Текст книги "Человечность (СИ)"

Автор книги: Ainessi

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

– Читай, если хочешь.

Стана вздрогнула и развернулась, едва сдержав изумленный вздох. В дверях, прислонившись к косяку стоял ее подопечный. Вот только его лицо в кои-то веки казалось не изможденным и больным, а просто слегка осунувшимся от недосыпа. Глаза смотрели прямо на нее и искры солнечного света дробились в серо-стальной радужке, бликующей чистым серебром. У людей не бывает таких глаз.

Но люди не могут и пережить тот коктейль лекарств, который заглотил он за те пару дней, пока ее не было – поняла Стана с опозданием. Человек бы умер или слег с тяжелым отравлением, но уж точно бы не мирно заснул и проснулся почти здоровым и довольным жизнью.

– Что у тебя с голосом? – тихо спросила Стана просто потому, что надо было хоть что-то сказать.

– Синтезатор речи почти восстановился.

Он пожал плечами и шагнул к ней. Стана рефлекторно отшатнулась, а Алек вздохнул и сел на пол прямо там, где остановился.

– Ты же и так сама поняла, – почти обиженно произнес он, глядя на нее исподлобья. – Мне надо было соврать?

Девушка помотала головой и тоже опустилась на пол. Слов не находилось. Она и так никогда не страдала избытком красноречия, а сейчас и вовсе не знала, о чем говорить.

– Ты модификант, да?

Она дернулась от звуков собственного голоса, таким жалобным и хрустким он оказался. А ее подопечный просто кивнул и тяжело вздохнул.

– Я не знаю, что тебе сказать. Я мод. Второе поколение, вар, тридцать пять процентов, – он пристально посмотрел на нее, и Стана вдруг поняла, как устала. От нервов разболелась голова. – Служил в госбезопасности, пострадал на задании, отправили сюда восстанавливаться. Извини, что не сказал сразу, я просто не мог.

– Только из репликатора, да?

Под его взглядом голова болела все сильнее и Стана скривилась, положив на затылок ладонь, зарываясь пальцами в волосы.

– Из регенератора. Репликатор не потребовался, но у меня слишком маленький процент модификации – не могу полностью восстановиться в «гробу».

– Ясно, – Стана отложила листки и встала.

Она успела сделать всего два шага, прежде чем повело в сторону. В лицо бросился пол, а наперехват ему метнулся ее подопечный, подхватывая и легко удерживая, будто она ничего не весила.

Стана обмякла в его руках, последним проблеском ускользающего сознания успев отметить только одну вещь – движение Алека она видела.

***

Она очнулась от запаха жаренного мяса и шума льющейся воды. Ее подопечный, судя во всему был в душе, а она лежала на диване в гостиной, как он сам, когда она только пришла. Правда, на столике вместо мусора и лекарств был сервирован ужин на двоих, а на краю, ближе к ней стоял стакан воды, под которым белела какая-то бумажка.

Стана потянулась и села. Виски еще ныли, но боль похоже отступила и возвращаться не собиралась. От воды в стакане пахло чем-то сладковатым и химическим, а надпись на бумажке гласила: «Выпей меня!»

Некстати вспомнилась сказка про Алису, которую читали им в приюте, и она улыбнулась, выпивая в два глотка оставленное ей лекарство. Остаточная боль отпустила моментально, а по телу будто прокатилась волна энергии. Стана потрясла головой, пытаясь прийти в себя, и услышала тихий смешок сбоку. Ее подопечный стоял в дверях, вытирая волосы полотенцем. Штаны опасно болтались на бедрах, едва не падая, а еще на нем не было ни рубашки, ни футболки. Она хихикнула и покраснела.

– Что ты туда намешал?

Алек широко улыбнулся, набрасывая на плечи полотенце и откидывая волосы с лица. На бледной коже черным пятном выделялась татуировка, больше похожая на замысловатую печать, приковывала взгляд к груди и заставляла девушку краснеть еще сильнее. Мысли путались и, вместе с тем, были необычайно ясными.

– Анальгетики, витамины, кажется, еще немного энергетика. Я рассчитывал дозу по весу, неужели ошибся?

Она помотала головой и засмеялась в голос.

– Вроде нет, но мне как-то слишком хорошо. Это нормально?

– Эйфория, возбуждение, легкость во всем теле? – он дождался ее кивка и продолжил. – Да, вариант нормы. Поешь – и пройдет.

Он опустился в кресло и придвинул к себе тарелку, и Стана последовала его примеру. Ей хотелось смеяться, танцевать. Хотелось залезть к нему на колени и вылизать каждую черточку замысловатого узора-печати на груди, но вместо этого она сосредоточенно пережевывала мясо и краснела, старательно отводя глаза в сторону. Благо в той стороне лежали медали, и было так легко любоваться игрой закатного солнца на алых камнях.

– Алек, – негромко позвала она.

Он молчал несколько томительно долгих секунд.

– Кажется, я уже отвык слышать свое имя. Что ты хотела?

Стана кивнула на шкатулку и повернулась к нему. Сосредоточить взгляд на его лице после еды стало определенно проще.

– Откуда они у тебя, ты же из второй волны?

– Это награды одного очень известного летчика. Лидера звена, – он мечтательно улыбнулся. – Можно сказать, память о прошлом.

– Ская? – ее подопечный молчал, грустно улыбаясь, а Стане вдруг стало не по себе.

Она чувствовала себя так, как будто лезет не в свое дело. Но, черт, какие же отношения связывали его со Скаем, что он так грустно и мечтательно улыбается, когда речь заходит о нем? «Здравствуй, Скай», – вспомнилась ей приснопамятная надпись и портрет, тщательно прорисованный портрет.

Разве можно нарисовать так того, кто тебе безразличен? Разве можно вложить столько чувства в два слова? Или она просто придумала все это сама себе?

Стана вздохнула и опустила голову.

– Извини, это не мое дело. Алек, а кем ты работал в госбезопасности?

Ее подопечный рассмеялся.

– Оперативником. Ты смешная, правда. Для варов есть немного вариантов работы.

– Торможу, – она подняла голову и посмотрела на него. Действие лекарства отпустило, но боль не вернулась, и это было чудесно. – Так это что-то вроде санатория?

– Это что-то вроде резервации для увечных, прости за откровенность. Чтобы отсюда выйти, надо бешеное количество тестирований и обследований пройти. На кого ты учишься?

– Общий курс пока, но думаю о микробиологии.

Алек улыбнулся и показал большой палец.

– Крута, а вот я не силен, но тогда ты точно должна понять. Модов сложно убить, ранить – физически. Чаще ломается психика. Именно поэтому тут такая секретность и проверки, чтобы психованные модификанты не пошли крушить всех и вся, – он задумчиво пожал плечами. – Не знаю, насколько это оправданно, но понимаю, что мне придется постараться, чтобы отсюда выбраться.

Девушка кивнула и обхватила руками еще чуть теплую чашку с чаем.

– Я могу тебе чем-нибудь помочь? – спросила она, глядя ему в глаза.

– Может быть, – Алек неуверенно улыбнулся. – Но я попрошу слишком многого, наверное. И пойму, если ты откажешься.

– Не слишком ли много условностей? – ободряюще улыбнулась Стана.

Сейчас он казался ей заигравшимся мальчишкой из приюта, который силился скрыть свои шалости от куратора. И ему хотелось помочь.

– Не говори про то, что мне лучше. Я еще не восстановился, если честно. Тесты по физформе завалю, а это отбраковка и черт знает сколько времени здесь.

– Я не скажу.

– И… – он замолчал. – Мне нужна более специфическая еда. Ты очень вкусно готовишь, правда, – добавил он торопливо, и Стана едва не рассмеялась в голос. – Просто я отъедаться этим буду до второго пришествия. Больше белков, больше углеводов…

– Протеиновые коктейли?

Он кивнул.

– И армейские сухпайки, но это из разряда невозможного, наверное.

– Нет ничего невозможного, – девушка счастливо рассмеялась. Остаточная эйфория от лекарства, наверное, но она так рада была быть ему хоть чем-нибудь полезной. – Я попробую достать, но скорее концентрат. Готовить его умеешь?

Алек рассмеялся, и Стане показалось, что ее накрывает волна тепла.

– Научусь, – сказал он. – А теперь спи, тебе надо. Когда проснешься – совсем отпустит.

– У меня пары с утра, – пробормотала она уже сквозь накатывающий сон.

И, кажется, он ответил, что разбудит. Но Стана уже крепко спала.

========== Акт третий – A tuo lare incipe (Начинай со своего дома) ==========

Он служит мне, и это налицо,

И выбьется из мрака мне в угоду.

Когда садовник садит деревцо,

Плод наперед известен садоводу.

(Иоганн Вольфганг фон Гёте «Фауст»)

Ей снился сон: в нем она лежала на земле и не могла пошевелиться. Левое плечо прошивало болью от каждого движения, пальцы сводило судорогой, но рука не сжималась в кулак. Что-то мешало, что-то гладкое и продолговатое, обтянутое кожей, скользкой от влаги.

Она попыталась подняться, но тело не слушалось. Она лежала и не существовало ничего кроме боли и сладковато-металлического запаха. Кровь, поняла она вдруг и попыталась выбросить сжатый в ладони предмет.

Рука разжалась, но ощущение скользкой кожи не пропало.

Она вдруг очутилась где-то посреди полуразрушенных зданий. Уши заложило от грохота взрывов, а в лицо плеснуло солоноватой горячей влагой. Пальцы сжались крепче, и она, наконец, посмотрела вниз. Гладкая рукоять ножа лежала в руке, будто влитая. С клинка капала кровь, кровь была на ее руках. По локоть, до плеч – она вся была заляпана кровью.

Движение где-то сбоку, летящий на нее темный силуэт. Она выставила нож вперед – он насадился на него, а потом у призрака появилось лицо.

На нее смотрел Скай, изо рта которого текла тонкой струйкой темно-красная кровь, а потом струйка превратилась в поток, и ее накрыло им, унесло, пока она, крича, судорожно хваталась за скользкую рукоять, остававшуюся единственной опорой в этом мире.

Море крови схлынуло, и она очутилась в маленькой комнатушке с белыми стенами. На кровати на животе лежала обнаженная рыжеволосая красавица, чуть смущенно улыбающаяся. Она перевернулась и поманила ее.

– Иди ко мне, – сказала хрипловато и страстно.

Она, как зачарованная шагнула вперед, а рыжая вдруг всхлипнула и забилась. По белым простыням стремительно растекалась алая лужа, а сами простыни превращались в бетонный пол, усеянный осколками стекла. Кто-то обнял ее за плечи, она обернулась, дрожа от страха. Скай нежно улыбнулся и успокаивающе погладил ее по спине. Он прижался губами к ее губам, и она почувствовала металлический сладковатый вкус крови.

А потом пришла боль, зарождающаяся где-то во внутренностях живота, разрывающая и режущая. Она посмотрела вниз, развела полы черного плаща: из-под кожи вылезали осколки толстого стекла, превращая ее живот и грудь в мешанину мяса, крови и обрывков кожи.

Она упала – и оказалась в странном, неудобном кресле. Кожа сидения холодила затылок, перед глазами плавали красные круги. Рядом кто-то кричал, голоса сливались в невнятную какофонию звуков. На мгновение зрение прояснилось, она увидела лицо Ская – и потеряла сознание.

Миг темноты, полной и абсолютной, и она уже стояла перед зеркалом, занавешенным застиранным серым от времени полотенцем. «Сними меня», – написано на приклеенной к нему бумажке. Она дернула раз, другой. Полотенце не поддавалось. Она дергала, кричала что-то невнятное и плакала. Потом в ее руках откуда-то взялся такой знакомый нож, и она срезала мешающуюся ткань.

Отражения проступало медленно. Оно шло к ней навстречу откуда-то из зеркальных глубин. У него были светло-карие глаза и локоны, черной шелковой волной, накрывающие плечи, спину, грудь. Отражение улыбалось и протягивало к ней руки. Оно уперлось ладонями в стекло и ударило по нему: зеркало пересекла ветвистая трещина. Стекло осыпалось крошками, трещина расширялась, превращаясь в дверной проем, в котором стояло ее отражение.

Она шагнула вперед и ткнула клинком в его грудь. Оно подернулось рябью и начало изменяться: вытянулась фигура, волосы стали короче и светлее. По ее пальцами бежала кровь, а потом их накрыли чужие ладони. Она подняла голову – и увидела смутно знакомые ртутно-серые изменчивые глаза.

И с криком проснулась.

Стана лежала на диване, там же, где ее свалил сон. С руки капала вода, по одежде расползалось мокрое пятно, а на полу валялся стакан, который она, похоже, сбила со столика, размахивая руками. На темной футболке намокшие места выглядели темно-серыми, почти черными.

«Как кровь», – подумалось ей, и она передернулась, вспомнив свой сон. Кошмар, худший из тех, что у нее бывали, казалось, воплотился в жизнь. Все еще дрожа, Стана потянулась к коммуникатору на запястье. Сквозь капли воды на дисплее виднелись цифры. Полседьмого утра – времени как раз было достаточно, чтобы доехать до университета и успеть на первую пару. И без опозданий.

Она встала, накинула куртку и вышла в коридор, где и остановилась, задумчиво глядя на лестницу. Хотелось подняться наверх, к Алеку. Попрощаться, еще раз спросить, что привезти ему в следующий раз (она отчего-то даже не сомневалась, что этот «раз» наступит немного раньше, чем следовало бы по расписанию ее работы). Хотелось подняться, но что-то останавливало.

«Мне просто не хотелось его будить», – убеждала себя Стана, почти бегом мчась к автобусной остановке. Признавать, что она просто боялась смотреть в его глаза после этого странного и страшного сна, не хотелось.

Первые две пары она даже не запомнила, хотя и приехала на них вовремя, и честно отсидела, конспектируя. В мыслях вертелись только ее подопечный и этот сон, этот чертов, проклятый сон, боль и кровь в котором, были реальнее, чем столы в университетском кафе. Однокурсники рядом с ней о чем-то говорили, но Стана пропускала все мимо ушей, поддакивая невпопад. Они не спрашивали у нее, в чем дело: лезть в чужую жизнь было не принято, да и принцип «захочет – расскажет» был самым живучим в студенчестве. А она тоже молчала. В конце концов, единственное, что они сделали бы, расскажи она, что за ересь ей приснилась, отправили к штатному мозгоправу или студентам-психологам. И то, и другое – Стану равно не привлекало.

Когда друзья позвали ее на следующую пару, девушка только помотала головой и отмахнулась, оставшись за столиком в одиночестве. Остывший кофе был еще более гадостным, чем горячий, хотя раньше она была свято уверена, что хуже некуда. Но горький, кисловатый вкус прочищал мозги и отчего-то успокаивал.

Снова разболелась голова, и Стане ярко вспомнилось волшебное лекарство Алека. Она улыбнулась в кружку и глотнула, чудом не подавившись. О, Господи, о чем она думала тогда?! Чуть не предложила собственному подопечному приятно провести время в постели. И остановил ее от этого явно не собственный здравый смысл. Скорее, чужой.

«Выпей, поешь, поспи», – чем больше она думала о вчерашнем дне, тем меньше понимала, кто и о ком заботился. Хотелось хоть как-то его отблагодарить. Сделать для него хоть что-то полезное, а не «как обычно».

– Хотела, как лучше… – пробормотала Стана себе под нос.

И вздрогнула от звука знакомого голоса.

– Юная леди, с вами все в порядке?

Она глубоко вдохнула, как перед прыжком в воду, прежде чем обернуться и посмотреть в глаза еще одного персонажа ее ночного кошмара. Профессор стоял за ее спиной, примерно в метре, будто остановившись перед какой-то невидимой чертой, отделяющей ее личное пространство. Она нередко встречала такое в модах: все они как-то умели распознать те обстоятельства, в которых человеку будет максимально комфортно.

Это бесило. Куда спокойнее было с бесцеремонным Алеком, вечно оказывающимся рядом и не шарахающимся от нее, как от прокаженной.

– Да, – сказала она и медленно кивнула.

– Тогда почему вы здесь? Я не слышал, чтобы сегодня у каких-то групп отменяли занятия.

– Простите, профессор, – Стана покаянно склонила голову. – У меня очень сильно болит голова. Я работаю по социальной программе и, кажется, из-за вчерашнего рабочего дня совсем не выспалась.

Она замерла, глядя ему в глаза. Поверит – не поверит?

Скай же тоже вглядывался в нее, и у него было такое странное выражение лица, будто в ней появилось что-то новое. Но при этом молчал. Пауза затягивалась, и Стана уже готова была спороть любую глупость, лишь бы разорвать это тягучее и давящее молчание.

– Это не мое дело, но… – профессор замялся, и девушка воззрилась на него с неподдельным изумлением. Неуверенность в себе была абсолютно не тем, чем славился Скай на весь университет.

– Но?

– Среди ваших друзей есть программисты, Стана? – он снова замолчал, судя по лицу, подбирая слова. – Хорошие программисты и, хм… модифицированные.

Она замерла, глядя на него во все глаза и не находя слов, чтобы ответить. Мысли носились бешеным круговоротом. Вдруг вспомнились все ее подозрения и теории заговора, но при чем тут…

– Какое это имеет значение? – резко бросила она и встала.

На плечо легла тяжелая рука; когда она уже надела сумку и повернулась к нему, оказалось, что он подошел почти вплотную. Это было слишком близко и лично, зато почти по-человечески.

– Стана, простите меня, это действительно не мое дело. Я просто хочу уточнить, кто ставил защиту на ваш чип?

Она вскипела моментально. Мало того, что он трогал ее, что он стоял так возмутительно близко – он еще и подтверждал худшие слухи, ходящие о преподавательском составе.

– То есть, вы действительно лезете к нам в мозги при каждом удобном случае? Восхитительно! – Стана сбросила его руку, и пошла к выходу, гневно стуча каблуками.

– Юная леди!

– Да, – она обернулась в дверях и бросила на него раздраженный взгляд. – Я знаю того, кто ставил мне защиту и про защиту тоже знаю. Но вас это не касается, профессор.

К учебному крылу она почти бежала, надеясь, что ей простят опоздание на пару. А еще, что ее не выгонят из универа совсем за такое милое общение с одним из преподавателей. Гнев схлынул, и Стане было почти стыдно за свою резкость. Почти. В конце концов, он начал первым. Пусть даже он и не кричал на нее, но признавать, что сканирование мозга – это не только удел преступников на допросах, но и всех студентов… Это, знаете ли, повод для праведного гнева.

Любой на ее месте отреагировал бы так же, Стана убеждала в этом себя остаток пар, переползая из аудитории в аудиторию вслед за друзьями-одногруппниками и поминутно глядя на часы. До конца учебного дня оставалось всего ничего, а Джейка надо было поймать сегодня. Поймать и предупредить, что его, скорее всего, будут искать: нетрудно выяснить с кем она видится чаще всего, а найти среди них единственного мода-нейрокодера с соответствующего факультета еще проще. Подставлять друга Стане ой-как не хотелось. Когда тот предложил ей поставить защитку на чип, дабы никто из студентов старшекурсников не смог незаметно для нее удаленно к нему подключиться, она согласилась больше из вежливости, нежели из реальных опасений.

Историй с такими подключениями было мало – по пальцам пересчитать, и заканчивались они все одинаково. Исключением виновника, наложением административных штрафов на него же и исправительными работами. Один раз, впрочем, имело место «доведение до самоубийства», но того вообще посадили. Все случаи широко освещались в прессе и руководство университета тщательно следило, чтобы такое происходило как можно реже. Старалось, а само по-тихому изучало все мысли и тайны студентов, зашибись политика.

Лектор положил лазерную указку и жестом свернул изображение на доске. Последняя пара кончилась. Стана торопливо попрощалась с друзьями, пообещала выкроить сегодня время и все-таки навестить их вечером и помчалась к себе в комнату, на ходу набирая Джейка. Тот ответил далеко не сразу, девушка успела добежать до общежития и переодеться.

– Да? – голос друга показался ей странно нервным.

– Джей, привет, – она легла на диван и устало прикрыла глаза. – К тебе со странными вопросами никто не подкатывал?

Он рассмеялся. Стана любила его смех. Смех, голос, взгляд – она любила в нем все. Наверное, если бы он не был модификантом, они были бы вместе, но эта маленькая особенность сводила на нет все ее чувства.

– А должны? Что случилось, милая?

– Эээ… – девушка замялась, не зная толком, как объяснить ему произошедшее. – Один из преподов вроде как заметил защитку у меня на чипе. Спрашивал, кто автор.

– И ты? – она услышала в его голосе напряжение и тревогу.

– Не сказала, разумеется, но не так уж и сложно понять, чья это работа.

Джейк замолчал. Она слышала его дыхание и даже не знала, что еще можно сказать. Извиниться? И так понятно, что она сожалеет и совсем не рада, что так его подставила. К тому же, это было его идеей. Нельзя сказать, чтобы она сопротивлялась, но все же…

– Кто из преподавателей хоть? – со вздохом спросил он.

– Помирать, так с музыкой? Скай.

Послышался смех. Кажется, друга внезапно отпустило, хотя она и не могла понять почему.

– А, тогда все в порядке. Он адекватный мужик, не парься, – Джейк снова засмеялся. – Как ты, кстати? Не звонишь, не пишешь, не приходишь. Много работы?

Стана кивнула и только потом сообразила, что он ее не видит.

– Да, прилично. Если буду свободна – встретимся. Ладно я тебя предупредила, пора учиться!

Друг пробурчал что-то про вредных женщин и их женскую логику, попрощался и завершил звонок. Стана, все еще улыбаясь, уставилась в потолок. Джейк был милым, добрым, красивым. Был бы еще и человеком – совсем отлично, но…

Ей вспомнился Алек, и она резко села – так, что аж в боку закололо. Вот ведь, при всем ее отношении и модификантам, от него сбежать почему-то не хотелось. Не появлялось ни отвращения, ни настороженности, скорее наоборот: тянуло обнять и защищать от всего мира. Бред какой-то.

Стана потрясла головой и легла обратно, перевернувшись на живот и подсунув под голову подушку.

Джейк – теплая улыбка и большие ладони, всегда прикасающиеся к ней так бережно.

Алек – стальные глаза и тонкие музыкальные пальцы.

Стана стиснула подушку до побелевших костяшек, ткнулась в нее лицом и покраснела. Если с Джейком, даже в своих мечтах, она никогда не заходила дальше поцелуев, то руки Алека почему-то явно представлялись скользящими по ее коже: по плечам, по груди, накрывая и задерживаясь на сосках, по животу, слегка поглаживая…

Отвратительно.

Но так сладко…

Стана сдавленно застонала, повернулась к спинке дивана и наконец-то заснула.

========== Акт четвертый – Amor fati (Любовь к судьбе или фатальная предопределённость всего сущего) ==========

Что нужно нам – того не знаем мы,

Что ж знаем мы – того для нас не надо.

(Иоганн Вольфганг фон Гёте «Фауст»)

Ей снился сон. По животу и бедрам скользили тонкие музыкальные пальцы. Кто-то развел ей ноги коленом – девушка сдавленно застонала и открыла глаза. Чужое лицо оказалось в сантиметрах от ее собственного, но это лицо было женским: темные глаза, окруженные длиннющими ресницами, пряди темных волос и полные, вишневые от поцелуев губы.

Стана закричала и отпрянула, проваливаясь в бездну, а девушка смеялась и протягивала к ней руки.

– Иди ко мне, – услышала Стана мужской голос откуда-то сзади, хриплый от страсти.

Ее обхватили чьи-то руки, пальцы пробежались по животу в обещании ласки. Потом мужчина развернул ее к себе, и она увидела лицо Ская. Совсем короткая стрижка смотрелась непривычно, но ему, пожалуй, шло.

Стана испугалась собственных мыслей и оттолкнула его, он со смехом отступил на шаг и упал на непонятно откуда взявшуюся постель. Девушка, как зачарованная, смотрела на татуировку на его груди – такое знакомое замысловатое переплетение черных линий. Хотелось прикоснуться – пальцами и языком. Хотелось потрогать все эти мышцы, четко прорисованные под кожей.

– Иди ко мне, любимая, – хрипло шепнул он.

И Стана почти шагнула к нему, но что-то прошло сквозь нее, словно порыв ледяного ветра. Она смотрела, как, покачивая бедрами, идет к Скаю девушка, ласкавшая ее мгновением назад. Как ее темные локоны прячут их лица, когда они сливаются в поцелуе. Стана смотрела и плакала, пока он не опрокинул девушку на спину, а лицо той не превратилось в кровавое месиво.

Раны проступали изнутри – Стана шагнула ближе и видела, как по смуглым щекам расходятся алые линии, как кровь заливает лоб и глаза, как слипаются ресницы. Шея осталась нетронутой, а левое плечо и грудь разворотило мешаниной порезов, из живота со странными звуками вылезали, прорывая кожу осколки стекла и металла. Запахло кровью и гарью.

Скай смотрел на нее и на его щеке тоже расползался продольный порез. Кровь капала на лежащую девушку, смеющуюся, несмотря на алую струйку, стекающую изо рта. Стана шагнула назад, поскользнулась и села в лужу. В темно-красную, почти черную в тени, лужу.

Из глубин живота поднимался панический, беззвучный крик – и она открыла рот, выпуская его, но девушка, истекающая кровью, поднялась с кровати, опустилась на колени перед ней и прижала пальцы к ее губам.

Металлический, сладко-соленый вкус крови, и Стану бросило куда-то вниз, вверх, в стороны – ее разорвало на кусочки и сложило снова, миг эйфории и вечность боли.

Она пришла как-то вдруг, внезапно, всеобъемлющая и нестерпимая. Стана кричала, но изо рта не вырвалось ни звука. Сердце билось прерывисто и неровно, виски и затылок ощущались комком беспорядочной пульсирующей боли. Перед глазами плавала серая муть, мысли разбегались в стороны. Каждый вдох отдавался болью в груди, каждый выдох сводил мышцы судорогой.

Синхронизация невозможна, ошибка связи – шипело где-то на задворках сознания.

«Перезагрузка», – подумала Стана, но мысль была чужой.

«Я знаю форму боли», – подумала она спустя миг темноты и невесомости, но тело – ее-чужое тело – снова предало и сломалось. Ребра ходили ходуном, раздувались легкие в тщетных попытках напитать кровь кислородом.

Ошибка, ошибка, ошибка – перед глазами, словно в шлеме при прямом подключении к терминалу всплывала куча окон, в голове раздавались сигналы тревоги. Этот прерывистый писк сводил ее с ума.

Функциональность ограничена, спящий режим.

Необходимо сервисное обслуживание.

Ошибка.

Ошибка.

Прямое подключение.

Тело прошило судорогой, мелкие иголочки боли впились в позвоночник и ушли глубже, раздирая его на части. Стоило бы закричать, но горло сводило судорогой. Это тело не слушалось ее, оно жило своей жизнью.

Утешало только то, что телу тоже было больно.

Синхронизация невозможна, ошибка…

Внимание, аварийное выключение систем…

Внимание, требуе…

Темнота.

Перед глазами мелькали обрывки видений – чьи-то руки и кровь, так много крови. Стане хотелось плакать, но тело не слушалось. Стане хотелось проснуться, но сон был слишком реальным.

Стане хотелось жить, но тут вернулась боль.

Ошибка, ошибка.

Режим ограниченной функциональности.

Зрение – пять процентов, синхронизация невозможна.

Слух – семьдесят пять процентов, требуется сервисное обслуживание.

Синтезатор речи – синхронизация невозможна. Внимание, аварийное состояние системы!

Двигательная функция – ошибка, ошибка. Синхронизация…

Процент – боль затопила сознание, и Стана мысленно завопила – отключение болевых центров. Три процента – аварийное состояние системы, требуется сервисное обслуживание. Пять процентов – ошибка…

«Стоп», – подумала прокричала Стана, и писк прекратился. Вожделенная тишина.

Она вздохнула и двинула рукой – боли не было.

Тьма перед глазами уступила место серой плавающей мути, в ушах шумело. Она услышала звук льющейся воды и чей-то голос.

Синтезатор речи – пять процентов. Авари…

– По-мо-ги…

Чьи-то пальцы прикоснулись к груди, а перед глазами на мгновение мелькнуло лицо – битые пиксели, мокрые разводы. Такую картинку мог бы увидеть сильно близорукий человек, смотрящий на грязный или сломанный монитор.

– Живучий, – восхищенно протянул кто-то. Части смазанного изображения, две грязно-розовых, шевелящихся полосы в центральном нижнем квадрате.

«Губы», – подумала она и закрыла глаза. Это сон, но ей хотелось заснуть еще раз.

«Не помогут», – поняла она мгновением раньше, чем почувствовала резкий химический запах, а потом в плечо вошла игла, и мир разорвался ярко-красными всполохами.

«Я знаю форму боли», – подумала она, закрывая глаза, и теперь эта мысль была ее.

«Я убью тебя», – подумала не-она, отключаясь, падая в знакомую бездну, которая вдруг показалась ей избавлением.

Ее пальцы коснулись зеркальной глади, но в зеркале было пусто и темно.

– Кто я? – шепнула она, и ее голос оказался таким хриплым и сорванным, что она испугалась.

«Спи, – подумала не-она. – Ты и так видела слишком много лишнего».

И Стана снова провалилась в пустоту, оказываясь в таком сладком и чудесном сне без сновидений.

***

– У тебя все в порядке?

Встревоженный голос Алека заставил ее слабо улыбнуться и пожать плечами.

– Снится дрянь какая-то. Если не пройдет, схожу к врачу, не волнуйся.

Он недоверчиво сощурился, и Стана засмеялась. Алек будто знал, насколько она не любит психологов и не хочет добровольно к ним обращаться. Но сны, эти проклятые сны выматывали сильнее, чем недосып. Вторую неделю Стана жила на энергетиках, забываясь тяжелым сном без сновидений лишь раз в несколько дней и то – только в людных местах. Отчего-то, когда она была одна, кошмары возвращались. Лица Ская, Алека и этой незнакомой темноволосой девушки преследовали ее. Их лица и кровь, так много крови…

Стана зажмурилась и потрясла головой.

– Настолько плохо?

Ее подопечный смотрел на нее уже с откровенным испугом. Нехорошо. Девушка заставила себя взбодриться и широко улыбнуться ему.

– Все хорошо, правда. Что ты хочешь на обед?

– Я всеяден, – Алек улыбнулся ей в ответ и, пока она шла на кухню, успел стащить футболку и принять упор лежа.

За последние две недели на армейских пайках он отъелся и, кажется, наконец стал чувствовать себя лучше. Ну, по крайней мере, к расписанию его дня добавились упражнения: он отжимался, качал пресс, часами стоял в планке и подозрительно косился на дверной проем, явно прикидывая, как можно приспособить туда турник и из чего его сделать.

Оперативник госбезопасности… логично, что он так старается. Стана волновалась, что он переборщит, даже позвонила Джейку, когда в первый раз застала подопечного отжимающимся. Но тот, не забыв обозвать ее въедливой заучкой, сказал, что модификант переборщить не может. Мол свой организм они чувствуют в совершенстве, а даже если очень захотят перестараться в физической нагрузке после травмы, то этот же организм и не даст. Мол, есть минимальный порог, ниже которого можно уйти только в боевом режиме.

Она не очень поняла эти путаные объяснения, но поверила на слово и от Алека с дурацкими вопросами и просьбами не перенапрягаться отстала. Тот был счастлив и принялся за тренировки с удвоенной силой, и нельзя сказать, чтобы Стана была против. Вид ее подопечного без рубашки, с каплями пота, стекающими по спине и плечам, доставлял ей чисто эстетическое удовольствие. Правда, от перевода этого удовольствия в более физическую плоскость девушку что-то останавливало. Страх, сомнение, капля сожаления – гремучий коктейль почти из всех возможных чувств.

Она уже успела обдумать тот факт, что похоже влюбилась в этого странного парня, и смириться, но до состояния «признаться – и будь что будет» было еще далеко. Плюсом шло то, что Стана о нем ровным счетом ничего не знала. Занят, свободен? А может, вообще женат. Или – и тут ей ярко вспоминались портреты Ская на исписанных альбомных листах – предпочитает мужчин.