Текст книги "Каена (СИ)"

Автор книги: Альма Либрем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)

– Вы не эльф, – первый попытался встать, но ноги подкашивались. Бой казался коротким – но кровопотери и время умеют путать друг друга. Мастер только щёлкнул пальцами, словно показывал, насколько ему наплевать на чужие стоны и глупую, бездумную и бессмысленную боль. И на высказывания вроде того, что прозвучало мгновение назад.

– Тогда почему вы сейчас все "мертвы" по нашему условному знаку? – сухо спросил он. – Не все, скажете вы? А вас бы в бою грело то, что Рэ единственный из двадцати одного человека остался в живых?

Громадина Тони поднялся. Остальные всё ещё лежали, бормоча не наполненные волшебством заклинания. Кровь остановилась – но их ли это было дело?

Кто-то покосился на Рэ. Наверное, ожидали командной работы, что парень бросится к израненным товарищам и примется исцелять, одно за другим, их бесчисленные ранения. Мастер стоял и ждал, пока все они встанут – и ждал ответа. Не только от кого-то одного, под аккомпанемент потустороннего шипения. Мужчина жаждал узнать их слова, их души, их правду, ту, которую им хотелось бы скрыть. В душе человека слишком много гнили.

– Господин Миро учил нас по чести, – прохрипел Нэжи – тот самый, с кинжалами. Мастер быстро обернулся, так, словно почувствовал вражеское движение, а после криво усмехнулся.

– Если бы с вами сражался эльф, у вас всех, по чести, не было бы шансов, – сухо отметил он. – И если вы продолжите слушать только господина Миро, то, возможно, умрёте быстро.

– Какая разница – быстро или медленно? Если суждено умереть, так уж лучше сразу, – хмыкнул Громадина Тони.

Мастер отрицательно покачал головой. Взгляд его на миг стал каким-то задумчивым, потерянным, и он только кривовато улыбнулся.

– Если вы выживаете лишний час, лишнюю минуту, даже лишний миг, у вас есть шанс. Шанс подняться, спастись, убежать. Всё на свете лучше смерти.

– Даже предательство? – зло хором спросили ученики, будто бы и не говорили мгновение назад о чести и не слышали его вечный завет.

– Для вас, людей, да, – он пристально смотрел на Рэ. – Все вон. К лекарю. Ты, – он кивнул парню, – останься.

Ученик не посмел ослушаться. Он застыл почти без движения, только ветер, прорывающийся сквозь раскрытые окна, изредка трепал светлые волосы. Мастер дождался, пока выйдут все – и захлопнул дверь за ними. Повернулся – в излишне худом, нескладном пареньке не таилось ни капли силы. Он смотрел на него, словно пытался прочитать, а не мог, путался и сбивался с ритма, сходил с ума в моменты, когда надо было присмотреться.

Прежде Рэ был такой чёткой картинкой... Но с каждым днём их сближения, с каждым новым оттенком ученичества Мастер видел всё новые и новые слои – словно на одном холсте то и дело изображали новую картину. Старое затирали, прятали, вытаскивали наружу нечто неизвестное и давно забытое, его выдавали за истину – эту чужую, основанную на воспоминаниях ложь.

– Ты, однако, многому научился, – отметил Мастер.

– Благодаря вам.

– Рад слышать, что хоть кому-то в этой Академии пригодились мои знания, – усмехнулся мужчина. Он толкнул ногой тяжёлый двуручник, отбрасывая его с пути, добрался до стены и провёл пальцами по невидимому узору, намеренно не доводя линию до конца.

– Вы им солгали, – промолвил Рэ. – Когда сказали, что так сражаются эльфы. Правда ведь?

– Отчасти, – вздохнул Мастер.

– Разве эльфы так идеальны? – спросил парень. – Мне всегда казалось, они вырождаются. Они становятся едва ли не хуже людей, превратились в замкнутую систему, заперлись на маленьком клочке своего Златого Леса и постепенно вымирают. А вы говорите, что эльфы способны разрушить целые отряды...

– Мы с тобою говорим о разных эльфах. Те, которых я знаю, были непобедимы.

– И много их осталось?

– Боюсь, нет. Может быть, всего один – и у того слабостью служит маленькая, крохотная зеленоглазка. Улыбчивая девочка, запутавшаяся в далёком-далёком прошлом, – голос Мастера звучал мечтательно.

Рэ отступил на шаг назад. Он не хотел видеть, как мужчина возьмёт в руки традиционное эльфийское оружие; чужое эльфийское оружие. Мастер должен был бы касаться к нему только в перчатках, иначе это следовало величать самоубийством – руки светились волшебством, и он всё никак не мог решиться. Мастера ничто не держало на этом свете. Рэ казалось, что однажды он придёт и увидит своего мёртвого наставника, бездыханного – и тело его давно уже остынет к тому моменту, как ученик наконец-то соизволит его обнаружить.

– Не умирайте, – прошептал Рэ. – Я не выдержу.

– Я вполне здоров, с чего мне умирать? – рассмеялся Мастер. – Говоришь, другие эльфы? Иди, дорогой. Иди.

Рэ послушно кивнул и выскользнул за дверь. В его взгляде почти что светилась благодарность. Но Мастеру самому стало не по себе. Он отступил от таинственного узора, заслонявшего волшебную палицу, не посмел к ней прикоснуться. Или, может быть, просто не пожелал этого делать. Вздохнул.

Да, Рэ был совершенно прав, эльфы изменились. Он помнил всемогущие, и тени их блуждали, пугая всех, по человеческим королевствам. А истинные эльфы, нынешние жители Златого Леса, стали просто пустой, слабой, бездумной тенью... Но в том ли была суть?

Нет. Эльфы и правду существовали разными. Рэ не ошибся. Но откуда он мог об этом узнать?

Мастер только усмехнулся и тихо хмыкнул. Разве это было так важно?

Глава девятая

Год 117 правления Каены Первой

Златая Охота собирала на улицах не только всех жителей столицы. Она будто бы вызывала из глубин каждого покаянного эльфа, притягивала сюда всех, кто только посмел однажды попасться на глаза Её Величеству. Кто-то выдыхал с облегчением, радуясь, что этот день не станет приговором. Кто-то – мысленно ставил ставки на победителя, пусть они нигде официально не свидетельствовались. Сам азарт полыхал в эльфийской крови, подталкивая победителей и умертвляя проигравших. Эльфы редко рисковали прежде, до того, как начали умирать вечные, но теперь, однако, им точно было нечего терять.

Жертвы проходили по своеобразному пути покаяния только однажды. Пламенные угли они вряд ли пережили бы, сейчас всё заменила магия. Они умрут там. В котле. В Златом Лесу, где охотник с огромным желанием, с жаждой к победе рванётся за своей жертвой.

Шэрра знала, что ещё двое из дворца, приговорённых к Охоте, покончили жизнь самоубийством. Слабость. Глупость. Зачем убивать себя своими руками, если можно дождаться королевского приказа? И так умрут на Охоте. Почему бы не насладиться жизнью последние несколько минут.

Она зажмурилась. В комнатушке, которую ей выделили для подготовки, было тесно, душно – и она чувствовала, как изнутри давит магия. Магия, которую она не выпускала уже столько времени, магия, сжатая в груди и бьющаяся в унисон с сердцем. Трудно остановиться, когда некуда бежать, верно? И её волшебство, как и сама Шэрра, мечтало о свободе. Необученное, пустое...

Если она проявит магию, её уже ничто не спасёт. Но и так... Некому. Нечему. Некуда. Королева Каена подписала ей смертельный приговор, когда отдала на растерзание Златой Охоте.

Но там есть шанс победить. Даже королева об этом говорила. Иллюзорный. Неощутимый. Даже если она и не знает, кто за нею будет бежать. Эльфы не знают пощады. Но эльфы не знают лжи. Очевидно, королева Каена – эльф лишь наполовину.

На вторую – просто чудовище.

Шэрра коснулась простой одежды – "для охоты, чтобы бежать было легче". С одной стороны, можно было встретить смерть не спиной, а лицом. Даже если и с завязанными глазами. Но это означало сдаться.

Она не собиралась сдаваться.

Дверь тихо скрипнула. Она не обернулась, подумав, что это могли быть смотрители – а кто ещё? Проводить её на казнь, даже если это официально величается какими-то там играми. Что может быть веселее?

– Я ещё не одета, – сухо отрезала она, стараясь сделать вид, что не чувствует пристального взгляда. Платье было слишком откровенным – в стиле королевы Каены, – со слишком глубоким вырезом на спине. Сегодня она избавится от всей этой пошлости, сегодня ступит на Пылающий Путь, если будет нужно, сегодня промчится под сенью ночи по Златому Лесу, и либо её Охотник, либо Твари Туманные растерзают хрупкое девичье тело на мелкие кусочки.

– До церемонии ещё много времени. Успеешь.

Она обернулась. В воздухе застыла пламенная сфера – но она и без магии, по одному только голосу могла узнать обладателя дара.

– Я – твой Охотник, – равнодушно промолвил он. – Каена полагает, что лишила тебя всех шансов. Или, может быть, она думает, что так будет больнее.

Шэрра не спрашивала, кому. Королеве было абсолютно наплевать на какую-то там придворную даму. Нет – она причиняла боль своему Вечному.

– Я всё равно буду бороться, – ответила девушка. – Даже если это бессмысленно.

– Почему?

Она хмыкнула. В вопросе Рэна чувствовался искренний интерес, и проигнорировать его было бы самой настоящей глупостью. Или хамством. Он, в конце концов, Вечный, и даже если он её Охотник, Шэрра всё равно была должна ему целые две недели жизни.

– Мама рассказывала мне о том, – промолвила девушка, – что прежде для эльфов первым делом была честь. Первая важность. Первый приоритет. Что за честь каждый эльф был готов перегрызть глотку, думаю, скорее всего себе. А ещё они хранили свои Златые Деревья и думали, что их грехи отражаются на Златых Листьях. Мама говорила об этом с таким восторгом...

Пламенная сфера угасла. Роларэн смотрел на неё не то чтобы ошеломлённо – взгляд вообще было трудно рассмотреть в этом полумраке, – но как-то удивлённо. Острые черты его лица теперь казались и вовсе враждебными, словно те Каеновы стрелы и мечи. Она ждала услышать от него хотя бы одно слово, но Вечный промолчал.

– А мне кажется, это вас всех и погубило, – усмехнулась Шэрра. – Зачем свои грехи превращать в благодеяния? Зачем пытаться жить правильно, если не умрёшь, не пострадаешь? Подумать только – пара листиков падет... Вот так погибли эльфы. Королева Каена здесь ни при чём.

– Тебе восемнадцать лет – не восемнадцать веков, – отметил Роларэн. – И ты смеешь судить Вечных?

В его голосе она не почувствовала укора. Может быть, даже понимание. Возможно, ему хотелось кивнуть и подтвердить, что вся эта религия, которая основывалась на том, чтобы ценить, уважать, превозносить до невообразимых высот эльфов прошлого давно уже состарилась.

– У меня нет Златого Дерева, – промолвила она. – Мама говорила, что назвала меня в честь собственных видений. Что она чувствовала, как будет правильно. И не искала Древо. Зачем? Поэтому нет листьев, на которые я могла бы всё списать. Поэтому я не эльф даже. Не эльф прошлого точно. Мне нечего делать в этом королевстве. Поэтому – я намерена победить. Даже если это невозможно. Даже если против меня будет стоять Вечный.

Он подступил ближе. Казалось, вдыхал аромат её собственной уверенности, впитывал в себя давно забытые эмоции.

– Мою жену звали так, как тебя, – протянул он так спокойно, так меланхолично, что оставалось только закрыть глаза и пошатываться, грозясь упасть. – Она была и похожа на тебя. Волосы, глаза. Улыбка. Но моя жена никогда не была Вечной. Моя жена была просто чудовищем, уничтожившим нашего ребёнка. Наполовину. Вторую половину разрушила королева. Но всё же, – пламени не было, и от его тепла – удивительного для эльфийского королевства, – Шэрре становилось неуютно, – она имела свойство ждать, пока потемнеют листики на Шэрриэле. Пока Златое Дерево должно было пасть, – мужчина протянул руку, но так и не прикоснулся к ней, – она умерла сама. За её смерть я Каену винить не могу. Может быть, это и вправду было избавление. Может быть, Каена совсем немного прогадала со своим милым подарком. Но Златой Лес давно уже сгнил. Выгорел. Пропал. Какой толк в Златой Охоте? – он подался вперёд. – Мою жену назвали в честь какой-то Вечной. Своровали её имя. Может быть, это всё повторяется вновь? Будь ты ею, ты бы поступила, как древние эльфы. Ты бы встала лицом к Охотникам и испепелила бы магией свою повязку. Но ты эльф из этого времени, – Роларэн хмыкнул. – Пусть и не такой как все. Что ты будешь делать?

– Я буду бежать, – уверенно ответила она. – Даже если мне в спину швырнёт заклинанием последний из Вечных. Даже если от этого сгниёт последнее живое Златое Дерево в этом проклятом лесу. И я, – она шагнула к нему, окончательно уничтожая то оставшееся расстояние, – выживу. Хочет того Каена или нет.

– Используй магию, – усмехнулся Роларэн. – И ничего не бойся. Вечность на твоей стороне.

– Вечность, которой у меня нет. За мной не закреплено Златое Дерево, Рэн, помнишь? – она рассмеялась. – Ты убьёшь меня выстрелом в спину?

– Я дождусь, пока ты обернёшься лицом. Испепелю своей же магией твою повязку. Но помни, – он закрыл глаза – Шэрра видела это даже в кромешной темноте. – Больше нет Каены, которая могла бы тебя убить. Либо я, либо никто. И если ты сумеешь добежать благодаря магии – пусть она тебе поможет. Некому догонять и мстить.

Она кивнула. Слишком серьёзно, как на эльфа, приговорённого к Златой Охоте за грехи, которых у неё никогда и не было.

– Что же, – мужчина наклонился к ней. – Помни, – выдохнул почти в губы, – если у тебя нет Златого Дерева, в честь которого тебя назвали, это не значит, что его не существует. Это значит, что оно ещё не проросло.

Шэрра была готова поклясться, что он всё же оставил лёгкий след поцелуя на её коже. Невесомого, ничего не значащего поцелуя, что, наверное, должен был бы заставить её не сдаваться и двигаться вперёд. Тем не менее, Шэрра промолчала, только поймала застывшую в мужских глазах мягкую улыбку, словно на мгновение Роларэн потерял остаток собственной мрачности и растопил слишком уж страшные льды. А после всё пропало, словно его и не было никогда, и она осталась наедине, и лишь лёгкая, светящаяся отчасти дымка напоминала – нет, он действительно заходил.

И действительно предлагал победу любой ценой.

Более того.

Она вправду на неё согласилась.

***

Год 120 правления Каены Первой

Когда Рэ вернулся в общую комнату, они уже успели немного подлечить собственные раны и все до единого казались разозлёнными. Кто-то смущённо устроился в углу, словно победителю было смотреть в глаза неприятно, кто-то глядел с поразительным вызовом, словно собирался наброситься голодным волком при первой же возможности. Если б они были такими на уроках у Мастера, то, наверное, имели бы успех. Но нет, эти люди, очевидно, полагали более уместным срываться на кого-то проще. Ближе. Мягче. Они смотрели на Рэ, как на маленькое мастерово воплощение – с ненавистью, с плохо скрываемым страхом и ужасом. Наверное, с удовольствием набросились бы на него ещё там, но всё равно было страшно. А вдруг Мастер сам встанет на защиту ученика? В конце концов, он вполне мог это сделать. Почему нет? Почему б не защитить того, кого столько времени учил?

Они сначала строили разные версии. Но Рэ – всё такой же худенький, щупловатый и скрывающийся от посторонних взглядов при любой возможности, – был сильным. Достаточно для того, чтобы победить в бою на экзамене у Миро. Достаточно для того, чтобы победить в бою самого преподавателя.

После уроков Мастера они шли к своему любимому наставнику и надеялись увидеть всё ту же манеру боя, стойкую и понятную. Без тонких переходов и переливов. Мастер не учил их быть грациозными, превращаться в воду в бою. Зато он показывал, как следовало от этого защищаться, как можно было сжать эльфы в тиски и раздавить его, превратить в обыкновенный расколотый на несколько кусков фрукт. Будто бы живое существо – это просто яблоко. Яблоко – и ничего интересного. Они усмехались этому глуповатому факту, хохотали, когда не следовало этого делать. Представляли себе, как убили бы настоящего эльфа, отрубили бы ему голову и притащили за длинные светлые волосы, а потом швырнули бы Мастеру под ноги.

Чтобы он рыдал о своём ученике или хохотал по смерти страшного эльфа. Или, может быть, протянул им руку помощи или сорвался и показал своё настоящее лицо.

Они поднялись – не все, конечно. Часть из них. Громадина Тони тоже было вскочил, но всё же опустился обратно на диван, будто бы передумал. И уставился в одну точку на стене. Нашёл там маленькое алое пятнышко – пока оно не разрослось до огромного просто пятна крови, такого страшного и безумно яркого, что медный тягучий запах проникал повсюду. От аромата становилось дурственно, и Громадина закрывал глаза, уши, рот – и всё только мысленно, не сдвинувшись с места.

Рэ даже не понял, когда всё случилось. Когда на него бросились, будто бы на того эльфа, с оскорблениями на устах и кулаками – болезненные тычки, раздражённое шипение – "Мастерова собака".

Подхалим. Скотина. Эльф.

Остроухий.

Но Рэ помнил, когда начал защищаться. Ответил ударом на удар, вскинул в защитном жесте руки. Магия хотела оправдаться, хотела открыться. Магия хотела всей своей полноты – чтобы суметь оттолкнуть их одним взрывом. Разрушить это кольцо.

Если хотите поймать эльфа – окружите эльфа. Не играйте с остроухим в честь, разбейте его одним быстрым, чётким ударом, насладитесь осколками, в которые он превратится. Пусть рассыплется прахом.

Но эльфы – остроухие – не так сильны, как всем кажется. Рэ прекрасно знал. Не все из них владеют магией. Последний Вечный, казалось, погиб. Осталась только эта короткая, но со смертельным для него, вероятно, исходом драка. Вот только Рэ не собирался отступать. Он наносил удары, он ускользал – он делал всё, чему научил его Мастер, пусть и не так удачно.

Его магия била метко. Их кулаки – оставляли синяки и разбивали лицо до крови. Рэ чувствовал боль, спрятавшуюся где-то глубже, чем была просто кожа. Он чувствовал её на себе-настоящем – равно как и то, что края ран постепенно стягивались в единое целое. Как медленно уходили следы кошмара и боли.

Он не позволял слоями падать вниз клочкам разбитых иллюзий. Но их оставалось слишком много в этом кругу, и Рэ знал: упадёт – умрёт. Мастер не раз говорил ему, что вся эта честь превращается в аллюзию, стоит только человеку переступить определённую черту, на деле практически незаметную, но столь важную. Он способен перепрыгнуть через неё и в любви, и в ненависти – не просто переступить, а уйти до того далеко, что останется лишь едва-едва заметная полоска там, вдалеке.

У эльфов этой черты нет. Они потерялись в своём Златом Лесу, все до единого, давным-давно – и ничего не пытались сделать для того, чтобы выбраться на свободу. И вряд ли могли на самом деле сопротивляться даже не судьбе своей, а тому, во что её добровольно и собственноручно превратили.

Или в этом виновна тоже королева Каена?

Рэ потянулся к тому скрытому резерву, о котором если кто и знал, то не по его воле. Попытался добавить смертельной силы в ту магию, что должна была его защитить. Чтобы они сбили о броню кулаки, а он не ощутил боли. Чтобы их лица разошлись по трещинам, сначала невидимым, а потом таким широким, превратились в разбитые маски.

Они – глина. Мягкая, податливая в руках Миро, давно уже высохшая и непригодная для Мастера. Глупые горшки и тарелки, по которым тот может только ударить молотом. Рэ знал, что вряд ли у него так выйдет, но хотя бы попытаться... Сражаться до последнего – вот единственное, чего ему нынче хотелось.

Где-то впереди замаячил Громадина Тони. Рэ только сейчас понял, что тот не участвовал в драке, а теперь вдруг встал. И молот не успел опуститься им на головы, магия внезапно притихла – парень заставил её скрыться, утонуть в глубине чувств. И глаза его вернули прежний сероватый цвет, и черты лица стали такими, как должны быть.

– Хватит, – прогрохотал Тони. – Вы ж его убьёте.

Рэ тряхнул головой. Не убьют – не сумеют. Но лицо теперь разбито, губа вот, бровь рассечена, дышать вроде бы как тяжело. Он пытался повторять всё так, как нужно. Так, как это бывает на самом деле. Но до чего же плохо получалось!

Рэ едва-едва мог скрыть торжество. Не от того, что кто-то встал на его защиту, а перед этим столько времени клялся в верной ненависти. По правде, ему не было никакого дела до Громадины Тони. Зато до этой осатаневшей толпы, что не сумела заставить его упасть, до сверкающих злобой чужих глаз...

Они боялись, но не того, кого следует. Они все – полые внутри. И Рэ подумал, что однажды эта пустота будет чем-то заполнена. Чернильной тьмой, а может, возвышенными мыслями о себе-прекрасном, как это с удовольствием делал Миро. Что за глупости! Разумеется, нет – оно так и останется пустым, бездонным...

Рэ мотнул головой. Громадина Тони как раз зло оттолкнул нескольких человек одним только взмахом громадной лапищи, а после обернулся к самому пострадавшему. Он достаточно его ненавидел, чтобы самому не желать выжить, но промолчал, не сказал ни единого злого слова. Может быть, демонстрировал собственную честность и справедливость.

Рэ понял только минут через пять. Тони ждал короткого "спасибо" от спасённого. Не слёзных благодарностей сахарной девицы, они всё-таки в Академии. Но этого короткого, такого простого и быстрого слова...

Не дождался. Парень не проронил и звука. Он только утёр кровь с губ, усмехнулся кривовато, посмотрел на ладонь, на которой появилось теперь несколько алых полос, а после тихо, едва заметно сам себе кивнул. Рэ не грустил о ранах на лице, не думал о том, что должен давно уже рухнуть. Он пошатывался совсем немного, даже слишком мало, как на те повреждения, что были ему нанесены, но не издал ни стона. Словно внезапно у него пропало чувство реальности и боли.

– Если уж хотите его убить, – не умолк Тони, – то можно это сделать лично, а не скопом.

– Моралист! – презрительно фыркнул кто-то ему в лицо. Громадина даже не поморщился – в ответ отвесил подзатыльник, отцовский такой, руководительственный.

Рэ хрипловато рассмеялся. Они все повернулись к нему, пристально смотрели, ждали, пока сам по себе сломается тонкий позвоночник, а парень рухнет на землю и будет биться в конвульсиях.

Он прошёл мимо них, всё ещё тихонько посмеиваясь. И смех не казался истеричным – таким натуральным и правильным, что слушать его было дико.

– Дураки, – прохрипел он, медленно поднимаясь по ступенькам наверх, к своим спальням. – Какие же дураки...

Перед глазами всё стоял Мастер. Он что-то говорил, и Рэ пытался уловить каждое слово, но ничего не мог разобрать.

Он видел его шрамы – эту дивную полузнакомую карту, – протягивал руку, касался чужой ладони и чувствовал мягкость кожи. Так и не решился спросить о том, почему нет шрамов наощупь – не было в тот единственный миг соприкосновения. Если б только Мастер знал о нём всю правду... То – что было бы тогда? Чем бы всё это закончилось? Парень очень сомневался, что чем-нибудь хорошим, если по правде. И не хотел даже и думать об этом сейчас. Слишком уж поздно, однако.

Он тяжело вдохнул и опустился на свою узкую, твёрдую и дико неудобную кровать. Иллюзия давила на сердце, кровь стекала по коже, а он не мог её вытереть.

Он откинулся на подушку и вновь усмехнулся. Эльфийская палица – триумфальная и явно чужая, смертельная для любого, кроме её хозяина, – всё ещё стояла перед глазами, и Рэ всё задавался вопросом, чья она.

Глава десятая

Год 117 правления Каены Первой

Эльфы приходили отовсюду. И никто из них не мог ступить по Пылающему Пути. Никто не мог добраться до нового места, откуда начинается Златая Охота, по привычной дороге. Пылающий Путь сверкал яркими огнями. Пылающий Путь был готов сжечь каждого.

Когда Златая Охота была менее кровожадной, просто ежегодные бега на денежный приз, когда Границы не существовало и вовсе, и брешь не в чем было пробивать, все эльфы могли пройти по Пылающему Пути. Когда начали умирать Вечные, шагали по углям и пламенным камням только Охотники, чтобы подтвердить, что действительно на столь почестное дело идут почестные эльфы. А сейчас, когда на яркие, огненные полосы дороги могли стать только Роларэн, Каена да редкие избранные, по нему из дворца шагала одна королева. Без сопровождения, под охраной одного только волшебства, она переходила с пылающих камней на свой помост и смотрела на толпу, собравшуюся полукругом у места старта Охоты.

Теперь название действительно оправдывалось. Выживает только один. Если выживает. Может, победителя вообще не будет; предыдущие сто пятнадцать раз Королева оставалась единственной, кто получал удовольствие от этой игры. И только однажды, много лет назад, когда Вечный пожертвовал собой ради того, чтобы спасти человека, она проиграла. Почти. Это нельзя было назвать стопроцентным проигрышем, нет, ни за что, ведь она, в конце концов, получила то, что хотела. Он всё равно потом вернулся. И всё равно ушёл. И приходил и уходил столько раз, сколько ему этого хотелось.

Сейчас, Каена знала, он не посмеет ничего изменить. Не посмеет выпустить свою жертву. Охотник, преследуемый которым выиграл, умирает страшной смертью. От него отрекается государство. От него отрекается сама суть всех эльфов. И никто, тем более Вечный, не посмеет так рисковать собственной жизнью. Роларэн никогда не был дураком, и Каена искренне верила – в этот раз он её тоже не посмеет разочаровать.

Жертв было меньше, чем ей бы хотелось. Всего десять. Сколько из них не доехало до дворца, сколько – предпочло выбраться из своей клетки, вырваться из рук стражи и рухнуть прямо на пылающие камни Пути, лишь бы только не надо было сражаться за собственную жизнь после, не надо было выдирать её из чужих цепких пальцев. Ладно бы только Охотников – самой королевы.

Никто не хотел участвовать в Златой Охоте, потому что в ней не побеждали. Потому что Королева Каена никогда не позволит уйти из эльфийского королевства, будь ты хоть сотню раз истинный победитель и лучший в своём деле. Она ведь на то и их повелительница, что научилась за столько лет крепко держать в узде. Шаг влево, шаг вправо – одинаково, даже если по намешенному Каеной пути, рано или поздно их догонит смерть. Королева научила жить с этим. Не бороться. Не пытаться вспомнить о былых достижениях эльфийского королевства.

...Каена выпрямилась. Она гордо стояла на своём помосте, чувствуя, как потрескивали в воздухе невидимые чары. О, эта забытая эльфами мощь, к которой она так привыкла! Она пила её большими глотками солёной крови, мгновение за мгновением поглощала, выпивала до дна каждый бокал, который ей предоставляли. Она выдавливала из них остатки жизни. Она повелевала ими – и что каждый из них мог с нею сделать?

Каене всегда нравилась Златая Охота. Поразительная беспомощность жертв, жажда Охотников убивать. Она наслаждалась зрелищем, пьянела от чужой боли, страха, бесконечного и безграничного азарта, этой пустой беспечности в жажде победить... Но сегодня всё было иначе. Впервые она сама разыграла трагедию, написала для неё идеальный сценарий и ждала мгновения, когда всё встанет на круги своя. Один щелчок белых пальцев, один взмах тонкой руки...

И всё.

– Сегодня великий день, – промолвила она. – Вот уж сколько лет как умер наш король. Вот уж сколько лет Златая Охота приносит кровь на алтарь счастья всего государства. Только один – самый быстрый из избранных эльфов, – сумеет пересечь границу и воспеть нашу великолепную страну перед людьми, этим гадким отродьем. Сегодня каждый из вас попытает счастья и прорвётся сквозь пелену Златых Деревьев!

Толпа загудела. Сгущались сумерки, и каждому из них было страшно – Твари Туманные не будут ждать, пока толпа разойдётся. Это единственная ночь, когда они покидают Златой Лес, но ведь где-то же надо собираться!

А Каена дарила им такой великолепный простор для действия. Столько сладкой крови, столько замечательных яств, словно на большом блюде – пожалуйста, можете впитать столько их силы, сколько вам и вовсе будет угодно!

– Но не каждый добежит до границы, – продолжила Каена. – Сегодня, – она прищурилась, – Охотники покажут, кто из вас и вправду достоин уйти из Златого Леса. Много лет подряд все вы проигрывали – только потому, что королева не может выпустить подобных существ за границы своего правления. Пусть те, кого я сама не сумела должным образом воспитать, не порочат там светлое имя Златого Леса! Охотники, подойдите к своим жертвам. Поставьте им метки. Охотники – вперёд!

Она застыла. С невообразимым удовольствием наблюдала за тем, как дёргались жертвы, когда полоски неразрываемой ткани ложились им на глаза, связывали за спиною запястья. Она упивалась этой картинкой – тем, как в бесконечную беспомощность падали эти глупые и наивные эльфы. Ей бы хотелось увидеть каждый миг их смерти. Это, несомненно, жестоко – но разве к ней самой не были жестокими? Когда называли чудовищем, когда выдавали замуж за эльфийского короля? Чем она так провинилась?

Они сами приняли решение. Они сами подписали себе эти приговоры, такие простые, такие быстрые, одним только лёгким росчерком пера. Она лишь сумела их обнародовать.

Но взгляд соскальзывал с других жертв. Каена быстро нашла в толпе Вечного – и Шэрру. И сжала руками поручни, так сильно, что и без того белые руки стали и вовсе снежного, холодного оттенка. Она едва сдержала злое шипение – раздражённое и холодное, словно от этого кому-то могло стать легче. Словно ей самой это принесло бы хоть маленькую капельку свободы. Нет! Пусть делает, что взбредёт ему в голову. Всё равно девчонка сегодня умрёт.

Она не задрожала. Она не вывернулась из рук Вечного и не зарыдала, когда он одёрнул бы её, заставляя вернуться на место. Она смело подставила руки под тяжёлые путы, дождалась, пока глаза её закроет повязка.

Каена не могла услышать, что прошептал Роларэн ей на ухо, но готова была поклясться, что его дыхание, холодное, как и у каждого Вечного, что устал жить, обожгло девичью кожу. А ещё – он так бережно поправил её волосы, заплёл быстрыми движениями косу, чтобы пряди не попадали в узлы повязки на глазах. Тихо усмехнулся и что-то вновь пообещал.

Королева знала, что это было представление – лично для неё. Что он издевался, пользуясь столь доступным материалом, как эта молоденькая эльфийка. Но, тем не менее, сдержать раздражение, унять сердце, что колотилось, как безумное, в груди у Каены не получалось. Ей хотелось казнить девушку уже с первого шага – но она сама обезопасила её, швыряя в пучину Охоты. Обезопасила от себя – но вряд ли она переживёт этот вечер.

Она присмотрелась. По ткани пробежались волною искры. Магия? Неужели и вправду магия? Но нет. Роларэн не солгал – девушка была совершенно пуста. У неё нет Златого Дерева. А Златое Дерево – это единственное, что может содержать волшебство. Каена перенесла своё в собственное тело, не давая ему стареть, для того и сожгла Каениэль. Но эта... Она не вечная. Она – не дитя Вечных. Она никто. Безымянная. Откуда у неё могло взяться волшебство?