаз в попытке искупить хоть часть той боли, что он причинил самому дорогому живому существу в своей жизни.
Чарльз не убирал руки от висков Эрика, задыхался под тяжестью его тела и с трудом перекатил его на бок, тут же придвигаясь к нему вплотную, прижался лбом к его лбу и прикрыл глаза, жарко вздыхая в приоткрытые губы. Оставался в собственной иллюзии и, отчетливо чувствуя реальность, слышал, как бешено бьется сердце Эрика, как сбито его дыхание, когда в иллюзии уже рычал, до боли целуя Чарльза, позволяя ему быть сверху, двигаться в своем теле, но не позволяя перехватить инициативу. Даже так в своем сознании Эрик не мог позволить себе быть полностью в чьей-то власти. Но и этого было достаточно. Чарльз тихо застонал и прижался ближе к неподвижному, запертому в иллюзии Леншерру, целуя его бледные губы в реальности, и хрипло стонал сквозь поцелуй в сознании, быстрее вбиваясь в его сильное тело. Реальность и иллюзия сплетались, и это сводило с ума, доводило до предела, и Чарльз опустил руку на напряженный член Эрика, чувствуя, как влажная смазка потекла по его пальцам, и всего пары резких движений хватило, чтобы реальный оргазм совпал с иллюзорным.
Чарльз тяжело дышал, прижимаясь к Эрику, мягко отпустил его сознание и прижался лицом к его горячей груди. Леншерр медленно пришел в себя и невольно осмотрелся, не помня, когда он перекатился на бок, и в какой момент Чарльз взял его в свои руки, но не стал возмущаться или отчитывать Ксавьера за эту выходку, тем более когда профессор сам нервно дышал и содрогался от беззвучного не то плача не то смеха.
Эрик не умел утешать. Никогда не знал, какие слова нужно говорить в такой момент. Он просто мог быть рядом и крепче прижимать к себе своего Чарльза, надеясь, что он знает все без слов.
– Да, – выдохнул Ксавьер и потянулся к руке Эрика, переплел с ним влажные от спермы пальцы и глубоко вздохнул, успокаиваясь. – Я знаю, друг мой, – заверил его профессор и расслабился, удобно устроившись в объятиях Леншерра, нежно улыбнулся, когда Эрик бережно прикоснулся губами к его лбу.
– Я рад, что ты вернулся, – тихо произнес Чарльз.
***
Питер ненавидел ждать и не привык подчиняться. И только то, что и то, и другое было распоряжением его отца, вынуждало юношу оставаться на месте. Но тело трясло от переполняющей его энергии и просто сидеть на перевалочной базе было невозможно и, чтобы хоть как-то скоротать время и чем-то заняться. Питер добровольно вызвался в ночной караул, хоть и не думал, что из окружающего их леса внезапно появятся солдаты.
Не прошло еще и недели, пять дней, нет, это определенно почти неделя. Можно считать за неделю. И Эрика все нет, так же, как и вестей от него, а сухие «все в порядке, если что-то случилось, мы бы узнали» от Алекса только выводили из себя. Максимов честно и искренне терпел сколько мог, но не желал и дальше оставаться в неведении.
День.
Да. Еще один только день, это его личный предел, а затем он бросится к тому полузаброшенному поместью и узнает, почему его отец столько времени тратит, чтобы привлечь в братство какого-то хиппи. Рассказа Алекса явно было мало. Определенно недостаточно, да и как ему можно верить?
