Текст книги "Rendez-vous I Белый король (СИ)"

Автор книги: _Asmodeus_

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

«Как-то непривычно. Непонятно, – женщина вздохнула и задумчиво опустила голову, припоминая ночной разговор с Наполеоном. – Не могу поверить. Не может такого быть, чтобы этот мальчишка был тем самым…»

Ее губы тронула лёгкая, едва заметная улыбка. Женщина почти нежно погладила пальцами своё запястье, снова прокручивая в голове ночной разговор:

«Или может?»

Наполеон появился неожиданно: в один прыжок, игнорируя приставную лестницу, спустился со второго этажа, приземляясь на ноги. Он, уже набрав в лёгкие воздух, чтобы пожелать Дженивьен доброго утра, молча замер без движения, изумленно смотря на свою спутницу.

Запоздало спохватившись, Джен подняла на него растерянный взгляд:

– Доброго утра, – кратко поприветствовала его она, тут же быстро опустив глаза долу, не зная, как реагировать на чужое внезапное появление.

Быстро придя в себя, Вандес молча подошёл и с улыбкой протянул ей руку, помогая подняться. Дженивьен казалась ещё более хрупкой, чем обычно. Туго затянутые назад переплетенные пряди придавали ее внешности строгость и своеобразную женскую суровость, более всего свойственную обычно вдовам; прямая осанка и поднятая голова – величие. Но теперь не было и этого.

Туфли, сбившие ей ноги, были небрежно отставлены, и Джен уже смотрела на Наполеона снизу-вверх из-под непослушных темно-каштановых волос, падавших на ее худое бледное лицо с насыщенными синяками под глазами, дополненными растершейся тушью.

Между ее бровей пролегла небольшая морщинка. Дженивьен нервировала повисшая тишина. Ею овладевало смутное беспокойство. Женщина выдернула свою руку из чужой горячей ладони. Она ощутила на себе буквально пронизывающий любопытный взгляд и, сделав для себя нелестные выводы, проговорила:

– Что же Вы молчите? Вы же пожалели о Вашем поступке, не так ли? – ее голос осип и звучал тихо, но даже так в нем можно было прочитать смешанную с раздражением горечь. Она говорила упрямо, раздосадованно обнимая себя за худые острые плечи.

Леон, заинтересовавшийся чужой речью, не перебивал, и женщина продолжила:

– Знаете, есть недосягаемые и неприступные люди-звезды, люди-загадки. Ими восхищаются, ничего о них не зная, а видя их безразличие к себе, любят их лишь больше. Мне хотелось быть такой, но Вы… Вы все испортили, – женщина поджала губы. – Сейчас Вы разочарованы? Скажите мне в лицо, чтобы я не гадала, а знала это наверняка.

Решившись на то, что после этой почти пламенной речи, она примет любой поворот судьбы, даже самый неприятный, женщина вздрогнула всем телом, когда Наполеон заботливо вытащил из ее волос сухую траву, и снова несмело подняла взгляд на его лицо. Где-то глубоко в душе она стыдилась своих слов, почему-то заранее зная, что будет вспоминать их, забавляясь своей недоверчивостью.

Он бережно притянул ее к себе, заключая в объятья это подрагивающее от сквозняка и напряжения такое одинокое и желающее защиты существо, тут же вцепившееся в его рубашку и уткнувшееся носом в его плечо.

– Люди-звезды? Вы сами-то верите в подобные глупости? Иллюзия не способна дать живое тепло. Люди бывают разными, но в человеке меня интересует в первую очередь человечность.

– Вы мне врете, – женщина мотнула головой. – Вы же не думали, что я в это все поверю?

– Скажу больше: я даже на это не рассчитывал, – Вандес аккуратно пригладил ее волосы, а другой рукой оправил примятое от сна платье, оправляя на ее плечах свой камзол и невольно отмечая болезненную худобу своей спутницы. – Надеюсь, Скарлетт уже проснулась, и мы ее не потревожим. Вам хорошо спалось?

– Лучше, чем обычно, – женщина мягко отстранилась, поджимая тонкие губы.

Наполеон, было, отошел, но, взглянув через плечо на Джен, осторожно спросил:

– А что бывает обычно? – ему невольно вспомнилась дневная сцена у особняка Маршала. Это воспоминание раздражало и пугало одновременно. Ему даже думалось, что лучше бы его и не было, однако, кажется, та самая сцена и поразила его до глубины души. Именно она, должно быть, и вызвала в нем те чувства, ранее казавшиеся лишь посторонними случайными мыслями.

– Зачем Вы предложили мне уйти? – тяжёлый взгляд Дженивьен потускнел.

– А почему Вы на это согласились? – парень слабо улыбнулся.

Женщина поежилась:

– Я не знаю. Наверное, из-за надежды, – она криво усмехнулась, смотря перед собой.

Тихо скрипнула входная дверь, болтающаяся на петлях. Наступила тишина.

– Я знаю, Вас интересует де Жоэл. После смерти Ассоль у него произошёл разлад в голове, он обозлился на весь мир, решил, что доверится лишь мне, но я не смогла этого перенести, не смогла оправдать ожиданий, сдалась. Наверное, именно поэтому я сейчас здесь.

Леон молча отвернулся, оправляя рубашку, невольно воссоздавая в голове образ своей спутницы. Слишком открытая и беззащитная, а Георг не был похож на того, кто будет давать из-за этого поблажки. Хотя Ассоль, конечно, производила впечатление не внушительнее, однако она почему-то казалась Вандесу сильнее.

– И это страшно, когда твой единственный друг безжалостно причиняет тебе боль всеми возможными способами, не беспокоясь о твоих чувствах… – Дженивьен сцепила руки в замок. Ее бархатистый голос затих.

– Пойдемте, – Наполеон тронул ее за локоть. – Я скоро познакомлю Вас с моей сестрой. Подождем Теодора на улице. Уже почти полдень.

Джен сдержанно кивнула и, потупив взгляд, последовала за своим спутником, настойчиво увлекающим ее за собой.

***

– Тут так ничего не изменилось… – Наполеон задумчиво оглядел невысокие уютные здания, крытые красной черепицей. На периферии этого маленького городка – можно сказать, деревни – дома стояли поодаль друг от друга и имели при себе небольшие участки, на которых многие разбивали сады. Усадьба, в которой жила Скарлетт, находилась в паре минут ходьбы от центра города – небольшой площади, на которой каждые выходные по традиции устраивали шумные празднества.

– Как ты думаешь, она будет рада меня видеть? – Теодор передернул плечами, окидывая взглядом преобразившийся с ночи пейзаж. Теперь все выглядело жизнерадостно и ярко. Весна уже входила в свои права: холод сменился нежным ветерком, пахло цветами и свежей землей.

– Ну конечно же, нет, Теодор, – Вандес насмешливо пихнул того кулаком в плечо. – Зачем ты ей сдался. Сейчас дойдем и отправим тебя обратно в город…

– Не шути так, – д’Этруфэ нахмурил брови, этим показывая, что сам он шутки не оценил, а на такие темы юморить не собирается.

– Ну, Тео, ну ты же и без моих увещеваний прекрасно знаешь, как она к тебе относится, – парень широко улыбнулся.

Джен молча вслушивалась в этот разговор, идя чуть поодаль от своих спутников, задумчиво смотря себе под ноги. Атмосфера вокруг: дружелюбное, близкое, почти родственное отношение – это все не укладывалось в ее голове. Происходящее настолько выходило за рамки привычных вещей, что казалось лишь приятным сном, хотя Дженивьен прекрасно знала, что приятным снам совершенно неоткуда браться в ее воспаленном уставшем сознании, утратившем всякую чувствительность ко всему прекрасному.

Женщина невольно вглядывалась в движения Наполеона, обращала внимание на его голос. Она скептически приподняла брови, когда тот внезапно громко расхохотался.

– Вот сейчас сам все увидишь. За твой внезапный отъезд тебя, конечно, никто по голове не погладит, но не сомневайся…

– Наполеон! – ворчал Теодор, прикрыв глаза рукой. – Я очень ценю твою поддержку, но давай я как-нибудь сам.

– Да ты со своим «сам»…

– Знаешь, что?!

Вдруг д’Этруфэ резко замолчал. Сами того не заметив, они уже подошли к нужному дому. Само здание сильно отличалось от остальных не только своими размерами. Оно сильно обветшало, красная черепица потускнела, сад был большой и заросший, а в то время как вокруг всё зеленело и цвело, в нем еще чернели не опавшие с осени листья.

Улыбка Наполеона померкла. Когда-то большой цветущий, великолепный сад, с трудом сдерживаемый невысокой каменной оградкой, теперь наводил на него тоску. В нем все ещё росли те же цветы, но вся атмосфера здесь наводила на мысли о чем-то заброшенном и забытом. Арку, ведущую к дому, обвивал в несколько слоёв разросшийся засохший плющ, видимо, не убранный ещё с прошлых лет. Природные катаклизмы тут случались редко, поэтому высохшую траву зимой просто мягко покрывал снег, а весной украшали новые, молодые побеги.

Дженивьен окинула взглядом подгнивающую беседку, облюбованную мхом и плющом. Атмосфера этого места наталкивала ее на мысли о кладбище, но она сочла разумным оставить эти размышления при себе и лишь сдержанно вздохнула.

В саду было тихо. Совсем тихо. Там, где когда-то была маленькая лужайка для игр, теперь все заросло сорняками и какими-то незнакомыми ярко-синими цветами, пробивающимися сквозь траву. Сад, привыкший к заботливой руке человека, теперь был запущен и дик.

– Что произошло… – Теодор, с трудом совладав с голосом, быстро прошёл вглубь, ошеломленно озираясь.

Наполеон молча замер у беседки, высматривая что-то на внутренней стороне перегородки:

– Тео… Смотри. Они все ещё тут, – он прислонился спиной к деревянной балке, чему-то мягко улыбаясь. – Наши имена.

На потемневшей поверхности все ещё виднелись нацарапанные, чернеющие клеймом буквы.

– Подумать только. Сколько лет прошло…

Вандес тяжело вздохнул, но вдруг его взгляд загорелся. Он достал из кармана ножик. На его лице появилась знакомая Теодору с детства хитрая улыбка.

– Шкет ты, – мужчина лишь усмехнулся, не показывая неодобрения.

Дженивьен тихо подошла к ним, наблюдая за действиями Вандеса, опершись на поручни ступеней, ведущих к беседке. Она удивленно склонила голову набок, обнаружив свеженацарапанную надпись:

– Моё имя? – женщина задумчиво смотрела на неё, они переглянулись с Теодором, и тот несколько сконфуженно пожал плечами.

Тем временем парень принялся вычищать и обновлять старые надписи. Помимо имён там были криво вырезанные цитаты из пьес, отрывки стихов.

Наполеон присел на корточки, перечитывая одну из «записей»:

– Кто это? Я не помню, откуда это четверостишие взято. Это ты писал?

Д’Этруфэ склонился к нему.

– Ну и витиеватые эпитеты, однако… – Вандес иронично изогнул бровь, выскребая грязь и из этой записи.

Теодор смутился, отстраняясь, но ничего не отвечая, и отошёл в сторону, проводя пальцем по покрытому пылью столику.

«А наш духовник не так суров, каким всегда хотел казаться…» – впервые за долгое время на душе Джен было спокойно. Вещи, бывшие родными для ее спутников, почему-то казались родными и для неё. Наверное, это и есть то самое пресловутое «место, где тебя ждут», о котором все мечтают и которое так поэтизируют многие писатели…

Вдруг дверь дома со скрипом и грохотом распахнулась, и на крыльце появилась молодая хрупкая на вид девушка в сером длинном платье. Она испуганными, большими глазами вглядывалась в незваных гостей, сжимая что-то в ладонях, пряча это в складках юбки.

Наполеон поднялся на ноги и, кинув мрачный, беспокойный взгляд на буквально вросшего в землю Теодора, прошёл мимо Джен, напряженно замершей у перил.

Девушка мелко задрожала, выронив нож на каменное крыльцо, узнав в спускавшемся по ступенькам беседки человеке своего старшего брата:

– Я уже и не думала, что ты приедешь, – она быстро сбежала вниз, стуча по земле босыми пятками, и, подпрыгнув, повисла у того на шее, крепко к нему прижимаясь, жмурясь и кривя губы, сдерживая слезы. Наполеон обнял ее в ответ, обеспокоенно осматривая ставшую шрамом рану на ее виске.

– Скарлетт, прости, я решал проблемы в городе…

У девушки были темно-каштановые, отливающие золотом на солнце, непослушные волосы, сильно вьющиеся, торчащие во все стороны и явно давно не стриженные.

– Я все понимаю. Ты всегда знаешь, что делать, – она нежно потрепала Наполеона по волосам. Её взгляд скользнул за его спину и замер. Скарлетт медленно отстранилась от брата, сделав шаг назад. – Теодор?..

Девушка мучительно покривила губы, но улыбнулась. Ее скулы слегка зарумянились, что было заметно даже на ее смуглой коже, видно, лето она провела большей частью на улице, но даже это не смогло скрыть ее болезненной бледности

Однако она не сделала ни шагу в сторону мужчины. Лишь молча смотрела на него, комкая тонкими пальцами свое платье. Ее взгляд потускнел.

Наполеон, ощутив неладное, нахмурился:

– Скар, мы тебя разбудили?

Девушка, очнувшись от своих мыслей, невпопад кивнула:

– Мне страшно жить в этом доме одной, – она слегка заикалась, ее руки все время были чем-то заняты: она то перебирала висящую на шее побрякушку, то одергивала одежду, то просто крепко сцепляла пальцы в замок. – Я не хотела тебя расстраивать, но в прошлом году Мари умерла, и ее семья переехала в другую страну. Я осталась совсем одна, – Скарлетт пожала плечами, грустно улыбнувшись.

– Мэри умерла?.. И никто мне ничего не сообщил?

– Они оставили нам свой адрес. Жули и Жан думали написать, но я не хотела тебя отвлекать, а они знали, что тебе пришлось бы сорваться с места и ехать сюда, поэтому согласились со мной. Нам еще повезло, что столица осталась не тронута, а то, кто знает, что бы случилось с тобой… – она говорила спокойно, но в какой-то момент ее голос буквально сломался. – Если бы не та сволочь…

– Скар, тише.

– Та мерзость, та…

– Успокойся, Скарлетт, – Наполеон осторожно коснулся ее плеча, но она резко скинула его руку.

–…дрянь. Если бы та паскуда не испортила тебе жизнь, ты был бы здесь, а не перебивался копейками в столице. И я бы… Я бы была нормальным человеком… Смотри, что со мной случилось. Смотри… – из ее глаз брызнули слезы. – Да я счастлива, что она умерла, ибо, если бы этого не случилось, клянусь тебе, я бы убила ее своими руками! – она пошатнулась, закрыв лицо.

Поняв, что от растерявшегося Леона сейчас толку не будет никакого, Теодор подошёл к разрыдавшейся девушке и молча поднял ту на руки, ощущая ее дрожь и чувствуя, как его плечо буквально намокает от слез.

– Кажется, у неё жар… – когда Скарлетт затихла, он осторожно прижал её к себе, тяжело вздохнув, и медленно, стараясь не потревожить хрупкое спокойствие, занёс в особняк.

– Теодор не знает, – Наполеон, проводив духовника взглядом, обернулся к Джен, тенью замершей на том месте, где она стояла изначально. На ее лице застыли неловкость и беспокойство:

– О ком она говорила?

Вандес покачал головой, поднимая взгляд на замутненное серыми облаками небо:

– Сегодня с утра Вы упоминали имя Ассоль. Не то, чтобы я был согласен с тем, что говорила Скарлетт… Это долгая история, и я расскажу ее Вам чуть позже, если Вы захотите слушать. Сейчас лучше пройти в дом, я предоставлю Вам вещи, воду и тепло. Погода обманчиво хорошая, Вы можете заболеть.

Откуда-то со стороны города донеслись звуки гитары.

========== Две правды ==========

Удар пришелся прямо по лицу. Де Хьюго буквально отбросило в сторону – он ударился локтями о мокрую от дождя землю, громко шипя, трясущейся рукой хватаясь за поврежденный нос. В его взгляде читалась растерянность, губы нервно подрагивали и кривились.

– Ты… – прохрипел он, выдавив усмешку, и сел, запрокидывая голову назад, подставляя лицо ливню. Его волосы постепенно намокали, налипая на щеки и шею.

Де Панса и Робс вцепились в руки напавшего, с трудом удерживая его на месте. Александр испуганно косился на слишком спокойного Себастьяна, зная, что такое затишье обычно бывает лишь перед бурей.

– Да успокойся же ты… – прошипел прапорщик, не ослабляя хватку.

– О, эта ярость, – Себастьян убрал волосы назад, хватая воздух ртом. Он как-то криво, неприятно ухмыльнулся, когда Наполеон, промокший насквозь под холодным весенним ливнем, перестал вырываться и опустил напряженно подрагивающие, сжатые в кулаки руки. – Наконец!

Панса неуверенно разжал пальцы, поглядывая то на застывшего Леона, то на Себастьяна, Робс же вцепился в чужой рукав мертвой хваткой.

– Пусти, – Вандес рывком стряхнул чужую руку и обжег Пьера таким тяжелым взглядом, что у парня внутри все похолодело и перевернулось, и тот невольно сделал шаг назад. С трудом сдерживаемая ярость отдавалась напряжением во всем теле и мешала дышать. Леон сделал несколько медленных шагов в сторону де Хьюго и остановился перед стеной дождя.

– Теперь ты доволен? – скулы сводило от злости. Была бы возможность – прикончил бы сукиного сына здесь и сейчас, но делу бы это, увы, не помогло. Да и мало, что бы помогло сейчас, когда все уже случилось. – Доволен?! – убийство-то, может, и было бы бесполезным, а вот морду тому набить хотя бы для отвода души стоило.

Однако…

Он оглянулся, краем глаза расценивая расстановку сил: Робс-то крыса на поводке у министерства, он и муху обидеть не в состоянии, а вот де Панса не допустит расправы, кто бы ни начал бить первым. Неудача.

– Наполеон, – осторожно вступился Александр. – Давай мирно решим этот вопрос.

– Мирно?! – того буквально колотило: синяки под глазами, полопавшиеся сосуды вокруг потемневшей от гнева радужки, мокрые волосы цвета меди… Наполеон никогда не казался ни внушительным, ни грозным, но сейчас – худощавый и жилистый – он буквально дышал такой яростью, что прапорщик не сразу решился снова к нему подойти.

– Мы знаем, что именно произошло, и я…

От раздавшегося слишком внезапно громкого смеха вздрогнули все трое:

– Вот только не надо ни перед кем оправдываться, Сандро! И меня оправдывать не надо, – запястьем Себастьян стер воду с лица, в наглую смотря Наполеону прямо в глаза. Кровь, смешиваясь с каплями дождя, стекала ему прямо в рот и на подбородок, окропляла красным его шею, расползаясь по воротнику. – Защитничек пришел, смотрите-ка.

Желваки на щеках Вандеса заходили, он буквально вмерз в землю, пытаясь совладать с собой.

– Леон, – теперь Александр вцепился в его плечо. – Спокойно.

– Где ты был тогда? Где?! Где ты был, когда твоя дура-сестра шлялась ночами по промозглым улицам?! Где ты был, а?! – взгляд светло-голубых глаз стойко наводил на мысли о безумии. На последнем вопросе Себастьян буквально сорвался на крик – интонации в его голосе взмыли вверх. Он снова расхохотался. – Зачем ты тогда спал с женой Георга, раз так хотел этого чертова светлого будущего? Кто тебе его выпишет после этого?! На месте Георга другой бы тебя пристрелил, но он оказался еще менее милостив – он позволил тебе жить, чтобы увидеть все это своими глазами! Чертов идеалист. Смотрите-ка, ему даже нечего мне ответить, – де Хьюго растер кровь по лицу, обнажив белые ровные зубы в улыбке. – Чтоб ты сдох. Сдохнешь – вот картина будет: сестра уйдет на панель с потрохами. Давай же, продолжай делать ошибки, и я увижу то, как твою горячо любимую Скарлетт…

– Заткни свой рот.

– Нет, – Александр крепко перехватил дернувшуюся к кобуре чужую руку. Мужчина понизил голос так, что слышать его смог только Леон. – Только возьмешься – он тебя пристрелит. Я уже такое видел. Взгляни, где его левая рука.

– Вот как… – выдохнул Вандес, пытаясь совладать с собой. Он поднял взгляд на лейтенанта.

Действительно.

– Он амбидекстр, – Александр отстранился. – Застрелит – откупится, тебе же откупаться нечем.

– Почему ты вообще мне сейчас это говоришь?

– Я не могу позволить своему троюродному брату так просто распрощаться с жизнью, поэтому найди способ, более подходящий родословной де Брис, – Панса сокрушенно покачал головой.

– Дуэль!

– Что?.. – мужчина вздрогнул, переведя обеспокоенный взгляд на де Хьюго, казалось, ждавшего только этого слова. Его глаза влажно восторженно заблестели азартом. Трясущиеся то ли от холода, то ли от сильного нервного перевозбуждения руки, заскребли по земле ногтями.

– Принято, – он сплюнул кровью.

– Насмерть.

– Но дуэли запрещены, – Робс столкнулся со взглядом де Пансы, в котором отразилось такое же беспокойство, какое, кажется, было и в его глазах. – Они преследуются по закону…

Александр указал Пьеру в сторону Себастьяна:

– Помоги ему, пожалуйста.

Наполеон развернулся и, остановившись рядом с мужчиной, не смотря на него, твердым голосом, отчетливо сказал:

– Моим секундантом будешь ты.

Де Панса сокрушенно качнул головой:

– Ты хотя бы раз стрелялся на дуэли? Хотя бы до первой крови? Подожди, Леон, – он последовал за стремительно удаляющимся юношей.

– Думаешь, я похож на него? – Александр завернул за ним угол, идя шаг-в-шаг с Наполеоном. Дорога под навесом закончилась, и теперь они попали под ливень.

– В том-то и дело, что, нет. Себастьян участвовал в стольких дуэлях еще до запрета, а ему – хоть бы что: его даже, черт побери, ранило всего-то три раза – да и те несерьезно. Да послушай же ты!

– Нет, это ты послушай, – будто оттаяв, Наполеон резко остановился и схватил того за руку. – Он чуть не убил Скарлетт, он чуть не лишил меня моего самого дорогого человека…

– А теперь он может лишить этого же человека твою сестру, – парировал Александр. – О ней ты не думал?

– Да я только о ней и думаю, черт возьми!

– Тогда почему ты заходишь настолько далеко, Леон? Это почти самоубийство, пойми. Если ты хочешь посмотреть, как он в мучениях умирает, то просто взгляни на него самого, – де Панса говорил быстро, в его глазах были серьезность и страх. – Ты не видишь? Он почти безумен, это с ним с детства. Себастьян всегда был на грани, но с тех пор, как произошло это… окончательно двинулся, его мир стал рассыпаться: ему отказала Ро, разрушилась грандиозная помолвка, еще и это… Хьюго все это время был уверен в том, что убил ее. Он ждал твоего прихода каждый божий день. Его отправка в дом для душевнобольных – лишь вопрос времени. Ты не знаешь, какой животный страх его с тех пор сжигает.

– Мне стоит его пожалеть? – Наполеон ухмыльнулся. Его глаза при этом смотрели холодно.

– Если в тебе осталась хоть капля милосердия…

– Она во мне осталась, поэтому я его и пристрелю, – Вандес лишь сильнее стиснул чужое запястье. – Ты говоришь, его одолевает страх, видимо, этого страха не было раньше. Значит, и его госпоже-удаче может настать конец.

Он отстранился, отпустив руку Александра.

– Прощайтесь. Завтра утром все решится.

Де Панса мрачно опустил голову.

– И… Сандро? Я хотел тебя кое о чем попросить.

– Я тебя слушаю, – мужчина сделал тяжелый вздох.

– Если все-таки завтра все решится не в мою пользу, найди, пожалуйста, Теодора. Он сможет присмотреть за ней лучше, чем я…

Наполеон ушел. Де Панса больше не пытался его ни вразумить, ни остановить.

Он лишь молча потерянно смотрел ему вслед, вслушиваясь в шорох ливня.

***

– Теодор…

Едва слышный, хриплый шепот нарушил абсолютную звенящую тишину.

– Теодор, где ты?.. – девушка с трудом заставила своё тело подчиниться и заерзала на кровати, тихо всхлипывая и комкая одеяло. – Теодор…

На ее горячий лоб опустилось что-то влажное и холодное. Волосы, облепившие горящее от температуры лицо, пропитались водой. Скарлетт выдохнула с тихим хрипловатым стоном, с трудом приоткрывая глаза.

– Все хорошо. Тебе нужен отдых, – ее щеки коснулась прохладная ладонь.

Она, с трудом держа глаза открытыми, удивленно смотрела перед собой. Всю ночь ее мучили кошмарные сновидения, и теперь она боялась провалиться в них снова. Оказалось, что уже несколько дней девушку буквально изводила болезнь, не давая ей есть и спать.

– Я так устала… – прошептала Скар сухими губами, ещё не до конца очнувшись от дремотного бреда, рассредоточенным взглядом скользя по темному потолку. – Иногда мне кажется, что ещё немного – и я не проснусь, – она мягко улыбнулась. – Но это только кажется.

Мужчина молча смотрел на изнуренное, осунувшееся лицо, не веря в то, что это существо когда-то было так любимой им Скарлетт.

«Что же с тобой произошло?..»

С трудом разомкнув губы, девушка продолжила:

– А я уже и забыла твой голос…

Д’Этруфэ медленно опустился на стул у кровати, на котором провёл последние несколько часов, и устало прикрыл лицо руками, тяжело выдыхая. Больно. Как же больно было видеть ее такой. Она произносила его имя, она видела его, но не узнавала. Последние два часа Скар находилась в почти что бессознательном состоянии и лишь сейчас, более-менее успокоившись, расслабленно опустила худые смуглые руки на смятое одеяло.

– Теодор…

Тот вздрогнул, услышав своё имя.

– Зачем ты оставил нас? Почему ты ничего не писал? – девушка прикрыла глаза. – Разве ты, такой благородный и честный человек, мог так с нами поступить? Куда ты уехал тогда, не сказав мне ни слова? – она хрипло закашлялась, поворачиваясь на бок и поджимая колени к груди.

Влажная ткань упала с ее лба, но Скар не обратила на это никакого внимания. Она затихла, подоткнув руки под подушку, тяжело дыша.

Дверь тихо приоткрылась. Д’Этруфэ привстал, ожидая увидеть Наполеона, но в комнату заглянула Дженивьен, держа в руках свечу, закреплённую на блюдце. Она тенью скользнула внутрь и, остановившись у кровати, протянула Теодору чашку с водой, слабо кивнув в сторону больной:

– Как она?

Мужчина осторожно коснулся лба Скарлетт ладонью:

– Без изменений.

– Плохо.

Он удивленно взглянул на гостью, свободной рукой приглаживая волосы Скар.

Они замолчали.

– Наполеон уснул?

Женщина молча склонила голову в знак согласия.

– Неудивительно.

– Почему же? – она застывшим взглядом смотрела на спящую девушку, поджав тонкие губы и обняв себя за плечи.

Усмехнувшись краткому безэмоциональному ответу, в котором с трудом можно было угадать даже вопросительную интонацию, д’Этруфэ покачал головой:

– Он всю ночь просидел рядом с Вами. Заснул ненадолго, но… Вы знаете, что произошло тогда.

Джен молчала.

– Я давно не видел его таким. Я помню Наполеона пять лет назад. Он – тогда, и он – сейчас – это два совершенно разных человека, – Теодор слабо улыбнулся. – И я счастлив, что он снова стал собой. Хотя, я уехал раньше случившегося, однако, чтобы не терять сейчас время зря, Наполеон передал мне черновики своих писем – он забрал их с собой из Ла Круа днем.

– Расскажите мне, что произошло с ним несколько лет назад, – Дженивьен осторожно расправила скомканное одеяло, накрывая им Скарлетт, и присела на край кровати, прислушиваясь к ровному дыханию спящей.

– Предательство, – д’Этруфэ пожал широкими плечами. – Давайте я вкратце расскажу Вам о его жизни? Вы все поймете.

– Давайте, – Джен неотрывно молча смотрела на больную.

– Что-то не так?

– Когда я вошла, – она дотронулась пальцами до щеки Скарлетт и каким-то непривычно лёгким движением заправила той темную прядь за ухо, открывая лицо. – Мне показалось, что если бы я видела свою душу, то она сейчас выглядела бы именно так, – женщина покачала головой, отводя взгляд. – Теодор, говорите, я не буду Вас перебивать.

Д’Этруфэ какое-то время без слов наблюдал за Дженивьен, пытаясь уловить незримые изменения, сквозившие в ее поведении сейчас.

– Я знал Наполеона с раннего детства и всегда относился к нему, как к своему младшему брату. Наши семьи тесно общались, и поэтому я часто заезжал в этот дом, будучи ещё совсем ребёнком. Здесь я и познакомился сначала с Леоном, тогда мне было всего пять лет, затем через два года и с его сестрой, которую я помню ещё в колыбели… – он задумчиво нахмурил брови.

Джен поднялась и, подойдя к окну, приоткрыла с трудом подавшиеся деревянные створки, с которых посыпались мелкий мусор и труха. В комнату, душную, пропахшую чем-то навевающим тоску, заглянул свежий ночной воздух. Часть комнат в доме были почему-то закрыты на замок. И даже на первом этаже оставались открытыми лишь комната Наполеона и библиотека. Об распахивании окон вопросов более не возникало.

– Их отец, имевший до Георга звание первого Маршала, одного из пяти, был постоянно в разъездах и, как бы он ни любил своих детей, не имел ни времени, ни возможности проводить с ними достаточное количество времени, хотя это и не мешало ни Скарлетт, ни Наполеону безумно его любить. Время тогда было неспокойное, шумное. Отгремело несколько небольших войн на западе и одна крупная на юге, длившаяся около девяти лет и оказавшаяся для него последней. Детей воспитывала в основном мать. Я не помню, умерла ли она своей смертью или была убита болезнью, но последний год перед гибелью отца дети провели в обществе своей тети Мари, а позже по завещанию уже покойного первого Маршала, мой родитель временно принял на себя опекунство. После окончания войны он забрал с собой на южный остров, где находится наш особняк, детей де Брис, намереваясь дать им там хорошее образование.

Когда мы покинули Ла Круа, мне было пятнадцать, а Наполеону – десять, Скарлетт – восемь. Отец не хотел, чтобы я участвовал в войне, поэтому следующее шесть лет мы провели в на берегу южного моря, выход к которому был отвоёван в сражениях девятого Вала. В это время как раз начались первые боевые действия в горах неподалеку от Безмолвной Скалы – наставала пора десятого Вала. Империя Де Данслис снова переходила в состояние войны.

Волей судьбы случилось так, что за границей самым частым нашим гостем там стал один талантливый художник Чарльз Франк, – д’Этруфэ откинулся на спинку стула. – Именно тогда Наполеон увлекся искусством и начал рисовать под его руководством, найдя в нем для себя отличного наставника. Когда-то Чарльз участвовал в завоевании Южного острова, все же Клодий во внешних отношениях делал упор на территориально-политическую экспансию, поэтому Юг так же присоединился к Де Данслис, пусть и частично сохранив суверенитет. Дипломатия сделала свое дело. Юг – прекрасное место, я бы очень хотел туда возвратиться, была бы возможность… в общем, Чарльз когда-то участвовал в боевых действиях, но, как и часть военного состава, в результате решил остаться там. Это было довольно давно, тогда-то они и познакомились с моим отцом.

Однако на седьмой год мы были вынуждены вернуться в столицу. Наполеона призвали в армию, да и, кроме того, моё имя было найдено в одном из реестров, и мне было приказано срочно явиться на службу.

По образованию я – медик, поэтому главной моей задачей на войне была первая помощь раненым. Я не хотел убивать людей, я хотел им помогать, но война жестока.

В тех баталиях, помню, Вандес отличился и был быстро переведен в императорский гренадерский полк. У него до сих пор сохранилось несколько наград, одна из которых была выдана ему самим же Георгом ровно на его семнадцатилетие. Еще через год нас отозвали, и с тех пор мы были обязаны в качестве регулярной армии находиться в столице, несмотря на идущие полным ходом боевые действия. Наши торговые пути все еще активно действовали, так что Ла Круа обеспечивал провизией все правое крыло страны и большую часть левого, к сожалению, ближе к горам делать это становилось сложнее.

Сколько себя помню, Наполеон всегда был один. Единственными его друзьями были Скарлетт и я. На имеющиеся деньги они могли себе позволить снять весь второй этаж и жили в одном из тихих районов города. Но однажды я услышал о «ней». Вандес не называл ее имени, но рассказывал, что познакомился с этой девушкой совершенно случайно, и спустя некоторое время та стала частой его гостьей.