Текст книги "Заточенная в Золотой Клетке (СИ)"
Автор книги: АlshBetta
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 36 страниц)
Ускользнув из лап смерти, он не одумался, он продолжал медленно, но верно угасать. Бесконечная выпивка, женщины, наркота – все это кружилось вокруг него словно Земля вокруг солнца. Я безумно боялся новой попытки суицида, и поэтому находил для него все новых и новых фавориток. День за днем складывался в недели, а недели в месяца. Я уже совсем отчаялся хоть как-то изменить его образ жизни, и вдруг появилась ты… – Джаспер ухмыльнулся, прерывая рассказ, и смотря на задумавшуюся Беллу, на глазах которой серебрились слезы за боль, которую пришлось пережить Каллену практически в одиночку. Надо же, она так недолюбливала Джаспера, а оказывается он совсем не плох, он действительно настоящий друг для Каллена, только вот зачем он ей все это рассказывает?
Этот вопрос она и задала мужчине, пытаясь контролировать голос, но с горечью замечая, как он треснул на последнем слове.
– Я хочу объяснить свое поведение, Белла – вздохнул тот – Понимаешь, увидев все его муки как физические, так и душевные, я просто не мог допустить нового потрясения, заставившего бы его снова вернуть к старым попыткам самоубийства. Он увлекся работой, прославил корпорацию, стал невиданным любовником и завсегдатаем дорогих алкогольных магазинов…Я видел что ты, Белла, делаешь с ним. Я боялся, что ты разрушишь его снова, разрушишь до основания и сбежишь. Но ты оказалась сильнее. Ты оказалась сильнее всех нас вместе взятых. И меня, и Элис, и Эдварда. Фактически ты и вытянула нас из этой бездны. Я до сих пор восхищаюсь твоей силой и выдержкой, и очень счастлив, когда вижу Эдварда, таким как сегодня. Ты стала для него всем миром, даже больше чем миром. Ты стала для него кем-то вроде Белль, но не совсем. Эта разная любовь, но по силе она равна. Даже после того, как я увидел изменения в Эдварде в лучшую сторону – то, как он начал оживать и чувствовать себя человеком – я опасался тебя, пытался вас разлучить…Эгоизм это был или забота, я не знаю. Но сожалею. Очень сожалею,…а ещё безумно рад, что у меня ничего не вышло. Его место рядом с тобой, Белла. Он всю свою жизнь ждал тебя…
Растроганная признанием Хейла Белла быстро сморгнула слезы, благодарно смотря на него. Столько чувств теплилось в ней – облегчение от слов Хейла, горький осадок от краткой биографии Каллена и его мучениях, новое ощущение любви к Каллену, только к нему…все это невозможно описать словами, потому что все это находится в сердце. Не глаза, нет, лишь оно зорко. Только сердце, любящее сердце!
– Я сказал тебе все это, что бы ты мне кое-что пообещала, Белла! – продолжил Хейл, внимательно оглядывая девушку – Я хочу, что бы ты поклялась мне, что никогда не позволишь Эдварду снова потонуть в той чертовой бездне боли, откуда ты его спасла. Не позволишь ему сгореть в аду страданий, тобою причиненных…Я не знаю, могу ли верить тебе, но буду стараться, и не буду мешать. Так каков же твой ответ?
– Обещаю! – выдохнула девушка, вытирая слезы теперь уже тыльной стороной ладони, – Обещаю!
– Вот и славно, – хмыкнул Джаспер, а потом опасливо взглянул на девушку, что бы задать ещё один сложный вопрос, требовавший ответа и связанный с ним самим:
– Я, наверное, прошу многого, и если все сказанное мной меня не оправдывает, я потерплю, подожду, но хотелось бы, что бы ты честно ответила мне. Ты меня простишь хоть когда-нибудь?
– Я долго сомневалась в тебе, и не верила. Придя сюда, в этот дом, я была самой настоящей испуганной девчонкой. Меня заставляли выживать с помощью причинения боли, и я свято верила этим урокам. Ты, Эдвард, Элис – всем я делала больно, и горько раскаялась. Я сама вынуждена просить у вас всех прощения за свой чертов характер и поведение, и, конечно же, я должна понять и простить вас…
– Ну, мне на тебя незачем обижаться, все, что я делал, основано только на недоверии к тебе – хмыкнул Джаспер, наливая в бокал вино, и залпом осушая его.
– Значит, я тебя прощаю, – уверенно отозвалась девушка, а потом, будто боясь, что кто-то услышит, наклонилась поближе к Джасперу, облокачиваясь на стол:
– Я сберегу Эдварда, я не позволю ему страдать, и никому не позволю причинять ему эти страдания! – прошептала Белла, улыбаясь.
– Ну что же, я верю тебе, Белла, – хмыкнул Джаспер, осушая очередной бокал – Только не подведи меня!
– Не подведу! – игриво отозвалась Белла, и состроила милую гримаску.
– Война окончена, друзья? – ухмыляясь, решился спросить Джаспер
– Война окончена. Друзья, – согласила девушка, и они вместе с Хейлом весело рассмеялись, радуясь, что все конфликтные ситуации разрешились мирно и благополучно. Раз и навсегда.
Этот разговор много для них значил, и много прояснили. Будем надеяться, они не забудут о своих обещаниях и дружеских намеках,…увидим!
========== Глава 49. День 3. Часть 1 ==========
Эдвард нерешительно приоткрыл белую дверь, ведущую в самое пекло его личного ада. Его руки задрожали ещё тогда, когда он потянул на себя дверную ручку, а уж теперь…
Он отлично помнил, где он, и что делает. Не было того тумана в голове, который описывается как полное забытье. Сегодня эта комната ещё здесь. Комната его Белль. Завтра её уже не будет. Он сотрет это помещение с лица земли, уничтожив. Он не может больше, не в силах терпеть это пламя, сжигающее его. Каждый день. Каждый час.
Сейчас Беллы нет с ним рядом, но он чувствует её присутствие в этом доме. Чувствует, как начинает забывать с ней, и прекращает вспоминать про тот ужасный день. Но как бы все ни было просто, дабы окончательно избавиться от страданий и отогнать постоянный, неизменный в течении семи лет вопрос «А что бы я мог сделать?» ему нужно заново осмотреться в этой комнате, побыть в ней, и вспомнить все до мелочей. Вспомнить и отпустить в забытье. Комната исчезнет, и боль исчезнет. Лишь приятные, добрые воспоминание о его ангелочке будут жить в его сердце. Никакой боли и отягощенности – его Изабелла хотела бы, что бы он был счастливым. И он станет. Обязательно станет, но для этого нужно сейчас собрать все силы, которые когда-либо находились в его теле. Он специально не взял с собой Беллу – зная, как может быть больно, и как он ведет себя в приступах кратковременного безумия, он решил попытаться справиться со всем в одиночку, попытаться спасти себя словно Барон Мюнхгаузен – самостоятельно вытянув за волосы из болота.…А справится ли он?
Хотя нет, что же это! Нет! Не он спас себя, а Белла спасла его. Она спасла его из этой мучительной бездны самобичевания и убийственного равнодушия при адском горении внутри. Она такая храбрая, смелая, но она всего лишь девочка! Маленькая, испуганная, слишком много изведавшая девочка, и ей его утешение было просто необходимо – она бы сошла с ума, если бы не нашла человека, понимающего её, и желающего ей только самого лучшего, любящего её!
Решив, что хватит оттягивать решающий момент, Каллен переступил через порог комнаты, стараясь не забывать делать вдох-выдох. Его взгляд тут же привлекли десятки фотографий, развешанные на розоватых стенах комнаты. В ней убирается только Мари. Никто кроме неё не знает, что это помещение вообще существует – тем лучше, когда оно исчезнет, никому и не понадобится о нем узнавать!
Первая фотография, на которую он натыкается – дурачующаяся Белль в полтора года, через месяц после того, как он нашел её рядом с порогом своего дома. На ней милое желтоватое платьице, а короткие бронзовые волосики собраны в крошечные хвостики, заботливо причесанные Элис. От умиления у Эдварда защемило сердце, и он едва не забыл про то, что должен дышать. Он помнил каждый момент из детства Белль – как учил её ходить, как играл с ней, как лежал вместе на лугу, залитом солнечным светом, и смотрел на голубое небо, где медленно плыли облака, похожие на разных людей и животных. До трех лет он неотрывно присутствовал в жизни девочки, буквально не оставляя её на секунду. Но время шло, она росла, а предприятия так и стояли. Решив, что он может ненадолго оставлять её одну, Каллен вернулся к работе. День, два, три – она радовалась его приходу, бежав на встречу по огромным мраморным коридорам старого особняка. Об этом свидетельствует следующее фото, висящее на стене – его малышка в бежевом сарафанчике улыбается белозубой улыбкой, и отросшие к трем годам локоны пружинят при каждом движении. Ему всегда казалось, что она мираж, ненастоящая. Что она исчезнет, потому что она была слишком красивой, словно фарфоровая статуэтка. Но Белль вовсе не была хрупкой, не была нерешительной. Она любила всех и каждого, и подрастая, замечала проблемы окружающих её людей…Однажды, когда ей только исполнилось пять лет, Элис рассталась со своим парнем, которого встретила за два года до Джейкоба Блэка. Конечно, девушка была расстроена, и проливала слезы в подушку. Узнав причину, по которой плачет её любимая подружка, Белль взобралась на кровать, садясь рядом, и принимаясь утешать её. Она вроде бы рассказывала ей сказку – тогда Эдварду со своего места посреди дверного прохода было не очень хорошо видно – и смешила её. Она была сострадательной, успевала и хотела помогать!
Сколько раз с самим Эдвардом она проделывала свои чудотворные превращения, умудряясь самый хмурый из его дней превратить в радостный. Сколько счастья доставляла ему её простая улыбка, и раскинутые объятья, просящие подхватить на руки. Она любила сидеть на руках. Чувствовала себя в его руках, так же как и Белла – защищенной. Ей нравилось, что она выше большинства, и лучше видит все что происходит вокруг. Они с Калленом часто посещали кинотеатры, театры и цирк. В цирке ей нравилось больше всего – она обожала животных! Каждый день, приходя оттуда с Эдвардом, она уговаривала Элис подарить ей на день рождение бегемотика или слоненка…!
…От милых мыслей Эдвард улыбнулся, но улыбка получилась грустной. После смерти Белль он закрылся в себе. Перестал выходить из дома без лишней надобности – все вокруг, все в тех местах, где он был с дочкой, напоминали ему о ней. Он слышал её голос, видел её растворяющуюся в ветвях деревьев фигурку…Ни с чем не сравнимая боль, ни с чем не сравнимая потеря. Он пережил это. Пережил назло и себе и судьбе, хотя столько раз думал, что не протянет больше ни дня. Его жизнь – словно сплошная лотерея. Заключая контракты, он не видел дома, не видел города, не видел Белль. Он не то что бы забывал о ней, но как-то меньше вспоминал. Это помогало ему тогда, когда он был опасно близок к очередному срыву…
Попытка суицида случилась с ним лишь однажды, когда стало так плохо, что хотелось только одного – избавления. Естественно, избавления лучше, чем смерть не придумаешь. Он нашел снотворное, и, выйдя на балкон своей комнаты, где очень часто бывал со своей малышкой, с легкостью высыпал весь пузырек с лекарством в рот. Встав у изгороди, он принялся смотреть в горизонт, представляя себе свою девочку, и смотря на небо, шепча ей, что скоро они встретятся, будут вместе!
И правда, вскоре он почувствовал что его клонит в сон. Улыбаясь, он улегся прямо на холодном мраморном полу, теша себя последними воспоминаниями о своей малышке. Представляя её щечки, её золотые кудри, её стройное тельце и большие, словно бы его, изумрудные глазки, впитывающие серьезность и наивность одновременно. Она была так прекрасно в этих его воспоминаниях, что он заснул будто бы в раю.
Но потом он все же проснулся, хотя уже и не наделся на это. Проснулся, и попал в ад. Две недели в больнице, потом реабилитация, а затем консультации с различиными психотерапевтами. Первое время он очень злился и на Джаспера, и на докторов, которые спасли его, а потом, потом постепенно злость стала проходить, уступая место серой безразличности. Он утратил смысл слова «Жизнь», он не жил, он существовал. Воспоминаний больше не существовало, они исчезли. Осталась лишь работа и женщины. С женщинами он отвлекался от работы, а от женщин отвлекался работой. Менялись они с такой скоростью и беспределом, что Каллен иногда надменно удивлялся. Иногда он сам себя пугал – приходил в эту комнату, и ничего не чувствовал. Депрессия воистину была так велика, что он ничего не ощущал – ни боли, ни страданий, ни любви. Он был словно бесполезная, использованная оболочка. В его голове постоянно был вопрос «Зачем его спасли?», а ответа он так и не находил. День за днем, ночь за ночью – пробежало так шесть лет. Когда Луи явился к нему, и заявил о налоговых сборах, он был такой же «замороженный» как и всегда. Ему было плевать на людей, на их чувства, мысли и достоинства. От женщин он хотел секса, а от мужчин – признание лидерства. Всегда привыкший руководить и отдавать неизменно исполняющиеся приказы, он наткнулся на синюю папку с фотографией Беллы Свон. Только тогда, только в тот момент он ощутил, что снова живет. Сам не понимая почему, он чувствовал, как его сердце яростно отбивает судорожный ритм, а руки сжимает дрожь. Ему захотелось лишь одного – этой девушки. И захотелось не только из-за половой жизни. Он снова почувствовал любовь к погибшей Белль, услышал свою собственную боль от потери. Столько раз перевидавший что значит, ничего не ощущать по отношению к любимому ребенку, он отчаянно зацепился за эту девушку – ниточку, связывающую его с дочерью. Странно, что он осознал это только сейчас, когда внимательно разглядывал фотографию, на которой его малышка вместе с ним изображены на качелях в лунопарке. Они вместе смеются и показывают в камеру язык. Снимала их тогда Элис, и поэтому из сделанных десятков фото, хорошим получилось лишь одно – Элис тоже смеялась, и не могла удержать фотоаппарат.
Снова отвлекаясь от Изабеллы, Каллен вспомнил про Элис. Она счастлива, и это его немного успокоило. Ему было хорошо, когда она была рада, а она рада. Её счастье рядом с Джаспером, а его – с ней. Совет им да любовь…
И все же, даже мысли о сестре, о Белле не помогли ему отвлечься от обстановки, столь знакомой, что даже страшно. Входя глубже в комнату, и отрывая взгляд от фото, Эдвард разглядел изысканную мебель из красного дерева – потрясающую кровать, комод, письменный стол и небольшую софу. Все в этой комнате так, как при жизни Белль. Фото, вещи в комоде, книжки в столе и разбросанные на софе игрушки – это его приказ, отданный Мари. Она все это устраивала и собирала по крупицам. Это её работа, а не Белль. Белль здесь никогда не было и не будет. Пора бы уже выкинуть всю эту ерунду из головы, и не пытаться вернуть сюда девочку только лишь одной комнатой. Это глупо и…не работает. Варианта правильнее этого помещения Каллен не нашел. Он не мог забыть Белль, не мог выпустить её из сердца, но мог отпустить ее, наконец, туда, где она будет счастлива. Перестать привязывать к себе сотнями земных цепей. Хватит, она заслужила свободу, и она её получит.
Вздохнув, Каллен подошел к столу, доставая оттуда дневник, который последний раз видел шесть лет назад, в день смерти Белль. Он нашел его в груде пепла, и все время перечитывал. С ним он и согласился на самоубийство, держа его в руках. Открыв кожаную обложку, предварительно поглаженную его руками, он вчитался в одну из заметок, оставленную детской рукой:
Сегодня мы ходили на каток в Нью-Йорк, мне там понравилось. Папа говорил что все люди которые занимаются спортом будут здоровыми и красивыми. Я сказала, что тоже хочу заниматься спортом, а он лишь рассмеялся. Наверное, он решил, что я не смогу, потому что спортсмены очень сильные люди. Но я же сильная! Тетя Элис постоянно говорит мне, что я могу защитить их всех, если захочу. А папа не верит…
Ну и ладно, я все равно его люблю!
Но это лишь начало. Первая запись дневника. Первое, что было написано в эту тетрадь. Три года непрерывных записей, которые она вела, будто бы зная, что когда-нибудь кто-то захочет это перечитать. Эдвард знал их все наизусть, и каждая была для него бесценной, но некоторые он любил больше всего:
Учиться невероятно сложно! Папа и Тетя Элис говорили мне, что в учителях нет ничего страшного, но они не правы. Мистер Хвинстоун, который приходит ко мне домой заниматься каждый день, учит меня и письму, и математике, и чтению – это ужасно долго и скучно! Мне не нравится.…А папа все настаивает, что без этого я не смогу стать «полноценным» человеком. А что значит полноценный?
Нужно будет не забыть спросить у мистера Хвинстоуна, когда он завтра придет ко мне…
Эдвард не без улыбки вспомнил, как вел со своей малышкой разговор о важности учебы и познаниях. Интересно, она все-таки узнала, что значит «полноценный»?
И вновь отвлечение, отвлекающие факторы. Когда же он уже перейдет к самому главному, вспомнит самый тяжелый из всех дней в его жизни?
Будто бы в ответ на эти мысли, его машинальные перелистывания страниц дневника его девочки остановились на том самом дне, когда записи навсегда оборвались:
Папа обещал, что будет на моем десятом дне рождении! Обещал! Обещал! И не сдержал слово! Он сказал, что это его работа, и он не может остаться. Знаешь, дневник, я на него обиделась. Я вообще не люблю на него обижаться, но сегодня именно такой день. Я просила его всего лишь раз – он не был ни на одном моем дне рождении с самого пятилетия! – а он все равно предпочел работу мне. И как же это понимать? Что же, придется разбираться с ним, когда он вернется: я не люблю его огорчать, а когда я плачу, он всегда огорчается – но мне придется, иначе он так и не согласиться провести хотя бы этот один день со мной. Пожелай мне удачи, Дневник!
У Эдварда сбилось дыхание, когда он прочел эту последнюю заметку до конца. Его затрясло сильнее, будто в лихорадке. Книжечка выпала из дрожащих рук, и вскоре он последовал за ней, грузно рухнув на колени, а затем и на спину. Чувствуя, как внутри все сгорает от ненависти к себе, он растерянно глядел вокруг. Она действительно просила его лишь раз! Лишь один раз! А он не смог, не захотел, не посчитал нужным,…ему нет оправдания, нет и никогда не будет! Если бы он был в доме тогда, возможно все бы было по-другому, по-лучшему, по-хорошему, и Белль осталась бы жива!
Как же это сложно, господи! Как же сложно пытаться избавиться от тяжелого прошлого!
Его затрясло сильнее, когда он снова очутился в воспоминаниях там, у горящего особняка, и как рвался внутрь, а его не пускали, оттягивая обратно. А затем, громкий взрыв, оглушивший всех вокруг, и убивший Изабеллу…
Волнение и боль внутри усиливались, будто бы надеясь, взорвавшись последней, нестерпимой вспышкой исчезнуть. Только вот, выдержит ли он эту «последнюю вспышку»? Выдержит ли он её в одиночестве?
Воздух снова прекращал поступление в его легкие, а тело содрогалось, будто от ударов. Наверное, даже в лихорадке люди не испытывают подобного. Ему было так плохо, что казалось, мир вокруг перевернулся с ног на голову. Боль, боль и ещё раз боль. Никого рядом, ни души, что бы утешить и поддержать. Ну почему, почему он не позвал с собой Беллу? Возможно, сейчас ему было бы легче!
Сегодня третий день, последний день, когда он может сделать Белле предложение. Он сделает, обязательно сделает, но не сейчас…не сейчас… ему нужно справиться, нужно перетерпеть и попытаться выжить после всего того ада, где он сейчас находится. Чувствуя, как по пищеводу поднимается желчь, он попытался встать на ноги, и, улучив момент на третьей попытке, сшибая двери и врезаясь в стены, кинулся к ванной, пристроенной в комнате Белль. Его с шумом вырвало, приковав к унитазу, и заставив корчиться на коленях. Опираясь руками на мраморную поверхность ванной, он смог кое-как сесть на пол, глотая подступающую слюну и тяжело дыша. Кажется, слезы в этот раз не помогут, да и проступать они не хотят. Никаких слез. Только рыдание и только боль – как физическая, так и моральная.
Холодный мрамор приятно остудил опаленную мучениями кожу, и Эдвард слабо улыбнулся, откидывая голову на поверхность камня…
Ему казалось, что он умирает, что хуже быть уже просто не может. Корчась на полу в ванной, он горел изнутри адским пламенем. В нем сгорало абсолютно все, и он уже не был уверен, что когда-нибудь это пламя погаснет. Так больно ему ещё не было. Таких страданий воспоминания ему ещё не причиняли – впрочем, именно такого следовало ожидать в последний раз. В момент прощания. Никакой снисходительности, лишь пытка. Его руки продолжали неистово дрожать, а тело содрогаться от рыданий, когда Белла вошла в ванную комнату.
Проснувшись, она услышала стук в дверь, а затем голос Мари, зовущий её. Подойдя к двери, она отперла её, все ещё силясь стряхнуть с себя сон. Домоправительница сообщила, что Эдвард находится в комнате своей дочери, и передала свои волнения на этот счет. Помня вчерашний рассказ Джаспера о суициде, Белла прямо в легкой пижаме выбежала в коридор, несясь по направлению к той двери, на которую указала женщина. Сама она заходить не решилась, останавливаясь перед дверью, и робко заглядывая в комнату.
Тем временем, не найдя мужчину в самой комнате, Белла кинулась к распахнутой ванной, где его и застала.
– Эдвард! – ужаснулась она, видя его в абсолютно разобранном и убитом состоянии, и не в силах пошевелиться. Самому же Каллену показалось, что это мираж – Белла спит, она не могла прийти сюда сейчас. И все же, происходящее пугающе напоминало то, что девушка и вправду застала его в таком виде. Но не успел он произнести хоть слово, как новый приступ тошноты задушил его, заставляя согнуться над унитазом. Белла растерянно и испугано смотрела на него, не зная, что предпринять. В конце концов, для начала она решила просто узнать, в чем дело, и со всей осторожностью сев на колени перед Эдвардом, внимательно оглядела его – бледность, страдания, боль – все это было на лице мужчины, но больше всего её удивил не доверительный блеск в исстрадавшихся изумрудных омутах, глядящих на неё.
– Что с тобой? – полушепотом спросила она, пытаясь скрыть испуг, и вселяя в себя уверенность. Сказав это, она нежно провела пальцами по его щеке, подмечая жар, исходящий от неё. Нет, это не температура, это что-то другое, что-то связанное с болью. С болью за дочь, которой больше нет…
– Я в порядке… – пытаясь набрать побольше воздуха, прохрипел Эдвард, и снова чувствуя слабость, откинул голову на мраморную стойку ванны. Изумленно заморгав, Белла приложила ладонь к его лбу, и будто бы обжегшись, отдернула. Не выжидая более ни секунды, она встала с колен, и выйдя из ванной, сообщила Мари, что сама во всем разберется. Кажется, женщина оказалась удивлена таким поворотом событий. Спрятав свой страх и самобичевание, Белла вернулась в ванную комнату, и, взяв одно из свежих полотенец, висевших на крючках, намочила его в холодной воде. Эдвард сквозь небольшой туман, клубившийся в голове, и сбитое дыхание едва различал действия Беллы, до сих пор не веря что она тут – наверное, это его разгулявшееся от боли воображение, ведь пытка продолжалась, и он был полностью поглощен внутренним адом.
– Попытайся немного успокоиться, все хорошо! – приседая перед ним снова, и осторожно кладя холодное полотенце на его лоб, проговорила Белла. Приятное чувство пробежало по всему телу мужчины, снова заставляя его вымученно улыбнуться. Теперь он уже не мог не верить в то, что перед ним его девочка. Только вот, как она сюда попала?
Но, сейчас он был слишком слаб, вымотан и угнетен для подобных мыслей. Он просто радовался, что Белла рядом, и от этой радости его улыбка становилась чуть более заметной:
– Ты здесь! – усмехнулся он, и Белла робко улыбнулась в ответ, пробегая холодными пальцами по его опаленной коже
– Конечно здесь! – отозвалась она, до сих пор пытаясь скрыть чувства испуга, бороздившее по ней, и волнение за Эдварда, за то, что бы с ним все было хорошо. – Где же мне быть, как ни с тобой?
– Тебе не надо было приходить… – мрачно выдохнул Каллен, и тут вдруг снова почувствовал резкую тошноту, будто бы его желудок петлял по телу на каком-то гоночном чемпионате. Снова согнувшись над унитазом, он ощущал на спине поглаживания Беллы. Она не ушла. Ей не противно. Она здесь, рядом с ним.
Помогая ему вернуться в обратное положение, она убрала полотенце с его головы, чтобы снова остудить его и вернуть обратно.
– Нет, приходить стоило – хмыкнула она, выжимая ткань – Почему ты не позвал меня, когда тебе нужна была моя помощь? Мы же договаривались!
– Не помню… – покачал головой Каллен, стараясь этим жестом не только выразить свое сожаление Белле, но и отогнать мысли, трепавшие сердце и душу.
– Любимый, – нежно произнесла Белла, снова садясь рядом с ним и возвращая на его лоб холодное полотенце – Что случилось?
– Лучше не спрашивай… – снова ощущая слабость, произнес Эдвард, и просто протянув руки, прижал Беллу к себе. Совсем не сопротивляясь, она положила голову на его плечо, блаженно улыбаясь.
– Все будет хорошо, все пройдет! – выдохнула она, надеясь этими словами вселить в Эдварда ту же уверенность, что плескалась в ней.
– Наверное… – горестно отозвался Эдвард, предчувствуя, как все в нем загорается вновь для той последней вспышки. – Наверное…
========== Глава 49. День 3. Часть 2. ==========
Сказать, что Каллен почувствовал облегчение, после всей той боли, что испытал – значит солгать. Но он мог признаться самому себе, что присутствие Беллы рядом с ним, её ласковые руки на его лице прямо сейчас – все это облегчало его мнимое существование, помогало жить и думать о лучшем, о том, что когда-нибудь все наладиться.
– Девочка моя! – зарываясь ей в волосы, прошептал он, чувствуя, как тошнота отступает, да и слабость тоже. Но лучше бы они вернулись, потому что резвившаяся внутри пустота здорово давила на сердце. Как можно избавиться от таких страданий? Отформатировать память? – нет, он никогда бы этого не сделал, даже если бы это было возможно. Он никогда не сможет забыть Белль. Её бронзовые кудри с золотым отливом, её детские, чистые и безумно глубокие изумрудные глаза, словно бы глаза его самого. Её маленькое, доброе, трепещущееся сердце, её милые щечки и неяркий румянец от смущения. Её стройная фигурка, её бледная кожа и мудрость развитая не по годам. Очень умная, очень красивая, очень любящая… – вот какой она была! Такой она и останется! Здесь, в этом земном мире единственным источником и одновременно избавителем её страданий был он. Там же, в раю, ей прислуживают ангелы. Никто и никогда не усомниться в том, что она в раю, потому что эта девочка была безгрешна. Она в его душе и сердце, она в его сознании, она – часть его жизни. Неотделимая часть его, его дитя!
– Ты молодец, любимый – так же тихо отозвалась Белла, нежнее водя пальцами по его лицу, пока он наслаждался её поглаживаниями – Ты справился со своей болью, ты очень сильный!
– Моя сила – это ты, Белла, и никто иной! – покачал головой Каллен, удрученно глядя на девушку, и смотря в её огромные, шоколадные глаза. Омуты, в которые он окунался с головой, и перспективы выплыть, избавиться от них не наблюдалось – в принципе, он и не хотел. Он желал лишь одного: что бы его Белла всегда была с ним, а большего ему и не надо.
– И все же, зачем ты пришел сюда? – слегка взволнованным голосом вопрошала девушка, поудобнее усаживаясь в его объятьях. Кажется, ей было все равно, что они вместе сидят на холодном мраморном полу ванной комнаты Изабеллы.
– Завтра этой комнаты не будет – треснувшим голосом прохрипел Каллен, но не услышал никакой трагедии в своей душе по этому поводу. Сейчас он был опустошен, он был пуст, словно ячейка в банке. В нем не было ни каскадов боли, ни каскадов радости, ни облегчения – ничего. Лишь поверхностные ощущения, да ответы на вопросы. Мысли стайками ютились по всему его сознанию, изредка доходя до логического завершения. Но только не мысли о Белле. Он прекрасно знал, что сегодня должен сделать, и какой сегодня день.
– Как это, не будет? – непонимающе, слегка ужаснувшись, переспросила девушка, думая, что ослышалась. Но ведь правда! Происходящее никак не укладывается в голове!
– Я велел убрать все отсюда… Я больше так не могу! – пресным голосом проговорил мужчина, смахивая мешающую бронзовую прядь с лица, и аккуратно отстраняя от себя Беллу, что бы подняться и прополоскать рот.
– Убрать? – теперь расстеряности Беллы не было предела. Как это: «убрать»? А как же Изабелла? Как же память о ней? Неужели…все это из-за неё, из-за неё, эгоистичной Беллы Свон?
– Да, пора начинать новую жизнь. Хватит жить прошлым.…Белль не вернется! – включая воду, и надеясь скрыть проблеск эмоций на лице, парировал Эдвард.
– Если тебе тяжело, то я полностью на твоей стороне! Но Эдвард…ты уверен, что это будет правильным решением? Не пожалеешь ли ты обо всем этом спустя немного времени? И не делаешь ли ты этого из-за меня…? – глядя, как он завершает задуманное занятие, произнесла Белла, неуверенная в том, что хочет слышать ответ.
– Не только из-за тебя, любимая – хмыкнул Каллен, и, пройдясь полотенцем по лицу, прижал к себе Беллу – Но и из-за себя. И я уверен, уверен, потому что больнее уже быть не может…Это мой дом, моя жизнь, и моя боль. Только мне решать, как ею распоряжаться, а я хочу, что бы только счастье и радость встречались на твоем пути, раз уж ты осталась со мной. Выбрала меня вместо свободы, милая!
– Моя свобода, это ты! – улыбнулась девушка, прильнув к его груди, и поглаживая пальцами рубашку цвета слоновой кости – Мне не нужно было выбирать. Я уже давно все решила.
Каллен в ответ лишь грустно хмыкнул. Что она скажет через час, два, когда он предложит ей выйти за него замуж? Откажет или согласиться? Не решит ли она, что он пытается отобрать у неё ту самую свободу, о которой она говорит…?
Впрочем, как бы ни были тяжелы терзания, но времени уже почти не оставалось. В ванной комнате они провели больше часа, и теперь настенные часы били половину двенадцатого дня. Решив не тянуть со своей задумкой, Каллен, отмахнулся от пустоты, зияющей в нем, надеяться что ответ «да», прозвучавший из уст Беллы, станет лучшим его избавлением от вечной боли. Его вечной боли, которую он заслужил.
– Я должен кое-что сделать сегодня, родная – наклонившись к её уху, шепнул Эдвард, и его руки покрепче обняли Беллу, слегла напрягшись.
– Сделать? Что? – удивилась девушка, замечая легкое напряжение мужчины, практически успешно скрываемое им
– Увидишь! – он загадочно подмигнул ей, и, вздохнув, взял за руку, разворачивая к выходу из ванной, и чувствуя, как маленькая бархатная алая коробочка прожигает его из правого кармана пиджака.
*
В окнах автомобиля, который Каллен снова вел сам, девушка увидела уже знакомый лес, на который совсем недавно они ходили на пикник после выставки Сальвадора Дали. Те же старые, мшистые деревья, которые среди солнца и зелени вокруг них выглядели, словно из сказки о Робин Гуде. Черная земля под ногами была рассыпчатой и мягкой – можно ненароком провалиться на пару миллиметров. Это место внушало такое доверие и душевное удовлетворение, что девушка была рада, что снова здесь оказалась. Она так внимательно оглядывала деревья и небо через тонированное стекло, что опомнилась, только когда Каллен галантно распахнул перед ней машинную дверцу.
