Текст книги "Обманутые надежды, или Чудеса случаются (СИ)"

Автор книги: Александра Стецинская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)

– Ууу, ― рыкнул мужчина, ― неожиданно схватил жену и крепко поцеловал. ― Сил нет, как же ты мне душу выматываешь.

– Гриш, ты совсем ополоумел, при дочке-то, ― Мария Васильевна покраснела, как девчонка, и уткнулась, пылающим от смущения лицом, ему в плечо.

– Ласточка, ты моя ясноглазая, ― нежно погладил Григорий Иванович жену по чёрным с проседью, но всё ещё густым волосам. Мужчина поднял взгляд на дочь и весело ухмыльнулся, заметив её улыбку. ― Меня, Галчонок, одна фраза твоего «начальника» насторожила. Внешность она, конечно, обмануть может, но то, что он пришёл к тебе, а сам, вроде даже обрадовался, что тебя нет дома, мне сразу не понравилось. А генерал коньяк налил и давай тебе дифирамбы петь: умница, красавица, работник незаменимый. Мать уши-то и развесила. Слёзки умиления полотенчиком утирает. Вспомнила про баночку огурчиков, припрятанную для особого случая, и умчалась. Тут он мне всё и выложил. Так, мол, и так, решил я на вашей красавице жениться, а она глупая упирается. Вы поговорите с ней. Девочка ни в чём нуждаться не будет, да и вам сможет помочь. Я для любимой жены ничего не пожалею, а сам коньячку мне подливает. У меня прямо шерсть на загривке стала. Ну, я ему вежливо и говорю, что бери-ка ты, мил человек, свою бутылку и топай отсюда подобру-поздорову. Нам помощь не нужна. Не голодаем. Руки, ноги есть ― заработаем. А он возьми и упрись.

– Вот-вот, ― кивнула головой опомнившаяся Мария Васильевна. ― Они сначала так мирно беседовали. А тут бац! Гриша как заорёт: «Пошёл вон, индюк плешивый! Что захотел за бутылку коньяку малышку мою сторговать?! Так я дочерью не торгую! И тому, кто купить попробует, живо нос набок сверну, либо дополнительных дырок, для вентиляции, наделаю». А тот ему: «Я никуда не пойду, пока мы не договоримся». Гриша мгновенно, как чёрт обернулся, смотрю, а у него в руках винтовка! ― Мария Васильевна схватила свою рюмку и одним махом всё выпила.

– Эээ, тише, Машунь. Ты бы поаккуратней, а то с непривычки голова закружиться, ― осторожно погладил её по плечу муж, заботливо подтолкнув ближе тарелку с солёными огурчиками. Закуси, душа моя.

– У меня от твоих фокусов, всю жизнь голова кругом, ― незлобиво проворчала женщина и покладисто захрустела огурцом.

– А дальше, что было? ― нетерпеливо спросила Галя.

– Так, не поверил он, что я выстрелю, ― хмыкнул Григорий Иванович. ― Попытался изобразить героя, готового ради любви умереть. Тоже мне, Ромео облезлый. Только, когда я затвор-то передёрнул, смекнул, что не шучу. Решил, лучше быть живым героем, чем памятником ему на кладбище. Я дверь распахнул и вытолкал, враз растерявшего весь свой форс, генерала на лестничную площадку, а там его холуй дежурил. Здоровый такой детина. То ли характер хотел показать, то ли перед хозяином выслужиться, короче, попёр на меня. Я в одиночку на медведя ходил, меня габаритами не запугаешь. Ну, как заору: «Первый, предупредительный ― по ногам, второй, на поражение ― по корпусу!» А тут, соседка наша, Ольга Викторовна, очень вовремя выглянула на шум. Увидала этого кабана, а у меня в руках ружьё и как завизжит: «Караул! Полиция! Грабят!» А дальше перешла на чистый ультразвук, ― восхищённо прищёлкнул языком Григорий Иванович. ― Если бы её этот, как его, а Витас услышал ― на неделю бы в запой от расстройства ушёл. Наши «грабители» с перепугу по лестнице и ломанули, а я им ещё прикладом ускорения добавил. Надеюсь, хоть немного покалечились, пока до первого этажа докатились.

– Гриша…

– Что Гриша… У меня руки чесались, заряд соли им в ж…, пятую точку пустить, чудом сдержался. Убить не убил бы, но с недельку поспали бы стоя. Глядишь и пыл поумерили бы.

– Пап, винтовка сломана, ― напомнила Галя.

– Ну и что? Не всё в той винтовке так безнадёжно. Как там писал классик: «Если в начале пьесы на стене висит ружьё, то…». А у нас ружьё даже не на стене, а в моих умелых руках. Тут уж хочешь, не хочешь, стрельнуло бы.

– На этой ноте предлагаю завершить и спокойно поужинать, ― предложила Галя.

– Э, нет, погоди, дочушка. Рассказывай, как ты умудрилась, этот геморрой с генеральскими погонами подцепить.

– Григорий Иванович, ― сердито нахмурилась Мария Васильевна, ― что за выражения. Ты же с дочерью говоришь, а не в пивнушке треплешься.

– Геморрой, дорогая, это вполне литературное слово, название одной не смертельной, но крайне неприятной болячки. Излагай, Галюня.

Девушка тяжело вздохнула и в общих чертах рассказала о своём знакомстве с генералом и последующих событиях, постаравшись опустить, как можно больше подробностей. Но и того, что она рассказала, хватило с лихвой, чтобы Григорий Иванович пришёл в ярость. Он вскочил и заметался по кухне.

– Какая сволочь! Мерзавец! ― бормотал он, сжимая кулаки. ― Подумать только, как он посмел. Жаль, что я его не пристрелил.

Мария Васильевна побледнела и умоляюще посмотрела на дочь. Галя перехватила отца, крепко обняла, успокаивающе погладила по спине и заставила сесть на стул.

– Пап, всё нормально, успокойся.

– Твой отец никому не позволит тебя обижать. Увольняйся, ― решительно заявил он.

– Что?!

– Завтра же подавай рапорт на увольнение. Поверь, этот упырь от тебя так просто не отстанет. Нервы все вымотает, а когда поймёт, что ты на уступки не пойдёшь, начнёт гадить.

– Галя любит свою работу. И что же теперь, из-за какого-то негодяя, всё бросить? ― тихо спросила Мария Васильевна.

– Что ты предлагаешь? ― мрачно полюбопытствовал отец.

– Может, попробовать подать жалобу?

– Ну, ты мать, даёшь. Сериалов что ли насмотрелась. У нас здесь не Америка, где можно попасть под суд только за то, что слишком пристально рассматривал ножки своей сотрудницы. К тому же, кляузников нигде не любят. Как бы наша дочь ещё больше не пострадала. У генерала наверняка полно связей. К гадалке не ходи, её же и сделают во всём виноватой.

– Отец прав, ― кивнула девушка. ― Решетников не моя весовая категория. Я завтра подам рапорт.

– Жаль, ― тяжело вздохнула Мария Васильевна, ― но, надо так надо.

– Чего тебе жаль, Галиной работы? ― удивился Григорий Иванович.

– И этого тоже, а ещё… Ты прости, доченька, с моей стороны это чистый эгоизм, но я уже размечталась, какие цветы посажу, какую зелень, как летом, по вечерам чай будем пить на свежем воздухе…

– А что тебе может помешать? ― удивилась Галя, присаживаясь рядом с матерью.

– Ну, раз так получилось, мы же теперь будем вынуждены отказаться от покупки дома…

– Это, с какого перепугу? ― изумился Григорий Иванович. ― Всё остаётся в силе. Деньги на покупку Олег нам даёт. Антон договорился, послезавтра мы едем к нотариусу. Галя, пока не устроится на новую работу, может помогать с ремонтом.

– А на какие шиши его делать? Денег будет в обрез, а ты ещё говорил, что они нужны на газ.

– Эти проклятые бумажки всегда нужны, ― Григорий Иванович крепко обнял жену и дочь. ― Не волнуйтесь, девочки, разберёмся. Я ничего вам не говорил, сюрприз хотел сделать, но Галкин «жених» меня переплюнул.

– Папа! Гриша! ― возмутились девчонки хором.

– Ну, ладно, ладно, ― рассмеялся он. ― Короче, меня поставили бригадиром. Так что денежек теперь будет немного больше. Суду на заводе попрошу. Выкрутимся.

– Пап, ты выбился в начальники?

– Угу, что-то типа того. Не переживай, Галчонок, справимся.

– Гриш, ты уверен? ― нерешительно спросила Мария Васильевна. ― Я о покупке дома.

– Конечно. Я же вижу, как ты устала от этой проклятой коробки. Чёрт нас дёрнул в неё влезть. А ещё мне жутко не нравиться, что наша дочь вынуждена теперь в темноте, по этим кошмарным переулкам домой добираться. Там же шпаны, что блох у бродячей собаки. У меня прямо душа не на месте, пока Галчонок домой не придёт, а встречать она не позволяет. Эту треклятую стройку, похоже, закончат как раз тогда, когда наши правнуки своих детей в школу отправят.

– На щите написано,… ― начала было возражать Мария Васильевна.

– Ага, а ты свято веришь в то, что кто-то там накалякал на заборе? Мать, да ты ещё большая простота, чем я думал.

Глава 59

Не беда, если нет друзей. Беда, если они фальшивые и продажные.

Афоризм

Глава 59

– Товарищ лейтенант, вы с ума сошли, ― громко возмущался побелевший майор Татаринцев, ― Смерти моей хотите!

– Всем привет, ― бодро поздоровался Хорьков. ― Татарин, ты чего вопишь ни свет, ни заря?

– Да ты только посмотри, что наша тихоня наваяла, ― швырнул майор особисту лист бумаги. ― Вот уж воистину говорят, ― исподтишка, как из мешка.

– Вы не против? ― из вежливости поинтересовался офицер.

Галя усмехнулась и у неё мелькнула мысль, интересно, что, если бы она ответила: «Против». Поборов искушение, девушка просто кивнула.

Хорьков внимательно прочитал и скривился:

– Вот же сука, ― не сдержавшись, выругался он. ― Довёл-таки девчонку.

– Да ладно тебе, ― неожиданно зло заговорил Татаринцев, ― подумаешь, генерал глаз положил. Тоже мне трагедия. Ну, погуляла бы чуток. Дело-то молодое. Да и не девица давно, чего ломаться-то. Сам знаешь, наш генерал, недельку другую погуляет и новую кобылку в стойло ведёт.

Девушка с изумлением уставилась на заместителя Ростоцкого. Ей показалось, что вместо добродушного толстяка, перед ней на стуле вдруг развалилось нечто отвратительное, похожее на помесь жабы с гадюкой, покрытое слизью и ощутимо пованивающее гнильцой. Она выпрямилась и резко выдохнула, чтобы не сорваться. Девушка смотрела на офицера, которого знала не один год, точнее думала, что знала, как на мерзкое насекомое.

– А если я не хочу становиться одной из многочисленных кобылок в конюшне вашего звёздного жеребца? ― спросила она тихо, подрагивающим от ярости голосом. ― А если бы на моём месте оказалась ваша жена или дочь?

Татаринцев вскочил и визгливо заорал:

– Смирно! Как вы смеете, товарищ лейтенант, разговаривать со старшим по званию таким тоном! Да я вас, да я на вас…

– Что?! ― свистящим шёпотом, полюбопытствовала девушка и шагнула ближе, сжав кулачки. В её глазах вспыхнули холодные демонические огоньки.

Татаринцев испуганно вздрогнул и почувствовал, как по спине сбежал холодный пот.

– Ах, ты ж дерьма кусок, ― с другой стороны налетела на подполковника разъярённая Виктория Аркадьевна. ― Ты ж вчера её пироги жрал, а сегодня смешал девочку с грязью.

– Товарищ майор, не забывайтесь!

– Я даже не подозревала, какая вы мразь, господин Татаринцев. Как же ловко притворялись эдаким добрячком. Да вы…

– Тихо! ― вдруг жёстко скомандовал особист, и все заткнулись. ― Чувствую вы договоритесь до трибунала, ― предупреждающе зыркнул он на женщин. ― Слушай сюда, Татарин, в виде благодарности за то, что я сейчас спас твою трусливую задницу… Да, да, именно спас. Если бы не я, то девочки порвали бы тебя на подвязки для своих чулок. Так вот, в виде благодарности, ты закроешь свою варежку и никто, слышишь, никто не узнает об этом инциденте. Девочки тоже будут молчать. Девочки? ― особист исподлобья глянул на Викторию Аркадьевну и Галю и дождавшись их неохотного кивка, продолжил. ― Слава богу, что остальные ещё не явились. Боюсь, парней, я один не сдержал бы. А теперь чётко и внятно изложи суть своих претензий к лейтенанту.

– Подписать её рапорт ― это всё равно, что добровольно накинуть на шею петлю. Как только в часть вернётся Ростоцкий, он сделает всё, чтобы эту петлю затянуть. Ему надо будет найти крайнего, и я буду самой лучшей кандидатурой.

– Хочешь я скажу тебе, кто виноват в сложившейся ситуации? ― вкрадчиво спросил особист.

– Кто? ― не замедлил войти в расставленную ловушку заместитель Ростоцкого.

– Ты!

– Но…

– Без «но»! Я же тебя предупреждал. Я говорил, доложи полковнику о сложившейся ситуации. А ты?

– Я не хотел его по пустякам беспокоить, ― пожал плечами Татаринцев и вытер липкий пот, сбегающий по трясущимся щекам, ― не думал, что всё так далеко зайдёт. Чёрт бы побрал этого Решетникова с его сладострастием. Ему пора о внуках думать, а он по бабам шляется.

– А ты не завидуй, ― хмыкнул Хорьков. ― Не у всех,… жиром заплыли. Жрать надо поменьше, а физподготовкой заниматься побольше. У тебя задница, как у тёти Зины, что в кулинарии булками и пирожками торгует, матери шести детей.

– Работа у нас нервная, ― тяжело вздохнул Татаринцев, ― а я, когда нервничаю, много ем.

– Татарин, бросай такую работу к лиху одноглазому. Ты уже бегемота запросто перевесишь. Такими темпами, скоро в двери пролезть не сможешь. Иди в пастухи. Ах, да, ты же у нас технарь? Тогда комбайнёры. Свежий воздух и никаких нервов, да и хлеб под,… короче, ты понял.

– Издеваешься?

– Немного. Давно меня так из себя не выводили. Смотришь много лет на человека, говоришь с ним, даже дружишь, а он,… вдруг,… неожиданно… оказывается и не человек вовсе. Это, знаешь ли, кого угодно может выбить из колеи.

– Что мне делать? ― жалобно спросил Татаринцев и с надеждой уставился на особиста.

– Как начёт сдохнуть?

– Галя, ― тихо позвалТатаринцев, ― Галина Григорьевна, ― поправился он, когда заметил, как её передёрнуло от его обращения, ― простите меня, ради бога. Я не хотел вас обидеть. Увидел ваш рапорт и струхнул, ― признался майор. ― Вот меня и понесло. На человеке, который создаёт проблему, проще сорвать зло, чем пытаться решить эту самую проблему.

– М-да, Сеня, похоже, ты для человечества не совсем потерян, ― хлопнул по плечу особист, рухнувшего на стул Татаринцева, ― что-то там у тебя на самом донышке имеется. Немного, но всё же лучше, чем ничего. Ладно, с тобой я позже разберусь. Твоё счастье, что извиниться догадался, а то бы,… ― шепнул он еле слышно на ухо майору.

Татаринцев тихонько заскулил. У Хорькова презрительно дёрнулись губы.

– Заткнись, и приведи себя в порядок, – строго велел он. – Твои ребята, вот-вот появятся, а ты как снежная баба, под весенним солнышком. Лейтенант, можно вас на мгновение? – особист отвёл Галю в сторону. – Значит так, от этого желе недоваренного, вы всё равно толку не добьётесь. Перепишите ваш рапорт, как положено, на имя командира части и ступайте в штаб. Спокойно, – придержал он девушку за локоть, заметив, как она дёрнулась, будто от пощёчины. – Решетникова там нет. Я точно знаю. Вчера поздно вечером генералу пришёл приказ явиться в Москву. Деталей не знаю, но пару дней, чтобы перевести дух, у вас есть. Идите к полковнику Лисницкому. Поговорите с ним. Он, хоть и дружит с Решетниковым много лет, мужик толковый и порядочный.

– Спасибо, Константин Владимирович, – искренне поблагодарила Галя.

– Пока не за что, лейтенант, – кивнул особист.

Глава 60

В этой жизни не важно, как ты падаешь. Важно, как ты поднимаешься.

Шэрон Стоун

Глава 60

Лисницкий неторопливо зашёл в штаб, машинально ответил на приветствие дежурного и невысокой, темноволосой девушки в погонах лейтенанта, мгновенно вскочившей со стула, при его появлении. Он уже сделал несколько шагов к лестнице и вдруг замер, когда до него дошло кто это:

– Вы ко мне? ― глуховатым голосом спросил он лейтенанта.

– Да, товарищ полковник, ― ответила девушка.

– Что ж, тогда пойдёмте.

Пока они шли к кабинету, в голове Лисницкого крутилось множество вопросов и предположений, зачем эта девица явилась к нему. Но получить на них ответы, можно было лишь тогда, когда он их задаст, поэтому офицер решил не торопиться с выводами. Подойдя к двери своего кабинета, Лисницкий достал ключи и открыл дверь:

– Прошу, ― сделал он приглашающий жест рукой, дождавшись, пока лейтенант войдёт, подполковник вошёл следом и плотно прикрыл дверь. ― Присаживайтесь, ― спокойно велел он. Мужчина прошёл к шкафу, открыл дверцы, снял фуражку и слегка встряхнув, положил на верхнюю полку. Потом достал плечики, аккуратно накинул на них свой бушлат и повесил в шкаф. ― Чай будете? ― спросил он, щёлкнув тумблером чайника, и тут же разозлился на себя, потому что понял, пусть не специально, но на подсознательном уровне, он всячески пытается оттянуть начало нелёгкого разговора.

– Нет, спасибо.

Подполковник кивнул, сел на своё место, приготовившись к худшему, бросил:

– Слушаю вас.

Девушка открыла папку, достала лист, положила его на стол и придвинула ближе к полковнику. Лисницкий, тяжело вздохнул, взял предложенный документ, поморщился выцепив глазом слово «РАПОРТ», но заставив себя сосредоточиться, начал читать. Прочитав, он пристально уставился на лейтенанта. Девушка ответила таким же прямым, немигающим взглядом.

Её глаза ― большие, цвета пронизанного солнечными лучами янтаря ― завораживали. Полковнику вдруг пришло в голову, что в представлении древних египтян, именно такими они должны были быть, у богини Баст. Мужчина почувствовал растерянность и странное головокружение. Оно чем-то напоминало то ощущение, которое у него возникало, когда ещё мальчишкой, отдыхая у бабушки в деревне, он, лежа на земле, пристально вглядывался в ночное небо.

– Вы уверенны? ― спросил Лисницкий, с трудом выныривая из странного омута, чем-то похожего на лёгкий транс. Лейтенант, будто почувствовав его состояние, отвела глаза и кивнула.

– Хм, ― полковник сжал пальцами переносицу и с силой помассировал. Это всегда ему помогало собраться с мыслями. ― Дело в том, ― начал он медленно, стараясь осторожно подбирать слова, ― что я в курсе вашей, так сказать, проблемы.

– Вся часть в курсе, ― не сдержавшись, язвительно буркнула Галя, ― только помочь никто не может,… или не хочет.

Лисницкий взял в руки рапорт, ещё раз пробежался глазами и отложил в сторону.

– Галина,…

– Григорьевна, ― подсказала девушка.

– Ваше решение уйти из армии связано с этой… ммм… непростой ситуацией, или есть что-то ещё?

– Первое, ― кратко бросила лейтенант и сжала ладони с такой силой, что побелели костяшки пальцев.

– Понятно…

– Павел Олегович, скажите прямо, вы подпишите? ― девушка умоляюще посмотрела на полковника, а он не в силах вынести почти гипнотическую силу её глаз, уставился на свои руки.

– Галина Григорьевна, ― начал он мягко, ― простите, что сую нос не в своё дело, поймите меня правильно, мы с Германом Арнольдовичем не только сослуживцы. Нас связывает многолетняя дружба. Он всегда был большим жизнелюбом, но всё в пределах разумного. Решетников никогда женщин не принуждал, да ему и ненужно было этого делать. Он всегда умел завладеть вниманием той, что была ему, скажем так,… симпатична.

– Я поняла, но со мной этот фокус не прошёл, ― пожала плечами Галя. ― Заявлять, что я не такая как все, по-моему, слишком самонадеянно, но факты вещь упрямая. Скажите, вы знали его жену?

– Да, знал.

– Я действительно на неё похожа?

– На мой взгляд, ― нет. У вас только имена одинаковые и цвет волос. Хотя, пожалуй, они у вас даже немного темнее. Она была выше вас на голову, крупнее, но не толстушка. У неё были красивые серые глаза и чертовски обаятельная улыбка. Она была энергичной, заводной и душой компании. А вы, как я понял, не любите привлекать к себе внимание, несмотря на весьма неординарную внешность.

– Далась вам всем моя внешность, ― проворчала Галя.

Подполковник тихо рассмеялся.

– Удивительно, но вы как-то умудряетесь оставаться в тени. Понятия не имею, как вам удаётся этот фокус. Может, поэтому, стоит вам выйти на свет… у мужчин перехватывает дыхание. И тогда, не обратить на вас внимания – невозможно. Хотя, если честно, простите за прямоту, но Галина Решетникова была всё-таки красивее вас. У неё были почти идеальные, я бы даже сказал, классические черты лица, доставшиеся ей от бабушки, в своё время, очень известной балерины, но вы… Есть вас что-то такое восточное,… яркое,… почти мистичное… не знаю, какая-то загадка.

– Ерунда, ― сердито отмахнулась Галя. ― Я самая обычная женщина. Никаких тайн и загадок. Как я уже сказала, ничем не примечательная обывательница. Вся моя жизнь: дом ― работа, работа ― дом. На остальное нет ни времени, ни сил.

– Вот уж не скажите. Вы женщина, а значит, загадка присутствует по определению, тем более, служите в армии. Знаете, я долго ломал голову над тем, чем же вы могли так зацепить Германа и  почему вы у него ассоциируетесь с покойной женой.

– Догадались?

– Пожалуй. Галина была единственной женщиной, которую Герман не смог покорить сразу. Ему пришлось, изрядно потрудится, чтобы она дала согласие стать его женой. При всей видимой покладистости и доброжелательности, характер у Галины был стальной.

– Понятно. Я оказалась второй по счёту, некупившейся на его… ммм… мужское обаяние, и он тут же сделал стойку? Чтобы там Герман Арнольдович себе не напридумывал, меня он не интересует ни в качестве любовника, ни тем более мужа.

– Так я к этому и веду. Галина Григорьевна, поговорите с ним прямо и откровенно. Объясните…

– Уже.

– Что уже? – слегка опешил полковник.

– Поговорила и объяснила.

– Давно?

– Неделю назад.

– Тогда мне не понятно, зачем вы написали рапорт об увольнении?

– Я объяснила, а вчера товарищ генерал пришёл ко мне домой. Разразился жуткий скандал.

– Насколько «жуткий»? – немного помолчав, спросил Лисницкий.

Галя поколебалась, но ответила:

– Настолько, что отец достал ружьё, пытаясь избавиться от навязчивого гостя.

– Что?! У вас дома хранится оружие? – изумился полковник.

– Мой папа отличный охотник. Он долго работал егерем и сейчас, каждый сезон ездит охотиться.

– Постойте, постойте… Гриша-Егерь ваш отец?

Галя невольно улыбнулась, вспомнив, откуда появилось это прозвище. Когда она была ещё совсем маленькая, то на вопрос, папиных друзей, кто твой папа и как его зовут, гордо отвечала ― Гриса-Егерь. Мужчины хохотали до слёз, а эта детская аббревиатура так к нему и прилипла.

– Вы знакомы?

– Только шапочно. Мир охотников достаточно тесный, но я, в силу своей занятости, редко могу себе позволить, побродить по лесу с ружьишком. М-да… вот уж, воистину… Я много чего слышал о вашем отце и если хотя бы половина того, что о нём болтают, правда… Герману повезло, если он ушёл от вас с целой шкурой.

– Не совсем, – призналась Галя. – Я не видела, но возможно, генерала, вдобавок, спустили с лестницы.

– Хм, если бы он что-то сломал, я бы уже был в курсе, а пару ссадин и синяков… Впредь умнее будет. Скажите, ваш отец знает о том, что вы решили подать рапорт?

– Да.

– Странно.

– Сегодня утром, когда я уходила на работу, он мне сказал, что если я всё-таки решу бороться, то он меня поймёт и поддержит.

– Тогда почему…

– А потом предупредил: «При таком раскладе, будь готова к тому, что тебя вываляют в грязи и некоторые из тех, кого ты считала друзьями, таковыми перестанут быть». Если у меня и были какие-нибудь сомнения на этот счёт, то они полностью развеялись полчаса назад. В справедливости его слов, я убедилась наглядно. Можете считать меня трусихой или страусом, пытающимся спрятать голову в песок, как вам будет угодно, но я хочу уйти из армии, не испачкав хороших воспоминаний. И ещё… не хочу терять друзей.

– Вы так им не доверяете? ― чуть насмешливо бросил полковник.

– Они вынуждены будут принять чью-то сторону. Это неизбежно. А я никого не хочу ставить перед выбором. Зачем? Будет гораздо проще, если я уйду.

– Я вас понимаю, ― кивнул Лисницкий, ― и во многом согласен, но давайте ненадолго отложим окончательное решение этого вопроса.

– Почему?

– Галина Григорьевна, ситуация в любой момент может поменяться. Мне очень бы не хотелось, чтобы мы потеряли такого отличного специалиста, как вы. Обещаю вам, если в течение двух-трёх дней, ничего не изменится, я лично принесу вам подписанный рапорт. Заметив скептический взгляд лейтенанта, добавил:

– Слово офицера.

– Спасибо, ― кивнула девушка. ― Разрешите идти?

– Идите.