Текст книги "Подарок судьбы (СИ)"

Автор книги: Alenkamalish

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Впрочем, все это может быть и следствием его собственного сумасшествия. Поговорить с Ребеккой Майклсон так и не решается.

Дни идут своим чередом. Работа в офисе кипит, суля проекту бешеный успех, переговоры с банками проходят на отлично, и Элайджа знает, что должен радоваться, ведь это именно то, к чему он стремился всю жизнь, но вместо прогнозов ожидаемой прибыли, его мысли занимает лишь то, что Глория еще ни разу не оставалась у них на ночь. Они с Клаусом еще не были близки, и Элайджа почти ненавидит себя за облегчение, которое он испытывает всякий раз, когда блондинка уходит домой после ужина, отмахиваясь от предложения жениха ее проводить. Он знает, что это ничего не значит, знает, что рано или поздно Глория ляжет в постель другого, но пока это не произошло, нелепые надежды все еще тревожат его сердце.

Майклсон топит их в бурбоне, вырывает из сердца с корнем, без остатка. Он знает, что ничего уже не изменить.

Он не видит, как глаза Глории наполняются слезами всякий раз, когда он просто уходит, никак не реагируя на ее провокации. Погруженный в собственные терзания он не замечает того, что больно от этой игры не только ему одному.

С каждым днем Глория все меньше верит с успех собственного предприятия. Вызвать чувства у Элайджи у нее получается еще в день, когда они с Клаусом объявили о помолвке, но заставить его признать их оказывается куда сложнее – у старшего Майклсона слишком большой опыт в игнорировании собственных интересов, когда речь идет о семье. Очень скоро блондинка понимает, что единственное, к чему приводит ее игра – боль, что плещется в темных глазах, и даже то, что вместе с ней Глория видит и ревность, ощущать злорадство становиться все сложнее.

Потому что она любит того, кого заставляет страдать, и удовольствием здесь даже и не пахнет. В отличие от упрямого Майклсона с маниакальной склонностью к самопожертвованию Глория признает свои чувства, как и то, что бороться за них дальше просто бессмысленно. Элайджа сделал свой выбор.

Ей нужно сделать свой. И Глория знает, какой. Но вместо этого, выпив в компании Ребекки на пару бокалов вина больше чем обычно, она, игнорируя Клауса, идет в библиотеку, чтобы вновь увидеть того, ради которого она затеяла все это бессмысленное представление. Глория знает, что должна уступить, признать поражение, уйти. Но она – Спенсор. И тонкая ладонь ложится на массивную ручку, решительно поворачивая ее направо.

Элайджа стоит у камина, изучая в свете отблеском огня содержимое своего бокала, и даже не сразу замечает ее присутствие, позволяя Глории несколько секунд полюбоваться его мужественным профилем, прежде чем уютную тишину библиотеки нарушает ее насмешливый голос, от которого Майклсон невольно вздрагивает, заметно напрягаясь.

– Элайджа, у меня дружеская просьба. Ты мне поможешь?

Он резко разворачивается в ее сторону, и Глории стоит больших трудов удержать на лице прежнюю безмятежную улыбку, когда она встречается с его потемневшими глазами, буря эмоций в которых совсем не соответствует ледяной маске на его красивом лице, которая появляется всего секунду спустя. Элайджа быстро берет себя в руки.

– Конечно. В чем вопрос? – холодновато спрашивает он, и блондинка чувствует, как ее накрывает волна злости от того безразличия, которое отражается в его взгляде. Как же ее бесит эта статуя!

– Клаус, – хрипло тянет она в ответ, щуря голубые глаза, – помоги мне с ним, вы же делитесь разными деталями? Ну… как мальчики?

– Ты о чем? – вопросительно сводит брови Элайджа, но хватает секунды для того, чтобы понимание настигло его, не оставляя от прежней ледяной маски камня на камне.

– Я сегодня останусь в вашем доме, – продолжает Глория, наслаждаясь произведенным эффектом, – на ночь. Расскажи, что он любит, хочу его удивить. Еще я не могу определиться с бельем.

– Зачем ты это делаешь? – глухо отзывается Элайджа, все еще пытаясь совладать с собой. Безрезультатно.

– Что делаю? – невинно хлопает глазками блондинка, – ты же сам желал нам с Ником счастья, поверь, сегодня он будет очень счастлив. Мы постараемся не сильно шуметь. Клаус же положительно относится к оральным ласкам? Теперь о белье…

– Достаточно.

Голос Майклсона едва слышен от ярости, и на его лице читается явное желание убивать, когда он делает шаг в сторону девушки, дыхание которой тут же сбивается от его близости.

– Чего ты добиваешься, Глория? – хрипло выговаривает он, когда оказывается совсем близко.

– Думаю, ты понимаешь, – отзывается та, прикусывая губу, – у тебя много недостатков, но глупость явно не входит в их число. Но я уже поняла, что проиграла. Ты меня не любишь.

Элайджа ничего ей не отвечает, и Глория, чувствуя, как глаза наполняются слезами, резко разворачивается к двери, не желая показать ему свою боль, но прежде чем она успевает сделать хоть шаг, Майклсон грубо возвращает ее на место, до боли стискивая ладонями тонкими плечи.

– Ты никогда не проигрываешь, – говорит он.

И целует ее.

========== Часть 19 ==========

Они целуются до тех пор, пока воздух не заканчивается в легких, но даже тогда Элайджа не торопиться выпускать Глорию из своих объятий, все сильнее прижимая к себе, словно пытаясь ею надышаться, поцелуем залечить свое израненное сердце, и то, что она отвечает на поцелуй, уступая его напору, разжигает кровь лишь сильнее, окончательно лишая разума. Их общее сумасшествие, которому наплевать на доводы разума все длится и длится, пока перед глазами Элайджи не встает лицо брата.

Совладать с собой стоит Майклсону очень больших усилий. Он отводит от Глории руки, отступая на шаг, пока та смотрит на него совершенно затуманенными глазами, делая все только тяжелее. Непонимание в ее взгляде сбивает с толку, и Элайджа медленно качает головой, словно пытаясь объяснить то, что и так ясно.

– Это неправильно, – наконец глухо произносит он, – ты и Клаус…

– …разыграли тебя, – неожиданно продолжает его предложение Глория, и Майклсон застывает, не веря собственным ушам. Происходящее кажется ему нелепой шуткой, но миг спустя, когда губы блондинки растягиваются в немного виноватой улыбке, он понимает, как ошибается.

И уж точно, Элайдже совсем не до смеха, когда Глория продолжает, невинно прикусив губу:

– Это была моя идея, Клаус просто подыграл. Я обещала помочь ему с Камиллой. Ты ведь не злишься? Прости, любимый.

В библиотеке воцаряется полная тишина, и веселье в голубых глазах медленно сменяется напряжением, когда Элайджа буравит лицо Глории тяжелым взглядом, прочитать по которому его эмоции у нее никак не получается. В почерневших глазах их слишком много – ярость, ревность, желание, шок. Понять чего больше блондинке все сложнее, но ответ приходит сам, когда Майклсон, не говоря ни слова, отступает к двери, щелкая замком, а после возвращается к ней, медленно наступая, пока Глория не чувствует спиной стену.

Элайджа все еще хранит молчание, не прикасается к ней и пальцем, но блуждающий по девичьему лицу обжигающий взгляд говорит куда больше, чем любые слова. Глория прикусывает губу, стараясь выровнять сбившееся дыхание, и напряжение между ними достигает пика, когда Майклсон наконец начинает говорить, а она сама едва сдерживает улыбку.

Главное, что Элайджа не ушел. А уж как выпросить у него прощение она придумает. Впрочем, решение приходит само собой, когда Майклсон вновь окидывает блондинку горячим взглядом, в котором на этот раз пылает откровенное желание.

– Ты не просто меня обманула, ты подговорила моего брата. Ты заставила меня сходить с ума от ревности и чувства вины. Что мне с тобой делать?

Ожидая ответа, Элайджа склоняет голову, и Глория шумно выдыхает, с трудом оставаясь на месте.

– Накажи меня, – недвусмысленно шепчет она, и темные глаза превращаются в черные.

– Ты с упоением наблюдала, как я схожу с ума. Специально издевалась надо мной? – продолжает Майклсон свой допрос с пристрастием, но Глории совсем не страшно.

– Прости меня, любимый, – отзывается она почти виновато – озорная улыбка, что на миг растягивает ее губы, легко выдает истинные чувства.

– Со мной не стоит играть в подобные игры, – щурится Элайджа, на что блондинка только качает головой.

– Никаких игр, обещаю, – говорит она, и ее тонкие пальцы касаются выпирающей части брюк Майклсона, поглаживая через ткань каменный член.

Ее откровенное прикосновение, действует на Элайджу словно спуск затвора – он больше не думает, не подбирает слов, не ищет ответов, он делает. То, что хочет.

Шелковое платье трещит по швам, когда он стягивает его с тонких плеч, резко развернув Глорию к себе спиной. Молния рвется под его пальцами, но Майклсону совершенно плевать, он видит только бледную гладкую кожу, изящный изгиб спины, переходящий в тонкую талию, пока его взгляд не задерживается на округлых ягодицах.

Тонкие трусики совсем не скрывают девичьих прелестей, лишь подчеркивая их доступность, и Элайджа сам не понимает, как его рука с силой опускается на обнаженную попку, нанося первый удар. Глория вздрагивает, выгибая спину, и Майклсон не может оторвать глаз от алого следа на гладкой коже, оставленный его ладонью.

Ему хочется наказать ее. И он наказывает.

Глория не сопротивляется, покорно принимая каждый шлепок, и тихие вскрики, что слетают с ее губ, слишком похожи на стоны. Сдерживаться становится все сложнее. Нежная кожа пылает под его пальцами, горит от грубого натиска, но Элайдже этого мало. Его ладонь скользит ниже, очерчивая трусики, пока не оказывается между бедер. Он чувствует ее влагу, даже не прикасаясь к кружеву трусиков, и Глория шире разводит бедра, показывая ему, что готова, что жаждет почувствовать его именно там.

И Майклсон дает ей это. На то, чтобы стянуть промокшие трусики ему хватает нескольких секунд, и его ладонь тут же накрывает низ девичьего живота, откровенно касаясь набухших складок плоти. Глория выгибает спину, сильнее расставляя ноги, и Элайджа стискивает ее напряженный клитор, дразня ритмичными поглаживаниями.

– Пожалуйста, Элайджа, – едва слышно выдыхает она, подстраиваясь под ритм его пальцев, – прошу тебя…

– О чем? – хрипло выдыхает тот, не прекращая сладкой муки.

– Я больше не могу! Трахни меня!

Ее слова взрываются в его голове, и Майклсон притягивает Глорию к себе, так, что она чувствует ягодицами его напряженный член. Округлая попка приходит в движение, делая желание невыносимым, и Элайджа судорожно расстегивает брюки, подталкивая блондинку к небольшому дивану.

Глория облокачивается на кожаную спинку, шире разводя бедра, и смотрит на него из-за плеча. В голубых глазах плещется вожделение, а Майклсон не может оторвать взор от ее обнаженного тела – изгиба спины, точеной талии, раскрасневшихся ягодиц, и широко разведенных бедер, которые подрагивают от желания.

Элайджа помнит каждый изгиб ее тела еще сих прошлой ночи, и он знает, что через мгновение ему будет очень хорошо. Сгорающий от страсти, Майклсон приставляет головку члена к истекающему лону, придерживая Глорию за бедра. Толчок – и он входит до самого основания, отчего блондинка вскрикивает, судорожно вдыхая воздух.

– Все хорошо? – шепчет он, на миг замирая в ее тесном теле.

– Да, не останавливайся.

Будто бы он планировал это делать.

Элайджа подается вперед, раз за разом входя в блондинку, с каждым движением наращивая темп. Глория лишь подается ему навстречу, позволяя вести – она возбуждена так сильно, что почти сразу достигает пика, и Майклсон на мгновение останавливается, когда тесное лоно сильнее стискивает его плоть, и Глория бурно кончает, дрожа всем телом.

– Ты бог, как хорошо, – срывается с ее губ, а на лице Элайдже появляется дьявольская улыбка.

– Будет еще лучше, переворачивайся, – говорит он, покидая ее тело.

С мутными глазами и дрожащими ножками Глория выполняет просьбу любовника, и ее лодыжки оказываются на мужских плечах. В этот раз толчки Майклсона медленные, тягучие, он дает ей возможность прийти в себя, пьянея от ее взгляда, улыбки, страсти, что искажает красивое лицо.

Элайджа входит все глубже, давит большим пальцем на клитор, и Глория вновь задыхается от остроты ощущений. Она инстинктивно пытается отодвинуться, но крепкие руки не позволяют этого сделать. Одной рукой Майксон удерживает ее лодыжки, а другой хозяйничает меж ножек, пока библиотеку не наполняет ее крик, , а сам Элайджа не выскальзывает из пульсирующего лона, изливаясь на ее животик, который он промакивает собственной рубашкой, прежде чем опуститься на Глорию, накрывая своим телом.

На маленьком диване совсем не удобно, но они так и не размыкают объятий, наслаждаясь каждой секундой долгожданной близости, пока Глория не нарушает тишину.

– Элайджа, я отчасти понимаю, почему ты такой, какой ты есть, – тихо говорит она, заглядывая в его глаза, – но я не хочу, чтобы ты закрывался от меня, хочу, чтоб мы были близки не только телом, хочу чтобы ты был счастлив, по-настоящему, со мной.

– Так и будет, – отвечает Майклсон, – но если хочешь знать, чего хочу я, то это оказаться сейчас в собственной спальне. Не то, чтобы я против спонтанности, но сомневаюсь, что смогу теперь здесь работать.

Глория тихо смеется, качая головой, и совсем не сопротивляется, когда Майклсон подхватывает ее на руки и уносит в свою комнату. По счастью, на их пути никто не встречается.

========== Часть 20 ==========

Месяц спустя.

Глория входит в его жизнь легко, совершенно естественно, и Элайджа иногда ловит себя на мысли о том, что уже и не помнит как жил до встречи с ней. Впрочем, их отношения мало походят на сказочную идиллию – не такой характер у белокурой стервочки, но Майклсон и не думает жаловаться.

Их встречи в офисе сменяются ужинами, за которыми следуют горячие ночи, и Элайджа все чаще думает о том, что готов идти дальше. Отели, в которых они проводят время (Глория наотрез отказывается оставаться в доме Майклсонов) только способствуют этому, но в отличие от прошлых отношений Майклсону не хочется просто снять квартиру для встреч. Теперь ему нужно большее.

Он не говорит об этом Глории. Хотя они и стараются не афишировать отношения, все вокруг очень скоро узнают о том, что мисс Спенсор и мистера Майклсона связывает не только контракт на постройку буровых вышек. Глория ведет себя как ни в чем не бывало, ее, кажется, совсем не смущает подобное положение вещей, а вот Элайджу никак не хотят оставлять в покое призраки прошлого. Точнее то, как на это прошлое может отреагировать его возлюбленная.

И в этом вся загвоздка.

Майклсон знает, что не сможет постоянно скрывать от Глории то, что мучило его годами, да и она сама отнюдь не глупа. Вот только всякий раз, когда он почти решается, слова застывают на губах, и Элайджа вновь откладывает признание. Он просто боится, что она не поймет. Боится, что может потерять ее.

Время идет, приближается Рождество и в один из дней Глория нетерпящим возражения тоном сообщает Майклосону о том, что он вместе с семьей приглашен на праздник в дом Спесоров. Прежде чем Элайджа находит аргументы, чтобы возразить, блондинка целует его и все доводы вылетают у бизнесмена из головы. Он просто не может разочаровать ее. В очередной раз.

Элайджа соглашается, и ни о чем не подозревающая Глория радуется как ребенок, с упоением рассказывая о том, какие в их семье есть рождественские традиции. Майклсон только кивает, в очередной раз стараясь заглушить муки совести.

Он скажет ей. Обязательно скажет. Но не сейчас, когда Глория словно ребенок радуется наступающему празднику. Он не хочет разрушать ее сказку.

Погруженный в собственные переживания Элайджа не знает, что подобные мысли терзают не его одного. Впрочем, он особенно не удивляется, когда в один из вечеров слышит от Клауса, который начал встречаться с Камиллой вопрос, что мучает его самого уже слишком долгое время.

– Ты когда-то думал о том, что нужно рассказать Глории наш семейный секрет?

Клаус опускается на диван рядом с братом, протягивая ему наполненный бурбоном рокс.

– Когда-то? – усмехается Элайджа, – Я думаю об этом постоянно. Хочу рассказать, но не знаю как это сделать. Я боюсь ее реакции, боюсь ее потерять.

– Как я тебя понимаю, – качает головой Клаус, прикрыв глаза, – сегодня Ками спросила, что такого страшного случилось в моем детстве? Похоже, она действительно хороший психолог. Сколько времени пройдет прежде, чем она догадается?

Братья смотрят друг на друга в полной тишине, которая нарушается лишь потрескиванием дров в камине, и Элайджа не находит слов, чтобы ответить. Раньше ему казалось, что тайна прошлого может изменить лишь его жизнь, но теперь Майклсон понимает, что на кону не только его чувства. Камилла, как и ее кузина, заслуживает знать правду.

– Им нужно все рассказать, – наконец говорит Элайджа, опуская на придиванный столик пустой бокал, – они должны знать правду.

– Вы что совсем спятили? Два влюбленных идиота!

Ребекка, словно ниоткуда появляющаяся в гостиной похода на настоящую фурию – в глазах блондинки плещется страх, злость и отчаянье, совсем как тогда, десять лет назад, когда она не дала Элайдже вызвать копов. У каждого из них свои детские страхи. И Ребекка готова стоять до конца.

– Мы поклялись друг другу сохранить нашу тайну, – твердо произносит она, переводя напряженный взгляд с одного брата на другого, – или тебе, Элайджа, захотелось сменить дорогой костюм на тюремную робу? А ты, жертва психоанализа, расскажи своей подружке, что тебя бил отец. Если откроется то, что случилось, мы все пострадаем, не смейте в одиночку принимать подобное решение!

– Ребекка, пойми, нельзя строить отношения на лжи, – устало отзывается Элайджа, качая головой, – я не могу так поступить. Это неправильно. Как ты не понимаешь…

– Не понимаю? – перебивает его та, щуря голубые глаза, – ты думаешь, я ничего не вижу? Тебе перестали сниться кошмары, и я благодарна Глории за это. Но ни она, ни Ками не примут наш поступок. Они выросли в семьях, где родители любят своих детей, где дети отвечают им взаимностью и уважением. А мы взорвали дом с телами мамы и папы. Они вас возненавидят, будут бояться. Вы этого хотите? Тогда вперед!

Последние слова Ребекка почти выкрикивает, борясь с истерикой, и слезы проделывают блестящие дорожки на ее пылающих щеках. Не сговариваясь, Элайджа и Клаус оказываются рядом, обнимают, стараясь утешить.

– Ну-ну, Бекс перестань, – шепчет Клаус, гладя сестру по белокурым волосам, – все наладится.

Но на Ребекку совсем не действуют ни его тон, ни успокаивающие слова.

– Ничего не наладится, – выдыхает она, отстраняясь от братьев, – мы совершили тот поступок вместе и вместе мы должны решать, кому открывать наш секрет, а кому нет. Я не хочу вас терять! Пусть ваши дамочки нарожают вам детей, потом у вас появятся внуки, и только тогда, на старости лет, вы можете рассказать им нашу тайну, если маразм к тому времени не решит эту проблему вместо вас, договорились?

Ребекка выжидающе смотрит на них, скользя тяжелым взглядом по растерянным лицам. Клаус сдается первым. Он нехотя кивает, признавая ее правоту, на что блондинка отвечает короткой улыбкой, а вот Элайджа сдержанно молчит, так и соглашаясь с доводами сестры, и она меняет тактику.

– Я не хочу ссориться, дорогой, – мягко говорит Ребекка, не сводя с брата полного сочувствия взгляда, – и я понимаю тебя, но ты ошибаешься, думая, что откровенность пойдет на пользу твоим отношениям. Спенсоры пригласили нас на Рождество, и, увидев их семейные отношения изнутри, ты поймешь, что я права, Элайджа.

Не дожидаясь ответа она уходит, а братья, не сговариваясь, тянутся к бурбону. В озаряемой огненными всполохами гостиной не звучит больше ни слова.

========== Часть 21 ==========

После разговора с Ребеккой проходит несколько дней, Рождество все ближе, а Элайджа так и не в силах решить, что он будет делать. Слова сестры вновь и вновь звучат в его ушах, и Майклсон не может не признать, что она права, но жить в бесконечной лжи, скрывать то, что скрывать нельзя оказывается гораздо тяжелее, чем бороться с постоянным страхом разрушить всю свою жизнь правдой.

Элайджа не боится одиночества, за долгие годы жизни он успел смириться с ним, закрылся от мира, эмоций, людей, спрятавшись за маской цинизма. И его все устраивало.

Ровно до того мига, пока в его жизни не появилась Глория. Ее любовь, открытость, энергия – полностью изменили прежнего, скупого на эмоции Элайджу, он словно заново научился дышать, видеть, замечать яркие краски вокруг себя, и эта новая жизнь слишком похожа на сказку, которую Майклсон так боится разрушить.

Глория много рассказывает о своем детстве, и Элайджа, слушая наполненные счастьем и любовью истории, каждый раз замирает, зная, что ему ответить на подобное нечем. За все время он лишь пару раз вспоминает о детских забавах с братом и сестрой, даже не упоминания родителей, и на его счастье Глория никогда не касается темы их смерти. Лишь глядя на огромный портрет Эстер, украшающий стену в гостиной, отмечает, что их мама была очень красивой. Элайджа не может не видеть немой вопрос в глазах девушки, который она не задаёт – почему их доме нет ни единой фотографии отца. В эти моменты Майклсон мысленно благодарит родителей Глории за ее воспитание.

Но он знает, что долго так продолжаться не сможет. Его белокурая возлюбленная слишком умна для того, чтобы не понять, что за всем эти молчанием, его поступками и характером стоят события, так сильно повлиявшие не Элайджу. А еще Майклсон слишком хорошо понимает, что не смотря на обещания сестре он не сможет солгать Глории задай та, прямой вопрос.

Конечно, этого не происходит. Глория лишь наблюдает за ним, ждет, что он сам пойдет на откровенность, но Элайдже от этого не легче. Все чаще он ощущает уколы совести, что никак не может решиться возлюбленной о важной тайне, которая изменила его жизнь. Каждый раз он находит причину и откладывает этот трудный разговор.

После откровенных слов Ребекки эта задача становиться еще сложнее. В слишком разных семьях они выросли, слишком большая разница между отношениями среди членов их семей, чтобы понять это Элайдже даже не нужно дожидаться Рождества, приглашение на которое он получил от Блейка Спенсора лично. Майклсон просто видит, как отец смотрит на свою дочь, как гордится ей, и как бережет ее. Он почти ждет угроз по поводу того, что станет с ним, вздумай он причинить Глории боль, но Спенсор ограничивается лишь рукопожатием и пристальным взглядом.

В этот момент Элайджа понимает еще одну вещь – Блейк не просто любит свою дочь. Он ее уважает.

Предпразничная суета сковывает Новый Орлеан пробками, но впервые за много лет это не раздражает Элайджу. Он с лёгкой улыбкой наблюдает за украшенными домами и витринами магазинов, вспоминая, как пару дней назад Глория купила пол сотни красивых ёлочных шаров, радуясь покупке, как ребенок.

Майклон и сам спешит в ювелирный магазин, покупая для любимой неброский, но очень дорогой кулон с крупным бриллиантом в белом золоте, который так похож на новогодний шарик. Он не сомневается в том, что Глории его подарок придется по вкусу, как и в том, что он прекрасно будет смотреться на ее груди. Особенно если будет единственной вещью на ее прекрасном теле.

В канун праздника город накрывает морозная дымка, за которой следует снегопад. Снег очень редкое явление для теплого климата Нового Орлеана, но это Рождество становится исключением, добавляя сказочности, заставляет верить в чудеса.

И Элайдже хочется этого. Ведь ему нужно именно чудо.

Перед вечеринкой в их особняке стоит небывалое оживление. Ребекка и Клаус соревнуются друг с другом в выборе нарядов и красочных масок, радуясь словно дети, и Элайджа только посмеивается над ними, не скрывая впрочем счастливой улыбки. Слишком давно они все не были в подобном настроении, забыв о том, что Рождество – это семейный праздник.

Сам Элайджа ограничивается привычным костюмом, но стоит им оказаться на пороге дома Спенсоров, Глория, окинув его веселым взглядом, сменяет черный платок в нагрудном кармане его пиджака на искрящийся серебристый – в тон своему платью, и набрасывает на шею пушистую мишуру того же цвета.

– Тебе не кажется, что это лишнее? – вскидывает бровь Майклсон, глядя на серебристое украшение, – я теперь похож на елку.

– Тогда на кого же похожа я? – смеется в ответ Глория, и крутиться перед ним в своем сияющей платье, от блеска которого и правда немного режет глаза.

– Или тебе не нравиться? – подозрительно спрашивает она, остановившись.

– Нравится, – качает головой Элайджа, не в силах сдержать улыбку, – ты очень красивая сегодня. А к твоему наряду у меня есть небольшое дополнение.

Майклсон достает из кармана черную бархатную коробочку и гостиную наполняет полный восторга девичий крик, когда Глория открывает ее, видя его подарок.

– Он просто прекрасен, – шепчет она Элайдже на ухо, повиснув у него на шее, – я так люблю тебя!

– И я тебя, – отвечает ей Майклсон, и голубые глаза наполняются счастьем.

– Если ты не против, свой подарок я подарю немного позже, – говорит Глория, не отрывая от любимого дразнящего взгляда, – он у меня в спальне.

Темные глаза напротив расширяются, начиная темнеть и блондинка широко улыбается, довольна произведенным эффектом.

– А сейчас идем в столовую, – продолжает она, не дожидаясь пока Элайджа подберет слова для ответа, – пора тебя официально представить моей семье.

Так они и делают.

========== Часть 22 ==========

Шампанское искрится в тонкой бокале, когда Глория делает очередной глоток, не скрывая счастливой улыбки, и Элайджа не может оторвать взгляда от ее губ, лица, белокурых локонов сияющих волос. Она красива настолько, что режет глаза, и хотя Майклсону и кажется, что он успел привыкнуть к тому, как хороша его возлюбленная, сегодня она особенно прекрасна.

Элайдже хочется думать, что Глория светиться от счастья. О того, что он рядом с ней. О того, что любит его.

Глория смеется, сжимает его ладонь своими тонкими пальцами, и Майклсон чувствует, как его сердце каждый раз начинает биться сильнее, когда она смотрит на него, и в глубине голубых глаз он видит то, что уже не надеялся ощутить.

За столом царит веселье, Клаус и Ребекка наперебой рассказывают истории, от которых чета Спенсоров не перестают смеяться, и только Элайджа не слышит ничего, кроме голоса Глории, которая сейчас так близка, что у него перехватывает дыхание.

От того, что он может потерять ее.

Внимательный взгляд Блейка Спенсора, который он то и дело ловит на себе, после того, как Глория объявила семье о том, что они встречаются, настроение предсказуемо не улучшает.

Он не хочет думать об этом, не хочет разрушать окружающую его сказку сейчас, но растягивать губы в улыбке становиться все сложнее, особенно когда Глория доверчиво льнет к нему, склоняя голову на мужское плечо. Она верит ему. И Майклсон знает, что не имеет права пользоваться этим, но он молчит, лишь продляя агонию, пока блондинка не замечает его скованность.

– С тобой все хорошо? – шепчет она ему на ухо, слегка склоняя голову, – мне кажется, ты немного напряжен. Это ведь не из-за папы?

Глория хитро улыбается, не сводя с лица Элайджи своих невозможных глаз, и тот лишь коротко качает головой, возвращая ей улыбку.

– Тогда в чем дело? – продолжает она, подозрительно оглядывая возлюбленного, – не нравиться угощение?

– Все отлично, – отвечает ей Майклсон, боясь огорчить девушку, – я просто…

– Знаешь, я, кажется, поняла, – щурит глаза Глория, прикусывая губу, – ты ждешь моего подарка. Думаю, сейчас для него самое время. Идем.

– Уверена, что это удобно? – с сомнением произносит Элайджа, скосив взгляд на Блейка Спенсора, который кажется и не видит того, что дочь поднялась на ноги.

– Конечно, – решительно говорит Глория, протягивая ему руку, – никто и не заметит нашего отсутствия. Мы ведь ненадолго.

Последнюю фразу она произносит с хитрой улыбкой, и Майклсону на миг кажется, будто она специально провоцирует его, но в следующую же секунду Глория смотрит на него совершенно невинно.

– Ну же, идем, – нетерпеливо тянет она, и Элайджа встает, сжимая ее тонкие пальцы.

Их уход и правда остается незамеченным – сидящие за столом слишком увлечены беседой, и Майклсон вздыхает с облегчением. Когда они с Глорией остаются наедине Элайджа чувствует себя свободнее.

Блондинка идет впереди, утягивая его вперед, в полумрак широкого коридора, и Майклсон следует за ней, не задавая вопросов, пока они не останавливаются у ее спальни.

Глория распахивает дверь, с улыбкой тянет Элайджу за собой, и они оказываются в уютной комнате, освещенной лишь пламенем камина. Майклсон проходит вперед, стараясь не смотреть на огромную кровать, явно доминирующую в спальне, пока блондинка стоит у резного комода, пытаясь отыскать свой подарок. Наконец, в ее руках оказывается нарядная коробочка, и Глория возвращается к Майклсону, протягивая ее ему.

– Надеюсь, тебе понравится, – прикусывает губу она, наблюдая за тем, как Элайджа распаковывает подарок, которым оказываются изящные запонки с гравировкой. Только вместо своих инициалов, Майклсон видит причудливо перекрещенные буквы «Э» и «Г».

– Хочу, чтобы все видели, что мы вместе, – немного смущенно говорит Глория, словно поясняя необычную надпись, и Элайджа поднимает на нее глаза, отвлекаясь от подарка.

– Я тоже этого хочу, – глухо выдыхает он, не сводя с девушки напряженного взгляда, – спасибо. Это чудесный подарок. Я люблю тебя, Глория.

На миг в спальне воцаряется тишина, и Майклсон замирает, любуясь не сводящей с него счастливых глаз возлюбленной, и слова будто сами срываются с языка.

– Мне нужно сказать тебе кое-что, я…

Но Глория не дает ему договорить, вихрем оказываясь рядом, и обвивая тонкими руками мужскую шею.

– Уверена, любой разговор может подождать, – шепчет она ему в губы, прежде чем они сливаются в поцелуе.

– Глория, прошу… – пытается было остановить ее Элайджа, но блондинка только качает головой, поднимая на него затуманенные глаза.

– Я хочу тебя, – просто говорит она, облизывая раскрасневшиеся губы, – сейчас.

И все становится неважно.

Элайджа сам тянет ее на себя, целуя, и Глория только теснее прижимается к нему, перебирая темные волосы. Она выгибается в его руках, стараясь быть как можно ближе, и Майклсон сильнее стискивает тонкую талию, прежде чем его пальцы поднимаются выше, в поисках застежки платья.

– У нас нет на это времени, – шепчет блондинка, на миг отрываясь от его губ.

– Хочу видеть тебя, – отвечает ей Элайджа, и, расстегнув молнию, тянет серебристое платье вниз, пока оно не оказывается на полу. Оставшиеся на блондинке трусики он срывает одним сильным движением, и Глория смеется, отступая от него на шаг, позволяя любоваться собой.