Текст книги "Каена (СИ)"

Автор книги: Альма Либрем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)

Последний Вечный Златого Леса. Последний. Других у этих полумёртвых деревьев уже не будет.

Теперь она знала – теперь она чётко сознавала причины каждого из его действий. Вечные не предают. Он не солгал ей. Он сказал чистую правду.

Теперь она сама пойдёт до конца. Даже если ради этого потребуется умереть. Теперь она знает.

Вечные не предают.

– Не положено! – рявкнул страж, стоявший у двери, вытянувшийся, сжимающий в руках своё жалкое оружие. Второй промолчал – он, возвышающийся у второй створки, как для эльфа, был слишком крупен, и просто угрожающе взвесил в руке копьё, которым планировал, если понадобится, нанести удар. Ни в одном из них не было ни капельки верности, они не собирались стоять насмерть ради благодати Каены Первой, но всё же – стояли тут. Потому что, вероятно, выбора у них как такового и не было.

Роларэн не проронил ни слова. Стоило только копьям скреститься у него перед глазами – лишь вскинул руку, и двери раскрылись сами по себе.

Силовой волной швырнуло на пол тронного зала эльфов. Остроухие – теперь Шэрра могла оценить всё презрение, пылавшее в словах людей по отношению к смертным – пусть они об этом и не ведали, – представителям эльфийского рода. Остроухие – не эльфы, а жалкая пародия на них, то, что надо вытравить, будто бы паразита, выжечь.

Выжечь.

Она чувствовала, как Роларэн уверенно сжимал её запястье, как чеканно звучал его шаг. Она чувствовала его уверенность и его потустороннюю и в тот же момент такую невообразимо близкую боль.

Королева, застывшая в объятиях очередной своей жертвы – алтарь ли, или, может быть, тронный зал – разве это имело значение, где она из ритуальной чаши сделает глоток его силы и крови, где до дна изопьёт очередного несчастного.

Роларэн вновь вскинул руку – и мужчина, захрипев, сполз к ногам королевы. Тело его рассыпалось хлопьями пепла – и только ветер развеял их по воздуху.

– Каена, – равнодушно промолвил Роларэн. – Я ожидал от тебя большего. Они смертны. Их кровь гнила на вкус. Неужели ты не смогла отыскать ничего другого?

– Ты не кажешься мне сломленным, – она ступила на шаг ближе к ним. – но ты привёл девчонку. Принимать ли это, как признак твоего подчинения моей власти, Роларэн?

– Как признак признания равенства, Каена.

Он отпустил руку Шэрры – она чувствовала, как странное тепло отхлынуло от неё к мужчине, и быстро склонил голову в странном, совершенно не преисполненным почтения поклоне. Он не должен был вести себя так с самой королевой, и Каена об этом отлично знала, но не проронила ни единого слова против.

Может быть, она не могла найти в себе силы возразить.

Вечный казался просто кошмарным. На его фоне все остальные – Шэрра знала, что эльфов было много, но поразилась, увидев слуг, набившихся в тронный зал, явившихся на шум, – казались сломанными тонконогими куклами.

У Вечных была сильная кровь. Красивые, статные мужчины, привлекавшие даже человеческих женщин, разве что – слишком острые, угловатые, с тонкими длинными пальцами, способными творить иллюзию, сражающиеся до самого мига собственного падения.

От той сильной крови ничего и не осталось. Только жалкие, хрупкие смертные. А эльфийки, напротив, грубели.

– Она – это замечательный сюрприз, Роларэн, – прошептала Каена. – И я вправду безумно рада, что ты одумался.

– Я не одумался, – покачал головой Роларэн. – Я вернулся в свой дом.

Дом, в котором он был хозяином.

Каена долго смотрела на него – молчала, потому что не могла подобрать слова. Рэн не дополнял своё высказывание ни единым словом – будто бы так всё и остановилось, не в праве меняться ни на миг.

Она наконец-то улыбнулась. Улыбнулась как-то слабо, словно пыталась выдавить это счастье, запутавшееся где-то в груди, из себя, будто бы надеялась на то, что у неё ещё есть какой-нибудь шанс всё исправить.

Она стояла в пепле, но не заметила этого. Мелкие пылинки разлетались по всему тронному залу, рассветное солнце даже не пыталось прорваться сквозь густые туманы у стёкол, рычали Твари Туманные.

– Каена, – протянул Роларэн, делая шаг навстречу. – Не разочарована ли ты, моя дорогая? Или, может быть, тебе мешают твои бессмысленные слуги? Неужели ты не чувствуешь, как мало дают они тебе силы? Как слабо в тебе нынче играет моя кровь?

Она содрогнулась и подняла голову.

– Ты воскресила моё имя, – отметил Роларэн. – Что ж, вероятно, ты должна была осознавать, что теперь во мне нет раскола.

– Я рада это слышать, – выдохнула Каена. – Но ты привёз мне замечательный подарок, за него можно простить любую грубость.

– Я не нуждаюсь в прощении.

В его тоне не было раздражения. Он отвечал до того сосредоточенно и равнодушно, что Шэрра чувствовала, как перехватывает дыхание.

Он был единственным, кто когда-либо сопротивлялся королеве. Единственным, кто что прилюдно, что наедине с нею мог заставить себя отступить не от страха, а просто по собственному желанию. Отойти от неё, отпрянуть в сторону, больше не позволить холоду, спокойствию, дикому равнодушию происходящего разрушить всё, что было...

Он мог позволить себе сражаться с нею. Она пыталась его поломать – а сама только убирала границы между двумя линиями личности.

Она сама виновата в своей смерти.

Вечные не предают.

– Сначала я должна казнить её, Роларэн. А тогда, может быть, и подумаю о том, чтобы простить тебе прежнее предательство, – прошептала она.

– Я Вечный, – покачал головой Рэн. – Но тебе этого не понять. Впрочем, Ваше Величество, – он повернулся к слугам, – что значат они?

– То же, что и эта дохлая кошка.

– Равенна?

Ни капли беспокойства в голосе. Ни единой нотки сожаления. Никакого содрогания при виде растерзанного трупа, прикрытого прежде иллюзией. Или, может быть, иллюзия была именно сейчас?

Растерзанный зверь, совершенно безобидный, такой бесконечно преданный... Он сам когда-то спас Равенну, ещё котёнком.

Он когда-то надеялся, что хотя бы маленький друг, пушистый и мягкий, даже если с клыками и смертельными наклонностями, может разделить одиночество. Она была одинока – Тварь Туманная, юная не-Вечная, которая родилась у мужчины, что умел бороться за своё.

Она однажды сделала глоток его крови. Она однажды вернула себе осколки бессмертия.

Сто двадцать лет правила Каена Первая. Сто двадцать лет – и даже больше, – его Вечная кровь билась в её жилах, не позволяя умереть.

Последний сын Златого Леса.

Роларэн смотрел на смертных с нескрываемым презрением. Каена играла. Играла в свою дикую, жуткую игру, разгадать правила которой было слишком трудно – или слишком просто.

– А если я прикажу вновь схватить тебя? Вновь отрубить тебе эти острые уши? Схватите!

Роларэн обернулся. Эльфы ринулись вперёд – всего несколько, тоже из стражи, явственно осознающие, что королева не позволит им отказаться от приказа.

Он не пошевелился. Первый, казалось, упал сам – схватился за сердце, обмяк, рухнул на пол. Второй – застыл, медленно превращаясь в стеклянное изваяние.

Остальные попятились – но Роларэн лишь равнодушно переводил взгляд на следующего, раз за разом выдыхая вместе с воздухом и волшебство.

Каена рассмеялась. Звонко, довольственно, и её зелёные глаза сверкнули, словно подмечая невообразимую радость.

Она толкнула стеклянную статую, и та разлетелась в дребезги – и только тогда повернулась к Роларэну. Тот стоял, скрестив руки на груди, и смотрел на королеву, словно на безумицу, без осуждения, но с некоторой жалостью. Или, может быть, как на не наигравшегося доселе ребёнка, что вдруг ощутил, как быстро ускользает детство, и решил удержать его всеми силами?

Стекло под ногами, казалось, её совершенно не заботило. Роларэн смотрел долго на белую, полупрозрачную крупу, что-то неслышно прошептал – и она растеклась потоками крови под ногами Каены.

– Ваше Величество, – промолвил он, – это блюдо, наверное, окажется вам по вкусу. Жаль, что слуги отвратительно моют полы.

– Ты убиваешь только моих игрушек. А эту? – она кивнула на Шэрру. – Убьёшь ли ты её, если я скажу?

– Возможно, – Рэн скользнул заинтересованным взглядом по девушке, и она почувствовала, как морок иллюзии поднимается по стекленеющим ногам.

Но магия Вечного не была жуткой. Ей казалось, будто бы он специально подпитывает её собственной силой, вливает поток за потоком, заставляя задыхаться от этого незабвенного чувства невидимой, скрывшейся за линией горизонта победы.

Родниковая магия – вот что шептал каждый раз Громадина Тони. Он тоже почувствовал это, почувствовал необыкновенную эльфийскую силу, что так легко смешивалась с человеческой кровью.

Каена наблюдала, как лёд дополз до колен – а после перехватила руку Роларэна, сжала запястье.

Шэрра почувствовала, как в ней самой что-то всколыхнулось в ответ на это её прикосновение. Что-то противоестественное и дикое; словно она отчаянно пыталась остановить королеву и напомнить ей о том, что на самом деле происходит. Но девушка даже не сдвинулась с места – просто ошеломлённо смотрела на скованные иллюзией ноги.

– Не стоит, – промолвила Каена. – Ведь это моя игрушка?

Роларэн не кивнул, но и отрицать не стал. Шэрра понимала – да, он и не скажет своей королеве "нет", не имеет права и не пожелает этого делать. Разве это, впрочем, имело какое-то значение? Она – смертница, но смертная ли?

– Увести, – выдохнула королева. – В камеры.

От толпы отделились двое. Иллюзия Рэна схлынула, только оставила какой-то водоворот волшебства напоследок.

Шэрре хотелось сбежать, но она знала, что нельзя. Знала, что её удел – смерть. Она обещала ему отдать оба долга, а для этого сначала надо рассчитаться с первым и только тогда думать о втором. По крайней мере, в этом себя убедила Шэрра, предчувствуя ещё более мрачные подземелья и холод Туманов.

...Королева дождалась, пока захлопнется за пленницей дверь. Она повернулась к Роларэну и посмотрела на него с такой надеждой, что на мгновение ему показалось, словно всё вернулось вспять. Не было ни убийств, ни ненависти, была только испуганная маленькая девочка, которую её собственная мать силком отдала за ненавистного человека.

– Ты пришёл ко мне? – спросила она. – Или ты пришёл для того, чтобы продемонстрировать мне свою несломленность?

– К тебе.

Она долго смотрела на него, словно не могла поверить в сказанное, но Роларэн лишь молча подался вперёд и поцеловал её – в лоб, совсем уж по-отечески.

– К тебе, родная.

Каена содрогнулась.

– Я буду ждать тебя сегодня к ночи, – прошептала она. – Но мои руки будут в её крови. В прошлый раз ты не простил мне смерть жены.

– Я не простил тебе смерть дочери, Каена. И не прощу никогда.

– Она живая.

– Я знаю, – кивнул Роларэн. – Я знаю.

Глава двадцать седьмая

Год 120 правления Каены Первой

Подвалы дворца практически полностью заволокло Туманом. Казалось, клубы его растягивались по всем камерам, касались костей мёртвых мужчин и женщин. Из дальних клеток рычали пленённые Твари Туманные – или, может быть, они пришли сюда сами? На запах крови...

Твари любят свежее. Вот что говорил Роларэн в долгие дни их путешествия в её персональную погибель. Воспользуется ли он этим шансом?

Шэрра знала, что должна выжить. Но из пыточных не выходили даже Вечные. Королева Каена умела убивать.

Шэрра не сопротивлялась. Её вели двое – но за спиной слышался шум толпы. Эльфы приветствовали своего вечного, своего... Шэрре не хотелось об этом не думать. О том, чьё имя, признавая собственную гниль, смерть своей души, признавала Каена. Она давно уже блуждала вокруг верного ответа на свои же вопросы, а наткнулась на него только здесь, в Златом Лесу. Только в Златом Лесу наконец-то все кусочки мозаики сложились воедино.

Вечные не предают.

И Роларэн не предаст память своей дочери. Не предаст то, что мешает оживить, сколько б кулонов не сгорало в ярком пламени Пылающего Пути.

Её швырнули на скользкий от чужой крови пол. Медный запах, оседающий где-то в лёгких, клубами крови застывающий в груди, преследовал Шэрру повстеместно, но пока она его чувствовала – была жива.

Чего они ждали? Другой жизни не будет. Королева Каена – не последний и не первый шанс эльфийского королевства, королева Каена – это данность, с которой им придётся либо смириться, либо сразиться. Жаль, доселе мало кто выбирал второй вариант.

Зазвенели решётки. Она слышала, как медленно защёлкивали замки, как хохотали там, снаружи. Даже Вечные не могли вырваться отсюда много лет назад, но сейчас, спустя столько времени, после того, как в Златом Лесу практически не осталось памяти, они подрагивали от собственной слабости.

Эльфы там, снаружи, переговаривались и смеялись. Привычные к чужой смерти и смертности, они, пожалуй, строили долгие планы. Они вытаскивали из глубин своего испачканного злобой подсознания то, что пытались применить к другим – и примеряли, как Шэрра будет кричать от боли под давлением клейм, когда у неё отрежут острые уши, когда они швырнул её прямо на этот пол, обессиленную после волшебных королевских палиц...

Она помнила, как жгло от волшебства души королевы Каены. Как болезненно, как страшно – она отравляла себя специально, она превращала свою кровь в яд, впитывая её.

Роларэн – тоже. Яд, который бессмысленен только против Её Величества. Но могла ли сама Каена сжать в руках то оружие, что было призвано для неё? Могла ли она в самом деле бороться? Была ли той, кого взрастило покойное Златое Дерево?

Шэрра закусила губу. Роларэн знал, куда они шли. Он бывал здесь – однажды или, может быть, далеко не один раз...

Роларэн знал, куда и зачем посылал её. И теперь, когда она поняла, ни словом, ни жестом, ни звуком не могла его осудить, сказать, что поступал он неправильно. Она и сама бы привела сюда кого угодно ради такой цели. И его тоже.

А может, так оно и было. Может быть, это она притащила его в Златой Лес против его же воли, только не заметила, когда он пытался воспротивиться ради её же блага. Это всё было так смешно. Так запутанно. Так сомнительно. Она давно уже потерялась в собственном сознании и давно не пыталась ничего отыскать – почему сейчас должна была реагировать как-нибудь иначе?

Эльфы снаружи захохотали. Она знала, что пора было бросаться вперёд, трясти решётки, но сама просто сидела на полу, даже не в углу, просто прислонившись к стене и запрокинув голову назад. Ни капли безысходности или страха – Шэрра словно потеряла все оттенки эмоций, свойственных её положению. Ничего не осталось, кроме пустоты вокруг.

Какой-то остроухий – она произносила это слово про себя с нескрываемым презрением, – швырнул ей кость, словно Твари Туманной – кость, которую Шэрра должна была обглодать, будто бы зверь.

Или, может быть, это остатки из той отвратительной клетки в самом конце темниц. Шэрра не хотела знать, чьи клыки прежде касались человеческой кости – она даже не оттолкнула её от себя, только презрительно посмотрела и закрыла глаза.

Сколько лет назад тут сдерживалась магия? Златой Лес был насквозь пустым. Она знала – нельзя сдержать то, чего нет. Нельзя остановить волшебство, если здесь не осталось его ни одной капли, только Вечный да его пленница и гостья – гостья кошмарных темниц.

Она представила себе, как медленно прахом осыпается кость. И она разлетелась белесыми хлопьями, выбивая из Шэрра остатки силы. Она в Златом Лесу была сильной или слабой? Ответить оказалось слишком трудно; девушка давно уже заблудилась в этом диком переплетении понимания и фантазии. Ей хотелось быть сильной, да. Но был ли шанс?

...И звуки шагов она услышала раньше, чем все остальные. Но не дёрнулась и не подалась вперёд, в отличие от стражи, не попыталась посмотреть, как именно спускалась к ней королева Каена.

Что именно к ней – в этом Шэрра не сомневалась ни на мгновение.

Она придёт, вся в крови, к Роларэну вечером. Придёт – коснётся его губ, потребует глотка его крови, его Вечности, но только не до дна, а пополам. Сколько лет они проживут без окончательного бессмертия?

Ни дня.

Каена получит своё. Каена выпьет его до дня, а потом уничтожит весь Златой Лес и будет рыдать на пепелище по единственному достойному, что вдруг забыл о своём сопротивлении. Каена – выгоревшее тело без души, даже умирать – стыдное слово...

Знала ли она сама об этом? Знала, что так поступит? Да. Шэрра была уверена – королева слишком долго ждала Роларэна, чтобы сейчас не понимать, что случится, когда он всё-таки придёт.

Эльфы в одночасье умолкли, склоняясь пред королевой, и Шэрра лишь зло хмыкнула – будто бы признавала их слабость и разительную трусость. Можно было подумать – и вовсе пылает редкостной, дикой ненавистью по отношению к таким мнительным и жалким существам, как они.

Мужчинам, впрочем, всегда наплевать. Они смотрели на королеву не подобострастно – испуганно, без уважения – просто с дикими глазами и начертанным на лице отчаянным желанием поскорее бежать. Рыцари без страха и упрёка!

Шэрра поднялась. Она не слышала ни слова – королева говорила тихо, остатки волшебства всё ещё не допускали звук. Всё замерло – всё превратилось в мёртвую, холодную, липкую тишину, такую же бессмысленную, как и прочее в её глупой жизни.

Она дошла до решёток сама. Посмотрела на Каену через металлические, проржавевшие прутья.

– Хороша, – присвистнул кто-то из эльфов.

Королева подняла на неё взгляд. Шэрра знала – на ней ещё не было ран и порезов. Её ещё никто не тронул, не посмел оставить и царапины – только не раньше, чем это сделает сама правительница. Разумеется, сильнейшим – дорогу.

Девушка улыбнулась ей – едва заметно, игнорируя холодный, с зелёными бликами взгляд, не обращая внимания на гордо выпрямленную спину, на вскинутую голову, на острую линию подбородка. Попыталась отбросить в сторону все предрассудки, все воспоминания – руны на окровавленном алтаре, магию, сворованную у Вечных. Искала что-то в глубине её полумёртвых изумрудов, в гибкости жестов. Что-то, что напоминало бы ей об эльфах прошлого, утонувших не в крови Каены, а в собственных грехах.

– Как же ты на неё похожа, – королева подошла поближе, сжала пальцами ржавые решётки, словно пыталась их расколоть на мелкие части. – Если б я не видела её смерти, подумала бы – это тоже она. Вернулась. Ожила. Посмела вмешаться в мой мир. Какое ты имеешь право... – она сжала зубы, словно пыталась сдержать чувства, вырывающиеся на свободу, – быть до такой степени на неё похожей?

Шэрра промолчала. Только долго-долго смотрела на девушку, будто бы искала ответ на её вопрос – или на свой собственный, но доселе не прозвучавший. Конечно же, никакого ответа не было. Вообще ничего не было, кроме разительной, дикой пустоты, кроме холода и смерти в глазах Её Величества.

Шэрре хотелось бы таким образом о ней думать.

– Ваше Величество, – наконец-то прошептала она совсем-совсем тихо. – Как я рада вас видеть.

– И голос тот же, – задумчиво повторила Каена. – Прежде ты была другая. Как это получилось? Как ты смогла своровать всё то, что от неё осталось?

– Я – не воровка.

Она протянула руки, тоже сжимая ржавые прутья – и холод металла впился в кожу. Они были почти одного роста, схожей конституции – стройные, гибкие, настоящие эльфийки, а не те вспышки грубости, что затерялись в прочих. Каена, казалось, смотрела не на эту, живую Шэрру, заглядывала в глаза смертной супруги Роларэна. Пыталась что-то в её взгляде расшифровать.

– Ты тоже смертная, – выдохнула Каена. – Ты тоже такая, как и она.

Пальцы Шэрры скользнули по коже Каены. Она отступила – и мягко, нежно улыбнулась, словно сошла с ума, приветствуя собственного врага. Королева содрогнулась – но не проронила ни слова, то ли, может быть, что-то поняла, то ли просто не желала возражать.

Шэрра зажмурилась – откровенно пыталась не выдать ни единого звука. Каена смотрела на него почти с осуждением.

– Хороша, – вновь протянул эльф за спиной. Каена дёрнулась, обернулась, посмотрела на него, словно возвращалась на место.

– Мне просто хотелось, – прошептала Каена в ответ на улыбку, – чтобы меня хоть кто-то любил. Разве ты можешь это дать? Это ты. Ты виновата в том, что случилось.

– Это она виновата, – покачала головой Шэрра, отступая к стене. – Она виновата в том, что случилось. Даже если платить придётся мне и ему.

– Ты знаешь.

– Я поняла.

Каена кивнула. Хмуро перевела взгляд на эльфов.

– Принести палицы, – сухо промолвила она. – Немедленно.

– Ваше Величество, – один из стражников, прежде молчавший, подобострастно воззрился на неё. – Возможно, она будет наша до утра?

Женщина презрительно скривилась и положила руку на плечо мужчине. Она не использовала магию – но одного только прикосновения хватило для того, чтобы он задрожал и отпрянул от королевы.

– Трус, – подвела итог Каена. – Палицы. Немедленно. Вашим не может быть то, что заранее принадлежит другому.

Она повернулась к Шэрре – та уже дошла до стены и теперь из глубины, из темноты камеры смотрела на свою мучительницу. На то чудовище, в котором плескалось такое безмерное количество зла. Смотрела – и понимала, что ненависти в ней самой больше не было. Всё выгорело ещё в первый миг её возвращения. Она ненавидела её прежде. Хотела сбежать до того отчаянно, что не осталось больше ни следа, ни шага...

А теперь не могла испытать ничего плохого. Ни презрения, ни боли, ни злобы, ни единого оттенка негативных чувств – словно их и вовсе не существовало. Шэрре будто бы умудрилась выжечь на Пылающем Пути всё, что только могло толкать её к ненависти. К испугу.

– Ваше Величество...

Она перевела взгляд на эльфа. Всмотрелась в глаза – казалось, в ледяной зелени Каены отражалась вся его глупая, человеческая похоть.

– Палицы несёшь ты, – промолвила она. – Без перчаток. Ты, – она повернулась ко второму, – поможешь. Можешь себе взять.

Эльф побледнел – его прежде пусть белая, но всё же какая-то живая кожа сейчас казалась присыпанной пылью. Он отступил на несколько шагов, просипел какие-то глупые слова извинения, но королева даже не содрогнулась, не заметила мольбы во взгляде. Она проводила его таким равнодушным взглядом, что от этого становилось не по себе – и потом только повернулась к Шэрре вновь.

– Ты умрёшь сегодня. Никто не в праве забирать его у меня.

Шэрра промолчала. Она знала, что право у неё было. Знала, что Роларэн мог не причинить Каене никакого вреда, а мог убить – и всё зависело сейчас исключительно от его решения. Но её теперь это не волновало.

Пытки королевы может пережить разве что Вечный. Вечный с волей к жизни, с причинами не умереть.

Были ли у Шэрры причины?

Были. Она знала, что да. Знала, что там, далеко-далеко, её ждал мужчина, которого она... не любила, нет. Она ему задолжала. Задолжала настолько, что вынуждена была перенести каждую пытку Её Величества, что только взбредёт королеве в голову, беспрекословно, без единого кривого слова, без единого холодного возражения. Не просто вынуждена – она сделает это, если будет надо. Сцепит зубы, смолчит, не станет ни шипеть, ни пытаться противиться – словно в этом был хоть какой-то смысл!

Девушка долго смотрела на Каену. Молчала. Эльфы ушли за палицами – за её приговором, и Каена пыталась воззвать к собственной холодности. В королевском взгляде вновь мелькнула боль, смешанная с тщеславием, вновь проснулась злоба, которой прежде не было – и Шэрра делала вид, что этого как бы и не видела вовсе. Может быть, от этого ей самой становилось легче. Девушка не знала. Не могла знать. Только чувствовала, как колотится всё ещё живое сердце.

Роларэн говорил, что её вечность закована в её же теле. Что у неё есть душа – просто она бьётся не в дереве, а там, запуталась, утонула в собственной крови Шэрры, но выжила. Что у неё есть то, чего нет ни у одного новорожденного эльфа – и не будет, пока стоит Златой Лес.

Она цеплялась за эти слова, что было силы, пока подземелья вновь разрезали звуки чужих шагов. Не проронила ни слова, когда её выволокли из камеры – не позволила себе воспользоваться волшебством, не тронула королеву. У неё словно не было больше сил бороться, только сплошное желание подчиниться и закрыть глаза, утопая в боли, в дикости и в жути.

Шэрре хотелось про себя повторить мантру о том, что это её не убьёт, но она знала – это будет враньём. Палицы в руках одного вернувшегося эльфа, её руки, запястья, которые сжимают остальные... Откуда стража?

Она видела кровь. Его кровь. Шэрра могла отличить её от чего угодно и когда угодно – Каена содрогнулась, ступая по бордовым пятнам.

Её руки приковали к стойкам – кандалы, тяжёлые, способные раздавить, наверное, своим весом даже Громадину Тони, сковали руки по запястьям. Она чувствовала себя распятой – только не хватало гвоздей, вбитых в тело.

– Приступайте, – Каена отступила на шаг.

– Вы хотите нанести первый удар, Ваше Величество? – участливо спросил один из эльфов – какие же они все плохие палачи.

Каена протянула руку к стойке с палками, пробежалась по воздуху над ними, но не прикоснулась ни к одной.

Ей подали перчатки – но она не приняла.

– Чьи палицы? – холодно спросила Каена. – Насколько давно умерли их владельцы? Достаточно ли они будут жечь.

– Это лучшие, Ваше Величество.

Она слабо кивнула. У них скоро и не будет других – Златые Деревья гниют.

Как ослабели Вечные, умирая! Каена давно уже не видела настоящего оружия. Того, с которым они шли на Тварей Туманных.

Ей хотелось дотронуться до ядовитой поверхности. Королеве казалось – она способна выдержать. Но глупо было бы умереть за один шаг до истинной цели, за мгновение до того, чтобы получить его. Того, о ком она думала столько лет. Сто двадцать лет правления, сотни, тысячи убийств, мириады кристалликов выпитого волшебства – и всё ради того, чтобы какой-то дурной девчонке отдать всё, что у неё только было?

– Я так тебя ненавижу, – выдохнула Каена. – Если он опять выбрал... Ту же ошибку. Ты смертная. Ты просто жалкая смертная.

Шэрра в последний раз подняла голову. Она видела, как натягивают толстые перчатки на руки эльфы, как медленно подступают к палкам.

– Ты не меня ненавидишь, – прошептала она. – И не понимаешь. Ты должна благодарить Златой Лес за то, что он у тебя есть.

– Он привёл тебя сюда. Швырнул к моим ногам – умирай! – выдохнула Каена. – И ты говоришь, мне стоит кого-то благодарить за такого мужчину?

– Да, – кивнула Шэрра. – Стоит.

– Неужели? И ты даже не скажешь, зачем он это сделал? Можно умереть быстро, – королева скользнула кончиками пальцев по её щеке. – Она умерла быстро. Ты – будешь мучиться.

– Лишние часы – лишние шансы выжить, – Шэрра усмехнулась. – Палицы слабы.

– Ты не ощущала на себе ни единой.

– Ты тоже.

Каена отступила от неё на шаг – на два, на три. Она застыла на самом краю, на границе пыточной, почти у двери, и будто бы отчаянно пыталась сбежать, не решалась, впрочем, переступить через эту тонкую грань и не услышать ни восклицания, ни вскрика.

Шэрра сжала зубы. Она знала, как это будет. Каена – не представляла себе даже, но ей и не надо.

Шэрра поняла бы, если бы Роларэн её предал.

Шэрра поняла бы, если б оставался верен до конца.

Она зажмурилась, позволяя боли проникнуть сквозь кожу.

Роларэн наносил ей удары в бою. Теперь несчастные эльфы, смертные, гадкие, глупые, прижимали огненные палицы к её плечам, покрывали кожу клеймами – Шэрра закрывала глаза и тонула в чужой ненависти. Она знала, что останутся шрамы, но разве это имело значение после смерти?

Один из эльфов упал – не выдержал отчаянного жара пытки. Обнажённой кожи шеи коснулась палица, смертельный приговор.

Она ещё дышала. Опустила голову, зная, что это не поможет, смотрела в пол – наблюдала, как с её же тела стекали капельки крови.

Шэрра знала, даже лучше, чем должна, что нынче думала Каена. Зачем было переходить дорогу? Спряталась бы. Не возвращалась.

Она склонилась к ней, подняла голову за подбородок, и по запястьям стекали капли алой крови.

– Сколько же в тебе жизни, смертная? – прошептала Каена.

– На целую Вечность, – хрипло рассмеялась Шэрра, жмурясь – будто бы ей в глаза лился невообразимо яркий, такой безумный, такой сильный свет.

Каена отпрянула. Ей вдруг будто бы стало больно – она подала ещё один знак.

Она раз за разом приказывала наносить удары – пока от крови пол не превратился в бордовый ковёр, такой скользкий наощупь...

Эльфы отступили. Она для них всё ещё была красива – окатили водой из ведра, и ран, казалось, было не так уж и много. Спутавшиеся волосы, спадавшие на плечи, обрамлявшие опущенное лицо красивым венком, будто бы послужившие рамой для картины пыток.

Хриплое дыхание, смешанное с кровью, тоже в определённую награду – они прислушивались к тому, как затихала, умирая, Шэрра.

Они прислушивались и впитывали её смерть.

Каена отступила.

Ей казалось, что это будет просто. Уничтожить ту, что посмела встать на её пути. Просто прижать палицу к её сердцу. Просто позволить ей умереть – истечь кровью или сойти с ума от боли.

Но каждый удар отражался в ней самой. Почему Роларэн каждый раз возвращался к прошлому? Почему?

– Теперь она наша? – привычно спросил один из стражей.

Второго они давно уже швырнули к Тварям. Того, что не перенёс пытки чужой эльфийки – того, что не сумел удержать даже такую слабую палицу, такую слабую душу в руках.

Ещё один теперь вооружился щипцами, пытался поднять палицы, тяжело дышал, опасаясь, что хотя бы одна коснётся к нему.

– Оставьте это здесь, – приказала Каена. – Они больше никому не пригодятся.

– А тело?

Шэрра уже не дышала. Каена была готова поклясться в этом – но она всё ещё чувствовала на себе пронзительный взгляд карих глаз, что будто бы прорезали, пытались пронзить её насквозь своим поразительным холодом.

Она чувствовала, как осуждающе родители в памяти качали головой.

Мать – всегда болезненная, всегда смертная, – смерила её таким взглядом, словно... Пыталась отречься. Уродка. Зачем только спасли? Зачем?

Отец коснулся волос. Поцеловал в лоб – оставил вечное клеймо, – и она подняла голову, заглядывая в родные глаза. Единственный, кого она когда-либо любила. Единственный, за которого была готова отдать всё на свете.

– Ваше Величество, а тело?

Каена вышла из камеры – стражи у неё хватало. Это ведь просто смертные.

Тело.

Они просто хотели мёртвую девушку – она ведь достаточно похожа на красавицу даже сейчас, со множеством ран на покойном теле, на пепле без души? Они – испорченные существа, гадкие, пропахнувшие этой смертью. Для неё самой это испытание – что она посмеет ответить?

Они шагнули следом за нею к выходу, но Каена захлопнула двери пыточной, решётчатые, пропускающие свет снаружи. Покачала головой.

– Ради тебя, папа, – прошептала она. – Ради тебя.

В пыточной потемнело. Ветер задул все свечи, которые принесли для королевы – и для палачей, что не могли увидеть в темноте дальше своего носа. Откуда здесь взяться ветру?

Каена смотрела на мёртвую девушку, обвисшую на цепях. Смотрела, как внизу кровь обагрила камни, как растекалась по всему свету.