Текст книги "Солёный ветер (СИ)"

Автор книги: _YamYam_

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

– Воздух такой солёный, – делится она, не в силах справиться с расплывающейся по губам улыбкой.

– В тебе не изменилось многое, – замечает Чонгук, локтями упираясь в крышу машины и смотря на неё. – Сколько не дышал всё детство, никак не мог понять, почему он кажется тебе солёным. Воздух как воздух.

Инён едва справляется с волосами и, спрятав их под воротник бомбера и заправив за уши, двигается в сторону столь манящей воды, содрогаясь от холода.

– Это потому что ты бесчувственный чурбан, – отвечает она, повышая голос, чтобы он её расслышал. – Только люди с тонкой душевной организацией могут это ощутить.

Со Инён чувствует себя престранно, ведь так близка к воде впервые за тринадцать лет. Это так нелепо – не видеть моря, живя в Корее, а ещё неловко – потому что каждый раз, когда она так к нему близка, к ней близок Чон Чонгук.

Инён хорошо помнит, как он раз за разом хватал её за руку и тащил за собой, заставляя становиться соучастницей всех побегов из дома, а потом всегда сидел где-то поблизости, пока она бродила по песку, будучи не в состоянии надышаться этим солёным воздухом. Их находили снова и снова, притаскивая домой едва ли не за шкирки, и если Инён смиренно сидела на стуле перед их отцами, сложив на колени руки и внемля каждому их слову, то Чонгук ходил по комнате, фыркая на каждое замечание и скрещивая руки на груди. Отец никогда не упускал шанса напомнить ей, что она – старшая, а потому ей следует быть куда более разумной и не позволять помыкать собой младшему. А потом, когда ей было девять, он под громкий смех дяди Сонши во все глаза уставился на молодого господина Чона, заявившего, что женится на ней, едва вырастет, и выгонит его из дома, если он не перестанет.

Инён прыскает, вспоминая это, а потом вздрагивает едва заметно, когда на плечи её опускается чёрное пальто, чужая грудь прижимается к спине, руки обхватывают плечи, а виска касается тёплое дыхание.

– Ну и что ты делаешь?

– А на что это похоже? – хмыкает Чонгук. – Наверное, танцую джигу.

Инён закатывает глаза, но рук его не скидывает, да и сама не отодвигается ни на шаг.

– Разве я не заслужил? – спрашивает он, не дождавшись никакого ответа, а затем тянет наигранно-плаксивым тоном: – Мне было так страшно, нуна, аж коленки тряслись. Они ведь могли меня убить.

– Не придумывай, – фыркает она. – Этот Чхве Сыльмин не был похож на того, кто пойдёт на подобное. Он наверняка знал, что твоя смерть принесёт ему большие проблемы.

– Могла бы просто сказать, что очень бы расстроилась в таком случае, – смеётся он, своим дыханием, бьющимся о её висок, заставляя кровь скорее двигаться по венам. – Такая жестокая.

– Замёрзнешь, – констатирует Инён.

– Тогда тебе придётся меня согреть, нуна, – усмехается Чонгук, – мне это подходит.

– Нуби ревновать не будет? – неожиданно даже для самой себя улыбается она.

– Одно твоё слово – и я забуду о ней.

– А как же её притягательность в полицейской форме?

– Медсёстры всегда нравились мне больше.

– Я не медсестра! – возмущается Инён, тут же поворачиваясь к нему лицом и, едва сталкивается с ехидным взглядом, понимает, что угодила в тщательно спланированную ловушку.

– А я говорил что-то о тебе? – усмехается он и, игнорируя её хмурый взгляд, сильнее запахивает пальто на её груди, а потом вдруг тянет на себя и, заглянув в глаза, делится: – Ты красивая. Почему отталкиваешь меня?

– Ты тоже не особо изменился, – замечает Инён. – Помнишь, что хотел на мне жениться?

– Я был глупцом, не ценящим свободу, – трагически тянет Чонгук. – Дядя Минсок тогда паниковал и упорно отговаривал меня от этой затеи.

– А ты помнишь, почему хотел это сделать?

– Потому что ты красивая, – усмехается Чонгук и, наконец, отпускает пальто и разворачивается, решая вернуться к машине. – Поехали.

– Куда? – уточняет Инён, заталкивая руки в рукава одолженной вещи.

– Домой.

Девушка невольно останавливается, продолжая смотреть в удаляющуюся спину Чонгука, и не может разобраться в тех чувствах, что вызвало в ней это простое слово. Ведь перед глазами у неё резко встала вовсе не клиника, и даже не её комната на втором этаже, а знакомый детской памяти особняк на самом берегу моря.

Инён поджимает губы и прячет руки в глубоких карманах пальто, понимая, что бежать уже поздно. Она так боялась утонуть, не переставая думать о последствиях, что не заметила, как оказалась в воде по самую шею.

– Идёшь? – окликает её Чонгук, распахивая дверь машины.

И Инён, глубоко вдохнув перед самым погружением, делает шаг вперёд.

========== Chapter 6 ==========

– Вот уж не думала, что когда-нибудь снова здесь окажусь.

Высокие потолки, широкая площадь, потрясающие картины на бежевых стенах, шикарные кожаные диваны с креслами посреди гостиной, едва ли не сверкающий чистотой ламинат под ногами. Инён видит, как сильно всё изменилось за те долгие годы, что её тут не было, однако всё равно ощущает нечто непонятное – будто бы на самом деле всё здесь осталось по-прежнему. А затем, подняв взгляд вверх, не может сдержать улыбки, замечая под потолком знакомую люстру – ту самую, на которую шестилетний Чонгук всё порывался закинуть её тряпичную куклу, пока сама Инён со слезами на глазах носилась за ним по всей гостиной, умоляя этого не делать и обещая впредь всегда с ним играть.

– Жизнь вообще довольно неожиданная госпожа, – хмыкает парень, приобнимая её за плечи, и ведёт вперёд, заставляя скользить по ламинату мягкими тапочками.

– Охраны стало больше, – не может не отметить Инён, вспоминая всё то количество людей, которых успела увидеть во дворе.

Чонгук резко останавливается и, повернувшись к ней лицом, кладёт ладонь на голову.

– Постарайся не замечать ничего подобного, – просит парень, слегка наклоняясь, чтобы заглянуть в её глаза. – Я собираюсь как можно быстрее разрешить эти проблемы, но не смогу этого сделать, если ты сама будешь в них углубляться. Воспринимай это, как отдых на курорте, договорились?

Инён очень хочет спросить, что ей делать с тем, что он сам ведёт себя так, что она начинает углубляться – не в проблемы, но в него самого, что, по сути, понятия почти равнозначные. Однако вместо этого лишь поджимает губы и согласно кивает.

– Чон Чонгук!

Девушка вздрагивает, когда установившуюся пятисекундую тишину дома разрывает громкий голос, и тут же поднимает удивлённый взгляд на Чонгука. Тот вздыхает и закрывает глаза с таким скорбным видом, что ей даже становится его жаль. А потом он оборачивается, открывая Инён обзор на лестницу, ведущую на второй этаж, и на женщину, что стоит на ней, старательно запахивая атласный халат. Она высокая, красивая и статная, с прямой спиной, иссиня-чёрными длинными волосами, круглыми глазами, чёткой линией губ и прямым носом. Инён даже бросает короткий взгляд на профиль Чонгука, невольно их сравнивая, а затем, снова всё внимание обращая на женщину, вдруг понимает, почему та показалась ей знакомой, и тут же сгибается в поклоне.

– Не считаешь нужным предупреждать, когда срываешься куда-то посреди ночи?

Инён внимательно вслушивается в стальные нотки в мягком обычно голосе и закусывает нижнюю губу в попытках сдержать абсолютно неуместную улыбку, а потом едва не ойкает, когда Чонгук совершенно беспардонно хватает её за воротник пальто, заставляя разогнуться. Взгляд госпожи Чон Хеми тут же впивается в её лицо, и девушка сглатывает, вдруг ощутив себя совершенно не готовой к подобной встрече.

– У нас гости, мам, – усмехается Чонгук и легко подталкивает её вперёд, всё так же удерживая за воротник. – Это Инён. Со Инён.

Она чувствует, как вмиг начинают потеть у неё ладони, и как моментально ускоряется биение сердца, и всё это – от страха оказаться неузнанной. Но лицо женщины преображается буквально за несколько секунд, теряя напускную строгость, и девушка не может справиться с улыбкой, когда потеплевший взгляд скользит по ней, а сама госпожа Чон на огромной скорости спускается по лестнице.

Инён не успевает ни сказать ни слова, ни даже вздохнуть лишний раз, как неожиданно оказывается в крепких объятиях, и глупо хлопает глазами, будучи застигнутой врасплох. Ей в нос сразу ударяет характерный запах духов, исходящий от волос женщины, и Инён даже кажется, что вкусы у неё совсем не поменялись за столько лет. Она не верит, что может помнить подобные мелочи, но ощущает себя крайне уютно в таких знакомых объятиях и несмело касается спины госпожи Чон, почти не изменившейся за тринадцать лет.

– Ох, – вдруг отодвигается от неё женщина и обхватывает её плечи пальцами, – извини, что так набросились на тебя, милая.

Инён с трудом удаётся разглядеть на её лице едва заметные морщины, расчерчивающие лоб, и тонкие трещинки в уголках глаз и губ – от постоянных мягких и по-настоящему искренних улыбок. Когда-то давно дядя Сонши ласково называл её солнцем, что освещает весь их дом даже в ночи, и Инён соглашалась с ним полностью, находя тепло и уют в объятиях женщины, которая вовсе не обязана была относиться к ней подобным образом.

– Всё в порядке, – улыбается она в ответ и слегка ведёт плечом, намекая Чонгуку на то, что пора бы перестать держать её за шкирку, словно нашкодившего котёнка. Тот, к счастью, к сведению это принимает и с насмешливым «хм» руку убирает.

– Как же ты выросла, – тянет женщина, мягко улыбаясь, и заправляет за ухо прядь её волос. – И как стала похожа на свою мать.

Инён поджимает губы, мысленно с ней соглашаясь, потому что и сама это знает. Отец за последние годы повторял это слишком часто, чтобы она могла не запомнить, да и сама она не единожды замечала сходство, пролистывая старые фотоальбомы и любуясь на счастливых молодых родителей, чью жизнь ещё не омрачил страшный диагноз её матери.

– Я так рада, что ты решила навестить нас, – продолжает госпожа Чон, всё не сводя с неё глаз. – Но когда ты вернулась?

– Полтора года назад, – отвечает вместо неё Чонгук, и Инён удивлённо поворачивается в его сторону, не понимая, откуда он это знает. – Почему так смотришь, нуна? – забавляется он. – Правда думала, что сложно достать интересующую информацию?

– Кажется, не для тебя, – скептично замечает она, и улыбка на лице парня становится шире.

– Вот ведь старый дурак! – внезапно хмурится женщина, чем привлекает к себе внимание Инён, заставляя напрочь забыть о Чонгуке, так активно влезающему в её жизнь. – Твой отец даже не посчитал нужным мне ничего сказать. Поверить не могу!

– Отец?..

Инён кажется, что её с головой только что окунули в холодную воду, а потом оставили высыхать на воздухе, когда на улице уже давно стояла промозглая осень. Она снова оборачивается к Чонгуку, мечтая в его глазах найти ответы на вопросы, которых с каждой прожитой минутой становится всё больше, но наталкивается лишь на поджатые губы и прикрытые в скорби глаза, и осознаёт, что нужного не получит. Женщина вздыхает, понимая по реакции сына, что явно только что сболтнула лишнего, и тоже поджимает губы, когда Инён переводит свой взгляд на неё.

– У меня только один вопрос, – говорит девушка и невольно сглатывает, потому что не уверена, что готова услышать правдивый ответ. – Он вообще хоть на миг бросал всё это по-настоящему?

– Я ведь просил тебя не думать о таком, – хмурится Чонгук.

Но Инён на него откровенно плевать, ведь в глазах госпожи Чон Хеми она видит ответ. И он именно такой, какого она боялась больше всего. А потому поворачивается к Чонгуку всем телом, с достоинством встречая его недовольный взгляд. Ведь уверена – если и есть у кого-то право злиться, так только у неё.

– Не думать об этом? – хмыкает она. – Это напрямую касается меня, как я могу не переживать о подобном? Он же мой отец!

– Вот именно. Отец – не сын. Не надо беспокоиться о том, кто старше, умнее и мудрее тебя.

Инён думает, что определённо сойдёт с ума, если так пойдёт и дальше. Она уже сбилась со счёта, какой раз за этот сумасшедший день хочет ударить своего оппонента, хотя раньше никогда подобным рвением не отличалась.

– Если не я, – сглатывает девушка, сжимая ладони в кулаки в попытках вернуть душевное равновесие, – то кто ещё о нём позаботится? Может быть, ты?

Чонгук всё продолжает хмурится, вглядываясь в её лицо излишне серьёзно, и Инён вдруг это нравиться перестаёт, ведь чувствует она себя не в своей тарелке, и едва ли не готова попросить его снова начать излюбленное ребячество. Но понимает, что права на это никакого не имеет, ведь сама затеяла этот разговор, неожиданно вдруг вспылив из-за – если задуматься – настоящей мелочи. И поэтому лишь отводит взгляд, не в силах больше поддерживать зрительный контакт.

– Не сомневайся в этом, – отвечает Чонгук куда более мягко и касается её плеча, всё ещё обёрнутого в его пальто. – Но в данный момент в заботе нуждается не он, Инён, а ты. И я собираюсь позаботиться о тебе как следует.

Она не знает, почему так выходит, но чувствует себя чрезвычайно глупо, когда последние его слова отзываются где-то в сердце совсем не тем смыслом, какой в них был заложен. Инён прячет руки в глубокие карманы пальто, чувствуя себя настоящей дурочкой, и несмело поднимает взгляд. И тут же ощущает себя ещё и идиоткой. Потому что брови у Чонгука приподняты, глаза горят настоящим ехидством, а губы едва не расплываются в еле-еле сдерживаемой усмешке. Инён понимает – всё верно истолковало её сердце, заприметив в его словах скрытую двусмысленность, ведь видит теперь – и вовсе она не скрытая. И поэтому ударить этого парня хочется ещё сильнее.

– Милая, – вдруг касается её руки женщина, отвлекая от всех порочных и грешных мыслей, связанных с избиениями, – я не буду спрашивать, что случилось, потому что знаю, что мне не ответят, – смотрит она на Чонгука наигранно-сердито. – Но было бы очень хорошо сейчас заняться твоими ссадинами.

– Да, – соглашается с ней Инён, снова чувствуя пощипывание и на коленях, и в уголках губ, – это было бы уместно.

Госпожа Чон мягко улыбается, явно стараясь скрыть то напряжение, остатки которого всё ещё вибрируют в воздухе, и уже тянет её за собой, как вдруг Чонгук останавливает их, хватая Инён за саднящее запястье.

– Я сам, – припечатывает он, чем напрочь вгоняет в шок и её, и женщину.

– Боже, – выдыхает госпожа Чон Хеми потрясённо, – ты и о себе позаботиться не можешь.

– Могу, – не соглашается с ней парень, вырывая Инён из её рук, – просто не хочу.

Ей, честно говоря, сейчас абсолютно наплевать на то, чего он хочет, потому что её саму обуревает лишь одно желание – упасть на колени перед женщиной и умолять её не позволять сыну делать то, что он задумал, чем бы это «что» ни было. Но осознавая, насколько странно это будет выглядеть и не находя в голове слов, способных спасти её из этой ситуации, Инён лишь кусает губы, едва с ума не сходя от одного лишь тепла, что скоро прожжёт пальто и оставит огромный ожог на её запястье.

– Хорошо, – слишком легко соглашается госпожа Чон и обходит их стороной, направляясь вверх по лестнице и давая распоряжения: – Проводи Инён в гостевую, я принесу одежду, в которую можно будет переодеться.

– У меня тоже есть одежда, – хмыкает Чонгук, будто бы невзначай притягивая её ближе к себе, и у Инён разом с ума начинают сходить все внутренности, едва его дыхание касается её чёлки. Женщина, скрывшись за поворотом, говорит что-то о том, что не позволит ей даже спать во рванье, и парень кричит в ответ, надеясь, что его услышат: – У меня отличный вкус!

Инён улыбается, припоминая разорванные джинсы, что так выгодно облегают его бёдра, и не может с госпожой Чон не согласиться.

– Весело? – фыркает недовольно Чонгук, и она сразу старательно прячет улыбку, хотя и ощущает, как продолжают подрагивать уголки её губ. – Честно говоря, – вздыхает он, – эта чудесная женщина только что спутала мне все карты со своей гостевой комнатой.

– О чём ты? – не понимает Инён и заинтересованно поднимает голову.

– О тебе, – усмехается Чонгук и начинает подниматься по лестнице, ведя её за собой. – Я-то думал, что мы сегодня окунёмся в наши совместные воспоминания и будем спать вместе, как в старые добрые времена. Помнишь?

– Это было всего пару раз, – морщится Инён, стараясь скрыть смущение, которое давит на неё всем своим двухтонным весом, мечтая похоронить под собой. – И почему ты только стал таким извращенцем?

– Стал? – дёргает бровями Чонгук, едва открывает дверь прямо рядом с лестницей и пропускает девушку вперёд, успевая при этом включить свет. – Забыла? Твой первый поцелуй всё ещё мой.

Инён это отлично помнит. Честно говоря, никогда и не забывала, и этот факт заставляет её смущаться ещё сильнее. Но она лишь оборачивается к Чонгуку и, скрестив руки на груди, бросает короткое:

– Фу.

У парня презабавно кривится лицо – правда, к его чести, лишь на один короткий миг. А затем он привычно усмехается, сверкая глазами, и делает шаг навстречу, слегка наклоняясь, чтобы оказаться с девушкой на одном уровне. Сама Инён еле заставляет себя оставаться на месте, хотя оказаться где-нибудь подальше отсюда ей хочется очень сильно.

– Согласен, – говорит он, намеренно медленно опуская взгляд на её губы, – в то время я был не то чтобы особо хорош в поцелуях. Позволишь исправить эту оплошность?

– Мы уже пришли к выводу, что не изменились, – отзеркаливает Инён его усмешку, всячески отгоняя от себя мысль о том, что сейчас они оба дышат дыханием друг друга. – Снова хочешь упасть в лужу?

Чонгук улыбается и поднимает свой взгляд, заставляя её застрять в его глазах, не имея возможности выбраться, ведь отвести взгляд сейчас – значит проиграть.

– Мне нравится, – делится он. – Но не будь слишком недоступной, нуна, иначе я захочу тебя сильнее, а потом просто не отпущу.

Попал, – думает Инён, продолжая смотреть в его глаза, снова потерявшие всю свою насмешливость, – в самую цель попал. Ведь сердце её начинает сходить с ума, а во рту резко становится чрезвычайно сухо. Инён могла бы подумать, что он играется, но вот Чон Чонгук не ребёнок – он лишь успешно им притворяется, а потому и ставки выше, и выигрыши больше. Однако ни быть частью его очередной игры, ни – тем более – призом она не собирается. Поэтому толкает его плечом, проходя мимо, и кидает равнодушное:

– Я в душ.

Да только вот голос её дрожит столь явно, что в спину ей прилетает довольный смешок.

========== Chapter 7 ==========

Инён не может понять, у Чонгука ли такие холодные руки, или это температура её тела куда выше привычной, и от подобного незнания сжимает в пальцах край кровати и кусает губы, взглядом сверля темноволосый затылок парня, что сидит перед ней на корточках. У него в одной руке – её нога с задранной до самого колена штаниной свободных домашних брюк, а в другой – ватная палочка с заживляющей мазью. И вся эта абсурдная ситуация кажется Инён куда более интимной, чем всё то, что случалось с ними обоими прежде.

Температура в комнате вообще резко понижается, воздух становится тяжелее, а общий градус напряжения стремительно растёт, едва только госпожа Чон Хеми скрывается за дверью, оставляя их наедине друг с другом. И уже буквально спустя полторы минуты бессмысленных споров и пререканий Инён оказывается на кровати, едва ли не опрокинутая на неё толчком в плечи. А Чонгук опускается перед ней, сохраняя абсолютно непроницаемое выражение лица, но не скрывая искр веселья в тёмных щурящихся глазах.

Ей совершенно необходимо хоть как-то отвлечься от всего происходящего, и поэтому она интересуется, едва мотнув головой, чтобы мокрая чёлка не лезла в глаза так сильно:

– Что это за «Сапфир» такой?

Палочка в руках Чонгука замирает буквально в нескольких миллиметрах от ссадины, а пальцы, словно невзначай, сильнее сжимаются под коленом. Он поднимает голову и смотрит недовольно, почти хмуро, хотя ни губы не поджимает, ни брови не сдвигает. Всё недовольство – в одних только глазах. Но и этого Инён достаточно, чтобы пожалеть о собственных словах, сорвавшихся с губ в порыве неуместного любопытства и желания отвлечься хоть как-то.

– Я ведь просил не задавать вопросов, ответы на которые…

– А я хочу знать, – перебивает его Инён и понимает, что совсем не врёт о подобном таком желании.

– А ещё просил не углубляться, – наигранно тяжело вздыхает Чонгук. – Ты все мои слова решила мимо ушей пропустить?

Кончик ватной палочки вновь касается ссадины на колене, и Инён коротко и тихо шипит – больше от неожиданности, чем от болезненных ощущений.

– Разве я уже не с головой в этих проблемах? – хмыкает она, внимательно наблюдая за тем, как распределяется мазь по всей поверхности ранки. – Да со мной за неделю случилось больше, чем за последние пять лет вместе взятые. Сначала явился ты, потом я узнала, что папа врал мне всё это время, затем за мной начали следить два амбала, которые, как оказалось, были лишь охраной. Дальше – больше. Меня похищают, требуют подтвердить нашу с тобой связь, угрожают расправой. А после этого я оказываюсь здесь, узнаю, что отец врал мне ещё больше, чем я могла бы предположить, но упорно продолжаю делать вид, что всё в порядке.

Инён тяжело дышит, закончив с собственной неожиданно сорвавшейся с языка исповедью, и уже с первых секунд после неё начинает чувствовать себя чрезвычайно глупо, не сумев совладать с чувствами. Она не может видеть ни единой эмоции на лице Чонгука, потому что тот всё своё внимание обращает лишь на её колено, обильно и тщательно обрабатывая его мазью со всех сторон. Но почти уверена, что он в очередной раз веселится, наплевав на серьёзность момента. Парень накладывает на повреждённый участок крупный пластырь, осторожно прижимает клейкую часть к коже, проводит по ней пальцем, избавляясь от пузырей, и расправляет штанину одолженных у госпожи Чон брюк.

И только после этого поднимает на неё взгляд.

– Тебе не обязательно делать вид, что всё в порядке, – хмыкает он и, руками уперевшись в край кровати прямо рядом с её ладонями, поднимается на ноги. Но не выпрямляется, предпочитая лицом оказаться на одном уровне с её – у Инён от столь близкого контакта моментально сбивается дыхание. – Ты можешь поплакать, я буду рад подставить своё плечо или грудь.

У Чонгука усмешка на лице абсолютно издевательская, зато в глазах – сплошная напряжённая серьёзность, и Инён впервые теряется, не зная, чему из этого должна доверять. А потом ловит себя на мысли, что, наверное, ничему, если не хочет плохо кончить, и опускает взгляд на кончик его носа – лишь бы не пропасть окончательно в непроглядной темноте глаз напротив.

– Как ты думаешь, – поджимает губы она, решая не покупаться на его попытку перевести разговор на другую тему, – я имею право знать, какую цену ты заплатил за мою жизнь? Правда в том, что я чувствую себя виноватой, и в том, что ты действительно видишь меня второй раз в жизни – в детстве мы были другими людьми. А «Сапфир» не кажется чем-то таким, чем ты согласился бы пожертвовать ради какой-то девушки, – Чонгук тягостно молчит, хотя Инён чувствует, каким тяжёлым взглядом он вглядывается в её лицо, и решается вновь встретиться с его глазами. – Что это, Чонгук?

Она старше него на два года, но Инён этой разницы именно сейчас не ощущает вовсе. Даже наоборот – ей кажется отчего-то, что из них двоих именно она – младшая. Девушка только сейчас замечает тёмные круги усталости под его глазами и тонкие чёрточки на лбу и переносице, что превращаются в морщины, когда он хмурится – именно так, как это делает сейчас, и даже обращает внимание на едва заметный маленький шрам на его щеке. А затем, вспомнив неожиданно, как он его получил долгие годы назад, начинает чувствовать себя куда более виновато, ведь спасал он её всегда – даже будучи совсем ещё несмышлёным ребёнком.

– Это то, чем я никогда бы не пожертвовал ради какой-то девушки, – выдыхает Чонгук, а Инён сглатывает, потому что услышать правду ей очень важно, но ещё – страшно. – Честно говоря, я бы и палец о палец не ударил ради какой-то девушки, – продолжает он, а ей жутко становится от таких слов. – Но ты – не «какая-то». Ты – дочь человека, который сделал для меня слишком многое. А я умею ценить своих людей.

Инён знает, что это непросто – ударить ножом в грудь, пробивая кости, а потом ещё и провернуть его пару раз. Но у Чонгука, что поразительно, это получается просто отлично даже без самого оружия. Она чувствует себя жутко глупой, сама не зная, на что рассчитывала, а ещё жутко неловко – от того, что влага скапливается в уголках глаз. Инён убеждает себя, что это всё от того, что она моргает слишком редко, и от того, что смотрит пронзительно, не считая возможным увернуться от подобного же взгляда, но знает, что врёт сама себе.

– Вот как, – тянет девушка и хмыкает – получается как-то слишком горько и уязвлёно, – уже не «господин Со» и даже не «дядя Минсок», а «свой человек»?

Чонгук склоняет голову набок и смотрит будто бы выжидающе, позволяя появиться в глазах какой-то извращённой теплоте, а затем касается ладонью её щеки и большим пальцем проводит по скуле, ловя неуместную слезу, едва только она срывается с ресниц.

– В чём дело? – растягивает он в улыбке губы, едва ли не касаясь ими второй щеки. – Ты ведь так хотела узнать ответ на свой вопрос. Я ненавижу ложь, Инён, – говорит Чонгук в самое ухо, а ей приходится с силой закусить собственные губы, чтобы те перестали так глупо дрожать, – так что будь готова слышать правду, когда спрашиваешь меня о чём-то.

Чон Чонгука враз становится слишком много – он одним собой, одним своим запахом заполняет всё вокруг, и Инён непроизвольно начинает дышать глубже, позволяя терпкой мяте проникать внутрь и оседать на лёгких. Она одновременно чувствует так много всего, что кажется, будто ни её голова, ни сердце не выдержат. И убеждается в этом сильнее, когда чужой нос утыкается в её висок, а палец продолжает скользить по скуле – едва-едва, совсем невесомо. Чонгук вдруг с шумом втягивает в себя воздух, а Инён кажется, что внутри у неё что-то разрывается от всего этого напряжения, что сквозит между ними. Она еле уговаривает взять себя в руки, в мыслях нещадно хлещет по щекам, умоляя собраться, и, накрывая ладонью чужую руку, отстраняется, силясь заглянуть парню в глаза.

– Даже если так, – говорит Инён, и Чонгук ухмыляется, не слыша в её подрагивающем голосе ни силы, ни уверенности, – ты всё равно отвечаешь мне лишь общими словами. Я не получу конкретного ответа, даже если спрошу тысячу раз, верно?

– Попробуй, – улыбается Чонгук и, отстранившись, падает на кровать по левую руку от неё. – Я довольно терпелив, так что – кто знает – вдруг выдержу тысячу одинаковых вопросов, а на последний даже отвечу?

Инён не верит его улыбке, но верит тому, как сжимается её горло, и тому, как мурашки бегут по всему её телу от таких слов, а потому, собрав всю волю в кулак, уточняет:

– Это угроза?

Чонгук снова тянется к мази, снова сжимает в пальцах новую ватную палочку, снова тягостно молчит, проделывая знакомые уже махинации излишне медленно – почти наверняка специально. А затем, заставляя её повернуться в его сторону, касается подбородка пальцами и отвечает без всякой улыбки:

– Да, это угроза, – Инён закусывает изнутри щёку, лишь бы не ляпнуть что-нибудь в ответ в порыве недовольства, – я не советую испытывать моё терпение.

Она шипит, жмурится, кривится и даже пытается отвернуться, но чужие пальцы сжимают подбородок слишком сильно, и Инён лишь терпит, не понимая, почему ссадину на губе щиплет много сильнее, чем те – на коленях. А потом медленно, сильно опасаясь столкнуться с реальностью, что отличалась бы от ощущений, открывает глаза, тут же встречаясь взглядом с Чонгуком. И понимает, что ни капли реальность от ощущений не отличается – парень и правда излишне близко, и правда сложил губы уточкой, и правда дует на пострадавшее место. А ещё смотрит так, что заново заставляет сходить с ума все приборы, отвечающие за разумность и адекватность, установленные у неё внутри.

– У меня нет телефона, – делится Инён первым, что приходит на ум – лишь бы не ощущать всего этого, лишь бы не слышать в ушах шум обволакивающей их двоих тишины.

– Хочешь, чтобы я позвонил твоему отцу?

Инён мотает головой – насколько это позволяют сделать сжимающие подбородок пальцы, и отвечает, тщательно подбирая слова и понимая, что еле заставляет губы шевелиться:

– Нужно связаться с кем-то из клиники. Нет смысла открывать её, если на месте не будет ни одного врача, – она вздыхает, понимая, что это бессмысленная затея. – Но я не знаю наизусть ни одного номера.

– Я пошлю туда кого-нибудь, – кивает Чонгук. – Тебе нужна одежда. Там есть кто-то, кто сможет собрать для тебя вещи?

Инён грустно усмехается, осознавая, наконец, что попала в ситуацию, где следует продумывать каждый шаг, если не хочешь закончить, в лучшем случае, с пулей во лбу.

– Ты ведь не позволишь мне это сделать самой… – это вовсе не вопрос, но Чонгук снова кивает. – Тогда Нара. Им Нара – она медсестра и моя подруга, она сможет собрать вещи. Только, пожалуйста, – поджимает она губы, – пошли кого-нибудь, кто выглядит менее пугающе, чем те предыдущие твои парни.

Чонгук усмехается, в очередной раз молча кивает и снова касается ватной палочкой уголка её губ. А Инён, в свою очередь, втягивает воздух сквозь сжатые зубы и тут же корит себя за подобную несдержанность. Ведь губы Чонгука слишком близки к её собственным, ведь дыхание его кажется очень приятным, ведь смотрит он столь пронзительно, что внутри у неё что-то рассыпается на части. Инён знает, что должна – просто обязана – справится с самой собой, не позволить наделать глупостей. Но, будто в противовес мыслям, приоткрывает губы и опускает взгляд на чужие.

А Чонгук словно только этого и ждал – ведь врезается в её губы своими, сухими и горячими, буквально в следующее мгновение, рукой обхватывает её затылок, пальцами путается во всё ещё влажных волосах. И целует так, что невольно заставляет Инён ощущать себя самой желанной девушкой на свете. Она хватается за его плечи едва ли не в панике, но – что удивительно – странно себя не ощущает, а думает лишь, что происходящее кажется ей правильным. Правильно то, как упирается свободной рукой Чонгук в кровать за её спиной. Правильно то, как сильно бьётся его сердце у неё под ладонью. Правильно то, как сбивается её дыхание от каждого его прикосновения. Правильно то, как касается её губ его язык, и то, как отвечает она взаимностью, позволяя поцелуй углубить. Правильно то, что поцелуй этот со странным привкусом мази. И даже то, что под спиной её слишком быстро оказывается кровать, а под футболкой – на самой пояснице – чужая холодная ладонь, что с ума сводит её тело, посылая по нему тысячу разрядов одними только мурашками.

Чонгук целует крепко, и Инён отвечает ему сильно. Они дышат громко, почти оглушающе в общей тишине комнаты, касаются друг друга быстро, вскользь, всё пытаясь найти те нужные точки, чтобы свести с ума другого, не предполагая, что и без того безумны. И всё это кажется ей в тот момент очень правильным. Ведь у них «это» с самой первой встречи, едва ли не с самого первого взгляда и самого первого оброненного невпопад слова. Она сама пока не знает, какое название у этого «это», но знает, что правильным это всё ей только кажется. Однако отказаться от происходящего сил не находит, отзывчиво выгибаясь в спине и прижимаясь к Чонгуку ближе, когда тот сильнее надавливает на её спину, и позволяет целовать себя глубже и касаться откровеннее.