Текст книги "Каена (СИ)"

Автор книги: Альма Либрем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц)

Мужчина тряхнул головой, отгоняя иллюзию. Каена только криво усмехнулась; пожалуй, ей отчаянно хотелось, чтобы что-то изменилось. Чтобы он наконец-то ответил взаимностью, может быть. Жаль только, у Роларэна не получалось этого сделать.

– Скажи-ка, – прошептала она, ступая ближе, – почему ты не хочешь прекратить всё это?

Её лик раскололся на мелкие осколки. Каена стояла в каждом углу, словно в покоях Вечного оказалось слишком много зеркал. Она отражалась в каждом, прежде невидимом, такая реальная. Она улыбалась, одинаково соблазнительно.

– Может быть, – голос звучал хором, из каждого угла, и Рэн обернулся вокруг своей оси, будто бы пытаясь оценить, сколько раз она вообще повторила себя саму в идеальной эльфийской тени, – может быть, тебя устроит одна из них?

– Нет, – сухо ответил Рэн. – И я предлагаю прекратить всё это безумие, Ваше Величество, пока не стало слишком поздно.

– К Величеству в тебе взывает другой голос, – покачала головой женщина – этот жест повторяло каждое из её отражений. Какое из них было настоящей Каеной? Какое – просто уловкой? Он смутно представлял себе, как их отличать. Возможно. А возможно, знал лучше всех в этом мире.

– К Величеству голос всегда одинаковый, – возразил Роларэн. – Вам пора.

– Мне? Пора? Неужели ты не хочешь поговорить? Как раньше?

Она ступила вперёд – они все одновременно сделали один шаг к нему, смыкаясь невообразимым кольцом. Сжали руки – переплели невидимые, неосязаемые пальцы.

– Как раньше уже никогда не будет, – ответил мужчина. – И ты прекрасно это знаешь.

– Разве что-то изменилось?

– Ты, – покачал головой он. – Ты изменилась.

– Я такая же. Почему? – она коснулась – почти, – его плеча. Но руку протянула каждая из теней, каждая из теней одёрнула, и Рэн вновь осмотрел всех их. Каждая сжимала в руке по одной свече, у каждой огонёк рвался вверх, в пустоту. Было трудно себе представить, сколько бы жара он ощущал – сколько ощущает сейчас. Каждое пламя касалось её коже. Каждая капелька воска падала на алебастр. Каждый ожог заживал в один миг.

– Ты убила мою дочь, – покачал головой Роларэн. – Этого достаточно. И всегда будет достаточно для того, чтобы отвечать тебе отказом.

– Твоя дочь жива.

– Моя дочь мертва, – грустно вздохнул он. – И ты прекрасно об этом знаешь. Ты уничтожила её. Ты превратила её в пепел. Так, как превращала в пепел каждое Златое Дерево. Так, как сожгла своё собственное.

– Я её не убивала. Я принесла её в жертву, – выдохнула Каена. – И от того она стала только живее. Разве ты не видишь?

– Кого ты спрашиваешь? Мужчину, который должен бояться твоей тени?

– Мужчину, который меня любит, – возразила она. – Мужчину, который всегда видел во мне что-то большее, чем остальные.

– Мужчину, который видел в тебе что-то большее, чем ты есть, – выдохнул он. – Уходи, Каена. Уходи, пока не поздно.

– А она? В ней ты видишь? В этой подделке? – она закусила губу. – Видишь в её карих глазах свою супругу? Видишь отражение в имени? Теперь, когда она в моих руках, когда мне достаточно только приказать, и её прах развеют по ветру, равно как развеяли когда-то прах дерева... И её, и моего, и твоей любимой супруги. И твоей дочери. Яркий, яркий пепел... – она содрогнулась. – Рэн. Это было моё любимое дерево, Рэн. Её дерево. Такое красивое. Такое живое. Такое... не мёртвое, – она покачала головой. – И такое каменное. Ты не позволил сгореть ему до конца. Не позволил ведь, правда, Рэн?

– Убирайся, – устало выдохнул он. – Ты хотела, чтобы с тобою говорил тот, кто видит больше, чем чудовище. Я вижу, – Роларэн сжал зубы. И без того худое лицо теперь превратилось в маску, бледную и уставшую, и его изумрудные глаза полыхали опасным пламенем. – Убирайся отсюда, Каена, пока ещё не стало слишком поздно. Иначе я вышвырну тебя отсюда. Сам. Своими же руками. Или ты думаешь, что тот, кто не видит в тебе чудище, способен тебя бояться?

Каена широко улыбнулась. Почти по-детски, лишь бы только черты лица не искажали бесконечные убийства. Рука у неё задрожала, и пламя свечи взметнулось к прядям медных волос.

– Чтобы меня выгнать, – прошептала она, – тебе придётся понять, кто из всех них – я, – губы шевелились одновременно, и гул распространялся по всей комнате. Королеве хотелось сделать шаг вперёд, хотелось впиться в его губы последним поцелуем, но это было бы не то. Тогда он с лёгкостью разгадал бы её загадку и не позволил бы больше загадать что-нибудь в этом роде. А она – нет, она была совсем не согласна с таким вариантом действий. Она хотела получить своё.

Она получит.

Роларэн рассмеялся. Дико, будто бы сумасшедший, и глаза его при свете свечи полыхали точно так же. Магия окружила ореолом, и он, казалось, разрушал скопившиеся вокруг туманы. Ещё мгновение – и прорвётся сквозь линию подделок королевы и выпадет в окно. Туда, где его тоже ждёт одна только женщина.

– Ты думаешь, я не могу найти тебя среди дыма? – прошептал Роларэн. – Думаешь, я не могу определить, кто ты из всех этих теней?

Он шагнул вперёд – и сжал руку из плоти и крови. Не ошибся. Не промахнулся. Вырвал из её пальцев свечу – и она воском стекла к его ногам. Словно вода. Словно ладони Рэна были такими горячими, что могли расплавить всё, что угодно.

Каена знала: они могли превратить в лаву её собственное каменное сердце. Но он не хотел. Он всегда отступал, когда она пыталась подойти ближе. Он всегда перерезал линию, когда она пыталась собрать её по кусочкам.

– Вон, – прошептал мужчина. – Вон из моих покоев, Ваше Величество. И, надеюсь, вы не ждёте, что завтра я буду вытаскивать покойника из ваших палат.

– У меня на это, – прошипела она, – есть моя новая придворная дама.

И, вырвав руку из его цепких пальцев, Каена гордо удалилась прочь.

Рэн дождался, пока за нею закроется дверь – и только тогда рухнул на колени. С его губ самовольно сорвался смех. Он думал – как раз пришло время рыдать, но сил на это не было. У него впереди и позади две бесконечные полувечности, и первую из них он предпочитал не вспоминать.

Королева оставила по себе тонкий шлейф аромата, этот дикий, полубезумный запах крови. Роларэн вдыхал его, будто бы тот яд; он открыл окно, но не помогало. Он чувствовал, как окутывает его чужая смерть. Чувствовал, как впивается пальцами в сердце и отчаянно пытается его вырвать.

Можно было и вправду выпрыгнуть в окно. Но он знал, что против Вечности не помогут травмы. А против Каены не поможет смерть.

Если бы он мог решиться...

Если бы он мог собрать лучшее из двух своих лик воедино – может быть, тогда... но пока что это казалось недоступным. Пока что он мог только выдыхать ночной воздух с привкусом крови на губах и чувствовать, как всё медленнее и медленнее бьётся уставшее, измученное сердце.

***

Год 120 правления Каены Первой

Ученики смотрели на него с тем же смешением злобы и предельной преданности. Мастеру было смешно; ещё несколько недель Громадина Тони многое отдал бы за то, чтобы узнать, какого цвета у его учителя кровь. А сейчас, закаляя собственное сердце его короткими, но меткими уроками, вдруг стал понимать, что здесь ему желали только добра. Возможно, добра странного, очень своеобразного и дикого, но – добра.

Мастер не мог похвалиться такими чувствами в собственной душе. Ему, на деле, было абсолютно всё равно, насколько успешным окажется путь его учеников. Но он знал, что боль и ненависть выкует из них воинов скорее, чем улыбки и сладкие речи. Даже быстрее, чем сделает это меч Миро. Предательство – та ещё наука, но сила, чужое влияние и мощь, сосредоточенная в одних руках, не могла заставить их остановиться. Она подталкивала, подстёгивала, заставляла действовать и двигаться вперёд. Именно потому Мастер был незаменим. Именно потому в тот миг, когда он переступил порог Академии, всё так изменилось – из холодных стен этого места пропала жалость, а вместе с нею остатки доброты, на которую ученики ещё были способны.

Они разбились на пары. По наитию. По привычке. Мастер никогда не разбивал своих на двойки, тройки, даже на десятки. Это было скучно. Все скопом, одновременно, без капли благородства.

– Почему вы стоите по двое? – спросил он без оттенка раздражения или осуждения в голосе, просто констатируя немного недовольно этот факт.

– Мы на практических занятиях всегда парами, Мастер, – отметил Громадина Тони.

– Почему Рэ один?

– Потому что господин Миро не подобрал ему пару. Нас нечётное количество, Мастер.

Мужчина хмыкнул. Сегодня он был без своей вечной мантии, в простой одежде – брюки, сапоги, рубаха... И шрамы. Слишком много, чтобы реально было отвести взгляд. Они тянулись ручейками невидимых вод по шее, пересекали прежде красивое лицо... Портили всё, что могли – но существовал ли бы Мастер без своей покрытой рубцами страшной маски? Был ли бы он тогда вообще? Вряд ли обыкновенные ученики могли дать ответ на этот вопрос.

– Что ж, сегодня вам не понадобятся ваши пары. Вам не придётся сражаться друг с другом и рубиться, будто последние дураки, на мечах. Запомните – какими б вы ни были сильными, на фоне эльфа все вы – просто дети. Дети, которых легко разбить, уничтожить, обмануть. Дети, которых не жаль, – он прищурился.

– Так почему же нас учат сражаться друг с другом? Заведомо обманывают? – с вызовом спросил Громадина Тони.

Остальные согласно загудели. Им нравилось побеждать друг друга и считаться подготовленными. В конце концов, Миро потому и ходил в настоящих любимчиках. Он их выбрал, он вручил им мечи в руки и позволил сражаться дальше. А Мастер... Мастер остановил свой выбор только на одном, и то, это до сих пор считалось нечестным ходом.

– Сегодня вы попытаетесь меня поймать, – сухо промолвил он. – Все вместе. Одновременно.

– Здесь? – уточнил один из учеников.

– В лесу вокруг Академии, – Мастер взмахнул рукой. Пахнуло серой, и в воздухе застыл громадный портал – широкий круг, светившийся зеленоватым. Магия казалась чужеродной, и многие попятились назад.

– На эльфийскую похоже, – отметил парень из толпы.

– А я для вас сегодня разве не эльф? – Мастер первым шагнул в портал. Ученики замялись – но зелёная воронка расширялась, сама затягивала в себя нерадивых. Кто-то дёрнулся к двери, собираясь убежать – но перед глазами уже маячили оттенки леса.

Мастер стоял совсем близко. Протяни руку – и коснёшься. Было уже совсем холодно, и его, наверное, ветром насквозь пронизывало, но мужчина не подавал виду. Будто бы и не чувствовал ни раздражения, ни холода, ровным счётом ничего. Он застыл, походя больше на птицу на картине – в полёте, а до ужаса статичная, – и улыбался, так ярко и солнечно, что даже его шрамы казались не такими заметными.

Он был эльфом – и вправду, соблазнительным, манящим и в тот же миг пугающим. Почти что полупрозрачным – они смотрели на своего преподавателя, а видели только осколки его собственной тени, разрывающейся на мелкие иголочки и листики, растворяющейся среди уже почти потерявших листву деревьев и вечнозелёных сосен да елей.

– Поймайте меня, – предложил он, склонив голову набок. – В этом лесу. Прикосновение – победа.

– Все вместе?! – возмутился Айрин, долговязый, но сильный ученик, на прошлых занятиях – отменная пара Громадине Тони. – Да ведь вы-то один.

– Скажете это эльфу, когда он уничтожит всех вас в лесу. Ему не надо будет долго стараться.

Мастер словно стал выше. Стройнее – он и до того был худощав, но теперь фигура словно заострилась. Может быть, всё от того, что он избавился от своего вечного балахона? Ученики не знали, но в его фигуре теперь почти что чувствовалась хрупкость. Прежде такой сильный, могучий мужчина сейчас был строен и тонок, будто полупрозрачен... И стоило ли его жалеть?

– Старт, – выдохнул коротко он – и сорвался с места, скрываясь за первым же рядом нескончаемых деревьев.

Ученики на мгновение замерли. Они, казалось, пытались дать преподавателю фору, на мгновение остановиться и позволить ускользнуть. Может быть, наивно полагали, что двадцать один против одного – это серьёзный перевес.

Но всего миг – и он затерялся где-то в лесу. И все рванулись вперёд, скопом, не задумываясь о том, что, может быть, не следовало действовать вот так нагло и рвано.

Громадина Тони свернул куда-то направо. Рэ – по наитию скорее, чем для того, чтобы бежать за чьей-то спиной. Его сокурсник только обернулся и издал недовольный рык, но ничего больше не сказал. Может быть, полагал, что сам поймает Мастера, сожмёт в стальных объятиях, смертельных для кого-то с тонкими костями. Он ещё смеялся, что эльфов сможет раздавить и превратить в мелкую крошку.

Белую и остроухую.

Мастер и вправду застыл между деревьями. Рэ остановился – скользнул в сторону, – а Тони помчался вперёд. Куда б он ни рванулся, всё равно окажется в его лапищах. И, казалось, стальные объятия уже почти сомкнулись – но Мастер ухватился руками за тонкую ветвь дерева и будто бы взлетел наверх.

Он не проронил ни слова, но Рэ слышал немой укор. Эльфы всегда близки к деревьям. Эльфа в лесу не поймать.

Мастер не был эльфом. Человек с горой шрамов. Но откуда тогда эта дикая гибкость, эта быстрота? Неужели просто иллюзия, которой так уверенно управляет откуда-то изнутри сам преподаватель?

Рэ не верил в это. Он слышал возмущённый рев Громадины, чувствовал кожей странную боль Мастера – каждый его шрам отпечатывался, отмечался на его собственных руках. Парню было не по себе – но он заставил себя не бежать. Ни вперёд, чтобы поймать преподавателя, ни назад, в Академию. Побегом было что первое, что второе.

– Чего встал? – недовольно спросил Громадина.

– Я ищу.

– На месте не ищут.

– Но ведь мы не просто воины. Мы ещё и маги, – возразил Рэ. Ему хотелось отойти в сторону и сосредоточиться на собственных мыслях, на том, как шумели отголоски магии в крови, а что получалось? Только странный громкий гул где-то за границами сознания. Словно лес пытался показать – он не знает Мастера, человека с горой шрамов. Он знает гибкого эльфа, способного перепрыгивать с ветки на ветку и мчаться со скоростью ветра. Вот только эльф для леса свой, а своих деревья не выдадут.

Рэ тоже помчался. Петляя, повторяя чужую траекторию. За спиной раздражённо зарычал Громадина Тони, но он не слушал. Разумеется, его бывший соперник не станет следовать по пятам только потому, что Рэ выбрал странный путь. Нет, он станет придумывать стратегии.

Невозможно поймать эльфа в лесу. Разве только Мастер не эльф – и не должен, собственно, носиться по этому участку, не должен ускользать от любой магии.

Рэ остановился. Он не мог найти человека. Он его не видел. Только тень с бесконечными неощутимыми шрамами, тень страшную, дышащую чужим ужасом и болью, которой не должно быть.

Тенью боли.

Он не получал все эти раны. Не его кожу изрезало осколками, не на его спине оставила свои яркие, страшные следы ненавистная плеть. Не он страдал, не он проклинал нанёсшего неисцелимые увечья. Но в какое-то мгновение Рэ был готов поклясться: и не Мастер тоже.

Боль наслаивалась. Он петлял между деревьями, миновал самые громадные, те, которые никогда не выбрал бы его преподаватель. Он скользил по промозгшей земле, чувствуя странный зов. И срывал маски, слой за слоем, одну за другой. Унижение, ужас, шрамы. Одни сменялись другими, и картины, карты, которыми были разрисованы руки, плечи, щёки...

Рэ застыл. Он должен найти не Мастерову душу – только его самого. Схватить за руку и вернуть обратно, а не попытаться добраться до спрятанного далеко-далеко чувства. До эмоций, которые уже вряд ли вообще реально вернуть.

Он обернулся вокруг своей оси – и протянул руку, хватая замерцавшую впереди пустоту. Ледяной осенний воздух сначала казался ему неосязаемым, а после постепенно, капля за каплей, нагревался, обращаясь теплом кожи.

Рэ замер. Он должен был убрать собственную ладонь, но так хотелось подтвердить эту слабую, сомнительную победу.

– Поймать эльфа в лесу, – не отступив, промолвил Мастер, – может только эльф.

– Вы ведь не эльф, – хрипловато отметил Рэ. – По крайней мере, не должны им быть.

– Именно, – кивнул он, стряхнув ученические пальцы со своей покрытой шрамами руки. – Что ж, – он усмехнулся. – Победа, – он прищурился, и, когда Рэ не проронил ни слова, добавил: – Ты больше не будешь без пары.

– Простите, что?

– Завтра, после ужина, – Мастер пожал плечами. – Нам пора.

Что-то было не так.

Рэ хотелось спросить, зачем Мастеру всё это сдалось, зачем ему такой нерадивый ученик, зачем – ученик вообще. Но он не осмелился. Что-то определённо смущало; он смотрел в глаза преподавателю и задавался вопросом, что именно. Мастер не отвечал – потому что, в первую очередь, не мог знать, не мог предполагать его глупого, бездумного беспокойства. Но... Что же?

– Зачем? – наконец-то переспросил Рэ. – Зачем я вам нужен?

Мастер не ответил. Только равнодушно пожал плечами, раскручивая вокруг себя водоворот заклинания.

Рэ содрогнулся.

Эльфа в лесу может поймать только эльф.

Сегодня я для вас – эльф.

Парень непроизвольно сжал ладонь в кулак, всё ещё вспоминая о тёплой, чуть сухой коже Мастера.

К горлу подкатила дурнота, когда он посмотрел на его руки – покрытые сотнями, даже, наверное, тысячами шрамов.

Наощупь кожа казалась такой гладкой, как и его собственная. Без единого изъяна.

Словно у эльфа.

Глава шестая

Год 117 правления Каены Первой

Люди, наверное, полагали, что быть придворной дамой – это ходить в прекрасных нарядах, улыбаться королю и королеве и купаться в злате. Шэрра сама думала так о старых временах. О том времени, когда ещё не было в их стране Каены. Когда Вечные стояли на страже угасающего постепенно общества и пытались даровать ему остатки счастья. Пусть умирать от старости эльфийскому народу грозило слишком скоро, но у них был шанс прожить отмеренный век счастливо.

До той поры, как вместе с Туманами, вместе с Тварями пришла она.

Теперь никто не ходил в красивых платьях, кроме Её Величества. И никто не хотел; но Шэрра с удовольствием бы променяла всё то, что ей дали, на спокойствие в родной деревушке. На привычную бедность.

Королева Каена не была жадной. Она позволила облачиться в привычно траурный, но такой красивый наряд, довольно осмотрела шелка, что обвивали тонкий стан девушки. Она поделилась своим одеянием, и Шэрра чувствовала запах крови, что витал теперь за нею облаком.

Но, впрочем, не в том беда, что Каена оставила на своей одежде чужую жизнь. Не в том даже, что приходилось омывать утром алтарь. Не в том, что каждое утро вот уж две недели она приходила в одно и то же время, чтобы зажечь в кромешной тьме свечу и полить кровью мёртвого руны, а потом смыть всё это водой с ароматом златого дерева.

Шэрра чувствовала, что всё это проникает в неё. Отравляет собственную сущность, выдирает сердце из груди и отчаянно пытается лишить остатка чувств. Чувств, которых в ней и так прежде было, наверное, не так и много. У слишком чувствительных не остаётся жизни. А она всё ещё дышала, пусть лишь благодаря Роларэну.

Каждое утро стража молча уносила зеленоглазого черноволосого мужчину из покоев Каены.

Каждое утро Шэрра провожала покойника взглядом и всматривалась в черты его лица, чтобы понять вновь, что это не Вечный. Выдохнуть, успокоиться и отправиться на поклон к королеве.

Каждое утро она чувствовала, как ещё на несколько часов отступает время её смерти. Как поддаётся натиску жизнелюбия.

Сегодня всё повторилось. Разве что глаза были карими, и волосы скорее шоколадного оттенка, но от того эльф не стал другим. Те же перерезанные запястья. Тот же след поцелуя на губах. Последнего, смертельного поцелуя.

Та же королева, что ждала её в покоях.

– Ваше Величество, – Шэрра опустилась в почтительном реверансе.

Королева встала. Сегодня она была не в чёрном; горничные уже успели принести новое прекрасное платье цвета Златых Деревьев по осени. Она сверкала этим медно-золотистым оттенком, такая тонкая, такая соблазнительная...

Атлас стекал по коже, будто бы вода. Глубокий вырез, длинный разрез на бедре – королева желала жертвы большей, чем кто-то один.

Не Вечного.

Да и на него вряд ли подействовало бы.

Она ждала силы и крови.

– О, Шэрра, – улыбнулась мягко Каена. – Рада, что ты никогда не опаздываешь. У моей предыдущей придворной дамы была такая плохая привычка... – она ступила к ней, мягко, будто бы льнула по полу. Эльфийка заставила держаться ровно, лишь немного покаянно склонив голову. Так хотела королева – кто она такая, чтобы ей перечить? – Всё как обычно. И зайдёшь ко мне вечером. Не сегодня, – она улыбнулась. – Завтра.

– Как прикажете, Ваше Величество.

Каена ничего не ответила. Она прошла мимо, так тихо, будто бы та кошка. Рыча, проскользнула на мягких лапах Равенна. На её морде тоже виднелись следы крови, но Шэрра сделала вид, что не заметила. Сегодня у эльфа раны, наверное, были сильнее, иначе бы его не укрыли иллюзией. Сегодня им позавтракала ещё и Тварь Туманная.

Равенне предлагали каждого. Она, однако, никогда не ела никого, кто был похож на Роларэна. И Шэрра знала – предлагали ещё живых, когда Её Величество отпивала кровь с его запястья, а он ещё дышал и испуганно смотрел на огромную Тварь, пусть далеко не настолько опасную, как её кровавая хозяйка.

Лучше было умереть в руках женщины от раны кинжалом, чем погибнуть в зубах чудища. По крайней мере, первых могли похоронить достойно.

Крови было много. Шэрра, не беспокоясь о платье – всё равно кровь на нём была незаметна, – взяла в руки губку. И кувшины с водой уже стояли рядом – их приносили в опочивальню к королеве слуги.

Она говорила, что это должна делать придворная дама.

Почему?

Потому что не хочет, дабы эльфийскую кровь смел тронуть кто-то из тех, кому Её Величество ни капельки не доверяла.

Шэрра тяжело вздохнула. Она сжала в руках губку и провела ею первый раз по каменной поверхности алтаря. Засияли едва видимые руны. Она старалась не думать о том, что должна будет сделать после, не вспоминать, что после кровью нанесёт тонким слоем на магические знаки свежую ещё кровь.

Вода растекалась красными разводами. От дурного запаха можно было сойти с ума, но вскоре от него не останется и следа. Ровно до следующей ночи.

Шэрра видела, как из-под красной плёнки прорывается камень. Как свободно дышит алтарь,  избавляемый от чуждой, надоевшей ему жертвы.

Стало на градус холоднее. Но девушка не содрогнулась – от одной мысли о том, что здесь на самом деле происходило, её буквально бросало в жар.

Она наконец-то сполоснула водой камень, а после шагнула к высокой чаше, подобной на бокал для великана. Особое вино, самое страшное на свете.

Кровь эльфов плохо сворачивалась. Это человеческая сгустками застывала практически сразу; Шэрра видела, как однажды здесь убили человека. Но у эльфов кровь была легче, нежнее, и аромат не так бил в нос. А ещё – она не застывала довольно долго. К тому же, королева Каена знала заклинания, что сохраняли её свежей – этой капли в море было достаточно для того, чтобы подарить рунам новый день насыщения.

Шэрра зажмурилась. Она знала, что не имеет права отказать королеве, потому что иначе станет следующей на этом столе. Или, может быть, в пыточных, или просто окажется на кострище... У неё нет Златого Дерева, ни у кого его нет, кроме Вечных, но, возможно, королева Каена сумеет придумать ещё более извращённое наказание.

Она способна.

В этом-то как раз Шэрра ни на миг не сомневалась.

Она задержала дыхание, пытаясь успокоить собственное дикое сердцебиение, после взяла наконец-то в руки кисть, тонкую, мягкую и нежную, макнула её в кровь и вырисовала первую руну по нанесённому на камень контуру.

Магические символы, один за другим, загорались, принимая жертву. Они вспыхивали всё ярче и ярче, пока Шэрра заканчивала узор, и крови оставалось на самом дне. Она доводила последний вихрь буквы, когда наконец-то не осталось ни единого следа в чаше. Её Величество умела рассчитать, оставить ровно столько, сколько понадобится для этого громадного стола с надписями.

И ей всегда нравилось, что у Шэрры получалось сделать всё ровно, не увеличив, не уменьшив необходимое количество крови на символах. Она проверяла, светится ли стол, каждый раз. Каждый раз оставалась довольна результатом.

Шэрра знала, что если б не сиял хотя бы один завиток, она не пережила бы этот день. Не дотянула бы даже до вечера. Тогда Каена взяла бы её кровь для того, чтобы завершить ритуал.

А если хоть капля проливалась, то зачем было оставлять всё остальное?

Девушка отступила. Она замкнула круг короткой ритуальной фразой, а после, оставив чашу на месте – она не должна была её трогать или хотя бы пробовать помыть, – выскользнула из покоев Её Величества. Здесь дышать было легче, но кровь всё равно преследовала Шэрру по пятам. Она не могла спать от этого ненавистного запаха. Он вплетался в каштановые пряди волос, он проникал под кожу и хранился там до той поры, пока не наступали времена для пробуждения. Запах крови бился вместе с её сердцем с невообразимой скоростью, и его волны с каждым разом казались всё отвратительнее и отвратительнее.

Она знала, что Королева Каена убила не одного, даже не десятерых эльфов. Но представить было страшно все эти сто семнадцать лет...

Каждый день вот уж который год королева приводила в свои покои эльфа. Она давала им шанс отказаться, она, наверное, и не принуждала бы их. Это было неинтересно.

Который раз она даровала им одну ночь. Ночь, которая закончится одинаково. Каждый раз она выпивала из следующего эльфа его кровь, впитывала силу, и пусть та терялась наполовину, даже больше, всё равно слишком уж много чужой магии и не принадлежащего ей бессмертия получила Её Величество.

Слишком уж много, как для эльфийки, что должна была прожить не больше ста лет, превратиться в кошмарную старуху и хрипеть перед смертью прощальные слова.

Но нет.

Она казалась такой молодой. Такой красивой. Такой бесконечно страшной, пугающей, кошмарной и... Идеальной.

Не существовало эльфа, что отказал бы ей.

Все они так самонадеянно верили в то, что однажды она одумается. Что этой ночи, короткой, одной всего лишь будет достаточно, чтобы королева изменилась. Чтобы посмотрела на очередного эльфа и подумала, что вот он – тот самый, кого она столько лет искала. Тот самый, о котором мечтала. Кто-то думал, что для этого достаточно хорош в постели, кто-то – что довольно добр, кто-то – что красив слишком, чтобы даже Королева Каена смогла это проигнорировать. И ни один не был Им. Не был мужчиной, которого ждала Её Величество.

Шэрра подозревала, что она давно нашла его сама. Просто не открывала свой маленький секрет бесчисленным ротозеям, которых использовала, выжимала равно так же, как выжимали её они. И вдыхала их жизни, втягивала в себя остатки силы, чтобы царствовать ещё день, месяц, год... С каждым разом её вечность становилась всё дольше и дольше, и с каждым разом от одной мысли о ней становилось отвратительно.

Но Шэрра отлично знала, что никто королеву не остановит. Даже если безостановочно думать об этом, даже если потратить все остатки собственной жизни на пустые мечтания. Она сначала надеялась, что сбежит, а теперь, каждый день глядя на бесконечную столицу, скрытую за Туманами, осознавала – пустые надежды.

Она просто набирала себе на плечи всё больше и больше грехов перед смертью. И, равно как и Шэрра, это понимали все. Понимали, но не были в силах что-либо изменить. Не были в силах бросить королеве вызов.

Ведь они не Вечные. Вечным следовало объединиться и убить её, а что делали они?

Мужчины! Да, Вечные были и среди женщин, но как-то быстрее выродились. А мужчины... что они? Они тоже мечтали оказаться в постели у королевы, они думали, что это поможет. Они отдавали ей столько своей силы, сколько она могла в себя впитать, и некоторые, думалось Шэрре, делали это добровольно.

...Днём, когда Туманы не были такими густыми, дышалось в разы легче. Шэрра наконец-то смогла избавиться от кровавого шлейфа, ей казалось, что она вновь выбила, отвоевала себе несколько часов свободы от королевы – пока уверенный и ровный шаг девушки не перервал дикий крик.

Она рванулась на звук против собственной воли. Равнодушия было слишком много для того, чтобы отреагировали и другие. Шэрра слышала, как презрительно фыркнули где-то в стороне, и ей не хотелось думать о том, кто это был.

Дверь поддалась с первой попытки. Эльфийка, ещё одна придворная дама, стояла на коленях, сжимая кинжал, которым ударила себя в сердце. На губах её застыла улыбка, радостная и счастливая – и Шэрра не понимала, почему она закричала и как успела улыбнуться. Видела только, что кровь стекала по телу.

Тошнота подкатила к горлу, но раньше её испугало бы увиденное куда больше. Сейчас вместе с медным ароматом подступило и привычное желание действовать. Она давно уже смирилась с чужими смертями. Она давно перестала их бояться.

Шэрра отступила на шаг назад. Это не её дело. Не её – всматриваться в улыбку, застывшую на губах у очередной королевской пленницы, которую величали придворной дамой.

"Она не сможет отобрать мою кровь".

Вот что означала эта улыбка.

Вот что хотела донести несчастная до всего мира и в первую очередь – до себя самой. Она не продалась. Она сумела уцелеть. В войне с королевой Каеной победило самоубийство.

Шэрра знала, что другая давно уже рванулась бы к кинжалу и ударила бы себя им в грудь. Им не запрещалось носить оружие. Никто всё равно не посмел бы тронуть Её Величество. Так почему бы не носить с собою средство определённой самозащиты? Почему бы не оказаться чуточку свободнее? Не сбежать из кровавого холода дворца?

Но нет. В столице все теряли желание жить. А она – хотела дальше. Она могла погибнуть на плахе в любое мгновение. Она могла показать магию королеве и не пережить тот момент. Могла просто попасть в немилость.

Вот только очень уж сильно хотелось, чтобы это случилось чуточку позже. Не сию секунду, не в тот миг, когда она ещё не подготовилась к собственной смерти. Нет – пока хотелось дышать, Шэрра продолжала это делать.

Она вышла из комнаты. Не закрыла за собою дверь – всё смотрела на труп молодой эльфийки. Она теперь казалась такой бледной на фоне алых пятен крови, что с губ даже сорвался короткий смешок. И эта радостная улыбка.

Послышался за спиной стук каблуков. Шэрра не содрогнулась – всё с той же покорностью в жестах, всё с тем же спрятавшимся в душе пламенем повернулась к королеве и вновь опустилась в глубоком реверансе, зная, как той было приятно впитывать её подчинение. Впитывать вместе с ним и силу, которая была в Шэрре, силу, за которую её полагалось казнить.

Она и так уже должна Рэну целую жизнь. Можно ли задолжать ещё больше?

– Что случилось? – сухо спросила Каена. – Есть повод задержаться в замке?