Текст книги "Обманутые надежды, или Чудеса случаются (СИ)"

Автор книги: Александра Стецинская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)

Глава 66

Не допустит же Господь Бог – или фатум, – чтобы простой смертный предугадал Его решение... Ему непременно нужно, чтобы удары, которые Он обрушивает, сохраняли всю чистоту неожиданности.

Том Вулф.

Глава 66

Галя открыла дверь своими ключами и вошла в квартиру. Отец громко что-то рассказывал. Прислушавшись, девушка поняла, что не маме, потому что она, время от времени, вставляла своих пять копеек в его рассказ. Похоже, у них были гости. Галя невольно поморщилась. Она расстегнула пальто, сняла сапоги, открыла шкаф и застыла, увидев военный бушлат.

– О, Галчонок прилетела! – жизнерадостно объявил Григорий Иванович, появляясь на пороге кухни. – Наконец-то. Тут такое творится…

– Что творится? – осторожно спросила она.

– Чёрте что! – доходчиво объяснил отец. – Слушай, Галчонок, а жених твой, где?

– Пап, он приедет попозже. Глеб первый день после отпуска, сам понимаешь, много дел накопилось. Он меня привёз, а сам в часть вернулся. А что?

– А то, дочушка, что чуть трагедь у нас не случилась.

Девушка рухнула на банкетку.

– Какая трагедь? Пап, ты выпил?

– Выпил? Да тут вдрызг напиться надо было. Но! ― Григорий Иванович со значением поднял палец вверх. ― Я держу себя в форме.

– Ничего не понимаю. Ты можешь толком рассказать, что случилось? Чей бушлат висит в шкафу?

– Наблюдательная ты моя, ― неизвестно чему обрадовался отец и громко чмокнул её в щёку.

– Папа! ― в голосе девушки прорезались нотки раздражения.

– Так фальшивого жениха, ― доложил отец и дурашливо развёл руками.

Девушка обхватила голову руками и застонала.

– Да, ладно тебе, Галюнь, переживать. Всё обошлось, ― обрадовал Григорий Иванович. ― А всё мать твоя. Сбила меня с панталыку, и я чуть не опростоволосился. ― Отец присел на вторую банкетку, сделал таинственное лицо и начал:

– Дело было так. Пришёл я утром с дежурства такой весь: усталый, голодный и злой.

– А почему злой? ― с улыбкой спросила Галя, смирившись с тем, что прежде чем узнает о сути событий, сначала придётся послушать длинную присказку.

– Ну, как почему? ― растерялся рассказчик и несколько минут напряжённо думал над ответом. ― Так с ночи же. А как человек толком не спамши, он знаешь какой. Ого! Мать чего-то там сунула мне пожевать, и пока я перемалывал завтрак, она мне курлыкала, что-то про твоего жениха. Нашла время! Я ж с работы. Все силы уходили на то, чтоб жевать. Пока я спал, мать тут разных разносолов наготовила, чтоб, значит, не сразу женишок сбежал, хоть перекусил на дорожку. Ага, сидим, ждём. Тут звонок. Я к дверям. Стоит на пороге мужик, песок ещё не сыплется, но уже проседает. «Здрасьте», ― говорит, ― «Я полковник такой-то, начальник Галины Григорьевны». А я ему: «Здрасьте, минутку». А сам за штуцером метнулся. Галчонок, ты пойми, я ж с ночи, а тут мать со своими «женихами». То ни одного, то вдруг косяком потянулись. У меня мозги набекрень.

– У тебя они по жизни набекрень, ― проворчала Мария Васильевна, выбежавшая из кухни проверить, куда провалился благоверный, на ходу вытирая руки кухонным полотенцем. ― Галочка, наконец-то.

– Мать, я уже пять минут назад доложил, что дочка пришла. А если ты там так трещала, что ничего не услышала, тут моей вины нету, ― недовольно проворчал Григорий Иванович.

– Гриш, что ты держишь ребёнка на пороге? Она же голодная.

– Мам, кто пришёл и почему папа решил его пристрелить?

– А кто ж его знает? Твоему отцу в башку, как что-то втемяшится…

– Мария Васильевна, я попросил бы, ― сердито буркнул отец.

– Проси, ― пожала плечами женщина. ― Это ж додуматься надо, человек на порог, а он ему штуцером в нос тычет.

– Так я думал жених! ― рявкнул Григорий Иванович.

– А если и жених, так что его сразу до инфаркта доводить нужно?

– Знаешь, мать, я по сей день жалею, что в своё время не встретил так Сашку.

– Да, ну тебя. Галчонок, мой руки и идём на кухню, там сюрприз тебя ждёт. А где Глеб? Вы что поссорились?

– Дочушка, ты только посмотри. Ещё толком не зять, а она уже переживает, ― язвительно скривил губы Григорий Иванович. ― Маш, вот учу, я тебя, учу, а ты вместо тёщи, матерью своим зятьям стать норовишь. Ты тёща, поняла! Вот и веди себя соответственно. А матери у них свои имеются. Я тебе сборник анекдотов про тёщу для самообразования дал? Дал.

– Гриша, не морочь мне голову, а то я сама за штуцер возьмусь.

– О, как! ― восхищённо всплеснул руками Григорий Иванович и, не удержавшись, громко чмокнул жену.

Мария Васильевна, еле вырвавшись из медвежьих объятий, хлопнула мужа полотенцем:

– Совсем с ума сошёл. Вот баламут. Гриш, ну сколько можно. Ступай на кухню. Галя, чего ты сидишь? Там человек тебя заждался. Где Глеб?

– Он скоро приедет, ― ответила девушка, приподнимаясь с банкетки, ― а кто…

– Здравствуйте, Галина Григорьевна.

Галя рухнула туда, где сидела, с изумлением уставившись на Ростоцкого.

– Иван Васильевич, … какими судьбами?

– Я приехал по вашу душу, товарищ лейтенант, ― усмехнулся полковник. ― Галина Григорьевна, ― укоризненно покачал головой Ростоцкий, ― почему вы мне не позвонили?

Глаза девушки полыхнули, а губы сердито сжались.

– И что я должна была вам сказать?

– Вы должны были мне сказать, что вышестоящий по званию офицер вышел за рамки служебных отношений и оказывает на вас давление.

– И вы бросили бы Москву и примчались меня спасать?

– А что я, по-вашему, здесь делаю? Галина Григорьевна, если вы забыли, то напоминаю, офицеры моего отдела неприкосновенны.

– Но генерал…

– Для всех. Вы подчиняетесь и отвечаете только передо мной, как своим непосредственным командиром и вышестоящим по званию офицером. Остальное ― моя печаль. Давайте присядем. Нам надо поговорить. Кухня вполне подойдёт, ― торопливо добавил он, покосившись на Марию Васильевну.

***

Подождав, когда внимание всех собравшихся полностью сосредоточится на нём, Иван Васильевич изложил свой план. Спокойно и чётко привёл все «за» и «против», а потом спросил у Гали, согласна ли она.

– Галина Григорьевна, я не хочу на вас давить, но на раздумья у вас всего десять минут. Извините, что я не приехал раньше, но было чертовски не просто, так быстро оформить все документы. Хорьков ждёт меня с подписанными бумагами, ровно через полчаса. Ваш перевод будет оформлен через особый отдел. В нашем отделе, вы будите числиться в служебной командировке. За полгода, в крайнем случае год, многое может измениться.

– Ну, ты Васильевич ― голова, ― восхищённо прищёлкнул языком Григорий Иванович. ― Это типа: «Либо падишах помрет, либо ишак сдохнет?»

– Не так кардинально, конечно. Решетников, за последние годы, нажил достаточно много врагов. И, не смотря на высоких покровителей, сейчас ходит по очень тонкому льду.

– Галочка, а как же Глеб? ― грустно спросила Мария Васильевна. ― Вы же только-только начали встречаться.

– Глеб? ― Ростоцкий бросил на Галю заинтересованный взгляд.

– Майор Твердохлебов, ― пожала плечами девушка, не видя смысла скрывать.

Ростоцкий слегка прищурился и кивнул:

– Одобряю. Толковый офицер и, как я слышал, человек с твёрдыми принципами, несмотря на киношную внешность. Судя по вашему колечку, у майора самые серьёзные намерения.

Мария Васильевна восторженно ахнула, только сейчас обратив внимание, ни изящное украшение. Григорий Иванович, с которого разом слетела напускная дурашливость, внимательно уставился на дочь:

– Галчонок, ты уверена?

– Пап, я люблю его, ― ответила девушка прямо, но немного рассеяно. Её мысли витали сейчас далеко. Она невольно вспоминала разговор с Твердохлебовым.

***

Майор, как обещал, ждал её после работы. Не обращая внимания на любопытные взгляды, он посадил Галю в свою машину и увёз. Девушка тяжело вздохнула и мысленно закатила глаза, только представив, какого размера достигнут сплетни к завтрашнему утру.

– Что вздыхаешь?

– Да, вот прикидываю, под каким кустиком Решетникова со своими подружками меня прикопает. Она за папочку, чуть меня не придушила, хотя я ни сном, ни духом, а за тебя точно убьёт. Её даже танк не остановит, не то, что какой-то особист. Бедняга Хорьков, ни за что, тогда пострадал.

– Как это, ни за что, ― усмехнулся Твердохлебов. ― Он тебя защищал? Защищал. А защита дам, дело, как известно, не всегда безопасное.

– Он меня защищал, как сотрудницу ОВРА, а не дамочку, по глупости ввязавшуюся в какую-то склоку.

– Галь, успокойся. У Ирины нет никаких прав меня ревновать.

– Это твоя версия. У неё свои тараканы. Можешь даже не сомневаться, она меня убьёт, а потом выкопает, чтобы убедиться в том, что я не воскресла и опять закопает… поглубже.

– На твоём месте, я бы больше волновался на счёт её папаши.

– Мой рапорт лежит у Лисницкого в сейфе.

– Угу. Только это не выход.

Всю оставшуюся дорогу, до самого дома, они молчали. Остановив машину у подъезда, майор помог Гале выйти и проводил до крыльца.

― Боишься дракона? ― спросила девушка, сообразив, что он не собирается заходить.

– Щит дома забыл, а меч мой в ремонте, ― со смешинками в глазах посетовал мужчина.

– Повезло мне, ― вздохнула Галина, ― мой рыцарь оказался растяпой.

Глеб не выдержал и захохотал. Он крепко прижал к себе девушку и ласково пригладил пушистые пряди.

– Прости, дел очень много. Если позволишь, подъеду часа через два.

– Хорошо. Я буду ждать.

– Цыганочка, послушай, я уверен, как только Ростоцкий вернётся, он предложит тебе перевод. Соглашайся. Это лучшее разрешение создавшейся ситуации.

– Но...

– Галя, – мужчина сжал её плечи и легонько встряхнул, – пойми, всё может закончиться очень плохо. Ты же не хочешь, чтобы твой отец пристрелил Решетникова или я ему шею скрутил?

– Нет, конечно, но…

– Никаких «но». Генерал не привык к отказам. Ты довела его до края. Я даже не подозревал, что он способен так опуститься.

– Ты так говоришь, будто в этом моя вина, – поёжившись, прошептала девушка.

– Не смей так думать, слышишь?! Странно было бы, если бы ты не сопротивлялась. Принуждать женщину ― мерзко и отвратительно. Это недостойно настоящего мужчины. В сумасшествии генерала нет твоей вины. Но если в результате, с твоим отцом или со мной, что-нибудь случиться, ты всё равно будешь винить себя.

– Хорошо, я уеду, – прошептала она, опуская глаза, чтобы скрыть навернувшиеся слёзы.

Твердохлебов мягко обхватил ладонями её лицо и лихорадочно пробормотал:

– Милая, не надо плакать. Это ненадолго, обещаю. Как только всё наладится, я приеду за тобой или переведусь.

Сердце девушки дрогнуло, а потом зашлось в бешенном ритме. Она быстро заморгала, пытаясь прогнать, так не вовремя набежавшие слёзы, мешавшие, как следует разглядеть выражение лица мужчины. Майор тихо застонал, осторожно кончиками пальцев стряхнул горькие капельки. Его синие глаза, обычно такие спокойные и холодные, смотрели на неё с невыразимой нежностью.

– Я так долго искал тебя, любовь моя. Почти утратил надежду… Но теперь, когда нашёл, никому, слышишь, никому тебя не отдам.

Мужчина наклонился и страстно её поцеловал. Когда она пришла в себя, и её голова перестала кружиться, он уже уехал.

***

– Галина Григорьевна, я всё понимаю…

– Я согласна, давайте бумаги.

Ростоцкий слегка удивился, он ждал протестов и возражений. Полковник внутренне был готов к тому, что Галю придётся ещё долго убеждать, приводя один аргумент за другим, и её довольно быстрое согласие немного выбило из колеи.

Окинув девушку внимательным взглядом, офицер достал необходимые бумаги. После того, как Галя их подписала, сложил в свой портфель, чтобы забрать их с собой. Мария Васильевна тихо всхлипнула.

– Тихо, мать, тихо, – Григорий Иванович крепко обнял жену за плечи и утешающе слегка похлопал по спине, – не реви, так надо. Василич прав, если Галя останется, Бог его знает, чем закончится вся эта история. Этот гад так просто от нашей девочки не отстанет.

– Я много лет знаю Решетникова, если он закусил удила, его не остановишь. Не расстраивайтесь, Мария Васильевна, это не навсегда. Как только страсти поулягутся – Галя вернётся. У вас нет оснований тревожиться. Пока я в Москве, помогу ей устроиться и присмотрю, чтобы у неё было всё в порядке. Майор в любой момент может тоже перевестись, чтобы быть ближе к невесте. Правда, Галина Григорьевна?

Девушка просто кивнула.

– А теперь слушайте последние инструкции. Завтра на работу вы не выходите.

– Но…

– Хорьков скажет Татаринцеву, что вы в командировке. Где вы находитесь никому не сообщать, кроме самых близких. Телефон оставите дома. В Москве купите новый.

– К чему такие сложности? ― изумилась Галя.

– Лучше перемудрить, чем… ― Ростоцкий достал из портфеля и положил на стол билет. ― Кой смысл затевать всё это, чтобы через неделю генерал топтался у вас на пороге. Жду вас завтра на вокзале в шесть часов утра. Не опаздывайте.

– Что, так скоро?! ― вскочила Мария Васильевна и засуетилась. ― Надо ж в дорогу собраться, а час уже поздний.

– Мать, успокойся! Разделим обязанности. Ты ― продовольствие, Галчонок ― обмундирование, я ― матчасть, жених ― доставку до места. Успеем, ― прикрикнул на неё Григорий Иванович. ― Василич, до Москвы на поезде? ― изумлённо развёл руками Григорий Иванович. ― Это сколько ж вы пилить будете.

– Мы пересядем на самолёт там, где нас невозможно будет отследить. Спасибо за всё, а теперь мне пора.

Ростоцкий подхватил портфель, попрощался и ушёл.

– Ой, доченька, ― запричитала Мария Васильевна, едва за ним закрылась дверь.

– Мать, прекрати! Не на войну провожаем! Можно сказать, у нас операция по спасению резидента.

– Гриш, ― укоризненно уставилась на него жена, вытирая полотенцем набежавшие слёзы. ― Что за глупости ты болтаешь.

– Девчонки мои! ― Григорий Иванович сгрёб жену и дочку в медвежьи объятья. ― Ох, и люблю же я вас, дорогие мои крохотули.

Глава 67

В жизни не только можно наследить, но еще и нагадить.

Афоризм

Глава 67

– Маш, а Маш, не рви мне сердце. Хватит сырость разводить, ― недовольно бурчал Григорий Иванович, на всхлипывающую жену, пряча от неё свои встревоженные глаза. ― Василич присмотрит за Галчонком.

Мужчина обнял Марию Васильевну и успокаивающе погладил по спине. У него самого кошки скребли на душе, но он боялся ещё больше растревожить свою и без того расстроенную жену.

– Глеб, ты нас до дому подбросишь?

– Конечно, поехали. Заодно, до работы успею посмотреть Галин компьютер. Она просила вам скайп подключить.

– Это что ещё за штука? ― заинтересованно спросила Мария Васильевна, моргая мокрыми от слёз ресницами.

– С помощью её, вы сможете с Галей не только разговаривать, но и видеть её.

– Ой, как здорово. Поехали скорее. Я завтрак согрею.

Григорий Иванович с ехидной улыбочкой переводил взгляд с одного на другого.

– Понятно, спелись. Слушай, зятёк, у меня есть предложение…

– Гриш, не выдумывай.

– Да я не о том. Глеб, тут такое дело, я через два дня в ночь ухожу. Не хочу Машу одну оставлять. Может, ты у нас переночуешь? Хочешь, вообще переезжай. Места полно. Сделай доброе дело. Нашу Марию Васильевну хлебом не корми, а дай о ком-нибудь позаботиться.

– Да я, в общем-то, не против. Только я ведь ухожу рано, а прихожу поздно, не хотелось бы вас беспокоить.

– Это всё ерунда, ― отмахнулась Мария Васильевна. ― Мы с Галей привыкли. Отец, ты это хорошо придумал. А то я всё утро думала, как теперь буду одна. Боязно.

– Вот и пойми вас баб. В лесу одна неделями сидела ― хоть бы хны, а среди людей ей боязно.

– Так медведю плевать на мои сбережения и кабану побоку новый телевизор, даже волку начхать на дорогущий духовой шкаф.

– Маша, очнись, какие сбережения? Мы же в ремонт всё, что было у нас, вбухали. Сомневаюсь, что воры ради телевизора или духовки рисковать станут.

– А ради штуцера?

– Вот ёлки-иголки. Мать, может, продать его к чёрту? Деньги нам сейчас будут нужны позарез.

– А как же…

– Я свой браунинг ни на что не променяю. Штуцер хорош, даже очень, но…

– Жалко… Гриш, ты же мальчикам хотел его завещать. Да и кто в нашем городе захочет выложить сумасшедшие деньги за ружьё. Не в Швейцарии живём.

– Такой дорогой? ― удивился Глеб.

– Штуцер немецкий, сделан на заказ, считай ручная работа, ― пожав плечами, ответил Григорий Иванович. ― Раз тебе жалко, пока продавать не будем. В случае чего, не стесняйся ― стреляй. Ну, ты мать даёшь, полный сейф оружия, а она ночевать боится.

– Вы умеете стрелять? ― Глеб с изумлением уставился на Марию Васильевну.

– А как же, ― женщина озорно улыбнулась. В тайге без этого никак. Меня и девчонок Гриша лично учил.

– Галя умеет охотиться?

– Не пугайся зятёк. Галчонок охоту не любит,… но стреляет отменно. А вот наша Настёна настоящая Девана ― богиня охоты.

***

В один из вечеров, когда Григорий Иванович был на дежурстве, Глеб и Мария Васильевна уютно устроившись на кухне, чаёвничали и вели неспешную беседу.

– Мария Васильевна, а почему у ваших дочерей такая большая разница в возрасте, если не секрет.

– Да какой там секрет? ― со смешком отмахнулась женщина. ― Только так просто и не ответишь, да и длинная эта история.

– Я никуда не спешу.

– Так получилось, что когда я Настёну под сердцем носила, мы с Гришей почти на два месяца застряли в зимовье. У мужа работы было тогда по горло, а я без него не хотела сидеть на кордоне. Он день-деньской по тайге бегает, я в зимовье по хозяйству вожусь.

– Не скучали?

– Некогда было. Удобств в зимовье, считай никаких. Гриша ещё затемно дров принесёт, воды натаскает, а потом на целый день пропадёт, а мне сготовить, постирать, прибраться, воды к приходу мужа нагреть и всё на одной буржуйке. По вечерам я с травами возилась, шила, вязала. Готовила приданое своему малышу. Муж хотел отправить меня в райцентр, а я упиралась. Как представила, что целый месяц до родов одна-одинёшенька буду, сразу в отказ. Женщины в положении бывают жутко упрямы, а во мне и до беременности этого добра было с избытком. Гриша ― убеждал, уговаривал, даже ругаться пробовал, а я, чуть что ― сразу в слёзы. Он слёз моих не выносил. Ну, поворчит для порядка, а потом плюнет да замолчит.

Когда мне до родов осталось около двух недель, к нам в гости заглянул Гришин друг с женой. Посидели. Это я потом догадалась, что муж их для моральной поддержки позвал. Знал, при чужих ― шуметь не посмею. Гриша объявил, что завтра идём на кордон, а оттуда поедем в райцентр. Я уже не сопротивлялась, понимала, дальше капризничать глупо. От нас до кордона часа два по тайге топать. И то, что на лыжах, не легче. Тайга тебе не парк, где дорожки расчищены, да лыжня наезжена. А у меня спину ломить уже начало. Было ясно, ещё немного и идти не смогу.

К вечеру неожиданно завьюжило, ночью начался настоящий буран, а вместе с ним вдруг воды мои отошли. ― Женщина на секунду замолчала и поморщилась. ― Намучилась, ― передёрнула она плечами, от болезненных воспоминаний. ― Роды очень тяжёлыми были. Я маленькая, а Настёна крупной была. Если бы не Вера… ― Мария Васильевна махнула рукой. ― Она ветеринаром работала. Это тебе не гинеколог и даже не акушерка, но лучше, чем совсем никого.

Гриша за ночь чуть сума не сошёл. Позже кричал, мол, дочка чудо, но ещё раз такого не переживу, никаких больше детей. Весь наш домик состоял из крохотного предбанника, да одной комнатки. Мужики из занавески перегородку сделали, а от криков, да стонов моих куда деться? Ну, ничего, Бог миловал. Родилась наша Настёна, под жуткий вой разбушевавшейся стихии. А когда метель немного утихла, мужики волокушу соорудили, спеленали меня с малышкой и бегом.

– Рискованно, ― покачал головой Глеб.

– Другого выхода у них не было. Я потеряла много крови. Мужчины боялись, что на смену снегу, ударит сильный мороз. У нас так бывает. Они меня тащили по очереди. Один впереди лыжню прокладывал, другой следом, потом менялись.

– Понятно…

– А дальше… Я даже не помню толком всех мест, где мы жили. Только обживаться начнём, а нас на новый участок переводят. Да такой, ― женщина печально вздохнула и махнула рукой, ― порой людей месяцами не видели. Гриша… он только с виду весельчак и балагур, а в работе… в работе его участок браконьеры десятой дорогой обходили. Знали, если что, из-под земли достанет. Хороших охотников не обижал. Якуты звали его Байанай. По-ихнему ― это что-то вроде духа, что животных и тайгу охраняет. Уважали. Вот только с начальством Гриша не ладил. Мы больше десяти лет так и мыкались, ни угла своего, ни кола. А потом Гриша каким-то неведомым чудом, стал по служебной лестнице подниматься.

– Почему же чудом?

– Так говорю же ― характер колючий. Начальство таких не больно жалует. ― Женщина ненадолго замолчала, углубившись в свои воспоминания. ― Дом свой поставили, ― продолжила она со светлой улыбкой. ― Настёна наконец-таки смогла завести постоянных друзей. А то не успеет толком раззнакомиться, а мы уже на новое место переезжаем. Потом и Галочка у нас появилась.

– Вы храбрая.

– Да какое там.

– После тяжёлого первого раза…

– О боли женщина быстро забывает, как только в руки возьмёт долгожданный тёплый комочек. Это же настоящее счастье ― слышать тихое сопенье своего малыша, видеть, как он недовольно морщит крохотный носик…

– Пачкает памперсы, кричит по ночам…

– А что, и это тоже счастье, ― расхохоталась Мария Васильевна.

– Скажите… Мне просто любопытно,… а, впрочем,…

– Глеб, ну, что ты мямлишь. Говори прямо.

– Если мой вопрос покажется вам не корректным, можете не отвечать. Вы действительно имеете какое-то отношение к знаменитому цыганскому роду.

– Ах, вот оно что, ― женщина усмехнулась, поставила недопитую чашку и вздохнула. ― Возможно.

– И всё, что в легенде…

– Да. Хотя, скорее всего, приукрашено сильно. Впрочем, кто его знает, как оно в точности было.

– А проклятие?

– Может, и было.

– А кто научил Галю так петь и танцевать? Вы?

– Нет, что ты. Цыгане.

– ЧТО?! Как, когда?!

– Давно. Ей тогда лет восемь или девять исполнилось. Вот это, ― женщина ткнула себя в седую прядь, словно белая лента, струящуюся среди тёмных локонов, ― я получила тогда.

– Расскажите.

– Тяжёлые это воспоминания, ― вздохнула Мария Васильевна.

– Тогда лучше…

– Погоди, дай собраться с мыслями. Какое-то время мы очень хорошо жили. Дружно, весело. Дом полон гостей. А потом как-то разом всё полетело к чёрту. Вся наша жизнь, как карточный домик, стала разваливаться. Будто не строили мы её, а так, впопыхах склеивали. Первая трещина ― Настин развод.

– Но я думал Настя с Олегом…

– Не с Олегом. Закончила наша Настёна школу с отличием. Мы так ею гордились. Гриша думал, что она дальнейшую жизнь с лесом свяжет, но Настя выбрала экономический факультет. Я даже рада была. Ещё чего не хватало. Молодой девушки день-деньской по тайге бегать. Дочка приезжала к нам на каникулы, а мы с нетерпением ждали. В один свой приезд, она познакомилась с Андреем Ворониным. Он егерем устроился к нам на работу. Андрей парень видный да ладный, не удивительно, что Настёне он приглянулся. Отец расшумелся, мол, свадьбу скорее играйте. Сыграли, ― женщина горестно вздохнула и, помолчав немного продолжила, ― на свою голову. Молодые поселились отдельно. А спустя год поползли слухи, что гуляет Андрюша. Город, в котором тогда мы жили, был небольшой. Все друг у друга на виду.

Я молчала, не хотела дочку тревожить и к ней с расспросами не лезла. А зря. На суде такое всплыло… Этот гад проклятый, сломал нашу девочку, как вздорный мальчишка игрушку. Всю душу ей выморозил. Когда слухи дошли до Гриши, он с зятем поговорил по-мужски. Если бы, он узнал, что зятёк поднимал на Настёну руку,… убил бы. Только это всплыло уже после того, как Андрей из города смылся. Он даже на суд не явился. Но подгадить успел. Воронин накатал заявление на Гришу в милицию.

И тут, словно лавина хлынула… вся наша жизнь начала скатываться в пропасть. На работе, будто только этого и ждали. Посыпались какие-то жалобы, анонимки, доносы. Началось служебное расследование. Мы с отцом посоветовались и решили отправить Галчонка к моей тётке на всё лето. Не хотели, чтобы она всю эту грязь слышала. Думали, что разберутся… Наивные… Никто не хотел, ни в чём разбираться. Гриша своей принципиальностью и бескомпромиссностью сильно мешал. Ему, что только не хотели навесить: от превышения должностных полномочий, до взятки в особо крупных размерах. О штуцере вспомнили, ― Мария Васильевна горько рассмеялась и покачала головой. ― Это ж надо такое придумать.

– А откуда он у вас? ― осторожно спросил Твердохлебов, опасаясь обидеть хозяйку.

– Так подарок же.

– От сослуживцев? ― недоверчиво полюбопытствовал мужчина.

– Да какое там. Открылась у нас в городе одна шарашкина контора ― фирма, предлагающая охотничьи туры для обеспеченных клиентов. Среди них немало было иностранцев. Говорят очень прибыльный бизнес. К слову сказать, народ там работал, конечно же, разный, но и опытные егеря среди них были.

Так вот, в этой фирме купил тур один богатенький немец, но то ли аврал у них какой-то случился, то ли на хороших егерей напал мор, судить не берусь, а сопровождать его на охоту вдруг стало не кому. Немец с друзьями уже на пороге, хозяин слюной исходит в предвкушении отхватить крупный куш, а тут бац и облом. Короче немца и его людей в тайгу повели неопытные люди. Как всегда понадеялись на русский авось. Что там у них пошло не так, я не знаю, не спрашивала. Но немец не только умудрился оторваться от группы, но и ранить медведя. Медведь попался матёрый и чуть этого горе-охотника не заломал.

Гриша, когда начальником стал, не возгордился. По лесничествам часто мотался. Не любил в кабинете штаны просиживать. Там знаешь хозяйство какое. Везде глаз да глаз нужен. Ну и в тайгу, само собой, ходил. Если б не Гриша, на одного фрица стало бы меньше. Только мужу тоже досталось. Как только немец оклемался, в больницу пришёл, благодарил. Чек в руки совал, только Гриша ни в какую. Немец уехал. Мы уж о нём и забыли. И вдруг приезжает его посланник и привозит этот самый штуцер и документы на него. Вот и вся история.

Так вот, в самый разгар служебного расследования, пришла срочная телеграмма от моей тётки. Галя пропала. Муж к начальству, так, мол, и так, нужно ехать. Начальник ему, ты что обалдел, пусть жена едет, а ты здесь нужен. Гриша заявление «по собственному» на стол и мы помчались. К моменту, как мы добрались до станицы, нашей девочки двое суток не было дома.

– Не искали?

– От чего же… искали. Только участковый там один на несколько станиц. Пока приехал, пока начал опрашивать. Сначала почему-то все решили, что девочка просто заблудилась в округе. Ходили, кричали ― никого не нашли. Тётка слегла. Мы приехали и всё по-новому завертелось. И вдруг кто-то вспомнил, что в день Галиного исчезновения возле станицы на пару часов останавливались цыгане. Дали представление и тут же свернулись.

– Почему о них сразу не вспомнили?

– Да кто ж его знает. Загадка. Может, потому что они были очень недолго. Никто не мог точно сказать, когда конкретно исчезла наша девочка. Детишек по станице носится много и приезжих среди них хватает. Кто на них внимание обращает. Бегают и ладно, лишь бы не шалили. Табор вскоре нашли. Цыгане отъехали от станицы всего на несколько километров. Мужчины, разгорячённые погоней, чуть было не затеяли драку. Гриша схватил барона за грудки. Старая цыганка вмешалась. Увидела меня и как заорёт: «Ты виновата. Твоя дурная кровь всех нас губит».

А я стою, глазами хлопаю. Понять не могу, о чём это она токует. Немного успокоившись, поговорили. Я очень мало знаю о своих предках. Мама рассказывать об этом не любила. А бабушка после того, как мои родители погибли, она немного была не в себе, но иногда кое-что вспоминала. Например, о том, что все в нашем роду умирали слишком рано. Моей маме и отцу не было тридцати. Дед умер до моего рождения, а бабушка через год после аварии, ей едва исполнилось пятьдесят. Из всех родных, только тётка по отцу и осталась.

Старуха сказала, что Галю к ним привела судьба. Девочку потрясли песни и танцы одной молодой цыганки. Она пошла с ними добровольно, потому что хотела этому научиться. Для них это стало отличным шансом вернуть долг. А дальше бормотала сущий бред. Что-то вроде того, что Зара, когда проклинала своих родичей, за компанию прокляла не только их, но и своих потомков. Кровь-то одна. И если не снять проклятья… Я такого страха тогда натерпелась.

– Обряд такой страшный?

– Причём тут обряд. Боялась, что эти ироды, нам дочь не отдадут.

– Вы же нашли их.

– Просто цыгане не скрывались, а если б хотели,… ищи ветра в поле. Мы сразу смекнули, Барон не хотел конфликта, но и старухе, видно, тоже побаивался прекословить. Чем-то она его крепко держала. Вот они между собой и сцепились. Барон выиграл, велел привести девочку. Молодая цыганка, нырнула в палатку и вышла оттуда, ведя нашу малышку за руку.

Мы сперва даже её не узнали. Хрупкие плечики обтягивала ярко-красная блуза с облегающими рукавами, расклешёнными от локтя, вместо пояса, повязан чёрный платок. Многоярусная цветастая юбка, с кучей воланов и рюш доходила до щиколоток, на которых при каждом шаге позвякивали золотые браслеты. Она шла босиком совершенно свободно, будто ходить ей так не в новинку. Её волосы были распущены и рассыпались по плечам и спине густым, тёмным водопадом до самых колен. Девочка подняла голову, и мы оторопели. У неё было лицо взрослой женщины, ― Мария Васильевна поёжилась, будто от холода и понизила голос. ― А взгляд холодный, не добрый такой. Она смотрела, никого не узнавая. Мы невольно попятились, на нас всех разом напал какой-то необъяснимый, почти суеверный страх. Заметив нашу реакцию, хищно усмехнулась и на губах так и застыла ироничная, злая насмешка. Я беззвучно заплакала. Если бы не Гриша, то я вцепилась бы в глотку проклятой старухи с воплем: «Что вы, сволочи, с моей дочерью сделали?!»

Старуха сказала ей что-то. Её голос звучал мягко, тягуче. Девочка-женщина повела плечами, плавным движением откинула волосы со лба, слегка прикусила пухлую губку и капризно стукнула изящной ножкой. В повисшей тишине, нежным перезвоном зазвенели браслеты. Я была в шоке. Это были жесты не девочки, а опытной обольстительницы. В её мимике, движениях, даже чертах лица, почти ничего не осталось от нашей дочери. Старуха протянула ей чашу с каким-то питьём и снова стала о чём-то просить, с явной мольбой в голосе.

Девочка, передёрнула плечами, тяжело вздохнула, мол, как же вы мне все надоели и, схватив чашу, одним махом всё опрокинула в рот. Потом на мгновенье застыла, вытянувшись будто тростинка, и, злобно рассмеявшись, швырнула чашу прямо в старуху. Та с трудом увернулась и крикнула что-то, громко хлопнув в ладоши. Где-то за табором нежно запела скрипка, и тихо заплакали струны гитары. Девочка замерла, полуприкрыв глаза, напряжённо прислушиваясь к музыке, на её лице появилась счастливая улыбка. Звук приближался. Она, не мигая уставилась на музыкантов, а потом, приподнявшись на носочки, заскользила, на ходу, плавно поводя плечами и запела. Голос низкий с легкой хрипотцой, вторил гитаре и сливался с переливами скрипки…