Текст книги "Сердце в тысячу свечей (СИ)"

Автор книги: afan_elena

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

– Иди ко мне, – зовет она, откидываясь на спину и маня меня пальцем.

Нависаю над девушкой, страстно желая сжать ее шею пальцами и посильнее надавить. Ребекка приподнимает бедра и трется о мое тело. Ее губы касаются моего плеча, оставляя сухой поцелуй.

– Сними с меня эти тряпки, Мелларк, – шепчет девушка. – Они мне сегодня не понадобятся.

Тяну за полупрозрачную ткань, обнажая острые плечи Ребекки.

– Люблю, когда меня целуют, раздевая, – подсказывает она.

Обреченно закатив глаза, наклоняюсь и прикасаюсь губами к открывшемуся участку ее кожи. Девушка учащенно дышит и толкает мою голову вниз. Подчиняюсь, стаскивая с нее одежду, и вынужденно рисую дорожку из своих поцелуев.

Ребекка остается лежать передо мной совершенно голая, не спорю, красивая, но нисколько не желанная. Мое тело остается в покое, когда я смотрю на внучку президента. Она командует, и я с трудом заставляю себя коснуться губами подрагивающего живота и провести руками вдоль разведенных в стороны ног. Ребекка пахнет страстью, которую я не могу разделить.

– Приласкай меня, милый, – приказывает девушка.

Тянусь к ней, целуя нелюбимые губы, и глажу пальцами ее бедро.

– Ниже… – Ребекка настойчиво опускает мою руку, оставляя ее между своих ног. Там влажно и чертовски горячо. Дергаюсь, стараясь отстраниться, но девушка мгновенно сводит коленки вместе, пленяя меня. – Я хочу почувствовать тебя внутри: решай сам – пальцы или…

Я лихорадочно прикидываю свои шансы и цепляюсь за надежду отделаться меньшими потерями. Принимаюсь поглаживать тело девушки, а она подается мне навстречу, подползая все ближе.

В ней тесно, но я не прекращаю своих движений. Ребекка извивается, то и дело болезненно хватая меня за волосы, и стонет. Громко стонет, почти мучительно. Ловлю себя на том, что наблюдаю за тем, как девушка подрагивает, растягивая удовольствие, и что-то в моем теле находит картину не отталкивающей.

– Ах!.. – кричит Ребекка и крепко сжимает ноги, чуть не ломая мне руку. Выгнувшись волной, она замирает, хватая ртом воздух.

Как только девушка ослабляет нажим, отстраняюсь. Оказывается, мое дыхание тоже сбилось.

– Спасибо, Мелларк, – выдыхает Ребекка, довольно улыбаясь.

Ее взгляд скользит вниз по моему телу, и мне становится неловко – я не так уж безразличен к жарким стонам девушки. Отодвигаюсь в сторону, прячась под одеялом.

– На сегодня все? – с нескрываемой надеждой спрашиваю я.

Внучка Сноу бросает беглый взгляд на часы и обещает, что я могу спать спокойно.

Первое время я с опаской поглядываю на девушку, которая, даже не одевшись, забралась под второе покрывало, но она не проявляет ко мне интереса, отвернувшись и обнимая подушку, так что постепенно расслабляюсь и проваливаюсь в беспокойный сон.

***

Мне снится Китнисс: ее ласковые поцелуи и робкие прикосновения, которые становятся все настойчивее.

Она нежна, но непривычно решительна: я вздрагиваю, отдавшись на волю сладостных видений, когда Китнисс перемещает свои ласки на самую чувствительную часть моего тела. Мне жарко, но невыносимо приятно. Голова любимой скрыта под одеялом, но я остро чувствую каждое прикосновение ее рук и губ ниже живота. Ничего подобного я никогда даже не представлял – мне кажется, что я умер и попал в рай: кровь горячим потоком обжигает вены, а сердце заходится в ритме предвкушения.

Откидываю одеяло в сторону, преступно желая подглядеть за действиями Китнисс, но ошарашенно замираю, с великим удивлением обнаруживая россыпь светлых волос, накрывающих меня. Ребекка на секунду отрывается от своего занятия и поднимает на меня хитрый взгляд.

– Я же обещала, Мелларк… Уже новый день, наслаждайся…

Ее губы снова смыкаются на моем теле, но я настойчиво тяну ее вверх, стараясь оттолкнуть. Девушка даже не замечает моей попытки – я запоздало понимаю, что скорее глажу ее по волосам, чем тяну за них.

Ее действия сводят меня с ума, а волна наслаждения грозит накрыть с головой, но я борюсь. Сопротивляюсь, как могу, оттягивая неизбежное. Кусаю губы, пытаясь не застонать, отворачиваюсь и стараюсь отвлечься на разглядывание витиеватого рисунка на откинутом покрывале, сжимаю в руках простынь по бокам от себя и чуть ли не рву светлую ткань… Пустое: все, о чем я могу думать, – умелые прикосновения Ребекки, которая подчиняет себе мое тело.

Шепот внутреннего голоса пытаются держать меня на плаву, но сознание скользит где-то на грани. Физическое удовольствие, которого я не знал раньше, побеждает в неравной схватке: я накрываю руками голову Ребекки и поддерживаю ее, подсказывая ритм. Время перестает существовать и растягивается в бесконечность: я взрываюсь, с силой фиксируя светловолосую голову.

– Китнисс!..

Крик срывается с моих губ, и я обессиленно откидываюсь назад.

Мне требуется время, чтобы сердцебиение пришло в норму и дыхание стало ровным. Горькое чувство сродни тому, что я предал любимую, прокрадывается в душу. Меня привели сюда насильно, но я поддался искушению. Я не сумел совладать с собой – слабак: стоило оттолкнуть Ребекку, запретить ей прикасаться к себе…

Словно читая мои мысли, девушка подползает ближе, положив голову мне на грудь.

– Мелларк, нет смысла врать – тебе понравилось. – Я весь сжимаюсь под ее взглядом. – Только я не в восторге, что ты называешь меня чужим именем, – она игриво грозит мне пальцем, но в зеленых глазах читается плохо скрываемая угроза. – Постарайся это запомнить, я прощаю только первый раз. Договорились, сладкий?

Я вынужденно соглашаюсь.

– Я бы настояла на том, чтобы все-таки почувствовать сегодня тебя в себе по-настоящему… – она облизывает губы, а я напрягаюсь, – но у нас впереди куча ночей. Растянем удовольствие?

Поспешно киваю. Хотя стоит ли ей верить? Она отстанет от меня или снова обманет?

Ребекка потягивается и льнет ближе, закинув ногу прямо на меня. Я в плену. Но девушка, найдя удобное положение, засыпает.

Я не смыкаю глаз до самого утра. Второго шанса застать меня врасплох у внучки Сноу не будет.

========== 14 ==========

Комментарий к 14

включена публичная бета!

заметили ошибку? сообщите мне об этом:)

Мне кажется, это одна из самых длинных ночей в моей жизни. Помню, я лежала на неудобной койке в Тринадцатом и много-много часов подряд не могла уснуть. Тогда было больно и страшно: я не знала, где Пит. Сейчас это чувство куда ужаснее: я знаю, где он.

Несколько раз легкая дремота подступала, но ревность клыкастым зверем неотступно стояла возле моей кровати – я просыпалась с именем напарника на губах и, сжимаясь от почти физической боли, корчилась на постели, переворачиваясь с боку на бок.

Его губы целуют не меня.

Его руки касаются не моего тела.

Я могла бы изменить все это. Но струсила.

После двух Арен с их беспощадными Играми я испугалась прикосновений незнакомого мужчины?..

Темнота не спасает – даже в кромешной тьме меня преследуют видения, как чужие женские ласки не противны Питу; как он стонет, но уже не со мной…

***

Как ни странно, приглашение Сноу к завтраку в общей столовой я принимаю без возражений: одиночество ожидания невыносимо.

Снова следую за миротворцем, хотя, наверное, путь нашла бы и сама: маршрут не сравнится с тем, чтобы выискивать звериные тропы в диком лесу.

Столовая нежится в утреннем свете, а президент снова листает газету, которая отправляется в сторону, стоит ему увидеть меня. Наверное, для кого-то это честь, но мне она не нужна.

– Доброе утро, мисс Эвердин!

– Доброе.

Сегодня Сноу не выбирает для меня стул, так что я, опережая его, усаживаюсь чуть ли не на другой конец стола. Девушка-прислужница наполняет мою тарелку, и, поскольку вчера практически не ела, я с аппетитом набрасываюсь на еду.

Я совершенно непрочь позавтракать в тишине, но у президента другие планы: мы ведем почти дружескую беседу, хотя я больше молчу, выплескивая свое раздражение на прожаренную куриную ножку, которую безжалостно раздираю на куски. Сноу много пьет, но, к моему удивлению, совершенно не пьянеет – зрачки не расширены и голос не дрожит.

Передо мной уже оказывается десерт, когда дверь за моей спиной открывается и, повернувшись на звук, я немею от увиденного. Внучка Сноу входит в столовую вместе… с Питом. Я вся будто сжимаюсь, отказываясь верить мимолетной догадке, и часто-часто дышу, повторяя себе «нет, нет, нет». Широкая и, как мне кажется, победная улыбка президентской внучки ранит в самое сердце, но я гоню от себя подобные мысли. «Этого не может быть».

Девица устраивается, как и вчера, ровно напротив меня, а напарник садится рядом – он легко касается моего плеча, здороваясь, но, как я не пытаюсь, не могу поймать его взгляд.

– Всем приятного аппетита! – говорит Ребекка, но мне теперь совершенно не до еды. Надкушенный кусок торта так и остается лежать на блюдце.

Пит ест мало и, похоже, через силу. Молчит.

В отличие от него, белобрысая девица выглядит совершенно счастливой и тараторит, буквально, без умолку. Я пропускаю ее речи мимо ушей – не свожу глаз с Пита: хочу понять, о чем он думает, но напарник словно отгородился от меня невидимой стеной.

Наклоняюсь, придвигаясь к нему вплотную, и стараюсь заглянуть в родные голубые глаза. Он отворачивается.

– Отстань от парня, Огненная, – предлагает мне Ребекка. – Он, наверное, не выспался, всю ночь глаз не сомкнул.

Я замираю от ее слов, но от меня не укрывается мгновенный и злобный взгляд напарника, брошенный на капитолийку. Где-то возле самого горла скапливается тошнота, а мои губы начинают дрожать как в лихорадке. Я все еще повторяю про себя: «нет», но сама уже не верю этому.

– Думай, когда говоришь! – обрывает Пит, но я с отвращением понимаю, что он не спорит с ее словами.

Почва буквально уходит из-под ног, и я механически хватаюсь за край стола, сжимая в руках скатерть. Бокал с чем-то красным летит вниз, ударяясь об пол и разлетаясь на осколки. На моих ногах и штанах Пита появляются пятна почти-крови: мы с ним оба проваливаемся в ад, а капитолийские переродки отрывают от нас сочные куски плоти.

Ребекка прячет смешок, поджимая губы, а Сноу распаляется по поводу моей неуклюжести.

Не успеваю сама собрать осколки – безгласая уже суетится рядом, а я, будто со стороны, наблюдаю за тем, как рука Пита ложится поверх моей. Ощущаю успокаивающее нажатие его пальцев и с надеждой поднимаю глаза, отчаянно желая увидеть во взгляде напарника привычное тепло. Оно есть, но с горьким привкусом беззвучного «прости».

Стискиваю его руку, хватаясь за нее как за спасительную соломинку, но, стоит Ребекке подать голос, все мои уговоры разбиваются, как тот бокал – сразу и вдребезги:

– Ты попросишь ее собрать чемодан к нашему отъезду? Или справишься сам?

Я почти слышу, как удивленно и часто хлопают мои ресницы.

Открываю рот, но, не произнеся ни звука, закрываю.

Уговоры больше не помогают – очевидная и отвратительная правда лезет наружу.

Срываюсь с места и бросаюсь прочь. Миротворцы, стоящие у дверей, сперва дергаются, собираясь меня поймать, но вероятно оттого, что Сноу ничего им не приказывает, позволяют выпорхнуть из белоснежной клетки.

Я бегу, не разбирая дороги. Перед глазами мутная пелена подступивших слез, так что за первым же поворотом я налетаю на безгласую и, споткнувшись, падаю на пол. От неожиданности прислужница роняет поднос, рассыпая вокруг сотню маленьким ягодок, которые фиолетовыми бусинами катятся в разные стороны… Морник? Не успев даже подумать, я хватаю горсть и хочу спрятать ее в карман, но рука безгласой накрывает мою и удерживает, удерживает настойчиво, не давая совершить глупость.

Поднимаю глаза и уже в который раз за это короткое утро не верю сама себе: возле меня на полу сидит Джоанна и предупреждающе качает головой.

– Пусти, – приказываю я.

Мэйсон не подчиняется. Ее глаза сверкают злостью, будто обвиняя меня в чем-то. Дергаю руку, но у Победительницы стальная хватка – она отпускает меня, только когда забирает все до одной ягоды.

– Они мне нужны, – бормочу я, но Джоанна непреклонна.

«Дура». – Девушка не может говорить, но я читаю по губам.

Хочу возразить и обозвать ее в ответ, но внезапно Мэйсон теряет ко мне интерес, превращаясь в такую же безмолвную и покорную прислужницу, как остальные: позади меня раздаются тяжелые шаги. Не оборачиваюсь, потому что эту походку узнаю из тысячи. Подрываюсь и бегу. Не хочу его видеть.

Укрываюсь в своей спальне и пару мгновений надеюсь, что нашла убежище: слишком поздно соображаю, что это глупо – спальня у нас с Питом общая, он найдет меня здесь.

Прячусь, усаживаясь прямо на пол между кроватью и окном, прижимаюсь спиной к высокой постели так, что с порога можно разглядеть только кончик моей макушки, – надеюсь, что напарник не заметит меня.

Дверь открывается почти бесшумно, и Пит проходит внутрь, останавливаясь прямо передо мной. Он мнется с ноги на ногу, выжидая, но я не поднимаю глаз.

– Я могу присесть?

Секунду размышляю. Искренне хочу отказать, так что сама удивляюсь своему тихому:

– Да.

Когда Пит усаживается рядом, его плечо касается моего, но я не отодвигаюсь. Мне грустно и хочется плакать.

Молчим.

Слишком долго молчим, проходит почти вечность, когда я, горько усмехнувшись, произношу:

– Она оказалась не уродиной…

Чувствую, как Пит напрягается и, густо выругавшись, резко подается вперед; так быстро, что я едва успеваю дернуть его за рукав, пресекая попытку встать.

– Не уходи… – мольба срывается с губ и кажется больше похожей на крик раненной души.

Напарник тяжело вздыхает, но остается в сидячем положении, а я поворачиваюсь к нему всем корпусом и заставляю посмотреть мне в глаза. Я хочу видеть в его взгляде ту же нежность, что плескалась там всегда. Хочу знать, что ничего не изменилось с появлением Ребекки. Хочу прочесть, что мы все еще вместе…

И не понимаю, что нахожу в голубых глазах.

Пит выглядит растерянным.

Его руки тянутся ко мне, но опадают, будто он не уверен, что имеет права касаться меня. Он сомневается, а я напротив – мне до невозможного хочется почувствовать себя в кольце его надежных рук.

– Обними меня?

Напарник не сопротивляется: не проходит и мгновения, как он привлекает меня к себе. Обхватываю талию Пита в ответ и крепко-крепко прижимаюсь к нему; тепло его тела действует на меня обезоруживающе: пара слезинок противно щиплет глаза, но я часто моргаю, смахивая их. Пытаюсь собрать себя по кусочкам, исцеляясь в объятиях того, без кого уже не могу.

***

– Пит? – голос Клариссы раздается прямо возле двери, она дергает за ручку, но не может войти: сквозь пелену своего отчаянья я не заметила, когда Пит запер дверь на ключ.

Прикрываю глаза и крепче обнимаю напарника, хотя понимаю, что остались считанные секунды нашей чуть ли не ворованной у Капитолия близости.

– Мне все равно придется открыть, – негромко говорит напарник, успокаивающе целуя мою макушку.

– Знаю, – отзываюсь я обреченно.

Риса снова стучит, вынуждая меня разжать руки и выпустить Пита из своих объятий.

Не поворачиваю головы, когда дверь открывается и напарник о чем-то беседует с Клариссой. Она уходит так же внезапно, как появилась, а Пит вновь запирает нас, отделяя от внешнего мира. Я удивляюсь тому, что он не возвращается ко мне, а ложится на свою половину кровати, закладывая руки за голову и задумчиво уставившись в потолок.

Разворачиваюсь, стоя на коленках и упираясь локтями в край кровати, зову его. Напарник прикрывает глаза, даже не повернув головы. Чувствую неладное и забираюсь на постель, подползая ближе к Питу. Он ощутимо вздрагивает, как от холода, поэтому я торопливо накрываю нас одеялом и жмусь к его телу, положив голову на крепкое плечо.

Вслушиваюсь в биение его сердца под своим ухом, понимая, что мое бьется почти так же: с нервными передышками. Нам обоим страшно. Кажется, я всю жизнь только и делаю, что боюсь: сначала Жатвы, потом Игр. После самого Пита, теперь за него. Замкнутый круг, из которого мне, наверное, уже не выбраться.

– Мне нужно собрать вещи, – безжизненно говорит он.

Я напрягаюсь.

– Ты меня бросаешь?

– Нет! – мгновенно отвечает Пит, притягивая меня к себе так, что я почти лежу на нем. – Я никогда тебя не брошу, Китнисс!.. – Он отводит взгляд, – Только, если ты сама…

– Я тоже тебя не брошу, – поспешно обещаю я.

Точно слышу, как от моего признания сердце Пита ускоряет бег. Он берет мою правую руку в свою и переплетает наши пальцы – такая желанная для меня ласка, и такое горькое признание:

– Я вынужден уехать… на семь дней.

– Неделя? – охаю я, отстраняясь и приподнимаясь на локтях.

– Да.

– С ней?

Тишина. Я и сама уже знаю ответ.

– Да.

Тишина.

– Ясно.

Отодвигаюсь, сползаю с постели. Странно, я ничего не чувствую: ни злобы, ни отчаянья. Даже ревности нет. Оцепенение и отупение – самые подходящие слова, описывающие мое состояние.

Теперь уже Пит пытается поймать мой взгляд, но я не хочу – вырываюсь и ухожу к широкому платяному шкафу. Распахиваю дверцы и под полками, вплотную забитыми вещами, нахожу чемодан.

Не совсем осознавая свои действия, кладу чемодан на кровать, не торопясь заполняю его одеждой Пита: несколько футболок, сменные штаны, нижнее белье. Вещи ложатся ровными стопками, уголок к уголку.

– Что ты делаешь? – тихо спрашивает напарник.

– Что непонятного? – огрызаюсь я. – Собираю тебе вещи.

Кажется, мои руки подрагивают, но я игнорирую это. Беру очередную вещь – белоснежная рубашка – и встряхиваю ее, прежде чем отправить в чемодан. Вижу, что Пит встает с кровати, замечаю раскрытую ладонь, которую он тянет в мою сторону, и чувствую его попытку вырвать у меня из рук рубашку.

– Китнисс, – осторожно говорит он, – отдай.

– Нет, – я уверена, что мне не нужна его помощь, только напарник настроен решительно и применяет силу, совершенно ощутимо потянув ткань на себя.

– Отдай, пожалуйста, – просит он, стараясь быть ласковым, но проявляя настойчивость.

Упорствую, вцепляясь в рубашку.

– Мне. Не. Нужна. Твоя. Помощь, – отчеканиваю я, сверкнув на Пита глазами.

Он выглядит взволнованным, озабоченным и… злым?

Пит страдает. И снова по моей вине.

Внезапно плотину моего видимого самообладания прорывает: я знаю, что мое лицо стремительно краснеет от нахлынувших чувств, и я, ощетинившись, нападаю.

– Мне не нужна «такая» помощь! – выкрикиваю я. – Не смей, Пит, слышишь? Я запрещаю!

Выпускаю из рук злосчастную рубашку и следом выхватываю из чемодана уже уложенные вещи: с яростью подбрасываю их в воздух, кидаю вокруг, швыряю в лицо Пита. Тряпки цветными всполохами разлетаются вокруг.

– Прекрати жертвовать собой ради меня! Я не заслужила всего этого! Не смей умирать ради того, чтобы я жила, потому что я все равно жить не буду! – ору во все горло, выплескивая боль последних дней.

Пит пытается поймать меня и удержать за руки, но я царапаюсь и вырываюсь.

– Я не буду жить с грузом твоей смерти на шее!

Напарник скручивает мои запястья и старается прижать к себе.

– Я не умираю, Китнисс, успокойся! Пожалуйста!..

Я не слушаю его, продолжая кричать:

– Кларисса дала мне право выбора, и я решила! Все, решила окончательно! – дергаюсь, не успокаиваясь.

Пит что-то говорит мне, но смысл слов ускользает от меня: понимаю, что плачу и кричу, кричу и плачу.

– Мне не нужна твоя жертва! Потому что я не смогу… Я не смогу жить… Без тебя…

Силы будто начинают покидать меня, и напарнику, наконец, удается прижать меня к своей груди. Я утыкаюсь носом в его шею, но продолжаю, как заведенная, повторять:

– Не уходи… Не уходи…

Пит так сильно обнимает меня, что мне становится больно, он словно пытается переломать мне все кости. Его объятия такие крепкие, что, хотя он уже не держит мои руки, я все еще не могу ими пошевелить – они зажаты между нашими телами.

– Не уходи…

– Я не могу остаться… Я не могу позволить кому-то обидеть тебя…

От его коротких слов внутри меня снова разгорается пламя. Группируюсь и яростно отталкиваюсь от него: напарник не ожидал и на мгновение отшатывается назад. Мне хватает этого, чтобы рвануться к двери. За долю секунды проворачиваю ключ в замке и открываю себе дорогу на свободу. К сожалению, Пит уже все понял и догоняет меня: он так сильно и внезапно давит на дверь, что она с оглушительным стуком захлопывается прямо перед моим носом, едва не прищемив мне пальцы.

– Китнисс, прекрати! Куда ты собралась?

Отскакиваю, не даю ему схватить меня снова, дергаю за ручку двери.

– Ты не остановишь меня, Пит! Это я заварила кашу, мне ее и расхлебывать! Сноу затеял это все, чтобы достать меня – вот она я, пусть получает!

Напарник дергает меня за плечо, рывком поворачивая к себе.

– Даже не думай! – он угрожающе рычит.

Не воспринимаю предостережение и упорно пытаюсь открыть дверь.

– Пусти!

– Нет!

– Я должна, ты не понимаешь!..

Мои аргументы застревают в горле, когда Пит, выворачивая мне руку, со всей силы дергает на себя и, едва я ударяюсь грудью о его грудь, затыкает меня поцелуем. В нем нет ни капли нежности – сплошная агрессия и напор, которые требуют от меня подчинения. Руки Пита болезненно сжимают мои предплечья, а его губы безжалостно терзают мои. Писк слабого сопротивления разбивается где-то между нами, и я понимаю, что отвечаю на поцелуй: обвиваю талию напарника руками и сама прижимаюсь к нему.

Он учащенно дышит. Замечаю, что и я тоже.

Пит отстраняется, упираясь лбом в мой лоб и, заглядывая в глаза, жарко шепчет:

– Неужели ты хоть на минуту можешь подумать, что я тебя отпущу, Китнисс? Что я позволю чему-то плохому случиться с тобой?

По спине ползут мурашки, а мои руки, все еще лежащие на пояснице напарника дрожат.

– Ты моя, Китнисс, ты моя… Я пройду через ад и все равно найду дорогу обратно… Ты моя, моя…

Я сама подаюсь вперед, накрывая его губы своими. Пит, жадно втянув в себя воздух, принимает мою ласку. Между нами поцелуй-обещание: он не разлюбит. И я не разлюблю.

========== 15 ==========

включена публичная бета!

заметили ошибку? сообщите мне об этом:)

Пустота была бы моим спасением.

Отрешение стало бы мне союзником.

Боль разрушает меня, делая слишком слабой.

Последние семь дней моей жизни, словно разбитые стекляшки, они похожи одна на другую и все-таки колючие по-разному. Эти дни прошивают насквозь мою кожу, режут внутренности, шрамируют душу. Тоска теперь вечный мой спутник и лучшая подруга.

Видимо, я настолько ушла в себя, что Сноу даже сжалился: в этой пустоте мне позволено видеть знакомое лицо. Джоанна. С тех пор, как у меня забрали Пита, ей, наверное, поручили приглядывать за мной?

У нас странные отношения: я ненавижу ее за то, что она предала меня и Пита, когда мы пытались выбраться из темницы, и все равно я благодарна ей за то, что она рядом, несмотря на ее собственные потери. Я стараюсь не думать о том, зачем президент разрешает нам общаться: у него на все есть причины, и я хочу оттянуть момент, когда узнаю о них.

Мы с Джоанной обе искалечены, она телом, я душой, но временами мне кажется, что Победительница из Седьмого намного лучше справляется с тем, что ей уготовила судьба. Даже после того, как Сноу отрезал ей язык, она не стала более покладистой, лишь острых слов больше не слышно. Колючка в Джоанне еще жива.

Я безразлично поднимаю на нее свой взгляд, когда Джоанна грубо толкает меня в плечо.

«Надоела твоя кислая мина», – говорят мне ее глаза.

– Так уходи! – кричу я в ответ.

Слезы снова собираются в уголках глаз, жгучие, ярые, и мне в который раз уже кажется, что мой организм целиком состоит из жидкости, и вся она готова пролиться в ожидании человека, которого я люблю.

«Сегодня», – снова толчок от безгласой.

Татуировка на лице Джоанны смотрится просто ужасно: как метка, поделившая ее жизнь на «до» и «после». Было время, все мы считали, что роковые дни в нашей жизни – Голодные игры, да только президент Сноу умеет и оставшиеся куски существования поделить по частям.

– Уходи! – не унимаюсь я.

Джоанна смиряет меня долгим внимательным взглядом, что-то щелкает в груди, и я уже готова извиниться перед ней, но не успеваю: равнодушно пожав плечами и прихватив поднос, на котором приносила еду, она выходит за дверь. Я слишком поздно понимаю, что снова оттолкнула, наверное, единственного друга, который у меня теперь есть.

Доверяю ли я ей? Не знаю, только никого взамен Джоанны мне пока не найти.

Мои дни похожи на пытку: аппетита нет, я запихиваю в себя еду усилием воли, мало сплю, днем слоняюсь, как тень. Все до единой мысли вертятся только вокруг Пита. Он страдает из-за меня.

Его насилуют, используют и принуждают. Его тело, ставшее мне любимым и таким дорогим, распинают в угоду капитолийской девицы!..

Но что, если Питу там не так уж плохо?

Это еще хуже.

Ребекка красива, мне даже и пытаться нечего сравниться с ней. Ее губы, наверное, знают, как правильно целоваться, не на камеру, а так, чтобы кровь закипала внутри; ее тело, могу поспорить, знает, как прогнуться, чтобы соблазнить мужчину. Даже Пита.

Сомнения!..

А я ведь обещала ему, что люблю. Разве доверие – не часть того огромного чувства, что люди называют любовью? Мои родители любили друг друга и доверяли. Я отдала Питу свое тело, тогда почему моя душа покрывается коркой льда, едва я думаю о том, что он прикасается к другой женщине?

Мне противно. Мерзко даже думать о таком.

Он сравнивает нас? Меня и Ребекку? Она лучше?

Бесцельно скольжу взглядом вокруг себя: все идеальное, блестящее, без единой пылинки. Столы, камин, проектор, журнальный столик и даже с обоев давно оттерли хитрый чайный узор, что я нанесла. Все, что ждет здесь Пита, когда он вернется, новое, капитолийское.

И только я – старый диван с подпиленной ножкой из Двенадцатого.

Резко поднимаюсь на ноги, когда мне начинает казаться, что стены комнаты сжимаются, грозя раздавить меня. Выхожу в коридор и – уже в который раз – отмечаю про себя, что меня никто не останавливает: может, попытайся я покинуть дворец, Сноу усилил бы меры безопасности и приставил ко мне пару миротворцев? С другой стороны, президент может быть уверен в том, что у меня связаны руки…

Прим, а теперь Пит…

Они – мои крылья, а сойки ведь не умеют летать без них.

От нечего делать брожу туда-сюда, пока не устают ноги, на каждом этаже одно и тоже: роскошь и тишина. Обитатели дворца торопятся пройти мимо – безгласые и капитолийцы, которых я не знаю, – им нет дела до одинокой разбитой девушки, вроде меня. Мне они так же безразличны.

Минуты текут мучительно медленно, тащатся, словно замедленные чьей-то недоброй рукой: сегодня седьмой день моей личной пытки.

Сегодня должен вернуться Пит.

Я не знаю, что скажу ему или что сделаю.

Хочется хотя бы увидеть его глаза, обнять, прижаться как можно ближе и почувствовать его запах, такой родной и такой… мой.

Я боюсь.

Мне страшно не увидеть в глазах Пита прежних чувств ко мне. Горькая ирония, он столько времени так искренне предлагал мне свою любовь, а я отказывалась от нее, будто и вовсе не нуждалась…

Теперь наша любовь – мой воздух. Только бы Сноу не перекрыл кислород.

За ужином президент уже привычно читает газету, а я сижу молча, смотрю только в свою тарелку и, кажется, веду счет секундам, которые остались до конца моих мучений.

– Мисс Эвердин, – голос Сноу нарушает тишину. – Меня беспокоит отсутствие у вас аппетита, так и заболеть недолго.

Я поднимаю на него глаза, но тут же отвожу их.

– Не переживайте обо мне.

– Я не могу себе подобного позволить, – настаивает президент. – Вы не забыли? Скоро ваша свадьба, и жители Панема ожидают, что вы, мисс Эвердин, будете светиться от счастья.

Кое-как засунутый в горло кусок мяса застревает там, и я почти задыхаюсь.

Свадьба…

Истеричный смешок прорывается наружу. Наша с Питом клетка станет золотой, но от этого не перестанет быть тюрьмой.

Я старалась гнать от себя подобные мысли, но что в этом толку, если рано или поздно ответ станет очевидным? Я вскидываю голову и надеюсь, что мой голос звучит твердо.

– После этой свадьбы… нас оставят в покое?

Бровь президента изгибается.

– Я вас не понимаю, мисс Эвердин. Объясните?

Мои щеки становятся розовыми, но я решаюсь идти до конца.

– После того, как я и Пит поженимся, его по-прежнему будут принуждать… к оказанию услуг?

Мне мерещится легкая усмешка на его губах, впрочем, я не уверена – седая борода и поднесенный бокал с вином скрывают от меня истинную реакцию Сноу.

– Мы обсудим это, когда придет время, – спокойно отвечает он.

Мои веки на мгновенье опускаются, я ненавижу эту неопределенность, я ненавижу все эти игры. Я ненавижу Сноу!

– Я хочу знать сейчас! – требую я.

Теперь у меня нет сомнений: президент улыбается. Его зубы сверкают, а мне кажется, они похожи на клыки падальщика.

– Вы не в праве ничего требовать, мисс Эвердин. Вы ведь еще помните, что жизнь… сложная штука, и никто не знает, какая беда может приключиться с вашей сестрой?

Я стискиваю челюсти так сильно, что слышу скрежет собственных зубов.

Мне так больно и так невыносимо одиноко! Будь Пит рядом, он бы обнял меня, и в его руках я чувствовала бы себя лучше…

– Моя внучка вернулась, – сообщает Сноу, заставив мое сердце забиться чаще.

– Давно? – вырывается у меня.

Президент пожимает плечами.

– Еще днем.

Сердце с гулом летит вниз и того и гляди разобьется об пол.

– Но…

– Нет, мисс Эвердин, – наблюдая за моей реакцией, продолжает Сноу, – мистер Мелларк не приехал.

Я слышу оглушительный звон, когда мое сердце все-таки достигает нижней точки и взрывается изнутри.

– Нашлось еще несколько дам, которые были весьма настойчивы в поисках его общества. Я не сумел им отказать.

– Да как вы! – я вскакиваю со своего места, готовая броситься на Сноу и растерзать его.

– Сидеть!

Его голос внезапно такой громкий, что у меня закладывает уши. Я не припомню, чтобы когда-нибудь президент хоть на минуту терял над собой контроль. Для большей убедительности сразу три миротворца отделяются от стен, возле которых они стояли, и угрожающе приближаются ко мне.

Я опускаюсь на стул и крепко вцепляюсь пальцами в вилку.

– Держите себя в руках, мисс Эвердин, – поняв, что я моя вспышка угасла, говорит Сноу. – Мистер Мелларк вернется, когда придет время. Все, что остается вам, – ждать.

Комментарий к 15

***От автора:***

Дорогие мои, хочу сказать спасибо КАЖДОМУ ИЗ ВАС! Благодаря вашему неравнодушию, “Сладкая отрава” набрала 590 плюсов и в настоящее время является самым “лайкнутым” макси по Голодным играм!

Могла ли я мечтать о подобном, когда начинала ее?

ВЫ, ДОРОГИЕ ЧИТАТЕЛИ, ТВОРИТЕ ЧУДЕСА))))

P.S. Кроме прочего, я хочу посоветовать вам мою новую историю ))

Кто-то ее уже видел, кто-то пока избегает, я же влюблена в нее не меньше, чем чуть раньше в свою “Не сказку”))

Рекомендую каждому, кто читал “Лебединую песню”, – я уверена, вам должно понравиться!

Верьте мне, я могу писать интересно не только о Пите и Китнисс ))))

Фанфик ***”Игры судьбы-чаровницы”*** http://ficbook.net/readfic/2767035