Текст книги "В огне (СИ)"
Автор книги: alexsoliya
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)
Последнюю неделю Падме находилась в кругу единомышленников, в кругу тех, кто был ее друзьями. Все условия для восстановления были идеальны, однако, Амидала все равно была уверена, что Вейдер (она называла мужа именно так) – предатель. Даже когда к ней зашла Мон, пытаясь донести истинную версию событий, Падме попыталась объяснить своей подруге, что Скайуокер просто ввел их всех в заблуждение. Даже тот факт, что ее друзья были живы, не мог убедить Амидалу в том, что Палпатин лгал.
Врач был прав.
Впрочем… Знать, что ангел жива, было само по себе облегчением, даже несмотря на то, что Энакин понимал – скорее всего он уже никогда не сможет просто подойти к жене, не вызвав у той истерики. О большем даже и мечтать не приходилось… Скайуокер просто находился в аквариуме, из которого не было выхода. Куда не кинь взгляд, везде стеклянные стенки, которые невозможно разбить, когда ты всего лишь рыбка, населяющая сосуд. Несмотря на постоянные визиты к детям, он все больше понимал, что цель в жизни осталась всего лишь одна.
Убить. Убить Сидиуса… Отомстить ему за все, что тот причинил его семье, а потом… просто исчезнуть? Героически погибнуть в очередном сражении?
Энакин не исключал даже такого варианта. Дети, несмотря ни на что, не останутся одни – рядом с ними будет мать. Кто знает, может быть если он исчезнет или умрет, ей будет легче жить, зная, что за поворотом она больше никогда не столкнется с монстром из своих кошмаров.
Падме нельзя было переубедить… С ней нельзя было поговорить. Каждой клеточкой своего тела Амидала просто ненавидела мужа, не понимая, что он вообще делает на борту флагмана Восстания. Никакие уговоры, никакие документы не могли переубедить ее в том, что Энакин сторонник Альянса… Если первые дни Амидала попросту впадала в истерику, то потом просто начала пытаться доказать всем обратное.
Палпатин сделал против бывшего ученика идеальное оружие. Оно понемногу убивало его каждый день, медленно уничтожая все то, что еще теплилось внутри. Если в первый раз отца сумела отморозить Лея, то теперь такого не происходило. Тогда он замерз мгновенно, что дало дочери возможность уничтожить лед одним махом, а теперь… Бороться с медленным, сковывающим холодом куда сложнее. Сейчас Скайуокер замерзал постепенно, все больше превращаясь в бесчувственную куклу, с одной единственной жизненной целью. Только она поддерживала его в более-менее живом состоянии.
Лишь одна цель. Одна.
Убить Сидиуса. Уничтожить его, пусть даже ценой собственной жизни… Если он погибнет на таком задании, так будет даже лучше для всех. Малыши даже не вспомнят его. Лишь когда Лея и Люк подрастут, им расскажут, что отец погиб героем…
Но что будет, если он выйдет из такой передряги без царапинки, исполнив свою цель? То, что все это время держит Энакина на поверхности, просто испарится, исчезая без следа… Станет ли он тогда тем самым Вейдером из кошмаров ангела, или просто превратится в человека-робота?
– Адмирал? – выдергивая Скайуокера из пессимистичных размышлений, проговорил врач, обращая внимание на отсутствующий взгляд посетителя.
Резко, толчком приходя в себя, Энакин сфокусировал взгляд, внимательно вглядываясь в лицо доктора.
– Спасибо за информацию, мистер Лоренс, – вежливо поблагодарил он. – Мне нужно идти.
Врач вежливо кивнул, не спуская глаз со странного посетителя. Несмотря на пост адмирала, Скайуокер напоминал ему психически больного куда больше, чем его жена… Падме уничтожала своего мужа по кусочку, каждый день заставляя делать его еще несколько шагов к могиле. Лоренс прекрасно знал, что бывало с людьми, которые теряли то, ради чего жили – они просто сгорали за короткий срок.
Делая несколько шагов к двери, Энакин уловил последнюю мысль доктора.
«Они просто сгорали, превращаясь в пепел» …
Пока еще огонь теплился, но его было ничтожно, крайне мало. Тот огромный, гигантский костер, который из себя являл Скайуокер, потушило мощнейшим ливнем, пролившимся на пламя… Лишь крохотная искорка, которую от капель прикрыли листья близлежащих деревьев, была еще жива, готовая разгореться в любой момент… Но дрова были сырыми.
Медленно проходя по сливающимся с единое пятно коридорам, Энакин равнодушно всматривался в лица тех, кто шел ему навстречу, пытаясь понять их эмоции.
Вот навстречу прошел офицер из информационного отдела. Равнодушный… Он по жизни не видел ничего, кроме своих электронных игрушек и бумаг. Этот человек не любил никого, кроме своей работы. Он даже не знал имен своих начальников. Просто жил… Просто жил.
Простой солдат, идущий на пост наперевес с бластером. Несмотря на то, что его уже сегодня могли уничтожить в бою, он весело насвистывал песенку, лелея мысли о том, как после тяжелой смены ляжет спать, наблюдая разноцветные сны.
Связной. В его голове были лишь цифры, смешанные с робким, едва намечающимся счастьем – впервые в жизни парень смог заинтересовать симпатичную девушку. Она ответила ему взаимностью, даря надежду на прекрасное, доброе будущее.
Всех этих людей объединяло одно. Несмотря на все проблемы, на все опасности, они были живыми, в отличии от того, кто стоял во главе флота Альянса. Они были счастливы, цепляясь за то, что другой посчитал бы ничтожной мелочью. Эти люди нашли свое место в жизни. Они знали, кого из себя представляют.
«А кто я?»
Бывший раб, ставший джедаем, который предал Орден, помогая уничижить его, сравнять с землей. Ситх, который предал своего учителя, помогая возглавить Восстание. Ситх, который не может вернуться к свету… Да и Тьмы в нем уже оставалось маловато. Другой адепт Темной стороны, оказавшись на его месте, сейчас бы просто уничтожал всех, кто попадался на его глаза – но Энакину было плевать. Просто плевать… Он даже не завидовал этим счастливцам, которые даже не замечали серой фигуры, плывущей по коридорам. От души, от всего сердца он желал им не растерять своего счастья, как это произошло с ним самим.
«Кто я?»
После того сражения в доках Корусанта Энакин ни разу не чувствовал дыхания Тьмы. Но и Света тоже… Медленно, однако точным, проторенным курсом он скатывался в серединку. Глупую, никчемную середину, становясь «серым».
Тьма не может победить Тьму.
Но Тьмы в нем больше не было. Сможет ли победить Сидиуса «серый» адепт Силы? Вряд ли. Для того, чтобы уничтожить мастера, нужна определенная сторона, отшлифованная до идеала… Сможет ли он, оказавшись лицом к лицу с мастером, вновь хоть что-то почувствовать? Спокойствие или гнев?
Ответов не было. Одни глупые, никчемные вопросы… Никто не знает, кто и когда сможет разъяснить их. Да и вообще, смогут ли?
На заднем фоне что-то холодно, механически пискнуло. Медленно, будто робот, доставая комм, Энакин кинул короткий взгляд на экран, уже зная, что именно ему пришло. Очередное сообщение от Мотмы… Очередное бесполезное собрание, на котором они попытаются решить, где следует искать Палпатина. После Корусанта ситх будто в бездну канул – ни одного следа, ни одной зацепки… Он просто растворился, исчезая, будто черная кошка в черной комнате.
Впрочем, не обязательно исчезать черный на черном, можно легко пропасть и находясь в гуще Света или Тьмы, как сделал Йода. Великий магистр был гениален… Он верил в Скайуокера, однако, зря. Если его сломала ненависть жены, что может случиться дальше с этим «великим» Избранным?
Мрачными, грузными шагами, будто выбивая пыль из пола, на котором ее даже не могло быть, Энакин развернулся на сто восемьдесят градусов, направляясь к кабинету Мотмы. Путь лежал в тот самый отсек, где лежала его жена… Вернее, уже не его. С тех пор, как она попала в лапы Сидиуса, «его» Падме исчезла, заменяясь изуродованной, искалеченной копией. Добро сменилось на ненависть, доверие – на страх. Она не верила никому. Даже когда Амидале предложили увидеть детей, она не сдвинулась с места, опасаясь ловушек… Со временем паранойя уйдет. Со временем та женщина, которую он любит, вернется, но никогда не возвратится ее память. Возможно, она даже найдет себе другого мужа… Родит других детей.
От одной мысли о таком по сердцу резануло будто острым кинжалом. Если бы этот удар имел материальную силу, то Скайуокер просто упал бы на пол, обливаясь кровью от смертельной раны… Но вся прелесть психологической боли в том, что она не влияет на тело. Она просто мучает тебя, с каждым часом въедаясь в разум все больше и больше… И никогда, ни под каким предлогом не исчезает.
Из последних сил Энакин попытался отгородиться от чувств Падме, нахлынувших на него, едва открылась дверь в привилегированные отсеки, однако, эта попытка была абсолютно бесполезной, как и все другие. Будто прорвав хрупкую плотину, чужие эмоции хлынули на него потоком, заставляя вздрогнуть.
Собирая все силы в кулак, Энакин сделал еще несколько шагов, одним нажатием открывая проход в покои Мотмы. Лишь оказавшись в компании старых добрых сенаторов, он сумел отрешиться от чувств жены, расползающихся по всему отсеку, будто яд…
– Адмирал, – коротко кивнула Мотма, приветствуя Скайуокера.
После того, как Падме оказалась на корабле, он перестал опаздывать на собрания. Скайуокер стал тем самым образцовым служакой, которого Мон так хотела, однако, сейчас этот факт мало радовал. Вместе с исчезновением былого Скайуокера исчез и его вездесущий авантюризм, делавший из парня идеального… соратника? Тактика?
Он больше ни разу не предлагал ни одного гениального плана, ни разу не просил рисковать… Такое впечатление, что Скайуокер жил на автопилоте, будто робот.
– Ну что ж, можем начинать, – изящно покачав головой, проговорила она, пытаясь избавиться от дурных мыслей. – Информационный отдел немного продвинулся. Мы напали на след Палпатина, однако, ведет он в несколько разных систем и концов галактики. Нас просто водят за нос, дразнят…
На мгновение Мон прервалась, складывая невзрачные мысли в слова.
– Догадок много, однако, у нас нет ни одного намека на правильный ответ, – поджала губы она, кидая короткий взгляд на Энакина. – Может быть, догадки есть у вас, адмирал? Вы дважды просчитали Палпатина, а значит…
«А значит должен просчитать и третий».
Как же о нем хорошо думали… Идеальный инструмент для достижения чужих целей.
Энакин слабо улыбнулся, качая головой.
– Я не могу обнаружить его в Силе, несмотря на то, что Палпатин – самый сильный Темный адепт в галактике на данный момент, – холодно проговорил он, признавая очевидное. – Это все равно, что искать черную кошку в черной комнате.
Все равно что искать крохотную частичку света в облаке тьмы… Помнится, даже находясь едва ли не у порога Йоды, он не мог различить его присутствия.
Мысль возникла спонтанно, приходя, будто бы из ниоткуда.
Исчезновение Палпатина можно было объяснить лишь одним образом… Теперь он осторожничал. Единожды недооценив своего ученика, Палпатин ни за что бы не улетел на планету, где его могли найти при помощи Силы… Но он даже подумать не мог, что Энакин знает, о том, что искру Тьмы можно укрыть в огромном пространстве Света, и наоборот.
– Нужно найти планету… Планету, на которой сильна Светлая сторона, – едва слышно пробормотал он, сам не замечая, что прерывает очередную речь Мотмы.
Приподняв брови, она перевела любопытный взгляд на Скайуокера. Неужели адмирал вновь просчитал Сидиуса? Надежда тихо расправляла крылья, заставляя сжать пальцы в кулак, не показывая своей реакции.
– Я не мог найти Йоду, буквально находясь под его носом. Тьма Дагобы прикрывала его, будто покрывалом, – медленно, вдумчиво протянул Энакин. – Палпатин один раз уже недостаточно хорошо прикрыл свои следы, пытаясь заманить меня в ловушку. Теперь он не допустит еще одной ошибки. Сидиус наверняка решил прикрыться при помощи планеты. Только такая Сила способна закрыть его присутствие.
Шаддай, нахмурившись, выступила вперед.
– То есть вы предлагаете обыскать наиболее мощные планеты-проводники Света? – недоверчиво переспросила она.
Одним движением вытаскивая датапад, он аккуратно скопировал файл с последними данными о возможном местонахождении Сидиуса с устройства Мон.
Один щелчок… Совместить с картой галактики.
Картинка вышла странной, даже очень странной. Ниточки возможных путей расползались прочь из ядра, к самым краям галактики.
«Правда всегда скрыта в глубине».
Было ли это истинной догадкой?
Ашла… Спутник Тайтона, олицетворяющий Свет. Эта маленькая, хрупкая планета как раз обладала огромной аурой Светлой Стороны, даже больше, чем Дагоба – темной. Всего несколько месяцев назад, до приказа шестьдесят шесть, она была реликвией джедаев, но теперь… Теперь джедаев практически не осталось. Они рассеялись во Внешнем Кольце… Никто бы не осмелился сидеть на Ашле, только Палпатин был способен на такое. Прятаться у врага под носом…
– Хочешь что-то прятать – прячь на виду, – выводя изображение Ядра на проектор, проговорил Энакин. – Он там… Он должен быть там.
Едва слышно постукивая ногтем по столу, Мон подошла ближе, всматриваясь в изображение.
– Вы считаете, что он полетел в Ядро? Но…
– Сидиус знал, что мы будем искать его во Внешнем кольце… Именно для этого и был оставлен ложный след, – на полуслове оборвал ее Энакин. – Он даже не догадывался о том, что нам известно, как можно спрятать от самой Силы сильного адепта…
Фраза оборвалась на полуслове. Больше нечего было говорить… Все и так ясно. Решающая битва была близка, как никогда. Вопреки ожиданиям, это не вызывало никаких эмоций кроме хрупкой, почти призрачной радости.
Совсем скоро это закончится. Осталось чуть-чуть… И война подойдет к концу.
– Когда я могу лететь? – едва слышно спросил Энакин, с головой уходя в свои мысли.
Мон на мгновение отвернулась, кидая взгляд на Поткин, будто спрашивая ее о чем-то. Та кивнула. Постепенно до Энакина дошло, что Мотма только что пригласила группу Шаддай участвовать в уничтожении, охоте на Императора.
– Отправляетесь завтра в девять. Собрание окончено, – не дожидаясь протестов, проговорила она, выходя из комнаты.
Окружив Мон плотным кольцом, вслед за ней устремились сенаторы… Даже Шаддай, которая еще неделю назад, мягко говоря, не переваривала Мотму, тоже устремилась за ней. Скайуокер остался в кабинете один, до белизны в пальцах сжимая датапад, будто решая что-то.
Прошла минута, прежде чем молча, ничего не говоря, Энакин решительно вышел из кабинета, вновь окунаясь в океан боли жены, которая была так близко… На этот раз ее ощущения были другими. Вместо острого кинжала эмоции пронзили сердце длинным шипом.
Падме спала, а значит, ее чувства не были так ядовиты. Она спала… и плакала во сне, распространяя вокруг себя огромное, будто лайнер, облако боли и настоящего, неподдельного горя. Только во сне ангел чувствовала потерю. Ее душа, воспоминания которой невозможно было подделать, горевала от утраты любимого, но утром, когда она проснется, мозг забудет обо всем, возвращая ее в исходное состояние.
Повинуясь странному, необъяснимому порыву, Энакин неслышно приоткрыл дверь, делая несколько шагов в полумрак освященной лишь светом звезд комнаты. Она спала, как и в первую ночь на этом лайнере, под светом звезд…
В сердце что-то защемило. Еще пара почти неслышных шагов по ковру. Нужно было попрощаться, прежде чем улетать. Возможно, он больше никогда не сможет вновь увидеть ее…
Делая глубокий вдох, Энакин опустился на край кровати, вглядываясь в освещенные голубоватым сиянием черты лица.
Такие знакомые… Теперь это уже был не живой скелет, обтянутый кожей. Падме вернулась в норму… Но лишь физически. Сейчас, когда она спала, он был готов поверить, что она здорова и душевно. Такая знакомая… Такая родная.
Как же хотелось думать, что он вернется, и все будет как прежде.
Жаль, что жизнь так распорядилась их судьбами. Жаль, что ничего нельзя исправить. Сейчас он уходил в огонь, уходил, чтобы загореться в последний раз, а затем окончательно уйти, превращаясь в пепел…
В груди что-то пронзительно застонало.
Медленно, будто боясь спугнуть, Энакин дотронулся пальцами до ее лба, посылая ту любовь, что вытаскивала жену с того света, от края пропасти в камере. Тогда Падме не отвергала ее… Она просто не знала, что это исходит от него, и лишь поэтому принимала эту помощь.
Закрыв глаза, он растворился в Силе, пытаясь соединиться, войти в ее разум… Только во сне, только можно было сказать Падме последние слова перед тем, как уйти.
От любви все разрывало на части. Казалось, что каждая клеточка тела наполнена лишь ею… Безумно, до боли внутри хотелось отдать Падме все то, что он чувствовал. Те искры нежности, тот безумный, жаркий огонь… Стремление защитить.
Перед глазами встали старые, запыленные временем картинки.
Набу. Озерный край… Яркая, зеленая трава, и руки, соединенные в нежном жесте. То место, где любовь лишь зарождалась…
Первый поцелуй у жаркого камина, отдающий сладостью.
Объятия на Джеонозисе. Тогда оба знали, что совсем скоро умрут. Это открыло врата к правде, к тому, в чем они никогда бы не признались друг другу.
Свадьба… Механическая рука, нежно обхватывающая плоть и кровь. Тогда даже не верилось, что этот ангел теперь принадлежит ему. Ни разу Энакин не испытывал подобного счастья… Ни разу.
Короткие, однако, полные любви слова «я беременна».
Сколько же всего обещала жизнь, не пойди все наперекосяк… Долгие дни, полные счастья, двое малышей. Тогда казалось, что солнце будет светить всегда, но на деле это оказалось ложью.
Прикрыв глаза, Энакин растворился в ярком ощущении, пробираясь сквозь мглу, пытаясь найти единственный осколок сознания Падме, который помнил… Но его не было. Была лишь та изуродованная копия, созданная Палпатином, но даже она ушла куда-то далеко, будто пытаясь скрыться от чувств и слов.
«Я знаю, тебе будет легче, если я исчезну, не вернусь с Ашлы. Прости, ангел… Я подвел тебя. Предал, обменяв на Восстание» …
Горькая, будто тонна дегтя, искра раскаяния. Она не портила то сладкое ощущение, что перетекало в тело жены, вовсе нет… Оно лишь дополняло его, создавая идеальную картину.
«Я ошибся. И я заплачу за это».
Не счесть было ошибок, которое он совершил. Казалось, что вся жизнь – одна сплошная, большая ошибка… Предательство джедаев до сих пор отдавалось в будущем долгим эхом. Он сам расчистил путь к славе такому монстру, как Палпатин… Но это еще можно было исправить, пусть и своей кровью.
«Лишь одно в моей жизни не было ошибкой. Я никогда не ошибался, полюбив тебя».
В последний раз кидая взгляд на знакомые черты лица, легким жестом он очертил линию щеки, а затем резко, будто заставляя себя уйти, поднялся на ноги.
«Прощай».
Недосказанные слова замерли на языке, стремясь вырваться наружу, однако… Они были не нужны. Он уже сказал все, что мог, своими чувствами.
Длинные, полные слепящего света коридоры сменились доками. Молча, ничего никому не говоря, Энакин сел за штурвал маленького истребителя. Диспетчер даже не спросил, куда собирается адмирал, а лишь покорно открыл ему проход в космос.
Маленький кораблик быстро, всего за несколько секунд растворился в бархатной дали, усеянной огоньками звезд… Теперь уже никому не под силу остановить адмирала, решившего в одиночку искупать грехи прошлого.
«Я не могу исправлять свои ошибки за счет чужих жизней. Это только моя битва… И ничья больше».
========== Глава 31 ==========
VNV Nation – Illusion
Position Music – Abandoned Freedom
Audiomachine – The Price of Liberty
_________________
Когда ты уходишь туда, откуда не будет возврата – не оглядывайся. С прошлым, которого не вернуть, нужно расставаться именно так, иначе соблазн вернуться назад слишком, даже чересчур велик. Глупой надежде, которая до последнего пытается возжечь в нас огонь, всегда будет казаться, что еще не все потеряно… Даже увидев мечту мертвой, разбитой вдребезги, человек все равно будет надеяться на ее возвращение.
Не кидая прощального взгляда на борт «Дома-1», светящегося миллионами крошечных, будто искорки, огней, Энакин все равно видел его. Сила всегда пребывала с ним… И отрешиться от нее было невозможно. Он просто не мог не оглядываться на прошлое, которое безвозвратно исчезало за спиной. Великая исправно поставляла в разум картинки, сотканные из ощущений. Избавиться от них было невозможно… Будто яд, они впивались под кожу, вместе с кровью вливаясь в сердце.
«Я обещаю… Ты будешь счастлива».
Совсем скоро Падме избавится от всех своих кошмаров. Совсем скоро в галактику вернется Республика, а Палпатин падет, умирая вместе со своим учеником. Все ошибки нельзя было уничтожить… За них можно было лишь заплатить своеобразную цену, которой являлась собственная жизнь.
Совсем скоро в последней, смертельной битве схлестнутся два клинка, которые еще несколько недель назад были вынужденными союзниками. Алый найдет на алый… Хорошо, что он уничтожил свой первый меч после Мустафара. Тот, кто всегда был с ним, а затем уничтожил огромное количество своих же друзей не станет сопровождать Скайуокера в последний путь.
Холодный, равнодушный свет звезд слился в полосы, чтобы через долю секунды исчезнуть, оставляя за собой непроглядную черноту. Это была картина его жизни – тогда, в кабинете Палпатина, после смерти Винду в нем точно так же исчезла последняя искорка Света, превращаясь в густую Тьму. Но будет ли за ней возвращение к истоку? Сможет ли Энакин, увидев перед собой врага, не возвращаться к ситхскому прошлому, наполненному ненавистью?
Тьма не сможет победить саму себя. Она может лишь раствориться в ней… Смешаешь черный с черным – не получишь никакого эффекта.
Сердце запнулось.
Энакин Скайуокер еще не был Светом, и вряд ли когда-нибудь станет им вновь. Но сможет ли серый пользователь Силы уничтожить одного из сильнейших форсъюзеров галактики?
Ответ на этот вопрос могло дать лишь время.
Все внутри замирало, заполненное странным, сладким ощущением. Любовь струилась по жилам, заставляя отойти еще на несколько шагов назад от пропасти… Та окончательно исчезала во мгле. Вопреки ожиданиям, «Дом-1» не был очередной изощренной тюрьмой, которую ей подготовил Вейдер. Его она не видела с тех самых пор, как ударила той ночью – ситх исчез, растворяясь в ночи, однако, по-прежнему находился слишком близко, заставляя дрожать каждую клеточку тела. Иногда, когда Падме чувствовала, что он находится совсем близко, ее просто колотило, до дрожи в зубах, до истерики… А друзья только подливали масла в огонь. Впрочем, если сначала любое напоминание о «муже» вызывало болезненный, сковывающий ужас, затем выливающийся в панику, то теперь… Теперь Падме просто пыталась объяснить свою точку зрения, однако, никто ее даже не слушал, убеждая в обратном.
Казалось, она единственный человек на борту, который понимает, что к чему… Но по прошествии несколько дней даже стремление доказать всем свою правоту сошло на нет. От физической боли, которую Амидала испытывала в казематах Сидиуса, не осталось и следа… А вот душевная по-прежнему выворачивала все внутренности, изо дня в день она разрывая душу и сердце на маленькие кусочки. Казалось, что Падме потеряла что-то важное, частичку самой себя, которую невозможно было заменить. Она тянулась к свету звезд, будто надеясь, что они раскроют ей тайны, которое таило сердце, но они лишь холодно и величественно сверкали, заполняя своим светом спальню.
Наплевав на все воспитание и кусая ногти, Падме пришла к одному простому выводу. В казематах Сидиуса с ней что-то произошло. Какая-то часть души была безвозвратно утеряна, и теперь, не находя ее, все существо молило вернуть утерянное. О том, что именно это было, Амидала старалась даже не думать, догадываясь, что ответ ей не понравится.
Сворачиваясь в комочек, она легла на кровать, вновь разглядывая огни за иллюминатором. Волнами, которые скоро обещали прилив, на нее накидывалась сонливость… Она поглощала, заставляя глаза слипаться, но Амидала держалась из последних сил, краем сознания вновь чувствуя присутствие Вейдера. Он был совсем близко… И от этого ощущения с ней происходило что-то странное. Тело дрожало, разум охватывал панический страх. На глаза сами собой наворачивались слезы, но странным, сошедшим с ума краешком души ей хотелось, чтобы он оказался ближе, вошел в эту комнату…
Накрываясь с головой покрывалом, Падме закрыла глаза, пытаясь понять, разобраться в том, что испытывала.
Еще несколько дней назад ей казалось, что камера выжгла все эмоции, все чувства к тому монстру, которым являлся ее муж. Разум осознал всю степень глупости этого губительного пристрастия. Он предал ее. Использовал… Однако, что-то внутри все равно не хотело уходить от прошлого. Картинки, что она видела в камере, с каждым днем все больше выцветали под воздействием боли, растущей внутри. Лишь одна оставалась четкой, как никогда, каждый день приходя во сне.
Смерть, наполняющая Храм. Детские крики… Убийство, которое совершал Вейдер таким знакомым голубым лезвием.
Закусив губу едва ли не до крови, Падме закрыла глаза, пытаясь отпустить воспоминания. Сон был целительным… Только в нем она не чувствовала той боли, что каждую секунду преследовала каждую клеточку измученной донельзя души, только в нем к ней приходил тот, кто спасал от падения в пропасть. Как жаль, что визиты незваного гостя, оставляющего за собой любовь были так редки. Последний раз Амидала чувствовала его в камере, перед тем, как попасть сюда…
Медленно, даже не замечая самого факта, она провалилась в сон, растворяясь в окружающей мгле.
Каждую ночь Падме снился один и тот же сон. Он был одинаковым до невозможности, повторяясь снова и снова…
Непроглядная мгла, окружающая все пространство вокруг. В ней не было видно даже своей руки, ничего, из того, что было рядом. Лишь когда она подходила к очередному дереву, едва не врезаясь в него, тонкий, почти незаметный силуэт выплывал из тьмы…
Туман был наполнен болью, приправленной щедрой долей Темной Стороны. Просыпаясь каждую ночь в этом диком месте, Падме знала, что должна идти вперед, минуя листву и острые еловые иглы под ногами, режущие кожу… В конце пути было то, что она потеряла и так страстно желала вернуть. Из ночи в ночь Амидала шагала сквозь лес, затянутый непроглядным туманом, однако, так и не приближалась к разгадке ни на шаг. Стоило открыть глаза, как любые воспоминания о видении исчезали, будто их и не было, однако, во сне они вновь возвращались, давя на плечи колоссальным грузом.
Сегодня что-то изменилось. Мгла была еще темнее, еще гуще… В ней была собрана вся Тьма, которой так боялась Амидала, но даже не это пугало ее, выворачивая все внутренности. Боль, страшная, как будто она потеряла все, что имела, глухо, волнами накатывалась на разум, будто бы хороня ее заживо. Будучи не в силах справиться с рыданиями, она упала на острые еловые иглы, устилающие землю. Сердце сжалось, будто отказываясь гнать кровь по венам.
Отсюда не было выхода… С каждым днем сон только становился кошмарнее. Под кожу пробирался странный, потусторонний холодок, прогоняя по телу волну мурашек. Из глаз сами собой потекли слезы, застилая окружающий мир сплошной пеленой.
«Что я потеряла? Что я могла потерять?»
Ответа на столь простой вопрос не было. Лишь сердце разрывалось на кусочки от невыносимой боли… Казалось, что она рассталась с какой-то частью своей души, которую уже нельзя вернуть ни при каком раскладе. Перебирая пальцами пожухлые иголки, Падме просто рыдала, захлебываясь непонятным горем. Эта боль была похожа на утрату самого дорого, что только могло быть в жизни. Так чувствуешь себя, когда теряешь ребенка, мать, или человека, без которого не мыслил жизни…
С каждым вздохом становилось только тяжелее. Массивная, будто могильная плита давила на грудь немыслимым грузом, будто желая отправить ее в мир иной. Даже в камере, пытаясь прогнать от себя те воспоминания, показанные Палпатином, Падме не чувствовала себя более несчастной.
«Самый жуткий час – перед рассветом», – вспомнились ей слова матери.
Но разве это была правда? Последний месяц ее жизни сам по себе был самым жутким в жизни. И чем дальше, тем больше боли…
Все тело дрожало, будто от абсолютного холода. Падме казалось, что ее сердце сейчас разорвется на мелкие, кровавые тряпочки, не выдержав такой боли…
«Что я потеряла?! Что?» …
Захлебываясь в слезах, она начала задыхаться. Казалось, тело просто не выдержит такого испытания…
Внезапно, будто подарок из рая, вместо боли на нее обрушилась другая противоположность. Теперь каждая клеточка плавилась от всепоглощающей любви. Ни разу в жизни Падме не чувствовала такой силы, даже когда спала в камере Сидиуса. С ней будто прощались… На губах после очередного судорожного вдоха остался вкус горечи.
«Я люблю тебя».
Резко, будто робот, Падме открыла глаза, всматриваясь в окружающий ее туман. Сердце разрывалось на кусочки… Пожалуй, даже не скажешь, что хуже – боль или абсолютная, полнейшая любовь. Что от той, что от другой, она будто бы умирала, сгорая заживо…
«Кто ты?!»
Вопрос безмолвно повис в воздухе, теряясь в окружающей ее мгле. Медленно, будто нарочно желая оттянуть миг прощания, нежность исчезала, вновь оставляя ее в мире странной, неестественной боли. Не желая прощаться с таинственным гостем, Падме бросилась вперед, обдирая ноги в кровь об иглы.
Она не обращала внимания на голоса в тумане, не обращала внимания на вернувшуюся боль, которая разрывала пополам… Все существование сосредоточилось на одной простой цели. Она должна, обязана найти этого человека. Он тоже умирал, тоже мучился, как и Амидала, однако, пытался помочь, справиться с болью.
Губы что-то шептали, однако, в тумане не разносилось ни звука. Вокруг была лишь тишина, давящая, безмолвная тишина, нарушаемая лишь шорохом сбитого дыхания. Ноги болели, будто в них вонзили тысячи кинжалов, однако, Падме продолжала бежать.
В конце пути то, что она потеряла, то, без чего не будет жизни. Во что бы то ни стало, нужно найти пропажу, иначе…. Иначе смертный приговор будет подписан не только ей.
Медленно, будто нарочно оттягивая прибытие на Ашлу, Скайуокер облетел планету, осматривая ее в Силе. Та светилась, будто яркая сверхновая звезда, наполненная Светом от края до края… Разве можно было здесь искать Тьму? Скайуокер понял, что никогда бы не догадался о том, что Палпатин может находиться здесь, если бы не пример Йоды.
Йода…
Магистр верил в него, считая, что Избранный сможет вернуться к Свету даже после всего, что натворил. Но разве можно вновь почувствовать Свет, когда ты полностью выжжен? Когда ты готов умереть, чтобы исправить то, что сотворил? Чтобы принести облегчение любимой, которую сломали, уничтожили до основания только потому, что она была ЕГО любимой?!
Мысли не приносили злобы. Как ни странно, даже думая о всех своих ошибках, Скайуокер не чувствовал ни одной искры гнева, ни одного языка пламени, стремящегося сжечь все вокруг. Он чувствовал себя, как фарфоровая кукла, что не имеет никакого права на жизнь.
