Текст книги "Сердце в тысячу свечей (СИ)"

Автор книги: afan_elena

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

– Пит? – мой голос тихий и неуверенный.

Что я буду делать, если Пит уйдет от меня? Сейчас, сегодня, завтра?

Ему есть, с кем сравнить меня. Сколько жаждущих женских тел он прижимал к себе за последние ночи? Их губы слаще, а объятия крепче, чем мои?

Почему Пит медлит?

Ребекка не врала, когда громко шептала Клариссе о блаженных стонах, слетавших с губ Пита, когда он был с ней?

Ревность жирной змеей оборачивается вокруг моего тела, кости ломит, а слишком сдавленные тоской ребра трещат, угрожая пронзить мои внутренности.

Пит несмело подходит ближе, укладывается рядом прямо в одежде и ждет.

Что я должна сделать? Что я могу сделать, если даже коснуться напарника для меня так сложно?

Решаюсь перевернуться на бок и скольжу взглядом по напряженному лицу Пита: он, как и я, уже не плачет, но его щеки еще хранят несколько капель соленой влаги. Дрожащей рукой провожу по одной из слезинок, а от моего прикосновения напарник вздрагивает, тут же поворачиваясь ко мне, – выходит так, что подушечки моих пальцев оказываются возле его губ, и Пит целует их, нежно-нежно, предельно ласково. По моей коже ползут мурашки.

– Пит…

– Прости меня, – его голос слабый, то ли от того, что он не до конца успокоился, то ли Питу действительно есть, за что извиняться.

Чувствую, что от подобных мыслей к горлу снова подступает комок рыданий. Я не хочу больше плакать, не желаю омрачать минуты, которых я так ждала. Не хочу! Я не буду думать о том, что он делал эти две недели, просто не буду…

– Обними меня? – не знаю, как решаюсь на подобное: раньше это казалось так просто, а теперь столько всего изменилось, но мне все еще необходимы ласковые руки Пита, чтобы уснуть, – когда он рядом, я цельная. Живая.

Мне мерещится, что напарник медлит – совсем недолго, но проходит пара мгновений, пока его руки притягивают меня ближе, и моя голова находит место на его плече. Где-то под ухом я чувствую, как бьется пульс Пита, и с какой-то горечью замечаю, что сегодня наши сердца стучат не в унисон.

Глубже втягиваю в себя воздух, ощущая, как по телу все-таки разливается долгожданное тепло. Пит рядом, а его надежные руки обнимают меня.

Я засыпаю, наконец-то желая, чтобы ночь тянулась как можно дольше.

***

Утро приходит недоброе.

Еще нет и времени обеда, а Риса уже стоит посреди нашей с Питом гостиной и не сводит с него внимательных глаз.

– Надо поговорить, Пит, – произносит она, – может, прямо сейчас?

Напарник хмурится, отводит взгляд, будто… стесняется. Но его щеки горят – злится.

– Не думаю, что я хочу что-то обсуждать, – чеканит он, но капитолийка, похоже, не собирается отступать, она наклоняет голову и, вероятно, выискивает слова, чтобы переубедить его.

– Всего на несколько минут, – говорит она. – Обсудим кое-что, и тебе дадут возможность отдохнуть.

Я вспыхиваю от ее слов: отдохнуть от других женщин? Мои ладони непроизвольно складываются в кулаки, но Пит наоборот оживляется и смотрит на Рису уже заинтересованно.

– Как долго?

Кларисса улыбается, поняв, что поймала его на крючок.

– Вот и обсудим, насчет всего и…

Напарник бросает на меня беглый взгляд.

– Не при Китнисс, – отрезает он, грубо и нервно.

Я не успеваю что-то ответить, а капитолийка уже соглашается:

– Прогуляемся?

Я вспыхиваю, как спичка, и готовлюсь возразить, но слова застревают в горле. Я действительно хочу знать, о чем они будут говорить?

Пит снова смотрит на меня, на этот раз почти совсем как раньше – ласково и нежно, – и я позволяю им выйти из комнаты, оставив меня в компании тишины.

***

Напарник возвращается спустя чуть больше часа и находит меня, забившейся в угол дивана и поджавшей ноги к груди. Он выглядит расстроенным, впрочем, я не нахожу в себе сил, чтобы как-то успокоить его – у самой на душе вьюга.

– Хочешь есть? – спрашивает Пит, когда садится рядом.

Он не касается меня, а мне бы этого хотелось.

Я долго всматриваюсь в его лицо, кажется, даже замечаю несколько морщинок, появившихся на лбу. Подумать только, Питу восемнадцать, а столько уже произошло…

Нас не сломали Игры, а людская испорченность сумела это сделать?

– Если здесь. С тобой, – отвечаю я.

В его глазах что-то меняется, будто зажигается маленький огонек, и даже такого света мне хватает, чтобы отогреться.

– Я думал, ты не предложишь, – улыбается Пит.

***

Несмотря на мои опасения, никто не возражает против того, чтобы оставить нас вдвоем, и мы заходим даже дальше – остаемся в отведенных нам комнатах до самого вечера, не желая никого видеть.

Я почти счастлива: наши с Питом руки постоянно переплетены, и когда напарник так близко, я чувствую, что раны в моей душе затягиваются.

Он пытается шутить, рассказывает старые истории, мы даже вспоминаем Игры. В них привкус печали, но так или иначе, это часть нашего прошлого – общего прошлого, и ничего с этим уже не поделать.

Ближе к ночи мы перебираемся обратно на кровать, и я пересказываю пару забавных случаев обо мне и Прим, грущу по отцу, а Пит все это время гладит меня по волосам. Смахнув случайно набежавшую слезу, я крепче прижимаюсь к его крепкой груди и поднимаю голову, чтобы заглянуть в почти синие глаза.

Не выходит: вместо того, чтобы встретиться с напарником взглядом, я останавливаюсь ниже – меня влекут его губы, мне бы хотелось снова почувствовать их вкус… Мне должно быть обидно из-за того, что Пит сам не пытается меня поцеловать, но словно какой-то внутренний голос пытается успокоить меня: Пит не хочет меня принуждать. Почти наверняка я права, он ведь всегда таким был…

Пит думает, что я его брошу? Разве я могу?..

Хотя я ведь подумывала об этом…

Наверное, мои сомнения отражаются на лице, потому что Пит хмурится.

– Все в порядке? – шепчет он, неотрывно глядя… на мои губы.

– Да, – только и выдыхаю я, когда подаюсь вперед. Я устала от сомнений, мне нужно что-то реальное, нечто, за что я смогу ухватиться, чтобы не дать пламени своей любви угаснуть. Я целую Пита.

И сердце разгоняется с бешеной скоростью, когда его губы приоткрываются в ответ. Через меня пропускают ток, и кровь превращается в гранатовый сок – терпкий, но сладкий. Поцелуй такой мягкий и мучительно нежный, что я плавлюсь, растворяясь в своих ощущениях.

Ладони Пита мягко обхватывают мое лицо с обеих сторон, и я чувствую, что он крепко держит меня, но не возражаю. Я не собираюсь отталкивать его.

Обвиваю шею напарника своими руками и притягиваю Пита ближе. Как же я безумно скучала!..

– Никогда больше не уходи!..

Комментарий к 18

включена публичная бета!

заметили ошибку? сообщите мне об этом:)

========== 19 ==========

Комментарий к 19

Если в тексте встретятся очепятки или ошибки, то

включена ПБ – буду благодарна за помощь )))

Одной Вении было бы достаточно для того, чтобы наша небольшая квартирка наполнилась шумом и слащавыми возгласами, однако она привела с собой еще двоих помощников.

– Пит, ты себя запустил! Кожа сухая, веки припухшие, а ногти! Вы только посмотрите: не представляю, как привести это в порядок…

Стилисты Пита сейчас похожи на попугаев, воркующих над своим птенцом. Они действительно считают, что ему или мне хочется выглядеть привлекательно? Скрыться бы ото всех, забиться в дальний угол и остаться вдвоем: только он и я.

– Не вертись, – ворчит Вения, строжась на напарника, – я пытаюсь сотворить чудо с твоими волосами!

Я смотрю на них и отчего-то грустно улыбаюсь, на мгновение перед глазами возникает лицо Цинны… Еще один человек, чья погибель на моей совести. Слишком много крови остается позади меня.

– Ты сегодня красивая, – произносит Кларисса, вынуждая меня повернуться к ней.

Капитолийка сидит рядом, аккуратно придерживая перед собой чашку с еще дымящимся кофе. Она, как обычно, выглядит дружелюбно, но меня этим не обманешь. Молчу в ответ.

– Китнисс, – Риса, кажется, раздражается, – я тебе не враг.

Щурю глаза.

– Да неужели?

– Я серьезно, – она ставит чашку на стол, – мы, пожалуй, могли бы стать подругами…

От возмущения я буквально взрываюсь, подскакиваю на ноги и шиплю на нее.

– Лучше иметь змею за пазухой, чем такую, как ты, рядом!

Наша перепалка привлекает к себе внимание остальных. Пит отмахивается от Вении и подходит ко мне.

– Все в порядке?

Мы с Рисой буравим друг друга взглядом, но отчего-то ни одна не жалуется ему. Качаю головой и сажусь на место.

– Нормально.

Пит присаживается передо мной на корточки.

– Ты красавица, – улыбаясь уголками губ, шепчет он.

На мне платье бледно-желтого цвета, как песок, просохший на солнце, а волосы подняты наверх и украшены живыми цветами. Сегодня меня и Пита будут фотографировать для промо – до нашей с ним свадьбы остается чуть больше недели.

– Вернись на место, – щебечет Вения, – у нас мало времени, слишком мало времени!

Напарник подчиняется и снова оставляет меня один на один с Клариссой.

С тех пор как Пит вернулся из своей… поездки, прошло два дня. Мы вместе каждую минуту, которую удается украсть у Капитолия. Я люблю его. А он…

Пит изменился. Он нежен и ласков, заботлив и внимателен. И все равно между нами будто выросла невидимая стена. В его поцелуях горечь, в его объятиях холодок.

– Когда все это закончится? – спрашиваю Рису, и она понимает, что я имею в виду не предстоящую фотосессию.

Капитолийка отвечает не сразу.

– Я надеялась, что после свадьбы… – медленно произносит она.

– То есть ты не уверена?

Кларисса виновато отводит глаза.

– Вся эта история с несчастными влюбленными и вашей общей победой… Они хотят вас! – признается Риса. – И его, и тебя! Я несколько лет занимаюсь продажей Победителей, и, поверь, такое впервые…

– Он же будет моим мужем!

Кларисса кривит губы.

– Что с того? Для некоторых это только добавляет остроты…

От безысходности прикрываю глаза, их щиплет от слез, ставших моими постоянными спутниками, в горле першит.

– Как же так?.. Никогда… – выдыхаю я, – нас никогда не оставят в покое… – Смотрю на Клариссу почти с мольбой. – Я не смогу так…

Риса смягчается, качает головой и тянет ко мне руку, поглаживает по плечу.

– Мне жаль…

Гнев накатывает волной. Ей не жаль! И никому вокруг не жаль! Капитолий – яма порока. Он ломает людей, глумится над ними. Вырывает душу с корнем!

Вения смеется над чем-то, что сказал ей Пит, и отчего-то это становится последней каплей: слеза, не сдержавшись, скатывается по моей щеке. Мы с Питом – разменная монета; не мы первые, кто погибнет здесь, не мы последние. Мокрые градинки одна за другой устремляются вниз, оставляя после себя ручейки.

– Китнисс, не надо, – Кларисса касается моего лица, – тушь потечет.

Как же она мне противна! Моя душа страдает и болит, а ее беспокоит то, как я выгляжу.

– Не трогай меня! – рявкаю, отодвигаясь. – Это ты во всем виновата! Ты, ты, ты!

Выбегаю из комнаты и только слышу, как за моей спиной хлопает дверь. Слезы уже не спрятать, всхлипы уже не подавить. Различаю голоса позади, но не останавливаюсь – ноги сами несут меня в один из немногих уютных уголков дворца: комнату-цветник с видом на город.

Забираюсь с ногами на небольшой диванчик в углу и реву.

Навзрыд. Громко.

В эти минуты мне нет дела до того, что Сноу или Ребекка, или кто угодно другой могут меня увидеть. Страхи последних недель вырываются наружу потоками горючих слез.

Пита приводит Джоанна.

– Спасибо, – говорит он ей, и безгласая Победительница исчезает.

Пит присаживается рядом, но я упрямо делаю вид, что не замечаю его, тыльной стороной руки вытираю лицо. Он терпеливо ждет, когда я заговорю с ним, но ничего такого не происходит.

– Расскажешь? – наконец просит он.

Мотаю головой.

– Послушай, – начинает Пит, – вы с Рисой все время ссоритесь, и это плохо. Из всех, кто нас окружает, ей одной не все равно…

Резко поворачиваюсь к Питу, сгораю от возмущения.

– Ты что, защищаешь ее? – я срываюсь на крик. – Оглянись! Кларисса заодно со Сноу! Она продает тебя!

Пит бледнеет, но упорствует.

– Я не говорю, что Кларисса на нашей стороне, но она… – он ищет подходящее слово, – понимает меня.

Всплескиваю руками, встаю и, вышагивая перед Питом, яростно спорю:

– А я, значит, не понимаю? Она твой друг, да? Тогда, может, и внучку Сноу защищать будешь?

Напарник хмурится, устало потирает глаза.

– При чем тут Ребекка? Пожалуйста, Китнисс, перестань. Меньше всего на свете мне хочется ссориться с тобой.

– И все-таки ответь, Пит! – кажется, я уже не могу остановиться. – Кто она для тебя?

Пит тоже поднимается на ноги, его губы сжимаются в тонкую линию.

– Китнисс, пожалуйста…

Я отмахиваюсь от него и отворачиваюсь. Раненное сердце жжет в груди.

Ну почему он уходит от ответа? Почему защищает внучку президента? Ревность царапает легкие, а сомнения грызут до крови.

– Ты говорил, что между нами ничего не изменится! – выпаливаю я, снова взглянув на Пита. – Обещал, что мы справимся! Не выходит. Я знаю – чувствую – ты стал другим, Пит, ты нарушил слово…

Краска окончательно отливает от его лица, голубые глаза расширяются, а сам Пит отшатывается от меня. Он открывает рот, но не произносит ни звука.

Для меня это как признание худшего. В один миг я припоминаю все симптомы измены Пита: частый отсутствующий взгляд, чрезмерная замкнутость. Он и рядом, и далеко одновременно, это сквозит во всем. Даже ночами, когда Пит обнимает меня, он не пытается повторить то волшебство, которое случилось между нами однажды, – а мне бы хотелось снова почувствовать это, вновь ощутить его так близко, в себе…

Я уже не разбираю, где правда, а где домыслы: пожар занялся и мой мир вспыхнул багряным заревом.

– Все дело в ней, да? В ней, Пит?

В его взгляде мелькает почти физическая боль, но он перебарывает это. Протягивает ко мне руки и все-таки не касается – вновь отступает.

Пит смотрит мне в глаза так жалобно и нежно, что часть меня сожалеет о ссоре. Вторая же по-прежнему снедаема ревностью.

– Это не то, о чем ты думаешь, Китнисс… – выдыхает он. – Если бы я только мог что-то изменить…

Пит не заканчивает, обрывает сам себя на полуслове, и я успеваю подумать о том, что напарник, того и гляди, заплачет, но он уже отворачивается от меня.

– Прости… – бросает Пит и сбегает. От меня.

– Что же ты наделал? – шепчут мои губы в пустоту. – Что же ты сделал с нами?

***

Когда наконец начинается фотосъемка, мы с Питом чувствуем себя неловко.

Так уже было. Неискренние поцелуи, навязанные улыбки, лживые переплетения пальцев. Отчего выходит так, что моя жизнь, раз за разом, возвращается к тому, что я должна притворяться?

Или не так? Я больше не обманываю, когда целую губы Пита, но не хочу, чтобы другие видели это.

Происходит как раз наоборот.

Почти два часа проходят как в тумане. От ярких вспышек болят глаза, а тело ноет от вымученных поз. Однако, фотограф доволен: он, как и остальные капитолийцы, не перестает умиляться тому, как очаровательно мы с Питом смотримся вместе.

Ребекка явно так не думает.

Я замечаю внучку Сноу только сейчас, когда съемка прекратилась, но сколько времени она наблюдала за нами? Девушка стоит возле дверей студии, на ней короткое розовое платье и ярко-зеленые босоножки на тонких каблучках. Она щурится и крепче сжимает руки в кулаки, когда замечает, что я обнимаю Пита. Ревнует?

– Извини, что сорвался, – говорит напарник, отводя меня в сторону. Он все еще не знает о том, что за нами наблюдает его… клиентка. – Объяснить все – слишком сложно, не заставляй меня, прошу.

Заглядываю в глаза Питу и стараюсь улыбнуться. План мести появляется мгновенно.

– Я не злюсь, – отвечаю я. – Ты тоже меня прости.

Тяну Пита к себе и целую. Крепко, жарко.

Его руки скользят по моей спине, и я откидываю голову назад, подставляя шею, а сама украдкой бросаю взгляд туда, где стоит Ребекка. Там уже никого нет.

Она видела нас. И от этого на душе становится легче.

Пит запутался. Но он все еще любит меня, не может не любить. Пусть внучка Сноу помнит об этом!

***

На банкет, который президент устроил в главной зале дворца, я спускаюсь под руку с Питом. Цветные люди приветствуют нас, шутят и смеются. Я даже искренне улыбаюсь им в ответ и прячу лицо на плече напарника, когда очередная шутка вгоняет меня в краску.

Музыка располагает к танцам. Мы кружимся в вальсе, и почему-то именно сегодня я ощущаю себя по-настоящему красивой: пышное зеленое платье окутывает меня и Пита, когда мы движемся, а ленты с цветами на наших руках дополняют друг друга.

Я стараюсь выкинуть из головы плохие мысли и просто насладиться тем, что могу быть счастлива. Хотя бы сегодня.

– Какая встреча! – незнакомый мужчина окрикивает меня, когда танец заканчивается.

Я всматриваюсь в его лицо, но совершенно не узнаю. В том, что он капитолиец, сомнений нет – татуировка полумесяца на щеке и блестящие одежды выдают его, но не припомню чтобы мы встречались.

Натягиваю на лицо улыбку.

– Хорошего вечера, – говорю я.

Мужчина переводит на меня недоуменный взгляд, и только сейчас я замечаю, что до сих пор он разглядывал не меня, а Пита.

Напарник стоит белее снега. Его глаза широко распахнуты, а зрачки, не двигаясь, замерли на лице незнакомца.

– Пит? – зову я, но он будто и не слышит. Окаменел. И все не сводит взгляда с мужчины.

– И вам, мисс Эвердин, – быстро произносит незнакомец. – Могу я украсть вашего спутника?

Пит сглатывает и отступает на шаг.

Не понимаю, что происходит, смущаюсь. Почему Пит молчит?

– Вы знакомы?

Мужчина улыбается и снова смотрит на напарника. Слишком странно смотрит.

– Секреты, мисс, – шутит он. – У всех есть секреты.

Его рука ложится на плечо Пита, и этот жест можно было бы принять за дружеское объятие, если бы не полный ужаса и страха взгляд напарника.

– Пойдем-ка выйдем, парень. Наш с тобой приятель, Мел, тоже здесь. Поболтаем, да?

Я вижу, как Пит едва переставляет ноги, но все-таки уходит вместе с незнакомцем. Меня это тревожит. Что за тайны могут быть у этих двоих?

Хочу пойти за ними следом, но толпа гостей внезапно обступает меня, и я сама не замечаю, как теряю Пита из вида. Теперь уже вечер не кажется мне интересным, а музыка только раздражает.

Проходит довольно много времени, прежде чем мне удается пробраться к выходу из зала. В коридоре тихо, только редкие прохожие торопятся туда-обратно.

Куда мужчина мог увести Пита?

Наугад принимаюсь бродить по дворцу, но не нахожу никаких следов напарника. Наконец сдаюсь и отправляюсь в свой цветник. Здесь полумрак, горит лишь пара свечей вдоль стены, а на фоне окна, в свете ночного неба, темнеет странный силуэт. Целующаяся парочка.

Вспыхиваю от того, что стала невольным свидетелем, как глупо было считать это место только моим.

Парень прижимает к себе девушку так тесно, что та стонет и еще сильнее льнет к нему. Они оба часто дышат и поглощены только друг другом.

Разворачиваюсь, чтобы уйти, но едва слышный шепот, скорее вздох, останавливает меня. Парализует.

– Пит…

Девушка отстраняется от своего мужчины и смотрит прямо на меня.

Улыбается.

Ребекка.

========== 20 ==========

Не бечено…

POV Пит

Вернон идет впереди, а я, не мигая, смотрю ему в спину. Сердце бьется урывками, плавится, словно подожженное, но я продолжаю идти, как баран за закланье.

«Нужно остановиться! Бросить все! Сбежать!», – мысли взрываются в голове, ослепляя.

Сглатываю, оглядываюсь по сторонам: кругом миротворцы, безгласые, гости президента Сноу – мне не выбраться отсюда. Но, даже если и удастся, что будет с Китнисс?

– Я скучал по тебе, – не оборачиваясь, бросает мой мучитель. – Ты такой сладкий!

Тошнота подкатывает к горлу, и я сжимаю кулаки, стараюсь сделать себе больно – все, что угодно, лишь бы отвлечься, только бы не думать о том, что меня ждет.

Мел встречает нас в одном из интимных закутков – во дворце много таких, крохотные комнатки, словно специально созданные для того, чтобы спрятаться от посторонних глаз. Замираю, все тело каменеет, и лишь взгляд лихорадочно мечется с одного капитолийца на другого. Оба разряжены и улыбаются. Предвкушают мою пытку.

Чувствую, как постыдные слезинки скапливаются в глазах, а губы начинают дрожать. Еще раз? Еще, еще, еще… На мне все еще цветут синяки от прошлых наших «свиданий» – немое напоминание о позоре и пережитой боли.

Вернон толкает меня к стене, пальцами сдавливает шею, словно удавкой, и шепчет в самое ухо.

– Я уже несколько дней никого не трахал, хранил себя для тебя.

Градинка скатывается по моей щеке, оставляя влажный след. Мел ржет вместе с Верноном – оба наслаждаются моим безволием.

«Они сломали меня…»

Капитолиец давит на плечи, но я еще упираюсь – недолго и слабо, а потом приклоняюсь. Закрывают глаза, будто если не буду ничего видеть, то и происходить весь этот ужас будет не со мной.

«Китнисс», – ее имя короткой вспышкой пробивается в сознание, но что может быть хуже, чем думать о ней, когда меня будут…

Насильники дергают за волосы, трепят по щекам и смеются, смеются, смеются – до конца своих дней я буду слышать в кошмарах их голоса!

Вернон первым расстегивает штаны, и я отворачиваюсь – скорее инстинктивно, чем усилием воли. Мое лицо поворачивают, заставляют смотреть на член капитолийца. Меня мутит от брезгливости.

«Они сломали меня?»

Словно что-то щелкает в голове, и я начинаю отбиваться. Вырываюсь из рук Мела, толкаю его от себя и бросаюсь к дверям. Он теряется всего на мгновение и торопится за мной. Хватает за плечо, дергает назад. Мы сцепляемся и рычим, капитолиец не только выглядит большим и крепким, он и на деле довольно силен – моя голова раскалывается от ударов, которые он наносит, но я еще держусь.

А потом дверь позади распахивается, заставляя всех троих обернуться.

На пороге стоит Ребекка и смотрит на нас, сохраняя непроницаемое выражение лица. Ее взгляд скользит по мне и Мелу, схвативших друг друга за одежду, потом по Вернону, который даже не прикрывается – так со спущенными до колен штанами и стоит, уперев руки в бока.

А потом она смотрит только на меня. Вероятно, я выгляжу совсем уж жалко – Ребекка смягчается, даже сочувственно поджимает губы.

– Отпустите его, – негромко произносит она.

Мел хмыкает и отказывается, Вернон, наконец, начав одеваться, тыкает в ее сторону пальцем:

– Не лезь не в свое дело, – рявкает он.

Ребекка смиряет его взглядом.

– Я забираю Мелларка.

– Хрена с два!

Он приближается к внучке Сноу и нависает над ней, мужчина почти на две головы выше, однако, Ребекку это не слишком беспокоит – уверенная в защите президента, она не боится расправы.

– Ты – жалок, – она усмехается, а у ее противника от злости сводит челюсть. – Хотел поиметь его бесплатно? Сегодня ночью он со мной, так что вы сейчас же его отпустите.

Мужчины переглядываются, мнутся, но Вернон все-таки кивает товарищу, и Мел выпускает меня из своих клещей. Тут же отступаю к самой стене, утыкаюсь глазами в пол.

Вздрагиваю, когда Ребекка прикасается ко мне – ласково берет мою ладонь в свою.

– Пойдем, – шепчет она, увлекая меня за собой.

И я снова иду, позволяю вести себя в неизвестность. Ноги ватные, меня даже чуть шатает – я почти не верил, что мне удастся спастись. Стоило бы поблагодарить Ребекку, но отчего-то первой с языка слетает не та мысль:

– Ты действительно купила меня на сегодня?

Ребекка останавливается, оборачивается ко мне и так долго вглядывается в мое лицо, что мне даже становится неловко.

– Вообще-то нет, – признается она. – Я видела, как тебя увели, а потому пошла следом. Пришлось рискнуть и соврать, – Ребекка подмигивает мне, – я могла и прогореть, если бы у них оказался на руках твой контракт.

– Спасибо, – выдавливаю из себя.

Голова идет кругом, я растерян и подавлен. А Ребекка снова тянет меня за собой.

– Пойдем, я знаю тихое местечко.

Не смотрю вокруг, просто позволяю внучке Сноу показывать путь, наши ладони все еще вместе, и отчего-то это меня успокаивает, придает сил.

Она выбирает уютный цветник возле окна – за стеклом город, красивый в своем ночном блеске, но жестокий – сердца людей чернее неба, раскинувшегося над их головами. Мы стоим плечо к плечу, и какая-то невидимая связь зарождается между нами: Ребекка знает о том, что меня насиловали. Она знает, но все еще рядом, все еще держит меня за руку. Сможет ли Китнисс сделать тоже самое? Сумеет ли понять, что я… не смог защитить себя.

– Я могла бы поговорить с президентом, – произносит Ребекка, – чтобы тебя больше не отдавали им.

– Ты, правда, это можешь? – вспыхиваю я.

Она кивает.

– В обмен я тоже хочу кое-что…

Наверное, я мог бы согласиться сейчас на что угодно, только бы никогда впредь не встретиться ни с Верноном, ни с Мелом.

– Что ты хочешь?

– Тебя, – улыбается Ребекка.

Я не понимаю ее, она и так покупает мое тело, и так использует его, когда хочет.

– Но…

Она не дает договорить, прикладывает палец к моим губам.

– Я хочу, чтобы ты обращался со мной, как с ней… Не по принуждению, не потому, что у тебя нет выбора, Пит, а потому что ты любишь меня.

– Ребекка!

Магия момента, когда я почувствовал родство наших душ, рассыпается по кускам. Я не знаю, что ответить.

«Как с ней…»

О чем говорит внучка Сноу? «Как с Китнисс» у меня не будет ни с кем и никогда. Я не могу приказать своему телу не наслаждаться близостью с Ребеккой, но мне не надо приказывать душе любить или не любить Китнисс – она часть меня, она в моей крови.

– Что ты такое говоришь? – надеюсь, что неправильно ее понял, но она не дает мне шанса.

– Я говорю, что чувствую, Пит, – Ребекка обхватывает руками мое лицо. Мотаю головой, но она не отпускает.

– Целуй меня, как бы целовал ее! Ласкай, словно это ее тело извивается под тобой! Пит, пожалуйста…

Не понимаю ее, не понимаю себя. Мир сходит с ума!

– Зачем тебе это нужно?

– Ты нужен мне, – жалобно шепчет Ребекка, – и я не могу даже думать о том, как ты возвращаешься к ней. Как целуешь ее, как трогаешь… Пит, будь со мной…

Тяжело вздыхаю, отстраняюсь.

– Ты просишь о невозможном, – стараюсь объяснить ей, но она и не слушает, злится.

– Действительно? Может, я так много прошу в обмен на твою свободу от этих парней?

Мы впяливаемся друг на друга, и каждый стоит на своем. Одной мысли о возвращении к Вернону и Мелу хватает, чтобы меня затошнило, но то, о чем просит Ребекка…

– Ладно, – я сдаюсь.

В конце концов, мы были с ней вместе много раз, а сейчас… Просто не думать. Делать. Ребекка мне не омерзительна. Она даже по своему мила. И очень красива.

«Она не Китнисс».

Но за все надо платить, лучше так…

– Уверен? – сощурившись, спрашивает она.

Делаю шаг к ней, обнимаю за плечи. Лицо Ребекки так близко, что в свете звезд я могу пересчитать ее ресницы. И я целую ее губы, уже знакомые, не противные. Теплые и такие податливые, что это вызывает во мне крупицу нежности.

Она обвивает мою шею руками и льнет так близко, словно пытается слиться в одно целое. Она стонет мне в губы, а у меня вырывается то ли вздох, то ли хрип: «как с ней…», забыться, позволить. Не ради Китнисс. Ради себя…

Внезапно Ребекка отстраняется, смотрит позади меня и улыбается, но я не оборачиваюсь, просто смотрю на нее погруженный в свои мысли. Этой ночью я переступлю не только через свою тело, я растопчу душу….

Мне мерещится шум удаляющихся шагов, но, когда я поворачиваю голову, сзади никого нет.

– Там кто-то был? – напряженно спрашиваю я.

Ребекка все еще улыбается.

– Никого, Пит, никого, кто мог бы нам помешать…

В комнате Ребекки мы почти сразу оказываемся на кровати. Целуемся, гладим друг друга. Несмотря на все, мне не гадко. Я истосковался по чьей-то искренней ласке. С Китнисс все так сложно: она не верит мне, а я боюсь выдать себя, проговориться о тех плохих снах, что вижу по ночам. Ребекка знает, что они – явь. И ей не противно, не мерзко прикасаться ко мне, после всего, что со мной сделали.

– Пит… – ее голос чем-то даже похож на голос Китнисс.

Снова целую, сам, без приказа. Ребекка двигается подо мной, трется о мое тело.

– Я хочу тебя, – просит она, цепляясь пальцами за ремень брюк.

Перехватываю ее руки, кладу их к себе на плечи: мне нравится, когда Ребекка ерошит мои волосы, когда прижимает к груди и я слышу биение ее сердца – это успокаивает. Я не хочу заходить дальше.

Она настойчива, снова тянется к моим штанам, подцепляет пряжку.

– Ребекка…

Разрываю объятия, сажусь на кровати спиной к ней. Закусываю губу, пытаюсь придумать, как сказать ей о том, что я не могу быть с ней во всех смыслах.

– У меня не получится, – решаюсь я.

– В каком смысле? – она обнимает сзади, целует в голое плечо.

– Дело не в тебе… Просто… Я не могу… – язык не поворачивается объяснить ей, что игнорируя все, что происходит, я не возбужден. Раньше ее ласки распаляли, тревожили мое тело, а сейчас – мне хочется, чтобы она обняла меня и просто побыла рядом. Хотя бы она, раз я лишен другого.

Ребекка раздражается.

– Мы так не договаривались, – цедит она, растеряв всю нежность в один миг. – Что за шутки, Мелларк?

Она резко поворачивает мою голову и впивается в губы яростным поцелуем, кусает меня до крови, так что я морщусь. Я позволяю ей это, не сопротивляюсь.

– Вот дрянь! – вырывается у Ребекки и она отталкивает меня, отпихивает в сторону, пинается ногами так, что я едва не сваливаюсь с кровати. – Ты совсем дурак? Вообще не понимаешь, что я же стравлю тебя собакам за то, как ты со мной поступаешь! Я не из тех, кто прощает!

Я сжимаю губы и не произношу ни слова: оправдываться позорно, да и это ничего не изменит.

– Молчишь? – она снова оказывается рядом, пальцами хватает меня за подбородок и сверлит глазами, пытаясь прожечь дыру. – Я уничтожу ее, – угрожает Ребекка. – Отдам миротворцам, чтобы те насытились грязной девкой!

Меня будто оказывают ледяной водой: с тем, что пытают меня, я уже смирился, но Китнисс! Она не должна пострадать!

– Только тронь ее! – поднимаюсь на ноги. – Я за себя не отвечаю!

– За что ты ее так любишь?

– Не твое дело!

Щеки Ребекки полыхают алыми пятнами, ее трясет от ярости.

– А кто ты сам, вообще, такой, Мелларк? Ты – вещь! Подстилка! Я предложила тебе больше, чем ты смел мечтать, но нет! Влюбленный идиот! – она орет, но постепенно теряет запал, все больше ее крик переходит в громкий шепот. – Лучшее, что ты заслужил, это вечно страдать из-за нее! Думаешь, женишься, и от тебя отстанут? Нет! Тебя будут иметь! Завтра и через неделю, и через год! В любой день, когда захотят! Ты – вещь, ты – ничто!

Слезы льются по ее щекам, но Ребекка как заведенная повторяет свои угрозы. Я натягиваю рубашку и хватаю пиджак, она не останавливает меня, когда я ухожу, и только что-то стеклянное разлетается вдребезги об дверь, которую я едва успеваю закрыть за собой.

Никуда не ухожу, здесь же прислоняюсь к стене, голова раскалывается от боли. Самое жуткое в словах Ребекки то, что она права. Я – вещь. А у любой вещи есть хозяин. И это не Ребекка, и даже не Вернон с Мелом.

Мой хозяин – президент Сноу.

Бьюсь затылком о стену, тру глаза. Пока он жив, меня не оставят в покое. Пока он жив, Китнисс не будет в безопасности.