Текст книги "Наш величайший дар (СИ)"

Автор книги: AnnyKa

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

– Как ты проник в архив? – спросил Картер.

– Для меня не составляет труда открыть даже самую прочную стальную дверь, – спокойно, чуть вяло ответил Леншерр.

– Он от наркоза-то отошел? – настороженно спросил Джереми.

– Говорит, значит отошел, – отмахнулся от него напарник, и послышался стук бумажной папки, которую швырнули на стол.

– Говори, гнида, как ты это сделал с этими ребятами? Что это было? Новое оружие? Ты работаешь на русских?

– Я не работаю ни на одного представителя людского рода, – спокойно ответил Леншерр, но в его голосе звучало столько сдерживаемой агрессии, что от него невольно сжимались внутренности, а тело напрягалось, готовое к сражению.

– Что значит «людского рода», урод?

– То, что вы утратили главенство в этом мире.

Дальше слышались лишь помехи и скрежет. Крики. Питер слышал, как гнется металл, и смотрел на фотографии, почти видя, как обычная комната разрывается на части, повинуясь лишь взгляду или легкому жесту руки его отца, и сам не выдержал, отключил проклятую запись и затолкал ее обратно в конверт. На душе было тяжело и тревожно, и уже не хотелось дальше листать материалы дела, которые походили на хроники серийного убийцы или настоящего монстра в человеческом обличии, который уже никак не вязался с фотографией испуганного мальчика в самом начале.

Все же, не стоит самому делать выводы сейчас. Он знает совсем мало, лучше будет поговорить с отцом, когда он вернется. Настоять. Потребовать уделить ему внимание! Это будет лучше, чем читать про него, в деле, где нет ни слова о детях Эрика, но где каждая страница пропитана чьей-то смертью или болью самого Эрика, в то время, когда его изучали, словно подопытного кролика.

Юноша уже хотел закрыть дело, но его взгляд зацепился за смутно знакомую фамилию. Ксавьер. Питер задумчиво закусил губу, пытаясь вспомнить, где он слышал эту фамилию, и первым, что пришло в голову, была визитная карточка, и только потом в его сознании всплыл тот лохматый наркоман, который и организовывал побег для Магнито. Точно. Это он. И что его фамилия делает в личном деле Леншерра?

Питер так и не закрыл дело и снова принялся за чтение. В этом разделе многая информация была изъята, вычеркнута или вовсе не вставлена, но было ясно, что Ксавьер был консультантом и принимал участие в проектировке клетки, которая была бы в состоянии удержать Эрика. И именно он предложил временно использовать подвалы Пентагона, пока для Леншерра не будет построена отдельная тюрьма.

– Какого черта? – непонимающе нахмурился Питер, понимая, что он на самом деле никогда не спрашивал, что это был за человек, и зачем ему понадобилось вызволять Леншерра из Пентагона.

***

– Хочешь, чтобы я вел занятия? – уточнил Эрик у Чарльза, вместе с другом спускаясь на нижний ярус школы, чтобы добраться до Церебро. И они ни разу не наткнулись ни на кого из учеников или учителей, и Эрик был практически уверен, что Чарльз специально не подпускает новых жильцов поместья к ним. Словно боится, что стоит им увидеть Леншерра, и они заразятся его ненавистью и тут же бросятся в бой.

– Даже не думай, что я оставлю тебя одного с учениками! – строго предупредил Чарльз, а Эрик только хмыкнул.

– Я без шлема, ты можешь быть со мной, где бы я ни был. Мне казалось, ты всегда хотел взять меня на короткий поводок, – подначивал Эрик, неспешно шагая рядом с инвалидным креслом, в котором катился его друг.

– Тебе бы это пошло на пользу, – пробормотал профессор и бросил на Леншерра строгий взгляд. – Но я не собираюсь удерживать тебя силой или менять твое сознание.

– Упускаешь такую возможность, – легко пожал плечами Эрик и то и дело поглядывал на своего друга. Он был уже куда спокойнее и выглядел лучше, даже спорил уже иначе.

– Знаешь, человечество должно благодарить всех известных богов за то, что ты не родился телепатом. Могу представить себе, какую бы ты устроил тиранию, будь у тебя мои способности, – огрызнулся Чарльз и нахмурился.

– С твоими способностями, друг мой, я бы уже давно смог построить идеальный мир для нашего народа. Но я смогу это сделать и без них, просто это займет больше времени.

– Добро пожаловать, профессор.

Эрик невольно вздрогнул от электронного женского голоса, а затем едва не подавился смешком, когда проходил за Чарльзом в комнату Церебро.

– Ты сам выбирал это приветствие? – как можно сдержаннее спросил Леншерр.

– Просто заткнись, – прошипел Чарльз, настраивая панель управления. – И не двигайся, если не хочешь, чтобы я случайно поджарил тебе мозги.

– Как скажете, профессор, – передразнивая тон голосового оповещения на двери зала, произнес Леншерр, сам не вполне понимая, почему его так веселит сложившаяся ситуация.

– Прекрати, Эрик, – предупредил профессор своего гостя таким тоном, словно он был непослушным учеником.

Разговор, пусть даже больше похожий на спор, отвлекал от колкой боли в боку и от усталости. Эрик и сам был бы рад не двигаться. А еще лучше прилечь и еще немного отдохнуть, восстановиться после кровопотери. И на всякий случай Леншерр встал ближе к Чарльзу и положил руку на спинку его кресла для большей опоры, пока Ксавьер надевал шлем на голову.

Все вокруг потемнело, и чернота быстро заполнила собой всю реальность, стирая верх и низ, убирая опору из под ног и оставляя лишь невесомость, от которой боязливо покалывало в ногах, но Эрик напоминал себе, что это всего лишь образ. Образ и ничего более. Но не смотрел вниз, фокусировался на появляющихся в воздухе белых огоньках, которые быстро вытягивались в человеческие фигурки и переплетались с такими же живыми, красными, иллюзорными телами. Они крутились, менялись, пространство резко вращалось, и от этого начинала кружиться голова, и Эрик почувствовал, как противно сдавило его желудок, а к сердцу стал подкрадываться какой-то иррациональный страх, который рождали в нем голоса. Они появились медленно, но Эрик точно знал, что каждый из образов – живой, дышащий, думающий, и сейчас он здесь, рядом, заполняет пространство вокруг.

– Ты хотел быть телепатом, – тихо хмыкнул Чарльз, почувствовав смятение и страх Эрика. – Это цена. Они всегда в моей голове…

– Просто найди Алекса, – уже без доли веселья приказал Эрик, сильнее сжимая спинку кресла Ксавьера.

– Уже нашел, – сообщил Ксавьер, фокусируясь на мерцающей карте из живых сознаний, и до дрожи в руках вцепился в панель, устанавливая связь со своим бывшим учеником.

– Алекс.

– Профессор? – даже испуганно отозвался Саммерс. – Что… как вы…

– Эрик попросил связаться с тобой, – спокойно пояснил Ксавьер.

– С ним все в порядке? – тут же обеспокоенно спросил юноша, а Чарльз покосился на стоящего позади себя бледного друга.

– Да. Жить будет.

– Спроси, что случилось с остальными? – сказал Эрик, и Ксавьеру совсем не понравился его командный тон, но спорить он не стал.

– Он сейчас со мной, хочет знать, что случилось с остальными.

– Мы все выбрались, опасных ранений нет. Добрались до базы Шоу на юго-западе Фелмили-роуд, но не уверен, как долго это место будет безопасным.

– Оно безопасно. За вами не будет погони, – сообщил Чарльз, и Эрик удивленно вскинул бровь.

– Не манипулируешь сознаниями людей, да?

– Не начинай…

– Спроси, как справился Питер, – снова серьезно спросил Эрик.

– Питер? Черт тебя дери, Эрик, он же совсем ребенок, а ты втянул его в свое сражение!

– Спроси, – с нажимом произнес Леншерр, и Чарльз почувствовал напряжение, исходящее от его друга и хмуро кивнул.

– Не смей мне здесь что-нибудь погнуть. – предупредил он Леншерра. – Как справился Питер?

– О, наш шустрик. Неплохо для первого раза. Его немного потрепало, но он в порядке.

Ксавьер специально старался отгораживаться от сознания Эрика, но все равно почувствовал облегчение, которое он испытал от этих слов, и вновь покосился на старого друга, запомнив для себя, что нужно будет прояснить этот вопрос позже.

– Почему ты у Ксавьера? – озадаченно спросил Алекс.

– Передай, что я веду с тобой переговоры, – распорядился Леншерр, и Чарльз неохотно, но повторил его слова, прежде чем закончить разговор и отключить Церебро, от которого уже начала раскалываться голова. Резко и сильно боль пульсировала в висках, отдавалась стуком в затылке и профессор был рад, что смог отключить эту адскую машину и освободить свое сознание от мыслей целого мира, но ему потребовалось несколько секунд, чтобы в этой пустоте найти самого себя. И рука Эрика, которая уверенно сжала его плечо, помогла сфокусироваться на реальности.

– Пойдем, – негромко произнес Чарльз. – Тебе нужно будет зайти к Хэнку, он хотел опробовать… Ему нужно обработать швы. А потом я тебя проинструктирую. И в этом доме ты будешь меня слушаться, Эрик, – напомнил Чарльз главное правило и медленно покатился по мостику к выходу.

– И ты мне говорил о тирании? – усмехнулся Эрик, шагая рядом с другом, и медленно приходя в себя после работы усовершенствованного Церебро.

***

Остаток дня Эрик провел в медотделе, позволяя Хэнку себя осмотреть и еще раз поработать над швами. И у парня неплохо вышло, после нескольких уколов Эрик перестал чувствовать боль, хоть вместе с этим пропала чувствительность вокруг раны, но Хэнк заверил, что это нормально, и что его сыворотка должна ускорить восстановительный процесс. Теоретически. По его словам, во время экспериментов это срабатывало для некоторых образцов икс-генов. Но у Эрика все равно осталось ощущение, что все эти излишние медицинские изощрения были нужны лишь для того, чтобы Чарльз мог спокойно провести занятия, зная, что глава революционного движения мутантов не заглянет в класс и не начнет свои экстремистские лекции. И только ближе к вечеру мягкий голос Ксавьера позвал Эрика к себе. Как раз вовремя, его терпение медленно начинало истекать, Леншерру хватило проверки выдержки в тюрьме, не хватало еще чтобы его взаперти держали в единственном месте, которое он может называть своим домом.

«Боже, Эрик, ты тут вовсе не заперт» – недовольно проворчал Ксавьер в сознании Эрика, пока он пересекал притихшие школьные коридоры.

– Да? Поэтому Хэнк с меня глаз не спускал? Чарльз, он не лучший тюремщик, – фыркнул Леншерр. Хотя, Хэнк явно научился быть хорошей сиделкой, пока жил с Чарльзом все это время. По крайней мере, первоклассный уход, свежую одежду и отличный обед он Эрику легко обеспечил и так хлопотал над раной, что Леншерр едва сдержался, чтобы не прогнать проклятого ученого. Да, царапиной это трудно назвать, но Эрику было противоестественно ощущать прикосновения и заботу, и в его сознании это сразу приравнивалось к проявлению собственной слабости. Поэтому обработать рану Эрик так и не дал, сам забрал медикаменты и, усевшись в светлом углу, принялся обрабатывать швы, пока Хэнк расспрашивал его о том, что произошло. Эрик был не против рассказать. Может, хоть у Зверя откроются глаза на реальность.

Разговор Чарльз начал в своем кабинете, просторном и хорошо освещенном, чистом и уютном. Таким его видеть было куда спокойнее.

– Присаживайся, друг мой, обговорим условия твоего проживания, – пригласил Ксавьер, указав на кресло.

– Условия проживания? – с сомнением спросил Эрик, но сам был рад возможности задержаться в поместье, тем более, зная, что с его людьми все в порядке. А так, если ему удастся заручиться хотя бы частичной поддержкой Чарльза, это уже будет большой прорыв вперед для всех мутантов и его дела.

– Мои пожелания, – попытался сгладить фразу Ксавьер, глядя, как его друг разворачивает кресло, и садится к нему лицом.

– Хорошо, я слушаю тебя, – кивнул Леншерр, чтобы отблагодарить Ксавьера за уже оказанную помощь.

– Твое присутствие на занятиях. Я хочу, чтобы ты видел и понял, как работает моя школа, но я не оставлю тебя с детьми. Будешь присутствовать на занятиях с педагогами. Я узнаю, если ты что-нибудь выкинешь.

– Да ладно, Чарльз, ты помнишь, как мы обучали молодняк. У меня неплохо выходило.

– Они боялись тебя!

– Страх – одна из граней уважения в образовательном процессе, – высказал свою теорию Эрик, постукивая по подлокотнику длинными пальцами.

– Так. Мы еще поработаем над твоими воспитательными методами, – обреченно вздохнул Чарльз.

***

Инструктаж занял чуть больше часа и под конец уже начал веселить Эрика, и он откровенно начал подшучивать над своим другом, который так старательно пытался взять над ним верх и сдержать рамками своих правил. Было что-то необыкновенное в том, чтобы видеть такого Чарльза, который стремится командовать и держать все под своим контролем, а не под присмотром. «Инструктаж-спор» плавно перетек в беседу и переместился из кабинета в спальню Ксавьера. Эрик хотел лишь проводить его до дверей, но опомнился уже в комнате. А Чарльз продолжал говорить, снова повторять свои доводы, но Эрик уже не особо слушал его, зная все, что он может сказать. В личной комнате директора уже было гораздо чище, но беспорядок бросался в глаза.

Леншерр надеялся, что не окажется здесь так скоро после прошлого визита, когда он приносил личные дела мутантов из своего братства. Он избегал этого места, потому что знал, что, как и в прошлый раз, не сможет сдержаться. Знал, что Чарльз, как и в прошлый раз, ему откажет, едва заметив образы в его сознании. Но эти стены. Это поместье. Все вокруг. И Чарльз, в котором уже не было того гнева и той боли, которая разъедала его изнутри. Но он все еще может оттолкнуть. Эрик помнил, как Чарльз бросился на него в самолете. Дрожал всем телом, а его голос хрипел от боли, голубые глаза блестели от слез. «Ты бросил меня!». Этот голос до сих пор отдается эхом в сознании Эрика, и он знает, что Ксавьер все еще так думает, пусть сейчас он спокоен и приветлив. А он не знал, что ответить ему тогда в проклятом самолете. Десять лет в заточении, наедине со своими мыслями и воображаемыми разговорами, и в его сознании Чарльз никогда не кидался на него так. Его нужно было утешить? Эрик не знал как. Он не умеет этого. В своей жизни он понимал лишь силу и потому все, что он смог сделать – это обвинять Чарльза в его слабости. Указать ему на нее, чтобы он стал прежним, чтобы справился с собой, а не искал утешения и жалости. Ведь Ксавьер, которого знал Леншерр, был самым сильным мутантом из всех, с несгибаемым духом и бескрайней, чистой надеждой на лучшее. Он хотел ему об этом напомнить. Сделал это так, как умел, вкладывая в свои слова всю свою силу и решимость, даже не замечая, как одного этого достаточно, чтобы погнуть корпус самолета. Но Чарльзу это не помогло. Лишь сделало хуже.

Найти другой подход Эрик смог не сразу. Видел, как Чарльз демонстративно не смотрит в его сторону, сгорбившись сидит в своем кресле и пьет виски, глядя на черное небо за окном. Тогда Эрик хотел, чтобы Чарльз мог читать мысли, чтобы он проник в его сознание и сам увидел… Десять лет, закалившие решимость. Десять лет, сделавшие чувство вины частью Эрика. Десять лет одиночества и мысленных разговоров с воображаемым Чарльзом. Десять лет, которые он мечтал наконец-то сказать «прости меня» и вновь прижаться к его груди, вдыхать теплый запах его тела и знать, что он не один. Вновь слышать добрый голос в своей голове, повторяющий его имя. Но он не читал его мысли. Больше не мог этого делать и не хотел. И Эрик не смог придумать ничего лучше, чем принести шахматы. Извиняться он не умел, но старался. Он не умел проявлять свою слабость, не знал, как показать свои чувства Чарльзу теперь, когда он уже не знает о нем все.

Он слишком долго был один. И одиночество стало его частью. Был слишком долго наедине со своими мыслями и твердо убедился в выбранном пути в борьбе за мир для мутантов. Пусть Чарльз не понимал его методов и не разделял его желаний. Эрик видел этот мир. Безопасный мир для всего его рода. Спокойный и естественный. Мир, в котором он мог бы быть с Чарльзом. Они бы могли…

Шахматы помогли. И извинения, которые дались Эрику с таким трудом, заставили Чарльза немного оттаять и наконец-то взглянуть на своего друга, который так отчаянно стремился вернуться к нему, но не знал, как это сделать.

После третьей партии Чарльз поднялся, чтобы принести еще одну бутылку. Двигался непривычно угловато, казался изломанным. И эта копна нечесаных волос и борода придавали ему дикий вид, так непохожий на внешность того юного профессора, что спас когда-то Эрика. Он никогда прежде столько не пил. Леншерр это помнил и поднялся вслед за другом, не подпуская его к мини бару, мягко придержал дверцу.

– Отвали, – сипло почти прорычал Чарльз и пронзил предупреждающим взглядом Эрика. Казалось, профессор вновь готов врезать своему другу, но Леншерр готов был перенести еще один удар. Столько, сколько потребуется, если это хоть немного успокоит израненную душу его единственного друга.

– Я думаю, тебе хватит на сегодня, – голос звучал слишком грубо с непривычки, даже строго.

– А это, черт возьми, не тебе решать, – процедил Чарльз и рывком дернул дверцу минибара и достал бутылку, но Леншерр преградил ему проход к креслу. Видеть его таким – больно. Не знать, как помочь – отвратительно. Он чувствует себя еще беспомощнее, чем в той тюрьме, вдали от металла.

– Не надо, – Эрик сжал пальцы Чарльза на горлышке бутылки, и от ощущения холодных пальцев Ксавьера, его пробило колкой волной давно забытых ощущений. Вдох слишком глубокий. Зрачки расширились, расползаясь черным озерцом в холодной, словно сталь, серо-зеленой радужке. И десять лет тяжелым грузом потянули Эрика вниз, сминая в нем все те барьеры решимости и уверенности, которые так прочно сковали его душу и сердце в белой одиночной камере. Он наклонился к Чарльзу, мягко касаясь свободной рукой его поясницы, и хотел прижаться к его губам. Таким бледным. Он помнил, как прежде они всегда алели и привлекали внимание. Как Ксавьер то и дело их облизывал, заставляя Эрика забыть обо всем и желать лишь впиться в эти губы, целовать его яростно, задыхаясь, нападая, требуя ответной страсти. Он помнил это. Он помнил своего Чарльза. Видел блеклую тень его прежнего перед собой. Ведь это все еще он. Сломленный, разбитый, озлобленный, лохматый, пахнущий едким сигаретным дымом, алкоголем, потом. Эрик так и не коснулся его губ. Ксавьер отвернулся и высвободился из слабых объятий, хрипло пробормотал: «Даже не думай об этом» и вытер нос тыльной стороной ладони, рухнул на свое место, плеснул виски в стакан.

– …Видишь, все не так ужасно, как тебе кажется. Получив образование, они сами будут решать, остаться в школе или выступать за права мутантов, но могут и вести нормальную жизнь, не все из них хотят демонстрировать свои способности и все еще тяготеют к обычной жизни, и за это их нельзя винить, – продолжал говорить Чарльз, небрежно расстегивая свой серый пиджак. – Нужно немного времени, чтобы люди привыкли…

– Этого недостаточно, – наконец-то заговорил Эрик и встал рядом с Чарльзом, который поднял на него вопросительный взгляд. Мягкий свет отражался в его ярких голубых глазах, делая их цвет еще более гипнотическим и глубоким.

– Этого будет достаточно. Нужно время и терпение. Эрик, это возможно, – заверил его Чарльз тем самым тоном, каким он говорил прежде, с той же уверенностью и всепоглощающей надеждой на лучшее в каждом. Эрик невольно усмехнулся и помог другу снять пиджак, бережно взял его, чувствуя приятное тепло тела, которое впиталось в мягкую, дорогую ткань.

Ксавьер с тихим шорохом колес о тонкий ковер развернул свое кресло, все еще смотрел на своего задумчивого друга, который так и замер с его пиджаком.

– Друг мой, мы можем обойтись без войны. Сосуществовать мирно.

– Ох, Чарльз, – тихо выдохнул Эрик и неохотно отложил его пиджак на кресло. – Твоя вера в людей поразительна. – Он вновь вернулся к другу, словно был не в состоянии отойти от него слишком далеко, и положил руку на спинку его кресла.

– Это лучше и действеннее, чем нападать на Белый Дом, – хмыкнул Ксавьер.

– Я сделал это ради всех нас, – уверенно, даже не пытаясь оправдаться и не испытывая раскаяния, произнес Леншерр, и его рука соскользнула со спинки инвалидного кресла на плечо Ксавьера. Он просто не мог и дальше лишь говорить с ним, просто быть рядом. И неважно, что Чарльз снова и снова отталкивает Эрика после всего, что было. От одного его вида сердце до боли сжималось, и невозможно было игнорировать то притяжение, которое тянуло Леншерра к голубоглазому телепату. Эта сила не давала ему злиться на Чарльза, не давала его забыть, не позволяла вырвать его из сердца и не давала ему покоя с того самого дня, как Чарльз спас его в той ледяной воде.

Леншерр наклонился ближе, чувствуя, как напрягся Ксавьер, и, словно успокаивая его, мягко коснулся пальцами теплой кожи над воротом рубашки.

– Эрик, не надо, – предупреждающе выдохнул Чарльз, когда жаркое дыхание Леншерра коснулось его лица, обдавая кожу таким знакомым и давно забытым теплом.

– Ты ведь тоже хочешь, чтобы все было как прежде, – негромко произнес Эрик, уже смелее касаясь гладковыбритого лица Ксавьера, почти не веря, что он наконец-то не отстраняется от него. Но стоило ему потянуться к Чарльзу, как он тут же вжался в спинку своего кресла и отвернулся от Эрика, избегая встречаться с ним взглядом.

– Не отворачивайся от меня, – почти прорычал Леншерр, взял Чарльза за подбородок, разворачивая его лицо к себе и насильно целуя его в губы, чувствуя, как что-то обрывается внутри, ломается.

Как прежде уже не будет. Ведь прежде Чарльз никогда не отказывал. Он сам тянулся к Эрику с лукавой улыбкой, сам ласкался, словно огромный кот, требующий больше прикосновений, и стоило расслабиться, легко мог перекатить Эрика на спину, и ловко оказывался сверху, лаская его тело и жадно припадая к губам, углубляя поцелуй. Он не сжимал губы, противясь поцелую. Он не вжимался в кресло. Не напрягался так, словно ласки обещали причинять лишь боль.

Губы Ксавьера сухие и бледные, неподвижные в поцелуе, и от этого сердце словно разрывается на части, давит на ребра изнутри, ускоряя свой агонический стук. Чарльз тихо вздыхает, когда Эрик хватает его за волосы, тянет за аккуратные длинные пряди, заставляя запрокинуть голову, чтобы ему было легче углубить поцелуй.

– Я сказал – нет, Эрик, – тихо, с болезненной дрожью в голосе выдохнул Чарльз, найдя в себе силы справиться со своей слабостью, и решительно прижал пальцы к своему виску. Эрик без шлема. Его сознание распахнуто, им так легко завладеть, пусть он хоть трижды самый опасный монстр этого мира, сейчас Ксавьер без труда может превратить его в свою марионетку. Но все, что он делает – это заставляет Эрика отойти на шаг. Это все, что нужно, ведь сил оттолкнуть его у телепата нет.

Леншерр несколько раз быстро моргнул, приходя в себя, и непонимающе посмотрел на своего друга, в котором не видел той злости, которую ожидал увидеть.

– Прости. Я… – выдохнул Эрик, пытаясь унять тяжесть в возбужденном теле. Словно в первый раз. За столь долгий срок он успел забыть реальность прикосновений и близости, ее ему заменяли воспоминания и фантазии, и вновь прикасаться к Чарльзу как прежде было слишком хорошо и желанно, чтобы отказываться от этого.

Жарко.

Леншерр не мог и на пару шагов отойти от Чарльза, будто вокруг него был невидимый радиус, за которым была лишь иллюзия реальности, скрывающая черную бездну.

– Я не могу, Эрик, – произнес Чарльз и тихо рассмеялся, впился руками в подлокотники своего кресла так сильно, что побледнели костяшки пальцев. Он прикусил бледную губу, и с трудом произнес, обреченно посмотрев на своего друга.

– Я… физически не могу…

– Не чувствуешь? – уточнил Эрик, с холодным ужасом понимая, почему Чарльз его отгоняет от себя. – Друг мой, – выдохнул Эрик вновь преодолевая расстояние между ними, но больше не склонялся над Чарльзом, опустился перед ним на колени, бережно касаясь ног профессора.

– Даже сыворотка Хэнка не могла вернуть мне прежние ощущения, а без нее я не чувствую совсем… – с новым вымученным смешком сказал Чарльз и провел рукой по своим волосам, тяжело вздохнул, чтобы взять себя в руки. Теперь уже он мог легко прикоснуться к Эрику, который безмолвно поглаживал бесчувственные ноги Ксавьера.

– Я бы тоже хотел, чтобы все было как прежде, – заботливо произнес Чарльз, прикасаясь к руке Эрика. – Не стоит. Я не смогу почувствовать твоих прикосновений.

– Откуда ты знаешь? – не сдавался Леншерр и с воинственной решимостью посмотрел в глаза Чарльза. Казалось, Эрик только что принял решение идти в бой и сражаться до последнего вздоха. – Я ведь еще даже не начал.

– Друг мой, не думаю, что за одиннадцать лет ты научился излечивать паралич, – усмехнулся Чарльз, чувствуя, как в душе разрастается болезненная пустота, растекаясь по всему телу, и еще раз улыбнувшись наклонился, сам потянулся к Эрику, на этот раз отвечая на отчаянный, жаркий поцелуй, позволяя ему быть ближе. Достаточно близко, чтобы Ксавьер мог прикоснуться к его лицу и незаметно легко прижать холодные пальцы к горячим вискам своего возлюбленного друга, заполняя его сознание иллюзиями, неотличимыми от реальности.

Эрик чувствовал, как Чарльз крепко вцепился в его плечи и наконец-то стал отвечать на поцелуи так же пылко и страстно, как когда-то прежде, так, как Эрик мечтал все эти годы. Не отрываясь от Ксавьера, он на ощупь принялся расстегивать пуговицы на его рубашке и торопливо стянул ее по худому телу, обнажая бледную, нежную кожу. Все еще стоя на коленях, Эрик провел руками по бокам Чарльза, по его ребрам и груди, задевая нежные соски. Чарльз выпрямился, словно специально сильнее подставляясь под ласки, открывая свое тело, позволяя Эрику жадно целовать его живот, обжигать дыханием его кожу, и сам положил руку на затылок Леншерра, сжимая короткие волосы в кулаке, притягивая его ближе к себе, пока Эрик умело справлялся с ремнем на его брюках. Чарльз неловко приподнялся, упираясь руками в подлокотники, приподнимая бедра, чтобы ткань могла легко соскользнуть с его тела. Эрик отстраняется, бережно стягивая ткань по ногам Чарльза, не выдерживает, даже зная, что Ксавьер не почувствует, прижимается губами к его колену, бережно касается влажными губами нежной кожи под пупком и ласкает бесчувственные ноги своего друга, избавляя его от одежды. Эрик возбужденно дышал, совсем осел на пол перед Чарльзом, с замиранием сердца, бережно коснулся губами колена и принялся снимать обувь, стянул простые черные носки по бледным ногам.

– Прости меня, – едва слышно выдохнул Эрик, отчаянно прижимаясь лицом к ногам Чарльза, все еще касаясь их, зная, что его друг не почувствует ни единого из этих прикосновений, и от этого все внутри сжималось от острой, выжигающей, словно кислота, вины. Заботливые руки Ксавьера ласкают его плечи, скользят по шее и сжимают короткие волосы, тянут Эрика выше. Чарльз не чувствует его прикосновений и пропитанных сожалением поцелуев, которые скользят по его бедрам и хмурится, шипит сквозь стиснутые зубы, тянет Эрика выше, чтобы испытать хоть часть его касаний.

Леншерр тяжело выдыхает, обдавая пах Чарльза жарким, неровным дыханием, и снова целует напряженный живот, сжимая длинными пальцами полувставший член, массируя и растирая теплую утратившую былую чувствительность плоть. Вновь касаться Чарльза, задыхаться от теплого запаха его тела и чувствовать, как он отзывается на эти прикосновения вздохами, тихим шипением, сильнее сжимая волосы на затылке, было невероятно. Слишком реально. Ксавьер потянул голову Эрика назад, запрокидывая ее почти до предела, и склонился, целуя приоткрытый рот Леншерра, возбужденно выдыхая сквозь глубокий, влажный поцелуй, и Эрик чувствовал, как упруго толкается в его руке член Ксавьера, и победно усмехнулся в губы профессора, но тот тут же надавил на его затылок, едва ли не прижимая лицо Эрика в пах. Как только горячие губы коснулись упругой головки, Чарльз не смог сдержать тихий стон, от которого у Эрика все тело свело от возбуждения. Он так давно не слышал его, что одного этого звука было достаточно, чтобы ощутить липкую влагу, которой начало пропитываться нижнее белье. Движения становились все глубже и быстрее, Эрик с трудом их контролировал, Чарльз то и дело направлял его, сильнее подталкивая или удерживая, но отчего-то Эрику нравилось это, и он был вовсе не против играть по правилам Ксавьера. На языке уже чувствовался горьковатый привкус, и телу стало слишком жарко от скопившегося в нем возбуждения, которое уже причиняло боль, требуя прикосновений и разрядки. Жарко. Слишком жарко.

Чарльз тяжело, возбужденно дышал, и его взгляд легко чувствовался на обнаженной, влажной спине Эрика, и стоило Леншерру осознать, что его разгоряченного тела касается прохладный воздух, как Чарльз согнулся пополам, прижимая его к себе еще ближе, хватаясь руками за его спину. Эрик закашлялся, чувствуя во рту вкус теплой спермы. Абсолютно реально ощущая разгоряченного Чарльза, обнимающего его, и тяжелое, влажное дыхание между своих лопаток. Да и его возбуждение никуда не делось, разрывало тело изнутри, горело в твердом, влажном члене.

– Чарльз, – сипло, но строго произнес Эрик, выпутываясь из объятий обнаженного Ксавьера, – Убери это. Сейчас же.

– Но ты ведь именно этого желал, – ласково произнес профессор, поглаживая лицо Эрика и легко целуя его влажные губы. – Мы можем продолжить. Ты хочешь этого.

– Не так! – почти прорычал от боли Леншерр и резко поднялся, не обращая внимания на собственную наготу. Он уперся руками в подлокотники кресла Чарльза, заглянул в его яркие голубые глаза. – Я слишком долго жил этими фантазиями. Не смей играть со мной! Убери это немедленно.

– Ничего не выйдет, если я отпущу тебя, – с грустной улыбкой признался Ксавьер, и в одно мгновение его лицо помолодело, и волосы стали гораздо короче. Снова такой же, как в их первую встречу. Чарльз легко поднялся с инвалидного кресла и прижался к Эрику, вновь целуя его, касаясь губами подбородка и уголка губ, сжал в руке горячий член и провел пальцами вдоль выпуклых венок, неспешно стал двигать рукой, моментально вырывая из груди друга хриплый, вымученный стон.

– Так ведь лучше, правда? – все еще уговаривал Ксавьер, оглаживая сильную спину Эрика, чувствуя ладонью его вспотевшую кожу, покрытую многочисленными шрамами.

– Чарльз, выпусти меня! – захрипел Эрик, сжимая плечи Ксавьера, не в силах его оттолкнуть.

– Если это то, чего ты хочешь, – неохотно кивнул Ксавьер и грустно, обреченно усмехнулся, прежде чем развеять иллюзию.

Эрик глубоко вздохнул, все еще чувствуя, как его тело изнывает от оставшегося реальным возбуждения. Но он все еще стоял на коленях перед Чарльзом, который все еще держал его лицо в своих руках, а длинные, спутанные волосы Чарльза вновь обрамляли его усталое лицо, освещенное лишь ночным светом, заполняющим темную спальню.