Текст книги "Сердце в тысячу свечей (СИ)"

Автор книги: afan_elena

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

Поднимаю безразличный взгляд на девушку, которая принесла ужин. После того разговора с Джоанной я ее больше не видела, каждый день приходит новая безгласая. Вероятно, Мэйсон поплатилась за то, что я попросила ее о помощи.

Охаю, когда понимаю, что сейчас именно победительница из Седьмого переставляет с подноса на стол мою еду. Я задерживаю дыхание, перехватывая ее такой же пустой как в прошлый раз взгляд, но она куда-то едва заметно кивает. На стол? На тарелку?

Едва ее работа закончена, Джоанна поспешно выходит из камеры, а я бросаюсь к столу. Ничего необычного. Может, я схожу с ума? Начинаю резко поднимать тарелки и под одной из них обнаруживаю маленький бумажный сверток. Воровато оглядываюсь вокруг и засовываю записку в карман.

Выжидаю несколько минут, а потом тороплюсь скрыться в уборной. В тусклом свете маленькой лампы разворачиваю листок. Передо мной карандашом начерченная неаккуратная схема какого-то здания, а внизу приписка:

Завтра после обеда двери останутся открытыми. Иди по схеме. Я жду тебя, Кискис.

Г.

Сердце замедляет свой бег.

Гейл. Он где-то здесь рядом. Он спасет меня! Я убегу!

С шумом выдыхаю, прислоняясь к стене. Надежды оказались не напрасными: Джоанна действительно нашла способ помочь мне!..

Пит? Мои плечи обреченно опускаются. Он без сознания, у него горячка.

Снова подношу схему к глазам: путь не близкий: между точкой, отмеченной, как моя камера, и местом, где будет ждать меня Гейл, довольно большое расстояние. Пит не сможет идти, а я не дотащу его на себе.

От бессилия ударяю кулаком о стену.

– Прости меня, Пит… – шепчут мои губы. Но я ведь еще ничего не решила или…

========== 03 ==========

Комментарий к 03

включена публичная бета!

заметили ошибку? сообщите мне об этом:)

Я уйду без Пита. Это разумное решение. Или погибнем здесь оба, или я выберусь, и тогда у нас обоих появится шанс. Я найду способ убедить Гейла освободить Пита; я вернусь за ним, как только будет такая возможность.

Не спится. В маленьком окошке давным-давно стоят сумерки. Тишину комнаты нарушает только скрип койки, когда я ворочаюсь. И голос Пита, зовущий меня. Он не замолкает, у меня раскалывается голова.

Отгоняю от себя сомнения: я не бросаю Пита. Не бросаю. Я все еще пытаюсь спасти нас обоих.

– Китнисс…

Затыкаю руками уши. Ну почему он не замолчит?

– Прекрати!

Пит не слышит, он продолжает, как заведенный, шептать мое имя. Время становится тягучим. Скорей бы рассвет!

– Китнисс…

Я дергаюсь, стряхивая с себя оцепенение, и поворачиваюсь к лежащему рядом парню. Мои руки сжаты в кулаки, я злюсь. Пусть он прекратит!

– Китнисс… – Глаза Пита смотрят прямо на меня. Он в сознании.

Отвожу взгляд, мне становится стыдно за свой гнев. Кладу голову на подушку, случайно касаюсь рукой ладони Пита. Он сцепляет наши пальцы, будто только этого и ждал. Я не против, поразмыслив, даже крепче сжимаю его руку.

От Пита исходит жар, он как печка. Терплю.

– Обними меня? – неуверенная тихая просьба.

Удивленно смотрю на него.

– Ты же ранен?

– Пожалуйста…

Хмурюсь, но не спорю, размышляю только над тем, как это сделать: спины Пита не коснешься. Он сам находит решение: приподнимается, издавая слабый стон, а я придвигаюсь ближе. Его голова ложится мне на плечо, а правая рука на живот.

– Выходит, что это ты меня обнимаешь, – зачем-то говорю я, но Пит не реагирует на шутку.

Он потный, влажные волосы касаются моей шеи, а неровное дыхание достигает кожи.

– Если я умру, – начинает Пит, и я напрягаюсь как тетива, – я хочу, чтобы ты знала…

Закрываю ему рот рукой.

– Ты не умрешь!

Он шевелит головой, требуя убрать ладошку.

– Я хочу, чтобы ты знала…

Пит поднимает голову, жмурится, выдыхает, замолчав, но спустя пару мгновений продолжает:

– Я люблю тебя.

Поджимаю губы. Его голубые глаза смотрят с печалью и мольбой.

– Пит…

Я не могу выдавить из себя ответное признание. Он не отводит взгляда, молчание становится неловким. Мне не приходит на ум ничего другого, и, обхватив ладонями лицо напарника, я целую его. Его губы горячие и сухие. Пит жадно целует меня в ответ. Его напор обескураживает, я не ожидала такого пыла от парня, который несколько дней борется с лихорадкой.

Пит отстраняется первым, кладет голову на мое плечо. Глажу его по волосам, путая пальцы в длинных прядях. Со мной что-то происходит: снова внутри бабочки. Я целовалась с Питом сотню раз, иногда это было приятно. Но в последнее время мне становится грустно, когда все заканчивается.

Мой напарник засыпает почти сразу, и я, согретая его теплом, постепенно тоже расслабляюсь и засыпаю, крепко прижимая Пита к себе.

***

Я просыпаюсь с первыми лучами солнца, несмело проникающими в камеру. Светлая макушка упирается мне в подбородок, а нос Пита касается моей ключицы. Собираюсь потянуться, когда вдруг соображаю, что его ладонь по-хозяйски накрыла мою грудь. Чувствую, как щеки вспыхивают ярким пламенем. Жмурюсь и стараюсь сползти с кровати, не разбудив парня.

Усаживаюсь на стул, упершись пятками в край. Делаю глоток холодной воды и бросаю взгляд в маленькое окошко. Сегодня. Засовываю руку в карман, выискивая записку Гейла, которую я спрятала туда вчера, но вместо этого мои пальцы нащупывают ткань парашюта и круглую жемчужину внутри него. Почему мне стыдно? Я поступаю правильно.

Время до обеда тянется слишком долго. Пит просыпается, мы болтаем о чем-то отвлеченном. Он слабо улыбается, я хмурюсь. Надо попрощаться. Не могу.

Когда голос из динамика оповещает о том, что сейчас принесут еду, мое сердце разгоняется так сильно, что вот-вот выпрыгнет из груди. Я сижу на кровати, только уже не опираюсь на спинку – я напряжена и готова бежать, как только понадобится.

Безгласая ходит по камере, сегодня это не Джоанна. Сжимаю в руках простынь.

– Все в порядке? – спрашивает Пит, накрывая мою руку своей.

Перевожу на него взгляд, он бледный, измученный.

– Нормально, – неопределенно отвечаю я, стараясь не смотреть на прислужницу. Высвобождаю свою руку из пальцев Пита, положив ее поверх своих согнутых коленей.

Минуты замедляются. Вот девушка прижимает к груди уже пустой поднос. Вот проходит назад к двери. Выходит прочь.

Замок не щелкает.

Я прислушиваюсь к едва различимому звуку шагов безгласой в коридоре. Спускаю с кровати одну ногу, потом другую. Подхожу к столу.

Что, если это ловушка Сноу? Действительно ли Джоанна сумела разыскать Гейла, и именно он ждет меня в конце пути? Мысленно представляю перед глазами схему – я несколько раз за сегодняшнее утро разглядывала ее, теперь я помню каждый поворот, каждый пост охраны, которых стоит избегать.

Кискис. Только Гейл называет меня так. Президент не может об этом знать. Никто не может, это только мое и Гейла.

Наливаю в стакан воду, поворачиваюсь к Питу. Надо попрощаться.

– Пит, я тебя люблю.

Как-то само вырвалось. Прикусываю губу. Парень выглядит ошарашенным. Я чувствую тоже самое.

– Китнисс…

В пару широких шагов я оказываюсь возле кровати и, наклонившись, порывисто целую напарника. Поцелуй быстрый, он даже не успевает отреагировать на него. Разгибаюсь и, не оборачиваясь, иду к двери. Дергаю за ручку.

Дверь распахивается.

– Китнисс? – Пит растерян, в его голосе вся палитра чувств.

Шагаю вперед. Оглядываюсь вокруг: никого. Передо мной мрачный коридор: стены каменные, светильники похожи на те, что расположены в моей камере, только крупнее. Двигаюсь направо до пересечения с другим коридором. Слегка высовываю голову: в дальнем конце мелькает удаляющийся силуэт мужчины – пост охраны. Все правильно, мне туда не надо.

Пол холодный, я в одних носках. Воздух пропитан страхом. Моим.

Постепенно пробираюсь все дальше, благополучно перемещаясь все ближе к долгожданной свободе. Это место чем-то напоминает мне лабиринты Тринадцатого – та же серость, промозглый влажный воздух.

Прокручиваю в голове схему: еще два поворота, и я на месте. Вокруг тихо. Слишком тихо.

Сомнения приходят очень некстати. Насколько хорошо Гейл знает местные туннели и расписание движения охраны? Где Джоанна встретила Гейла? Как им удалось уговорить безгласую, которая сегодня принесла обед, чтобы она не запирала дверь?

Последний поворот. Замираю как вкопанная, ослепленная ярким светом десятка ламп. Глазам требуется время, чтобы привыкнуть. Часто моргая, стараюсь рассмотреть, что вокруг. Здесь должны были быть двери на свободу. Здесь должен был быть Гейл.

Дверь действительно есть. Высокая металлическая дверь с цифровым табло прямо над ней: на нем отсчитывается время. Десять минут. Девять минут и тридцать секунд. Девять минут ровно…

Прямо напротив меня стоит девушка, одетая в белое. Энорабия.

– Привет, Огненная, – говорит она, кривя губы в усмешке. – Я уж тебя заждалась.

Гулко выдыхаю.

– Где?..

– Где твой «кузен»? – Энорабия победно улыбается. – Кто же его знает? – девушка пожимает плечами. – Кискис? Серьезно?

Сжимаю кулаки. Ловушка.

– Как дела у женишка? Вряд ли он протянет еще пару дней, правда? – ее голос пропитан ядом.

Делаю шаг вперед, собираясь вцепиться ей в горло.

– Не твое дело! – рычу я.

Победительница из Второго даже не отступает назад. Она меня не боится.

– Стоп! – командует Энорабия, поднимая вверх обе руки. В одной ее ладони зажата прямоугольная карточка, а во второй какая-то бутылка белого цвета.

Я замираю.

– Умница, Огненная. – Снова улыбка, которую я хочу стереть с ее лица. – Президент передавал тебе привет. И у него для тебя подарок, – она вытягивает вперед руки. – Но ты можешь выбрать только один.

Я перевожу взгляд с бутылки на карточку и обратно.

– Что это?

– Ключ от двери, которая выведет тебя на свободу. И лекарство для Мелларка. Выбирай.

Мне кажется, я заранее знала, что в бутылке, еще до того, как Энорабия произнесла это.

– Ключ от двери? Меня выпустят отсюда? – недоверчиво спрашиваю я.

– Конечно, – широкая улыбка победительницы полна торжества. – Всего одно «но»: у тебя… – она оборачивается на часы, – семь минут.

Поднимаю глаза к электронному табло. Шесть тридцать. Шесть. Пять тридцать.

– А что потом?

– Пароль на двери сменится. И ключ станет бесполезен, – спокойно объясняет Энорабия. – Ты ведь не надеялась, что успеешь и вылечить дружка, и убежать отсюда?

Четыре. Три тридцать.

Меня окружает оглушительный стук. Это бьется мое сердце.

Три.

Свобода.

Или Пит?

Я провела несколько недель в заключении. Если я останусь, Сноу вряд ли когда-нибудь вообще выпустит меня отсюда.

Два тридцать.

Свобода.

Или Пит??

Что с ним станет, если я уйду?

Два.

Прим! Гейл! Мама… Я никогда их не увижу.

Минута тридцать. До боли сжимаю челюсти.

Свобода или Пит???

Минута.

Пит будет жить.

– Умница, – говорит Энорабия, когда я выхватываю из ее руки бутылку с лекарством.

Тридцать секунд.

Ноль.

Слышу щелчок перезахлопывающихся замков. Пароль сменился. Ключ-карта, который мог бы вывести меня отсюда, больше не действует. Но я сделала свой выбор.

– Тебя проводить? – снова усмехается победительница, и из коридора, откуда я пришла, появляются два миротворца.

– Я пойду сама.

Разворачиваюсь и бреду обратно. Я помню путь.

Ловушка.

Я была наивна, надеясь, что Сноу можно обхитрить. Правила игры всегда известны только ему. Ему одному.

Дохожу до своей камеры, возле нее три миротворца. Дергаю за ручку, дверь по-прежнему не заперта. Вхожу внутрь, но останавливаюсь уже через мгновение. Возле камина стоит Сноу собственной персоной. Аромат роз окутывает меня, вызывая тошноту.

– Добрый день, мисс Эвердин, – подчеркнуто вежливый тон президента пробирает меня до мурашек. – Я как раз пришел навестить мистера Мелларка, раз уж вы решили нас покинуть.

Перевожу взгляд на Пита. Он сидит на кровати, лицом к окну. Я вижу только его израненную спину, покрытую вздувшимися ранами. Пит не оборачивается.

– Я вернулась, – твердо говорю я.

Президент ухмыляется, поглаживая розу в петлице пиджака.

– Ваша слабость в том, что вы всегда жалеете убогих, мисс Эвердин, – говорит Сноу, и я замечаю, как мой напарник дергается от этих слов.

– Пит, я принесла лекарство, – произношу я, игнорируя замечание президента.

Прохожу мимо Сноу, останавливаюсь возле кровати. Пит по-прежнему даже голову не поворачивает в мою сторону. Хватаюсь пальцами за металлические перила кровати.

– А мы с мистером Мелларком как раз беседовали о том, как отчаянно вы скучали по своему «кузену» и рвались на встречу с ним. Не так ли, Пит? – президент закашливается, прикрывая рот платком. – Что ж, оставлю вас. Полагаю, влюбленным есть о чем поговорить?

Сноу выходит. Я четко слышу, как повернулся в замке ключ. Мы снова заперты.

Сглатываю. Не знаю, что сказать. Сажусь на кровать по другую сторону от Пита.

Оба молчим. Долго молчим. Сжимаю в руках бутылку с лекарством.

– Пит?

Мой вопрос повисает в тишине.

– Скажи что-нибудь?

Зачем я прошу его об этом? Пит расстроен. Зря я спросила.

– Лучше бы ты дала мне умереть на Арене, Китнисс.

– Почему? – я соскакиваю с места и быстро подхожу к Питу. – Что ты несешь?

Он резко встает, тут же морщась и покачиваясь от боли, но когда я тяну к нему руки, желая помочь, отталкивает их.

– Потому что больных собак пристреливают. Это лучше, чем бросать им куски тухлого мяса, продлевая агонию.

========== 04 ==========

Комментарий к 04

включена публичная бета!

заметили ошибку? сообщите мне об этом:)

Я с силой сжимаю руку Пита.

– Не говори так!

– Правда уши режет? – рявкает он, вырывая свою ладонь из моих пальцев.

Пит отходит к столу, а я не могу отвести взгляда от его израненной спины.

– Надо обработать раны, – говорю я, но напарник не подчиняется. Сажусь на его прежнее место на кровати, жду, сама не зная чего.

Мы молчим слишком долго. Я чувствую себя виноватой. У меня первой не выдерживают нервы.

– Ну что ты от меня хочешь? – начинаю кричать. – Мне что, извиниться?

Пит резко поворачивается.

– Да хотя бы даже!

– Тебе полегчает?

Мы стоим друг напротив друга и орем.

– А ты попробуй! – Пит в бешенстве.

– Ах, прости, что спасала твою жизнь! – я тоже на грани.

– Свою!

– Что?

Парень пристально смотрит мне в глаза и очень медленно, раздражающе спокойным тоном говорит:

– Ты спасала свою жизнь, Китнисс.

Закрываю глаза, это удар против правил. Поворачиваюсь к Питу спиной, все еще сжимая в руке бутылку с лекарством. Наверное, он прав: я так хотела освободиться, что забыла даже об осторожности, угодив прямо в капкан, поставленный Сноу.

Шмыгаю носом, стараясь не заплакать.

– Прости, – шепчет Пит, его руки ложатся мне на плечи. – После того, как я дважды собирался умереть за тебя на Арене, нечестно требовать, чтобы сейчас что-то изменилось.

– Все изменилось… – бормочу я, не оборачиваясь. Ладони Пита согревают мою кожу, дрожь проходит.

– Например?

Я не знаю, что ответить. Мир изменился. Мы изменились. Как объяснить все, о чем я думаю? Вместо этого задаю другой беспокоящий меня вопрос:

– Мы когда-нибудь выберемся отсюда?

Я хочу услышать уверенное «конечно», однако получаю безнадежное «вряд ли». Оборачиваюсь, я зажата между перилами кровати и Питом, пытаюсь заглянуть ему в глаза, но напарник упорно отводит взгляд.

– О чем я не знаю?

Пит отвечает не сразу.

– Ты ждешь, что нас спасут? – спрашивает он, я киваю. – Гейл? Хеймитч?

– Койн и ее люди. Повстанцы!

Губы Пита трогает невеселая улыбка.

– Взорвешь нашу темницу и улетишь на планолете мятежников?

В его голосе слышится сарказм. Пит снова злится?

– Мы улетим. Вместе, – тихо говорю я.

Пит внимательно смотрит на меня, разглядывает каждую черточку на моем лице, задерживаясь на губах.

– Ты сказала правду тогда, перед тем, как уйти?

Мы стоим слишком близко. Я тоже смотрю на его губы. Кажется, Пит меня сейчас поцелует.

– Ты меня любишь?

Ну зачем он все портит? Резко отворачиваюсь, момент потерян. Пит хватает меня за руку, не давая отойти.

Для меня слишком непросто говорить о своих чувствах. Я сама в них не уверена. Да, Пит многое для меня значит, но любовь ли это? А тогда… Тогда просто вырвалось.

– Я ведь собиралась уходить и не знала, когда мы встретимся…

– Ясно, – холодно отвечает Пит, выпуская мою ладонь.

Если раньше молчание казалось неловким, то теперь оно просто убивает меня. Я снова все испортила? Почему Пит не поймет, что для меня все тоже не просто?

И я, и Пит оборачиваемся на звук открывающейся двери. Через мгновение на пороге появляется безгласая с подносом. Неужели уже время ужина? Бросаю короткий взгляд в окно: действительно, сумерки.

Мы едим в полной тишине, а после я укладываюсь на кровать. Пит еще долго сидит за столом, делая вид, что читает книгу.

– Твою спину надо обработать, – говорю я спустя целую вечность, получая очередной испытывающий взгляд голубых глаз.

На этот раз Пит не сопротивляется, подходит к койке и ложится на живот. Вблизи раны выглядят омерзительно: вздувшиеся красные полосы, обильно покрытые грязно-желтым гноем. Смачиваю ткань в воде и пытаюсь размочить верхнюю корку. Борясь с тошнотой, вычищаю раны. Пит глухо стонет, закусив зубами подушку.

Наконец, очередь доходит до банки с лекарством. Сначала выдавливаю чудо-средство на ладонь – проверить, что это вообще такое. Густой гель зеленого цвета с приятным запахом. Наношу его на воспаленную спину Пита.

– Холодно, – бормочет он, вздрагивая.

Оставляю напарника лежать, пока мою руки, а вернувшись, обнаруживаю, что краснота начинает спадать.

***

Спим мы каждый на своей половине кровати. И эту ночь, и следующие.

Тем для разговоров нет: раньше большей частью Пит начинал что-то говорить, а я подключалась, но он все еще злится и молчит. Я молчу в ответ.

Целыми днями лежу, глядя в одну точку, поднимаясь только за тем, чтобы поесть. Питу проще, он нашел себе занятие – читает книги, которые все прежнее время обрастали пылью, стоя на полке.

Его спина почти зажила, я обрабатываю ее четыре-пять раз в день.

За окном выпал снег, наша камера стала похожа на ледник, и только тогда миротворцы принесли дров и выдали Питу спички.

– Какая забота со стороны Сноу! – вырывается у меня.

– А ты бы предпочла воспаление легких? – интересуется напарник, разводя огонь.

Поддержание тепла в камере стало еще одной обязанностью Пита, потому что я всерьез подумываю о том, чтобы дать своему организму заболеть и отойти в мир иной – назло президенту.

Пару дней назад случилось странное: я вдруг заметила, что у Пита нет майки. Его принесли в камеру с обнаженным торсом, и до сих пор никто не догадался пополнить его гардероб. Первый раз вышло неловко: Пит подбрасывал поленья в огонь, а я засмотрелась на блики пламени, играющие на его коже. Я как раз облизывала губы, когда напарник резко обернулся, застав меня на месте преступления.

– Все в порядке? – спросил Пит озабоченно, видя, что мои щеки полыхают багряным румянцем.

– Угу, – буркнула я, уткнувшись лицом в подушку.

Вот и сейчас за окном ночь, а мне не спится. Лежу, разглядывая полуголого спящего парня. Пит красивый. Мне хочется коснуться его кожи, причем это желание такое сильное, что колет подушечки пальцев.

Пит ворочается во сне, выискивая положение поудобнее: взбив подушку, он фыркает и затихает. Длинная челка падает на глаза Пита, и я, не удержавшись, откидываю ее назад. В тот же миг светлые ресницы дрожат, распахиваясь, а пальцы парня сжимаются в кольцо на моем запястье. В голубых глазах настороженность и испуг, исчезающий, когда Пит узнает меня.

Сколько ему пришлось пережить за месяцы своего плена? Пит никогда не рассказывал об этом, а я не рискнула спросить. О некоторых вещах лучше не вспоминать, схоронив их подальше в памяти.

– Извини, – шепчу я. – Не хотела тебя будить.

– Почему не спишь? – тихо спрашивает Пит, больше не сжимая пальцы, но и не отпуская моей руки.

– Мне страшно, – честно говорю я. – Что если мы навсегда застряли в этой камере?

Пит вздыхает и, перевернувшись на бок, раскрывает свои объятия.

– Иди ко мне.

Я тут же придвигаюсь ближе, прижимаясь к его голой груди. Руки Пита обнимают меня, нежно гладят по спине. Чувствую, как Пит аккуратно целует меня в макушку. Крепче прижимаюсь к нему.

Близость Пита волнует меня, в груди появляется распирающее чувство, а сердце бьется чаще. Запрокидываю голову, позволяя ласковым поцелуям спуститься ниже. Пит касается губами моего лба, щеки, целует в кончик носа. Я провожу пальцами по его плечам, шее, ощущаю, как кожа Пита покрывается мурашками от моих прикосновений.

Его губы легко касаются моих, едва-едва, и, не задерживаясь, продолжают спускаться: целуют мой подбородок, шею, перемещаются к уху. Я с шумом выдыхаю, когда Пит прикусывает мочку, его дыхание щекочет мою кожу. Я одновременно расслаблена и напряжена. В животе кружат бабочки, с силой ударяясь о стенки желудка.

Одна моя рука перебирает волосы Пита, а вторая скользит по его телу. Парень не отстает, поглаживает мой живот через майку, его ладонь медленно ползет все выше. Я чувствую его пальцы в опасной близости от своей груди. Мысль о том, что Пит собирается коснуться ее, меня страшит, но я не отодвигаюсь. И это происходит: ладонь Пита накрывает левую грудь, поглаживая ее сквозь ткань. Я дергаюсь, непроизвольно отстраняясь, но почти сразу выгибаюсь навстречу Питу: мое тело не против его прикосновений.

Губы напарника терзают мою кожу, она влажная от сотни его поцелуев. Поворачиваю голову, требуя поцелуя в губы. Пит чуть улыбается и, наконец, целует. По телу проходит дрожь. Бабочки взлетают выше, заполняя мое горло. Не хватает воздуха, мой стон разбивается о горячие губы напарника. Я отвечаю на поцелуй, позволяя языку Пита проникнуть в мой рот. Мы целовались так пару раз, когда приходилось изображать для публики дикую страсть, но тогда я не почувствовала ничего. Сейчас все иначе. Я – зажженный фитиль, и я горю.

Вздрагиваю, когда пальцы Пита забираются под мою майку. Прикосновения к голой коже обжигают. Сердце отбивает дикий ритм. Губы напарника покусывают мою шею. Неожиданно все прекращается.

– Надо остановиться, Китнисс, – шепчет Пит, поправляя мою майку.

Я смотрю прямо в голубые горящие глаза. Сейчас они почти синие. Дыхание парня такое же сбившееся, как мое. Мы оба хотим продолжения. Тогда почему Пит отказывает мне?

– Ты расстроена, я не хочу, чтобы потом ты жалела о случившемся…

– Не буду, – обещаю я, но Пит только слабо улыбается и уже по-братски целует меня в лоб.

– Попробуй уснуть?

Он переворачивается на спину, укладывая мою голову на свое плечо. Я слышу совсем рядом бешеный стук его сердца. Он такой же, как мой. Пламя внутри меня только разгорелось, сна ни в одном глазу. Начинаю водить пальцами по его животу, рисую кривые линии, Пит вздрагивает, облизывает губы и тяжело вздыхает. Его рука перехватывает мою, останавливая.

– Пожалуйста, Китнисс… Спи.

Я обиженно поджимаю губы и искренне пытаюсь уснуть, но кажется, что бабочки в животе не дадут мне сегодня сомкнуть глаз.

Уже через несколько минут, согретая близостью вредного Пита, я засыпаю; моя рука все еще сжата в ладошке напарника.

***

Утро сегодня мрачное: за окном, видимо, тепло, так что снег подтаял, превратившись в грязную темную кашу. Мое настроение не лучше. Пит отверг меня после того, как я фактически разрешила ему двигаться дальше, – это отравляет меня изнутри. Стараюсь делать вид, что я в камере одна, не хватало еще наткнуться на самодовольство в голубых глазах.

Завтракаем молча, а потом расползаемся по своим обычным местам – я на кровать пялиться в потолок, а Пит берет книгу, которую читает, наверное, уже по кругу, и садится за стол.

Сую руку в карман. Жемчужина. И медальон. Достаю последний, долго рассматриваю, вглядываясь в лица родных. Я, вероятно, никогда их больше не увижу. Пропаду тут, запертая в темной холодной камере. С Питом.

– Скучаешь по ним?

Вопрос выводит меня из раздумий, поднимаю глаза, бросая на Пита быстрый взгляд.

– Очень. – Глажу пальцем по гладкой поверхности золотистого цвета.

Напарник как будто мрачнеет, опускает голову на руки, отложив книгу в сторону. Потом проводит пальцами по своим волосам.

– Я много думал над ситуацией, в которой мы оказались, – произносит Пит спустя время. – Если бы Сноу хотел нас убить – он мог сделать это тысячу раз, и никто бы даже не нашел наши растерзанные тела. Помощники президента отлично выполняют свою работу…

Я смотрю на парня, сидящего напротив. В его словах много горечи и боли.

– Сноу пытал тебя? – тихо спрашиваю я.

Зачем я спрашиваю? Память о плохом лучше не тревожить.

На мгновение Пит замолкает, а потом спокойно отвечает:

– На мне ставили своего рода эксперименты. Сколько раз можно сломать человеку руку, исцеляя ее вновь и вновь, пока жертва не перестанет дергаться перед неизбежным. Или сколько иголок можно воткнуть в тело, пока сознание не отключится, даря благодатную темноту.

Я прикрываю рот рукой, чтобы не закричать, но Пит успокаивает меня.

– Я догадывался, что Сноу не нужен мой труп. Каждый раз мое тело приводили в порядок, чтобы повторить потом вновь. «Все – ради науки», – так мне сказал один из моих «врачей».

Напарник качает головой, отгоняя воспоминания. Он встает, подходит к камину и подкидывает пару поленец в огонь, который с жадностью поглощает пищу, благодарно треща, «ломая кости жертвы».

– Меня не исцелили только однажды – когда принесли в эту камеру, – напарник обводит взглядом вокруг. – У Сноу были планы на тебя, Китнисс. Проверить, как ты будешь себя вести. Очередной эксперимент…

– И я сделала все, как он и хотел, – констатирую я.

– Да, – лицо Пита грустное, взгляд рассерженный. – Президент неплохо изучил нас обоих, он предвидит наши шаги и развлекается, проверяя свои теории.

– Теории?

– Ты еще не поняла, Китнисс? – напарник усмехается. – Мы с тобой – мыши, а это, – его рука указывает на нашу камеру, – мышеловка. Она захлопнулась. Нам оторвало лапы, но головы-то целы. И это не случайно…

Поворот ключа в замочной скважине прерывает страстную речь Пита. Мы оба поворачиваемся к двери, удивленно глядя на двух вошедших миротворцев.

– Мисс Эвердин? – начинает один из них. – Вам придется пройти с нами. Президент Сноу желает с вами побеседовать.

– Я пойду с ней! – вмешивается Пит, но человек в белой форме качает головой.

– Вы, мистер Мелларк, остаетесь здесь. Разговор будет приватным.

Дорогие мои, этот фик читает только пара человек?

Хочется увидеть какую-то реакцию с вашей стороны.

Что хорошо, что плохо?

Автору кажется, что никому не интересно ((

========== 05 ==========

Комментарий к 05

включена публичная бета!

заметили ошибку? сообщите мне об этом:)

Миротворцы ведут меня по коридорам, некоторые из которых я помню – я проходила по ним, когда пыталась сбежать. Мои стражи сворачивают три раза налево, затем используют электронный ключ, подобный тому, что предлагала мне Энорабия, для того, чтобы открыть дверь, и мы продолжаем путь.

Я пытаюсь запомнить дорогу – направо, снова направо. Лифт. В нем зеркальные стены, и я вижу себя впервые за несколько недель. Тусклые волосы, заплетенные в неряшливую косу, ярко выделяющиеся скулы, острый подбородок. Мое лицо изможденное, уставшее. Отвожу взгляд: я и раньше не была красавицей, а теперь и подавно.

Лифт поднимается достаточно долго, из чего я делаю вывод, что Сноу ждет меня где-то в личных апартаментах: в прежние времена я не раз бывала во дворце, первые этажи открыты для посещения, тогда как третий и четвертый – закрытая для посторонних территория.

Створки дверей лифта бесшумно разъезжаются, и вслед за миротворцами я выхожу в просторный холл. Обстановка здесь самая что ни на есть капитолийская: пол устилают ковры, стены наполовину покрыты панелями из красного дерева. Кругом картины, вазы, цветы и безгласые, стоящие через каждые пару метров и готовые выполнить любой приказ своих хозяев. Проходя мимо, я невольно всматриваюсь в их лица, помеченные татуировками. Молодые симпатичные девушки. Искалеченные и сломленные.

– Пришли! – командует один из миротворцев, и наша маленькая процессия останавливается.

Он стучит в массивную деревянную дверь, а потом входит, докладывая о том, что «мисс Эвердин ожидает в коридоре». Не проходит и минуты, как миротворец возвращается и предлагает мне пройти внутрь.

Очевидно, меня привели в рабочий кабинет президента: здесь полно книжных шкафов, несколько кресел в ряд возле стены и центр всего – длинный стол, во главе которого сидит Сноу. Он не смотрит на меня, подписывая какие-то бумаги, и это дает мне лишнее время, чтобы осмотреться: строгая роскошь, подчеркивающая статус президента. Мое внимание целиком поглощает огромное окно, расположенное за его спиной, на дальней стене, – в нем раскинулось широкое чистое небо.

– Все, Кларисса, можешь забирать, – говорит Сноу, откладывая в сторону ручку и отодвигая от себя бумаги.

Мой взгляд останавливается на темноволосой капитолийке, стоящей возле него.

–Спасибо, – сладким голосом отвечает девушка, прижимая к груди документы.

Она обходит стол и направляется к выходу, скользнув по мне оценивающим взглядом таких же серых, как у меня, глаз.

– Рад снова вас видеть, мисс Эвердин, – приветствует Сноу, и я тут же забываю о капитолийке. – Присаживайтесь.

Чувствую, как мышцы сковывает от страха, однако подхожу ближе и располагаюсь на одном из стульев.

– Замечательно выглядите, – говорит президент.

Вспоминаю свое отражение в зеркале и морщусь.

– Не думаю, что я сейчас в лучшей форме, – спорю, сжимая в пальцах ткань штанов.

– Согласитесь, для почти шести недель плена, ваш вид можно назвать цветущим, – настаивает Сноу. – Ваше тело не получило физических увечий, вы не отравлены и не страдали от голода.

Мне нечего возразить, так что я решаю промолчать.

– Мятежники представляли картину куда более красочной. Их ролики делали из вас благородную мученицу. Плутарх Хейвенсби всегда любил добавить драматизма.

Я настораживаюсь от слов, произнесенных Сноу, но не потому, что он знает о предательстве Плутарха, а потому, что он говорит о повстанцах в прошедшем времени. Видимо, что-то изменилось в моем лице, потому что президент снисходительно улыбается, сложив руки перед собой на столе.

– Вы все правильно поняли, мисс Эвердин. Сопротивление сломлено. Революция, на которую вы так надеялись, не состоялась.

Я как рыба, которая только и может, что открывать рот, жадно хватая воздух. Единственное, что у меня выходит, это прошептать имя сестры.

– Прим?

Сноу не обращает на меня внимания, продолжая:

– Повстанцы по всему Панему сложили оружие, признав власть Капитолия. Наша с вами страна едина как никогда.

– Что с Прим?! – настойчивее спрашиваю я.

Президент долго смотрит на меня, перебирая короткими пальцами свою седую бороду, и только спустя несколько минут говорит:

– А это как раз самая интересная часть нашей с вами беседы, мисс Эвердин.

Я задерживаю дыхание, боясь услышать новость, которая разобьет мне сердце.